Текст книги "Отринуть любовь (СИ)"
Автор книги: Ольга Гордеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Глава 17. Медальон. О друзьях и недругах
На следующее утро очнувшийся Шандр взбунтовался от чересчур трепетного с ним обращения и сбежал домой, принудив Юльку выступить соучастницей. Целители Повелевающих были в шоке: по их мнению, пациент должен был лежать смирно и не спеша восстанавливать силы, а не рваться на подвиги. Юлька помогла ему дойти до виммы и усесться в нее, а потом, в пути из шеадра в шеадр – выступала подпоркой, поводырем и утешителем, когда он начинал ругаться и расстраиваться из-за немощи. Добравшись до дома, он долго и витиевато, в шамальском придворном стиле, перед ней извинялся.
– Теперь я твой должник на всю оставшуюся жизнь и верный раб, – завершил он. Юлька на всякий случай проверила – серьезен он или шутит. Нет, серьезен, как никогда. – Любое твое желание, любая прихоть…
– Ты бы лучше поберегся, – сказала она с упреком. – Думаю, отсюда ты можешь и лежа всем руководить
– Я так и хотел сделать, – признался он. – Надо бы узнать, вернулся ли Рессер из Наган-Карха и какие у него новости.
Но Рессера с утра еще никто не видел, и Нвер подтвердил, что в башне он не появлялся ни вечером, ни утром.
Дотошно расспросив Юльку о его планах – а она оказалась последней, с кем он общался, Глава Пауков забеспокоился.
– Получается, он не возвращался оттуда, а может быть, что и не был вовсе, – резюмировал он. – Позвоню-ка я Кольеру…
При ней он набрал номер Стеклянной башни и попросил секретаря соединить его со старым нагом. На том конце возникла неловкая, продолжительная пауза, после чего секретарь предложил побеседовать или с Тэром, или с самим Алексом.
Шандр выбрал Сашу.
– Хэйген у вас не появлялся? – спросил он сухо, после взаимных лаконичных приветствий.
– Его видели вчера над замком, – ответил Саша, и Юльке очень не понравился его голос – хриплый, потерянный, еле живой. – Но он передумал и улетел. Словно почувствовал… что нам не до гостей.
– Что случилось? – насторожился Шандр
– Кольера… убили.
– Кто и каким образом?
– Мой друг и спутник с Основы. Стрелой Некроса. Он собирался убить меня, но так получилось, что Кольер вошел в мой кабинет первым, – сухо ответил Саша.
– Причины известны? – в голосе Шандра зазвучала неожиданная горечь. – За что он его?
– Это… долгий разговор, – прохрипел Саша.
– Он… не сам? – осторожно уточнил Шандр.
– Я до сих пор не понял, – признался тот. – Он производит странное впечатление. Он вообще не помнит, что в кого-то стрелял.
– Точно он? Может, кто-то его подставил?
– Это произошло на моих глазах, – печально возразил Саша. – Я шел следом.
– Кто еще был в замке в это время? Кроме своих, конечно – постоянных обитателей?
– Никого. Только свои.
– Помощь нужна? – коротко уточнил глава Пауков.
– Пока нет, но… Если Рессер не передумает насчет своего визита, я был бы рад поговорить с ним.
– Я ему передам, – заверил его Шандр и, попрощавшись, выключил гвор.
Какое-то время они ошеломленно смотрели друг на друга.
– Как же его жаль… – пробормотала Юлька, чувствуя в горле ком. – Каким бы он ни был, он Сашу как сына любил. Он действительно о нем заботился. С самого начала. С первых дней.
– Плохо, – вздохнул Шандр. – Кольер, несмотря ни на что, был исключительно умен и осторожен, и очень умело Алекса направлял, даже с учетом стихийности недавно воплотившегося Змея. Теперь парень один, а советчики рядом, мягко говоря, не самые благонадежные.
– Я бы сказала, вокруг него вообще заговор какой-то, – вздохнула она.
– Допустим, план Румянцева, что он озвучил в день твоего побега, это план Рейнарда, – предположил Шандр. – Уменьшить количество Вечных, убрать строптивых – вполне разумная для человека, особенно для главы школы стихий, цель. Сам ваш друг до этого бы не додумался, он птица не того полета, с таким размахом может мыслить только местный, ну или кто-то из Вечных. Учитывая, что рядом трутся Лануэль и Кинэн, я бы подозревал, что кто-то из них с ним в связке.
– Вчера Кольер озвучил, что подозревает Реваля, – добавила Юлька. – У остальных, как он считал, не хватит сил и возможностей, чтобы провернуть подобное.
– Я бы не стал их недооценивать, – покачал головой Шандр. – И наш собственный Верховный куда-то делся… Хорошо если просто охотиться полетел, а если нет? Юля… Рессер меня, конечно, убьет, за то, что подвергаю тебя риску, но ты единственный человек, который может поговорить и с Алексом, и с этим вашим Румянцевым по душам. У тебя есть повод – показать Саше медальон-образ, предложить его уничтожить. Заодно и узнать подробности.
– Что если он заподозрит меня… в шпионаже? В вашу с Ресом пользу? – забеспокоилась она. – И что я скажу, если он спросит, как я оказалась вместе с тобой в кабинете Рейнарда?
– Скажешь, что тебя туда отправила Ширин, как специалиста по стихиям, который уже работал с образами. Не думаю, что он станет проверять, – хмыкнул он. – А я заодно свяжусь с ней, узнаю, как она себя чувствует, и предупрежу, чтобы поддержала твою легенду, если понадобится.
– Хорошо, – согласилась Юлька. – Только переоденусь и возьму крылья.
– Знаешь, мне приходит в голову одно единственное объяснение, – заключил Саша, пересказав ей, как оно случилось. – Тот, кто попытался мною управлять, вдруг решил, что я больше не нужен и более того – опасен. И решил сразу же меня убрать. Но если ты говоришь, что Рейнард мертв…
Юлька кивнула. Наган-Карх, обычно оживленный, вымер, горюя по своему бессменному и бессмертному хранителю. Наги не верили, что его больше нет. Все, кто был здесь, и старое, и молодое поколение, не могли представить орден Аспида без Кольера.
– Мне его не заменить, – с горечью бросил Саша. – Никогда мне не накопить столько знаний и столько терпения.
– Неужели Румянцев ничего не может объяснить? Может, я с ним поговорю?
– Он подтверждает, что ждал меня в кабинете. И настаивает, что арла в его руках не было и он ни в кого не стрелял. Со вчерашнего дня в бешенстве, что его заперли.
– Его хоть охраняют?
– Пришлось нигийцев поставить, – вздохнул Саша. – Просил у магистрата Кархи, а то все наши отказались. Я первое время самосуда боялся, но тут очень дисциплинированный народ. Не знаю, как объяснить им, что произошло… Не поверят. Да и я сам еще пару дней назад бы не поверил. Знаешь, я ведь… летал ночью в Рузанну. Все не мог поверить, что мне привиделись и нэрги, и пожиратели грани, и красная прореха через весь город…
– Убедился? – усмехнулась Юлька.
Он печально кивнул. Юлька протянула ему медальон.
– Уничтожь его как можно скорее.
Он долго держал образ в руках, внимательно его разглядывая, то приближая, то отдаляя, пристально всматриваясь в маленькую фигурку себя самого, запертого в голубом камешке.
– Хочешь сказать, что вот эта вот маленькая штучка, побрякушка, по сути дела, может свести человека с ума? Она такая… безобидная, – растеряно сказал он, откладывая образ в сторону.
– Не веришь? – хмыкнула она, забирая медальон обратно.
– Не очень.
– Зря, – сказала она серьезно. – Это весьма могущественная и далеко не безобидная вещь. Не игрушка и не украшение. Это оружие. И опасное.
Саша все еще глядел на образ с определенной долей скепсиса.
– Говоришь, ты уже имела дело с этими штуками? Ты можешь показать мне, как он работает? Прикажи мне что нибудь, – попросил он. – Например, взять какой-нибудь предмет и принести тебе.
Она вышла из оружейного зала, в котором они находились, в соседнее помещение – его спальню. Настроиться оказалось чертовски сложно, она долго не чувствовала отклика, но через какое-то время медальон потеплел и ожил, а фигурка светловолосого худощавого человечка задвигалась – принялась ходить туда-сюда. Она мстительно приказала ему зайти и снять штаны, в отместку за неверие и за все его предыдущие прегрешения – за запертую дверь, за погоню, за попытку нагнать страх… Он зашел минуты через три, сосредоточенный и серьезный, сел на кровать, сначала развязал и снял ботинки, потом пошел к шкафу, выбрал другие брюки, расстегнул ремень, и, смущенно покосившись на Юльку, попросил:
– Отвернись.
Она расхохоталась.
– Зачем ты собрался переодеваться?
– Они же грязные. Ты же сама сказала, что на них пятна.
– А ну-ка вспомни, когда я тебе это говорила?
– Да только что, когда мы сидели…
Юлька вздохнула.
– Смотри, – она показала ему живой, пульсирующий синевой медальон и двигающуюся фигурку. – Мы же решили поэкспериментировать. Именно это я тебе и приказала. Мысленно.
Он был потрясен.
– Но я же неточно выполнил твой приказ, – изумился он. – Я вообще не слышал никакого приказа. Я вдруг сообразил, что брюки грязные и что их надо переодеть. А когда увидел тебя, в голову пришла мысль, что ты заметила на них пятна.
– Вот так оно и работает, – кивнула Юлька. – Ты не чувствуешь, что тебе приказывают. Ты сам интерпретируешь команды и домысливаешь обстоятельства. Отсюда и взялись твои нэрги на улицах Рузанны – мозг сам подобрал достоверное объяснение, зачем надо на нее нападать и зачем тебе эгри-плеть.
Он долго молчал, потом забрал медальон у нее из рук.
– Надо уничтожить его поскорее. Но как?
– Вынуть из оправы и бросить в плазменную печь, где вы закаляете клинки, – ответила она. – И ты будешь гореть вместе с ним, пока он не растает.
– Это уже неважно, – прошептал он. – Лишь бы избавиться.
Когда вечером они вернулись в Наган Карх, Саша чувствовал себя еще более удрученным. Пережив болезненный шок, пока ариад горел и плавился, он провалился в какую-то бездну негативных мыслей, переживаний и предчувствий.
– Как же все это омерзительно, – бормотал он, распластавшись в кресле, словно подбитая в полете птица. – Я даже за свои поступки не отвечаю… Человек, которому я доверял и у которого учился, оказался хуже чем предателем – манипулятором. Человек, который был моей опорой, убит, потому что мой друг хотел убить меня. Мне даже посоветоваться теперь не с кем – я не знаю, кому доверять, кто теперь здесь свой, а кто чужой.
– Ты забрался очень высоко, – печально сказала Юлька. – Туда, где холодно и одиноко. Придется привыкнуть никому не доверять. И вполне может быть, что свой – это не тот, кто тебе поддакивает, подталкивает и подзуживает, а тот, кто бьет морду и кричит – остановись, что ты делаешь? – со смешком закончила она.
– Может быть, – прошептал он.
– Где Румянцев? – спросила она. – Я все-таки рискну с ним поговорить.
Он проводил ее на нижний этаж здания, где находилась небольшая тюрьма, но камеры там мало отличались от обычных жилых комнат, разве что окна, укрепленные решетками, были высоко вверху, и обстановка – более спартанская. Румянцев валялся на кровати, читая книгу. Увидев Юльку, он вскочил на ноги и, скрестив руки на груди, раздраженно спросил:
– Что, тоже пришла потыкать в меня палкой?
– Идиот, – устало вздохнула она, находя стул и садясь. – Что теперь с тобой делать? Тебя даже вывести отсюда нельзя, наги тебя на тряпочки порвут.
– Я его не убивал, – огрызнулся Румянцев. – Не понимаю, зачем вы это выдумали. Козел отпущения нужен? Нет уж, просто так я вам не дамся. Пусть меня судят по здешним законам.
– Так кроме Саши, тебя видел секретарь. Он даже арл в твоей руке заметил. Только ему в голову не пришло, что ты стрелять в кого-то собираешься, – фыркнула Юлька. – Ты лучше задумайся – откуда в твоей голове взялась мысль взять арл и выстрелить? Ты вообще умеешь обращаться с арлами?
– Немного умею, – буркнул он. – Не совсем уж бездарь.
– Что ты делал до того, как пришел? С кем разговаривал? О чем? Тот план, который ты излагал Саше, и который я подслушала – с кем ты его обсуждал?
– Не твое дело, – огрызнулся Румянцев. – Что, в следователя захотелось поиграть?
– Нет, найти тебе оправдание, – спокойно ответила она.
– А мне оно не нужно. Это вы с Колесовым тут прижились и решили поиграть в команде сильных мира сего. А я этого делать не собираюсь.
Юлька тяжело вздохнула.
– Мне кажется, единственный выход, чтобы спасти твою шкуру – это тайно вернуть тебя домой. Вывести отсюда по-тихому и переправить на Старую Землю. Если хочешь, я могу попробовать договориться.
– А кто сказал, что я туда хочу?
– Ты сам, – удивилась она. – В прошлый раз.
– Не на ваших условиях, – отрезал он. – У меня другие планы.
– Тебя ж казнят, – сказала она. – За убийство.
– Не успеют, – бросил он. – А еще у Колесова духу не хватит. Это он с местными Змей-Аспид, потому что они в него верят, как в божество. А я – не верю.
Юлька встала, понимая, что разговор не получился и что его злость вызывает у нее не менее сильное ответное раздражение.
– Ты подумай над тем, что я сказала, – миролюбиво закончила она, собираясь уходить. – Может быть, другого пути не будет.
– А ты спроси нашего дорогого Змея – он готов казнить друга? – бросил он вдогонку. – И сделай выводы.
– Нет, – ответил Саша, все еще распластанный в кресле. Теперь перед ним появилась еще и бутылка. Юлька понюхала содержимое – явно не вино, больше похоже на что-то крепкое, водку или самогон. – Не готов я его казнить, – заявил он. – Скорее уж действительно лучше отправить его отсюда домой. Попробую поговорить с Хэйгеном… надеюсь, что он поймет.
– Мне показалось, что он словно бы ждет откуда-то помощи, – сказала Юлька.
– Я жду, когда Кинэн за него вступится, – Саша плеснул себе еще полстакана и залпом проглотил. Юлька осторожно попробовала, что это. Похоже на бренди, только слаще. – Он пока не появлялся. Звонил, расспрашивал, соболезновал, удивлялся. Завтра, наверно, явится.
– А ты?
– Пока тут посидит, – отрезал Саша. – Глядишь, ничего больше не… отчебучит.
Юлька пристально вгляделась в его лицо. Нет, не пьян вроде бы. Она встала, собираясь уйти, но он печально и жалобно посмотрел ей в глаза.
– Не уходи, а? Я теперь боюсь здесь оставаться… один.
– У тебя тут целый замок народу, – удивилась она. – Ты не один.
Он покачал головой.
– Ни одной родственной души, – прошептал он. – Некому, – тут он усмехнулся, – дать мне в морду и крикнуть – остановись, что ты делаешь!
– А, ну это всегда пожалуйста, – рассмеялась она.
– Там есть еще одна комната, – он поднялся, уводя ее из оружейного зала в противоположную сторону, на площадку, с которой начиналась лестница наверх. Под витком лестницы обнаружилась ниша, которая при нажатии на один из камней с неотчетливой, стертой фигуркой змея, превращалась в дверь. Там, за дверью, была еще одна просторная комната, с широкими полукруглыми окнами во всю стену, светлая и уютная, с собственной ванной комнатой, с огромной роскошной кроватью.
– Для любовницы, – хмыкнула Юлька. – А что, миленько. Ну… только ради кровати, – заявила она. – И вида из окна. И то – ненадолго.
Глава 18. Нити
Мне снился убитый мною Ворон – существо с моим лицом. Я снова и снова отрубал голову самому себе, кромсал ее на части и она погружалась в прозрачную землю Маара. Потом приходила тварь – та самая, жуткая уродливая тварь, пившая кровь жертв и жиревшая на них. Тварь хотела меня сожрать, я отбивался, удирал от нее, прятался, но она приходила с беспощадной неотвратимостью. Ты никчемное создание, говорила мне тварь. Ты лишний. Тебе нет места среди нас. И нападала, целя в меня длинным ядовитым хвостом. Я выхватывал сабли, пытаясь отрубить ядовитое жало, но все время промахивался и получал укол – один, другой, пока не падал, парализованный ядом.
Я проснулся к середине дня, совершенно не чувствуя себя отдохнувшим. Словно я вообще не спал. Я же охотился, я должен чувствовать себя полным сил и энергии – на подъеме, бодрым, сытым, довольным жизнью, кипящим жаждой деятельности, а ощущалось оно с точностью до наоборот.
Взлетал я тяжело и медленно, словно перегруженный транспортник, с раздражением вспоминая вчерашний день, изматывающий бой с Нигейром, безумную ярость, терзавшую меня весь вечер и чуть не толкнувшую на безрассудные поступки. Как там Шандр, пришел в себя? Что происходит в Эксере? Что Кольер с Алексом, я ведь так и не повидал их?
Я четко осознал, что ничего этого я делать не хочу. Надоело. Сил нет, как надоело. Все бесполезно. Все зря. Ничего нельзя изменить. Допустим, найду я того, кто создал медальон и управлял Сашей. Разоблачу заговор, следом за которым тут же возникнет новый. Эта бесконечная борьба за место под солнцем, пустая и бессмысленная, из года в год, из века в век. Все мои попытки устраниться все равно идут прахом – я часть этого мира и не могу не играть по его правилам. А жить, как обычные люди, я не сумею, хотя бы потому, что мне нужно охотиться. Вот как эта самая тварь – пить кровь людей, питаться их эмоциями и длить, продлевать самое себя. Я такая же тварь, как и они, хотя и считаю себя лучше многих и горжусь этим. А Ворон меж тем радостно и бездумно жрет людей, вон вчера двоих сожрал, а я не препятствовал, я радовался, деля с ним экстаз и даже не пытаясь его остановить.
Какой смысл в моем существовании? Да никакого. Все то, что умею и могу я, люди могут и без меня. Сами справятся. Мир не умирает и грань не рушится, когда в нем нет Ворона.
Что меня ждет в будущем? То же самое. Все будут искать моего покровительства, льстить в глаза, лгать… ни одна женщина просто так не захочет связываться со мной, потому что я не человек, а существо, дикарь, стихия. Я не способен любить и привязываться, я перекати поле, я давно эгоист и люблю только свое одиночество. Меня можно соблазнять и использовать ради ряда выгод – престижа, обеспеченности, повышения самооценки. Я считаю себя хорошим любовником, ведь я так много видел и вообще прожил, но это не так – мне льстили, заигрывая, пытаясь привязать, очаровать, одурманить…
Я поднялся и отправился в полет вдоль побережья, чтобы как-то избавиться от идиотских и никчемных мыслишек, терзавших все мое существо, омерзительно мелких и больно жалящих. Вдоль самого живописного, самого теплого и оживленного побережья Элезии…
Но солнечные, красочные живописные бухты и полные жизни городки только усугубляли дело. Все это не для меня. Я давно чужд простым человеческим радостям. Летать и жрать – вот все что мне осталось, да еще иногда нападать на себе подобных, теша свое самолюбие и спуская ярость. Снижаясь и подымаясь над побережьем, я не замечал, как мое все ухудшающееся состояние души поднимает на море ветер, как завязываются далеко в океане крохотные узелки смерчей. Продолжая падать в мутный, вязкий и тошнотворный туман, я яростно хотел прекратить свое никчемное, пустое, бесполезное существование.
Уйдя далеко на восток, а потом еще дальше, на север, я достиг безжизненных, суровых и безлюдных скал. Остервенело разогнавшись, я рухнул в воду, нырнув как можно глубже. Ворон может находиться под водой пару-тройку минут, но потом ему все равно нужен воздух; мне же не хотелось возвращаться. Темная, бездонная глубина манила меня покоем и безмолвием. Как хорошо было бы остаться здесь, подальше от суеты и бесконечных проблем реального мира… Я шел ко дну, выжигая остатки воздуха из мощных вороновых легких, и холодные воды уже почти зимнего океана пытались сжать меня в своих стылых объятиях.
Но что-то – а вернее, инстинкт самосохранения животного, пусть и наделенного сверхъестественными силами – властно выдернул меня из засасывающей ледяной бездны. Тело само рванулось вверх, к свету и теплу, вырвалось из толщи вод и взмыло, расправив крылья и снова дыша полной грудью.
Покружив над волнами, я заворожено уставился на высокие серые скалы, испещренные острыми выступами. Волны бились о них, рассыпаясь блестящими солеными брызгами, долетая до середины, откатывая и набегая снова. Разогнавшись, я бросился на утесы грудью, но сила удара была слишком мала – он сотряс мое тело, не причинив особого вреда – толстые перья, усиленные металлом сабель, приняли удар на себя. Инерция отбросила меня назад, в океан, но я перевернулся уже у самой поверхности, отлетел подальше, разогнался и снова рухнул на скалы, на этот раз выше, на обрывистый каменистый берег. Удар болью отозвался во всем теле, так, что заныли кости, но я с какой-то противоестественной мазохистской радостью сполз со скалы в море, опять отлетел подальше и опять со всей дури рухнул на камни, обездвижив и оглушив крепкое, жизнеспособное тело.
Распластав крылья, я обмяк на скалах, не пытаясь ни обернуться, ни шевельнуться. Бессмертное и могущественное создание было обессилено. Нет, не мертво – жизнь еще крепко держалась в мощном теле, отравленный разум которого делал все, чтобы прекратить его существование. Отравленный разум…
Лежа на камнях и бездумно глядя, как на берег обрушиваются поднятые мною гигантские волны, я постепенно осознавал, что мой разум отравлен.
Что душевная муть, поднятая со дна и захлестнувшая меня с невероятной силой, чужеродна и противоестественна, а мысли пусты и мелочны.
Да, мне свойственны приступы угрызения совести, но они не длятся долго. Я способен признать свои ошибки, но я не люблю ими упиваться. Скорее уж я закрою на них глаза и прикинусь, что ничего не было.
И даже в худшие моменты отчаяния мне никогда не хотелось угробить и себя, и Ворона. Мне не приходило в голову бросаться на камни, пытаясь размозжить грудную клетку. Меня не затягивали бездонные глубины океана. Меня не манили острые, словно зубы, скалы…
Я вспомнил черно-красные пространства Маара, потянулся и скользнул туда, оставив Ворона греться и отдыхать на прохладном осеннем солнце. Немного привыкнув к легкости и замедленности движений, я отдалился от места входа и внимательно огляделся.
Вот они, нити… Опутывают мои ноги, петлями поднимаясь вверх по телу, обматывая грудь, цепляясь за руки. Тянутся по льдистой поверхности мира-изнанки куда-то вдаль.
Я попытался идти вдоль них, надеясь, что они приведут меня к хозяину моего слепка-образа, но они путались и обвисали, скапливаясь на поверхности и бледнея. Как давно они здесь? Что еще я мог сделать под влиянием чужого разума? Кажется, больше ничего. Безумие навалилось на меня после возвращения из Рузанны, и то не сразу, только когда я собрался в Наган-Карх. Тот, кто находился на другом конце нитей, очень не хотел, чтобы мы с Сашей наконец-то встретились и поговорили по душам. Почему? Неужели этот кто-то так сильно боялся, что мы наконец-то найдем общий язык?
Сашей управлял Рейнард. Кто же сейчас управляет мной?
Я снова сделал попытку пойти вдоль нитей, и даже какое-то время успешно двигался вдоль них, но дальше они обвисали и сливались с прозрачной поверхностью. Что ж, попробуем иначе. Неважно, кто там, на другом конце связки, сидит и дергает за поводок. Надо этот поводок уничтожить.
Эгри – не моя стихия, но я умею с ней обращаться. Сейчас я бездумно и безрассудно сжег свои силы, значит, придется подождать и подкопить их, а еще – придется на какое-то время прикинуться, что я послушен чужой воле.
Я долго лежал без движения на камнях, прислушиваясь к себе, как к постороннему, но ничто больше не проникало в мой разум. Я даже задремал в блаженной прострации… А на закате, когда волнение растревоженного мною океана стало утихать, меня снова что-то толкнуло и подбросило вверх.
Я покорно взлетел, прислушиваясь к внутреннему голосу. Тоска и ощущение собственной беспомощности и никчемности снова накатили на меня, но на этот раз среди мрачных картин возможных жизненных неурядиц я вычленил навязчиво повторяющийся приказ принять человеческий облик и броситься на сабли. Образ этот – вот мои клинки, зажатые в скалах так, чтобы я мог налететь на них телом, вот я отхожу назад и падаю на их острие, испытывая при этом неимоверное облегчение – повторился в череде других несколько раз. Отлично… Приземлившись на скалы, чтобы обмануть контролера, я сложил крылья и потоптался по камням, медленно уменьшаясь и делая вид, что выбираю место. Сконцентрировав столько эгри, сколько я могу удержать, я стремительно выскочил в Маар, увидел свои натянутые нити и пустил по ним, словно по проводам, весь собранный мною огонь. Они вспыхнули и осыпались пеплом у меня на теле, а потом и дальше пошли рассыпаться под воздействием этой мощной стихии, оставляя за собой темные дорожки. Я толкнул свой заряд эгри так далеко, как только мог, и продолжал толкать, максимально обозначив конечную точку получателя заряда – обладателя моего слепка. Какое-то время мне казалось, что силы уходят в никуда, но я продолжал жечь уже совсем распавшиеся, превратившиеся в пепел серые полоски, и скоро отчетливо услышал, как где-то далеко, за ядовито-алыми скалами раздался пронзительный вскрик, донесшийся до меня порывом невидимого ветра, взметнувшего по прозрачному дну Маара пепел нитей.
Вернувшись обратно в живой мир, я ощутил облегчение. Было ли оно ложным, просто от осознания собственной победы, или связь действительно сгорела – вряд ли я могу установить это с точностью. Но я был свободен. По крайней мере, от собственного безумия.
С трудом я поднялся в воздух. Все-таки Ворон не так неуязвим, как кажется. Кости ломило, крылья двигались с натугой. Я с трудом добрался до Восточной башни, медленно уменьшился и влетел прямо внутрь. Я люблю это место, хоть и не часто его навещаю. Башня стоит на одинокой скале, расположенной далеко от побережья. Она полупустая, но и здесь есть пол, застеленный прочными теплыми коврами, камин и рабочий стол с гвором, запас воды и еды.
Но я не собирался принимать человеческий облик. Свернувшись прямо там, в большой круглой комнате, чем-то отдаленно похожей на мой рабочий кабинет, я расслабился и закрыл глаза. Никуда я больше не полечу, пока не верну себе силы и не буду уверен, что моим разумом никто не управляет.
