355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Оливия Голдсмит » Фаворитка месяца » Текст книги (страница 62)
Фаворитка месяца
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:01

Текст книги "Фаворитка месяца"


Автор книги: Оливия Голдсмит



сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 63 страниц)

19

Мелочи. Если он думает о мелочах, о сущей чепухе, значит он здоров, решил Марти. Солнечные блики исчезли со складок снежно-белых простыней. Тень от ночника на стене. Вкус ломтиков банана с хлопьями.

В банном халате и шлепанцах Марти медленно подошел к окну, выходящему на красиво ухоженный сад. «Должно быть, это Япония», – подумал он. Все было настолько совершенно, настолько опрятно, что это должна была быть Япония. Но затем Марти вспомнил и отошел от окна.

Он услышал, как поворачивается в замке ключ, и увидел сиделку. Как ее имя?

– Как вы сегодня, мистер Ди Геннаро? – Она взяла поднос с остатками завтрака и пошла к двери. – Вы сегодня в отличной форме. К вам вернулся аппетит.

Сиделка закрыла и заперла за собой дверь, оставив Марти в тишине наедине со своими мыслями.

Он сел в кресло времен королевы Анны, из которого можно было видеть сад. Ах, нет. Теперь Марти был расстроен. Слезы полились из его глаз, медленно сползая по щекам. Марти часто сидел здесь, в этой чистой и тихой комнате, и плакал. Он сам не мог объяснить, почему позволяет себе плакать.

Больничную постель убирали рано, застилали пледом, вытирали пыль на сундуке в стиле Шератон и на прикроватной тумбочке. Все это делали, пока Марти принимал водные процедуры перед завтраком. Ему понравилось здешнее обслуживание. Хороший отель. Но никакие муки в мире не могут быть облегчены тем, что живешь в отличном отеле. Где бы он ни находился. Если это не Япония, может быть, это Англия? Нет. Слишком солнечно.

Марти сидел в обитом парчой кресле и плакал. Всякий раз перед началом процедур словно крошечное окошко приоткрывалось в его сознании, и Марти вспоминал. Лайла! Лайла умерла!.. И он плакал. Лайла обманывала его, вспоминал Марти, слезы лились быстрее. И Лайла была мужчиной!

Ей не надо было лгать. Марти в любом случае любил бы ее. Но это сделало его гомосексуалистом. Все-таки они могли найти выход. Они бы нашли выход. Все было бы хорошо, если бы Лайла не лгала. Лгала и умерла. Эта безобразная рифма сверлила его мозг. Ей не стоило лгать и умирать. Вместе они бы справились с этим. Но сейчас, думал Марти, они не вместе. Он стал посмешищем для всего Голливуда, и все его жалели. Эта жалость была самой болезненной для Марти. Или, возможно, мысль о том, что он больше никогда не увидит Лайлу? Нет, реальностью было то, что Марти никогда не сможет работать снова, никогда не сможет создавать красоту на экране, и это было самым тяжелым.

Лайла лгала ему. И теперь она мертва. Лгала и умерла.

Скоро должна была вернуться сиделка с пилюлями и водой. Скоро, и тогда придет конец слезам и воспоминаниям.

Обычно Марти не помнил этого. Обычно он не мог остановить свою память на прошлом. Даже когда приходила Салли. Он помнил Салли, но не мог вспомнить, как и где с ней познакомился.

И полное беспамятство, незнание того, что привело его в это место, где он жил за запертой дверью – именно это нравилось Марти.

20

Моника Фландерс возвышалась над согнутой фигурой сидевшего за своим письменным столом сына Хайрама. Это было нелегко – возвышаться при четырех с небольшим футах роста, но Моника достигала желаемого эффекта.

– Сначала мы обнаруживаем, что блондинка спит со своим братом…

– Он не был на самом деле ее братом, ма, – начал было Хайрам.

– Ох, прости, – медленно произнесла Моника. – Шарлин действительно выяснила, что он ей не брат. А затем мир узнает, что брюнетка – чудовище.

Моника глубоко вздохнула, Хайрам тоже.

– Не чудовище, ма. А только пациент клиники пластической хирургии. Ты сама…

– Я сама никогда не выглядела так, как она, – перебила Моника. – Она была ничем, а теперь представляет «Фландерс Косметикс»! – фыркнула Моника. – И этого недостаточно – извращенка, дура и, добавим, – уродка. Кое-как одетая имитация женщины, убеждающая пользоваться нашей помадой. Отлично, Хайрам, отлично. Замечательная идея!

– Мама, шоу на этой неделе получило наивысшую оценку по сравнению со всеми остальными. Это…

– Это уродливое шоу, вот что!.. И дурацкая оценка. Дурацкие оценки, Хайрам. Расскажи мне о распродаже…

– Хорошо, ты ждала небольшого понижения…

– Хайрам, ты действительно осел. Даже если предположить такую возможность, что ты сменишь меня, это было бы единственным жутким решением, которое я когда-либо принимала в своей жизни. Конечно, кроме этого фиаско. Ты понимаешь, Хайрам? Черта подведена. Финиш. Ни одна женщина больше не купит это дерьмо. Мы продаем мечты, Хайрам, а не кошмары. Как говорят, окончен бал.

– Но мы в эту дрянь вложили сотни миллионов долларов.

– Прими эту потерю, как взрослый, Хайрам.

– Мама, ты с ума сошла. Мы найдем замену Лайле Кайл. Мы заменим напечатанные фото. Мы можем даже избавиться от двух других. Но мы должны сохранить направление, мама.

– Возьми поручителя. Снизь потери. Начни сначала, Хайрам. Он встал.

– Забудь об этом. Я не собираюсь смириться с потерями. Особенно в первый год моего президентства. Мама, я вот что думаю: я поборюсь с тобой и возьму на абордаж. Следующие серии выйдут, мама. Зрители не увидят это, как ты.

– Да, Хайрам. Но они будут помнить, кто подкинул им эту дикость. Не делай этого. Ты пожалеешь.

Но он сделал.

21

Джан сидела на веранде дома Шарлин посреди упакованной мебели и кухонной утвари.

Друзья некоторое время молчали. Солнце застыло над аллеей в эффектном закате.

– И пыль создает цвет, – сказала Джан.

– Иногда даже грязь бывает нужна. А я думаю, все, что написала о нас бульварная пресса, необычно.

– Черт возьми, нет! Мы завернули в них наши тарелки. А кое-что используем для растопки. – Шарлин усмехнулась. Затем она оглянулась на закат. – Действительно великолепно. Хорошо знать, что можешь видеть это каждую ночь. Я до сих пор не могу поверить, что Лайла умерла. Она уже не увидит закат. Я считаю, это все так таинственно. Я до сих пор не могу поверить, что она была мужчиной.

– Знаешь, я думаю, в действительности она им не была. Она имела мужские причиндалы, но это не заставило ее стать мужчиной.

– Если честно, мы знаем, почему она была такой. Думаю, Лайла была действительно несчастной.

Шарлин покачала головой.

– Что сделала ей мать?

– Я хочу знать, что сделал ей Марти.

– Думаю, ей надо было быть очень соблазнительной, дурача его и заставляя думать, что она женщина. Иногда я подделываю свой оргазм, но не мой пол.

– Как?

Джан взглянула на Шарлин.

– Ты когда-нибудь притворялась, что кончила?

– Ах-ах. Хорошо, зачем мне это делать? Какой смысл?

– О, чтобы снять напряжение с него или с тебя. Кончить, если надоело этим заниматься.

Джан обнаружила, что пристально вглядывается в лицо Шарлин.

– Конечно, нет. Я спала не со многими, но никогда не играла в постели. Это очень неподходящие мгновения для вранья.

– Думаю, ты права, Шарлин, но знаю, что очень многие женщины так делают.

Шарлин тряхнула головой.

– Я не разбираюсь в сексе, – сказала она.

– Вступи в клуб.

– Я так долго испытывала стыд за себя и за Дина, что мне трудно относиться к этому спокойно.

– Ты должна отбросить чувство вины. Повторяй себе все время, что он не твой брат.

– Хорошо, даже если Дин не мой брат, он чувствует себя им, – сказала Шарлин. – Вот, что мне нравится. Ты знаешь, мы словно одной крови. Мы действительно знаем друг друга. И теперь мне не стыдно. Я знаю, что могу себе говорить, но это меня не беспокоит. Потому, что мне не стыдно.

– Самое главное, что ты так думаешь, Шарлин, – улыбнулась Джан.

– Да, мне бы хотелось, чтобы ты поняла. – Шарлин сделала паузу. – Посмотри, секс с мужчинами, другими мужчинами, всегда ощущается в постели как соединение с мужчинами. Совершенно разные тела. Даже с Бойдом, а потом с Майклом Маклейном. Это всегда ощущалось как разные тела.

Джан подумала о Майкле, о Сэме и кивнула.

– Хорошо, с Дином по-другому. Это ощущается как единение. Мы едины, совершенно едины. Признаюсь, я не ощущала такого возбуждения с Майклом. И я стеснялась. Но сейчас я знаю: для меня существует только тот секс, которым я занимаюсь с Дином.

Слезы застыли в глазах Шарлин, когда она повернулась к Джан.

А Джан неожиданно почувствовала, что на нее нахлынула зависть, и сама ей удивилась. Потому что в глубине души она всегда сражалась со своей любовью. Это была битва за свободу. И всегда, поддавшись возбуждению, Джан чувствовала разочарование и предательство. Всегда. «Они никогда по-настоящему не были со мной, – подумала она. – Кроме, возможно, Нейла. Нейл был со мной, но он не достаточно меня хотел. Я никогда с ним не спала. А сейчас, возможно, слишком поздно для Нейла. И, возможно, слишком поздно для меня».

Она взглянула на Шарлин, более откровенно и светло, чем обычно, просто и ясно. Джан думала о всех советах, которые она давала Шарлин, о том, как думала о ней, и едва не покраснела.

– Что ты собираешься делать? – спросила Джан у Шарлин.

– Думаю, мы с Дином должны принять приглашение моего друга. Мы собираемся уехать в Вайоминг с Доубом. Он уже давно наш компаньон. С Дином мы поженимся позже.

– Итак, ты уезжаешь?

– Конечно.

– И ты все теряешь? Все внимание… И все деньги.

– О, это только кажется. Ты знаешь, это кажется, что денег много. А сколько их уходит на налоги! К тому же здесь все заложено. Кажется, только у мистера Ортиса есть деньги. Я не потеряю состояние. Я потеряла мачеху. Я потеряю мечту о славе. Было бы неправдой утверждать, что я уже не потеряла ее. Но на самом деле я не хотела бы потерять… – Шарлин повернулась, чтобы выглянуть в окно на возвышающиеся холмы, потом опять посмотрела на Джан. – Я не хотела бы потерять тебя, но надеюсь, что ты будешь приезжать.

– Буду, – пообещала Джан.

– А что собираешься делать ты? Оставайся.

– Прежде всего, мне надо кое о чем побеспокоиться.

– А потом?

– Потом не знаю.

– Мы всегда будем тебе рады, Джан.

– Спасибо.

Слезы полились из ее глаз. Возможно, Джан была недостойна такого друга, как Шарлин! Она зарыдала за двоих.

– Итак, не будет больше Кримсон, Кары и Кловер.

– О, черт возьми, конечно. Мы заберем с собой всех трех сук. Она улыбнулась и повернулась, чтобы потрепать по голове первую попавшуюся под руку собаку.

22

Джан одевалась тщательно, словно на важное свидание. «Чего ты хочешь добиться? – спрашивала она себя. – Хорошего друга? Чуть поздно для этого. Долгое время ты не была другом Нейлу. Леди Баунтифул? Это не смешно. Ты никогда не была леди. А за последние годы ты оскудела и эмоционально. В ком Нейл действительно сейчас нуждается, так это в хорошем психиатре и юристе, а не в загнанной лошади. Хорошо, ты можешь умереть. Возможно, Нейл никогда не выяснит, кто я. Он никогда не узнает, что я – Мери Джейн. Хорошо. Я была его. Возможно, он даже не согласится увидеть меня». Джан обнаружила, что стоит перед зеркалом в ярко освещенной ванной. На ней джинсы Май, по ней сшитые, и большой свитер, который она носила во время отпуска с Сэмом в Северной Калифорнии. Она уставилась на свое отражение в зеркале: высокая, стройная, с совершенным, четким овалом лица; ее густые блестящие черные волосы волнами спадали на плечи, лицо с пухлыми губами было очаровательно. Джан сама изумилась своему собственному взгляду. Она смотрела так, как одна из тех, кто всегда смотрел на нее свысока. Там, в Нью-Йорке, многие смотрели на нее так. «Кроме Нейла», – отметила она.

«Вот одна из привилегий славы», – думала Джан, спускаясь по коридору Лос-Анджелес Каунти. Только родственникам и адвокатам разрешалось посещение заключенных. И, конечно, случайным репортерам, заплатившим несколько долларов. Или кинозвезде.

– Близкий друг семьи, – так представилась Джан, и тюремное начальство ничего не спросило, кроме фотографий с автографами. Начальник тюрьмы тщательно осмотрел ее. Потом он выслушал полный отчет от женщины-конвоира, которая, внимательно оглядев Джан, разрешила пройти в коридор, ведущий в комнату посещений. Станет ли Нейл разговаривать с ней?

Джан вышла из комнаты дежурных и пошла по коридору.

Она вошла в маленькую комнатку, которую ей указала надзирательница. Казалось, комната до отказа забита деревянным столом и четырьмя стульями. Нейл сидел на пятом. Он был в оранжевом жакете и сидел спиной к двери. Но вот он повернулся к Джан лицом, более серым, чем обычно, с печальными и глубокими глазами. Он осмотрел ее и ни один мускул не дрогнул на его лице.

Затем Нейл встал.

– Вероника! – произнес он, и, когда обнял Джан, глаза его наполнились слезами.

Так хотелось поверить, что Нейл узнает ее, несмотря на хирургию, время и необычное место встречи. Ведь он любил ее. Джан крепко обняла друга и села рядом за столом.

– Прости, что я так долго не могла найти тебя, – объясняла Джан. – Я искала, действительно искала, но твой номер не был внесен в списки и я…

– Все нормально, Вероника, – ласково сказал ей Нейл. – Я прощаю тебя. – Выглядел он нормально, только был несколько подавленным. – Как вы будете разговаривать со старым другом, ставшим преступником?

– Что случилось? – мягко спросила Джан.

– Они ошиблись. Все было не так.

– Что ты имеешь в виду? События были показаны десятками камер.

Конечно, Нейл не собирался утверждать, что он не виновен.

– Не предполагалось, что я Джагхед. Полагали, что я Арчи. Любимый вами. Это была ошибка, но теперь все выяснено. Роджер выяснил это. Это не моя вина, что девочку застрелили. Кто-то набрался. Джонни Бартон. Его не предполагали тоже.

Нейл посмотрел на Джан, безумные глаза словно впились в нее.

– Я уверена, тебя простят, – прошептала она.

– Отлично! – выкрикнул Нейл куда-то в сторону. Затем снова повернулся к ней с хитрым видом.

– И тогда я получу назад свое шоу? Потому что я не могу взять больше, чем это дерьмо. Будучи неузнаваемым и неуважаемым, я не могу взять больше. – Его голос потускнел, он обхватил голову руками и начал плакать. – Ты не знаешь, что это такое, – рыдал он, – ты не знаешь, что чувствуешь, когда теряешь все, что любишь.

– Я знаю, Нейл, знаю.

Они сидели вместе, и Нейл плакал. Джан гладила его по плечу так нежно, как могла.

– Прости. Что тебе нужно? – спросила она. – Я достану тебе все, что разрешено иметь.

– У меня есть все, что нужно.

Нейл оторвал голову от стола и вытер глаза.

– А адвокат? Я могла бы помочь с…

– Подруга моей сестры – адвокат. Диана. И есть Роджер. Роджер позаботится обо всем.

– Нейл, я хочу помочь. Я…

Мягкая улыбка на его лице сменилась звериным оскалом.

– Не Нейл! – оборвал он ее. – Арчи. Я Арчи теперь. Действительно знаменитый. Каждый любит меня.

– Хорошо, хорошо, Арчи, – сказала Джан, чтобы успокоить его. Лицо Нейла испугало ее. Он сошел с ума? Он узнал ее!

– Хорошо, Арчи. С тобой хорошо здесь обращаются?

– Хорошо обращаются? Я самый популярный парень здесь. Я был выбран президентом избранных. Регги соперничал со мной, но я выиграл. Единодушно. В конце даже Регги голосовал за меня. Джан попыталась улыбнуться шутке, но это была нелегко.

– Арчи, прости меня за все.

Нейл вскочил, опрокинув стул. Джан в ужасе подпрыгнула от его неожиданного рывка. Быстро открылась дверь, и над ними нависла огромная фигура тюремного надзирателя. Нейл взглянул на него.

– Привет, Вероника, – сказал он.

Затем протянул руки, и глаза его наполнились слезами.

Когда Джан шла по коридору, прочь от Нейла и его невразумительного бормотания, ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не разрыдаться в голос. Нейл не должен был узнать ее. Он не знал, какой был день, не знал, что произошло. Возможно, он всех называл Вероникой, или так ему сказал начальник тюрьмы.

Нейл был заперт в свою собственную воображаемую тюрьму. Его вина была даже хуже, чем его помешательство, и время от времени, когда он выходил из плена своих заблуждений, ужас, в его глазах был много хуже, чем бредовые рассуждения. Впервые Джан поняла, что в безумии можно найти успокоение.

Там, в тюремном коридоре, перед длинной вереницей закрытых дверей, Джан заплакала. Как долго Нейл будет приговорен к жизни за решеткой? Или потеряет жизнь? Она почувствовала слабость и головокружение. О Боже, как это было несправедливо. Джан знала, что Мери Джейн и Нейл должны были вместе проворачивать большие дела: «Каждый из нас родился без ярко выраженных талантов, и каждый из нас имеет разум, чтобы понимать это. Половину жизни мы вынуждены самоутверждаться. Но в конце концов Нейл оказался не в состоянии сделать это, и он оказался не в состоянии жить с тем, кем он был. Слабый, смешной, без свиданий, без друзей».

Джан судорожно вздохнула.

– О Нейл, как ты мог? – прошептала она.

Но каким далеким от нее самой было «убийство» в Скьюдерстауне? Она почти забыла это время, после похорон бабушки. После собственной подавленности, едва не приведшей ее к такому же сумасшествию, как у Нейла. Нейл, не сумев самоутвердиться, повел себя по-другому, он обратил свой гнев наружу, убив другого вместо себя. Так поступают мужчины. Женщины убивают себя. Какой грех больше?

Джан остановилась, прислонившись к стене своим длинным стройным телом, ее всю затрясло. Потому что она четко осознала, что она тоже виновата в убийстве. Более двух лет назад в Нью-Йорке она убила Мери Джейн Морган. Мери Джейн умерла от ножа Брюстера точно так же, как Лайла Кайл умерла от пули. Джан оборвала жизнь Мери Джейн, послав ее на смерть, как недостаточно симпатичную и недостаточно удачливую, чтобы жить.

Несчастный, трогательный Нейл. Бедная нелюбимая сирота Мери Джейн.

23

Сэм Шилдз ерзал в кресле рядом с проходом, пытаясь вытянуть ноги. Он уже забыл, какими неудобными бывают сиденья в кинотеатрах. Теперь Сэм ходил только на премьеры. Когда он по-настоящему ходил в кино? Наверное, последний раз еще в Нью-Йорке с Мери Джейн.

Мысли его были далеко. И ему было хорошо от этого. Потом Сэм вернулся мыслями к настоящему, к тому, что началось около семи недель назад. Он заработал на этом больше трех миллионов и собирался вернуться в свой первый настоящий дом – в местечко за отелем Бел Эйр. Между тем, он стал самым популярным парнем в Лос-Анджелесе. Каждый хотел, чтобы Сэм был режиссером его следующего фильма. Он уже встретился с Робом Рэйнером из «Кастл Рока», некоторыми парнями из «Коламбии» и со Стэнли Йаффе из «Парамаунта». Это было хорошо – быть знаменитым.

Свет погас и начался показ рекламных роликов. Сэм смотрел до тех пор, пока его сосед захотел выйти. Он встал и, все уже смотрели на него. Эти средние американцы. Двое из них, примерно двадцатилетние, сидели неподалеку от Сэма. Парень отправлял в рот жареную кукурузу, черпая ее из бумажного пакета. Сэм повернулся к экрану.

Зазвучала музыка и начался фильм, его фильм. Аудитория сидела, переговариваясь и ерзая в своих креслах. На экране возникло изображение Джан. Все шло довольно хорошо. Публика смеялась над Джан. Эйприл была права.

Эйприл хотела работать с ним над следующим сценарием. Почему же он отказался? До сих пор их тысячи раз били, но все-таки Эйприл не давала ему отставки, она была дипломатом. С началом удачного периода вся кровная вражда между ними, казалось, смывалась при поступлении денег. Предложения от других студий казались многообещающими, но один черт знает, где лучше. Не скажешь точно, что Эйприл не была дьяволом. Откуда явился ее образ? «Я не имел дел с дьяволом», – сказал себе Сэм.

«Рождение» развертывалось на экране, и, несмотря на то, что Сэм видел это сто, или пятьсот, или тысячу раз, ему казалось, что фильм сделан, как говорил Сай Ортис, «профессионально». И игра была действительно хорошей. Джан и Майкл – Джудит и Джеймс – только что поцеловались на переднем плане. Когда Джеймс расстегнул блузку Джудит, Сэм услышал глубокий вздох зрительного зала. Он оглянулся на парочку справа. Парень полуоткрыл рот, уставившись на экран. Его подруга повернулась, взяла его руку и положила себе на грудь. Сэм задрожал.

Он повернулся к экрану. Джан действительно выглядела блистательно. Его собственные руки вспотели, словно он только что держал ее грудь. Сэм смотрел, как разыгрывается сцена. И он мог ощущать то волшебное влияние на публику, которое оказывала эта работа. Зал замер в молчании, когда Джан начала свое символическое поглощение Джудит.

«Это действует, потому что сюда вложена вся моя несостоявшаяся любовь и ярость, – думал Сэм. – Я любил ее. И я люблю ее. И теперь, когда мне доступна любая женщина, какую я пожелаю, я никогда не получу другую, которая любила меня до моих успехов. Теперь они любят то, что я могу делать для них».

Сэм посмотрел на парочку сзади. Парень оставил свою кукурузу и держал руку подруги около молнии на своих джинсах. Сэм почувствовал такую острую боль, что едва не поднял руку к груди.

Любовная сцена закончилась, и камера остановилась на теле Адрианны, рука Майкла лежала на крутом изгибе ее красивых бедер. Впечатление было такое, что это Джан, и Джан защищалась. После сцены борьбы во время близости, Джан оказалась беспомощной и искалеченной. Сэм услышал гортанное хрюканье парня за спиной, – Майкл снял плавки, чтобы достичь своей цели – женщины, любой женщины. Каждой женщины, которая могла бы служить вместилищем для него.

Сэм почувствовал влияние сцены на публику.

– Дай ей! – кричал один.

– Трахни суку, – басил другой.

Потом несколько минут тишины, затем хихиканье.

Сэм почувствовал подступившую тошноту. Да, он хотел вызвать их возмущение, он вложил сюда свою собственную ярость, но что в результате он создал?

Сэм смотрел фильм и слушал реакцию аудитории. Он видел, как он вложил свой гнев на мать, Джан, Эйприл, в экранный образ Майкла.

«Это была не любовь», – подумал он.

Жаркие сцены были жаркими, хорошо, а текущие были злыми и страшными. О, это были не любовные сцены. Нет. Теперь Сэм мог видеть это. Типичный самец одержал победу над женщиной с помощью секса. Он не любил ее. Он трахнул ее. Так же, как этот фильм трахнул Джан.

Сэм сидел один в темноте и смотрел, что он сделал с Джан и как на это реагировала публика.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю