Текст книги "Казаки в Персии 1909-1918"

Автор книги: П. Стрелянов (Калабухов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

Подошли к Рештской дорожной заставе с русским трехцветным шлагбаумом. Здесь прибывшие части эшелона были встречены гилян-ским консулом с супругой, его секретарем, начальником заставы, старшинами города и другими лицами. Перезнакомились, и эшелон потянулся дальше. Начальник отряда со своим штабом проводил Гребенцов и батарею до места ночлега, назначенного в район расположения 2-й и 3-й сотен, где на всех прибывших был уже приготовлен вкусный ужин.

Во дворе 2-й сотни расположился штаб полка, 5-я сотня, трубаческая, пулеметная команда и батарея, а 1-я сотня и учебная команда вернулись обратно и разместились на ночлег в караван-сарае, занимаемом 3-й сотней. Не нашедшие себе места при сотнях господа офицеры разместились на ночлег в особой комнате у Лабинцев. До позднего вечера суетились Гребенцы, устраиваясь на ночлег.

В Реште штаб Гребенского полка и вновь прибывшие сотни оставались пять дней, томясь неизвестностью о том, что будет завтра и где и как придется коротать время. Из Казвина и Тегерана доходили до

начальника отряда самые неопределенные, а подчас и ложные слухи о положении дел в столице Персии.

20-го ноября в 7 часов утра 2-я и 5-я сотни, под командой войскового старшины С-на, вместе с пехотными разведчиками спешно выступили в село Менджиль, для занятия моста на реке Сефид-руд. Были слухи, что мост может быть не сегодня завтра занят фидаями, выступившими, будто бы, уже из Тегерана с целью оказать русским войскам сопротивление. Болтали также о том, что этот капитальный мост, имеющий в длину около 70 сажен, минирован персами, с целью взрыва его во время прохода нашего отряда. А потому в этот же день рано утром 1-я Гребенская сотня, с пулеметной командой назначенная в летучий разъезд, выступила к мосту с целью захвата его и обороны до подхода наших войск. К утру следующего дня сотня, сделав переход в 81 версту переменными аллюрами, блестяще выполнила возложенную на нее задачу и захватила мост.

Выступившие из Решта дивизион Гребенцов и разведчики Сальян-ского и Шемахинского пехотных полков, под общей командой полковника Д-ва, в свою очередь спешили в Менджиль на помощь Гребенской сотне. Для ускорения марша пехотные разведчики были посажены на наемные фургоны, и отряду придано было название «летучий».

Фургоны мало помогали делу и только задерживали движение конницы, прикованной к этому импровизированному «летучему» отряду.

Казалось, проще было бы чисто кавалерийскую задачу и поручить выполнить кавалерии.

В тот же день, спустя полчаса по выступлении «летучего» отряда полковника Д-ва, из Решта выступили по дороге в Казвин Сальянцы, две батареи, саперы, штаб Гребенского полка и трубачи.

3-я сотня целиком была придана к штабу отряда для сопровождения отрядного обоза, состоявшего всего из четырех повозок.

Таким образом, от 4-сотенного Гребенского полка в руках его командира остались лишь трубачи да Георгиевский полковой штандарт. Ни везти, ни охранять его на биваках и ночлегах было некому, а потому командиром полка для этой надобности оставлено было от учебной команды одно отделение в 6 человек.

Такая уже участь казаков. Их вечно раздергают и рассуют, что называется, во все дыры, и командир полка остается ни с чем, хоть сам становись на часы к штандарту.

К 4 часам дня Гребенцы прибыли на ночлег в селение Имам-Заде-Гашим, сделав переход в 32 версты. Здесь они догнали «летучий» отряд, стоявший на привале. Запряженные фургоны с разведчиками стояли на

дороге, а Гребенские сотни в стороне кормили лошадей, которые доедали «торбы». Через четверть часа «летучий» отряд выступил далее по дороге; около селения Рустам-абад этот отряд имел ночлег, на котором учебная команда Гребенского полка, следовавшая в авангарде отряда, охраняла его, выставив сторожевые посты и две заставы. И казаки, и их кони томились, а ничем не связанная пехота спокойно спала. Когда на утро следующего дня «летучий» отряд подошел к Менджильскому мосту, то таковой, находясь уже в руках Гребенской сотни, оказался совершенно целым, а слухи о минировании моста превратились в сказку. Отряд прошел дальше в село Менджиль, а охрана моста по-прежнему оставлена была на конных Гребенцах, в числе 14 человек при офицере. Переночевавши в селении Имам-Заде-Гашим, куда только поздно вечером, уже в темноте, прибыли следовавшие сзади, в составе колонны полковника К-зе Сальянцы, две батареи и 3-я Гребенская сотня, конвоировавшая, как сказано уже выше, обоз отрядного штаба, колонна наутро следующего дня выступила далее в селение Рустам-абад. Переход предстоял в 21 версту.

От селения Имам-Заде-Гашим Энзели-Тегеранское шоссе сразу резко меняет свой прежний характер. У самой дороги справа возвышаются горы, покрытые сплошным лиственным лесом, а слева величаво катит волны красивый, широкий Сефид-руд. За рекой вдали, по склонам гор, видны сосновые рощи, сады да кое-где небольшие селения.

Дорога втягивается в дефиле, то живописно поднимаясь крутыми зигзагами вверх, то спускаясь лентой в глубокие овраги. Шоссе прекрасно разработано и настолько широко, что два больших фургона, запряженных четвериком, свободно могут разминуться в любом месте. Пассажирское движение по шоссе довольно значительное, и почтовые лошади изрядно-таки выбиты постоянным гоном днем и ночью, а потому проезжающие экипажи следуют со скоростью только

6—8 верст в час. Скорость движения немало еще затрудняется и беспрестанно встречающимися по дороге караванами верблюдов, мулов и ослов. Эти упрямые животные, непосильно нагруженные вьюками с хлопком, керосином, сахаром, миндалем, кишмишем и другими товарами, упорно не хотят сворачивать с дороги, сбиваясь в общую кучу, и при встрече с такими караванами путнику немало приходится потратить времени на то, чтобы разминуться с ними.

Миновав Наглоберскую заставу, отстоящую от Энзели в 83 верстах, прилепившуюся на высоком лесистом карнизе крутого обрыва в реку Сефид-руд, дорога сразу идет под уклон, заметно понижаясь, а тяну-

щиеся с правой стороны горы меняют постепенно характер, переходя в оголенные, каменистые возвышенности, часто прорезанные скалистыми крутыми оврагами, ниспадающими в реку Сефид-руд.

Селение Рустам-абад расположено уже в широкой низменной долине, окаймленной голыми возвышенностями. По бокам дороги следы пашен, усеянных сплошным слоем мелкого камня. Через дорогу кое-где протекают ручьи, прорывающиеся из оросительных канав, проведенных по склонам окрестных возвышенностей. Окружающая природа благоприятствует размножению здесь ядовитых змей, скорпионов и фаланг.

Двадцатиодноверстный переход до Рустам-абада штаб Гребенского полка совершил легко, шутя, и к трем часам дня Гребенцы уже отдыхали на биваке в палатках, разбитых слева от шоссе. Вечерело. Солнце давно уже скрылось за горы, а Сальянцев, артиллерии и 3-й сотни все еще не было видно. Только когда уже стемнело, колонна подошла к биваку и расположилась на ночлег. В 10 часов вечера на биваке царила уже полная тишина, и только пофыркивание лошадей изредка указывало на присутствие здесь русских войск, охраняемых дозорами.

На следующий день предстоял переход до селения Рудбар, всего в 15 верстах, куда Гребенцы пришли к полудню, а часа через три подтянулись и остальные части колонны.

Окрестности селения Рудбар, расположенного у самой реки Сефид-руд, очень живописны, так как здесь снова все в зелени. И в самом селении, и по склонам гор растут целыми рощами масличные деревья. На противоположном берегу реки виднеется французский масличный завод и довольно большая роща насаженных рядами маслин.

Не доезжая селения Рудбар на реке, у правого берега ее видны хорошо сохранившиеся следы старинной кирпичной постройки. По-видимому, здесь был когда-то устроен мост и при нем крепость. Фундамент развалин настолько крепко сложен, что довольно глубокие волны реки Сефид-руда в течение целых веков не в состоянии смыть его. Предание гласит, что остатки постройки очень древние и относятся, по всей вероятности, к временам Александра Македонского.

Удобных мест для бивака в селении Рудбар вовсе не имеется, так как селение раскинулось по склонам гор террасами. А потому пехоте пришлось расположиться у опушки селения на песчаном и каменистом берегу реки Сефид-руда; артиллерия спустилась с шоссе в один из больших дворов, а Гребенцы, продвинувшись вперед и свернув налево через дворы, разместились под масличными деревьями у самой реки. Обозы расположились по дороге, приняв вплотную к правой стороне ее.

П.Н. СТРЕЛЯНОЙ (КАЛАБУХОВ)

««А_

Казаки тотчас же принялись за работу по устройству бивака: кто чистил раздобытыми у жителей деревянными лопатами навоз на месте, предназначенном под разбивку коновязи, кто вбивал коновязные колья, кто прилаживал кухонные котлы между камней, а кто был посвободнее – ловил усачей в Сефид-руде в надежде, что можно будет сварить из них хорошую уху.

Для офицерского ночлега на скате обрыва была расчищена особая площадка, а над нею натянут брезент, под которым, усыпавши землю песком и настлавши сена, командир полка и все офицеры спали ночью вповалку – по-цыгански.

Только что расположились Гребенцы на отдых, как начальником колонны полковником К-зе передано было командиру полка приказание начальника отряда о немедленном командировании одной сотни в село Менджиль, с целью переброса ее на правый берег реки Сефид-руда, для обследования разъездами лесистого горного кряжа, стеснившего реку в ее течении вплоть до шоссе. Такое распоряжение было отдано генералом Г-м в предупреждение возможного обстрела из-за реки мелкими партиями противника наших колонн, двигающихся ежедневно по дороге.

В целях такой предосторожности, сотня должна была обследовать правый берег реки Сефид-руда на протяжении 15 верст.

В руках у командира полка, как сказано уже, не было ни одной сотни. А потому пришлось назначить только что прибывшую на бивак 3-ю сотню и тем лишить отрядный обоз такой почетной охраны.

Подкормив лошадей, сотня к вечеру выступила по назначению и ночевала в селе Менджиле.

23-го ноября колонна передвинулась из Рудбара в Менджиль. Переход был всего лишь в 13 верст, а потому к 11 часам утра Гребенцы были уже на месте ночлега, где и встретили свою 3-ю сотню, готовую к выступлению назад по правому берегу реки. Задержка в более раннем выступлении сотни произошла по причине долгих розысков подходящего переводчика.

Дорога в ущелье реки Сефид-руда, на всем протяжении от Рудбара до Менджильского моста, стесненная с одной стороны голыми скалами, а с другой – рекой, крайне тяжелая, благодаря сплошному слою щебня, постоянно выдуваемого сильным ветром. А само ущелье донельзя неприветливо и дико. Здесь постоянно дует резкий, холодный ветер, настолько сильный, порывистый, что, по рассказам слркащих на Менджильской заставе, бывали случаи, когда, при существовании

еще старого моста без перил, отдельные люди и животные с вьюками нередко сбрасывались с моста в реку.

Теперешний новый мост на реке Сефид-руд арочной системы, устроен очень прочно на пяти каменных устоях, с тремя широкими и одним узким пролетом. Мост огражден арочными железными перилами, а в предупреждение возможного пожара деревянной настилки по краям и посредине моста поставлены бочки с водой.

Во время прохода через мост колонны полковника К-зе мост охранялся Гребенцами под командой офицера. Часовые стояли по концам и посредине моста.

Тотчас же за мостом расположена Менджильская застава, а в двух верстах и село Менджиль. На заставе Гребенцы встретили командира Лабинского полка полковника Р-ча²⁷⁷, возвращавшегося из Казвина. Он сообщил командиру полка, что в Тегеране неспокойно: происходят ежедневные митинги и сходки, приверженцев шаха убивают, происходят среди бела дня казни и т. п. Поэтому его Лабинцы, в числе 24 человек, под командой хорунжего Н-ва спешно отправлены из Казвина в Тегеран, на фургонах, для усиления охраны нашей миссии.

Эти вести были крайне неутешительны. Каждый думал: эх, поскорее бы добраться и нам до этого самого Тегерана.

Ночевали в Менджиле благополучно; разместились во дворах и верблюжьих караван-сараях, а начальник отряда генерал Г-в и его штаб имели уютный ночлег на заставе.

На следующий день колонна передвинулась в селение Пачинар, совершив переход в 24 версты. В Пачинаре обогнал расположившихся уже на отдых Гребенцов начальник отряда, проехавший со своим штабом в двух экипажах далее на Юзбаш-чайскую заставу. От поста до поста его конвоировали по 4 человека казаков. Посты заранее были выставлены по линии дороги от учебной команды и 2-й Гребенской сотни.

Прибыв в 11 с половиной часов утра в селение Пачинар, штаб Гребенского полка расположился на биваке в полуверсте от селения, на большом, обнесенном стеной поле, оставив рядом место для саперной роты. Тотчас же трубаческая команда занялась устройством кухни, подносили дрова, фураж и разбивали коновязь. Через час все уже было готово, варился обед, и люди подумывали часика через два сытно поесть, но обедали только в шестом часу, причиной чему послужило совершенно непредвиденное обстоятельство.

В 2 с половиной часа прибыла в Пачинар и тянувшаяся сзади пехота, во главе с начальником колонны, который, остановив ее на до-

роге, стал сам лично объезжать бивак и выбирать места для всех частей. Квартирьер и линейные во все время похода, как это полагается, ни от одной из частей почему-то не высылались. Подъехавши к Гре-бенцам, начальник колонны с места заявил, что казаки расположились не там, где следовало, и что занятый ими участок надо уступить пехоте, а им самим передвинуться вперед.

На доклад командира полка о том, что впереди близко к селению нет подходящего места и что коновязи и кухни уже устроены, и ломать их да переносить на другое место будет трудно, начальник колонны не обратил внимания и проехал вперед искать новый бивак для казаков. Колонна стояла на дороге в томительном выжидании...

Прошло около получаса времени, пока начальник колонны вернулся и объявил категорически командиру Гребенского полка, что им найдено место для казачьего бивака, и приказал немедленно туда перебраться казакам. Все разумные доводы не могли убедить начальника колонны оставить казачьих трубачей со штандартом на занятом ими уже месте, и он заявил командиру полка: «Если ваши казаки сейчас же не уйдут отсюда, я ударю тревогу и поведу отряд дальше»...

Делать было нечего, пришлось исполнить это, более чем странное, приказание. Казаки стали перебираться на новый бивак, удаленный вперед еще на версту. И вот пока ломали кухню, повыливав из котлов кипящую воду, да перенесли коновязь, фураж и дрова, то уже и вечер наступил. Так Гребенцы и не пообедали вовремя, да и их лошади маленько поголодали.

Но нет худа без добра. На новом месте Гребенцы устроились отчасти даже лучше прежнего, так как офицеры имели теперь возможность ночевать уже не под открытым небом, а в пустом, заново отстроенном около придорожного чай-хане сарае для запасов сена.

В тот же день вечером командир Гребенского полка донес телефонограммой о случившемся начальнику отряда и просил о выделении Гребенцов в самостоятельный эшелон, на что на другой день и получил разрешение.

На ночлеге, уже поздно вечером, получено было от начальника колонны приказание, чтобы Гребенцы завтра выступали не в голове колонны, а сзади, после пехоты, в 10 часов утра. По-видимому, полковник К-зе опасался, что казаки снова могут захватить лучшее, по его мнению, бивачное место. Квартирьеры снова не были высланы... Получив такое распоряжение, Гребенцы могли спокойно спать до 8 часов утра.

Наутро предстоял переход в 33 версты до села Юзбаш-чай, В 10 часов утра, как было приказано, тронулись с бивака и в Юзбаш-чай при-

были в 6 часов вечера, имея по дороге двухчасовой привал, чтобы не упереться в пехоту, которую догнали на спуске с Юзбаш-чайского перевала.

Этот пустынный, дикий, а в то же время и живописный перевал, отчасти напоминающий нашу Военно-Грузинскую дорогу, тянется на протяжении нескольких верст. Дорога, прихотливо извиваясь воланами по левому склону совершенно голой скалистой теснины ущелья реки Юзбаш-чай, сразу круто поднимается на высоту 3,5 тысячи футов, а затем так же круто спускается к самой реке, по обеим сторонам которой то там, то здесь попадаются отдельные зеленеющие огороды и небольшие сады. Эти сады славятся, между прочим, произрастанием хороших плодов: айвы, слив и кизила. На высшей точке перевала было уже довольно холодновато, и кое-где лежал снег. Инструмент у трубачей порядочно обледенел. Но все же Гребенцы сыграли здесь свой полковой марш, огласив звуками русской музыки дикое ущелье не музыкальной полудикой страны.

По прибытии в Юзбаш-чай Гребенцы расположились на ночлег рядом с артиллерией, в особом дворе с крытыми конюшнями, а господа офицеры на Юзбаш-чайской заставе. Начальник заставы А.В. К-кий обрадовался русским людям и принял гостей с полным радушием. У него же Гребенцы впервые за время похода пообедали, что называется, по-людски, сидя за столом в теплой комнате и забыв про опротивевший персидский лаваш с песком. Хозяин был так любезен, что нашел всем и угол с теплой постелью.

Здесь на ночлеге от начальника штаба отряда получено было командиром полка письменное сношение, разрешавшее Гребенцам двигаться далее в Казвин самостоятельно. Оно гласило: «Начальник отряда приказал: выделить из состава 2-го эшелона обоз штаба отряда и обоз вверенного вам полка и отправить их прямо в Казвин, не делая им дневки в Юзбаш-чае. С обозами надлежит отправиться и штабу вверенного вам полка. По дороге присоедините к себе расположенную по постам 2-ю сотню и учебную команду»...

Такому распоряжению Гребенцы немало обрадовались и на следующий день, в 8 часов утра, выступили дальше в село Ага-баба, совершив 30-верстный до него переход в 6 с половиной часов времени.

Дорога от Юзбаш-чайской заставы снова начинает подниматься в гору, преодолевая второй, еще более высокий, так называемый Куин-ский перевал. Высота этого перевала обозначена на придорожном каменном столбе в 5326 футов. На перевале лежал уже снег, и порядочно морозило. Гребенцам хотелось снова услышать родной свой марш,

но инструмент так обледенел, что играть на нем было положительно невозможно.

В селе Ага-баба по случаю холода пришлось уже и людей и лошадей разместить на ночлег в крытых верблюжьих помещениях. В общем, ночь переспали сносно, а на другой день, выступив в 7.45 часов утра, Гребенцы к полудню добрались уже до Казвина. Было 27-е ноября.

Город Казвин расположен на высоком плоскогорье – до 4 тысяч футов, обрамленном с обеих сторон высокими горами, тянущимися в направлении с запада на восток. Слева горы расположены в 4—5 верстах, а справа, в направлении Зенджана, они удалены от дороги на расстояние примерно до 25 верст; далее же на юго-восток горный массив едва обрисовывается в дымке бесконечной дали. Природа все так же безжизненна и неприветлива – ни кустика растительности, все голо; кругом все тот же глинистый цвет почвы.

Город Казвин расположен в 225 верстах от Энзели и в 136 верстах от столицы Персии – Тегерана. Этот древний город, насчитывающий свыше 60 тысяч жителей, устроен по общему типу всех азиатских городов, с узкими кривыми улицами, глинобитными высокими стенами и неизменным крытым базаром. Вокруг города расположены виноградные сады с массой фисташковых и миндальных деревьев. Эти сады закрывают город, и путнику издали никак не удается уловить его очертание. Только рке вблизи можно различить куполообразные крыши мечетей и минаретные башни. Крыши мечетей и стены городских ворот выложены кафельными изразцовыми плитками под общий зеленовато-голубой тон и, по-видимому, сделаны очень прочно. На стенах ворот хорошо сохранились мозаичные изображения персидских шахов, сарбазов, львов и т. п.

В Казвине проживает русский консул, командированный туда еще три года тому назад во время прихода в Персию нашего первого отряда, и есть небольшая русская колония, состоящая главным образом из служащих в управлении Энзели-Тегеранской дороги; есть больница этой же дороги и отделения нашего учетно-ссудного банка и английского. Из персидских властей в городе постоянно живут губернатор, вице-губернатор и каргузар. При управлении дороги имеется русская начальная школа и постоянная небольшая церковь. Коренное население состоит преимущественно из людей бедного класса, но попадаются и зажиточные персы, преимущественно шейхи, муллы и торговцы. Но торговля главным образом сосредоточена в руках богатых арл!ян, которых в Казвине немало. Из главных улиц можно назвать: Рештскую,

КАЗАКИ В ПЕРСИИ 1909—1918 ГГ.

_:_иг;*

Шахскую и Тегеранскую. Последние две очень широкие и прямые, обсаженные по бокам ветвистыми платанами.

Ко времени прихода штаба полка в Казвин там уже находились пришедшие раньше 1-я и 5-я сотни, которые, вместе с учебной командой, и встретили вновь прибывших Гребенцов, выстроившись вдоль дороги у Поляковской заставы, отстоящей от города в двух верстах. Подходя к городу, 2-я сотня отделилась и направилась по Хамаданс-кому шоссе в отведенный ей заранее караван-сарай, штаб же полка и трубачи прошли по Рештской улице в городе к русской колонии, у ворот которой и были встречены начальником отряда генералом Г-м.

Отрапортовав о благополучном прибытии начальнику отряда, командир полка получил от него необходимые указания о размещении Гребенцов в городе, а затем пришлось повернуть назад, так как квартиры для штаба полка и трубаческой команды были отведены совершенно в противоположном конце города. Под размещение штаба полка консульством были отведены здания, в которых два года тому назад помещалось отрядное гарнизонное собрание. Разместились тесно, но сгруппированно, отделив одну большую комнату под общую офицерскую столовую.

Не прошло и недели со времени прихода Гребенцов в Казвин, как уже было получено начальником отряда известие, что на присоединение к полку идут из России и остальные две Гребенские сотни – 4-я и 6-я.

К 1-му декабря все эшелоны отряда подтянулись в Казвин, в котором и собрались: два пехотных, два стрелковых полка, три батареи и четыре сотни Гребенцов. Отряду дан был отдых до 8-го декабря.

* * *

По прибытии в Казвин Гребенцы занялись устройством отведенных им помещений, большинство которых представляло собою обыкновенные сводчатые караван-сараи для загона верблюдов.

Только одной сотне был отведен порядочный караван-сарай, в котором ранее, два года тому назад, жили Лабинцы; стены и своды его были оштукатурены, и были заметны следы побелки. Остальные помещения были ниже всякой критики: ни окон, ни дверей, полы земляные, с толстым слоем навоза, а о печах, нарах и других приспособлениях не было и помину.

Не лучше расположились и остальные части отряда. Пехота и артиллерия размещены были в самом городе, в районе Шахской, Теге-

райской и других смежных улиц, а Гребенцы – по окраинам города, заняв въезд в него со стороны Исфаганских, Хамаданских и Рештских ворот.

Было рке довольно холодно, а в особенности по ночам. Приближалась зима. А потому надо было торопиться поскорее привести все помещения в жилой вид. С другой стороны, положение отряда, в отношении дальнейшего движения его на Тегеран или же зимовки в Казвине, было самое неопределенное. Никто не мог поручиться, что через день-другой отряд пойдет дальше.

Лошади были размещены в караван-сараях очень удобно, а люди вповалку спали на полу; тут же рядом седла, вьюки; кругом пыль и грязь. Под размещение медицинского околотка и канцелярии отведенных комнат не хватало, а потому спешно пришлось нанять их, заплатив за две комнаты под канцелярию 15 туманов в месяц, что на наши деньги составляет 28 рублей 60 копеек, а под околоток три комнаты за 22 тумана, т, е. свыше 40 рублей в месяц.

Настроение жителей Казвина к русским пришельцам было недружелюбное; и хотя никаких явно враждебных выступлений и не было проявлено против нашего отряда со стороны персов, но уличные демонстрации и закрытие базаров и лавок в городе все же указывали на то, что наши войска явились в Персии нежеланными гостями.

Наш местный консул Г.Вл. О-ко успокаивал начальника отряда, объясняя закрытие лавок и базаров якобы наступившим праздником байрама, но на самом деле базары и лавки закрыты были неспроста. Так, уже за несколько дней до прихода в Казвин 1-й сотни Гребенцов все лавки и базары по настоятельному требованию главарей дашнак-цутюнского комитета были закрыты, а один из торговцев персов, не пожелавший подчиниться этому требованию, был убит террористами. С приходом же в город частей отряда по улицам начались манифестации и траурные процессии. Ежедневно то там, то здесь можно было встретить толпу персов и даже детей, одетых в белые передники с черными флагами в руках. Эти манифестанты, предводительствуемые главарями, расхаживая по улицам, пели патриотические песни, означавшие в переводе: «смерть нам, правоверным, если не умрут русские гяуры», т. е., другими словами, на улицах открыто проповедовалось избиение русского отряда.

Пришедшие в Казвин части нашего отряда не обращали на эти манифестации никакого внимания, никого не затрагивали, а были только, что называется, начеку, в постоянной боевой готовности, и все обошлось благополучно.

Местные жители, убедившись, что русские их не трогают, со всеми обходятся ласково и за все щедро расплачиваются, постепенно стали относиться к отряду более доверчиво, Базары и лавки открылись, и персы кусали, как говорится, локоть, что потерпели поначалу большие убытки, прекратив торговлю, тогда как все армянские лавки торговали все время очень бойко,

Чтобы наверстать барыши, местные торговцы сразу повысили цены на все товары; так, например, сахар с 9 копеек поднялся до 17 копеек, хлеб до 12 копеек за фунт, дрова до 45 – 50 копеек за пуд, а сухие до 60 копеек. При этом персы с большой охотой принимали русские деньги, а в особенности бумажные. Специалисты менялы ходили по дворам и предлагали свои услуги по размену денег, давая на русский рубль 12—14 шай барыша. О коврах, джи-джиме и шелке нечего и говорить – этот товар многими охотниками новичками покупался втридорога...

2– го декабря начальник отряда объявил командиру Гребенского полка, что на завтра назначено выступление одной сотни с 2 пулеметами в город Хамадан, а также сообщил, что из России идут на присоединение к полку остальные две сотни – 4-я и 6-я — и, кроме того, на усиление отряда командируются еще две сотни Кубанцев²⁷⁸.

До 8-го декабря, когда истекал срок на получение ответа от персидского правительства на наш ультиматум, отряду дан был полный отдых. За будущее поручиться было нельзя, а потому отряду приказано было пока не устраиваться очень прочно и быть в полной готовности к выступлению из Казвина, тем более что, по имевшимся сведениям, в тылу – в Реште и Энзели – было неспокойно.

При спешном марше отряда в Казвин, что называется налегке, части оставили в Реште и Энзели запас патронов, сухарей и все лишнее имущество, за которыми теперь и приходилось посылать, чтобы подвезти все к новой базе. У Гребенцов там было оставлено: патроны, сухари, запас подков и прочее, а потому пришлось командировать за ними в Энзели особого офицера с соответствующим конвоем.

3– го декабря, в 9 часов утра, 1-я Гребенская сотня, усиленная учебной командой и 2 пулеметами, спешно выступила в Хамадан. Начавшийся еще с вечера 2-го числа мокрый снег шел не переставая, и за сутки его подсыпало больше пол-аршина. Это обстоятельство крайне затрудняло движение сотни, а в особенности ее колесный обоз – походную кухню и арбу с офицерскими вещами.

В предписании о командировании сотни было сказано: «...Сотня должна прибыть в Хамадан возможно скорее для предотвращения мо-

}.!&-

гущих вспыхнуть там беспорядков и для обеспечения жизни и имущества русскоподданных в этом городе»...

Впоследствии оказалось, что местное население Хамадана, возбуждаемое теми же злонамеренными дашнакцутюнами и муллами против русского отряда, распространявшими о наших войсках нелепые слухи, волновалось; поэтому с часу на час можно было ожидать народного волнения и опасаться за спокойствие в городе, а равно и за целость нашего тамошнего отделения банка.

Надо было во что бы то ни стало спешить, и сотня спешила. Так, в первый же день она совершила переход до станции Новенд в 56 верст, во второй день 54 версты, а на пятый – 7-го декабря, в 2 часа дня, была уже в Хамадане, сделав в четыре с лишком дня 218 верст без дневок по крайне трудной, занесенной снегом дороге. Ни отсталых, ни больных не было. А между тем сотне пришлось преодолеть у селения Аве трудный горный Султан-Булагский перевал в 7182 фута высотою, на котором была уже настоящая русская зима с глубоким снегом. Шоссе было занесено снегом в рост человека, а потому сотне пришлось пробиваться через перевал в один конь гуськом; кухня и арба были насколько возможно облегчены и с трудом тянулись сзади на лямках.

Город Хамадан – древняя Экбатана – живописно расположен по склону высоких гор террасами; издали он очень красив, внутри же ничего особенного из себя не представляет. Улицы в Хамадане настолько узки, а некоторые и круты, что ездить по ним в экипаже положительно нельзя и только возможно пробираться верхом. Есть же и такие переулки, в которых и верхом нельзя повернуться назад. Та же азиатская грязь и вонь повсюду, так как среди города зияет открыто прилепившаяся в овраге бойня для скота и кое-где расположены обширные бассейны для промывки кож. Хамадан славится выделкой козловых кож, которые в большом количестве вывозятся и к нам в Россию.

Обычный восточный базар с его узкими крытыми галереями ничем не отличается от всех подобных же базаров прочих персидских городов: та же сутолока, шум, звон медных и железных колоколов, иногда до пуда весом, подвешенных к шеям верблюдов проходящих тут же караванов, и запах бараньего сала, несущийся из грязных донельзя кухмистерских, в которых приготовляется любимое персидское кушанье – «кебаб».

В Хамадане проживает много евреев, сохранивших свой библейский облик, с длинными пейсами на висках. В нагорной части города

находится гробница Эсфири и Мардохея, ревниво оберегаемая особым штатом раввинов. На одной из улиц Хамадана, на берегу глубокого оврага, посетителю показывают якобы могилу Александра Македонского, которая находится под фундаментом какого-то двухэтажного скверного домика. Очевидно, персы не знают, что великий завоеватель умер в Индии.

В городе проживают: местный губернатор, полицмейстер и другие персидские власти; представителем же нашей русской власти является консульский агент.