355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Овсей Фрейдзон » Фрося(СИ) » Текст книги (страница 7)
Фрося(СИ)
  • Текст добавлен: 26 марта 2017, 12:00

Текст книги "Фрося(СИ)"


Автор книги: Овсей Фрейдзон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

глава 31

После оформления всех бумаг Степан взялся помочь переехать Фросе с детьми и с

немощным уже Вальдемаром на их новое место жительства, в дом, который он когда-то

построил, можно сказать, собственными руками.

Вместе с грузчиками – мужиками нанятыми за магарыч, они в течении нескольких часов

на дребезжащем газике доставили все узлы и кое-какую мебель, включая конечно, и

кресло ксёндза в дом, где теперь предстояло жить Фросиной семье.

Степан сам рассчитался с грузчиками и топтался на пороге, не зная, что сказать на

прощание Фросе.

Та взяла его за руку и повела к калитке, здесь никто не мог их услышать:

– Стёпа, ты не думай, я тебе зла никогда не желала и сейчас от души за тебя радуюсь.

Я в большей степени виновата в произошедшем между нами, но вся вина моя перед тобой

состоит в том, что я тебя никогда не любила.

Видит бог, я пыталась и возможно если бы ты сам проявил ко мне хоть немножко тепла,

заботы и ласки, мы бы прожили с тобой долгую совместную жизнь, ведь живут так многие

пары и ничего, дети рождаются и без любви.

Я ведь это точно знаю.

Но теперь нечего об этом уже говорить.

Ступай с миром и будь счастлив, а захочешь когда-нибудь найти дорогу к сердцу сына, я

не буду чинить препятствий... -

Она наклонила к себе голову Степана и поцеловала его в лоб, перекрестила, и

подтолкнула за калитку их бывшего совместного дома.

За семь лет в течении которых Фрося отсутствовала в этом доме, он пришёл в страшное

запустение и за тот год, что здесь прожил вернувшийся Степан, тоже не обрёл жилой вид,

потому что для него это чаще было лежбище для отсыпания после беспробудных пьянок.

Фросиной активной натуре здесь было, где развернуться и она развернулась. -

Снесла на огород и спалила всю рухлядь из дому, включая кровать на которой зачали

Стасика.

Выкинула всю оставшуюся одежду и обувь Степана, ведь всё нужное он забрал с собой,

ей не хотелось держать здесь ни какого напоминания о прежней жизни – это был теперь её

дом.

Дети с увлечением ей помогали избавляться от хлама, ещё бы, такой вышел костёр.

И они со смехом и криками таскали, и кидали в огонь старые тряпки, бумаги и

деревяшки...

Увидав возню во дворе, зашла в калитку молодая женщина, которая недавно поселилась в

соседнем доме.

Она представилась Ольгой, поведала, что недавно вышла замуж за парня, соседа Фроси:

– А я всё поглядываю и поглядываю на этот запущенный двор и огород, вижу, что здесь

живёт такой большой мужчина, но явно какой-то контуженный.

Я так рада, что у меня теперь будет такая симпатичная соседка с чудесными детками...

Я тоже уже понесла и как хорошо, что рядом у меня будет молодая, но уже опытная мать,

даст бог и станем подружками...

Так болтая без умолку она взялась помогать наводить чистоту и порядок в избе и во дворе.

У них спорно шла работа, чувствовалось, что Оля справная хозяйка, но в доме свекрови

она не могла проявить себя, на что тут же пожаловалась:

– Ты, Фросенька счастливая, будешь полноценной хозяйкой в своём доме, не то, что я,

вечно рядом маячит свекровь, что делаю, как делаю, для чего делаю и почему не делаю... -

Тьфу ты, надоело, а что тут поделаешь, своего то угла нет и вряд ли в ближайшем

будущем будет...

Она пыталась всячески выяснить у Фроси о муже, о детях, о старом Вальдемаре...

Похоже, она что-то слышала от свекрови, да и как могло быть иначе в их маленьком

городе, а ещё по соседству.

Но ей так хотелось подробностей из личных уст, которые наверно даже свекровь не знала.

Фрося вдруг прервала работу, усадила любопытную новую подругу на один из узлов и

улыбаясь, поведала:

– Не выспрашивай меня не о чём, я очень запуталась в жизни и самой мне всё, и

распутывать, а соседям не советую этого делать, если хотят жить мирно со мной рядом.

Оленька, ты мне очень симпатична, у меня никогда не было близкой подруги и мы с тобой

очень даже можем подружиться, но очень прошу, не лезь в душу. Всё, что я захочу, сама

тебе расскажу, но не пытайся из меня что-нибудь выуживать и не мети, пожалуйста,

языком по околице, я не боюсь, но мне будет обидно за тебя и за себя, ведь ты

предлагаешь стать подружками.

А теперь, что бы удовлетворить твоё любопытство -

во время войны я жила в своей деревне, а мужчина тот израненный или как ты говоришь

контуженный, мой бывший муж Степан и твоя свекровь с ним хорошо знакома, младший

сын от второго мужа, который пропал без вести на войне, и я его до сих пор жду домой, а

старик этот его дядя.

Стасик и Анечка двойняшки, девочка родилась очень слабенькая, и какое-то время

находилась под наблюдением врачей, но теперь, слава богу, ты видишь, вполне

здоровенькая...

Вот, Оленька и весь мой сказ, и если я тебе такая мила, то буду очень рада иметь такую

славную подружку, да ещё по соседству.

Родится, в добрый час, у тебя ребёночек, я с радостью тебе помогу, в чём только смогу.

Вот, переживём эту зиму, а потом обзаведусь хозяйством, надо и коровку прикупить, как

без неё с детками, и поросят, и курок... ох, сколько всего надо, поеду в деревню продам

свой дом, и за вырученные денежки прикуплю, дай бог задуманное... -

Было видно, что Оля не осталась удовлетворенной услышанным, но она поняла, что

другого не услышит, в глазах Фроси пылал синий пламень, в котором можно, было

сгореть, а она этого явно не хотела, её тянуло к новой старшей подруге, такой

умудрённой, решительной и красивой.

Первого сентября Фрося надела своё лучшее ещё довоенное платье, взяла за руки своих

деток и повела их в первый класс.

Вместе с другими родителями и детьми, они стояли во дворе школы, и директор по

одному вызывал из толпы первоклашек, и распределял по классам:

Господарская Анна... и девочка подошла к первоклашкам.

Господарский Станислав... – и туда же пошёл мальчик.

Удивлённые и любопытные глаза учителей, родителей и детей уставились на этих таких

непохожих друг на друга двойняшек.


глава 32

Фрося с помощью своей новой подруги Оли,

быстро привела дом в порядок и он снова заблестел чистотой, и уютом, не смотря на

бедность обстановки.

Оля каждую свою свободную минуту прибегала к Фросе, ей было интересно находиться

рядом с более опытной, сильной и красивой женщиной, а разница в возрасте у них была

не значительная.

Фрося тоже тепло относилась к Оле, радовалась их дружеским отношениям, а надо

заметить, что подруг в её жизни не было вовсе, в деревне она росла рядом со своими

старшими сёстрами, а здесь в городе до замужества не успела ими обзавестись.

Про годы войны прожитые в деревне и говорить не стоит, там был Алесь.

Вальдемар не пожелал жить с ними в избе, захотел устроиться в кузнице и ему там, с

помощью рукастого мужика за бутылку водки, отгородили угол, куда стала его кровать,

шкаф, книжная полка и конечно заветное любимое кресло.

Рядом с выходом из кузницы вкопали деревянную лавку, куда он любил выйти посидеть,

погреться на солнышке, и где рядом с ним играли подрастающие Фросины дети.

На новом месте вместе с ними поселилась и бедность.

Она стала ощущаться во всём – в скудности питания, в первую очередь, ведь кормились

они только тем, что собрали с куцего огородика при домике, где они жили раньше с

Вальдемаром рядом с костёлом.

Дети подрастали и быстро вырастали из своих одежонок, а на обновки не было просто

никаких средств.

И приходилось их матери что-то выкраивать из своих старых платьев и не нужных уже

Вальдемару костюмов.

Переезд на новое место явно благотворно сказался на самочувствие старого человека и он

взял на себя полностью занятия с первоклашками, а Андрейка вовсе целыми днями

находился с ним рядом, и когда было Фросе ещё возиться с детьми, она что-то вечно

копошилась то на кухне, то стирала, то обшивала, то убирала, а ещё стала бегать в город

искать работу, а с этим в их маленьком городке было совсем плохо, не заводов, не фабрик,

а в немногочисленных магазинах давно все места продавцов были заняты, и она уставшая,

печальная, но несломленная возвращалась домой с мыслю завтра дальше продолжить

поиски.

Подошла зима, а работы так и не было, и однажды вечером она зашла к Вальдемару,

уселась на его кровать и напрямик сказала:

– Мы дальше так жить не можем, мне надоело подсчитывать в подвале картошку, свеклу

и другие крохи овощей, что там остались, отлично понимая, что их до весны всё равно не

хватит.

Денег у нас нет и взять неоткуда, милостыню же просить не пойдём.

Дом мой в деревне три гроша не стоит, мне дороже туда ехать, чтоб продать его и купит

ли сейчас кто-то его, тоже сомневаюсь.

И я приняла решение, поеду в Вильнюс, возьму с собой брошь, ту, что оставила мне Рива

и постараюсь продать её там, как я это сделаю, ещё не знаю, но я это сделаю, и вы не

должны этому противиться... -

Во время всего запальчивого монолога невестки Вальдемар не сводил с неё глаз, серьёзно

глядя в пылающие синевой глаза и зарумянившиеся от злости на себя щёки, ведь она так

долго не могла решиться на этот разговор и тёплая улыбка разукрасила морщинами

старческое лицо:

– Поезжай детка, я уже сам об этом не раз думал, боюсь только отпускать тебя туда одну,

но посвящать в это кого-либо нельзя.

Возьми эту брошь, а ещё одну царскую золотую монету, надо только придумать, куда их

спрятать, найди синагогу – это еврейский молельный дом, вроде костёла, там покрутись

немного, потихоньку порасспроси, и я думаю, что у тебя хватит смекалки найти нужного

человека, и я тебе уже говорил, евреи могут обсчитать слегка, но никогда не ограбят... -

На том и порешили.

Фрося сообщила своей подружке Оле, что уезжает в деревню продавать дом и вернётся

только через несколько дней, а пока просила помочь Вальдемару справиться с детьми, на

что та согласилась без возражений.

Фрося скрутила в большой узел свою шикарную косу, внутрь которой тщательно

запаковала брошь, а монету не мудрствуя лукаво спрятала под стельку своих разбитых

валенок, и на последние деньги купила билет на поезд до Вильнюса и отправилась первый

раз в жизни на поезде, первый раз в большой город и первый раз делать то, что никогда в

жизни не делала, но с верой, что всё пройдёт благополучно.

глава 33

Фрося расцеловала спящих деток, выслушала последние наставления Вальдемара и ночью

отправилась пешком на вокзал.

Купила самый дешёвый билет в общий вагон без спального места, да и ехать то всего

каких-то четыре часа, и вместе с немногочисленными пассажирами вошла в холодный

вагон.

Сидя, в заставленном чемоданами, узлами и коробками тесном вагоне она уже

присматривалась к рядом сидящим, ища какого-нибудь похожего на еврея.

Кто знает, а вдруг уже сейчас повезёт и она сможет разузнать что-нибудь о той синагоге, и

чем чёрт не шутит, обретёт полезное знакомство.

Никого подходящего вблизи себя она не обнаружила и успокоилась, будь, что будет, и

прикрыла глаза.

Поезд, лязгая и дёргаясь, останавливаясь на частых остановках, ещё до света прибыл в

Вильнюс. Фрося вместе с остальными сошедшими здесь пассажирами потянулась на

выход. Выйдя из здания вокзала, она вдруг поняла, что совершенно не знает, что делать

дальше и куда идти.

Увидев милиционера, смело подошла к нему и спросила, не знает ли он, как найти в их

городе самую большую синагогу.

Служивый, на плохом русском языке указал в какую сторону идти и так подозрительно

посмотрел на Фросю, что той ничего не оставалось, как улыбнуться ему, и сказать, что

хочет наняться к евреям на работу.

Тот покачал головой и посочувствовал, что далековато, мол, топать, синагога находится в

старом городе, и лучше до неё доехать на автобусе или такси.

Денег на такси у Фроси не было, а автобус ещё не ходил,

И она смело пошагала в своих растоптанных валенках по замёрзшему, едва

просыпающемуся неизвестному городу.

Фрося смело шла в ту сторону, которую ей указал милиционер, с уверенностью, что всё у

неё получится, как надо.

Идя по узкому тротуару, она крутила головой, обращая внимание на то, что в Вильнюсе

совсем не ощущается недавнее окончание войны.

В этом она убедилась позже ещё не раз, не увидев на улицах многочисленных безногих

инвалидов на грохочущих по мостовой колясках, трясущихся с похмелья у пивных или

просящих милостыню слепых, одноруких и одноногих, и просто контуженных с

выпученными глазами, и открытыми ртами с пеной на губах.

Таких было много даже в их маленьких Поставах.

Просящих милостыню она всё же увидела, располагающихся на свою унизительную

работу на ступеньках ведущих к входу в костёл, в который Фрося и зашла.

Внутри величавого храма ещё никого не было.

Она опустилась возле боковой загородки на колени и истово помолилась святой деве

Марии, прося о помощи, и поддержке в трудном её деле.

Положив последний крест, зашагала дальше в нужном ей направлении.

По дороге стало попадаться на встречу всё больше и больше людей, и она почти у

каждого спрашивала, как быстрей дойти до цели её путешествия.

Но далеко не все откликались на её просьбу, брезгливо морщась, слыша русскую речь.

Видя это, она перешла на польский и стало полегче, знавших и с удовольствием

отвечающих на польском языке было гораздо больше.

Когда уже совсем рассвело, она по узким улочкам старого Вильнюса подошла к

неприметному зданию, стоящему в глубине двора, это и была синагога.

По одному, парами и группами туда заходили люди, сплошь мужчины, в странных

шапочках, а у некоторых от ушей развивались на ветру длинные кучерявые пряди волос,

что даже несколько позабавило Фросю.

К этому времени она так намёрзлась, что забыла все наставления Вальдемара, не спешить

и приглядеться, и смело подошла к первому попавшемуся еврею:

– Скажите уважаемый, я могу пройти внутрь вашего храма, мне очень надо поговорить с

вашим священником?...

Рассерженный еврей замахал руками, забрызгал слюной и крикнул ей в лицо:

– Гей авек фун дамент а сикшэ!... -

Нет, она не поняла, что ей сказал рассерженный человек, но догадалась, что хода в эту

синагогу ей сейчас нет.

Надо действительно походить и приглядеться, с наскоку не получится.

Прошло несколько часов, Фрося окончательно замёрзла, ходя взад вперёд и кругами

возле синагоги, хотелось очень кушать, и в туалет.

Вдруг наружу стали выходить евреи, шумно что-то обсуждая, смеясь и переругиваясь на

непонятном для Фроси языке.

Она увидела вышедших трёх на вид весьма респектабельных мужчин и решилась

попытать тут счастья.

Интуиция подсказывала ей, что эти люди будут посговорчивей. И на сей раз, уже не столь

решительно приблизилась к ним, попросила разрешения обратиться, от волнения путая

русские, белорусские и польские слова:

– Пше прашем панове, шановны товарыши, кали ласка, будьте добры...

Она смешалась и замолчала...

Люди, к которым она обратилась, прекратили между собой разговаривать и внимательно

взглянули на молодую женщину, стараясь понять её сбивчивую речь.

И она от отчаянья вдруг решилась на то, о чём никогда и помыслить не могла:

– Вы, меня простите, что я прервала ваш разговор, но здесь мне не к кому обратиться,

помогите пожалуйста.

Я воспитываю девочку вашего народа, которую спасла во время войны, и я хотела бы кое-

что выяснить у вашего священника... -

Мужчины переглянулись между собой и вдруг все разом заговорили, замахали руками,

наконец старший из них обратился к Фросе на вполне хорошем русском языке:

– Пойдём девочка к нашему раву и ты расскажешь всю свою историю, в тепле и за

кружечкой чая, в которой ты похоже очень нуждаешься... -

Он взял Фросю за локоть и повёл к боковому входу в синагогу, постучал в дверь, что-то

сказал открывающему мужчине на своём языке и тот впустил их внутрь здания.


глава 34

Фрося осмотрелась. Комната, как комната.

Жаром исходила железная печка и от тепла у Фроси даже выступили слёзы.

После бурных объяснений, приведших её сюда мужчин с хозяином этой комнаты, все

разом вдруг замолчали.

Её провожающие вдруг стали прощаться.

Одарив улыбкой Фросю и пожелав ей "мазл тов" (счастья-пер.), вышли наружу, и она

осталась один на один с пожилым человеком, взглядом напоминающим ей чем-то ксёндза

Вальдемара.

Он показал ей, где находится туалет. Затем предложил снять полушубок, в комнате было

действительно очень жарко натоплено.

Усадил за массивный длинный стол, где стояло много грязных кружек после выпитого чая

и какие-то печенья в вазочках.

Налил ей в чистую большую кружку из пузатого самовара кипятку, добавил заварку,

пододвинул сахарницу и вазочки с оставшимися печеньями.

Фрося хотела заговорить и побыстрей что-то выяснить для себя у этого человека, как она

догадалась, что это и есть тот рав, о котором говорили ей те мужчины, проводившие её

сюда.

Но тот остановил её жестом и заговорил сам:

– Сударыня, время терпит, пока подкрепись, отогрейся, а потом мы уже и поговорим

всласть...

У него был удивительно высокий голос, говорил он с большим акцентом и в голосе его

чувствовалась душевность, и какая-то притягательная сила.

Пока она пила с большим удовольствием чай, он поведал ей:

– Меня зовут Рувен, я раввин в этой синагоге, я всю войну провёл в Вильнюсском гетто и

чудом уцелел, но потерял почти всех своих близких.

Эта война очень жестоко обошлась с еврейским народом, бог послал нам очень тяжёлое

испытание, но евреи всегда восставали из пепла, восстанут и сейчас, но на это надо время

и много физических и моральных сил.

Мне сказали эти уважаемые люди, что привели тебя сюда, что девушке есть, что ему

рассказать, и он уже готов её выслушать, потому что она уже допила свой чай, может

налить ещё и потихоньку начинать говорить.

Каждая спасённая еврейская душа милость божья и эта искорка господня в сердце его

милой гостьи, и пусть её рассказ прольётся бальзамом на его израненную душу...

Фрося заёрзала на стуле, она не знала с чего начать свой рассказ, что следует

рассказывать, а что нужно и скрыть.

Она очень хотела попробовать выяснить что-то про Меира с Ривой и очень боялась этого,

настолько она сроднилась мыслью, что Анечка её дочь.

Видя нерешительность молодой женщины, раввин подбодрил её улыбкой:

– Давай детка, начинай сначала и смотришь спокойно дойдёшь, и до того момента, когда в

твои благословенные руки попала девочка про которую ты нам поведала, расскажи кто её

родители, как их фамилия, где ты их потеряла на проклятых дорогах войны, как ты

сегодня живёшь в эти тяжёлые послевоенные годы, и мы попробуем что-то выяснить, в

чём-то помочь, а ты говори, говори деточка... -

И с Фросиной души, словно камень сняли, она начала рассказывать и почему-то ей от

этого становилось легче и спокойней.

Она поведала о своей семье, как очутилась в Поставах, о своём неудачном замужестве, о

своих тяжёлых родах.

Затем с дрожью в голосе рассказала об участии в спасении её жизни прекрасного врача и

человека Меира, о его несравненной жене Риве, которая, как сестра ухаживала за ней,

когда она была на грани жизни и смерти.

О том, что на войну в первые дни ушёл её нелюбимый муж и как она спасла Анечку, имя

которой настоящее Хана.

О том, как она бежала в ту же ночь с помощью своего любимого Алеся, как раз

вернувшегося из Польши, в свою глухую деревню, где она прожила всю войну.

И, что Алесь был для соседей её мужем, и отцом двойняшек, за которых они выдавали

детей. Глядя в умные проницательные глаза рава, она также поведала о том, как Алесь

хорошо относился к её сыну и к Анечке.

Что у них через полтора года родился сын.

О том, что Алесь служил в комендатуре переводчиком и выполнял задания местного

подполья.

Алесь очень грамотный, потому что его дядя местный ксёндз дал ему высокое

образование в Европе.

Дядя, это тот Вальдемар, который нынче живёт вместе с ними и который посоветовал ей

ехать в Вильнюс и обратиться в синагогу за помощью к евреям.

Смущаясь, рассказала, что во время войны в их деревне объявился её муж Степан,

оказавшийся в партизанах.

И, что она честно во всём ему призналась, и попросила уйти с их дороги.

А потом Степан попал в руки к немцам, а Алесь его спас и они вместе с другими

спасёнными пробирались на встречу русской армии.

Какие им выпали на пути трудности и, как уже одолев их, они попали в руки НКВД, где

их жестоко пытали.

Что Степан вернулся через почти три года, а Алесь пропал и от него нет никаких вестей,

но она всё ещё надеется на его возвращение.

С улыбкой говорила о том, что её бывший муж сошёлся с другой женщиной и ушёл с её

дороги навсегда.

Что у них есть добротный собственный дом, который им оставил Степан, но нет никакого

хозяйства, всё пропало во время войны.

Что их ждёт, по всей видимости, голодная зима и весна и что они будут садить на огороде

она ума не приложит. И, собственно говоря, поэтому она и приехала в Вильнюс,

обратилась к евреям за помощью, и очень надеется её получить... -

Всё это она говорила очень быстро, сбиваясь и поправляясь, что-то уточняя, и добавляя к

прежде сказанному, Рувен сидел, подперев бороду рукой, качал головой в такт её

рассказу, и не сводил своих глаз с лица Фроси, и та не понимала, одобряет он её, порицает

или просто вежливо выслушивает.

И Фрося вдруг замолчала, как будто выпустила пар и опустила голову, чувствуя, что как-

то не так всё передала, и может быть, и не надо было вовсе всё рассказывать, и утомлять

пожилого человека своим совсем не интересным повествованием.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю