Текст книги "Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы"

Автор книги: Ованес Туманян

 
Сад осенний в крупном янтаре.
Что пред ним созревших нив наследство?
В том саду играет на заре
Нежное, смеющееся детство.
 
 
Издалёка тянется ко мне,
За деревья убегает снова, —
Нас обоих видит мать во сне
И не хочет видеть сна иного.
 
 
Яркая, недолгая пора, —
Сад огнем пылает, не сгорая.
– Подойди ко мне, дитя добра,
Подойди: я – молодость без края.
 
 
В ожиданье громких саарú[149]149
  Саари – утренняя застольная песня.


[Закрыть]
Вместе мы не будем спать ночами.
О, побудь со мной! Не говори:
– Четверть века пролегло меж нами.
 

 
Ласточка падает с неба стремглав,
Свищет и вьется над кúпенью белой
Острые крылья свои распластав,
Мчится – и вот ее нет: улетела.
 
 
Что ей до этой тяжелой волны,
Что ей до кипени этой жемчужной?
Брызги соленые ей не нужны,
Ветра бездомного пенье – не нужно.
 
 
Помнишь – со мною была ты вчера?
Ты от меня ничего не хотела.
Я-то ведь знаю, что это – игра
Ласточки быстрой над кипенью белой.
 

 
Пускай безумцем буду я для мира, —
Ты моего желанья не забудь:
Могилу мне под алычою вырой,
Ее цветы мне урони на грудь.
 
 
Когда ты сжечь захочешь сердце это —
В любом саду среди окрестных гор
Из розового персикова цвета,
Из ярких маков разведи костер.
 
 
Тогда я в дымных траурных обновах,
Как ивериец, в бурке, на коне,
На крыльях – нет! – на ирисах лиловых
К небесной потянусь голубизне.
 
 
Я обезумел в день цветенья мира.
Когда и я покину белый свет,
Могилу мне под алычою вырой,
Сожги в цветах. Других желаний – нет.
 

 
И любовь твоя, и жалость
живы в сердце у меня.
Ты в тот вечер не смеялась,
ты склонилась, как фиалка
на дороге у плетня,
   Иавкалти, Иавкалти.
 
 
Все мне снится стан твой гибкий,
темных глаз твоих игра.
Яркий блеск твоей улыбки
был похож на разноцветный
блеск фазаньего пера,
   Иавкалти, Иавкалти,
 
 
Иавкалти, как мне жалко,
что к тебе дороги нет.
Кто бы думал, что фиалка
разожжет пожар несчастий
и прольет потоки бед,
   Иавкалти, Иавкалти,
 
 
Мне твой взор нужнее хлеба.
Если б ты пришла на миг,
я б крылом коснулся неба,
пел бы в облаке туманном,
если б я тебя настиг.
Прилети ко мне фазаном,
Иавкалти, жди меня
на дороге, у плетня.
   Иавкалти, Иавкалти!..
 

 
Что-то забыл я в покинутом доме —
Нежность,
   печаль,
      сновиденья, быть может?
Вот почему я брожу, как в истоме,
И одиночество душу мне гложет.
 
 
Что же из бедных пожитков забыли
Упаковать в день отъезда веселый?
В доме среди запустенья и пыли
Воспоминанья жужжат, словно пчелы.
 
 
Жалко сокровищ —
   слетавших ночами
Тайных созвучий,
   раздумий бессонных,
Жалко, что не уложили с вещами
Смех, отдававшийся в стеклах оконных…
 
 
Жалко, что в доме осталась, как птица,
Матери ласка,
   что в комнатах где-то
Радостный лепет ребенка томится,
Плачет его поцелуй без ответа.
 
 
Бусы слезинок —
   за малостью малость —
В щель закатились
   и, пусть по ошибке,
Светлое пятнышко в доме осталось —
Радужный промельк отцовской улыбки.
 
 
В доме пустом —
   сотрясавшая балки,
Медноголосого гимна громада,
Дружные песни старинной закалки,
Ветер Мтацминды, дышавший прохладой.
 
 
Шумные возгласы юности ранней,
Стайка стихов, недовольная мною,
Робость мечтаний и горечь желаний
В доме остались за каждой стеною.
 
 
Там, под охраною старого крова —
Труд ежедневный и праздничный роздых,
Ярко пронизанный нитями слова
И вдохновеньем насыщенный воздух.
 
 
Что-то забыл я в покинутом доме —
Нежность,
   печаль,
      сновиденья, быть может?
Вот почему я брожу, как в истоме,
И одиночество душу мне гложет.
 

 
Высокую женщину я вспоминаю —
Она по проспекту идет,
И слышен мне веер ее… я не знаю:
Иль ветра печальный полет?
 
 
И лунные тени бегут по чинарам,
Чинары глядят на луну, —
Недаром грузинки по улицам старым
Любили гулять в старину.
 
 
Шелка прошумят и тревожно и странно,
И горло сожмет немота,
Проходит ли Орбелиани Манана,
Сестер Чавчавадзе чета.
 
 
Проходит в моих сновиденьях другая —
Спокойна и ликом светла,
Крылатая сила и прелесть былая
Здесь, в Грузии, не умерла.
 
 
Высокую женщину я вспоминаю —
Она по проспекту идет,
И слышен мне веер ее… я не знаю:
Иль ветра печальный полет?
 

 
Ты ведомо всем,
   ты у всех на устах,
   ты всеми любимо,
всем принадлежишь —
   это правда?
   а может быть, нет?
И я говорю:
   – Ты со мною,
   мы неразделимы,
и только мои
   ширь твоя,
   зыбкий цвет,
   синий свет,
гордыня и сила твоя,
   и покой молчаливый,
покой говорливый,
   и – в ответ на страстный призыв —
желанное да —
   это первая клятва прилива, —
горчайшее нет —
   это клятву уносит отлив.
Нет, я тебя не понимаю, —
   мы с тобою в раздоре.
Я тоже непостижим
   для себя самого.
Но знаю: когда бы
   тебя понимал я, о море,
так сильно
   я не полюбил
   бы твое волшебство.