Текст книги "Сквозь тени прошлого (СИ)"

Автор книги: Оливия Лейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Я готова. – Когда она поравнялась с Захарией, он осторожно взял её за предплечье и спросил:

– Всё нормально?

– Нормально, – не глядя на него ответила она, высвобождая руку.

– Габриэлла, я не хочу ехать шесть часов в машине, смотреть на твоё недовольное лицо и слушать односложные ответы.

Она повернулась к нему и легко поцеловала в губы.

– Так пойдёт?

Захария захлопнул входную дверь и, усадив её в мягкое белое кресло, опустился напротив. Он положил ей руки на бёдра и, посмотрев в глаза, заговорил:

– Габриэлла, я не рыцарь в сияющих доспехах, я всего лишь мужчина. У меня есть достоинства, но недостатков намного больше. В моей жизни были женщины и не со всеми я расставался друзьями, к сожалению, я даже джентльменом был не со всеми. Сейчас ты знаешь обо мне много больше, чем я намеревался рассказать тебе. И как журналисту и тем более, как женщине. Я не святой и, возможно, ещё не единожды разочарую тебя, но я хочу, чтобы ты знала, с кем делишь постель и с кем собираешься сесть в машину.

Габриэлла задумалась над его словами. У всех в жизни бывали неприятные истории, некрасивые расставания и сложные, порой вопиющие сцены с бывшими возлюбленными. Она и сама когда-то не отличалась особым тактом в отношениях с незадачливыми поклонниками. Но её никогда не обвиняли в насильственных действиях, про себя рационально заметила Габриэлла. Но и важной персоной она тоже не была, да и Захарию по сути никто не в чём не смог обвинить. Столько вопросов и опять никаких ответов… Габриэлла внимательно посмотрела на него. Глаза светлые, бездонные, ожидающие. Плотно сжатые губы казались строгими и неприступными, но вместо оторопи вызывали желание поцеловать. Упрямый волевой подбородок по привычке высокомерно вздёрнут, но она больше не опасалась его надменности и ироничных насмешек, она просто… Что?

«Да ты влюбилась, подружка! Пора домой!» – обратилась к себе Габриэлла. Сейчас она отчётливо осознала, что потеряла контроль над собственными чувствами и осталась совершенно беззащитной перед неожиданно нахлынувшей влюблённостью.

– Зак, я… – Она проглотила готовое сорваться признание и сказала совсем другое. – Я не хочу портить ни нашу поездку, ни наши отношения.

– Поцелуй меня, – попросил Захария. – Поцелуй так, как ты делала это ночью.

Глава 22

В букинистической лавке Уильямса, в которую они с Захарией заехали по дороге в Эйджвотер-Холл, было по-прежнему уютно, тепло и тихо. Габриэлла, гуляя по открывшемуся рождественскому рынку в Лондоне, набрела на чудесную книжную ярмарку. Книги преимущественно английских писателей, поэтов, прозаиков. Многие из них ей были хорошо знакомы, а о некоторых она даже не слышала, но привлекла её внимание потрепанная поэма «Дон Жуан» Джорджа Байрона. Страницы пожелтели от времени, серебристое тиснение на чёрной коже практически стёрлось, а уголки нещадно поистрепались, но запах книги был непередаваем. Старые чернила, истончившаяся бумага и притягательный дух времени. Габриэлла, взяв её в руки, сразу вспомнила о Джонатане Уильямсе из Фоуи и, не задумываясь, купила книгу. А сейчас хотела преподнести ему этот маленький рождественский подарок.

– Дейзи! – окликнула Габриэлла девочку расставлявшую новые поступления.

– О, мисс Хилл, здравствуйте! – Дейзи перевела улыбающийся взгляд на её спутника и застыла.

Перед ней стоял самый известный человек их округи. Про его семью дедушка рассказывал захватывающие и невероятные истории, чем безусловно будоражил подростковую фантазию и возбуждал сильный интерес. А после того, как Дейзи начиталась статей и вдоволь налюбовалась фотографиями мистера Захарии Денвера, она непроизвольно начала сравнивать местных мальчишек с ним и, сравнение это, к сожалению, было не в их пользу. Он ведь был таким красивым, богатыми и наверняка умным. И взрослым, подсказывал ей внутренний голос и глупые подруги, когда она вслух мечтала, как познакомится и непременно очарует хозяина Эйджвотер-Холла. Услышав громкий кашель дедушки, Дейзи встрепенулась и вспомнила, как спрашивала у красивой американки про мистера Денвера, а сейчас они стоят перед ней, вместе, а если она рассказала ему? Покраснев, Дейзи перевела взгляд обратно на Габриэллу и умоляюще заглянула в глаза.

Та, правильно считав и алые щёки, и вопрос, бившийся в детских голубых глазах, с самым серьёзным видом чуть покачала головой, чем вызвала у Дейзи легкий вздох облегчения и скромную девичью улыбку.

– Дейзи, принеси мне сюда книги с фольклором и сказками, они лежат на дне коробки, – донеслось из глубины зала.

– Дедушка, у нас гости! – крикнула она и уже тише добавила:

– Сегодня пришли книги, которые дедушка заказывал, вот мы и расставляем. – Дейзи, неловко улыбнувшись, развела руками. Послышались быстрые шаги, и через секунду из-за стеллажа вынырнул и сам хозяин лавки.

– Габриэлла! Закари! Как я рад вас видеть! – Джонатан подошёл к ним и крепко пожал протянутую мужскую руку.

– Джонатан, – в ответ поприветствовал Захария.

– Габриэлла, вы не поверите, но сегодня мы вспоминали вас. Да, Дейзи? – Девочка кивнула. – Думали, гостите вы ещё в Корнуолле или улетели обратно в Америку.

– Как видите, я ещё здесь. Джонатан, мы проездом из Лондона. Я купила для вас небольшой подарок. – Она подошла к нему и вручила завёрнутую в праздничную бумагу книгу.

– О! – воскликнул он и, быстро сняв упаковку, осторожно начал листать пожелтевшие страницы. – Неужели вы запомнили мои предпочтения?

Габриэлла засмеялась и сказала, что редко забывает поступившую к ней информацию.

– Спасибо, мне очень приятно, и вдвойне приятно, что она от вас. Ведь Рождество действительно скоро, – задумчиво проговорил Джонатан. – Вы останетесь в Корнуолле на праздники?

Вот он, момент истины. Сейчас ей нужно будет вслух произнести то, о чем она так и не решилась заговорить с Захарией по дороге в Эйджвотер. Габриэлла осторожно оглянулась. Захария стоял рядом с Дейзи и подавал книги. Что он говорил слышно не было, но яркий румянец и смущенные улыбки девочки подсказывали, что разговор приятный.

– Нет, Рождество я стараюсь проводить с семьёй, поэтому… – Она повела плечом и улыбнулась, но даже ей показалась эта улыбка неискренней. – Но я обещаю, что по дороге в аэропорт обязательно заеду к вам, попрощаться.

– Не забудьте! – шутливо погрозив ей пальцем, сказал Джонатан и предложил выпить с ним по чашечке чая.

– Габриэлла, нам уже пора, – вмешался Захария. Подарив Дейзи последнюю улыбку, он кивнул на прощание Джонатану и жестом показал Габриэлле, что ждёт её на улице.

– До свидания, – тепло произнесла она и вышла вслед за своим спутником.

На улице не было холодно, но едва заметный моросящий дождь обдавал сыростью, отчего Габриэлла сразу почувствовала, что озябла. Захария стоял спиной к двери и вертел в руках ключи от машины.

– Поехали? – приблизившись к нему, бодро произнесла она.

Он повернулся к ней и внимательно посмотрел в глаза. Хотя вечер давно наступил, Фоуи был освещён, как днём. Железные столбы с яркими уличными фонарями работали исправно, а маленькие фонарики или кокетливые фигурки, подсвеченные мягким голубым светом, разбавляли темноту, скопившуюся возле пустых домов, хозяева которых наверняка проводили субботний вечер в гостях или в ближайшем пабе. Поэтому видеть выражение лица, или читать по глазам труда не составляло. И во взгляде Захарии читался немой вопрос, на который ей предстояло дать исчерпывающий ответ. Габриэлла молчала, пытаясь правильно подобрать слова, чтобы никто из них в этой ситуации не посчитал себя виноватым или обиженным.

– Уезжаешь? – помогая ей начать, спросил он.

– Элизабет говорила, что после рождественских праздников ты возвращаешься в Лондон, – вспомнив слова его тётки, ответила Габриэлла. – Ты вернёшься к своей жизни в столице, а я к своей в Чикаго. Я и так устроила себе непозволительно длинный отпуск, – с улыбкой закончила она и накинула на голову капюшон. – Я замёрзла.

Забравшись в салон, Захария включил зажигание, прогревая машину, но ехать никуда не торопился.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – твёрдо произнёс он. Габриэлла удивлённо повернула к нему голову, абсолютно не понимая к чему он клонит. Она ведь не может остаться при нём только потому, что ему так хочется. Они оба знали, что этот момент должен был наступить.

– Зак…

– Дослушай меня, – прервал он её, – дослушай до конца. Впервые за долгое время я чувствую потребность в человеке, я не хочу терять тебя, Габриэлла. А в отношения на расстоянии я не верю. – Захария оторвал руки от руля и повернулся к ней. – Я не прошу тебя бросить свою жизнь, семью, переехать в чужую страну, чтобы встречаться со мной вечерами и по выходным. Я предлагаю тебе остаться со мной, сначала здесь, потом в Лондоне. Я не могу гарантировать тебе, что у нас всегда всё будет хорошо, я так же не могу с полной уверенностью заявить, что мы проживём вместе до старости. Жизнь – штука сложная, но я хочу попробовать соединить наши.

Захария замолчал, ожидая ответа, но торопить или настаивать на немедленном решении не собирался. Если ей нужно время, он готов ждать. То, что Габриэлла не кинется к нему на шею с признаниями в любви, он знал. Она для этого слишком рациональна и недоверчива. Да и он сам не успел подготовиться к этому разговору. Не думал, что она захочет уехать так скоро. Надеялся, что праздники они проведут вместе и точно поймут, к чему стремятся не только их тела, но и сердца. Но там, в лавке Уильямса, Захария отчётливо понял: надо что-то решать и решать немедленно. Он высказался и теперь терпеливо ждал, когда Габриэлла – женщина, которую он пригласил несколько недель назад к себе в поместье совершенно для другой цели и которую собирался выпроводить сразу же, как узнает интересовавшую его информацию – примет решение.

Габриэлла молчала. Сказать, что она не ожидала такого поворота, значит ничего не сказать. Она даже в мыслях не считала их отношения хоть сколько-нибудь серьёзными или имеющими будущее. Даже про себя не называла его своим. Не подозревала, что Захария испытывал к ней что-то большее, чем желание. А сейчас он предлагал ей… а что, собственно, он ей предлагал? Это не предложение руки и сердца, но и не пошлое: «Я сниму для тебя квартиру и буду заезжать, когда появится свободная минутка». Захария предлагал ей жить вместе, засыпать и просыпаться в одной постели, стать по-настоящему близкими людьми, не только физически, но и духовно. Готова ли она к этому?

– Я никогда не думала о нас в этом ключе, – честно призналась Габриэлла. – Зак, мы ведь совсем не знаем друг друга. – Сомнения. Именно они терзали её. А ещё вопросы. Много вопросов.

– Нам хорошо вместе, что ты ещё хочешь знать?

– Не знаю, – растерялась она. – Какой ты любишь цвет, какую предпочитаешь музыку, любишь ли пиво, ты же англичанин, а я даже не знаю, пьешь ли ты пиво! Ну и… – Габриэлла задумалась и посмотрела на фигурку снеговика сидящего на окне дома. – Как проводишь рождественские праздники?

Он улыбнулся одними уголками губ и, глядя ей прямо в глаза, ответил:

– Синий, панк-рок, иногда пью, но сказать, что люблю, не могу. А праздники… я люблю сидеть у камина, – доверительно начал Захария, – закутавшись в плед, пить горячий глинтвейн и читать.

– Ты – в плед? – Габриэлла заулыбалась, представив эту умилительную картину. – Я поражена, – тихо сказала она.

– А я влюблён, – так же ответил он. – А что любишь ты?

«Тебя… – хотелось шепнуть ей. – И когда это я успела влюбиться в него по уши?»

– Чёрный, синти-поп, из алкоголя текилу. Да, именно так, – заметив его взлетевшие вверх брови, заверила она. – В Рождество с утра я люблю смотреть старые фильмы, забравшись с ногами на диван, и пить горячий какао. А ещё стоять у окна и наблюдать за праздничной суетой и гулять, особенно, если идёт снег.

Захария ничего не сказал, просто протянул ей руку. Габриэлла вложила свою маленькую ладонь в его большую, сильную и тёплую. Их пальцы переплелись, и он, потянув её за руку, подался вперёд и нежно спросил:

– Ты будешь моей?

– Да.

Все слова были сказаны, решения приняты, а вопросы и сомнения отринуты.

Со всеми их остановками, задушевными разговорами и последующими трепетными объятиями, в Эйджвотер-Холл Захария и Габриэлла приехали за час до ужина. Их ждали, но настроя на светские беседы с обитателями особняка у неё не было, поэтому, наскоро поздоровавшись с Элизабет и Эммой, Габриэлла прямиком направилась в свою спальню. Ей нужно было привести себя в порядок после дороги: принять душ, переодеться и немного подумать. Она хотела побыть одна, без Захарии, который своим присутствием напрочь лишал её возможности объективно воспринимать действительность и принимать взвешенные решения.

Габриэлла разделась и шагнула под душ. Горячие струи ласково обнимали тело, смывали усталость и освобождали от скопившегося напряжения. Когда же всё это успело произойти? Когда Захария поменял отношение к ней и их роману? А менял ли он его вообще? Она вспомнила, как бурно и стремительно закрутилась их любовная история. Без каких-либо намёков или авансов с его стороны, и уж тем более с её. Хотя здесь Габриэлла одёрнула себя и погрозила пальчиком за враньё. То, что между ними существовало некое притяжение, она почувствовала задолго до того, как легла с ним в постель. Это не было чем-то явным или заметным, но иногда лёгкое и на первый взгляд нейтральное касание пальцев – обычная вежливость, ударяло током и отзывалось чувственным покалыванием во всём теле. А во вскользь брошенном взгляде на мгновение вспыхивало тяжёлое, тёмное, и самое древнее желание – желание плоти. Желание узнать вкус губ, ощутить прикосновение обнаженной кожи, вдохнуть аромат тела и слиться в едином страстном порыве. В самой естественной близости – близости между мужчиной и женщиной.

А ведь за всё время их отношений они ни разу не обсуждали правил этой игры, не ставили друг другу условий и не обозначали границ. Всё казалось очевидным, простым и понятным. Габриэлла не жила в Англии, и то, что она уедет, было вопросом времени, а когда это произойдёт – наступит конец их связи. Без душераздирающих сцен и слёзных прощаний. Они оба знали это и ничего не имели против. Как оказалось, не имели только сначала.

А сегодня Захария объявил ей «шах и мат», абсолютно обезоружив своим признанием, победив в схватке за счёт своего предложения, а самое главное, не позволил ей закрыться или убежать от собственных чувств. Но уехать ей в любом случае придётся. Слишком много нерешённых дел: встреча с издателем, окончательное увольнение из газеты, её квартира, но самым важным был разговор с семьёй, родными и друзьями. И несколькими звонками этого не решить. Да и их совместная жизнь в Лондоне тоже вызывала много вопросов. Габриэлла никогда не жила с мужчиной. Она часто оставалась у бывшего любовника, но это всё равно другое. Как это будет с материальной точки зрения? Она, конечно, не феминистка со всеми вытекающими отсюда убеждениями, но и иждивенцем быть не хотела. И если в Чикаго заработок не был проблемой: статьи, которые она писала для интернет-изданий неплохо оплачивались, то в чужой стране это – проблема. Ведь материал, который предоставляла Габриэлла, был направлен на определенную аудиторию, на американцев. Согласятся ли её работодатели принимать работу из-за океана от журналистки, живущей среди англичан? Это вопрос, который требовал немедленного решения. А её книга? В Штатах у неё запланировано несколько встреч с людьми, о которых она планировала написать, и отменять их она ни в коем случае не собиралась.

По дороге из Фоуи, которая заняла не больше пяти минут, Габриэлла всё это озвучила Захарии. На что он резонно заметил, что писать книгу, равно как и статьи, можно и здесь. Работы для профессионального журналиста в Британии хватает. А авиасообщение с Соединёнными Штатами работает прекрасно и, когда Габриэлле понадобится улететь в Чикаго, или в любой другой город, всё что ей нужно сделать – сообщить ему. Она понимала, что все её финансовые заморочки для Захарии – пустяк, мелочь, не стоящая выеденного яйца. Но видя, что для неё это важно, он соглашался со всеми доводами Габриэллы и поддерживал любую идею. А также шутливо заверял, что если она быстро не найдёт что-нибудь подходящее, то с голода они не умрут. Габриэлла на это заявление только посмеялась, а сейчас предстояло хорошо всё осмыслить и правильно расставить приоритеты. Ведь и её книга теперь не просто о загадочном английском коллекционере Захарии Денвере, а о мужчине, с которым она состоит в близких отношениях. Прощай объективность и беспристрастность. А в том, что именно это скажет ей редактор, сомнений не было. В Чикаго её будет ждать серьёзный разговор с издательством. И решать эту непростую ситуацию нужно будет быстро. Либо она полностью исключит часть, посвящённую Захарии, либо… Что?

– М-да, – вслух протянула Габриэлла.

***

– Закари, мы уже вовсю начали готовиться к Рождеству, – за ужином рассказывала Элизабет. – В этом году я решила использовать синие и серебристые цвета в праздничных украшениях и поставить во всех обитаемых спальнях собственные ёлки, чтобы атмосфера праздника сопровождала повсюду. Как тебе моя идея?

Захария демонстрировал крайнюю заинтересованность этим вопросом: смотрел прямо в глаза тётке и лёгким кивком головы поощрял на дальнейшее обсуждение такого важного вопроса, как подготовка Эйджвотер-Холла к рождественским праздникам.

– Дик возвращается… – Элизабет задумалась. – Эмма, какого точно числа приезжает твой муж?

– Двадцать третьего вечером должен прилететь в Лондон, – без особого энтузиазма ответила она.

– Сэнди тоже примерно в этих числах приедет. Габриэлла, – любезно обратилась Элизабет, – вы останетесь с нами на Рождество?

Габриэлла понимала, что это не праздное любопытство. Что таким образом Элизабет Крэмвелл желала узнать, насколько далеко зашли их отношения с Захарией и как им теперь относиться к ней самой. Да и Рождество – праздник семейный, а она не член их семьи.

Габриэлла и рта не успела открыть, как заговорил Захария:

– Мы встретим Рождество в поместье, а потом, через день, максимум, через два, – он обернулся к Габриэлле, – улетим в Штаты.

За столом повисла гробовая тишина. Перестали стучать приборы и звенеть бокалы.

– В Штаты? – изумлённо переспросила Элизабет, кинув на дочь непонимающий взгляд и требуя поддержки. – Но зачем тебе туда, и как долго ты планируешь там оставаться?

– Я останусь там ровно настолько, сколько будет необходимо, – спокойно отозвался он. – Столько, сколько необходимо будет тебе, Габриэлла.

Казалось бы, Габриэлла должна быть счастлива. Мужчина, который стал ей так близок, во всеуслышание заявил о серьёзности своих намерений. О том, что их отношения не просто интрижка, которая закончилась бы с её отъездом. Но счастлива она не была. И не только потому что атмосфера в Эйджвотер-Холле стала напряжённой, а отношение к самой Габриэлле ощутимо прохладней. Хотя это огорчало и немного сбивало с толку. Ведь Захария не сказал, что они собираются вступить в брак и не называл Габриэллу своей невестой. А может, именно это и смутило его родственников? Может, Элизабет Крэмвелл, будучи известным приверженцем традиций, считала недопустимым сожительство между мужчиной и женщиной без официального оформления отношений? Но Габриэлла нутром чуяла, что дело не в этом, и склонялась больше к другой версии. А именно: его семья считала её неподходящей партией для Захарии. Американка, журналистка, средний класс. Не пара для богатого, влиятельного, благородного англичанина. Габриэлла не знала, какая женщина, по мнению Элизабет, должна составить счастье её племянника, но явно не такая как она. С одной стороны, ей было всё равно на мнение окружающих, это их с Заком личное дело. С другой, они были его семьёй, самыми близкими для него людьми. Всё это удручало.

Но больше её волновало и озадачивало другое. Их отношения с Захарией тоже изменились. Они стали в разы меньше проводить друг с другом времени. И вроде бы всё логично. Для того, чтобы уехать с ней в Чикаго, он должен тщательно подготовить свой отъезд: передать полномочия доверенному лицу, решить уйму рабочих вопросов, но сейчас всё это казалось Габриэлле нехорошим сигналом. Может, потому что он стал раздражительным, особенно по утрам, а может, потому что она всё чаще засыпала и просыпалась одна. Она перестала чувствовать себя нужной ему. Только ночью, когда она засыпала, так и не дождавшись его, Захария приходил. Он будил её жаркими ласками, упоительными поцелуями, сжимал в крепких объятиях, шептал, как соскучился за целый день, и брал. Брал то нежно и ласково, то дико и страстно. И тогда Габриэлла ощущала себя необходимой ему, но только тогда. Захария по-прежнему сгорал от страсти. Но что будет, если он перегорит? В эти моменты она всё чаще вспоминала слова Лауры.

Он разгадает вас, приручит и сломает. Когда вы потеряете себя, он потеряет к вам интерес.

Возможно, когда Габриэлла сказала ему «да» не только телом, но и сердцем, он начал терять к ней интерес? Сейчас Захарии уже не нужно её завоёвывать, покорять и влюблять. Всё это ему удалось. И как бы Габриэлла не пыталась поначалу противостоять, а после отрицать свои чувства к нему, они оказались сильнее, чем все доводы рассудка вместе взятые. А теперь она боялась. И своих чувств, и ситуации, в которой оказалась.

Габриэлла была уверена, что Захария не пойдёт на попятную и не возьмёт свои слова касательно их отношений обратно, но ей этого было недостаточно. Она желала знать: это действительно то, чего он хочет? Она не хотела снова довериться мужчине, связать с ним свою жизнь, а потом больно за это поплатиться. Им необходимо поговорить, и начать этот разговор придётся ей. Только начать страшно. Даже если его губы будут шептать нежные успокаивающие слова, Габриэлла боялась, что прочитать свой приговор сможет по его глазам. Голубым, ярким, бездонным.

Габриэлла, оттягивая неизбежное, неспешно направлялась в кабинет Захарии, который ушёл из-за стола ещё в середине ужина. Он ждал важного телефонного звонка, и когда Оливер сообщил, что его просят к телефону, незамедлительно удалился. Сейчас, когда с приемом пищи, равно как и с ничего не значащими светскими беседами было покончено, и обитатели особняка разошлись по комнатам, Габриэлла надеялась, что Захария уже освободился и сможет уделить ей несколько минут.

Тёмная дверь была наполовину открыта. Габриэлла, не потрудившись постучать, шагнула внутрь и замерла на пороге. Захария стоял к ней боком, сложив руки на груди. Упрямый волевой подбородок высокомерно вздёрнут, губы сжаты в тонкую линию. Габриэлла не видела выражения его глаз, но не сомневалась, что в них плескалась отборная злость, да и всё его тело буквально вибрировало от еле сдерживаемой ярости.

Габриэлла ошарашенно смотрела, как Эмма беспорядочными движениями пыталась дотянуться до его губ, как обречённо цеплялась за его руки, как лихорадочно шептала, что хочет быть с ним. Она несколько раз ловила на себе горящий взгляд тёмных глаз Эммы, но та либо не замечала её, либо ей было всё равно, что у этой безобразной сцены появился свидетель.

Вскоре Захарии надоело вести себя, как джентльмен, и он просто стряхнул с себя безумную кузину, которая от неожиданности упала к его ногам и, подняв голову, зло прошипела:

– Я всё о тебе знаю, Захария Денвер! И если меня когда-нибудь спросят о тебе, мне будет, что рассказать!

Он быстро наклонился и, впившись пальцами в её предплечье без какой-либо деликатности и явно причиняя боль, вздёрнул Эмму на ноги.

– Угрожать мне вздумала? – с обманчивой мягкостью в голосе спросил он. Потом его губы скривились в презрительной улыбке, и Захария насмешливо произнёс:

– Да ты пьяна! Пойди ещё выпей, ты в последнее время пристрастилась к моему виски. – Захария выпустил Эмму из железного захвата своих пальцев и брезгливо потёр руки.

– Да… Да как ты смеешь? – потирая предплечье, изумлённо проговорила она, но он уже не смотрел на неё. Захария столкнулся взглядом с притихшей Габриэллой и на кузину больше не обращал никакого внимания.

Эмма резко развернулась и побежала к выходу. Уже возле двери она остановилась и одарила Габриэллу таким ненавидящим взглядом, что та только усилием воли удержала руки от желания обнять себя.

– Иди к себе, Габриэлла, – привлекая её внимание, спокойно произнёс Захария. – Я приду… позже.

Все вопросы, которые она собиралась задать ему, сами собой улетучились, а говорить об увиденной сцене сейчас Габриэлла не имела никакого желания. Захария был в таком состоянии, в котором она не видела его ещё ни разу, и она испугалась его. В первый раз она по-настоящему боялась своего Зака, мужчину, будившего её цветами и страстными поцелуями. Габриэлла кивнула и быстро вышла из кабинета.