Текст книги "Казаки в Персии 1909-1918"

Автор книги: П. Стрелянов (Калабухов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

13 октября в станице Урупской полковник Бабиев вступил в командование полком. Выехав осмотреть линию расположения красных, легко ранен в «сиденье», пуля застряла в седельной подушке. В тот же вечер он отсылает ее родителям, попросив взять в золотой ободок и выгравировать: «13-я. 13.10.1918. Урупская». Это было его тринадцатое ранение.

Первый приказ Бабиева по Корниловскому полку заканчивался словами: «За Великую свободную Россию». Писать сам он не мог: кисть правой руки была прострелена в том месте, где сходятся пальцы, переходя в ладонь. Раздробленные фаланги пальцев торчали вперед, не сгибаясь. Немного действовал лишь большой палец, между ним и мертвыми остальными он держал папиросу. Подписывался левой рукой, каракулями, к родителям и друзьям – «Ваш Коля Бабий». Здоровался и отдавал честь он левой рукой, что, как признанному герою, ему было очень к лицу.

В разгар боя за Урупекую пешком появился генерал Врангель с адъютантом. После доклада Бабиева он с явным интересом стал рассматривать его, то, как он одет.

– Полковник, а где вы заказывали свою черкеску? – в боевой обстановке это было очень странно.

– Да еще в Тифлисе, Ваше Превосходительство! – козырнув ему, ответил Бабиев⁷²¹.

Врангель только что был приписан в казаки станицы Петро-Пав-ловской, хотел одеться по-кавказски, потому и присматривался к черкеске и оружию Бабиева.

Как-то поздним вечером разъезд казаков задержал пятерых конных черкесов с оружием, пробиравшихся от красных. Это удивило Бабиева. Черкесы закубанских аулов были почти все против красных. На Кавказском фронте в Великую войну молодые офицеры Лабинцы, подражая горцам, копировали их русский язык. Получалось очень весело.

Бабиев, увидев «пленных», вооруженных с ног до головы, строго крикнул на урядника:

– Почему не разоружил?

– Да они не отдают! – отвечает урядник.

КАЗАКИ В ПЕРСИИ 1909-1918 ГГ.

«^аи____

Картина получилась смешная, но Бабиев все понял. Могла получиться кровавая свалка. Ясно было, что они перешли от красных добровольно. Сделав паузу и незаметно подморгнув одним глазом, говорит:

– Ну что ж... это красные, и их придется расстрелять...

– Хто красни? Ми?.. Каво стрелить – мина, нас?.. Я болши бели, чем ти! Ми билизован красни и сам пришла суда! – запальчиво произнес передний из черкесов с разбойными глазами.

Стало весело. Бабиев улыбается и успокоительно говорит им, что он пошутил и завтра отпустит их в свой аул.

– Канэшна... – вдруг отвечает черкес, чем еще больше смешит Бабиева. Смеялся уже и урядник, который привел их. – Толка дай бумашка...

Бабиев-командир – это легкость и подвижность, отчетливость и шик. В седле был импозантен, сидел глубоко и свободно, властвовал над всеми. Черный бешмет, «дачковая» черкеска цвета верблюжьей шерсти, небольшая черная каракулевая папаха. Кинжал и шашка в черных ножнах, рукоятки слоновой кости. В ноговицах и чевяках, легкое седло «ка-лаушинской работы», белый прибор, ремни словно шелк. Коня держал «на длинном поводе». Он так и просился на картину.

Бабиев нравился казакам Корниловцам, он сразу же очаровал весь полк. На своем светло-рыжем, лысом коне с ногами в белых «чулках», веселом и прытком – он подлетал к полку всегда широким наметом. Быстро остановив коня, в три—пять прыжков, взяв левую руку под козырек, зычным и чуть хрипловатым голосом, кивнув головой вверх, чтобы слова команды прошли поверх голов строя, будируюхце пронизывал полк: «Здорово, молодцы Корниловцы!»

Казаки «ловили глазами его», чтобы громко, молодецки ответить: «Здравия желаем, господин полковник!»

Приняв Корниловский полк, Бабиев стал комплектовать его казаками лабинских станиц. Офицеры Лабинцы были для Бабиева выше других. Обоз 2-го разряда он перевел в Лабинскую, в свой отдел, в южную часть Войска. На Маныче в 1919 году, на северной окраине Ставропольской губернии, для прибытия в полк или эвакуации из полка по ранению, казакам северо-восточных и восточных станиц Ейского и Кавказского отделов приходилось делать огромный крюк, чтобы заехать в обоз для получения жалованья, ремонта и прочее. Но... так распорядился Бабиев! Командуя уже дивизией из пяти полков, он хотел командовать и Корниловским.

Полк входил в станицу Безскорбную темной ночью. Наткнулись на спешенную группу. Из пяти казачьих полков 1-й Конной диви-

^

эии четыре были черноморских, Бабиев был «линейцем», но любил казаков-черноморцев и их язык.

– Якого полка? – громко крикнул он в темноту.

– Ынгыр... гыр-гыр-дыр... та чорти – якогось Ынгырланьского драгунського! – ответил ближайший казак.

Бабиев был в восторге и весело расхохотался.

Генерал Врангель тогда как раз формировал новый Ингерманланд-ский гусарский полк из бывших офицеров этого полка и... казаков. Бабиев был, безусловно, дисциплинированным офицером, далеким от неуместной критики своего начальства, отдававшим похвальную дань русской кавалерии и кавалерийским офицерам, находившимся при генерале Врангеле. Но его не могло не возмущать, что:

– в штабе дивизии не было ни одного офицера-казака;

– ко всем офицерам-кавалеристам от казачьих полков требовалось бесчисленное количество конных вестовых;

– для формирования Ингерманландского гусарского полка из полков отнимались казаки.

20-е числа октября 1918 года запомнились в Корниловском конном, входившем в бригаду полковника Науменко, как «хождение по Урупу». Переходы за реку и обратно, будничная разведка и бои. В ходе одного из них в плен сдались два полка пеших казаков Ла-бинского отдела, мобилизованных Таманской красной армией при отходе. Они были рады, что их атаковали свои же казаки, не считали себя пленными и тут же просились в бой с красными. Их отправили в штаб дивизии, где на следующий день Врангель, выделив четвертую часть «начальствующего состава», приказал их расстрелять⁷²².

Ноябрь. Тяжелые бои 1-го Конного корпуса генерала Врангеля с Таманской красной армией. 1 ноября Кубанская конная бригада полковника Бабиева захватила Ставропольский вокзал. Затем Корниловцы форсируют реку Калаус. Бабиев был в отчаянии: его красавец конь выбыл из строя. За время Ставропольской операции – месяца непрерывных боев – он его загнал. Расседлывали коней редко, да и не любил Бабиев медленные аллюры. После намета резко останавливал коня, в три прыжка, чем и посадил его на передние ноги. Переправившись на противоположный берег реки, его конь завяз и упал на передние ноги. Бабиев, как воробей, через голову его прыгнул на берег... Прислан заводной конь, в хорошем «теле». Конь как конь, но, сев на него, Бабиев «поблек». Он уже не подлетал к полку, а приближался какой-то непонятной рысью. Ни аллюра, ни повода. И привет-

«Ssi_1^»

ствие, и ответы казаков звучали буднично и недружно. Удивительно, как конь под седоком меняет и самого седока.

При подходе к селу Петровскому, по команде Бабиева «Песенники, вперед!», рысью выезжают человек двадцать – и начинают торговаться:

– Яку?.. Та ця нэ пройдэ. Ну а яку ж?..

Называются другие песни.

– Та ця погана... надойила...

Бабиев выходит из себя:

– Что вы там торгуетесь? Начинайте!

Казаки запели, и как всегда у черноморцев – красиво, могцно, с душой. Бабиев сразу же отошел. «Вот чертовы хохлы, – говорит и улыбается. – Пока раскачаешь их – перерваться можно... но когда запоют – молодцы. Нашим линейцам не дойти до них. Я учил свою 3-ю сотню 1-го Лабинского полка петь песни... не то».

Бабиев был горячим, но и быстро отходчивым начальником. Сам пел хорошо, но линейные песни. Он любил в песнях казачий гик, свист, крик, тарелки, бубен, зурну, вообще – любил «бум».

Генерал Деникин в «Очерках Русской Смуты» пишет, что в боях за село Петровское – узел дорог «изможденные до последней степени многочисленными непрерывными боями казачьи кони отказывались уже работать, и кубанцы преследовали противника шагом, атаковали рысью...».

Здесь следует отметить, что конные атаки казачьих полков могли быть только на карьере. Никто из кавалерийских начальников, тем более Бабиев, не будет производить атаки рысью, так как на этом аллюре конница окажется перебитой ружейным и пулеметным огнем противника, не говоря уже об артиллерийском. Атак рысью не бывает. Бабиев признавал только конные атаки, как завершение боя и законченность победы над противником.

В ночь на 22 ноября получен приказ генерала Врангеля: 1-й Конной дивизии (пять полков) окружить пехоту красных в селе Спицев-ка и уничтожить ее. Корниловский конный и 1-й Линейный полки выступили под общим командованием Бабиева. На рассвете бригада вышла к селу, полки пошли наметом.

«Бабиев перед боем всегда держал свой револьвер за бортом черкески («На всякий случай – если шашку уроню», – как-то сказал он Ф. Елисееву).

Его здоровая рука занята поводом. Правая же – недействующая. По-черкесски – револьвер он носил на левом боку.

– Вытащи мне револьвер и дай! – бросил он фразу.

Кобура у него длинная и мягкая. Сразу не вытащить из нее револьвера, да еще на намете. Все же вытащил, передал. Он его сунул за борт. Потом, намотав повод на правую руку – левой рукой, кое-как вытянул из ножен шашку. Все эти характерные мелочи для тех, кто не знает, кто не видел Бабиева в конных атаках. И, таким образом приготовившись, все на аллюре «намет», он, повернувшись всем корпусом в седле назад, к своему полку, громко, растяжно, выкрикнул:

– В ЛИ-НИ-Ю-У КО-ЛО-ОНН!..

И сотни, не ожидая исполнительной команды МАРШ-МАРШ! – широким наметом бросились на уровень головной сотни. Корниловский полк выскочил на плато. Красноармейцы, обозы, кто как попало, без дорог, сплошной саранчой – скакали-бежали на юг.

– ШАШКИ-И К БО-О-Ю-У-' – прорезал раннее утро пылкий Бабиев, и сотни блеснули обнаженными клинками.

Красные драпанули сильнее. Подняв шашку вверх, как предварительный знак для новой команды, он наклонил ее в сторону красных и зычно, коротко выкрикнул:

– В АТАКУ!

По перестроению полка «в линию колонн» – штаб полка оказался на левом фланге. И когда сотни бросились в карьер, Бабиев, повернув голову к сотням, высоким фальцетом, поверх их голов прокричал протяжно:

– А-РЯ-РЯ-РЯ-РЯ-РЯ-А-А!..

Так кричали-алкали курды на Турецком фронте, когда нужно было дать тревожную весть «своим» через далекое пространство или когда шли в конную атаку.

Прокричав это, он остановил коня, весело смотря на несущихся вперед своих казаков...»⁷²³

Спустя несколько секунд все было кончено: противник отрезан от села, обозы с награбленным в Ставрополе имуществом захвачены. Бой затих. Красноармейцы побросали винтовки. Казаки переседлывали лошадей – меняли на свежих и лучших, гнали пленных к селу. Бабиев торжествовал.

Он всегда был весел и бодр. Чистоплотный и аккуратный во всем, в особенности в одежде. Всегда о чем-нибудь рассказывал. Изредка он писал домой, родителям, и друзьям – Абашкиным, Ф. Елисееву. «...Ежедневные стычки с красными, переходы. Дивизия, в редких лавах, уже полдня мерзнет в снегу. Валит снежная крупа. В полночь, от холода и скуки, я решил захватить окраину села противника, чтобы там согреться и поесть. Успех был неожиданный...» (из письма Абашкиным).

__feSfc.

Большой поклонник кавказских горцев, в витиеватом «азиатском» стиле, он сообщал раненому Ф. Елисееву: «Мы в степях. Холодно и неуютно, почему наш народ азиатский скучает без тебя. Приезжай скорее. Покажись здесь со своей кривой шашкой. И я буду рад видеть, когда с ее острия будет капать кровь неверных на острый носок твоего мягкого чевяка».

В военных сводках кубанских газет того времени сообщалось: «Корниловский полк атаковал и захватил... отряд полковника Бабиева обошел и занял...»

26 января 1919 года Бабиев производится в генерал-майоры и назначается начальником 3-й Кубанской казачьей дивизии. 31 января он подписывает свой прощальный приказ Корниловскому конному полку:

«Родные орлы-Корниловцы! Волею высшего командования я назначен начальником дивизии и должен оставить ряды доблестного родного полка.

Четыре месяца тяжкой боевой работы на славу и могущества горячо любимого казачества, за попранное и поруганное счастье и честь родной Кубани и России, пролитая не раз с честью и гордостью кровь – среди вас, удальцы, – все это глубоко и сильно сроднило меня с полком, покидать доблестные ряды которого для меня крайне тяжело.

Время моего пребывания с вами, герои, будет навсегда светлым праздником моей жизни. Начиная от лихой атаки на берегах Уру-па, положившей начало разгрома армии предателей, вы, Корниловцы, тешили Родину своими лихими, могучими, которыми мировая конница может гордиться, всесокрушающими ударами. Урупская, Коноково, Сенгилеевская, Ставрополь, Дубовка, Тугулук, Спицевка и много других мест видели и будут помнить сверкающие шашки и стройные ряды атакующих Корниловцев.

Помните, братья, тысячам пленных и множеству добычи вы обязаны своему настоящему и единственному оружию – твердому сердцу, коню и остро отточенной шашке. Помните, что победа конника – только в атаке на коне, и этим, родные, добывайте свободу нашему казачеству и родине.

Уходя от вас, родные герои, я оставляю в полку все свои лучшие чувства и сердце Корниловца. Прощаясь с вами, от души желаю вам, дорогие братья, новых и славных боевых успехов, здоровья, счастья и скорейшего возвращения на родные зеллли кубанцев, в уют семьи и тишину мирных станиц.

От лица кубанца, горячо любящего наше родное истерзанное казачество и Россию, благодарю героев господ офицеров и казаков-Кор-ниловцев за самоотверженную лихую работу по славу и честь Родины, казачества и полка.,.»⁷²⁴

2 февраля выздоровевший после ранения есаул Ф. Елисеев возвращался в Корниловский конный полк, стоящий в селе Дивном. Поднявшись во второй этаж большого дома, неожиданно увидел Бабиева и молодого полковника, начальника штаба дивизии. Бабиев в черкеске, в папахе, с орденом Святого Георгия 4-й степени, которого он до этого не имел, и в погонах генерала. Заметив взгляд Елисеева на офицерский крест, он объяснил при всех, что в Екатеринодаре, по распоряжению генерала Деникина, сформирована новая Георгиевская дума, которая, рассмотрев старые представления (Великой войны), наградила его и подъесаула Петра Кадушкина орденом Святого Георгия Победоносца 4-й степени, а генерала Шатилова орденом 3-й степени⁷²⁵.

В самом приказе по Войсковому штабу, датированном 22 декабря 1918 года в Екатеринодаре, говорилось:

«Приказом И. д. Главнокомандующего бывшего Кавказского фронта от 3 ноября 1918 г. за № 203 объявлено:

<..>

п. 2. За отличия, оказанные в делах против неприятеля, по удосто-ению местной Кавалерской Думы на основании ст. 25 Георгиевского статута награждается орденом Св. Георгия 4-й ст. Командир 1-го Черноморского казачьего полка Войсковой Старшина Николай Бабиев за то, что он, в чине Есаула, командуя сотней 1-го Лабинского казачьего полка, находясь во главе обходной колонны отряда Генерал-Майора Певнева⁷²⁶, 1 1 января 1916 г. во главе своей 3-й сотни и взвода 5-й сотни этого же полка по собственному почину, перейдя в конную атаку, врубился в правофланговые части турок, действующие у Кара-Кепри, и, изрубив ближайшую роту, заставил затем целый батальон турок, во главе с командиром, положить орркие. Атака эта имела решающее для боя у Кара-Кепри значение. Турки после нея стали беспорядочно отступать и смогли устроиться лишь на позиции у г. Хныса.

Основание: § 31 ст. 8 статута ордена Св. Георгия.

Об изложенном объявляется для сведения и кого касается исполнения.

Войсковой Атаман Генерал-Лейтенант Филимонов Член Кубанского Краевого Правительства по военным делам

Генерал-Майор Науменко»⁷²⁷

В тексте наградного документа есть некоторые несоответствия (на момент совершения подвига Бабиев являлся подъесаулом, а не есаулом; на дату награждения он не состоял командиром 1-го Черноморского полка), но значение награды от этого не уменьшилось. На Кавказском фронте Великой войны Бабиев всегда «бил» на Георгиевский крест, считая, что «меньшие награды сами придут». Полученный, наконец, за многие боевые отличия офицерский крест был дорог ему.

Во вновь сформированную 3-ю Кубанскую казачью дивизию входили:

Корниловский конный (командующий – есаул, затем полковник Елисеев),

1-й Кавказский (полковник Орфенов⁷²⁸),

1-й Таманский (полковник Гречкин),

1– й Черноморский (полковник Малышенко⁷²⁹) и

2– й Полтавский (полковник Преображенский⁷³⁰) полки.

В ночь на 5 февраля Корниловскому конному полку и 9-му Кубанскому пластунскому батальону для расширения плацдарма приказано выступить за Маныч. Пластуны отказались выполнить приказ, стояли строем. Прибыл генерал Бабиев. Объясниться с ними не удалось. Первым решением Бабиева было: подтянуть Корниловский полк и... из пулеметов по пешим казакам. Но сразу отказался от этой мысли.

«Пошел бы полк против своих пластунов? – спрашивал он потом у Ф. Елисеева.

– Думаю, что нет. Против своих казаков это было бы очень опасное распоряжение,

– Я и сам так думал... почему и не прибег к этому, – закончил спокойно, но грустно молодецкий генерал Бабиев»⁷³¹.

Неповиновение приказу батальона храбрых пластунов только в малой степени объяснялось боевой усталостью. На этом участке Ма-нычского фронта воевали против большевиков семь кубанских конных полков с казачьей артиллерией, четыре батальона (бригада) Кубанских пластунов и... ни одного русского солдата-крестьянина своей же Ставропольской губернии – они сочувствовали Красной армии. Казачье одиночество...

Не счесть и иных примеров. Казаки станицы Васюринской на призыв генерала Деникина выставили 1400 конных и 1200 пластунов – всех вооруженных и всем снабженных. В станице насчитывалось 11 тысяч населения, из которых две с половиной тысячи – иногородние.

Казаки Аабинского отдела под станицей Михайловской – родины Бабиевых – ходили в конную атаку на батальоны отлично воорркен-ных революционных матросов. Имея в сотнях на 150 всадников 30– 40 шашек, остальное вооружение заменяли плетьми и обращали защитников революции в бегство.

26 февраля 1919 года генерал Бабиев со всем своим отрядом двинулся в Астраханскую губернию для помощи Донской Армии – чтобы отвлечь на себя противника. Корниловский полк, как первый в своей дивизии, Бабиев и в огонь боев бросал первым, чаще других. Его девиз: «Корниловцы должны быть только впереди». Он беззаветно любил полк. В начале Гражданской первый командир его, полковник Науменко, выхлопотал у генерала Деникина для полка почетное наименование Корниловский. С Бабиевым полк покрыл себя боевой славой. Не все офицеры полка любили его, как начальника, но то, что генерал Бабиев – выдающийся командир, пример для всех, – признавали все. Именно в те дни на Маныче, общим собранием офицеров, Николай Гавриилович был зачислен в постоянные списки полка. Бензельная черная буква «К» на его генеральских погонах говорила об этом.

Гордый Бабиев не был злым и недобрым человеком. Никогда не терял себя. Воспитывался с детства так, что ему было «все можно» – как единственному ребенку в семье. Став офицером, он понял, что это не совсем так. Его «все позволено» сдерживалось старшими начальниками и сверстниками офицерами, равными ему. Когда он стал генералом и начальником пяти конных полков – его «я хочу», хотя и на короткий миг, возникало вновь.

Его совершенно слепая любовь к лошадям проявлялась, например, в том, что до десятка молодых и злых «неуков» из отбитого табуна так и следовали за ним в обозе. Он и не мог их объездить лично, и они не слушались его под седлом. Каждая мощная, красивая и веселая лошадь с высоким, гордым поставом головы и шеи под другим седоком вызывала у Бабиева зависть, и он не успокаивался, пока не приобретал себе лучшую. В остальном он был бессребреник.

В бытность командиром Корниловского полка Бабиев решил пересадить всех офицеров на хороших и одномастных лошадей. Но где их достать? Решили написать Донскому Атаману генералу Краснову⁷³², попросив отпустить недорого тридцать лошадей рыжей масти из донских табунов, указав, что это для Корниловского конного полка, который по окончании войны будет стоять в Екатеринодаре, как личный конвой Кубанского Войскового Атамана. Через несколько дней пришел очень вежливый ответ генерала от кавалерии Петра Николаевича Краснова: «...вполне понимая Ваше желание, должен все же, ^

отказать Вам, так как в Донском Войске формируется Донская молодая Армия, для которой требуется много тысяч лошадей своей донской породы»⁷³³.

13 апреля 1919 года части красных перешли Маныч. Пластуны, выдвинутые Бабиевым, одним махом сбили их назад. Офицеры Корниловцы стояли на курганчике, впереди него остановились генералы Бабиев и Ходкевич⁷³⁴ (командир пластунов) и смотрели в бинокли на север, когда пулеметная очередь прошла над головой.

У Бабиева было хорошее боевое чутье и порыв.

– КОРНИЛОВЦЫ – В АТАКУ-У! – выкрикнул Бабиев.

И больше ни слова. Брошено твердо и определенно. Миг... один лишь миг. И густою резервною колонною, с развевающимися конскими хвостами на значках – полк как стоял, так и рванулся с места, умиляя сердце пылкого Бабиева...

Не допустив красных до Маныча, полк захватил полностью весь Черноярский стрелковый полк большевиков.

Вдруг всю бригаду полковника Венкова (Корниловцев и Кавказцев) спешно отзывают назад, к резерву генерала Бабиева: красные целой пехотной дивизией перешли Маныч. Огорченный событиями и ужаленный в самое чувствительное место, Бабиев немедленно бросается с четырьмя полками и двумя батареями вдогонку. Фактически целая дивизия казачьей конницы была в тылу у красных, но в то же самое время красные угрожали нашему тылу и самой базе на Ставрополь. И напрасно вился Бабиев, как нетерпеливый и ущемленный сокол, за ускользающей добычей на своем разгоряченном, светло-гнедом нервном коне среди разрозненных от усталости и артиллерийского огня полков. В тот день Корниловцы и Кавказцы – на широких аллюрах – сделали не менее 75 верст.

Генерал Бабиев – человек несомненного личного мужества. 21 апреля у села Кормового штаб его дивизии оказался в котловине с крутыми берегами под сильным шрапнельным огнем⁷³⁵. Попадающие в котловину снаряды разбрасывали фонтаны вонючей воды и грязи. Лошади шарахались в стороны. Бабиев, как всегда бодрый и веселый, лежа у берега и куря папиросу, смеялся и кричал ординарцам:

– Держи!.. Держи коней!

Над лошадьми разрывались новые снаряды, несколько их свалились в заводь. Положение такое – хоть уходи с этого места, но... все высшее начальство дивизии находилось здесь, как же отойти?

Бабиев лежал на боку, все время курил, улыбался и как бы говорил: «Ну что?., попались мы?..»

В Великой войне сотник Коля Бабиев не раз видел, как в Карсе и Эрзеруме над штаб-квартирой командующего Кавказской армией генерала от инфантерии Юденича развевался огромный флаг цвета Георгиевской ленты, В Гражданской, став генералом и имея орден Святого Георгия 4-й степени, Бабиев и себе хотел сшить такой же из «Георгиевского полотнища». Начальник штаба внушал ему, что такого права у него нет (за взятие крепости Эрзерум Государь Император прислал генералу Юденичу с фельдъегерем крест и звезду ордена Святого Георгия

2-й степени), и Бабиев очень сокрушался из-за этого. Он был оригиналом, новатором, всегда «загорающимся» новым делом. При его гордом, «горючем» характере начальником штаба должен быть человек умный и твердый, чтобы сдерживать порывы своего молодого генерала. Но Бабиев такого начальника штаба очень скоро уволил бы...

24 мая 1919 года в Царицынской операции генерал Бабиев был тяжело ранен осколком гранаты в голову. После выздоровления он громил красных, пытавшихся взять Царицын, под Котлубанью, делая с дивизией до трех атак в день и захватывая по 2—3 тысячи пленных, пулеметы и батареи.

18 июня за боевые отличия Бабиев произведен в генерал-лейтенанты.

Тогда же, вместе с Походным Атаманом генерал-майором Науменко, он прибыл в Майкопский отдел, где стоял 3-й Умянский полк полковника Гамалия – георгиевского кавалера, известного всей армии на Великой войне по своему рейду 1916 года в Месопотамию. После инспекторского смотра – обед офицеров гарнизона с хором трубачей. Бабиев словно стеснялся того, что из трех присутствующих генералов он самый младший по летам, но старше всех в чине. В своем тосте он сказал, что считает себя сотником, так как на погонах у него три звездочки. Это всем понравилось, и некоторые называли его «генералом-сотником».

С давних времен сотня – первооснова казачьих полков, стержень казачьего организма. Поэтому и своей «3-й лихой» уделял Бабиев столько внимания, оттачивал ее боевые качества, доводя до совершенства, вносил в жизнь сотни новую струю, интересную и незабываемую для тех, кто был под его командованием.

Гамалий приказал трубачам «дать лезгинку». Танцевали ее немногие офицеры, смотреть любили все. По кавказскому обычаю даже самый большой любитель этого танца не может и не должен сразу «вбрасываться» в нее. Нужно, чтобы его обязательно попросили. Бабиев вначале «отказывался», но потом – вдруг выскочил из-за стола и понесся в лезгинке, генерал-лейтенант и прекрасный танцор.

На Волге стрелковый полк, сформированный из пленных красноармейцев, решил уйти назад, к красным. Два казачьих полка настигли перебежчиков в тот момент, когда они ожидали паром на берегу. Выхватив свою кривую шашку и взяв повод коня в зубы, Бабиев действовал левой рукой; казаки не отставали от командира. В несколько минут все было закончено...

В первых числах сентября отряд Бабиева в составе 3-й Кубанской казачьей и Астраханской конной дивизий, 3-й Кубанской пластунской бригады, двух стрелковых полков и двух артиллерийских дивизионов с придачей двух дальнобойных пушек ведет успешные бои на Черно-ярском направлении. Здесь после упорных сражений он разбивает красных, занимавших позиции от Старицкого до Соленого Займища⁷³⁶.

В январе 1920 года 3-я Кубанская дивизия на фронте в Ставрополе. Требуется пополнение. Из Баталпашинского отдела, Атаманом которого был генерал-майор Абашкин, в дивизию Бабиева вливается Волчий дивизион полковника Колкова⁷³⁷ (созданный еще Шкуро) и казаки 1-го Хоперского полка.

Изредка Бабиев «вырывается» домой, к родным и друзьям. Беседы со старшими Лабинцами-генералами – отцом и П.С. Абашкиным, старые полковые песни;

То не беркуты степные Встрепенулись на восход,

То линейцы удалые Собираются в поход.

Пусть гремит слава трубой,

Как дрались мы за Лабой,

По горам твоим, Кавказ,

Разнеслась Слава об нас...

Николай продолжал самозабвенно любить свой 1-й Лабинский генерала Засса полк. Вспоминали Великую войну – как с Турецкого фронта, с его лишениями и опасностями, Колю пытались «забрать» в тыл, в столицу, сменным офицером-инструктором в «Славную Гвардейскую школу». Сохранилась копия рекомендации командира полка, которую подготовил П.С. Абашкин, тогда войсковой старшина; «1916 г. 21 июля. Петроград. Начальнику Николаевского кавалерийского училища. Препятствий к прикомандированию к вверенному Вам училищу подъесаула Бабиева не встречается. В настоящее время он поправляется от ран и через месяц будет совершенно здоров. Отличный, храбрый офицер, выдающийся строевик, нравственных качеств безупречен. Горячо рекомендую его»⁷³⁸.

Улыбались, что в таких случаях Бабиев становился упрямым и не терпящим возражений. «Я сам поступлю так, как мне будет угодно», – говорил он. И остался на фронте.

Апрель 1920-го. Отступление к Черному морю. Генерал Бабиев принимает командование 2-й Кубанской дивизией шестиполкового состава: 1-й Лабинский (полковника Елисеева), 2-й Лабинский (полковника Кротова⁷³⁹), 1-й Кубанский (полковника Кравченко⁷⁴⁰),

2-й Кубанский (полковника Гетманова⁷⁴¹), Корниловский конный (войскового старшины Безладнова⁷⁴²) и 2-й Сводно-Кубанский (полковника Лиманского⁷⁴³).

У многих тогда заронилась мысль, что «вот теперь вперед, на Кубань, с доблестным Бабиевым...». Но он, вместе с другими высшими генералами, отозван в Крым, к Врангелю. Был мрачен в день своего отъезда из дивизии от своих старых и испытанных соратников. «И ушла душа, нерв, мысль, боевой пример, идеал бойца, струна зовущая и обаяние строевого офицера и казака и... словно темная ночь опустилась над нами...»⁷⁴⁴

Крым. В конце апреля из отдельных сотен, групп и одиночных казаков, успевших перебраться сюда с черноморского побережья, а также оправившихся от ран и болезней – эвакуированных ранее, формируется 1-я Кубанская казачья дивизия под начальством Баби-ева. С 16 июля генерал командует Конным корпусом (Кубанская казачья, 1-я и 2-я конные дивизии). Его имя в ореоле славы. Казаки верили ему беззаветно и готовы были идти с ним куда угодно. В Таврии Бабиев захватил пехоту красных с полковым оркестром, в котором были трубачи Лабинцы, попавшие еще весной к противнику при сдаче Кубанской армии под Адлером. Выругав и посмеявшись над ними, он зачислил их в свой хор трубачей.

1 – 2 августа на Кубань с тридцати четырех судов высадилась группа особого назначения под общим командованием генерала Улагая. Десант состоял из трех колонн, командиром северной колонны был Бабиев, двух других – генералы Казанович⁷⁴⁵ и Шифнер-Маркевич⁷⁴⁶. В Кубанскую казачью дивизию генерала Бабиева входили: 1-я бригада генерал-майора Дейнеги (1-й Аинейный, 1-й и 2-й Уманские полки) и 2-я бригада полковника Головко⁷⁴⁷ (1-й Запорожский и Корниловский конный полки).

Самому стремительному из всех войсковых начальников, принимавших участие в десанте, была определена самая пассивная задача – овладеть переправой через реку Кубань. Три раза Бабиев захватывал переправу, уходил дальше к Екатеринодару и три раза возвращался, так как красные отбивали ее назад.

Пожалуй, самые яркие и интересные эпизоды боевой работы и личной храбрости «генерала-сотника» во время Кубанского десанта приводятся его участником полковником Ф. Головко:

«После разгрома ночью красных в районе Роговской и Новодже-релиевской станиц, на следующий день, 5-го августа, генерал Бабиев едет с пехотной колонной. В 5 часов дивизия выступает для выполнения поставленной задачи, генерал Преображенский берет направление между Брюховецкой и Тимашевской. Не доходя двух верст по железной дороге от разъезда, высланного на Брюховецкую, получается донесение, что со стороны последней в направлении на Роговскую движутся густые цепи противника. Это уже намечается удар нам в тыл. Донесение проверяется. Верно – полк пехоты численностью до 3000 штыков развернулся для наступления. Что делать? Выполнять ли первую задачу – взятие Тимашевки или сворачивать и бить противника во фланг! Решено осуществить последнее. Первая атака показала, что противник довольно серьезный и требует к себе должного внимания. Хотя мы и взяли две цепи противника – до 1000 человек и около 10 пулеметов, но понесли довольно значительные потери, особенно в конском составе. Подошедшие резервы красных продолжали оказывать нам упорное сопротивление. С нами дрался 3-й полк Приуральской бригады, сформированный из солдат, бывших в армии адмирала Колчака. Мы готовились к повторной атаке.