Текст книги "Лилия прокаженных"

Автор книги: Патрик Данн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 7

– Голубянки, – улыбнулся Финиан. – Со вчерашнего дня, куда ни пойдешь, – всюду порхают. Красавицы, правда? – Он поцеловал меня в щеку. – И крылышки – точь-в-точь цвет твоих глаз.

– Какой ты милый. – Я тоже его поцеловала. Долгим кружным путем мы направлялись к садовой беседке, и когда шли по «Призрачному саду», легкий ветерок поднял в воздух вихрь ярко-синих трепещущих лепестков. Я не сразу сообразила, что это бабочки.

Брукфилдский сад, творение Финиана, раскинулся на двух гектарах земли и был разбит на участки наподобие сложенной шахматной доски. У каждого была своя тема, свое настроение, свои растения и свои краски. Отведенный от реки, умиротворяюще журчащий ручей – гидрографическая деталь ландшафта – делил территорию пополам. Чего здесь только не было – от монашески аскетичного японского «сухого сада»[7]7
  «Сухой сад» – один из видов японского садового искусства. Возник в XIII в. под влиянием дзен-буддизма. В таких садах отсутствуют водные источники и число растений сведено к минимуму.


[Закрыть] до естественного уголка леса с ручьем и пешеходным мостиком. Цветовая гамма охватывала весь спектр: от «Потока лавы» – пространства, покрытого ярко– и темно-красными растениями с вкраплениями пышущих жаром оранжевых и желтых оттенков – до моего любимого «Призрачного сада». В нем росли цветы холодных как лед тонов – белые, бледно-голубые, нежно-лиловые. Лунными ночами они испускали призрачное сияние и выглядели совсем иначе, чем днем. Участки разделяли куртины роз, бордюры из многолетних цветов и трав, живые изгороди, цветущие кустарники и аллеи деревьев местных пород.

Когда я приехала, Финиан вручил мне стакан игристого итальянского «Просекко», и теперь я шла рядом, со стаканом в руке, а он показывал мне цветы, которые только начинали распускаться. Когда не было работы в саду, Финиан обычно надевал что-нибудь черно-серое, в тон волосам и бороде. По сегодняшнему случаю на нем были черные джинсы и рубашка из набивной ткани с короткими рукавами. Примерно так выглядела бы гавайская в черно-белом фильме.

Я с нетерпением ждала, когда мы на несколько часов уйдем подальше от мирской суеты. Нередко иностранные дипломаты, путешествующие знаменитости, законодатели садовой моды из разных стран заранее договаривались о приватном посещении Брукфилда после окончания экскурсий для широкой публики. Хотя Финиана радовали такие визиты, в это первое после обручения лето самым дорогим для нас были вечера, проведенные вместе, ведь остальное время мы оба работали. И когда удавалось, он принимал частных посетителей между пятью и семью часами пополудни.

– Прости, не было времени поговорить с тобой днем – не представляешь, что здесь творилось, – извинился он.

– Я так и подумала. По крайней мере ты напомнил мне о Каслбойнской Мадонне. И когда отец Берк заявил, что наша статуя – она и есть, я знала, как себя вести. – Финиан выслушал мой рассказ обо всем, что произошло. – Хорошо, что теперь ею займутся другие. Не хочется портить отношения с человеком, который будет нас венчать.

Я держала Финиана под руку и сразу почувствовала, как он едва заметно напрягся.

– Что-то не так?

Мы все-таки решили венчаться в церкви, хотя Финиана вполне устраивала гражданская регистрация брака. Пришлось долго его уговаривать – упрямства моему жениху было не занимать, иначе бы он не осилил такой геркулесов труд, как Брукфилд.

Он разомкнул мою руку и опустил свой стакан на стоявший рядом садовый стул. Потом взял меня за плечи и заглянул в глаза.

– Мы ведь не условились о точной дате? – Из-за того, что раскопки совпали с разгаром сезона в Брукфилде, последний квартал года казался самым подходящим временем для свадьбы. Церемония будет скромной, приглашенных немного, и обычные в таких случаях заблаговременные приготовления не понадобятся. – Видишь ли, тут кое-что подвернулось… Мне предлагают работу. Я стараюсь, чтобы это не стало помехой, но кое-какие трудности могут возникнуть.

– Не стало помехой… трудности… что ты имеешь в виду? – Иногда Финиан консультировал тех, кто хотел обзавестись садом или улучшить то, что имел. На этот раз все выглядело серьезнее.

– Ко мне обратились из «Нэшнл траст»: предлагают принять участие в необычном проекте – сад, каким его увидел и описал в одной из поэм Александр Поп.[8]8
  Александр Поп (1688–1744) – английский поэт-классицист, критик, переводчик античных авторов.


[Закрыть] Все подробности в письме, которое еще в пути, так что ничего определенного сказать не могу. Насколько я понимаю, конкретная дата для тебя особого значения не имеет.

Я почувствовала облегчение.

– Если только в пределах разумного. Не хочу, чтобы ты уехал наутро после свадьбы, как солдат, которого отправляют на фронт.

Он поцеловал меня в щеку.

– До такого вряд ли дойдет… Ну-ка поглядим, что еще расцвело за последнее время… – Он снова меня поцеловал. – Кроме нашей любви, разумеется.

Я взяла его под руку.

В «Призрачный сад» мы вошли по галерее из только что распустившихся душистых лилий, а выходя из него, прошли под аркой из золотого дождя. На прошлой неделе сад мог похвалиться только зеленой листвой, а сейчас был увешан длинными гирляндами желтых цветов. В это время года все вокруг преображалось чуть ли не на глазах – всего за несколько дней одуванчики в окрестных полях уступили место лютикам.

Черные дрозды прыгали по газону перед деревянной беседкой. Пережевывавший свой ужин кролик не двинулся с места, пока мы не подошли вплотную, и лишь тогда юркнул под прикрытие живой буковой изгороди, да и то не особенно стараясь спрятаться – я хорошо видела его хвостик.

По ступенькам мы поднялись на деревянный настил ажурной постройки восьмиугольной формы, где собирались ужинать. После долгой экскурсии у гостей создавалось обманчивое впечатление, что они забрели очень далеко от главного дома, и тенистую беседку предусмотрительно поставили для отдыха перед продолжением прогулки. Отчасти так оно и было – посетители попадали сюда, осмотрев половину сада. На самом деле беседка служила продолжением внутреннего дворика позади дома, и к нему вел едва заметный проход в живой буковой изгороди.

Бесс, золотистый лабрадор Артура, приковыляла, чтобы со мной поздороваться, и я потрепала ее по холке. Стол был уже накрыт, две бутылки вина охлаждались в ведерке со льдом, стоявшем на садовом стуле из кованого железа.

– Как чувствует себя Артур? – поинтересовалась я. Прежде чем выйти в сад, я обычно перебрасывалась с ним парой слов.

– Все «грех жаловаться», как он любит выражаться. Беседует сейчас… – Финиан запнулся.

Тут я заметила, что стол накрыт на троих.

– Он что, ужинает с нами?

– Мм… не совсем. То есть ужинает, но не он.

– И кто же? – Никаких гостей Финиан вроде не упоминал. А может, я просто думала о своем и прослушала? Даже не принарядилась как следует – после душа переоделась в джинсы и бледно-розовый свитер, а туфли на высоких каблуках сменила на бело-розовые кроссовки.

– Малкольм Шерри.

Я не то чтобы рассердилась, просто не ожидала такого.

– Как… с чего вдруг…

– Он заходил расспросить отца о теле женщины, которое тот заметил в ручье, – может, еще что в глаза бросилось и все такое. Старик, видно, почувствовал к Малкольму расположение и попросил меня поводить его по саду. А дальше ни с того ни с сего пригласил Шерри на ужин – наш с тобой ужин! Не мог же я воспротивиться.

Неудивительно, что Малкольм Шерри произвел на Артура впечатление. Примерно моего возраста – еще нет сорока, – по внешнему виду и привычкам он был ближе к поколению Артура. В старые времена из него получился бы идеальный сельский доктор, каких сегодня увидишь разве что по телевизору, в воскресном сериале. Но вышло так, что как врач Малкольм имел дело лишь с покойниками – еще одна его особенность.

– Шерри говорил, что хотел бы с тобой повидаться.

– Неужели?

Финиан спустился по ступенькам и в сопровождении Бесс скрылся за изгородью. Пока он не вернулся вместе с нашим нежданным гостем, я налила себе немного вина, однако букет почти не ощутила – перебивал аромат роз, вьющихся рядом по стойке беседки. Он был настолько силен, что мне вдруг вспомнился тошнотворный запах, стоявший утром на кладбище. Я подумала о Терри – как он там? Наверняка все в порядке, иначе Кора Гейвин непременно бы позвонила.

Из кустов изгороди выпорхнул вьюрок и, стрекоча как заводная игрушка, низко-низко пронесся над лужайкой. Финиан и Малкольм, каждый с подносом в руках, кое-как протиснулись сквозь узкий проход в изгороди.

– А, Иллон, рад тебя видеть! – Малкольм поднялся по ступенькам, поставил на стол поднос и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. На нем были темно-синий блейзер, серые брюки и белая рубашка с красным шейным платком.

– Привет.

Малкольм нервно провел рукой по тонким, редким как у младенца, светлым волосам, сквозь которые проглядывала кожа, пунцово-розовая от жгучих лучей полуденного солнца.

– Последний раз мы виделись с тобой в Дроэде. Под Рождество, так ведь?

Он застыл подле меня в неловкой позе, пока Финиан расставлял тарелки под крышками из нержавеющей стали.

– Вообще-то в последний раз мы встречались у Ньюгрейнджа, – напомнила я. Перед тем Малкольм замучил меня просьбами устроить ему приглашение на мероприятие, проходившее в день зимнего солнцестояния у знаменитого погребального сооружения времен неолита. И все ради того, чтобы произвести впечатление на свою новую пассию, которая умудрилась оскорбить меня и еще нескольких археологов, собравшихся там по торжественному случаю.

– Ну да, конечно, как я мог забыть. – Он покраснел под стать розам у себя за спиной.

Финиан подхватил подносы.

– Хочу еще кое-что принести. Я мигом. Нальешь нам вина, любимая? – Он вернулся в дом.

Малкольм продолжал топтаться рядом.

– Присаживайся… – показала я на один из бамбуковых стульев. Мне и вправду хотелось, чтобы он расслабился. – Вина хочешь? – Я наполнила бокалы – его и Финиана.

– Как Изабелл поживает? – поинтересовалась я, когда он рискнул опуститься на стул.

Малкольм заерзал, словно уселся на кнопку.

– По правде сказать, я не в курсе… не виделся с ней последнее время…

Наступила пауза.

Я ждала продолжения.

– Понимаешь, мы не смогли найти общий язык.

– Извини. – Мне стало его жаль. Как бы там ни было, в порядочности ему не откажешь. Но что он сорвался у нее с крючка – совсем неплохо. Изабелл не то, что ему нужно.

– Да-да. Если помнишь, на Рождество мы ездили в Германию, в Мюнхен. Нас пригласили на обед – собрались врачи. И в такой компании Изабелл не нашла ничего лучше, как ляпнуть, что современной медицине далеко до древнеегипетской. Ты ведь знаешь, какой у нее язык…

Мне ли не знать!

– Это бы я простил, никто не обиделся. Так нет, она возьми да скажи моей приятельнице Гудрун Вальдер, а та – знаменитый нейрохирург, что древнеегипетские лекари, делавшие трепанацию черепа, смыслили в своем деле побольше нынешних. Когда Гудрун поинтересовалась, откуда такие сведения, Изабелл заявила, что в прошлой жизни была врачом в Древнем Египте, а Гудрун держала у себя на посылках.

Я не смогла сдержать улыбку.

– Конечно, сейчас вроде забавно, но в той обстановке… Ладно, Бог с ней. А тебя, значит, можно поздравить. – Он имел в виду нашу с Финианом помолвку на Пасху.

– Спасибо.

– Что ж, давно пора. – Малкольм старался не подавать виду, но его распирало от любопытства.

– Мы познакомились, когда я училась в школе. Финиан вел в нашем классе историю, с его подачи я заинтересовалась археологией. Когда я поступила в колледж, он уже не преподавал – дни и ночи проводил в Брукфилде. Потом наши пути надолго разошлись, и только последние несколько лет мы вновь стали встречаться. Но все время были слишком заняты, чтобы думать о браке.

Малкольм с улыбкой огляделся – привольная лужайка, деревья и кустарники на синем фоне высокого неба, озаренные лучами вечернего солнца, садящегося за садом.

– Впечатляет! Чудесное место. Собираетесь здесь жить после свадьбы?

– Скорее всего. – Я услышала шаги возвращавшегося Финиана. – Но пока не спешим.

Финиан принес глубокую чашку зеленого салата и мельничку для перца.

Под крышками на тарелках оказались жареные стейки из лососины и пюре из молодого картофеля с маслом. Финиан разложил салат.

Приступив к еде, все замурлыкали от удовольствия. Я уговорила себя, что одна картофелина фигуры не испортит.

– Говорят, сегодня вы нашли нечто особенное, – нарушил молчание Малкольм.

– Так и есть. Средневековую статую Пресвятой Девы с Младенцем. И угадай где? В свинцовом гробу!

– Более чем странно.

– Когда его открыли, я подумала, что вижу идеально сохранившееся тело.

– А вот здесь – ничего особенного. В запечатанных свинцовых гробах возникает анаэробный эффект, и в бескислородной среде покойники практически не разлагаются. Никогда не слышали о Человеке из Сент-Биза?

Я-то, конечно, слышала, потому и была готова поверить, что вижу прекрасно сохранившийся труп.

– Я – нет, так что рассказывай, – попросил Финиан.

– Сент-Биз – городок в Камбрии. Человека, о котором речь, нашли в 1980-х, при раскопках в небольшом бенедиктинском монастыре. Он был как бы завернут в свинцовый саван и еще в полотно, пропитанное пчелиным воском. Когда все развернули – глазам не поверили: пролежав в земле шестьсот лет, труп нисколько не изменился. Даже ткани, представьте себе, остались розовыми, в том числе и на срезе печени.

Я бросила взгляд на Финиана, собиравшегося отправить в рот кусок лосося. Помедлив мгновение, он с деланным отвращением отложил вилку. Хотя никто из нас излишней брезгливостью не страдал, тема явно не годилась для застольной беседы.

– А в плевральной полости осталась жидкость, которая…

– А кто же тогда… – попытался невзначай вмешаться Финиан, но Малкольм и не думал останавливаться. – Прошу прощения, Малкольм. Я только хотел спросить Иллон, есть ли какие-нибудь догадки, кто похоронен рядом со статуей.

– Пока никаких, – призналась я. – Но в Средние века в свинцовых гробах хоронили либо людей с положением, либо небедных. Так что, вероятно, это духовное лицо, сановник или по меньшей мере состоятельный купец.

– Что-то я не улавливаю. – Малкольм, моргая, переводил взгляд с меня на Финиана и обратно. – Получается, в гробу, кроме статуи, лежал еще и покойник?

– Извини, Малкольм, что сразу не объяснила. Мы обнаружили два свинцовых гроба, стоявших рядом в крохотном склепе. После того как их подняли на поверхность, склеп завалило землей.

– А что было в другом гробу?

– Трупная жидкость – так ее, кажется, называют. Еще пучок волос и несколько костей.

– Такое случается. Свинцовые гробы нередко лопаются – не выдерживают давления скапливающихся «вредных испарений», если пользоваться термином, принятым в Викторианскую эпоху. Газов, другими словами. В результате начинается разложение. Но его течение непредсказуемо – все зависит от окружающей среды и консервирующих свойств самого свинца.

– А спустя сотни лет останки могут быть заразными?

– С этой точки зрения остатки тканей и трупная жидкость потенциально опасны независимо от возраста. Живые больше всего рискуют заразиться от мертвых, контактируя с содержимым свинцовых гробов. И риск увеличивается, если покойник – жертва инфекционной болезни.

Я снова бросила взгляд на Финиана, а он с беспокойством посмотрел на меня.

Малкольм энергично заработал ножом и вилкой, даже не подозревая, как напугал меня.

– А есть новые соображения, почему статуя оказалась на кладбище? – спросил Финиан, пытаясь направить разговор в менее опасное русло.

Я поспешила на помощь.

– Прятать ценности на кладбищах – обычное дело, особенно в периоды бедствий.

– Вот-вот, таких, как «черная смерть», – вставил Малкольм, не давая нам отклониться от темы.

– Совершенно верно, – кивнул Финиан. – Но через двести лет Реформация тоже стала великим потрясением. Что, если статую тогда не уничтожили, а спрятали?

– Да не может она быть Каслбойнской Мадонной. Манера другая, более поздняя, – не уступала я.

– Не исключено, что копия, – упорствовал Финиан.

– Каслбойнская Мадонна? – удивился Малкольм. – Впервые слышу.

– Знаменитый чудотворный образ. В Средние века сюда стремились паломники, чтобы только взглянуть на него. – Я просительно посмотрела на Финиана. – Мы надеемся, СИТО что-нибудь разыщет. Хорошо бы, ты подключился. – Я повернулась к Малкольму. – Это компьютерная программа поиска информации в базе данных. Мы сами ее разработали, но главная заслуга принадлежит Гейл Фаулер, моей помощнице.

– СИТО – Система информационного трехступенчатого отбора, – объяснил Финиан. – В шутку назвали. Действует и вправду как сито или решето, то есть пропускает материал сквозь ячейки разного калибра. Мы ввели в нее всю информацию о Каслбойне, какую удалось раздобыть. Уйму источников использовали – от путеводителя по городу до средневековых исторических хроник Ирландского королевства.

– Чтобы иметь собственный домашний архив, обрабатывали данные о любых событиях вплоть до конца девятнадцатого века. Скачивали, сканировали, набирали – уже не вспомню, что еще, – всю информацию, что попадала в руки. Включая доступные фольклорные источники – спасибо Финиану. В них тоже можно найти много важного, особенно когда ничего другого нет.

– А встречались фольклорные свидетельства эпидемии чумы в Каслбойне?

– Существует страшная история о кладбище Модлинс, – ответил Финиан. – Там якобы появлялась, как призрак, женщина в длинной накидке. Время от времени, когда требовался очередной покойник для ее кладбища, она поджидала какого-нибудь всадника на въезде в Каслбойн, запрыгивала позади него на спину лошади и заключала несчастного в ледяные объятия. У ворот кладбища на дорогу выскакивал черный, с красными глазами пес – настоящее исчадие ада. Пока всадник успокаивал испуганного коня, женщина спрыгивала на землю и исчезала. А человек в скором времени заболевал и умирал – Женщина-Смерть забирала его в свой дворец мертвых.

– Прямо мороз по коже, – попытался пошутить Малкольм. – Тебе это о чем-нибудь говорит?

К скептицизму окружающих Финиану было не привыкать.

– Если иных свидетельств нет, из рассказа следует один вывод: в прошлом люди верили, что на кладбище скрывается нечто, способное убить человека после того, как он вступил с ним в контакт, – очень похоже на инфекционное заболевание. А это подтверждает, что на кладбище действительно хоронили умерших от чумы.

Теперь я поняла, почему в телефонном разговоре Финиан упомянул Женщину-Смерть. Неужели беспощадный кладбищенский призрак имеет отношение к статуе?

– Поначалу никаких жертв чумы мы не обнаружили, – сказала я. – К югу от часовни насчитали четырнадцать погребений умерших от проказы – и все. Могилы глубокие, на приличном расстоянии друг от друга. Значит, люди скончались, когда пришел их срок, а не во время эпидемии. Позднее попалась еще одна группа захоронений, несколько дальше от часовни – порядка десяти, вплотную друг к другу; археологи называют такие «цепочками». Могилы отдельные, но неглубокие, и появились, очевидно, примерно в одно и то же время. Следовательно, произошла катастрофа, которая…

– Которая вполне могла быть сражением, – перебил меня Малкольм.

– Тогда бы на скелетах остались следы насильственной смерти, – возразила я. – Но их не было, как и признаков проказы. А чума отметин на костях не оставляет.

– И ты решила, что обнаружены первые жертвы «черной смерти».

– Не только поэтому. Скелеты хорошо сохранились, и по расположению длинных трубчатых костей видно, что руки и ноги покойников фиксировали. Значит, готовили к погребению – возможно, заворачивали в саваны или пелены. Я хочу сказать, что, когда «черная смерть» пришла в Каслбойн, горожане не опустили руки и старались хоронить усопших, соблюдая все обряды, – даже когда умирали пациенты больницы Святой Магдалины, в большинстве своем паломники. Но потом все изменилось.

– Изменилось?

– Что происходило в самом городе, неизвестно, но в Модлинс вырыли две общие могилы – чумные ямы – позади захоронений, о которых я рассказывала. В каждой лежало около тридцати тел. Покойников или просто сваливали друг на друга, или пересыпали тонким слоем земли – «наподобие лазаньи», как выразился один итальянский очевидец «черной смерти». Многие скелеты рассыпались и стали грудой костей, а позы уцелевших свидетельствовали, что мертвых просто сбрасывали в ямы, не заботясь о погребальном ритуале. Индивидуальные захоронения становились недоступными – с ростом числа умерших уменьшалось количество рабочих рук. Мы установили, что из девяноста тел, обнаруженных при раскопках кладбища, семьдесят пять – жертвы эпидемии чумы, в основном паломники. Вероятно, все они оказались в Каслбойне в конце лета 1348 года. Данных радиоуглеродного анализа пока нет, но мы нашли несколько монет, так называемых «жетонов». Их можно датировать серединой четырнадцатого века – есть хотя бы от чего оттолкнуться.

Малкольм допил вино.

– Знаешь, то, чем ты сейчас занимаешься, удивительно близко к моей повседневной работе. – В его голосе звучали нотки одобрения. – Причина смерти, поза, в которой лежит скелет, предметы, обнаруженные при нем, и так далее. – Он откинулся на спинку стула и аккуратно промокнул губы салфеткой. – Должен сказать, Финиан, ужин превосходный.

– Еще вина?

Малкольм утвердительно кивнул, и Финиан наполнил его бокал.

– Ты сказала, что большинство жертв – паломники. Откуда такая уверенность?

– Мы нашли их эмблемы.

– Эмблемы паломников?

– По всей Европе они продавались в святых местах как сувениры. Паломники нашивали их на шляпы или одежду, носили на шее. Например, маленькие ампулы с запаянной в них каплей лампадного масла или святой воды. Но самые известные были нерукотворными – взять хотя бы створки раковин, собранные на морском берегу по пути в Испанию, к гробнице святого Иакова в Сантьяго-де-Компостела. Нам попалось несколько таких и еще металлические эмблемы, в том числе одна из Кентербери, из собора с мощами архиепископа Томаса Беккета.

– То есть некоторые паломники приходили сюда из Англии и приплывали с континента?

– Несомненно. Жетоны, о которых я говорила, могут подсказать, из каких краев. Это не монеты в полном смысле слова, а медные фишки. Ими пользовались при подсчетах и в азартных играх. Те, что у нас, родом из Нижних стран.[9]9
  Нижние страны – в Средние века название территории, примерно совпадающей со странами Бенилюкса: Бельгией, Нидерландами и Люксембургом.


[Закрыть] Их нашли в яме, где бок о бок лежали три скелета. Там же оказался обрывок разноцветной ткани – все, что осталось от капюшона, как мы полагаем. Скончавшихся от чумы, судя по всему, хоронили в одежде, и жетоны могли выпасть из чьей-то сумы или кармана. Две из найденных эмблем явно имеют отношение к Бельгии или Нидерландам.

Я умолчала о том, что подобные эмблемы – с откровенно эротическими изображениями – считались богохульными. Их роль в средневековом обществе малопонятна. Предстояло разбираться и с тем, почему три скелета были ориентированы по оси север – юг, когда в остальных захоронениях – индивидуальных и массовых – покойники лежали головой на запад, а ногами на восток. Я собиралась поразмыслить над возможными причинами после окончания раскопок, но теперь придется отложить.

– Предполагается, что паломники приходили сюда в надежде взглянуть на Каслбойнскую Мадонну? – спросил Малкольм.

– Именно. К несчастью, это способствовало распространению эпидемии. Не исключено, что паломники и занесли сюда болезнь. Очень странно, однако, что нам не попалось ни одной эмблемы, изготовленной в Каслбойне. Мы ведь совершенно не представляем, как выглядел образ Мадонны.

На сад опустились сумерки, в воздухе ощущалась сырая прохлада. Я поежилась и посмотрела на Финиана. Он сидел, поставив локти на стол и опершись подбородком на сомкнутые кисти рук, полузакрыв глаза. Менее разговорчивый, чем обычно, но не потому, что Малкольм проявил такой интерес к раскопкам. Мой суженый очень хорошо умел вставить свой сад в тему любого разговора.

Я слегка его потормошила.

– Ты где, милый?

Финиан встрепенулся и широко раскрыл глаза.

– Я все слышу. И тоже хотел бы пролить свет на обсуждаемую проблему. – Он встал, чтобы включить освещение – гирлянду фонариков под крышей беседки, светильники на лужайке и вдоль кустарниковой изгороди. Зябко потерев ладони и опершись ими на опоясывающий беседку брус, Финиан вглядывался в лужайку, как капитан всматривается в морские волны со своего мостика. – Как ни чудесен вечер, лучше перейти во двор, поближе к обогревателю.

– Летом в Ирландии всегда так, – посетовал Малкольм. – Не зря я советовал Питеру Груту…

– Кто это? – не дал ему договорить Финиан.

– Патологоанатом из Южной Африки. Он приезжает…

– Я спрашиваю, кто это, черт возьми?

Я проследила за его взглядом и увидела на лужайке человека, неуверенно бредущего по направлению к беседке.

Вдруг он покачнулся и замер. На нем были джинсы и красная майка. Я не расслышала, что он бормотал, прежде чем снова двинулся в нашу сторону. Только сейчас стало видно его лицо – Терри Джонстон. Пьян до беспамятства.

– Я его знаю. – Успокоив остальных, я сошла вниз по ступенькам.

Терри снова попытался что-то сказать, но его тощее тело содрогалось от приступов кашля. Переведя дух, сделал еще несколько шагов и рухнул в траву, когда до беседки оставалось не более пяти метров.

Мы втроем подбежали к нему. Малкольм и я опустились на колени и перевернули Терри на спину.

– Почему ты здесь, Терри? – ласково спросила я, склонившись над ним. Мне видны были капли пота, проступившие у него на лбу.

Малкольм приподнял его руку и нащупал пульс. На дальней стороне лужайки Финиан проверял, нет ли где еще непрошеных гостей.

Глядя мимо меня, Терри другой рукой показал на розы, оплетавшие беседку, и криво улыбнулся. Потом стал напевать: «Розочки в колечках, ромашки в кармашках…» От него разило виски.

Малкольм приложил ладонь ко лбу Терри.

– Ты что, знаешь этого парня? – спросил вернувшийся Финиан.

– Его зовут Терри Джонстон. Тот самый землекоп, который пострадал, когда гроб не выдержал.

Малкольм поднялся с колен.

– Он не просто пьян, у него бред. Сильнейший жар и пульс зашкаливает. Нужна срочная госпитализация.

– Он и лежал в больнице, – объяснила я. – Придется обратно везти.

– «…Кашляли, чихали и все – апчхи! – упали». – Терри допел детскую песенку и захихикал.

– О каком гробе ты говорила Финиану? – спросил Малкольм.

– Я не случайно спрашивала тебя о риске заразиться, когда имеешь дело со свинцовыми гробами. Сегодня утром этого человека с головы до ног окатило трупной жидкостью из такого гроба.

Обычно оживленное лицо Малкольма помрачнело.

– Пойду вызову «скорую», – предложил Финиан.

– Погоди. Пусть лучше Малкольм напрямую свяжется с больницей. Он введет их в курс дела. А ты пока раздобудь одеяло.

Финиан побежал в дом, а Малкольм достал мобильный телефон и попросил справочную соединить его с больницей Святого Лоумана.

От очередного приступа кашля глаза Терри покраснели и слезились. Я подождала, пока его немного отпустит, потом опустилась рядом с ним на колени.

– Зачем ты пришел, Терри? Тебе нельзя вставать.

– Встретил Пегги… сказала, вы здесь… – Он запел хриплым голосом: – Эх, встретил я красотку Пегги…

Пегги всегда знала, где меня найти даже в нерабочее время.

Когда он угомонился, я услышала, как Малкольм разговаривает с кем-то из отделения экстренной помощи. Он рекомендовал положить Терри в инфекционную палату и просил проверить кровь на присутствие бацилл бубонной чумы.

Неведомо откуда к Терри вернулись силы, он приподнялся на локтях и начал во весь голос декламировать из «Каррикфергуса»:

 
Я нынче пьян, и редко трезв бываю,
Бродяге жизнь прожить – что поле перейти.
Но исподволь болезнь подкралась злая…
Вам, молодцы, меня в последний путь нести.
 

Цепляясь за мою руку, он снова завалился на спину.

– Шел сказать вам кое-что… пропустил пару стаканчиков виски по дороге. – По губам Терри скользнула улыбка, глаза закрылись, нижняя челюсть отвисла, и он отключился.

Финиан принес подушку и одеяло. Подошел Малкольм и показал большой палец – порядок, договорился.

Терри лежал на мокрой траве, и я стала трясти его за плечо.

– Терри, можешь подняться? Сядь на стул, «скорая» с минуты на минуту будет здесь.

Терри открыл глаза.

– Лучше не надо. – Он говорил с трудом. – Стошнит, если встану.

Я кивнула Финиану, он передал подушку Малкольму, и тот подсунул ее под голову Терри, пока Финиан укрывал его одеялом. Терри снова закрыл глаза.

– Что ты собирался мне сказать, Терри?

Молчание. Я решила оставить его в покое.

Мы вернулись к беседке и сели на ступеньки.

– Ты знаешь, какие у него брали анализы? – спросил Малкольм.

– На лептоспироз и гепатит А.

– Полное исследование потребует времени, – продолжал Малкольм. – Но если что серьезное, проявится уже завтра к вечеру.

– О чуме вы предпочитаете помалкивать, а зря, – глядя на меня сказал Финиан и покачал головой. – Ты очень рисковала, когда брала пробы.

– Она пробы брала? – В голосе Малкольма слышалось осуждение. – Финиан прав, Иллон, не слишком осмотрительно с твоей стороны. – Он повернулся к Финиану: – Не волнуйся, чума излечима.

На мгновение я почувствовала себя девчонкой, которую взрослые учат уму-разуму.

– То есть бубонная чума, – уточнила я.

– Уж поверь, я знаю, что называли «черной смертью», – сказал Малкольм с апломбом.

Ответить я не успела. За деревьями замигали синие огни «скорой», подъезжавшей к дому.

Финиан пошел встречать приехавшую бригаду, и вскоре санитары укладывали Терри на носилки. По пути к машине он очнулся и, заметив меня, приподнял голову, пытаясь что-то сказать. Голос его совсем ослаб. Я попросила санитаров остановиться и подошла ближе.

– Это не то, что вы думаете, – прохрипел Терри, едва ворочая пересохшим языком. Глаза были полны страха. Я приблизилась еще, насколько хватило смелости. Голос упал до чуть слышного шепота: – Это хуже… много хуже.