Текст книги "Казаки в Персии 1909-1918"

Автор книги: П. Стрелянов (Калабухов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

...Одинаково ровный, любезный и ласковый со всеми: с генералами, офицерами, солдатами и казаками, Баратов очень популярен.

...На смотрах и парадах генерал любил обходить ряды и беседовать с солдатами и в особенности с казаками.

– Ты какой станицы? – Сунженской. – Постой, как же твоя фамилия? – Такая-то.

– Ах, так ты, значит, сын такого-то? – Так точно. – Ну вот, как хорошо, ведь мы с твоим отцом товарищи, мальчишками росли, вместе по станице без штанов бегали...

Казаки смеются. Любят, когда генерал шутит, но знают, что это правда, и приятна им эта шутка-правда, и гордятся они своим генералом»⁶¹⁴.

Обаяние Баратова сильно и среди персов. На русских деньгах, обесцененных в дни разрухи, они просили его поставить свою подпись, и тогда бумага становилась равной золоту.

Войну Баратов закончил генералом от кавалерии, с орденом Святого Георгия 4-й степени и многими высшими иностранными орденами.

В 1918 году, после организованной эвакуации частей корпуса, ему самому путь из Персии в Россию уже был прегражден большевиками. Баратов принял предложение англичан и отправился в Индию, где провел около пяти месяцев. Как только это стало возможным, он вернулся на родину и назначен представителем Добровольческой армии и ВСЮР в Закавказье.

По словам самого Баратова, «он в Тифлисе уладил все дела, устранил все трения, существовавшие между обеими сторонами, и получил предложение Грузинского правительства предоставить в распоряжение генерала Деникина⁶¹⁵ также 35-тысячный корпус, подготовленный вполне и всем необходимым снабженный для борьбы с большевиками в составе Вооруженных Сил Юга России. ...Но из моей миссии ничего не вышло, так как генерал Деникин от грузинской помощи отказался»⁶¹⁶. Оценку деятельности генерала дали большевики – Баратов тяжело ранен (ампутирована нога) во время покушения на него 13 сентября 1919 года в Тифлисе.

Николай Николаевич говорил: «Бог сохранил меня от руки убийцы и сделал инвалидом, чтобы я послужил своим братьям»⁶¹⁷. В 1920 году в Константинополе он начинает свою деятельность на инвалидном фронте.

Это было страшное время, когда, смятые кровавым красным валом в жестокой борьбе, лучшие сыны России покинули свою Родину. На берегах Босфора осели десятки тысяч несчастных русских людей. Надо было «начинать самостоятельную жизнь в новой обстановке, среди чужих людей, без языка, без знаний, на костылях, с простреленными легкими, с искалеченным телом, без сантима в кармане, с имуществом, состоящим из окровавленной рубахи, нательного креста и серой шинели»⁶¹⁸. В ту печальную пору нужен был человек, способный поднять знамя инвалидов. Им стал генерал Баратов.

В 1922 году войска Кемаль-паши (глава национального движения в Турции) приближались к Константинополю. Баратов едет в Королевство СХС и добивается разрешения перевезти туда инвалидов с семьями, около 500 человек. В 1923 году, с переездом Николая Николаевича в Сербию, состоялся первый съезд русских инвалидов. Средств не было. Помощь, ассигнованная генералом Врангелем (30 тысяч динаров), облегчила задачу. Баратов понимал, что нркен выход на международную арену. В 1924 году он совершает поездку по разным странам, встречается с папой в Риме, судьбой инвалидов начинает заниматься Лига Наций. В 1925 году генерал переезжает в Париж, проводит дни Зарубежного Союза Инвалидов, они начинают зарабатывать деньги.

Сознавая настоятельную необходимость для всех чинов Русской армии в военно-научном журнале, генерал Баратов возродил в русском зарубежье прерванное революцией издание «Русского Инвалида».

КАЗАКИ В ПЕРСИИ 1909-1918 ГГ.

^___;_

Его приезд по делам инвалидов в английскую столицу напоминал лихой налет, джигитовку по Лондону. Он проникал в довольно замкнутое английское общество, в аристократические клубы, сумел заинтересовать, привлечь внимание, напомнить о Русской армии, о ее инвалидах. «И все это он делал бодро, без жалоб, без трагических слов, разливая вокруг себя чуть-чуть лукавую галантность, которая своей новизной особенно подкупала англичанок».

При посещении палаты лордов стоящий у дверей Вестминстера полицейский недоверчиво посмотрел на человека в папахе, на газыри на его черкеске, заметил серебряный кинжал на ременном с серебром поясе и отказался пропустить гостя:

– В парламент никто не смеет входить вооруженным.

Баратов, не понимая по-английски, в ответ только улыбался.

Сопровождавшая его леди Д., жена лорда, сказала: «Да, да, конечно, но видите, генерал – калека, он потерял ногу на Великой войне. Его Вы можете пропустить».

Николая Николаевича провели в дипломатическую ложу. Как только фигура Баратова в черкеске появилась у барьера, мирно дремавшие на заседании лорды зашевелились, зашептались, отгадывая – кто этот генерал с Востока?

В бесконечных коридорах английского парламента они встретили грузного лорда Дарби на костылях. «Он узнал Баратова, остановился и приветствовал генерала маленькой речью. Николай Николаевич ни слова не понял, но отвечал ласковыми, даже не междометиями, а звуками. В его лице, улыбке, в своеобразном движении плеч, точно он их расправлял перед пляской, было столько жизни, столько приветливости, такое полное психологическое понимание, что хмурое лицо старого и больного лорда Дарби расправлялось и молодело на глазах. Точно и на него пахнуло тем солнечным теплом, которое таилось в крови безногого, бездомного, лишенного родины русского генерала»⁶¹⁹.

22 марта 1932 года его не стало. «Глубокоуважаемая Вера Николаевна⁶²⁰. Получив вчера скорбное известие о безвременной кончине незабвенного супруга Вашего и глубоко опечаленный тяжелою утратою, постигшей Вас и всю Русскую Зарубежную Военную Семью, Его Императорское Высочество Великий Князь Дмитрий Павлович приказал мне передать Вам, насколько эта утрата чувствуется Его Высочеством, и выразил Вам Его искреннее соболезнование в постигшем Вас горе... Барон В. Врангель»⁶²¹.

25 марта русская митрополичья церковь по улице Дарю была переполнена до отказа. Все утопало в цветах, у гроба склонились флаги

Терского Казачьего Войска, Зарубежного Союза Инвалидов, десятки флагов союзных воинских организаций. Казаки в форме Терского и Кубанского Войск в почетном карауле стояли у изголовья гроба. Священник о. Георгий Спасский поведал, как часто после церковной слрк-бы, когда все уже расходились и церковь погружалась в полумрак, он заставал Николая Николаевича в алтаре помещения. Вспоминали пасхальное приветствие, написанное Н.Н. Баратовым в апреле 1930 года: «Только теперь, после многих лет горького унижения и неслыханных испытаний, научились мы ценить и любить Ее [Родину] так, как никогда прежде. ...Мы, несчастные изгнанники здесь, совершаем одновременно тягчайший крестный путь. Россия распята палачами-безбож-никами на кресте, а народ не смеет открыто даже молиться Богу за нее. И все же мы НЕПОКОЛЕБИМО ТВЕРДЫ В СВОЕЙ ВЕРЕ в благие пути Провидения и ЧАЕМ БОЛЕЕ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО, СКОРОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ И ВОСКРЕСЕНИЯ РОССИИ»⁶²².

Часть третья

ПЕРСИДСКАЯ КАЗАЧЬЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ШАХА БРИГАДА

ПРЕДИСЛОВИЕ

«По чувству справедливости считаю долгом отметить также доблестное участие в боевых действиях корпуса офицеров и казаков персидской казачьей Его Величества Шаха дивизии во главе с войсковым старшиной Мамоновым...⁶²³ Эти персидские казаки под начальством своих офицеров и руководством наших русских инструкторов показали, что они могут и доблестно сражаться, и героически безропотно переносить все тяжести и лишения походной жизни, как, например, пришлось им при действиях зимою в горах в глубоких снегах при отсутствии надлежащей теплой обуви и одежды. Такое доблестное поведение персидских казаков делает честь как им самим и их славным офицерам, так и их учителям и воспитателям в военном деле – русским офицерам и инструкторам названной дивизии», – писал в заключительном приказе войскам корпуса генерал Баратов⁶²⁴.

Персидская Казачья Его Величества Шаха бригада, развернутая в дивизию к концу Великой войны, насчитывала к тому времени уже тридцать пять лет своего существования.

Еще в царствование Императора Александра II персидский шах выразил желание пригласить к себе на слркбу русских офицеров для сформирования по образцу казаков частей своей отборной кавалерии (конвоя). В 1882 году конвой был развернут в Персидскую Казачью Его Величества Шаха бригаду – уникальную боевую единицу, состоящую из персов, но с русскими командиром и инструкторами. Воспитанные и обученные русскими офицерами и урядниками, авторитет которых в Персии был непоколебимо высоким, со своей формой – слепком с наших Кавказских Казачьих Войск, персидские казаки составляли наиболее боеспособную часть армии. В бригадную школу (затем и кадетский корпус) с русскими преподавателями, готовившую командный состав для Казачьей бригады, отдать своих детей считали за честь многие представители персидской знати и интеллигенции.

Во время персидской революции 1908 года, когда страна оказалась в состоянии полной анархии, эта шахская гвардия спасла законную власть и саму жизнь монарха; в Великой войне персидские казаки взаимодействовали с частями корпуса генерала Баратова. Бригада (с 1917 года – дивизия) существовала до конца 1920 года, когда «с помощью» англичан всех русских инструкторов уволили, а сама дивизия по требованию большевиков была переформирована.

Так завершилась сорокалетняя история этой уникальной части под командованием русских старших начальников и инструкторов, создавших своей работой из неорганизованной персидской кавалерии воинскую часть, вполне европейскую в строевом и дисциплинарном отношении.

Л&г,

Казачья Его Величества Шаха бригада от сформирования до Великой войны⁶²³

■ В 1879 году, во время второго своего путешествия в Европу, персидский шах Наср-Эд-Дин в поездке по России посетил Петербург, где был гостем Императора Александра II. Там он впервые увидел и заинтересовался Собственным Его Императорского Величества Конвоем. Восхищенный молодецким видом и строевой лихостью казаков Конвоя, шах выразил желание иметь подобную воинскую часть у себя в Персии.

Генерального штаба полковник Домонтович⁶²⁶, впоследствии первый командир Персидской Казачьей бригады, служивший в ту пору на Кавказе, вспоминал, что шах, «проездом по Эриванской губернии, всюду был встречаем и сопровождаем частями кавказских казачьих полков, которые по окончании Турецкой войны были расположены в разных местах этой губернии. Внешний вид этих боевых полков, их красивая обмундировка и блестящее снаряжение привлекли внимание Шаха».

При дальнейшем следовании, в пути, Наср-Эд-Дин-шах убедился и в высоком качестве этой кавалерии. «Лихая, отчаянной смелости, одиночная езда казаков напоминала ему отчасти вольную, не стесняемую никакими регламентами езду персидской конницы. Но в то же время какая-то внушительная тишина и грозная сплоченность строя казачьих полков, более близкая его сердцу, чем мертвенная скованность полков Европейской кавалерии, вызвали восторженное его удивление». Незадолго до того шах задумал произвести преобразование всей персидской армии. В Тегеране ожидали австрийскую военную миссию из всех родов оружия, кроме кавалерии; англичане указывали шаху на блестящие результаты при организации ими индийской бенгальской кавалерии и обещали финансовую помощь.

П.Н. СТРЕЛЯНОВ (КАЛАБУХОВ)

«^1–Ьй.

«Неизгладимое впечатление, произведенное на Наср-Эд-Дин-Шаха казаками, бесповоротно решило этот вопрос в пользу России. По прибытии в Тифлис Шах обратился к Наместнику Кавказа Великому Князю Михаилу Николаевичу, выразив желание пригласить на службу в Персию русских офицеров для сформирования по образцу казаков части отборной кавалерии, на что в скором времени последовало Высочайшее соизволение»⁶²⁷.

Будучи в ознакомительной командировке в Тегеране, полковник Домонтович имел возможность убедиться, что представляла собой персидская кавалерия:

«Шах желал, в моем присутствии, сделать смотр своим гулямам (в данном случае воинам-всадникам. – П.С. /К/.), которые в числе более двух тысяч составляли собственный его конвой...

Они не составляли тесного строя. Находясь на различных один от другого расстояниях, всадники длинной линией тянулись вдоль дороги, извиваясь сообразно ее поворотам, и терялись вдали. При этом, конечно, не могло быть и речи о каком-нибудь равнении, не существовало даже между ними и связи.

Дистанции устанавливались сообразно темпераменту стоящих по соседству лошадей, видимо непривычных находиться даже в такой свободно-развязной компании. Они смотрели одна на другую с налитыми кровью глазами, грызли удила и, только послушные руке всадника, не дрались между собой...

Шах появился в сопровождении большой свиты, направился к ближайшему левому флангу гулямов и медленно двигался вдоль линии. Не слышалось никакой команды, никаких приветственных возгласов... Каждый из гулямов, мимо которого проезжал Шах, сидя на лошади, делал глубокий поклон всем корпусом, как-то сгибаясь вправо. Но едва Шах отъезжал шагов на десять, как сзади его между гулямами начинался разговор; некоторые из них слезали с лошадей, отходили назад к стоящим тут же разносчикам, другие же, садясь на землю, спокойно покуривали кальян.

Шах, обогнув фланг, поехал рысью и остановился в шагах трехстах в тылу всей линии. Вслед за тем начали проскакивать мимо него один за другим все всадники. Скакали они отлично. Для превосходных персидских аргамаков земля, сплошь усеянная большими каменьями, не составляла препятствий. Сначала в скачке соблюдался кое-какой порядок, всадники следовали один за другим, затем дистанция между ними стала уменьшаться, появились сразу по два, по три человека. Задор видимо усиливался. Каждый старался обогнать другого, и нача-

лась бешеная, беспорядочная скачка... Все это стремглав мчалось перед Шахом, вызывая его одобрение, некоторые из всадников, вероятно начальствующие лица, приподнимались на стременах всем корпусом, низко наклонялись в виде поклона. В это время Шах повернулся назад:

– Как Вы находите мою кавалерию?..»⁶²⁸

Первую русскую военную миссию, командированную в Тегеран, составили три офицера и пять урядников.

В 1882 году на основании соглашения между русским и персидским правительствами шахский конвой был развернут в Персидскую Казачью Его Величества Шаха бригаду, о чем издали особый фирман (указ). Первоначально бригада состояла из двух казачьих полков и конной батареи (образца 1877 года Обуховского завода), подаренной шаху русским правительством.

Офицеры в бригаду назначались русским Генеральным штабом и с предварительного согласия шаха, их помощники – сверхсрочные казаки Кубанского и Терского Войск – по аттестациям своих полковых командиров.

Начальниками бригады с момента ее создания состояли полковники Домонтович, Косаговский, Ляхов, князь Вадбольский⁶²⁹, в Великую войну – полковник Прозоркевич, генерал-майор барон Майдель⁶³⁰ и после 1917 года – последний ее командир полковник Старосельский⁶³¹.

По положению об управлении бригадой начальник бригады подчинялся единственно шаху и являлся его советником, фактически получая указания от Генерального штаба, который, в свою очередь, действовал в согласии с Министерством иностранных дел и Наместником на Кавказе (штабом Кавказского военного округа).

В строевом и хозяйственном отношении начальник бригады пользовался полной самостоятельностью, дисциплинарная его власть была настолько велика, что он имел право лично производить в офицерские чины до полковника включительно, а выше – по докладу шаху. Вместе с тем разжаловать русский начальник бригады мог любого из своих подчиненных, даже если тот был в генеральских чинах. Разумеется, речь идет о производстве и разжаловании персидских офицеров.

Бригада располагалась в Тегеране, отдел бригады был учрежден в Тавризе, таким образом, эта воинская единица состояла из двух отрядов – Тегеранского и Тавризского. Отдельные соединения бригады были рассредоточены в некоторых городах Северной Персии. Кроме

П.Н. СТРЕЛЯНОВ (КАЛАБУХОВ)

<=а.»_

того, генерал-губернатор и губернаторы имели при себе конвои из Казачьей Его Величества Шаха бригады. Численность бригады доходила до 2 тысяч человек. Расходы по бригаде покрывались персидским правительством из таможенных поступлений портов Энзели, Астары, Мешедисера, наиболее доходных таможен, находящихся на важнейших караванных путях (например, в Керманшахе), и пограничных пунктов Кавказа и Туркестана, за которыми наблюдала Россия. Донесения и денежный отчет направлялись начальником бригады в Генеральный штаб.

Российскую военную миссию в Тегеране в 1883 —1885 годах возглавлял полковник Марковский, затем его сменил полковник Кузьмин-Караваев. Заведующим обучением Персидской кавалерии и командующим 1-м Казачьим Его Величества Шаха полком с 1883 по 1890 год являлся есаул Маковкин⁶³², инструкторами состояли есаул Меняев, есаул Ассиер, поручик Гвардейской конной артиллерии Блюмер.

Постепенно бригада была развернута в четыре конных полка двухэскадронного состава с двумя конными батареями по четыре орудия. Затем в бригаду вошел пластунский батальон (четыре роты), составленный из спешенных казаков, временно оставшихся без коней. Бригадная артиллерия была укомплектована скорострельными орудиями системы Шнейдера и Крезо, пулеметная команда – вьючными пулеметами Максима, казаки вооружены русскими трехлинейными винтовками.

Пехота в бригаде носила пластунскую форму, кавалерия – форму Кубанского Войска, русские инструкторы – форму Терского Войска. Черкески, летом красные бешметы с погонами по цветам полков, все постоянно при кинжалах и шашках, офицеры летом в русских белых кителях с портупеей под кителем. Все вооружение и седловка казачьи, выписанные из России.

Парадная форма персидских казаков была скопирована с мундиров Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Погоны у генералов, офицеров и казаков – русского образца, но как у русских, так и у персидских чинов на погонах размещался накладной бронзовый знак: у казаков – лев с короной, у обер-офицеров – лев с короной в лавровом полувенке, у штаб-офицеров этот венок был в три четверти, у генералов – полный венок вокруг льва с короной, у сардара (маршала) – большой лев с короной без венка.

Персидских офицеров в бригаде состояло до 270 человек, в чинах от наиб дейюма (наиб-э-дойома)⁶³³ – подпоручика до эмир-тумана – полного генерала. Офицерский состав пополнялся производством из

нижних чинов сыновей офицеров или особо отличившихся казаков. Каждый из офицеров начинал службу с рядового, постепенно получая очередные звания: серджюге (сэр-джугэ) – ефрейтор, векиль чан (ве-киль-чеп)– младший унтер-офицер, векиль раст – старший унтер-офицер, векиль-баши – вахмистр, фельдфебель, муин наиб – подпрапорщик.

Слркба неслась строго и не имела временного характера, как в других персидских частях. Нередко будущие офицеры оставались в нижних чинах по три-четыре года, исполняя все обязанности, включая и уборку конюшен. Производство в офицеры не было связано с наличием свободных вакансий и зависело только от начальника бригады.

Наиболее отличившиеся из персидских казаков, достигшие звания муин наиба, производились в офицерские чины: наиб сейюм – прапорщик, наиб дейюм – подпоручик, наиб аваль – поручик, султан капитан – ротмистр, явер – майор, наиб сергенг – подполковник, сергенг – полковник, сартин 1-го ранга – генерал с одной звездой, сартин 2-го ранга – генерал-майор, мир пендж – генерал-лейтенант, эмир-туман – полный генерал, сардар маршал – маршал, амир найон – главнокомандующий.

Произведенные молодые офицеры, за неимением соответствующих вакансий, занимали места унтер-офицеров. Так, все фейерверкеры конной артиллерии, все отделенные начальники в пехоте, некоторые музыканты в оркестре носили офицерские погоны. Быстрое и бессистемное производство офицеров в следующие чины специально для удовлетворения восточного самолюбия и тщеславия, не сообразованное с наличием свободных вакансий, приводило к курьезам: капельмейстер бригадного хора трубачей носил генерал-лейтенант-ские погоны, ротами и эскадронами командовали' генерал-майоры.

Офицерские чины обыкновенно давались через год-два, так как это не было связано ни с какими расходами. Основной оклад офицерского жалованья не изменялся по мере повышения в чине и равнялся 6 туманам (12 рублей в месяц). Дополнительно все офицеры получали фуражные деньги, а занимающие какие-либо должности – и столовые. Эскадронный командир получал 21 туман, командир полка – 31 туман, генерал, помощник командира бригады – до 50 туманов в месяц. Оставались все же офицеры, живущие с семьей на 6 туманов в месяц: они занимали комнату на окраине города, спали на полу и питались хлебом и сыром. Пенсии офицерам не устанавливались: потерявшие трудоспособность, раненые и семьи убитых обеспечива-

ДА ___

лись пособиями из экономических сумм по назначению командира бригады.

Вместе с тем персидские офицеры добросовестно относились к своим обязанностям, на службу являлись чисто одетыми и производили приятное впечатление.

Звездами Льва и Солнца офицеры награждались в изобилии. Следствием такой щедрости и привычки носить все младшие степени орденов при старших являлось их изобилие на груди даже младших офицеров, и бригадное офицерство при парадной форме напоминало звездное небо.

Русские офицеры-инструкторы после награждения орденом Льва и Солнца 2-й степени и лентой сартина 2-го ранга становились генерал-майорами, а после награждения орденом Льва и Солнца 1-й степени с лентой мир пенджа – генерал-лейтенантами. Начальник дивизии имел чин сардара – маршала.

Казаки поступали на службу в бригаду добровольцами, по вольному найму, из разных местностей и племен Персии. Жителей Тегерана принимали в ограниченном числе и по особой рекомендации, с поручительством офицеров и родственников. Более половины казаков вербовались среди горных кочевников – курдов шахсевен, луров, бах-тиар из Ардебиля, Буруджира, Сенне, Соуч-Булаха и других не тронутых цивилизацией диких уголков, встречались афганцы и туркмены. Вследствие такой разноплеменности в бригаде говорили на всех персидских наречиях, но господствующим языком оставался персидский. Службу казаки несли по дисциплинарному и строевому уставам Русской армии.

Поступающие в конницу должны были иметь своего коня. Орркие, обмундирование, седла – все казенное. Контракт при поступлении на службу не заключался, командир бригады, как уже говорилось, мог в любую минуту рассчитать казаков; они же не могли уволиться из бригады по своему желанию до старости или до расстройства здоровья. Персидским казакам устанавливался ежегодный двухмесячный отпуск с сохранением половинного жалованья.

Сроков для производства в следующее звание не устанавливалось, все зависело от личных заслуг. Вместе с тем полученное звание не влекло за собой изменений в служебном и материальном положении, как и у офицеров, так как большое число начальствующих лиц не соответствовало строевому расчету.

Главным, что привлекало казаков в бригаду, являлось не жалованье, а социальное положение и безопасность их семей и имущества

-ЗА–

от произвола персидских властей. Принадлежать к «казак-ханэ» (Казачьей бригаде) было большой честью. Единственная строевая часть в Персии, строго выправленная, аккуратно выплачивающая жалованье, приобретшая громкое имя – бригада, еще и защищала казака. Никто не осмеливался приставать к нему с поборами и взятками, потому как знали, что русский полковник немедленно разберет дело и взыщет с виновных.

Три десятилетия работы русских инструкторов сделали бригаду в строевом и дисциплинарном отношении вполне европейской воинской частью. Молодцеватая выправка, отдание чести, смелая и непринужденная посадка напоминала полки русской кавалерии. Казаки посажены на крепких, выносливых коней среднего роста, лошади сохраняли силы после продолжительного галопа – любимого аллюра персидской конницы. Если сомкнутый строй бригады уступал русским драгунам по равнению и быстроте и чистоте перестроений, то действия лавой и одиночные всадники выделялись лихостью и быстротой движения.

Джигитовка в бригаде была поставлена отлично, как и рубка и фехтование. Не только молодые казаки, но и старшие офицеры проделывали самые трудные упражнения легко и чисто. Хуже обстояло дело со стрельбой вследствие малого запаса патронов и экономного их расходования.

Артиллерия неплохо маневрировала, персы работали при орудиях спокойно, без суеты и достаточно ловко. Стрельбы почти не производились – опять же из экономии.

Добросовестно обучался пластунский батальон: прикладка, ротные учения и ломка строя производились чисто, стрельба велась на дистанцию 200 и 400 шагов. Караульная слркба неслась образцово, с полным сознанием ее важности.

К занятиям офицеры и нижние чины относились в высшей степени внимательно, не пропуская ни одного слова из объяснений инструкторов. Назначенные из пластунского батальона в пулеметную команду казаки успевали изучить совершенно новое для них дело в десять дней. На одиннадцатый урок команда в полном составе выходила в походном порядке, боевая стрельба ее давала полное поражение и оценивалась по русским инструкциям как отличная.

Казаки настолько заинтересовались новым родом оружия, что на занятия являлись даже те, кому совершенно не было приказано, например коноводы на наводку. Приходили добровольно, сменяясь для этого с постов в караулах и после занятий отстаивая пропущенную смену.

О смотре в 1908 году шахом бригадной пулеметной команды свидетельствовал русский военный агент:

«...Менее чем в тридцать секунд натренированные стрелки успели выстроить пулеметы на линии огня, поднести ящики с патронами и отвести коней.

– Готово, – доложили шаху.

– Как быстро! – удивился Магомет-Али. – Стреляйте.

– По мишеням, восемь!

Номера засуетились и замерли.

– Батарея – огонь!

Трескотня четырех пулеметов длилась не более десяти—пятнадцати секунд. Усыпанное обломками кирпича поле все дымилось от взлетавших при рикошетах облачках желтоватой пыли. Мишени падали одна за другою при одобрительных восклицаниях самого шаха и толпы зрителей. Наконец упала последняя мишень. Огонь моментально оборвался.

– Отлично, – проронил шах, направляясь к батарее. За ним двинулась свита.

– Откинь замок, – во избежание несчастного случая, скомандовал Сады-хан, успевший прийти в себя и гордый первым успехом.

Шах остановился на высоте первого пулемета. Солнце блистало на брильянтах его пуговиц, золотых погонах, украшенных тремя дивными изумрудами в брильянтовых оправах и роскошном алмазном султане. Сбоку висела кривая сабля в золотых ножнах, вся покрытая брильянтами...

В этот день шах был в лучшем настроении, улыбался, разговаривая с полковником и одобрительно поглядывая на команду. Несколько слов было им сказано по-русски.

Вторая стрельба была еще удачнее первой. Сады-хану посчастливилось взять правильный прицел, и менее чем в десять секунд цель повалилась на землю.

Шах остался в высшей степени доволен и, подозвав полковника Ляхова, вступил с ним в оживленный разговор.

Через две-три минуты шах подошел к первому пулемету... Генерал доложил его величеству, как производить наводку и открывать огонь.

Заинтересованный пулеметом, шах быстро откинул в сторону свою драгоценную саблю, опустился на сиденье треноги, навел заряженный заранее пулемет на отдельную мишень в рост и нажал спусковой рычаг. Мишень немедленно упала.

– Хорошее оружие! – поднялся шах. – Быстро обучена батарея и очень хорошо, – обратился к начальнику команды Магомет-Али, – прикажите вьючить.

Сады-хан подозвал коноводов. Посмотрев на расторопное навью-чиванье, шах в последний раз выразил свое удовольствие полковнику и просил передать команде «аннам», по туману на человека. Смотр окончился...»⁶³⁴

До открытия бригадной школы, а затем и кадетского корпуса офицеры, произведенные из нижних чинов, военного образования не получали и довольствовались знаниями простого урядника, не окончившего учебной команды. В строевом и административном отношении они оставались хорошими исполнителями, но в отделах и отрядах бригады, где от них требовалась самостоятельность в отсутствие наставников – русских инструкторов, эти персидские офицеры терялись, их воинский дух был недостаточно высок.

С появлением школы и корпуса в них стали приниматься дети офицеров бригады и по большой протекции дети влиятельных граждан Тегерана. К 1909 году обучение было четырехлетним, ежегодно выпускалось около двадцати человек. Наблюдал за учебным заведением русский офицер-инструктор, помощниками его состояли несколько персидских офицеров, говорящих по-русски, старший из них – в чине генерала. Преподавателями служили персы и русские, мулла читал Коран, воспитателями в классах – казачьи урядники.

«В первом классе школы только семь месяцев слышавшие русскую речь мальчики уже писали под диктовку на доске нехитрые фразы, переводя их на персидский язык; довольно быстро читали отрывки из «Родного Слова» и рассказывали прочтенное своими словами; на задаваемые по-русски частные вопросы отвечали бойко, изредка вставляя персидское слово, взамен неизвестного им русского.

Ни тени запуганности, уныния не было видно в смелых глазенках маленьких персов; преподаватель русского языка г. Попов отметил их прилежание и объяснил мне, что наш язык теперь в моде и многие из богатых жителей Тегерана начинают учить своих детей русскому языку.

В другом, втором классе я был на экзамене персидского языка. Мальчики нараспев читали изречения Саади и объясняли их смысл; тетради, чисто содержанные, бойкие ответы производили приятное впечатление.

Осмотр школы я закончил экзаменом по арифметике в третьем и по географии в выпускном, четвертом классе. Ответы были отличные. Сложные задачи решались в уме, без помощи записей; по географии познания были настолько подробны, что ученики безошибочно показывали на немой карте такие города, как Казань, Лейпциг, Шанхай, толково объясняя двумя-тремя словами их значение. Особенное внимание, по-видимому, было обращено на изучение России и Персии»⁶³⁵.

По окончании курса большинство поступало в бригаду со званием векиль-чепа – младшего унтер-офицера и выслуживало себе офицерские эполеты. Окончившие кадетский корпус принимались на службу в первом офицерском чине наиба сейюма – прапорщика.

Персидские офицеры, окончившие кадетские корпуса и военные училища в России, поступали на службу в чине султана – капитана, ротмистра.

Хор бригадной музыки под управлением капельмейстера в чине генерал-лейтенанта имел прекрасный состав трубачей, оркестр балалаечников и несколько вполне порядочных солистов. Они играли в иностранных миссиях и при всех торжественных случаях. В составе оркестра были офицеры, чьи полковничьи погоны не мешали одному музыканту исполнять партию корнета, а другому баса...