Текст книги "Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы"

Автор книги: Ованес Туманян

 
Не пресытился мир потаенною горечью слез, —
У меня в пламенеющем сердце сто тысяч заноз.
 
 
Слишком долго я спал, не гулял я в моем цветнике,
Поглядел поутру – не узнал увядающих роз.
 
 
И сказали мне розы: «Садовника мир полонил,
За высокие горы и синие реки унес».
 
 
И темницу его по горам я искал, как Меджнун,
И гонимою ланью с откоса взбегал на откос.
 
 
У темничных ворот, обессилев, упал я, и страх,
Словно ветер, коснулся моих поседевших волос.
 
 
И султану темницы я вымолвил: «Освободи!»
И слова его были исполнены ядом угроз.
 
 
И султан повелел: «Заточите раба моего!»
И Фраги захлебнулся нахлынувшей горечью слез.
 

 
О, помоги мне, Зюбейда!
Печаль в моих глазах осталась,
Я зарыдал, и навсегда
Кровь жгучая в песках осталась.
 
 
Разлукой нанесен удар.
Померк мой соловьиный дар,
Закрылся праздничный базар,
Моя Менгли в слезах осталась.
 
 
Мне снится свет блаженных дней,
Мне стыдно пред страной моей;
Душа моя – приют скорбей,
И плоть моя впотьмах осталась.
 
 
Боль прибывает, как вода,
Я жил для мира и труда;
Я – мученик, моя беда
В томительных стихах осталась.
 
 
В глухие наши времена
Любовь на казнь обречена.
Моя прекрасная луна
В туманных небесах осталась.
 
 
Лицо Фраги черным-черно.
Плачь, Зюбейда! Уже давно
Пустеет лавка. В ней темно.
И только пыль в углах осталась.
 

 
Свой пальчик розовый кусая,
Смущается Менгли-ханум.
Тугие косы расплетая,
Смущается Менгли-ханум.
 
 
А ты гори, смотри, влюбленный:
В беседу с бровью насурмленной
Вступает локон расплетенный:
Смущается Менгли-ханум.
 
 
В одежде алой не бежала
От взоров жителей Ахала[91]91
  Ахал (Ахал-Тепе) – населенный пункт в Туркмении.


[Закрыть],
А с нами говорить не стала:
Смущается Менгли-ханум.
 
 
Хочу заговорить – немею,
Стою, как нищий, перед нею,
Сказать: «Открой лицо!» – не смею:
Смущается Менгли-ханум.
 
 
Душа, владычица, отрада,
Зовет Фраги – бежать не надо!
Но – благодатная – от взгляда
Скрывается Менгли-ханум.
 

 
Еще почиет роза роз.
Я задыхаюсь и немею, —
Не избежав ее заноз, —
Над горькой радостью моею.
 
 
Я бы украл ее, как вор,
Благословляя свой позор.
Но, отводя голодный взор,
Я тайным счастьем пламенею.
 
 
И, как под лезвием ножа,
Душа Фраги поет, дрожа:
Мне смерть судила госпожа,
И я противиться не смею.
 

 
Вершины гор в тумане млечном,
Они нам не видны зимой.
Не следует о муже встречном
Судить по внешности одной.
 
 
Тот прочь ушел, другой садится.
Над недостойным люд глумится.
Огонь любовный разгорится —
Таится тот, кричит иной.
 
 
А предо мною на просторе
Моих надежд играло море!..
Джигит и в нищете и в горе
Идет дорогою прямой.
 
 
Но если рок вам сердце точит,
Над вами зря Лукман хлопочет.
Луна вернуть напрасно хочет
Товар, закупленный землей.
 
 
Стесняет буйного одежда.
Пленен пороками невежда.
Трусливого живит надежда
За крепкой спрятаться стеной.
 
 
Стою с поникшей головою:
Что сделал мой язык со мною?
Но только трус не рвется к бою,
Чтоб лечь костьми за край родной!
 
 
И кто Махтумкули осудит
За то, что он не позабудет,
Что правде слово дал и будет
До гроба верен клятве той!
 

 
Изменило мне счастье, мучительный мир!
Скинуть с плеч невозможно твой тягостный гнет.
Нет лекарств для меня, я печален и сир,
За тобою по следу мой разум бредет.
 
 
В белый саван оденется тело мое —
Ты на чашу весов положил бытие.
Я, безумец, из рук твоих принял питье.
Что ты делаешь? – в кровь превращается мед.
 
 
Каждый помысел мой исполняется зла;
Я взлететь не могу – ты подрезал крыла;
Золотая казна моя в землю ушла…
Бренный мир, я твоих не желаю щедрот!
 
 
На базаре твоем заблудилась душа;
Плоть моя истомилась, любовью дыша.
Плыл я пó морю, к пристани дальней спеша,
Но кипучей волной захлестнуло мой плот.
 
 
Дивный муж посетил меня в горе моем;
Следом юноша некий пришел, а кругом
Черный ветер свирепствовал в мире ночном,
И над юртой незримый дрожал небосвод.
 
 
Кто мой гость? Кто пятнадцать стремянных его?
Он в огне, но его не горит естество;
Слово мужа – пророчество и волшебство,
И без лука он стрелы пернатые шлет.
 
 
Кто – крылатый – означил земные пути,
По которым Исе[92]92
  Иса – мусульманское имя Иисуса Христа; почитается в исламе как пророк.


[Закрыть] предстояло пройти?
Ни слону, ни коню переправ не найти,
Если гнев его ливнем на землю падет.
 
 
Восемь дней горевал, десять дней тосковал,
И безмолвные слезы в тоске проливал,
И спустился я в дол, перейдя перевал,
Словно гнал меня дэвов[93]93
  Дэв (див) – в восточной мифологии бес, демон.


[Закрыть] озлобленных род.
 
 
Здесь четыре стихии связует вражда;
Проповедует правду земля и вода;
Пред огнем не согреется дева, когда
Зимней стужей кончина в лицо ей дохнет.
 
 
Повествует Фраги о чудесных делах.
Божьи слезы – жемчужины падают в прах.
Обо мне вседержитель скорбит в небесах;
Душу отдал бы я, да никто не берет.
 

 
Народу – сила, мир, беседа,
Семейных очагов тепло;
Джигиту – битва и победа,
Булат и крепкое седло.
 
 
Ложь предоставь на все готовой
Мирской молве. Не надо слова
Ни раздраженного, ни злого:
Народ мой ненавидит зло.
 
 
Уходит жизни гость мгновенный,
Но не скудеет хмель блаженный:
Пирует жизнь. Творца вселенной
Непостижимо ремесло.
 
 
Не нам гадать о нашей доле;
Я только вскрикнул поневоле, —
Мне жаль тебя, морщины боли
Тебе врезаются в чело.
 
 
Мы сами выковали чаши
Добра и зла. В них судьбы наши.
Скажи, Фраги, какая краше,
Пока нам время не пришло!
 

 
Мне родимые холмы,
Дехистан увидеть хочется.
Мир-Кулал, Бехауддин[94]94
  Бехауддин – имя основателя дервишского ордена «Накшбенди»; почитается как святой.


[Закрыть],
Мне ваш стан увидеть хочется!
 
 
Арша[95]95
  Арш – по мусульманским представлениям, местонахождение престола Аллаха.


[Закрыть] блещущий венец,
Упование сердец,
Мне тебя, благой отец
Мусульман, увидеть хочется.
 
 
Путник сядет, отдохнет
И своим путем пойдет.
Мне пределы в свой черед
Чуждых стран увидеть хочется.
 
 
Побродить в степи глухой,
Поглядеть с горы крутой, —
Мне добра и зла мирской
Океан увидеть хочется.
 
 
В Хиндостан и там и тут,
В Туркестан пути ведут…
Мне святых мужей приют —
Румистан увидеть хочется.
 
 
Буйство духа, мир страстей,
Семь нагорай, семь морей,
Суеты – в кругу людей —
Мне дурман увидеть хочется.
 
 
Счастья ждет Махтумкули,
Чтобы слезы потекли;
Мне Каабу, хоть вдали,
Сквозь туман увидеть хочется.
 

 
Смотрите: прельщаясь мирской суетой,
Спеша, вереница людская проходит.
Сын праха, гадая по книге святой,
Блаженство за грош уступая, проходит.
 
 
На правого мир ополчается вдруг,
Впивается в сердце его, как недуг;
Иса, не касаясь протянутых рук,
Целительный лик отвращая, проходит.
 
 
Кто – с чистой душою отходит ко сну,
Кто – в грязь упадет, кто – взлетит в вышину,
Кто – все промотав, кто – родную страну
Ограбив от края до края, – проходит.
 
 
Иные становятся жертвою ссор;
Кто – братом своим возведен на костер,
Кто – бедствуя дома, кто – чуждый простор
В скитаньях своих озирая, – проходит.
 
 
Кто – с царским венцом на высоком челе,
Кто – с грозным мечом и в походном седле,
Кто – лютой чумою летя по земле,
Родимый народ попирая, – проходит.
 
 
У тех – розовеют гранаты в саду,
Те – стонут, а эти – молчат и в бреду,
Пылают в огне, коченеют во льду;
Сквозь сердце заноза стальная проходит.
 
 
Себя не познав, умирает иной;
Иной – избалованный долей земной;
Один – предвкушая огонь смоляной,
Другой – наслаждения рая, – проходит.
 
 
Кто – женской красою свой взор ослепив,
Кто – волей смиряя свой страстный порыв,
Кто – помыслы к правде святой усмирив,
Кто – истиной пренебрегая, – проходит.
 
 
Кто – с темными ямами мертвых очей,
Кто – не досказав сокровенных речей,
Кто – лик открывая чернее ночей,
Кто – светлый свой лик закрывая, – проходит.
 
 
Скиталец, терзавшийся úз году в год,
Скупец, не рассыпав любовных щедрот,
Бедняк, не изведав, как сладостен мед,
Безумец, отраву глотая, – проходит.
 
 
Кто пал, кто взлетел, кто дурен, кто хорош, —
В чьей правде потомкам откроется ложь,
Чьих внуков и правнуков не перечтешь,
Чье лоно, что глина сухая, – проходит.
 
 
Кто – счастье бросая в пустыне мирской,
Кто – цели коснувшись горячей рукой,
Кто – с ложа взывая с предсмертной тоской,
Кто – суетный мир обегая, – проходит.
 
 
Кто – душу продав и согнувшись в дугу,
Кто – сгинув, как тать, на чужом берегу, —
А верный – не выдав отчизны врагу,
Во славу ее погибая, – проходит.
 
 
И знает Фраги: возвращается в прах
Жестокий властитель и странник в песках.
Слеза на ресницах иль смех на устах, —
Но жизнь – и одна и другая – проходит.
 

 
Внемли мне, Адам, я поистине стар!
Я видел гранаты у мира в затворе,
И душепродавцев грошовый товар,
И шумный базар, потонувший в раздоре.
 
 
На осень рассчитан предел мировой,
И чаша разлуки всегда пред тобой:
То Красное море, то Нил голубой,
То желтый Джейхун[96]96
  Джейхун (Джейхун-Дарья) – Амударья.


[Закрыть], то Хазарское море[97]97
  Хазар – Каспийское море.


[Закрыть].
 
 
Когда твое жаркое сердце в крови
И гибнут надежды в краю нелюбви, —
На помощь напрасно врачей не зови:
Есть город разлуки, а в городе – горе.
 
 
Туран, Чин-Мачин превратятся в золу,
Твой дом и твой сын превратятся в золу,
И роза и крин превратятся в золу —
Губительный пламень у рока во взоре.
 
 
Мне встретилась пери в мои времена,
И вечно горит, не сгорая, она.
Где райский источник? Дорога трудна
От наших низин до пустынных нагорий.
 
 
Ты помнишь ли прежнюю силу мою?
Стареют любовники роз и в раю.
Созрел виноград в заповедном краю,
Да змеи под каждою гроздью в дозоре.
 
 
Мне очи томит нищета бытия,
И ливнем шумит суета бытия;
От мира не спрячешься: тайна твоя
Откроется – даром, что дверь на запоре.
 
 
Нет места замерзшему подле огня,
И сытые не разумеют меня.
Но верю в народ мой. Седлает коня
Воитель прославленный, в ратном уборе.
 
 
От бренного мира нельзя убежать —
Он вечный твой кровник, предатель и тать.
Он будет недужное тело терзать —
И бросит и душу оставит в позоре.
 
 
Свидетель жестоких и суетных дел,
Фраги ослабел и как лунь поседел.
Покоя искал он, свободы хотел —
И гибнет, с владыкой-обманщиком в ссоре.
 

 
Играют пенные потоки,
Дрожит суровый камень гор;
В тревоге путник одинокий
Спешит на брезжущий костер.
 
 
Болтун все тайны выдаст разом.
Не помнит слов ничтожный разум.
Джигит не отвечал отказом
На зов отчизны до сих пор.
 
 
Не забывай о верном друге —
И вспомнятся твои заслуги.
Гадаем, слезы льем в недуге,
Но слезы – яд, гаданье – вздор.
 
 
Рассмейся, унывать не надо,
Молва твоей печали рада,
И тайная твоя досада
Из дома выйдет на простор.
 
 
Мир обездолит алчность бая;
Порвется тетива тугая;
Под ветром башня вековая
В летучий превратится сор.
 
 
Над розой – рокот соловьиный.
Ручьи, бегущие с вершины,
Сливаются в поток единый;
А за молвой идет раздор.
 
 
Не бойтесь птиц и сейте просо.
Красавица расчешет косы,
Глядишь – на мед слетятся осы,
И зажужжит постылый хор.
 
 
Всегда Карун-скупец[98]98
  Карун – легендарный богач, проклятый Мусой (мусульманский пророк, соответствует библейскому Моисею) за скупость и поглощенный землей вместе с его имуществом.


[Закрыть] в кручине,
Покоя нет его гордыне.
Меджнун – Махтумкули к пустыне
Отныне обращает взор.
 

 
Для гостей без живых речей
Ярким праздником той не будет.
Падишаху в стране скорбей
Мил престол родовой не будет.
 
 
Тот, кого захватила страсть,
Нежной пери не станет клясть.
Достославной султана власть
Без казны золотой не будет.
 
 
Тянет вечную лямку бед
Край голодных рабов – Мешхед,
Нет разлуки – и горя нет,
Доля темной и злой не будет.
 
 
Состязанья настанет час —
Расставанье осилит нас.
Трус упустит врага из глаз,
Рваться в яростный бой не будет.
 
 
Гору напрочь нельзя снести,
А снесенную – возвести,
Нет охотника на пути —
Зверь пугаться лесной не будет.
 
 
Все бальзамы твои – тщета,
Если молодость отнята.
Нестыдливая красота
Беззакатной луной не будет.
 
 
Охладеет любовный пыл,
Что вчера мотылька томил.
Если выстрел коня свалил,
Смел воитель иной не будет.
 
 
Расстается с душою плоть,
Лютой смерти не побороть.
Снисходить всеблагой господь
К нашей кривде мирской не будет.
 
 
Сердце дважды спалить нельзя;
Мак в бурьян превратить нельзя;
Племена победить нельзя,
Если розни лихой не будет.
 
 
Страшен этого мира гнет.
Судный день, говорят, придет.
Примет горький удел народ,
Если щедрым скупой не будет.
 
 
Телу тягостно бремя лет;
Канем в землю другим вослед.
Коль народу в нем проку нет,
Камень дорог цветной не будет.
 
 
Гостю: «Кто ты?» – не говорят.
В край добра не придет разлад.
В доме зависти не гостят:
Чести там никакой не будет.
 
 
Рок пешком не ходил вовек —
Слеп его скакуна разбег.
Не состарится человек,
Если ранен тоской не будет.
 
 
Дни проходят, пройдут года.
За бедой прилетит беда.
Нищим станет богач, когда
Взыскан правдой святой не будет.
 
 
Будет миру конец иль нет —
Где, Фраги, ты найдешь ответ?
Кто детей не родит на свет,
Счастлив долей земной не будет.
 

 
Кто свой дворец возводит на песке,
Тот жалким нищим от руин уходит.
Плоть растерзав и дух предав тоске,
Превратный рок, наш властелин, уходит.
 
 
О, сколько душ, изведавших печаль,
И сколько душ, которым жизни жаль,
И сколько душ, прозрачных, как хрусталь,
И помутневших от кручин, уходит.
 
 
Один богач построил минарет,
Свалился вниз – и умер в цвете лет.
У бедняка в хозяйстве клячи нет, —
На скакуне удачи сын уходит.
 
 
Бесчестие приведший на порог,
Снует по дому отравитель-рок.
Смотрите: человеку невдомек,
Что жизнь от нас, как миг один, уходит.
 
 
Мы покидаем торжища земли;
И хан ушел, и нищие ушли.
Не зная зависти, Махтумкули,
Шлифуя слово, как рубин, уходит.
 

 
Истомил мою душу
Бесконечный обман.
Плот забросив на сушу,
Отступил океан.
 
 
Зрячий посох слепого
Не доищется крова,
И чарыки[99]99
  Чарыки – обувь, род сандалий.


[Закрыть] хромого
Не добьются стремян.
 
 
Тем – забота пустая
Да казна золотая;
Этим – отповедь злая
И дырявый карман.
 
 
Облака – на вершине,
Вольный ветер да иней…
Опаленной пустыне
Снится горный туман.
 
 
Прелесть этого мира —
Мертвый мрамор кумира.
Пальцы грешного пира
Запятнали Коран.
 
 
Если пел я – молчали
Соловьи… Но печали
Спеть Фраги помешали
 
 
Самый лучший дестан.
 

 
Превратятся туманные горы в песок,
С черным сланцем и твердым кремнем разлучась,
Разобщенные капли сольются в поток,
В океан превратятся, со льдом разлучась.
 
 
Всё-то спорим, да вздорим, да ссоримся мы;
Наши очи в слезах, и в тревоге умы.
Размотали бы сытые пиры чалмы,
С книгой божьей, с народом-отцом разлучась.
 
 
Зло и скверна земной захлестнули предел.
Кто, скажите, о братьях из вас порадел?
Черный ворон – и тот бы до звезд долетел,
С дотлевающим в прахе гнильем разлучась.
 
 
Чтó развратнику родина, вору – народ?
Трус бежит там, где храбрый оружье берет.
Как поведаешь скорбь, если русло найдет
Слезный ток, со своим тайником разлучась.
 
 
Малодушный томится всегдашней тоской,
Перед мужем достойным теряет покой,
Покидает подругу в пустыне мирской,
С теплым кровом, едой и питьем разлучась.
 
 
Ополчается ради свободы храбрец.
Малодушный спасает свой жалкий ларец;
Бродит жадный купец, ищет кладов глупец,
Спит мертвец, со своим сундуком разлучась.
 
 
У блудницы – докучная алчность в глазах;
У везира-глупца – беспорядок в делах.
Дал красавице черные брови аллах, —
И тоскуешь на ложе ночном, разлучась.
 
 
Пристрастились торговцы к пределам чужим.
Караваны уходят, уносится дым…
Кровью плачет Фраги, кровью плачут пред ним
Царь и нищий, с последним умом разлучась.
 

 
Постигая бытия
Многоцветный океан,
Славит бога плоть моя,
Дух мой песней обуян.
 
 
От печали пропадешь,
Если правде предпочтешь
Обольстительную ложь,
Соблазнительный обман.
 
 
Зеленеющим лугам,
Розовеющим садам
Путь добра – взгляни, Адам! —
Всей земной природе дан.
 
 
Алчность молвит: «Мне бы жить,
Плотской прелести служить,
Сытно есть, и не тужить,
Да носить высокий сан».
 
 
Сердце молвит: «Я – базар.
Ты продашь небесный дар
За лукавство женских чар.
Я – греха живой капкан».
 
 
А перо в руке моей:
«Раскрывай тетрадь скорей!»
«Гур-ру!» – сизых голубей
Говорит гурлящий стан.
 
 
Соловей свистит: «Я тот,
Кто весну полей поет,
Кто над розой слезы льет,
А дворец мой – гюлистан!»
 
 
Плачет нетопырь: «Аллах,
Ты вложил мне в сердце страх;
Я сгорю в дневных лучах,
Спрячь меня в ночной туман!»
 
 
Дрозд щебечет: «Илляллах!»[100]100
  «Илляллах!» – «Ля илляха илляллах» (араб.) – начальные слова мусульманского догмата: «Нет божества, кроме Аллаха».


[Закрыть]
Стриж: «Создателю хвала!»
Говорить: «Кулхувалла»[101]101
  «Кулхувалла» – здесь: искаж. арабская формула. Означает: «(Я) раб аллаха».


[Закрыть] —
Аист учит мусульман.
 
 
Турухтан свистит: «Ты чей?»
А удод: «Я сват царей,
Я – посол в юдоли сей.
Мой владыка – Сулейман».
 
 
Стрепет ходит по степям
Да глядит по сторонам,
Говорит: «Не здесь ли нам
Светлый рай обетован?»
 
 
А журавль: «Я улечу,
Я из Ганга пить хочу;
Под Багдадом разыщу
Расцветающий тюльпан».
 
 
Стонет сыч: «Я счет веду,
Числю горе и беду,
Средь руин я пропаду,
От своих рыданий пьян».
 
 
Говорит Исхак[102]102
  Исхак – арабская форма имени Исаак.


[Закрыть]: «В плену
Солнце правды помяну.
Раб тоскующий, кляну
Знойный Шам[103]103
  Шам – Сирия.


[Закрыть] и Шебистан».
 
 
Молвит горлица: «Живем —
Гнезда вьем, но все уйдем.
В три прута я строю дом:
Что мне гром и ураган?»
 
 
Молвит ястреб: «Жизнь мою
Я провел в лихом бою.
Яд воспоминаний пью,
Брошенный в тюрьму буян».
 
 
Куропатка: «Я молюсь».
Утка: «Я в мольбах клонюсь».
Долетает белый гусь
До пределов горних стран.
 
 
Голубок охрип от слез,
Горд павлин, да безголос.
Феникс меж горящих роз
Воспевает Хиндостан.
 
 
Мудрый попугай постиг
Человеческий язык,
Жить среди людей привык,
С ним беседует султан.
 
 
«Предан истине святой,
Населил я край степной.
Где, друзья, детеныш мой?» —
Плачет, жалуясь, джейран.
 
 
Воет волк: «В глухом краю
Утолю я злость мою.
Нападу на след – убью!
Я – разбойник и смутьян!»
 
 
Семь земель – один чертог.
Каждой твари внемлет бог,
Злак поет у божьих ног,
Речь свою ведет бурьян.
 
 
«Все исчислится судьей:
Каждый шаг неверный твой,
Каждый помысел дурной», —
Учит смертного Коран.
 
 
Горделивым, как Юсуп[104]104
  Юсуп – туркменская форма имени Иосифа; имеется в виду почитаемый в исламе, иудаизме и христианстве Иосиф Прекрасный.


[Закрыть],
Терпеливым, как Эйюп[105]105
  Эйюп – библейский Иов, почитаемый в исламе как пророк.


[Закрыть],
Будь, когда ты, как Якуб[106]106
  Якуб – мусульманский пророк; соответствует библейскому Иакову.


[Закрыть],
Оставляешь свой Кенган.
 
 
Жаждет дух: «Напиться дай!»
Страждет разум: «Где твой рай?»
Да увижу горний край,
Благодатью осиян!
 
 
Конь арабский говорит:
«Подо мной земля дрожит.
Любит истинный джигит
Звучный звон моих стремян!»
 
 
Кляча ржет: «Моя судьба —
На спине носить раба.
Я – рабыня, я слаба,
Я в крови несчетных ран».
 
 
Говорит осел: «Мой род
От булыжника идет.
Маюсь я в кругу забот,
Воду пью и ем саман[107]107
  Саман – мелко нарубленная солома.


[Закрыть]».
 
 
А корова: «Почему
Столько мух в моем дому?
Я была главой всему,
А теперь – слепень мой хан».
 
 
На себя, Махтумкули,
Погляди! Друзей моли,
Чтобы слово не сочли
Ложным, если в нем изъян!
 

 
Для красавицы-души
Правда – благодатный сад.
При царе-глупце – в тиши
Трусы нежатся да спят.
 
 
Где ты, конь моих удач?
Конь удач уходит вскачь;
И Ширин[108]108
  Ширин (букв.: сладкая) – героиня поэмы «Хосров и Ширин» Низами и «Фархад и Ширин» Навои. Образ женщины, верной в любви и дружбе.


[Закрыть] вздыхает: «Плачь!
Плачь, Ширин, горит Фархад!»
 
 
Небо надо мной – огонь,
За спиною – свист погонь;
Сердца моего не тронь.
Сердце мне ножи язвят.
 
 
Говорит огню кебаб:
«Бьет меня язык. Я слаб,
Я зубов несчастный раб.
Я ни в чем не виноват!»
 
 
Молвит камень: «Я бедняк».
Молвит кряж: «Я нищ и наг,
У меня в ущельях мрак,
Тучи на глазах лежат».
 
 
Иноходец ржет: «В бою
Положись на стать мою,
Я на месте не стою;
Храбрецу я – друг и брат».
 
 
Рыба говорит: «Мой дом
В океане голубом.
Что мне берег твой? Кругом
Волны весело кипят».
 
 
Молвит роза: «В мой чертог
Соловей влететь не мог.
Мой последний лепесток
Обрывает снегопад».
 
 
Соловей: «Моя страна —
Розовая купина;
Дай настроить мне, весна,
Горло на высокий лад!»
 
 
Барс: «Я спутником луны
Стал в притине тишины.
Две луны во тьме видны —
То глаза мои горят».
 
 
Говорит глоток вина:
«Чаша выпита до дна».
Амбра: «Я – распылена,
Я – душа цветочных гряд».
 
 
Золото: «Я – не твое!»
Сон: «Я – тень и забытье!»
Слово: «Я – твое питье,
Есть во мне и мед и яд!»
 
 
Робкий молвит: «Пощади!»
Храбрый: «Слава впереди!»
Сердце мечется в груди,
В пламя бабочки летят.
 
 
И любовь мне говорит:
«Ты – железо, я – магнит».
И Махтумкули горит,
И уста его молчат.
 

 
Кипит живых речей поток,
Играет разум вдохновенный,
Но темной тучей злобный рок
Проходит по лицу вселенной.
 
 
И меркнет взор, и на щеках
Золой лежит смертельный страх,
Слова уносятся, как прах,
И разум тяжко спит, как пленный.
 
 
Кто – смертный – видит мира дно?
Заглянешь в бездну – в ней темно.
Я пью любовное вино,
И мне тяжел мой кубок пенный.
 
 
И вдохновение мое,
Смутясь, впадает в забытье,
И роковое острие
Грозит моей душе смятенной.
 
 
Даны садовники садам,
Туманы – горным высотам,
С женою делит хлеб Адам,
А я один в юдоли бренной.
 
 
Ума несметная казна
Растратится, распылена:
Дела, кочевья, времена
Проходят чередой мгновенной.
 
 
Всё миру суетному впрок.
И в добром сердце скрыт порок.
Соедини меня, пророк,
С моей подругой несравненной!
 
 
Когда берется хан за труд —
Мотыги бедняки берут.
От песни утешенья ждут
И жалкий раб, и шах надменный.
 
 
Поёшь, а миру невдомек,
Что твой язык солгать не мог.
Бредешь, Фраги, – твой путь далек,
Далек твой Хинд[109]109
  Хинд – здесь: Индия.


[Закрыть] благословенный.
 

 
Сын Адама, непрошеный гость на земле,
Подлым роком тебе суждено унижение.
Речь твоя вдохновенная тонет во зле;
Замолчи, для чего тебе это мучение?
 
 
Здесь кочевья твои не оставят следа,
Отгорят очаги, расточатся стада,
Что рабыням тиранов земных до стыда,
Если суками сделало их наслаждение?
 
 
Станут нищими шахи, лекарств не найдут.
Нелюбезен изгнаннику чуждый приют.
Что за чувства покоя душе не дают,
Захлебнувшейся пламенем в ожесточении.
 
 
Дети праха земного довольны собой,
Правдолюбцы и лгущие наперебой
С гор, дивуясь, глядят на простор голубой
И теряют в безводных пустынях терпение.
 
 
Ты не знаешь, когда тебе смерть суждена —
В пору глупого бденья иль праздного сна.
По земле ты скитался во все времена
И остался в неведенье и заблуждении.
 
 
«Мне бы денег мешок!» – говорит нищета.
«Мне бы – свет!» – слепота. «Мне бы в путь!» – хромота,
Пресмыкается низость, и льстит суета:
«Самого Искандера[110]110
  Искандер – Александр Македонский, почитается в исламе как пророк.


[Закрыть] мой шах совершеннее!»
 
 
Этот – в шапке богатой, тот – беден и гол,
Злобе – шахский венец, кривде – шахский престол,
Ветру жгучему – степь, зною лютому – дол,
Бедняку – недоед, богачу – пресыщение.
 
 
Обвиняют, клеймят и пытают иных;
Нищих гонят на стужу – тепло не для них;
За невестой в Гурген приезжает жених;
Умирающий молится об исцелении.
 
 
Кто-то хвалится тем, что к любимой идет;
У кого-то истерзан молчанием рот.
Ты горел на огне повседневных забот,
Ростовщичеством кончилось это горение.
 
 
Божье имя назвать невдомек одному;
У другого подруга – что месяц в дому,
А моя начинает с утра кутерьму,
И до тьмы пребывает мой дух в раздражении.
 
 
Кто-то мир называет обителью слез
И горюет, что рок его близких унес;
Чей-то лик по весне был румянее роз,
А потом проступило уродство и тление.
 
 
Кто-то прожил до старости в темном углу,
Кто-то лжет, кто-то молча потворствует злу;
Этот жив, тот уходит в загробную мглу,
Та блудница свое восхваляет падение.
 
 
Кто-то желчь ядовитую выдаст за мед;
Кто-то кривду посеет и след заметет;
Кто-то в гроб свои тайны с собою возьмет,
А мои – разболтало мое вдохновение.
 
 
Одному закатившейся младости жаль,
На другого и юность навеет печаль,
И на поясе подлого яркая шаль
Проклинает вседневно свое поношение.
 
 
Что за сны предо мной чередою прошли!
Голос твой не звучит мне из чуждой земли.
Жизнь влачит в унижении Махтумкули —
У ничтожества жалкого он в услужении.