Текст книги "Сквозь тени прошлого (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Габриэлла зашла в ресторанчик из белого кирпича с декоративным зелёным забором, от всей души надеясь, что там будет относительно пусто, светло и по возможности тихо. Искать другое заведение не очень хотелось. Во-первых, отсюда открывался прекрасный вид на пролив. Во-вторых, заведение находилось в самом центре, и возвращение к машине не должно занять много времени. В-третьих, вывеска заманчиво гласила, что у них самые свежие морепродукты во всем Полперро.
Удобно устроившись в грубом на вид, но мягком на ощупь массивном кресле, она сделала заказ и достала ноутбук. Габриэлле повезло, людей в этот час было совсем мало, а вид из огромного окна действительно впечатлял. Крупные кружевные снежинки медленно опускались на город и, если постараться, приглядевшись можно было рассмотреть изящный витиеватый узор. Снег больше не валил, он лениво кружился и неторопливо устилал всё вокруг сияющим белым покровом. Внутри было тепло, пахло свежей выпечкой и корицей, а горячая кружка с пряным глинтвейном согревала руки и приятно обжигала горло. Может быть, вечера в этом ресторане проходят бурно и шумно, но сейчас здесь царило умиротворение, покой и безмятежность, если бы ещё и в голове его посетительницы главенствовали именно эти чувства, она бы ощущала себя практически счастливой.
Габриэлла уже около часа опускала руки на клавиатуру, но они замирали, так и не набрав ни единой фразы. Почему после этой ночи она чувствовала себя такой смущенной? Габриэлла не была выпускницей женского монастыря, и в её жизни случался секс без обязательств. Но она зареклась не вступать в личные отношения, пусть даже ни к чему не обязывающие в будущем, с мужчинами, которые связаны с ней рабочими моментами.
В последний раз, когда она нарушила свои же собственные правила, то еле пришла в себя. Весь прошедший год Габриэлла не только работала, но и зализывала раны после такого незапланированного романа. Но тогда всё было по-другому. Она любила и мечтала. Больше Габриэлла не допустит такой оплошности. Теперь она не поставит на кон ни своё сердце, ни свою душу.
«Где же твои хваленные принципы?» – у самой себя спросила она и посмотрела на экран монитора.
Самокопание и рефлексия – это, конечно, благодатная почва для времяпрепровождения, но Габриэлла приехала сюда поработать и как раз этим необходимо заняться. У неё было много времени. Оливер предупреждён, что она вернётся к вечеру, и волноваться за неё не будут, если, конечно, вообще кого-то заинтересует её долгое отсутствие.
– Мисс Хилл, как прогулка? – с порога спросил дворецкий.
– Отлично, спасибо.
– Я вас ждал. Мистер Денвер спрашивал о вас и велел передать, чтобы вы по возвращении зашли к нему в кабинет.
– Сейчас?! – воскликнула Габриэлла. – Я так замёрзла… – вздрогнув, тихо добавила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Мэм, отправляйтесь наверх, я передам, что вы вернулись и зайдёте перед ужином. Не стоит рисковать своим здоровьем.
Она благодарно улыбнулась и поспешила в спальню.
Оттягивать дальше было просто некуда. До ужина оставалось десять минут, значит, на разговор им остаётся совсем немного, а это вселяло небольшую, но всё же уверенность. Габриэлла постучала, предупреждая о своём приходе, и толкнула тёмную дверь кабинета. Захария стоял возле стола: голова опущена, в руках книга и кружка с чем-то горячим. Весь облик такой расслабленно-домашний, а синий свитер и джинсы только усиливали эффект. Он повернулся на стук и, вложив закладку, опустил на стол своё чтиво и напиток. Захария присел на краешек стола и, сложив руки на груди, молча ждал, когда Габриэлла приблизится. Взгляд изучающий, внимательный, сосредоточенный.
– Вы хотели меня видеть? – Габриэлла остановилась возле кожаного кресла и положила руки на спинку, оставляя между ними своеобразный барьер.
– Я думал, ночью мы оставили все условности? Нет?
– Ночью, – повторила она. – Столько всего произошло за последнее время и этот шторм. – Габриэлла неопределённо пожала плечами. – Вы были пьяны. Ты, – поправила она себя. – А у меня вообще сотрясение мозга. Всё это было ошибкой и вот. – Она подошла ближе и положила запонки на стол.
Захария чуть наклонился вперёд и, схватив её руку, привлёк к себе.
– Приняла решение за нас обоих, Габриэлла?! – удивился Захария. – Любишь быть сверху?
– Не заметила, чтобы тебе не понравилось, – отреагировала она.
– Мне понравилось. Очень. – Захария смотрел на неё так, как смотрит мужчина, который видел женщину без одежды, дотрагивался там, где ей даже стыдно представить, и который знал, что им обоим было хорошо вместе. Очень.
Сейчас их лица оказались на одном уровне, и Габриэлла, не выдержав его взгляда, отвернулась.
– Посмотри на меня! – властно сказал, но мягко повернул её подбородок Захария. – Назови меня по имени, – обжигая дыханием, попросил он.
– Зак… – тихо выдохнула она.
Он опустил руки и, захватив пальцами край платья, начал медленно поднимать его вверх, нежно поглаживая бёдра.
– Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты стонала моё имя. Я сгораю. – Захария на секунду задержался на кружеве чулок и скользнул выше к тёплой коже. Сжал ягодицы и, переместив руку, начал ласкать внутреннюю часть бедра, задевая пальцами тонкую ткань трусиков. – И не я один. – От него не укрылась ни её дрожь, ни бурное дыхание, ни ставшее влажным нижнее бельё.
Все точки были расставлены. Захария был предельно откровенен в своём неприкрытом желании обладать. Он не лукавил, не обещал большего. Чистая физиология без вредных примесей эмоций. А что она? Габриэлла чувствовала, что её трясёт от желания прикоснуться, обнять, завернуться в его тепло, как в пушистое одеяло. Может, у него и не было ключика от её сердца, но от либидо точно был. Способна ли она противиться? Нет. А хочет, чтобы он остановился? Нет! Она чуть подалась вперёд и поцеловала его. Глубоко, чувственно, изучающе – пробуя на вкус. Его губы были мягкими и нежными, именно такими, какими она их запомнила. Габриэлла запустила пальцы в густые светлые волосы, короткие, но не настолько, чтобы в них нельзя было зарыться и немного запутаться.
Легкий стук в дверь настойчиво царапнул сознание, а последовавшие за ним слова неожиданно громко прозвучавшие в кабинете, тишину которого нарушали только тихие стоны и рваное дыхание, вырвали их из обволакивавшей сладкой истомы.
– Мистер Денвер, ужи… – Миссис Грин, проглотив последние слова, замерла в оцепенении. Габриэлла рванулась в руках Захарии и уперлась ладонями в его плечи в тщетной попытке отстраниться. Экономка быстро пришла в себя и, круто развернувшись, выскочила из комнаты.
– Завтра об этом будет знать весь дом! – простонала она. Да рассказать миссис Грин будет о чём. Один вид Габриэллы чего стоил! Платье задрано до самого пояса; всегда тщательно уложенные волосы в полном беспорядке разметались по плечам; а самое вопиющее – абсолютно неподобающая для леди поза. Она ведь практически забралась на него верхом и совершенно бесстыдно прижималась к паху.
– Мы взрослые люди, – целуя уголки её губ, сказал Захария, – и не должны отчитываться перед кем-либо. – Он потянулся к молнии на платье и захватил пальцами замок.
– Сюда же могут снова войти! – в голосе Габриэллы слышались нотки протеста, но вялого и безвольного, да и руки, вопреки словам, нырнули под свитер и обняли гладкую спину.
– Больше никто не войдёт, – освобождая её плечи, грудь и руки от сковавшего их чёрного бархатного футляра, тихо произнёс он.
Захария поднялся со стола и, ненадолго отпустив Габриэллу, стянул с себя свитер. Она прильнула к широкой груди и потерлась щекой о мягкую, загорелую кожу. Даже через плотную ткань джинсов Габриэлла чувствовала, что Захария желает и желает немедленно. А жаркие движения его пальцев, жадные требовательные поцелуи и соблазнительный шёпот, заставляли её хотеть близости с невероятной силой, покоряться его страсти, сдаваться на милость победителя.
Последний раз приникнув к мягким губам, Захария развернул Габриэллу к столу и прижался сзади. Он сжимал округлую грудь, покусывал шею, нашёптывал своим глубоким голосом возмутительные и жутко возбуждающие непристойности.
Все понятия о стыдливости и неразумности такого поведения улетучились вместе с остатками былой скромности и добровольного воздержания. А мысль, что сейчас благородное семейство чопорно ужинает и беседует на отвлеченные темы, подстёгивала и щекотала напряженные нервы. Но в любом случае, даже если бы они сейчас остановились и сыграли партию в шахматы, все бы думали, что занимаются они именно сексом или, как наверное выразилась бы миссис Крэмвелл – бесстыдством и распутством.
Габриэлла услышала, как щёлкнула пряжка ремня, и возбужденно потёрлась ягодицами о напряжённый член. Горячая плоть коснулась её там, но только коснулась. Захария дразнил, медленно водил ей по влажным складкам и ощутимо надавливал на клитор, доставляя томительное хрупкое наслаждение. Но Габриэлла хотела большего. Хотела почувствовать его внутри, двигаться с Захарией в одном, бешеном ритме и достичь острого, ослепительно-яркого оргазма.
– Зак, ты нужен мне! – взмолилась она, но Захария сильнее стиснув её бедро, продолжил свою нежную пытку.
Тогда Габриэлла нетерпеливо выругалась. Захария лениво усмехнулся, бросил пустую упаковку от презерватива на стол и резко вошёл в неё, вызвав во всём теле трепетную дрожь.
– Я знал, что с тобой будет именно так. – Очередной глубокий толчок. – Жарко, тесно и невероятно сладко.
Габриэлла рассеянно улыбнулась его словам и тут же вскрикнула от наступившего бурного и сокрушительного оргазма.
Глава 16
Второе утро подряд Габриэлла ужасно нервничала перед выходом к завтраку. И если вчера она боялась встречи с самим Захарией, то сегодня опасалась его домочадцев. То, что миссис Грин оповестила весь дом об увиденном, сомнений не вызывало. Габриэлла прекрасно знакома с человеческой природой, а с женской страстью к сплетням и пересудам тем более. Переплюнуть женщин в этом вопросе могли, наверное, только мужчины! Можно, конечно, допустить, что англичанки принципиально отличаются от американок, но…
«Ох, вряд ли!» – про себя воскликнула Габриэлла.
Захария же абсолютно не разделял ни её тревог, ни переживаний. Он вообще не мог взять в толк, почему Габриэллу заботит то, что подумают другие. На все её вопросы он спокойно и уверенно отвечал, что никто не посмеет даже взглянуть косо в её сторону, не то что сделать замечание. Захария давно уже не был мальчиком, и прятаться по углам, скрывать свои отношения с женщиной не собирался. О них в любом случае узнали бы, просто не в такой шокирующей форме. Его, казалось, сильно забавляло, что экономка застала их за таким личным занятием. А на сетования Габриэллы он только отшучивался, со смехом заявляя, что она чертовски привлекательная женщина, и Сесили Грин радоваться должна, что узрела такую изысканную красоту.
Но вот тем, что та ворвалась в кабинет без разрешения войти, Захария был сильно недоволен. Габриэлла даже терялась от таких резких смен настроения: только он веселился и шутил, а через секунду его глаза гасли, наполняясь тем непроницаемым выражением, с каким он обычно смотрел на окружающих. В эти моменты она вспоминала как все в Эйджвотер-Холле любили и тянулись к нему, но одновременно ходили по струнке и были предельно осторожны в высказываниях, чтобы не вызвать его недовольство. Парадокс.
А на замечание Захарии, что Элизабет сегодня придётся очень серьезно поговорить с женской прислугой, Габриэлла отвечала, что миссис Грин не виновата в том, что её работодатель – консервативный во многих вопросах, оказался таким раскрепощённым новатором в интимной жизни. Очень уж ей не хотелось, чтобы из-за той пикантной ситуации в особняке были какие-то проблемы и раздоры. Однако Захарию бесило не то, что увидела экономка, в нём, как оказалось, не было ни капли стыдливости, а то, почему она это увидела. Да, мистер Денвер очень трепетно относился к своему личному пространству и никому не позволял нарушать его.
Габриэлла, отмахнувшись от назойливых мыслей, ступила на широкую мраморную лестницу, устланную ковром цвета нежных персиков, и заметила Его. Обычно, когда она спускалась, все уже были за столом, но только не сегодня. Захария стоял, облокотившись на перила и улыбался миссис Крэмвелл, а Оливер серьёзно кивал на какие-то её замечания. Раньше Габриэлла не позволяла, ну, или почти не позволяла, думать себе о Захарии Денвере как о мужчине. Мужчине, с которым у неё могло быть нечто большее, чем деловые отношения. А сейчас она могла открыто и без притворства перед самой собой любоваться им.
Высокий светловолосый красавец с породистой благородной внешностью. Наверное, именно таким юные девочки обычно рисуют в своих мечтах принца на белом коне. А вот аура властности, непоколебимой уверенности в себе и огромные финансовые возможности привлекали женщин постарше. Габриэлла уже молчала о его умелых сильных руках, всю ночь не выпускавших её из объятий, о горячем поджаром теле, касаться которого одно удовольствие и о… Но думать об этом сейчас было небезопасно. Габриэлла ощутила, как щёки вспыхнули от предательского румянца, а на лице расцвела глупая улыбка. Да, от такого горячего коктейля любое сердце может дрогнуть и сдаться в любовный плен, но только не её. Она поймала себя на мысли, что не мечтает о возвышенных глубоких чувствах, не надеется выйти за него замуж и родить ребёнка. Захария ей нравился, а про химию и сексуальное влечение говорить было излишним, но это не было любовью или хотя бы влюбленностью. И Габриэлла искренне верила, что это не изменится.
– Доброе утро! – с улыбкой, произнесла она, остановившись на последней ступеньке.
Захария повернулся на голос и протянул руку. Габриэлла осторожно вложила в его ладонь свою, а он в ответ слегка сжал женские пальцы. Когда она оказалась совсем рядом, Захария коснулся её губ невесомым поцелуем, давая понять всем и каждому, что в отношениях с гостьей Эйджвотер-холла наступил новый виток.
Захария был прав – Габриэлле никто и слова не сказал ни о произошедшем в кабинете, ни об их романе в целом. Новость, что она теперь не только гостья, но и близкая подруга хозяина поместья, разлетелась со скоростью света, но сказать что это как-то повлияло на отношение к ней обитателей Эйджвотер-Холла было сложно. Прислуга, может, и шепталась о жизни своего работодателя, но никоим образом этого не демонстрировала. Да и выглядели они настолько вышколенными и готовыми услужить, что проявление какого-либо неуважения с их стороны было просто немыслимо. Но так было всегда, с самого приезда Габриэллы, поэтому здесь принципиально ничего не поменялось. Разве что миссис Грин, тощая, как жердь и натянутая, как тугая струна, в последнее время стала еще более прямая, будто кол проглотила. Она была неизменно тактична и любезна с Габриэллой, но та иногда замечала, как экономка неодобрительно поджимает губы, полагая, что на неё не смотрят, и слегка прикрывает глаза, будто до сих пор не может забыть увиденную в кабинете картину. Габриэлле в такие моменты казалось, что миссис Грин обвиняет её в совращении такого благородного и высокоморального человека, как мистер Захария Денвер.
Семья же предпочитала делать вид, что вообще ничего не произошло. И им, надо сказать, это неплохо удавалось! Став любовниками, Захария и Габриэлла старались не афишировать свои отношения, но и не таились. Для него, как ни удивительно, стало нормой посреди чопорного чаепития и пустых светских бесед, а порой и серьезных разговоров, брать руку Габриэллы в свою и не выпускать до конца вечера, совершенно не замечая, что этим он шокирует окружающих, да и её саму. Элизабет в такие моменты замирала и с трудом проглатывала свой чай, но быстро приходила в себя и деланно улыбалась, а вот Эмма стреляла в Габриэллу неприязненными, весьма красноречивыми взглядами и быстро отворачивалась.
Такое поведение не вязалось с образом английского джентльмена, который давно сформировался у простой американской журналистки, и после проявления первого публичного приступа нежности, она поделилась с Захарией своим недоумением.
– Разве у тебя раньше были английские мужчины? – в ответ поинтересовался он.
– Нет, но о вашей чопорности, холодности и консерватизме можно слагать легенды. Стереотипы как всегда сильны!
– Это всё имеет место быть, но в своём доме, с близкими мне людьми, а в своей постели и подавно, я могу позволить себе быть таким, каким мне того хочется. Без оглядки на правила и стереотипы.
И после таких высокохудожественных изъяснений он совершенно бесстыдно и невероятно убедительно развеивал последний миф – об английской холодности. Габриэлла была счастлива от того, что её предположения относительно чопорности и сдержанности британских джентльменов в интимной сфере оказались в корне неверны. Иногда она смеялась, вспоминая, как представляла Захарию эдаким мистером Дарси, который, наверняка, приходил в спальню к своей супруге в колпаке и длинном ночном платье.
Но Захария оказался прекрасным любовником и после проведённой вместе первой ночи доказывал это при каждом удобном случае. Да, отношения, установившиеся с момента их знакомства, претерпели немалые изменения. Причем, с одной стороны могло показаться, что они не переменились вовсе, но с другой – стали диаметрально противоположными.
Он, как и прежде, дни посвящал работе, но их вечерние беседы, направленные на изучение его личности и коллекции, возобновились. Габриэлла не забывала, для чего она приехала в Англию, и была твердо намерена собрать всю необходимую информацию для своей книги. Книги, которую хотела написать в память об отце. И посвятить её Габриэлла собиралась именно ему. Сказать, что Захария стал как-то больше помогать ей или откровенней отвечать на щекотливые вопросы было бы ложью. Они оба – деловые люди, и когда речь шла о делах, то оба вели себя совершенно непреклонно. Каждый отстаивал свою точку зрения, правоту и собственную выгоду, невзирая на изменившиеся обстоятельства и взаимную симпатию. Их пикировки стали более хлёсткими за счет комментариев, которые они никогда бы не позволили себе при ином положении вещей. Но и Захария, и Габриэлла не могли не признать, что получали огромное удовольствие от этих словесных баталий.
Хотя иногда она сожалела, что её мистер Денвер оказался настолько непробиваемым, и не говорил ни на йоту больше, чем обещал. Ни про его намерения в отношении осколка Ибелина покойного Митчелла, ни про нового владельца бриллианта Габриэлла ничего так и не узнала. Захария не подтверждал и не опровергал её догадок, только загадочно улыбался. А она преувеличенно громко вздыхала, отмечая про себя, что его поведение как раз закономерно. Возможно, она даже разочаровалась бы, окажись он теперь более словоохотливым и излишне доверчивым. Поэтому его некоторая подозрительность к ней, как к журналистке, Габриэллу не удивляла.
А вот что действительно стало для неё открытием – насколько нежным и внимательным Захария был вне рабочей обстановки и насколько горячим и ненасытным был в постели. Причем, эти свойства удивительно переплетались со строгостью и даже жесткостью в некоторых чертах его характера. Перебирая в памяти всё, что она успела узнать о нём за время пребывания в поместье, Габриэлла никогда бы не могла предположить, что будет просыпаться в Эйджвотер-холле под мягкое покалывание зимних роз или нежное трепетное прикосновение белых орхидей.
– Бедная оранжерея миссис Крэмвелл! – смеялась она, путаясь в осыпавшихся от их страстных объятий лепестках. Габриэлла не могла не признать, что это был самый головокружительный и восхитительно чувственный роман в её жизни. Пусть эти отношения ни к чему не вели и ни к чему не обязывали, но по накалу страстей и эмоциональной наполненности они грозили переплюнуть даже самую сказочную любовь. Ведь любовь – это по-разному. Иногда хорошо, но чаще просто сложно.
***
– Зак, мне нужно уехать в Лондон, – выпалила с порога Габриэлла, рассматривая какие-то документы. Он оторвался от телефона и со словами: «Я перезвоню», отключился. – Надо отогнать машину в салон. Когда я брала её, то не знала, что задержусь в Корнуолле больше, чем на месяц.
– Мне тоже нужно в Лондон. К завтрашнему утру, – выслушав её, произнёс Захария. – Поедешь со мной?
– Поеду. – Она не хотела оставаться в поместье без него, да и расставаться тоже не хотела. – Заодно мы сможем вернуть мерседес, – предложила Габриэлла.
– Я не хочу трястись шесть часов по дороге, у меня важная встреча за поздним завтраком. Завтра в шесть утра самолет, а машину отгонит Брайн, передай документы и ключи Оливеру, он решит вопрос. – Захария не скрывал, что был очень занят и, не глядя на неё, бросал фразы в промежутках между ударами пальцев по клавиатуре ноутбука.
– А тебе не нужен мой паспорт, чтобы заказать билеты? – невинно поинтересовалась Габриэлла, хотя догадывалась, что всё необходимое у него имелось. Захария, на секунду оторвавшись от монитора, встретился с ней глазами и, послав ослепительную улыбку, снова уткнулся в компьютер.
Женское самолюбие – страшная вещь, и Габриэлле жутко захотелось взбрыкнуть. Ему даже документы её не были нужны! У него без сомнения была вся информация о ней, вплоть до размера трусов и возраста, в котором она потеряла девственность. Желание заупрямиться и совершенно по-детски заявить: «Не поеду!», было сильным, но она не стала озвучивать его. Какая в сущности разница, если они оба хотят поехать вместе, а размер её нижнего белья сейчас ему известен не понаслышке?
Габриэлла собиралась уже уйти, когда он отставил компьютер в сторону и посмотрел на неё.
– Если ты так уж хочешь провести со мной шесть часов в машине, то обратный путь мы можем проделать именно таким способом.
– Вот ещё! Ничего такого я не хочу, – фыркнув, отнекивалась она, будто её уличили в каком-то преступлении или несправедливо приписали смертный грех.
Захария подошёл к ней и, приобняв, зарылся носом в волосы.
– Точно не хочешь? – в макушку шепнул он.
– Может быть и хочу, – ответила она и поцеловала его в шею. – Пойду собирать вещи. – Габриэлла нехотя высвободилась из мужских объятий и поспешила в свою комнату.
Поскольку Габриэлла была человеком собранным и обязательным, то уже по пути в спальню составила список вещей, которые скорее всего понадобятся в поездке. Время – её пунктик, она умела рационально рассчитывать своё и недолюбливала людей, которые не могли похвастаться тем же. Она вошла в комнату и сразу же бросилась к шкафу: чемодан, одежда, обувь – всё полетело на кровать, а что-то и на пол. Да, бережное отношение к вещам явно не было её отличительной чертой.
Завалив постель тонной ненужных вещей, Габриэлла не сразу заметила небольшой белый конверт. Он преспокойно расположился на бежевом покрывале, используя подушку в качестве опоры. Она удивленно подняла брови, совершенно недоумевая, кому понадобилось обращаться к ней таким непрактичным образом. Единственные бумажные письма, которые она держала в руках за последнее время – штрафы за неправильную парковку. «Интересно…» – Габриэлла взяла его. Бумага гладкая, новая и девственно-чистая, никаких опознавательных знаков или намёков на отправителя.
Уезжайте! Здесь вас ничего не ждёт. Уезжайте, пока вы ещё можете это сделать…
– Что за идиотская шутка, – вслух проговорила она и ещё раз взглянула на текст. Отпечатан на машинке, даже не на компьютере, немного деформирована буква «а», значит западает литера. – Хм… – вздохнула Габриэлла.
В этом доме пишущая машина не редкость и настрочить «это» не составляло труда. Да и мог кто угодно, но она была практически уверена, что это дело рук Эммы. Кузина Захарии явно недолюбливала её, да и испытывала какую-то странную привязанность к нему.
Габриэлла уже было собралась показать это письмо Захарии, но потом засомневалась в правильности этого решения. Конфликтовать с его родственниками не хотелось, а ещё больше не хотелось, чтобы он ссорился с семьёй из-за неё. Эта глупая выходка больше походила на ребячество и мелкую ревность, а Габриэлла – взрослая девочка, и не собиралась реагировать на пакости ребёнка. С этими благими мыслями она закинула письмо в ящик, решив выяснить, кто автор сего немногословного труда, по возвращении из Лондона.
Перелёт оказался лёгким и невероятно быстрым: начиная от самого времени полёта и заканчивая ожидавшей возле трапа машиной с уже погруженным багажом. Габриэлла была представителем среднего класса и считала себя вполне успешной и достаточно светской женщиной, но обитала в основном среди богемы и интеллектуальной элиты чикагского общества. А вот в высших кругах не вращалась и не водила близкого знакомства с верхушкой денежной пирамиды. И сейчас она отчетливо поняла, что они с Захарией действительно находились на разных ступенях социальной лестницы. Деньги тянутся к деньгам – это закон жизни, а она, кроме, разве что, туфель, больше ничего бы не смогла положить в семейную копилку.
Габриэлла даже вспомнила одну свою давнюю знакомую, которая зареклась связываться с миллионерами и, упаси бог, миллиардерами. Потому что, когда они хотят добиться чего-то или кого-то, то делают это так, что отказать невозможно. Неизбежно теряешь голову от такого внимания, дорогих подарков и роскошного времяпрепровождения. Но дело не только в деньгах. Богатые люди редко бывают глупыми и неинтересными, а с умными, с теми, кто может показать что-то новое, поддержать беседу, всегда приятно. Ведь мозги – это так сексуально. Ты влюбляешься, теряешь голову и полностью погружаешься в Него. А когда приходит конец, а он неизменно приходит, становится нестерпимо больно. Ты думала, что вы проживёте долго и счастливо до старости, а он просто приятно проводил время, потому что деньги тянутся к деньгам, а тебе совсем нечего предложить. Нет, есть, конечно, счастливые примеры, та же Золушка. Но это всё-таки сказка, да и где та Золушка теперь?
– О чём ты так сильно задумалась? – спросил Захария, сжав её руку. Габриэлла мотнула головой, призывая не обращать на неё внимание. Она посчитала, что делиться своими выводами и, тем более, историями друзей не стоит. Это просто мысли, которые не имеют ничего общего с их отношениями. Она не планирует выходить замуж за него, а он уж точно не собирается на ней жениться.
В этот ранний час площадь Итон-сквер встретила их относительной тишиной и ленивым спокойствием. Неспешно отъезжали дорогие машины и редко, но ворчливо, гудели клаксоны. Все, кто давно должен был покинуть свои роскошные апартаменты и влиться в бешеный ритм Лондонского Сити, уже уехали. Остальные же не торопились бросаться в объятия хмурого утра, предпочитая для начала дождаться завтрака. Один из самых престижных и фешенебельных районов Лондона ворочался и нехотя просыпался навстречу новому дню.
О столице Британии Габриэлле были известны только исторические факты, а вот о повседневной жизни, устройстве города она не знала практически ничего, но ей хватило и пары взглядов в окно автомобиля, чтобы понять – квартира Захарии находилась в элитном и очень дорогом районе. Это было само собой разумеющееся явление, но что было странно: там, в Корнуолле, в его огромном поместье она не чувствовала этого давящего ощущения больших денег. Будто они жили в каком-то волшебном вакууме, а сейчас попали в реальный мир. Его мир.
Машина затормозила возле белого четырехэтажного дома. Водитель быстро вышел и открыл пассажирскую дверь. Захария, до этого увлеченно сортировавший личную почту, закрыл ноутбук и, выйдя, подал Габриэлле руку. Оказавшись на улице, она с любопытством осмотрелась. Жилые дома преимущественно белого и кремового оттенков, с ребристыми колоннами и мраморной отделкой фасада, располагались напротив огромного и, судя по ограждению, частного сада. Казалось бы, постройки с таким набором характеристик должны выглядеть помпезно и вычурно, но на деле всё было совсем не так. В каждой детали чувствовались элегантность, вкус и статус. Габриэлла оглянулась и бросила заинтересованный взгляд на сад. Ухоженный, богатый и неизменно привлекающий внимание. Как яркой густой зеленью, какую редко встретишь в декабре, так и гулкой тишиной и неким одиночеством.
– Алан, не уезжай, ты мне понадобишься, – произнёс Захария и повёл Габриэллу внутрь. Швейцар услужливо открыл дверь, а консьерж вежливо, не проявляя никаких признаков любопытства, произнёс слова приветствия.
Лондонская квартира Захарии кардинальным образом отличалась от корнуоллской резиденции. Если в Эйджвотер-Холле в каждой детали внутреннего убранства присутствовал дух старой доброй Англии, то здесь царил абсолютный минимализм. Всё очень эргономично, современно и очень по-холостяцки.
– Ты один здесь живешь? – С первого взгляда невозможно было определить точные размеры его жилища, но то, что они были внушительными, сомнений не вызывало. – Элизабет говорила, что проводит часть года в Лондоне, – пояснила вопрос Габриэлла.
– У неё дом в Челси, – снимая пальто, ответил он, – а я люблю простор. Габриэлла, мне нужно уехать, и боюсь, я буду занят до вечера.
Габриэлла бросила на него взгляд говоривший: «Кто бы сомневался!» и взяла с полки фотографию в белой рамке. Захария и Сэнди стояли с клюшками для гольфа и смеялись. Они не смотрели в объектив, от чего атмосфера правдивости ощущалась на сто процентов. Оба такие красивые, но такие разные. Сэнди и Эмма со своими тёмными волосами разительно отличались от светловолосых Захарии и Элизабет.
– Сэнди похож на отца? – поинтересовалась она, возвращая фотографию на место.
– Похож. – Он подошёл к ней вплотную и обняв за талию, тихо спросил: – Ты не устала?
– Нет, – в тон шепнула Габриэлла. Захария начал чувственно порхать губами по её скулам и шее, прикусывать ушко и нежно ласкать грудь.
– Зак, тебя же ждут! – совершенно неправдоподобно возмутилась она и сняла с него галстук.
– Я привык в это время будить тебя к завтраку. Жаль, у меня сейчас нет цветов. – Захария расстегнул молнию на её юбке и, позволив ей упасть к ногам, подхватил Габриэллу под ягодицы и понёс в спальню…
– Отдохни, выспись, – предлагал план действий Захария. Душ был принят, а свежая рубашка практически застёгнута. – Погуляй, возьми мою машину. А лучше, я оставлю тебе водителя.
– Не нужно! – запротестовала Габриэлла. – Я и сама прекрасно справлюсь.
– Надеюсь, мне не придётся искать тебя по всему Лондону? – набросив тёмно-синий пиджак, с наигранным беспокойством спросил он.
– Не придётся! Топографическим кретинизмом я не страдаю! Хотя если вспомнить лабиринт в Эйджвотере… Хм… я уже не так уверена в своих способностях ориентироваться на местности.
