Текст книги "Фрося(СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

глава 71

Они въехали в районный центр, одноэтажные домишки вскоре сменили двух и

трёхэтажные.

Семён предложил вначале справиться с его делами, а потом он поможет Фросе сделать её

покупки, как-никак он здесь всё знает, да и постережёт от местных воришек.

Фрося из кабины машины наблюдала, как везде радушно встречают Семёна, люди

улыбались ему навстречу, хлопали по плечам и от души смеялись его шуткам.

Очень быстро он справился со своими задачами, переключился на Фросю.

Действительно, с помощью Семёна, Фрося достаточно быстро прикупила необходимое из

того ассортимента, что нашла в местных магазинах, ничего особенного, но на зиму её муж

и сын, и она сама стали более или менее одеты и обуты.

Покушав в уютном ресторанчике, где её кавалер очень галантно ухаживал за дамой, они

не мешкая, отправились в обратную дорогу, путь то не близкий.

Свернули с основного тракта уже с наступающими ранними осенними сумерками.

Стал накрапывать дождь и капли его звонко барабанили по крыше машины.

Семён включил фары, которые освещали только петляющую дорогу и выхватывали из

темноты раскоряченными чудищами подступающие близко деревья.

Под монотонный рёв машины и шум дождя Фрося незаметно задремала.

Через какое-то время её разбудил голос Семёна:

– Нет, подружка, так не пойдёт, прекрати спать, а иначе я заклюю носом и машина

впишется в тайгу.

Ты, так сладко посапываешь, что и у меня глаза начали слипаться.

А главное, мне же не терпится послушать твой обещанный рассказ о себе...

Женщина встрепенулась, сон мгновенно отступил, мысли вернулись в далёкое и не столь,

прошлое...

Фрося не понимала почему, но ей самой нужно было выговориться, кроме Вальдемара,

Рувена и того, другого Алеся, она никому никогда не открывала душу, ей захотелось

поведать кому-то обо всём без утайки, и даже, никому-то, а именно вот этому, только что

встреченному мужчине, к которому сразу почувствовала симпатию и доверие:

– Ах, Сёма, разве можно сравнить твою полную событий жизнь, с моей тусклой...

Моё детство и девичество прошло в глухой деревне, кроме школы, в которую мы бегали

за четыре километра, однообразная жизнь в небольшом домике, где у родителей кроме

меня было ещё три старших дочери.

Я с ранних лет привыкла работать на огороде и ухаживать за скотиной.

Наша семья в деревне была пришлая и наверно самая бедная.

Отец мой не был пьяницей, но ужасный романтик, всё хотел разбогатеть, поэтому уехал в

Варшаву, где и следы его пропали.

Так я дожила до восемнадцати лет, а потом...

И Фрося войдя в повествование, начала рассказывать, практически чужому человеку, все

перепития своей жизни с момента приезда в Поставы и до этих пор...

Она не испытывая особого смущения поведала даже о том, как она в браке со Степаном не

познала радости женского интимного счастья и только Алесь смог разбудить в ней это

несравнимое ни с чем чувство, и во многом поэтому она поехала сюда к нему на другой

конец света, принимая их страсть за любовь.

Все двенадцать лет разлуки она боготворила его в мыслях, ни одного мужчину даже

представить не могла на его месте, хотя претендентов было немало, но она их отметала

без раздумий.

А вот сейчас не может в себе разобраться, нет, не потому, что он связался с другой бабой,

просто она не видит в нём прежнего Алеся, благородного и возвышенного, гордого и

целеустремлённого.

А может быть, он таким и не был...

Просто, очень может быть, что в своём одиночестве, она нарисовала себе этот образ.

Конечно, могло так случиться, что лагерь и его окружение сломали его, он ухватился за

первую попавшуюся юбку, которая посулила сладкую пищу и постель:

– Ах, Сёма, Сёма, вот распустила с тобой нюни, а всё потому, что не могу сама теперь

разобраться, в своих чувствах к нему нынешнему, а может такое быть, что и в прошлом

ошибалась.

Ведь ничего из того, что я о нём напридумывала, он и проявить не успел, оглядываясь

назад, она отлично понимает, что все его благородные поступки были продиктованы

силой обстоятельств, но одно бесспорно, он её любил...

Фрося в сердцах тряхнула головой, будто отгоняя наваждение, вернулась в своём рассказе

к своим тяжёлым родам, о том, как молодые врачи Меир и Рива спасли ей и её сыну

жизнь.

Вдруг по щекам её потекли слёзы. Она перешла в своём рассказе про историю об Анечке:

– Я могу долго говорить о моей ни с кем несравнимой доченьке, из-за которой,

вынуждена была всю войну отсидеть в деревне, куда наезжал ко мне Алесь, где мы жили

там, как муж и жена, даже сыночка смастерили...

Фрося впервые, с момента, как стала выворачивать душу наизнанку перед Семёном,

засмеялась:

– Вот с этим Андрейкой, я и приехала сюда к папе его, ему уже скоро четырнадцать лет...

Рассказ получался сбивчивым, Фрося перескакивала от одного события к другому, то,

несясь стремительно вперёд, то, неожиданно возвращаясь обратно, размышляя вслух,

насколько всё было сделано правильно или не очень.

Постепенно она подбиралась к сегодняшнему дню и по мере приближения, начинала

осознавать, что вряд ли её поступок можно оправдать, ведь она сорвалась с насиженного

места, раскидав по чужим людям ещё далеко не взрослых детей, и как теперь объяснить

Андрейке скоропостижный отъезд обратно, как оторвать от только что обретённого отца,

про которого она прожужжала ему все уши.

За время всего рассказа Семён ни разу не перебил её, не задал ни одного встречного

вопроса, не торопил и не уточнял, просто слушал, иногда мыча себе что-то под нос.

Своим рассказом и размышлениями Фрося как будто просила совета, как будто ждала

одобрения или несогласия, ведь даже раввину Рувену, она так не выкладывала душу.

Неожиданно Фрося замолчала, у неё появилось чувство, что выкачали весь воздух из

груди, ей не стало легче, а наоборот все её поступки за последнее время показались один

глупей другого.

И, тут неожиданно Семён разразился своим неповторимым смехом:

– Фросенька, я таких геройских баб отродясь не встречал, вряд ли найдёшь вторую, кто

мог бы сравниться с тобой по жизненной сноровке, по умению принимать мгновенно

судьбоносные решения, ты ещё говоришь о благородстве Алеся, да, он тебе в подмётки не

годится, и сюда приехала правильно, а иначе жила бы в мире иллюзий, ждала, и

неизвестно дождалась бы своего благородного пана.

Я буду последним дураком, если попытаюсь тебя соблазнить, хотя мысли эти у меня

зародились сразу, как только увидал тебя, я сразу почему-то подумал, вот она, та, которую

я всю жизнь искал.

И, ещё большим буду идиотом, если начну давать тебе советы, но знай, на Сёмку, ты

можешь всегда положиться, как на самого верного друга, а придёшь в объятия, сделаешь

самым счастливым человеком на земле.

глава 73

Разочарование Фроси с каждым днём всё возрастало... В субботний вечер Алесь вдруг

собрал свёрток с закусками, прихватил бутылку водки, заявил, что они с учителями и

другими интеллигентами посёлка традиционно каждую неделю в эти вечера встречаются

за партией преферанса, где немножко расслабляются водочкой, интересными

разговорами, что он и так пропустил один такой вечер.

Фрося вдруг вскинулась:

– А почему ты не спросишь, как я к этому отношусь или тебе всё равно?...

– Фросенька, ну, это уже устоявшаяся традиция, для меня это отдушина...

– А, что нам мешает пойти туда вместе, неужто опозорю или придусь не ко двору?...

На последнюю реплику Фроси, Алесь никак не отреагировал, а молчком вышел из дома.

На плохое настроение Фроси оказывало влияние и вынужденное безделье, ей привыкшей

с утра до вечера хлопотать по хозяйству, решать кучу домашних вопросов, готовить и

торговать на базаре – с тремя детьми и больным пожилым человеком не заскучаешь.

Вдруг для неё наступила пора, когда время девать просто было некуда.

Приготовить обед и прибраться много времени не требует.

И хоть деньги ещё не закончились, но она понимала, что они не бесконечны, доводить

ситуацию до критической это не по её характеру.

В начале октября пришли письма от старших детей, это несколько разбавило печальные

будни.

Стас коротко поведал, что учёба у него ладится, что дважды уже на выходной приезжала

Аня и надоела ему с поучениями, с помешательством на уроках.

Тётя Оля сильно не надоедает, но супы ему варит регулярно и заставляет переодеваться.

Коровка чувствует себя хорошо, свинка тоже.

Дальше шли вопросы в основном к Андрейке и привет папе.

Письмо Ани было намного длинней и разнообразней.

Она с энтузиазмом описывала занятия в школе, где ей приходится в быстром порядке

осваивать литовский язык, но с этим она не задержится, у неё уже есть подружки, которые

ей помогают.

С тётей Басей у неё полное взаимопонимание, та дождаться не может, когда она вернётся

со школы, вздыхает, когда уходит прогуляться с подругами или идёт в синагогу к раввину

Рувену, который передаёт ей огромный привет, тётя Бася и Ицек тоже кланяются ей.

За Стасика пусть она не волнуется, он присмотрен, тётя Оля с него глаз не спускает.

И я хоть через неделю, но буду его навещать и проверять положение дел в техникуме...

Опять следовало в письме дочери много вопросов про Андрейку, очень просит его самого

писать ей письма.

С жаром пишет, как скучает, как она её любит и гордится, ведь её героическая мама, как

жена декабриста поехала за мужем в Сибирь.

В конце письма передаёт привет папе и надеется на скорую встречу.

Через несколько дней в магазине Аглаи Фрося повстречала знакомого уже милиционера и

на всякий случай спросила его о работе, тот предложил ей убирать в их отделении

милиции, на что она сразу же согласилась.

Алесь же выразил своё недовольство:

– Фрося, мы же живём в маленьком посёлке, все друг у друга на виду, а тут, жена учителя

и уборщица...

– Ах, простите, институтов не кончали, вы, пан учитель, разве об этом раньше не знали?!

Ты, может быть считаешь, что на твою учительскую зарплату проживём?

– А почему и нет, что нам больше всех надо...

– Дорогой муженёк, я тебе напомню, что у меня кроме тебя, есть трое детей.

Я не хочу тебя упрекать, но пока ты живёшь на мои деньги, а они не бесконечны...

Трудно сказать, чем могла бы закончиться эта перепалка, но в дом вошёл Андрей и

родители замолчали, хотя не переставали кидать злые взгляды друг на друга.

глава 74

Уже в конце октября в Таёжном наступила настоящая сибирская зима.

На дома, деревья и землю лёг пушистый белый снег, искрящийся под солнышком и

редкие прохожие шли на встречу друг другу, дыша морозным сиреневым паром.

В один из таких дней Фрося возвращалась с работы,

(Она по-прежнему убирала в отделении милиции по четыре часа в день).

Молодая женщина шла медленно по поселковой улице, наслаждаясь этим зимним днём, с

удовольствием вдыхая чистый морозный воздух.

Она полностью ушла в свои думы, не замечая ничего и никого вокруг.

Вдруг дорогу ей заслонила чья-то тень.

Фрося подняла глаза и увидела злое лицо женщины, которую не столько узнала, сколько

догадалась, что это Александра, бывшая пассия её мужа.

Фрося попыталась её обойти, но та вновь заслонила дорогу:

– Что, дорогуша, не помнишь или делаешь вид, что забыла ту ночь, когда явилась в наш

посёлок зачуханной курицей?...

Женщины были примерно одного роста, но явно было видно, что заведующая столовой на

хороший десяток лет была постарше и на десяток килограмм побольше.

– Нет, я не забыла ту ночь и вас начинаю вспоминать, но мне это не доставляет никого

удовольствия, прошу, дайте мне пройти, а то неровён час зашибу...

– Ах, ах, ах... какие мы гордые!...

А, где была твоя гордость, когда уводила от меня отогретого и откормленного мужика?...

Весь посёлок судачит, что живёте между собой, как кошка с собакой... поганка, сама не

гам, и другому не дам!...

– А чего это он не остался у такой добренькой пригожуньи?

Да и сейчас гвоздём не прибила к себе и верёвкой не связала...

– Ты, польская курва, наверно не понимаешь, с кем связываешься, я же могу и обратиться

кое-куда, про вашу монеточку рассказать...

После оскорбительных своих слов и угроз Александра Кирилловна могла ожидать, что

хочешь, но не того, что Фрося зайдётся заливистым смехом.

А та, уперев руки в варежках в бока, издевательски хохотала:

– Вот уж, дура-баба, кто же тебе поверит или кто признается, что это наша монета, она же

у тебя, вот ты и доказывай, объясняй в органах, где ты её взяла...

А, ну, прочь с дороги!...

И Фрося оттолкнув растерянную Александру плечом в сугроб, гордо подняв голову,

пошла, не оглядываясь.

Приближался Новый год и Фросю всё чаще посещала мысль, что пора возвращаться

домой в Поставы.

Конечно, она понимала, что надо дать Андрею закончить учебный год, а также

удерживало от поспешного отъезда то, что сын всем сердцем привязался к отцу, который

в свою очередь очень много время проводил с сыном, кроме того, что он занимался с ним

по школьной программе, привил любовь к иностранным языкам, уже известным ему

немецкому и польскому, они ещё вместе стали изучать английский.

Читали одни и те же книги, подолгу потом их обсуждая.

Он разделил любовь сына к географии и истории, особенно древнего мира и мифологии, а

также стал приобщать способного парня к философии Платона, Сократа, собираясь в

будущем начать знакомиться и с более современными Вольтером, Кантом и даже

Фрейдом.

Несколько раз муж Аглаи, Николай, брал мальчика на охоту, тот уже сносно бегал на

лыжах и уже имел личные трофеи, подстрелив двух зайцев и куропатку

Душа радовалась за сына, а вот у самой на душе было муторно.

Отношения с Алесем приняли характер холодной сдержанности.

Муж больше не проявлял интерес к жене в постели и даже перебрался в комнату сына,

потому что Фрося поставила ультиматум, не желая терпеть запах водки и перегара в

непосредственной близости от себя.

По-прежнему по субботам Алесь уходил в свою интеллигентную компанию, возвращаясь

только утром в воскресенье под изрядным хмельком.

Фрося уже не пыталась его образумить от пьянства, не напрашивалась в его компанию, а

пустила всё на самотёк.

Фрося часто ловила себя на мысли, что не может забыть ту поездку в город и своего

попутчика, такого невзрачного, но такого симпатичного человека.

До сих пор ей не удавалось встретить его, она не выдержала и стала расспрашивать о нём

Аглаю:

– Аглашенька, а Семён заезжает иногда к тебе в магазин, что-то он мне не встречается...

– А, как же, и довольно часто, всё приветы тебе передаёт, а я забываю их тебе передавать,

это же не конфета...

Подруга, видя интерес Фроси, поведала, хитро улыбаясь:

– А, знаешь, он не женат и даже не слышала, что бы раньше был.

Говорит, что живёт на выселках, где у него есть маленький домик, в окружении двух

охотничьих собак.

Про него много вокруг судачат, ведь одинокий мужик в наших местах редкость, баб то

хоть поле засевай, хочешь верь, а хочешь нет, а дыма без огня не бывает, но говорят, что

он вовсю обхаживает молодух.

Одиноких баб хватает в Сибири, мужики то спиваются, то гибнут в тайге, то, как уедут и с

концами.

А вот, что к замужним подруливает, я такого не слышала...

И Аглая залилась смехом.

Потом она посерьёзнела:

– Фросенька, мне на все эти слухи наплевать, а мужик он очень хороший, душевный и

отзывчивый, всегда придёт на выручку, поможет и словом, и делом, а надо и деньгами...

Вдруг она взглянула в упор на зардевшуюся Фросю:

– А, что это подружка, ты так Сёмкой заинтересовалась, неужто в вашей совместной

поездке сладенькое было, он ведь, говорят, обычно, к замужним не пристаёт... то-то, тут

намедни тоже про тебя спрашивал, не собираешься ли ты уезжать в родные места и с чего

это он взял...

Лицо Фроси вдруг окончательно залила краска смущения, и она отвернулась, что бы уйти

и услышала вдогонку:

– Ой, мила душа, да тут не всё просто и с мужем вы, как не родные, уже весь посёлок

судачит...

глава 75

Одновременно отметили наступление нового года и день рождения Андрейки.

Гостей было немного, семья Аглаи и Фроси, а также пригласили участкового

милиционера, Василия Митрофановича, с которым у Фроси сложились хорошие

отношения, он пришёл с женой и с сыном, одноклассником Андрея.

Получилась большая компания с детьми и поэтому собрались в доме у Аглаи.

Минут за десять, перед тем, как часы должны были пробить двенадцать, раздался стук в

дверь и на пороге появился Семён, обряженный под деда Мороза с большим мешком за

спиной.

До того не очень весёлая атмосфера за столом сразу преобразилась.

Дед Мороз доставал из своего необъятного мешка подарки и вручал каждому с шуткой,

прибауткой или куплетом из частушки.

Дошла очередь до Фроси и ей на плечи лёг большой белый пуховый платок, Семён спел

ей заливисто частушку:

Обниму твои я плечи,

и погреемся ладком,

для ревнивых я замечу,

не рукою, а платком...

Компания разразилась смехом.

Фрося смущённо зарделась, улыбаясь деду Морозу.

Алесь с самого начала праздничного стола сидел мрачнее тучи, ведь его ждали в другой

компании, но ради сына он снизошёл до этой, а тут ещё этот паяц появился...

Дети наелись, им было скучно с взрослыми, они выбежали на улицу катать новогоднего

снеговика, их весёлые голоса слышны были даже сквозь плотно закрытые окна.

А взрослые выпили за здоровье именинника, за уходящий, а потом и за Новый год -

захмелели, расшумелись, затянули застольные песни, где равных не было голосистой

Аглае, но и другие старались не отстать.

Алесь отвёл Фросю в сторону и сказал, что ему надо сходить, поздравить с Новым годом

его партнёров по картам, он скоро вернётся.

Фрося понимала, насколько это выглядит некрасиво, но ещё хуже было затевать скандал,

она не говоря ни слова, отвернулась и ушла к столу.

Никто за столом даже не заметил отсутствия Алеся или, по крайней мере, не показали

виду.

Николай включил граммофон, мужья пригласили жён на танго.

Семём подошёл к Фросе, заметил, хоть он и пониже будет ростом партнёрши, но с

удовольствием бы с ней потанцевал.

Фрося улыбнулась и протянула ему руку, они вышли в круг, взволнованная женщина

заметила, что она вовсе впервые танцует танго, для неё это так неожиданно и приятно.

Они потоптались недолго около хорошо танцующих пар, отошли к столу, усевшись

рядом.

Семён посмотрел в глаза Фроси и тихо сказал:

– Я по тебе скучал, хотел забыть и не могу, я ни на что не претендую, но если, если

только...

И Фрося закрыла его губы поцелуем.

Она и сама не знала, как это у неё получилось, но об этом совершенно не жалела,

почувствовав сладкое томление в душе и теле.

глава 76

Ближе к утру, гости разошлись, дети и Николай улеглись спать, Алесь так и не вернулся, а

Аглая с Фросей дружно, быстро навели порядок, убрали, помыли посуду, и уселись пить

чай.

Аглая хотела завести разговор о семейных отношениях Фроси, но та её остановила:

– Не надо пока подруга этого касаться, я сама скоро разберусь, тогда уже и поговорим по

душам.

Запуталась я в себе и пора уже что-то распутывать, а что-то возможно и запутывать...

И как-то невесело засмеялась.

Вернувшись от Аглаи, Фрося не легла спать, а достала вещевой мешок Алеся и стала туда

складывать немногочисленные вещи мужа.

Она осмотрела книжную полку сына, но книги трогать не стала, пусть сами разберутся в

этом вопросе.

Поставила у входных дверей раздувшийся за эти месяцы мешок и уселась ждать Алеся.

Она сидела за столом, уронив голову на руки и думала тяжёлую свою думу.

Уже не первый раз в жизни она находилась в нелёгком положении, но в этот раз ситуация

была хуже некуда, потому что далеко не всё зависело от неё.

Алесь – перевёрнутая страница, она уверенна, что сумеет объяснить старшим детям суть

произошедшего между ними, а вот Андрейка...

Бесспорная ошибка, что она его взяла с собой, а надо было ехать одной, разобраться и

принимать решение.

Она же настолько была уверена в своей любви и в любви к ней Алеся, что даже допустить

не могла нынешнее положение вещей.

А тут ещё и Семён упал на её голову... Что она нашла в этом человеке, но её тянуло к нему

со страшной силой.

Вернуться и что дальше?!

Старшие дети определенны, в её опеке не нуждаются.

Андрея сорвать сейчас отсюда крайне сложно, середина учебного года, тёплые отношения

с отцом, благотворно сказывающееся на его развитии.

И она сама... – потерявшая надежду, связанную с Алесем, невероятно трудные объяснения

со Стасом, Аней и Олей, да, и с другими любопытствующими.

Её пугало беспросветное одиночество, потеря цели и уходящая молодость, в которой она

по-настоящему так и не познала бабьего счастья, не считая меньше, чем двухлетнего

периода любовных отношений с Алесем, под страхом, урывками, беременной и после

родов.

Чем больше размышляла Фрося, тем больше ей становилось жалко себя, так жалко, что

хотелось выть и разом покончить этим предвещающим серость будущим.

А Семён?

А, что она для Семёна, новое развлечение для распутного мужика, потешится и бросит,

сколько у него таких перебывало, Аглая, и та, зубы скалит.

Ну, и пусть потешится, ну, и пусть бросит, что она потеряет... невинность, авторитет,

доброе имя?!...

Фрося, горько усмехнулась от этих мыслей – невинность она потеряла так, что и

вспоминать не хочется, втоптал муж в кровать в первую брачную ночь пьяным, походя,

без ласки и нежных слов, как бык корову покрыл.

Авторитет... – ну, да, уборщица, сказал Алесь, стыдно в общество интиллегентное

привести, вырвала из рук любовницы и не подавилась.

Доброе имя... – а кто может палку кинуть в её огород, двух мужиков имела, так ни одного

же не обманула, каждому по сыну подарила, что она виновата, что один был бык

безмозглый, а второй козёл с бубенцами, кроме звона ничего путного.

Дура! Да вроде нет... Наивная, так тоже нет, просто доля такая несчастная.

И снова мысли вернулись к Семёну, на радость или беду она его повстречала, а если бы не

повстречала...

В это время боком в дверь протиснулся Алесь и натолкнулся сразу на горящие глаза

Фроси:

– Погулял хорошо, дорогой муж, там же было общество не чета нашему.

Вот, хочу только узнать, почему ты припёрся ко мне тогда в сорок первом, к замужней

бабе с дитём, к неотесанной деревенщине, читающей от случая к случаю, что в руки

попадётся, чаще цены в магазине?

Почему написал то письмо, от которого я с ума сошла и полетела бы к тебе в тот же день,

только больной твой дядя и дети сдерживали?

Готовил платформу, куда можно будет после поселения удобно пристроиться и неважно,

что деревенская баба, зато достаток, а умное общество везде можно найти.

И, тут рожки склонил, пошёл на поводке в приготовленное жилище, расплатился с

вдовушкой за тепло и заботу, а скорее, выгнала, в чём стоял, а тут опять, баба-дура, одела,

обула, накормит, приберёт, обстирает, да, ещё и супружеский долг не надо выполнять, там

похоже и нечем, страшные урки всю хотелку отбили...

Фрося уже давно не сидела, а стояла напротив Алеся и хлестала словами, как

справедливыми, так и просто оскорбительными, но ей уже было всё равно, вся горечь, что

накопилась на её душе, хлынула кипящим потоком.

Она не плакала, не кричала, а выплёскивала всё это ровным голосом, почти шёпотом.

Алесь стоял втянув голову в плечи, дёргаясь, как от ударов под градом слов, весь хмель

набранный за эту ночь улетучивался по мере того, как до него доходил смысл

происходящего.

Ведь вроде всё наладилось: интересная работа в школе, приятное общество

единомышленников и людей равных по развитию, эрудиции и наклонностям, обретённый

сын, любовь которого внесла дополнительный смысл в его жизнь, которому было приятно

отдавать накопленный багаж знаний, и быть в его глазах авторитетным и уважаемым.

И он решил попробовать всё это спасти.

Неожиданно упал на колени перед Фросей, стал целовать её ноги, плакать и умолять о

прощении, клясться в том, что в корне изменится, что он введёт её в своё общество, что

это она его отвергла, а он будет услаждать каждый день её тело...

И к ужасу Фроси, она увидела Андрейку стоящего в дверях своей комнаты,

наблюдающего эту мерзкую картину.