Текст книги "Лилия прокаженных"

Автор книги: Патрик Данн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Нужно посмотреть. – Финиан повернулся к компьютеру. Я вспомнила, что из двух гробов тот, что со статуей, был поменьше, – возможно, предназначался для женщины?

Снова послышался далекий телефонный звонок. Странно, параллельный телефон Финиана на столе почему-то молчал.

– Непосредственно о нем ничего найти не могу. А вот жена его упоминается в связи со смертью в 1362 году.

– Что там о ней сказано – слово в слово?

– Рождество: Фьоннюала Ни Шелле, вдова Мориса Тьюита, умерла и предана земле на кладбище монастыря, где окончила дни свои, подвергнутая епитимье за грехи мужа.

– Что ж, должна сказать, мне нравится, как все совпало, и круг замкнулся. В конце концов, Морис Тьюит и статуя оказались в одном склепе, бок о бок, в свинцовых гробах, а оплатили все паломники, которых он беззастенчиво обкрадывал.

Финиан снова принялся терзать бороду.

– Объясни еще раз, только медленно.

– Морис Тьюит грабил богомольцев, приходивших в Каслбойн поклониться святыне. Жертвы подыскивал среди тех, кто останавливался в больнице Магдалины – самых слабых и больных, нуждавшихся в уходе. Можно предположить, что кого-то он даже убивал – такое и сегодня случается, – но тогда без научных методов доказать убийство было невозможно. Я думаю, часть украденных денег Тьюит потратил на строительство склепа и свинцовые саркофаги для себя и жены. В те времена гробница или мавзолей становились способом заявить о себе, о том, что ты собой в этом мире представляешь. На грабежах он попался в тот период, когда паломники приходили с небольшими дополнительными суммами денег, чтобы жертвовать на затеянную епископом подготовку к юбилейному году. Преступление сочли настолько отвратительным, что приговорили виновного к чудовищной смерти и позорным похоронам – в одном гробу с мертвой собакой. А жену, которую, видно, подозревали в соучастии, силой отправили в монастырь. Она знала, что даже после смерти оттуда не выйдет, а останется лежать на монастырском кладбище и ничего от преступлений мужа не выиграет.

Те, кому Джоан Мортимер поручила спрятать статую, знали эту историю и решили использовать стоявший в склепе пустой гроб. Они проникли в подземелье, уложили статую в саркофаг, после чего вход в склеп снова замуровали. Все очень разумно с точки зрения безопасности: во-первых, кладбище было закрытой территорией, во-вторых, на нем в нарушение строжайшего табу похоронили животное – такое кого хочешь отпугнет. Вспомни легенду о Женщине-Смерти. Почему шарахались лошади путников, проезжавших мимо кладбищенских ворот?

– Пес из преисподней?

– Он самый. Мы никогда не узнаем, собирались они вернуться за статуей или нет. Если отвлечься от символов на витраже – ключа к ее местонахождению, – вполне допустимо, что со временем о ней забыли.

– А «главное сокровище»?

– Не исключено, что оно где-то в старом соборе, если верить легенде. Да и витражное окно в церкви это подтверждает.

– Кстати, о символах. Получается неувязка со временем, когда все эти события происходили. Я имею в виду фритиллярию – лилию прокаженных. Маловероятно, что в Ирландии она тогда росла. Думаю, завезли ее не раньше шестнадцатого века. И кто бы ни использовал ее в качестве одного из ключей на витраже, сделал он это намного позже, чем спрятали статую.

– Мисс Дьюнан! От отца Берка я знаю, что, как благотворительница, она оплатила витражное окно в церкви и была последним живым представителем старинного рода из Каслбойна. Ключи могла придумать она.

– Получается, знала, где находятся тайники. А было ей известно, что в них хранится?

– Не обязательно. Она понимала, что, если не оставит после себя ключи, секрет умрет вместе с ней. Потому и заплатила за витраж, посвященный Пресвятой Деве, – лучшего места для ее символов не придумаешь. И, конечно, имела право настаивать, чтобы их включили в композицию круглого окна.

– Подведем итог. Итак, ты полагаешь, что обнаруженная в гробу статуя – церковный ковчег, и что она явилась причиной беспорядков в городе незадолго до эпидемии «черной смерти». В результате ее поместили не в церкви, а в склепе под часовней больницы Магдалины, спрятав в гробу, предназначенном для жены больничного попечителя. В то же самое время где-то прячут и «главное сокровище» святилища Пресвятой Девы. В обоих случаях руководила всем Джоан Мортимер. Потом разразилась эпидемия чумы, и о тайниках либо забыли, либо предпочли не вспоминать. В период Реформации чудотворный образ Девы – византийскую икону, как ты считаешь, – захватили и сожгли. Триста пятьдесят лет спустя мисс Дьюнан жертвует деньги на изготовление витражного окна для новой католической церкви и передает в мастерскую указания относительно символов. А еще через сто лет вы находите статую.

Я утвердительно кивнула – ничего существенного Финиан не упустил.

– Только один вопрос: почему о тайниках знала мисс Дьюнан, а не Мортимеры?

– Могу предположить, что она происходила из семьи, которой графиня поручила укрыть ковчег и сокровище. В неспокойные времена предметы религиозной культуры нередко передавались семьям, которые могли обеспечить их безопасность, – потомственным хранителям, если можно так выразиться.

– Гм. Пожалуй, так оно и есть. Насколько я знаю, Джоан умерла вскоре после эпидемии и, наверное, не успела ничего рассказать близким. А если бы и успела, все равно в пятнадцатом веке никого из каслбойнских Мортимеров в живых не осталось.

– Выходит, Росс Мортимер не может быть потомком их рода.

– Похоже, нет.

– Странно.

– Я знаю, ты его подозреваешь, но разве Галлахер не убежден в его невиновности?

– В том, что случилось в моем доме, в угоне автомобиля и попытке меня переехать он, ясное дело, не виноват. Но, кроме него, есть другие. Думаю, все началось с Терри Джонстона, как-то причастен Бен Аделола, и я абсолютно уверена, что замешан Даррен Бирн. Они гоняются за сокровищем, однако теперь почему-то решили, что внутри статуи его нет.

– Или хотят убедить в этом тебя. Ты хоть приблизительно догадываешься, что они ищут?

– Исходя из информации, которую выдала СИТО, реликвия, привезенная Робером де Фэ из Иерусалима, и есть «главное сокровище».

– Сама понимаешь, такой ответ мало что меняет.

– Может, и мало. Только вряд ли им даже это известно.

Деликатно постучав в дверь, заглянул Артур.

– Простите, что отрываю от работы… – Он посмотрел на меня. – Тут какие-то люди рвутся с тобой поговорить… по телефону. Уже несколько раз звонили…

Тяжело опершись одной рукой на дверь, а другой на трость, старик с трудом повернулся, чтобы уйти. Я поднялась, собираясь последовать за ним.

– У меня звонок отключен, – вспомнил Финиан. – Можешь отсюда. – Он повернулся на стуле, пропуская меня к телефону.

– Иллон, это Мэтт Галлахер. Мы с Питом в больнице Святого Лоумана. Кое-что произошло, и тебе, думаю, следует знать. В палату интенсивной терапии поступил еще один больной – мужчина по имени Джозеф Нгози.

У меня сердце оборвалось.

– Отец…

– Знаю, отец Аджи, одного из друзей Стивена Болтона. Ты ведь расспрашивал их семью насчет ножа?

– Нож мы изъяли, на нем засохшая кровь. Мальчишка нашел его на дереве и принес домой. Даррен Бирн в газете упомянул фамилию семьи, и утром у ворот больницы такое началось – чуть ли не уличные беспорядки. Ко всему еще доктор Абдулмалик самовольно покинул работу.

– Самовольно?

– Ну да. Слушай, Пит хочет… Подожди, не вешай трубку, он мне что-то говорит…

Финиан слегка меня подтолкнул.

– Что происходит?

От растерянности я только головой покачала.

В трубке снова раздался голос Галлахера:

– Слушаешь? Пит считает, ты должна приехать в больницу. На месте легче разобраться, что к чему. А что до самой болезни, говорит, он был прав. Я согласен, не повредит вместе собраться, включая доктора Гейвин – если ее разыщу.

– А почему вдруг ее нужно искать?

– Послушай, приезжай, как только сможешь. Мы в больничной столовой. Только здесь пациентом себя не чувствую.

Я на ходу рассказала Финиану обо всем, стараясь ничего не упустить.

– И спасибо за помощь, – добавила я, остановившись у дверей, чтобы поцеловать его в щеку. На мгновение вспомнился отец, когда он, уходя на работу, благодарил маму за то, что помогала ему разучивать роль. Сердце сжалось от недоброго предчувствия, но я решила, что сейчас лучше об этом не задумываться.

ГЛАВА 27

На этот раз у обочины дороги, поднимавшейся по склону к больнице Святого Лоумана, не было бесконечной вереницы автомобилей, напоминавшей гигантское членистоногое. Зато вдали суетилось нечто вроде кучи муравьев, облепивших жевательную резинку. Приблизившись, я увидела разъяренную толпу, которая обступила машину «скорой помощи», не давая ей двигаться дальше, – зрелище не из приятных.

Пришлось съехать на боковой проселок и там припарковаться. Что делать? Если и есть другая дорога к больнице, то перекрыта охраной или тоже на осадном положении. Собравшись с духом, я заперла «фрилендер» и двинулась к больничному входу.

Ритмично скандируя: «Вон! Вон! Вон!» – толпа раскачивала «скорую помощь». Вдруг люди бросились врассыпную, и несколько молодых людей рванули в мою сторону. Когда они пробегали мимо, я укрылась за чьей-то стоявшей у дороги машиной. Парней преследовал полицейский. На нем были шлем и защищающий от ножевых ранений жилет, в одной руке мужчина держал дубинку, в другой – щит. Поравнявшись с машиной, он прекратил погоню, обернулся и с дубинкой наготове пошел на меня. Инстинктивно пригнувшись, я успела заметить, что окна машины разбиты, а салон засыпан стеклом.

– Стойте! Я пытаюсь пройти в больницу.

Полицейский поднял забрало.

– Все эти отморозки туда же лезут… – Пот струился у него по лицу. Именно этот офицер перекрывал въезд и выезд из города в понедельник ночью. – Что с вами случилось? – Он уставился на мою шею.

– Да я в больницу не затем. У меня встреча с инспектором уголовной полиции Галлахером.

– Ладно, пошли. – Он сграбастал мое предплечье и потащил за собой. Дорога была усеяна камнями, битым кирпичом, банками из-под пива и бутылочными осколками. Ворота впереди распахнулись, чтобы пропустить «скорую» под прикрытием заслона из пяти-шести полицейских.

Разбежавшаяся было толпа снова наседала, выкрикивая новые лозунги.

– Иностранцы – вон! Черномазые – вон! Дармоеды – вон! Ирландия для ирландцев!

«Скорая» проскочила в ворота. Дотащив меня до входа, провожатый крикнул охраннику, чтобы дал мне войти, и отпустил мою руку. Я поблагодарила, полицейский повернулся, собираясь присоединиться к товарищам, которых снова атаковала толпа, но опустить забрало не успел – брошенная со всей силы полная банка пива угодила ему в лицо.

Он отшатнулся, кровь из рассеченной щеки закапала на землю. Я хотела помочь, однако полицейский отмахнулся.

– Уходите отсюда! – Он бросил щит и опустился на одно колено, стаскивая с головы шлем.

Ворота с электронным управлением раздвинулись ровно настолько, чтобы я смогла протиснуться. Тут непонятно откуда, размахивая клюшкой для хоккея на траве, передо мной выскочил человек в полосатом спортивном костюме и белых кроссовках. Его остекленевшие глаза налились кровью, лицо перекосилось от ярости. Я попыталась проскочить мимо, но он загородил проход. Мы узнали друг друга. Оскалив от ненависти зубы и подняв клюшку, как топор, Кевин Болтон налетел на меня.

Прикрыв голову руками, я увернулась, заметила промелькнувшие мимо ноги и услышала звук удара. Когда обернулась, увидела, что кто-то впечатал Болтона в стену помятым полицейским щитом.

– Скорее! – Отшвырнув в сторону щит, человек подтолкнул меня к воротам, прикрыл собой, пока я боком пролезала сквозь узкую щель, и следом протиснулся сам. Оказавшись внутри, мой спаситель согнулся, упершись ладонями в колени, чтобы отдышаться, и я узнала его по копне светлых волос – Питер Грут.

Ворота сомкнулись наглухо. Я хватала ртом воздух, нейтрализуя избыток адреналина в крови.

Из будки вышел охранник.

– Извините, что не помог, – обратился он ко мне. – Не имею права оставлять ворота без присмотра. – Он окинул взглядом происходящее снаружи. – Господи Иисусе, нелюди, а сущее зверье!

– Мы думали, они наконец угомонились. – Грут выпрямился и держал руки на поясе. – Но когда подъехала «скорая», рев было слышно в столовой. На всякий случай я решил посмотреть – вдруг вы не можете войти.

– А до этого что произошло?

– После того как несколько часов назад поступил чернокожий парень с кровохарканьем, у входа собралась толпа, – рассказал охранник. – Требовали гнать его в шею из больницы и депортировать. Доктор, который с бородой, иностранец, вышел к ним, уговаривал разойтись по домам. Тут они совсем рехнулись: стали его обзывать, орали, чтобы сам из страны убирался. Потом кто-то запустил бутылкой. Доку пришлось укрыться за воротами, а я успел их задвинуть. На время все стихло, пока «скорая» не появилась – женщину рожать привезли, господи помилуй. Так они заставили шофера сказать, кто она по национальности. Из Польши, кажется…

– Берегись! – Грут оттащил меня подальше от ворот, через которые полетел град камней и бутылок.

Охранник нырнул в будку.

– Рад снова вас видеть, – сказал мне Грут по пути в столовую.

– А я думала, что, пока вы здесь прятались, окончательно в доктора Франкенштейна превратились.

– На самом деле я больше смахиваю на его монстра. В понедельник вечером не слишком-то благородно с вами поступил, вот и решил пока лечь на дно.

– Большинство людей симпатизирует монстру.

– Они бы не стали, зная, что у него на уме.

– Вот как?

– Видите, меня опять заносит.

Я остановилась и посмотрела на него.

– Не исчезайте больше, – попросила я, встала на цыпочки и поцеловала в щеку. – Спасибо, что выручили.

Галлахер и Грут обосновались не в самой столовой, а заняли столик снаружи, чтобы выпить кофе на солнышке. В течение дня погода менялась, и сейчас оно выглянуло из-за туч.

– Похоже, ребята, у вас перерыв, – заметила я, садясь на свободный пластмассовый стул, который они с собой притащили.

– А что, парень заслужил. – Галлахер кивнул на Грута. – Я так понимаю, что за последние двое суток он спал час, от силы два. А вот я больницы терпеть не могу.

– Чай или кофе? – спросил Грут.

– Спасибо, лучше просто воды.

Грут пошел в столовую.

– Ситуация – хуже некуда. – Я рассказала Галлахеру о своих приключениях, затем про то, как ранили молодого полицейского, и о более чем своевременном вмешательстве Грута.

– Плохо дело. Сожалею, Иллон, что тебе пришлось пройти через такое. А все из-за безответственных газетных писак.

– Хочешь сказать, Даррен Бирн виноват?

– Ну да.

– А что, доктору Абдулмалику пришлось уйти?

– Особой необходимости не было, но понять его можно. Он пытался урезонить толпу, а полчаса спустя кто-то запустил кирпичом в окно его дома. А там жена, дети… Мы думаем, он к ним попытается пробраться.

– Где он живет?

– Если ехать по дороге в Наван, за пределами карантинной зоны. С тех пор как въезд закрыли, временно поселился у доктора Гейвин. Подозреваю, она попытается помочь ему выбраться из города. Будь оно все неладно – я же хотел, чтобы они тоже пришли, когда мы соберемся.

– Удачи ей, Мэтт. От всей души желаю. Мужчина должен быть рядом со своей семьей, особенно когда столько отморозков вокруг. А за городом их тоже хватает.

Галлахер промолчал.

– Так чем вчерашний вечер кончился?

– Ты о расследовании?

– Сам знаешь, о чем.

Галлахер заерзал на стуле, и под его весом пластмассовые ножки оставили глубокие царапины на бетонированной площадке.

– Твоя подруга Фрэн – замечательная женщина, – осторожно начал он.

– Это мне известно. – Я замолчала, давая понять, что жду продолжения.

Он откашлялся.

– Я сказал, что хотел бы снова встретиться. Она не возражала, но была слегка навеселе, так что я не совсем уверен. Сегодня пока не звонила.

– Ты считаешь, она должна звонить?

– Я ведь несколько сообщений для нее оставил.

– Тогда хорошо.

– Что ты имеешь в виду?

Вернулся Грут, и я промолчала.

– Не знаю, о чем вы беседуете, – нарушил молчание Грут, – но если не против, то присоединюсь. Иллон, лаборатория ЦИИЗа идентифицировала патогенный вирус: как я и предполагал, это мелиоидоз. Я уже рассказывал Мэтту – о болезни мало что знали, пока она не перекинулась на американских солдат, обслуживавших вертолетные посадочные площадки во Вьетнаме.

– И он еще старается убедить меня в том, что нет нужды принимать меры по сдерживанию распространения заболевания! – возмутился Галлахер.

– Все утро уговариваю руководство ваших санитарных служб снять карантин, – пояснил Грут, обращаясь ко мне.

– Ты что, Пит, сам не понимаешь? – не выдержал Галлахер. – С твоей подачи полиция и пара работников Службы здравоохранения идут разыскивать нож, от которого, по-твоему, заразился ребенок Болтонов. И что видят, когда приходят в дом его приятеля? Кроме ножа, там еще тяжелобольной лежит. Кашляет так, что, кажется, легкие не выдержат. Что должны думать санитарные службы?

– А я тебе объясняю, что, если почва или вода не заражены вирусом ложного сапа, опасности эпидемии нет. Даже если мистер Нгози порезался тем же ножом, что и Стивен, а такое совпадение маловероятно, дальше болезнь не пойдет и достаточно обычных мер предосторожности. По моему мнению, у него туберкулез, с которым ложный сап нередко путают. Но я туберкулезников в Южной Африке насмотрелся и узнаю с первого взгляда. Так что, когда придут результаты анализов крови и мокроты Нгози, вы оба ведете меня в паб и ставите выпивку.

– Эй, меня не втягивайте, и так верю, – запротестовала я. – Лучше объясните, почему не предупредили, что собираетесь рассказать о ноже полиции. Я впервые услышала обо всем утром по радио.

– А я полиции ничего не говорил, только Службу здравоохранения в известность поставил. Это они к сержанту Дойлу обратились.

– Так и было, – подтвердил Галлахер. – Дойл звонил вчера ночью, когда нашли нож – обычный кухонный секач для резки мяса. Хотел, чтобы я послушал рассказ мальчишки о том, как он к нему попал. Судя по всему, неделю назад Аджи с приятелями поехали на велосипедах за город. Аджи вырвался далеко вперед, заехал в поле и решил спрятаться на дереве, пока остальные не появились. Когда устраивался на ветке поудобнее, заметил под ней торчавшую из дупла рукоятку секача. Достал, увидел на лезвии кровь и, чтобы дружков попугать, сочинил историю про зомби.

Я налила себе воды в прозрачный пластиковый стакан.

– Аджи подтвердил, что Стивен порезал ножом палец?

– Подтвердил, – сказал Галлахер. – Когда они играли с ним в доме Нгози в прошлую пятницу.

– Выходит, я был прав, предполагая, что порез стал причиной инфицирования, – заметил Грут. – Передача мелиоидоза через кровь или другие жидкости в организме нетипична, но отдельные случаи известны. Кроме того, на ноже могли оставаться частицы зараженной почвы. Мэтт уже отправил пробы с лезвия в ЦИИЗ для анализа на присутствие патогенных микроорганизмов.

– А самим ножом занялась наша судмедэкспертиза, – сообщил Галлахер.

– Только прежде я проверил не им ли расчленили женщину, обнаруженную в ручье, – добавил Грут. – Полной уверенности, конечно, нет, но очень похоже.

– А это значит…

– Что либо у нее был выраженный мелиоидоз, либо она была разносчиком инфекции. То есть Стивен Болтон и твой землекоп Терри Джонстон заразились от нее.

– Со Стивеном все ясно, – вмешался Галлахер, прежде чем я успела что-то сказать. – Аджи подтвердил – он нечаянно порезался секачом, факт. А Джонстон? Тоже порезался? Как вообще у него секач оказался?

Какая-то тень упала на наш стол. Пришла Кора Гейвин, но она худенькая и заслонить солнечный свет не могла. Солнце загородил крупный мужчина, который был мне знаком.

– Со мной Бенджамин Аделола, – сказала Кора. – Я дежурила, когда он сегодня чуть свет позвонил в больницу. Не мог вернуться домой из Навана. Учитывая обстоятельства, я договорилась, чтобы его пропустили через кордон. А в больницу звонил, потому что не мог связаться со своей сестрой по телефону, и на работе она не появлялась. Он боится, что это ее нашли мертвой в ручье на прошлой неделе.

ГЛАВА 28

– Назовите имя своей сестры.

– Бьюти Аделола.

– Место жительства?

– Снимаем дом в Каслбойне.

– Чем зарабатывает на жизнь?

– Работает в одном клубе, в Наване… стриптиз-клуб с лэп-дансом.

Сидевшие рядом друг с другом Галлахер и Грут переглянулись. Галлахер перевел всех в конференц-зал – для большей официальности и потому, что люди в столовой начали обращать на нас внимание. Вопросы задавал он.

– Как называется клуб?

– «Парфюм». – Аделола произнес название как «Фарпюм», и я отнесла это на счет волнения.

– Вы оба давно живете в Ирландии?

– Полгода. Вместе сюда приехали.

Голос Аделолы – глубокий и сильный, для комнаты с низким потолком даже слишком.

– Когда вы последний раз видели сестру?

Аделола вытер лоб скомканной бумажной салфеткой. Сбоку от него, как адвокат, сидела Кора Гейвин. Грут и Галлахер – в качестве следователей – по другую сторону деревянного полированного стола. С виду – настоящий полицейский допрос, если бы не мое присутствие.

– Неделю назад, в прошлый понедельник.

– Когда живешь с сестрой в одном доме, ее отсутствие можно бы и раньше заметить.

– Так получилось из-за их работы, – вмешалась Кора.

Аделола посмотрел в мою сторону.

– До прошлой пятницы я был ночным охранником у мисс Боуи. Сестра задерживалась в клубе почти до трех ночи. И когда я возвращался домой, она еще спала. А когда вставал, ее уже не было – на работу уходила или друзей навестить. Так каждый день, кроме, может, понедельника, когда у нее выходной. В пятницу я перешел на новую работу в Наване, но выходил на дежурство в те же часы. В субботу днем выпил, потому что в ночь на воскресенье не работал – один день в неделю у меня выходной. Пили с приятелем. Я перебрал и остался у него ночевать. В воскресенье ночь отдежурил, в понедельник вернулся в Каслбойн и понял, что какое-то время сестра дома не появлялась. С тех пор из-за карантина оставался в Наване. Каждый день пытался дозвониться ей по телефону и, в конце концов, пошел в клуб. С тех пор как мы последний раз виделись, на работу она не выходила. Вот я и подумал, что это ее убили, и позвонил в больницу.

– Когда вы узнали, что найдено тело чернокожей женщины?

– В субботу, по-моему. Друг сказал.

– Откуда вы родом, мистер Аделола? – неожиданно поинтересовался Грут.

– Из Нигерии.

– А точнее?

Аделола, похоже, удивился.

– Бенин-Сити.

– Позвольте спросить, вы христианин?

– Ну да, конечно. – Он вытер вспотевший лоб.

– Что вам известно о мьюти?

– Слышал, есть такое, больше ничего.

Грут откинулся на спинку стула, изучающее глядя на Аделолу. Галлахер молча что-то записывал, и я решила, что могу задать вопрос. У меня самой был брат, и я инстинктивно чувствовала, что парень чего-то недоговаривает.

– Поговорим о прошлой неделе, Бен, когда вы работали на раскопках в Каслбойне. Последний раз вы виделись с Бьюти в понедельник вечером и после уже не общались, даже по телефону. Можно считать, такое у вас в порядке вещей?

Аделола посмотрел на Кору.

– Это так, Бен? – мягко спросила она.

Аделола вытер лоб, который тут же снова покрылся испариной. В комнате действительно было жарко, но он явно страдал от жары больше остальных. Его свежевыглаженная белая рубашка промокла насквозь и прилипла к иссиня-черному торсу.

– В понедельник вечером мы слегка повздорили, – признался он наконец.

Галлахер и Грут насторожились.

– Из-за чего? – спросил Галлахер.

– Из-за денег, которые я был ей должен.

– Много задолжали?

– Не очень. Несколько сотен евро. Она сказала, что не будет со мной разговаривать, пока деньги не принесу. Вот мы и не общались. Пожалуйста, можно мне теперь ее увидеть?

Грут встал и посмотрел в окно.

– Поверьте, мистер Аделола, лучше не надо.

– Установить личность можно по тестам ДНК, – сказал Галлахер. – От вас требуется разрешение на то, чтобы мы осмотрели дом, отобрали некоторые ее вещи и взяли у вас мазок для подтверждения, что вы родные брат и сестра.

В знак согласия Аделола кивнул, потом закрыл глаза и стал промокать лоб.

– Мне придется спросить вас еще кое о чем, достаточно важном, – продолжал Галлахер. Он вернулся к столу и пристально смотрел на Аделолу, сжимая пальцами спинку стула. – Вашей сестре делали обрезание?

Аделола прекратил вытирать лоб.

– Мне не известно, – медленно произнес он. – В детстве не знаешь, что в семье происходит. Все-таки я бы хотел увидеть тело.

Грут и Галлахер еще раз переглянулись.

– Пожалуйста, – не стал отговаривать Грут. – Доктор Гейвин, вы не могли бы проводить мистера Аделолу в морг?

Когда они вышли, Грут снова сел за стол.

– Что-то здесь не так…

– Не сомневайся, – поддержал Галлахер. – Разругался с ней перед тем, как она пропала, и только через неделю кинулся разыскивать…

– Дело не столько в этом. Я думаю, он лгал, когда говорил о себе, – объяснил Грут. – Заметили, как он произнес название ночного клуба? Артикулировать «п» как «ф» и наоборот – особенность народа хауса. А они мусульмане.

– Проверим, начиная с паспорта и разрешения на работу. Поскольку ты здесь, Иллон, расскажи все, что о нем знаешь.

– Не так уж много. Нам его рекомендовали после работы в охране муниципальных складских помещений. Со всеми ладил, ни разу не подвел. Очень пунктуальный. Отчасти его потому и прозвали Большим Беном – точен был всегда как часы, прямо лондонский Биг-Бен.

– Не замечала ничего необычного в его поведении за последнюю неделю, что он у тебя работал?

– Было такое. Гейл Фаулер, мой ассистент по археологическим находкам, поделилась. В пятницу, когда наткнулись на свинцовые гробы, она попросила Бена помочь по-грузить статую в пикап. Он и близко не захотел к ней подходить и выглядел испуганным. – Я пока не стала говорить о том, что видела Аделолу на мосту в компании Бирна.

– Мне этого достаточно, – заключил Грут. – Убежден что Бенджамин Аделола лжет.

Открылась дверь, и вошла Кора Гейвин.

– Женщина в морге – сестра Бена, сомнений нет. Он очень переживает. Я попросила медсестру отвести его в столовую и напоить кофе. – Она собиралась снова уйти.

– Откуда такая уверенность? – удивился Галлахер.

– Прежде чем мы вошли для опознания, он рассказал, что ногти на ногах она красила по-особому – на средний палец лак не наносила. Ей так нравилось.

Было видно, что Галлахер удивлен.

– Это, безусловно, подтверждает, что они близко общались.

– Но совсем не значит, что были братом и сестрой, – вставил Грут. В следовательском дуэте Галлахер и он отлично дополняли друг друга.

– Зачем ему говорить неправду? – возразила Кора, закрывая дверь и снова усаживаясь за стол.

– Потому что он вообще лжет, – отрезал Грут.

– Надеется, на брата не подумают, – рассуждал Галлахер. – По той простой причине, что вряд ли кого станут подозревать в убийстве сестры, а вот любовницы, к примеру, – другое дело.

Кора вздохнула, начиная терять терпение.

– Он ведь пришел по собственной воле, чтобы ее опознать. Убийца бы так не поступил.

– Да что это с вами? – сорвался Галлахер. – Знать человека не знаете, а все утро ведете себя, словно его адвокат!

Кора раскраснелась.

– По дороге сюда я его расспросила и верю, что она его сестра и что он ничего не знал о ее исчезновении. А раньше утром сама видела, как расисты напали на моего коллегу Абдулмалика… – Она бросила взгляд в сторону Грута. – Еще эти крикливые репортажи в газетах, гнусные листовки, расклеенные по городу… Откровенно говоря, я хочу быть уверена, что к Бену Аделоле отнесутся непредвзято.

– Уверяю вас, доктор Гейвин, – холодно произнес Грут, – если здесь хоть чуть-чуть запахнет расовой нетерпимостью, я первым почувствую, как смердит. Но опять же с какой стати верить какому-то африканеру?

Обстановка в конференц-зале накалялась.

– Думаю, сюда следует пригласить офицера полиции, ответственного за связь с этническими диаспорами, – заявила Кора.

– Он уже здесь. К вашим услугам, – резко бросил Галлахер. – Скажите, вы имеете отношение к исчезновению доктора Абдулмалика?

– Если вас интересует, доехал ли он со мной до контрольно-пропускного пункта по дороге в Наван, то да, доехал. Я заранее договорилась встретить там Бена Аделолу. Когда вернулась к машине, Хади уже не было. Скорее всего пошел прогуляться по полю – ничего противозаконного в этом нет.

– Поскольку он непосредственно контактировал с инфицированными пациентами, поступок, я бы сказал, крайне безответственный, как с его, так и с вашей стороны.

Кора не на шутку разозлилась.

– Побойтесь Бога, Галлахер, вы что затеваете – охоту на ведьм? Вместо того чтобы отправиться в Наван и опросить завсегдатаев стриптиз-клуба? Гораздо более вероятно, что один из них убил Бьюти Аделолу, а не ее брат.

– Подождите, – вмешалась я. – Так мы ни к чему не придем. Вы пока успокойтесь, а я приведу Бена.

– Хорошая мысль, – поддержал Грут. – Объясню ему кое-что, посмотрим, как он отреагирует. Потом мы выйдем из игры, а Мэтт и его люди продолжат.

– Я выхожу прямо сейчас! – Кора поднялась, оттолкнув стул. – Это все-таки больница, меня работа ждет. – Она посмотрела на меня. – Присмотри, чтобы они по-человечески с ним обращались, ему и так тяжело.

Я вышла вместе с Корой, желая узнать, почему она так упорно защищает Бенджамина Аделолу.

– Дело не в нем, – говорила она, стремительно шагая по коридору, – а в том, с чем сталкиваются такие, как он, если случается что-нибудь подобное. Раз убийца его сестры расчленил ее, средства массовой информации поднимают крик, что замешана черная магия. И когда он приходит, чтобы опознать тело, над ним устраивают настоящее судилище. Даже Хади – доктор Абдулмалик… эти люди не догадываются, каких усилий стоило убедить его оставить больницу и отправиться к семье.

– Тебе пришлось его убеждать?

Мы остановились у дверей в реанимационное отделение.

– И очень настойчиво. Ему его вера не позволяет. В Коране сказано, что если мусульманина застанет эпидемия, он не должен спасаться бегством. Вполне разумно – не дать болезни распространиться, как я понимаю. Но Хади толковал это как указание свыше следовать каждой букве карантинных инструкций. И слушать всякую чушь о правоверных мусульманах, не признающих законы нашей страны… – Тут запищал ее пейджер. – Мне правда пора идти. Ты уж там постарайся.