Текст книги "Фрося(СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

глава 26

Степан закурил очередную папиросу, всмотрелся в лица внимательных слушателей,

вздохнул, и продолжил:

– Мы сидели возле какого-то штаба и вдыхали запах свободы, и солдатской кухни, ведь

мы последние дня два почти ничего не ели, и говорили между собой, что скоро нас

определят кого в госпиталь, а кого на передовую.

И так станет хорошо, не надо будет скрываться, и искать врага, он будет перед тобой, бей

его гада, и гони назад в неметчину. А нам даже не дали покушать, а сразу потащили на

допрос.

По кабинету прохаживался капитан.

Вы, даже представить себе не можете, что у него был за взгляд.

Он смотрел на нас сразу, как на врагов. Наверно минут десять так ходил и буравил нас

взглядом поочерёдно, а мне и сидеть то было трудно, болела раненная нога, гноился

выбитый глаз, страшно хотелось пить, и кушать.

А тут он резко выдернул пистолет из кобуры и как заорёт:

– Лазутчики, предатели, немецкие прихлебатели!!!... и каждому из нас тычет этим

пистолетом в лицо.

И тогда наш третий уцелевший, которого мы толком и не знали, вдруг быстро заговорил:

Товарищ капитан, этот он кивнул в мою сторону, точно из партизан, а этот, он кивнул в

сторону Алеся, был переводчиком у немцев, сам лично это видел.

А я из крестьян, помогал партизанам, чем только мог.

А капитан так ехидно: помогал партизанам, говоришь, разберёмся, кому ты помогал,

поищем свидетелей, вы, западники все одним миром мазаны, немецкие прихлебатели...

Ну, а ты великий партизан, как туда попал, из-под бабьей юбки или окруженец?

И на меня уставился... -

А я, как было, так и рассказываю, Что мол, был в окружении.

Нас захватили в плен. Потом какое-то время я был в лагере для военнопленных.

Нас посылали на работу, восстанавливать мост. Оттуда я бежал вместе с другими

ребятами. Пробирался в родные места, наткнулся на партизан и остался в этом отряде, где

и провоевал до тех пор, пока меня не захватили эсэсовцы во время карательного рейда.

Ведь мы тогда с небольшой группой партизан отвлекали фашистов от основного отряда.

А он на меня, опять как закричит: трус поганый, когда другие жизни отдавали за Родину,

он в плен сдавался, шкуру спасал! Ещё выясним, может ты немцами был завербован и к

нам подослан, ничего, расколем и тебя.

А потом он резко повернулся к Алесю: ну, а ты вражеская морда, что скажешь, почему не

воевал в рядах красной армии, дезертир?

Почему на фашистов служил, сытой жизни хотел?

Почему сюда припёрся, скрыться захотел или подослан?

А Алесь так спокойно ему в ответ:

Я не мог вступить в ряды красной армии, потому что в Поставы прибыл из Польши, а на

Родине не был с тридцать девятого года, а у немцев служил по заданию местного

подполья... -

И тут, капитан со всей силы ударил его пистолетом по лицу так, что кровь брызнула во

все стороны... -

сволочь, мразь. Фашисткий прихлебатель, Кому здесь туфту вправляешь!... -

И опять пистолетом по лицу, Алесь и упал на пол, потеряв сознание от этого страшного

удара... -

Фрося вскрикнула, и закусила кулак.

Лицо ксёндза побледнело до мелового оттенка.

Степан вновь закурил и продолжил:

– Я понимаю каково вам это слушать, а я это всё видел, как капитан ещё несколько раз

ударил ногой, лежащего без сознания Алеся.

Потом ОН вызвал солдата и тот облил его водой, привёл в сознание, и усадил на стул.

И, Я ВИДЕЛ, как с лица Алеся текла кровь на рубаху. И, тут я УЖЕ не выдержал, и

говорю нашему палачу, ведь он и взаправду был подпольщиком, это же можно выяснить в

Поставах.

И, это факт, что он нас спас с этим товарищем из застенков гестапо...

И кивнул в сторону того крестьянина, что сидел рядом со мной, с которым делили все

тяготы плена и дороги на пути к соединению со своими.

Как я только успел это ещё сказать...

Капитан кинулся ко мне, схватил за грудки и давай трясти, и так, что все раны открылись,

а их на теле у меня было немало после зубов и когтей немецких собак,

и пыток гестаповцев.

Потом приказал нас увести и вот, тогда мы в последний раз встретились глазами с Алесем.

Ох, сколько в них было боли, печали и обречённости.

И, ещё чего-то, что он не мог мне сейчас сказать, возможно это и то, что бы я при встрече,

рассказал вам нашу историю.

Фрося плакала, уткнувшись в колени.

Вытирал слёзы со своих дряблых щёк старый Вальдемар, а Степан продолжил:

– Больше после того я его не видел, говорят таких отправляют в застенки НКВД и там

проводят полное расследование, затем судят, и кого расстреливают, а кого отправляют в

Сибирь в лагеря, но про его судьбу я больше ничего не слышал, хотя пытался выяснить у

заключённых, с которыми вместе потом два года отсидел в одном из таких лагерей, куда

меня отправили после госпиталя, где слегка подлатали.

Вот и весь мой рассказ, работник с меня уже никакой, да и вины, кроме того, что сдался в

плен на мне не обнаружилось, и вот комиссовали и отпустили домой защитничка Родины,

так меня назвали перед освобождением... -

Степан горько усмехнулся, вывернул остатки содержимого из бутылки в кружку и долго с

причмоком, тянул водку, пока не допил до дна.

Вытер рукавом губы, подышал часто, понюхал хлеб, кинул кусочек в рот и поднялся, и

заплетающимся языком произнёс:

– Пойду я уже, с сыном повидаюсь в другой раз, а вы сильно не горюйте, может ещё где

живой ваш Алесь.

глава 27

После прихода и рассказа Степана резко сдал старый Вальдемар.

Он как-то осунулся, пропала живость и пытливость в глазах, с трудом поднимался с утра

на службу, а если таковой не было, то вовсе оставался в постели до полудня.

У него пропал аппетит и он подолгу сидел без движения на лавке около дома, и думал

какую-то думу.

Не смотря на то, что Фросе самой было очень тяжело на душе и мысли постоянно

возвращались к рассказу Степана, в котором она пыталась отыскать лазейку для своего

любимого, а вдруг он всё же жив, и вот-вот вернётся, вернулся же Степан после трёх лет

отсутствия.

Степан несколько раз наведывался, но постоянно был пьян и только издали смотрел на

своего сына. Он вытирал слёзы со здорового глаза, и уходил, махнув в сторону Фроси

рукой.

Однажды он всё же явился трезвым, долго сидел молча на лавке, курил и наконец,

выдавил из себя:

– Фрось, возвращайся ко мне, это же наш общий дом, мне там одному тошно, бери детей

и переезжай.

Ты, не думай, мне от тебя ничего не надо, просто перед людьми и собой не будет стыдно.

Дом то большой, места на всех хватит, а я если хочешь, буду жить в кузне, всё равно с

меня работник уже никакой.

А у нас там большой огород, подсобки для скотины хорошие, постепенно обзаведёмся

опять коровкой, свинками и птицей.

Подумай о детях, неровен час отойдёт в мир иной ксёндз, а я вижу, что он явно сдаёт в

последнее время, куда ты денешься с ребятами, только и останется в деревню

возвращаться.

Фрося на сей раз не расплакалась и не разозлилась, а спокойно ответила Степану:

– Эх, Стёпа, столько пережил, столько настрадался, а души бабьей так и не понял.

Если бы вернулся Алесь, хоть безногий, хоть безрукий, хоть слепой я бы за ним пошла бы

на край света, а ты меня зовёшь в дом не то, как жену, не то, как мать твоего ребёнка, не

то, хозяйку в неустроенное хозяйство.

Да, ты всё продумал и опять хочешь воспользоваться моим безнадёжным положением.

Стёпушка, только я ведь уже не та девчонка, которую ты завёл когда-то к себе в дом, как

корову на бойню.

Да, ты понимаешь, что мне особо деваться некуда, понимаешь, что такое бремя, как трое

малолетних детей в такое время обуза немалая, а может ещё, и думаешь, что баба

молодая, природу то не обманешь, смотришь и в постель пустит. А там и покатится жизнь,

а куда... а какая разница, абы перед людьми не было стыдно и себе удобно.

Послушай Стёпушка, пока жив Вальдемар и речи не о чём эдаком не пойдёт, я его не

брошу, как не бросил он меня в трудный час. Я всё сделаю, что бы его последние годы,

месяцы или дни не были бы одинокими и чтоб я всегда могла подать ему воды, когда он

будет в ней нуждаться.

Я тебя сразу предупреждаю, что буду ждать Алеся до тех пор, пока не умрёт

ПОСЛЕДНЯЯ надежда.

А уйду ли я в деревню или в твой дом или ещё куда-нибудь, сейчас тебе не отвечу.

И если захочешь, и сможешь создать новую семью, я буду за тебя только рада, а развод

можем оформить хоть завтра.

Ты бы хоть к сыну своему подошёл...

Степан выкурил очередную папиросу и посмотрел прямо в глаза Фросе:

– А что я ему скажу, где был, откуда появился, почему не живу с мамой, да и кто знает,

что он у меня спросит, ведь не на один вопрос у меня нет ответа... -

Фрося понимала, что Степан нисколько не виноват в сложившейся нынешней ситуации.

И поняла, насколько он находится в затруднительном положении, в своём отношении к

сыну, но ничего нового добавить к сказанному ранее она не могла.

Она ждала Алеся.

глава 28

Фрося до рождества промаялась душой в мыслях об Алесе, после горького рассказа

Степана.

Кроме своих переживаний, она ещё изводилась, глядя на то, как чахнет старый ксёндз.

В конце концов, Фрося решилась, пойти в местное отделение НКВД.

После долгих объяснений, ей всё же выписали пропуск, и она зашла в просторный

кабинет начальника.

За массивным столом восседал уже не молодой человек с уставшим лицом с глубоко

посаженными внимательными глазами.

Он молча кивнул ей на стул напротив себя:

– Ну, с чем ко мне пожаловала такая красавица?...

Просто так сюда не приходят, излагай всё по порядку в чём суть твоего дела...

Фрося мяла в руках снятый с головы платок, не решаясь, заговорить, не зная с чего начать

и, как обставить свою просьбу.

Внимательно смотревший на неё начальник, кивнул головой, подбодрил улыбкой, мол,

слушаю.

И Фрося заговорила.

Она говорила быстро, забегая вперёд и возвращаясь к сказанному, боясь, что её вот-вот

остановят, и она не сможет задать этому приятному на вид человеку свои главные

вопросы...

О, как она хотела, получить ответы...

Фрося поведала вкратце о своих последних десяти годах жизни, о своей семье, о том, как

пришла в город, как жила у родственников, и у них же работала.

Как после прихода Советской власти этих родственников депортировали в Сибирь, а от

этой участи её спас будущий муж Степан.

Как он, практически, вынудил её, выйти за него замуж.

Она, смущаясь, потупив голову, рассказывала

о своём замужестве со Степаном, об её нелюбви к нему.

О том, как она укрыла и прятала всю войну у себя дочь врача еврея. Об их разлуке и

встрече, и о преданной любви друг к другу с Алесем.

О жизни в деревне во время войны, о том, как она помогала продовольствием партизанам,

про службу Алеся переводчиком в комендатуре, о его участии в подполье, о его

героическом спасении пленённых партизан, о её возвращении в город, жизни у ксёндза и о

возвращении Степана и о его печальном рассказе. А под конец своего повествования

попросила со слезами на глазах выяснить судьбу Алеся за последние почти четыре года.

И ещё, она также попросила узнать и о судьбе Аниных родителей Меире, и Риве.

За всё время её рассказа, похожего на исповедь, начальник ни разу её не перебил и не

задал ни одного уточняющего вопроса.

Он не сводил от её лица взгляда, в котором плескалось, то удивление, то восхищение, то

негодование и всю эту гамму чувств Фрося видела во время своего долгого рассказа.

Она вдруг будто сдулась, неожиданно замолчала и только продолжала мять в руках свой

платок.

Пожилой человек поднялся, заложил руки за спину и стал, ходить взад вперёд по кабинету

за её спиной, и, наконец, заговорил:

– История твоя запутанная и многое нужно было бы в ней уточнить, хотя основное я

понял.

Ты должна уяснить в какое трудное время мы сейчас живём.

Только недавно отгремела война, на которой были герои и были предатели.

Ты наверно сама видела сколько появилось в оккупации подлецов в роли полицаев и

других пособников фашистов.

Я бы мог с тобой и не разговаривать, твоё дело в рамках государственных достаточно

мелкого масштаба, но ты своей откровенностью, своим благородным поступком

произвела на меня хорошее впечатление, и я попробую что-нибудь для тебя сделать, но

повторяю, время очень тяжёлое, и разобраться органам кто враг, кто сочувствовал врагу,

кто был предателем и пособником весьма трудно, и я не исключаю, что могли попасть под

подозрение и не совсем виновные люди, но, как говорит наш великий вождь – лес рубят,

щепки летят.

Твой, как это правильно выразиться, ну, скажем приятель, попал на территорию уже

оккупированной нашей страны из Польши, где в то время уже два года хозяйничали

фашисты, был он там завербован или нет, не ты, не я не знаем, как и не знали органы.

Да, он состоял здесь в подполье, и передавал какую-то информацию для партизан и

высшего командования, но где гарантия, что он не вёл двойную игру, думаешь не было

такого, было и много.

Повторяю, я не буду тебе ничего обещать, далеко не всё в моих силах, но попробую.

Ты проживаешь у ксёндза, у дяди твоего Алеся, который формально считается врагом

народа, но вы не состоите с ним в официальной связи и это хорошо, но ты живёшь в доме

у священника, а религия в нашей стране не просто не поощряется, а искореняется, и это

тоже не в твою пользу, думаю, что тебе надо вернуться к законному мужу, если он готов

принять тебя, а иначе за твою судьбу я тоже не ручаюсь, это мой дружеский совет вне

протокола.

А теперь о твоём втором вопросе, для меня более тяжёлым для выяснения, чем первый.

Очень, очень много евреев погибло за годы войны в гетто, в концлагерях и просто

расстрелянных и зарытых во рвах по всей территории нашей страны, и не только.

Я сам был среди тех, кто освобождал Освенцим, это лагерь смерти.

Я видел печи, где сжигали людей, я видел газовые камеры, где травили людей, я видел тех

оставшихся в живых, до сих пор они мне снятся, и большая часть из этих людей были

евреи.

Даже те, кто выжил, не все вернулись в свои дома, города и сёла, многие покинули даже

свою страну, ничего этого я тебе не должен говорить, но это опять без протокола, потому

что я уже понял, как ты умеешь хранить тайны.

У тебя и так хватает проблем, и впереди немало, воспитывай свою доченьку, ведь почти

семь лет ты это делала, порой рискуя жизнью... -

Он пододвинул поближе к Фросе стул, и сел рядом с ней, оторвал её руки от вконец

измятого платка и взял их в свои ладони, и посмотрел ей в глаза:

– Запомни всё, что я тебе здесь сейчас сказал и в твоих интересах никому об этом не

рассказывать, затаись девочка, у тебя трое деток. Я не хочу, что бы тебя выслали куда-

нибудь в Сибирь или в Среднюю Азию, как пособницу предателю, а таким на данный

момент считается твой Алесь.

А ещё, ты проживаешь в доме его дяди, который к тому ещё и представитель

религиозного культа.

Фрося прямо посмотрела в глаза своему доброжелателю, слёзы на её щеках высохли, и

сказала тихо:

– Спасибо вам за всё, вы очень добры ко мне и я это никогда не забуду, и я постараюсь

последовать большинству ваших советов, но я не могу сейчас бросить Вальдемара, он

стар, болен и скорей всего его дни сочтены.

Но в будущем я обязательно затаюсь, ради детей я готова поступиться даже своей

гордостью, а может быть уеду всё-таки опять в деревню.

Но не в чём я не уверенна, ведь старшим детям скоро в школу, а в деревне школы нет и им

придётся добираться на учёбу за много километров, я всё обдумаю, обещаю...

И, всё же, разыщите мне, пожалуйста, Алеся... -

Начальник НКВД поставил стул на место, уселся в своё кресло, улыбнулся ей впервые

широкой улыбкой и кивнул ей в сторону двери, и, когда она почти дошла до неё, вдруг

сказал:

– Такой дочерью я бы гордился...

глава 29

Фрося вернулась домой после визита и разговора в органах задумчивая и посерьёзневшая.

Не плакала и не металась. Посидела какое-то время в уединении, собралась с духом, и

пошла к Вальдемару.

Постаревший и осунувшийся ксёндз сидел на привычном уже месте, на кухне возле окна,

и смотрел или так казалось, наружу, и о чём-то думал о своём.

Он вскинул на Фросю глаза и тёплая улыбка коснулась его губ.

К этому времени он уже не мог выстоять всю службу в костёле и по воскресеньям читать

проповедь приезжал молодой ксёндз из Вильнюса.

Да, и верующих в костёле становилось всё меньше и меньше.

Приходили на службу в основном женщины и старики.

Запрещено стало проводить различные обряды и только тайно иногда совершались

крещения и венчания, и старый ксёндз очень переживал, но боялся выступать против

властей.

Немного посидели молча и наконец Фрося всё же прервала молчание, поведала ксёндзу о

своём визите в органы, и опуская некоторые моменты, рассказала о сути беседы с

симпатичным капитаном, и обещании того попытаться что-то выяснить о судьбе Алеся.

Она пыталась многое скрыть из того, о чём её предупредил НКВДист.

Не хотелось вдаваться в неприятные подробности.

Старик покачал головой и заговорил:

– Доченька, ты славная девочка и я много думал о твоей дальнейшей судьбе.

Трудно сказать, сколько мне ещё отпущено богом, но скорей всего немного, но на всё его

воля.

Не перебивай меня и слушай, это очень важно для тебя и твоих детей.

В моём кресле в левом подлокотнике есть тайник, я научу тебя им пользоваться, это

кресло заберёшь с собой, там хранится золото, что передал мне на хранение Алесь, а

также десяток русских золотых червонцев и тем, и другим ты воспользуешься по мере

необходимости.

Но будь осторожна, полно вокруг злого люда, поэтому, когда появится нужда в нём, не

иди менять к цыганам или к другим барыгам, а найди менялу-еврея, такие были, есть и

будут, но только не здесь, поезжай или в Вильнюс или в Гродно, там пойди в синагогу и

кто-нибудь подскажет тебе нужного человека.

Они тоже конечно обсчитают, но не ограбят.

Я не хочу в тебе убивать надежду на возвращение Алеся,

Но я его точно не дождусь и ты не тешь понапрасну надежды, особенно я это понял после

твоего рассказа о посещение НКВД.

Если даже когда-нибудь он вернётся, то, ещё неизвестно в каком физическом и

моральном состоянии, посмотри хотя бы на Степана.

Ты скрываешь, но тебя явно предупредили, что оставаться со мной опасно и не отрицай,

оно и так понятно, я же вижу какое гонение властей на веру, и верующих.

После моей смерти этот дом отойдёт костёлу или властям и ты не сможешь тут

оставаться, поэтому тебе надо серьёзно подумать о будущем.

Если тебя интересует мнение старого человека, то на твоём месте, я бы принял

предложение Степана, как-никак у него добротный дом, можно опять наладить хозяйство,

у детей будет определённый статус и возможно ты поможешь, в принципе, хорошему

человеку вновь обрести себя, а так он сопьётся и скоро сгинет.

А с тобой он возьмётся за ум, начнёт работать и пути господни неисповедимы...

Ты, имеешь на него большое влияние, ты поможешь ему, а он поможет тебе поднять

деток.

Не спорь со мной, а подумай, я тебя не неволю и не тороплю, но повторяю, дни мои

сочтены... -

Фрося взяла в свои руки вялые руки старика и покрыла поцелуями и сквозь слёзы

заговорила:

– Я благодарна богу, что он даровал мне встречу с такими хорошими людьми, вначале с

Алесем, а теперь с вами.

Но он почему-то вас быстро и отбирает, посылая мне испытания и муки.

До последнего вздоха, я не покину вас и об ином не может быть речи, а о дальнейшем я

подумаю потом.

Может быть и прислушаюсь к вашему совету, он полностью совпадает с тем, что мне

говорил и начальник из органов, но не лежит у меня сердце к Степану, и в свою деревню

больше возвращаться не хочу, не могу я там находиться без Алеся, да и детям там будет

плохо.

Не торопите меня, пусть пока всё идёт своим чередом, в конце концов, есть золото, о

котором вы мне рассказали, а за него, по крайней мере, можно, наверно купить домик, а

работы я не боюсь и не дам пропасть нам с детьми...

Отдадимся на волю господа...

– Аминь... – произнёс глуховатым голосом ксёндз.

глава 30

После посещения органов безопасности и разговора с Вальдемаром в жизни Фроси ничего

практически не изменилось.

Она вела, размерено своё хозяйство. Содержала в чистоте и порядке дом, обстирывала,

обглаживала, готовила пищу и занималась детьми.

Вальдемар старел на глазах, он совершенно перестал вести службы в костёле, ходил уже

опираясь на палочку, некогда величавая осанка поддалась времени и теперь в согбенной

фигуре трудно было узнать прежнего ксёндза Постав.

На редкие теперь службы он ходил, как обычный мирянин, с трудом высиживая

проповеди молодого ксёндза, наезжающего по-прежнему иногда из Вильнюса.

Он теперь часто собирал вокруг себя детей Фроси и занимался с ними, разложив бумаги, и

карандаши, ведь старшие уже готовились осенью поступать в школу.

Стасик к занятиям не проявлял большого желания, усердия и способностей.

Ему трудно давалось обучение, плохо выписывал и запоминал буквы, и в счёте явно был

тугодумом, и ему на выручку всегда спешила Аня, получая замечания от дедушки.

Девочка была очень сообразительная, она уже бойко читала и считала, и аккуратно

выписывала буквы.

Но больше всего удивил Андрей, который однажды, неожиданно, подсказал старшему

брату ответ на задачку, заданную для старших.

Дети почти не выходили со двора их дома и поэтому пятилетний мальчик присутствовал

на всех занятиях.

После той подсказки Вальдемар привлёк и его к полноценным занятиям, и младший порой

опережал даже сообразительную сестру, особенно в решении задач.

Зато Стас проявлял недюжинные способности, возясь в сарае с всякими деревяшками и

железяками.

Он вечно что-то мастерил, орудуя весьма умело молотком, ножовкой и клещами.

Андрейка был ближе к Анечке, они в дальних уголках огорода делали секреты, вырывая

ямки, туда укладывая траву, листики и цветочки и закрывая это сооружение стекляшками,

зарывали землёй, а назавтра с утра спешили разыскать свой секрет, а потом придумывать

новый.

Дети редко ссорились во многом благодаря девочке, которая проявляла миролюбивый

характер и не позволяла старшему обижать младшего, а сама имела на обоих несомненное

влияние, выдумывая игры и занятия.

Степан изредка наведывался к Фросе и именно к Фросе, на детей он совершенно не

обращал внимание, и даже не смотрел на своего сына, который и не подозревал, что это

его отец.

Степан приходил всегда пьяным и не ухоженным, и всё вызывал Фросю на разговор, но

она уже твёрдо решила, что даже ради своего, и детей блага не вернётся в его дом, и

спасать его от никчемной жизни ей совсем не хочется, и для чего...

Она не чувствовала за него никакой ответственности.

При желании он мог бы ещё работать.

Не такие израненные после войны нашли себе занятия, а у неё было о ком заботиться.

Она жалела Степана, но не многим больше, чем других инвалидов войны.

Сердце её разрывалось от жалости, глядя на многочисленных людей, ставшими жертвами

окаянной войны, обитающих около пивных, просящих милостыню, на костылях, безногих

на колясках, слепых с палочками и просто опущенных до предела, растерзанных нелёгкой

судьбой

Иногда она проявляла к Степану снисхождение, когда он с трясущимися руками, с

красным воспалённым своим единственным глазом приходил к ней и канючил похмелье.

После того, как он с трудом морщась и дёргаясь выпивал пол кружки водки, закусывая

солёным огурцом, начинал всхлипывать, и просить за всё прощения, и клясться, что это

уже в последний раз, что завтра он, начнёт работать в своей кузне или пойдёт проситься

на работу в слесарную мастерскую.

А к середине лета грянул гром среди ясного неба, в один из летних погожих дней, когда

Фрося, как всегда возилась на огороде, вдруг пожаловал Степан, до этого с месяц, не

показывавшийся здесь.

Причина была проста, он не появлялся пред глазами Фроси, в виду того, что бывшая жена

прогнала его из своего дома, отказав в очередном похмелье.

На этот раз он был трезв и даже имел достаточно респектабельный вид – выбрит,

подстрижен, и опрятно одет.

Потоптавшись у калитки, попросил, дать ему зайти во двор и поговорить с ним.

Они присели на лавку около дома, где когда-то Степан поведал о последней его встрече с

Алесем и помявшись, и закурив свою привычную папироску, он вдруг заявил:

– Фрося, мне нужен развод, как ты на это смотришь?...

Ты, не собираешься вернуться ко мне, да и я потерял всякую надежду на это, а я

познакомился с одной вдовой, точнее, нас познакомили, и она предлагает переехать к ней

на хутор, где у неё большое хозяйство.

Она, не бог весть, какая красавица, так и я же сейчас не тот, что был раньше. У неё двое

почти взрослых детей, я уже был там и с ними познакомился.

Но она настаивает на законном браке... -

Увидев, что Фрося хочет его перебить, он замахал руками, останавливая её и продолжил:

– Ты, потерпи, знаешь, что я говорун небольшой, не перебивай меня, мне и так было не

легко придти к тебе на этот разговор.

Так вот, если ты не против этого, а я думаю, что нет, то мы оформим развод и я тут же

уеду, а ты с детьми переезжай в наш дом, я его отпишу тебе и нашему сыну.

Мне он совершенно не нужен, а я тебе никогда ни чем не помогал.

Ты растишь нашего сына и никогда не жаловалась, что я тебе не помогаю деньгами, и

ничего не требовала от меня.

Фу, вот и сказал, что собирался, две ночи почти не спал перед этим, я же тебя как-то

побаиваюсь и честное слово уважаю.

Не отказывайся от дома, можешь туда и со стариком своим, мне то всё равно... -

И как-то заискивающе посмотрел на Фросю.

Фрося поковыряла босой ногой землю около лавки, подняла глаза на Степана и ответила:

– Я согласна Стёпа и готова идти разводиться хоть сегодня, только хочу вернуть свою

девичью фамилию и перевести на неё детей, им скоро в школу и не хочу, что бы у них

были с этим проблемы.

Хочу, что бы все трое были на одной фамилии.

Я согласна и дом твой принять, потому что здесь оставаться нам уже не с руки.

Нас в любой момент могут выселить, прав ни у ксёндза, а тем более у нас на это место

проживания нет никаких.

Тебе не в чем себя винить и я перед тобой не в чём не виновата, что случилось, то

случилось, ты не стал для меня хорошим мужем, а я для тебя, наверно, хорошей женой, ты

не смог стать настоящим отцом, и за это я тебя тоже не слишком корю, так распорядилась

судьба. Я рада за тебя, что ты устраиваешь свою жизнь, душа уже изболелась смотреть, во

что ты превратился, а сегодня приятно глянуть на тебя, будь счастлив и не поминай

лихом. -

Они договорились и уже назавтра занялись всеми формальными делами. Фрося смело

заходила во все кабинеты, куда следом боком протискивался Степан и нигде им не чинили

препятствий, единственное где-то надо было подождать неделю, а где-то и месяц, но за

две недели до первого сентября всё утряслось, развод оформлен, дом переписан, и

фамилии и отчество детей стали одинаковыми, в графе фамилия стояла Господарский или

Господарская, а все дети были записаны на Алеся.