Текст книги "Бумеранги (СИ)"
Автор книги: Ольга Вечная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 42
«Валим, валим, валим! – жестами подгоняю ее, хватаю за руку и тащу к выходу, на ходу снимая на телефон фонари и надписи. – Звони Року. Сейчас звони!!»
Мы сбегаем вниз по лестнице, наша цель – ночной клуб через два квартала, где освещено и толпа по ночам в любой день недели. Грязный снег по обочинам кажется кучами земли, словно кто-то копал для нас могилы. Они всюду, падай-ка в канаву, тебя охотно закопают. Кажется, что за нами следят. Кто-то прячется за домами, в подъездах и закоулках. Движение на дорогах настолько оживленное, будто сейчас не полчетвертого утра, а тридцать минут до часа-пика. Приходится пережидать на светофорах, перебежать поперек на красный – явное самоубийство. Элька трясется, ей страшно. Потерпи, девочка моя, я спрячу тебя. Я найду способ. Думай, думай же, что делать!
Рок шлифует по парковке клуба, стирая мою новенькую резину, разрушая к чертям коробку, ублюдок. Ладно, главное, что быстро приехал. Буквально запихиваю Элен на заднее сиденье, сам забираюсь на переднее.
«К Кристине», – жестикулирую.
– Зачем это? – спрашивает Элен вместо того, чтобы перевести.
«Пока едем, объясню».
– Костя, давай сначала успокоимся. Это пустые угрозы, они пытаются нас толкнуть на необдуманные поступки. Надо выждать.
Набираю в телефоне адрес, показываю Року, тот кивает и молча давит на газ.
Дома сливаются в одну сплошную размытую линию, улицы меняются одна за другой, не успеваю отследить маршрут, я рассредотачиваю взгляд, давая себе время расслабиться и подумать. Рок гоняет, как придурок: разгоняется, даже если впереди красный, затем резко тормозит перед светофором, шлифует с места, – надо будет сделать ему замечание.
До дома Крис мы долетаем за каких-то тридцать минут – небывалое время для Москвы.
Выхожу из машины, но Элен меня опережает, кидается следом, упирается ладонями в грудь.
– Она больна, слышишь? Не смей ее бить или что-то такое! Костя, я запрещаю тебе! Ты обещал взять мои проблемы на себя, если ты сделаешь ей больно, я уйду от тебя, ты понял? Не смей!
– Как я и говорил, – бубнит Рок. Он стоит рядом со мной, показывая, что нас двое – против нее одной. Она смотрит то на меня, то на него – глаза расширены в панике. А еще недавно она прижимала к моему рту пальцы: то один, то два, то три, – показывая, какой по счету оргазм только что испытала. Я их облизывал. Я ее всю облизывал. Она все еще у меня на языке. Мы даже в душе не были, а уже разошлись по разные стороны баррикад. Люди, которые пахнут друг другом, не должны сражаться, это неправильно. Но я не могу ждать. Что если они ее убьют? Что если разгадка сейчас в квартире ближайшего дома, а я не воспользуюсь шансом?
Нет у нас времени для «по-хорошему». Сектанты, нанятые ими ублюдки, и даже мой брат – все против того, чтобы я вмешивался.
– Да что вы задумали, в конце концов? Пытать ее? Угрожать? Костя, она жертва!
– Ты на чьей стороне, Элен? – спрашивает Рок.
«Я просто поговорю с ней», – говорю предельно спокойно, но она слишком хорошо меня знает – не верит. Вадим прав, через теневой интернет заказчика не вычислить, единственный шанс для нас – это выведать информацию у Кристины. Мне нужны контакты ведущих в игре. Кристина – «Данте» – Вадим – Элен – Я – неизвестный. Пора вычислить недостающее звено в этой цепи.
– Давай сначала составим план, я хочу послушать твой план, потом пойдем. Это же так просто! Всего лишь несколько слов – многого не прошу. Ребят, да вы чего! Вас двое мужиков, она там одна. Остыньте! Я ее не защищаю, но вы сейчас наделаете глупостей, о которых потом будете жалеть! – кричит она в ужасе. Снова меня боится – я чувствую укол в сердце. Я не хочу сейчас видеть свои дикие глаза, и мне жаль, что их видит она.
«Я просто заберу ее комп. И все. Опасно ждать дальше. Я заберу ее комп и назначу встречу. Надо попробовать».
– Как?! Будешь общаться от ее имени? А если там пароли?
«Тебе. Угрожает. Опасность, – я в ярости. – Я лучше сдохну, чем допущу это».
– Если она не скажет пароли? Костя, что ты сделаешь, если она не скажет пароли?
«Скажет».
Я отпихиваю ее в сторону и решительно иду в подъезд, кровь бахает в висках, Антон сказал не лезть, запретил расследовать это дело, но черта с два я подчинюсь в этот раз.
Глава 43
Через ступеньку взбегаю на нужный этаж, слышу, что Элен несется следом, Рок тоже по пятам. Нажимаю на кнопку звонка и не отпускаю, пока не открывают дверь.
Кристина совсем не заспана, одета в праздничное платье, смотрит на меня первое мгновение удивленно, затем широко улыбается, отступает на шаг, приглашая зайти в квартиру – это мне и нужно. Охотно пользуюсь ее гостеприимностью, сразу направляюсь в комнату. Захожу в зал и столбенею – передо мной целая толпа незнакомых людей. Девять человек по периметру – кто сидит на диване, кто в креслах, кто-то стоит по периметру комнаты. Одна женщина и восемь мужчин. Первая мысль – сектанты. Но быть не может, присутствующим от тридцати пяти до пятидесяти, верю, что организаторы – люди взрослые, но не может же у них быть консилиум психопатов!
Элен залетает в комнату, врезаясь в мою спину, хватает за руку, чтобы не упасть, и охает.
– О Боже! Мама? Папа? А вы все что здесь делаете? – пищит она за моей спиной не своим голосом, и мне стоит колоссального усилия не обернуться и не выдать себя. Их с Кристиной родители приехали?
Они встают на ноги, и у меня складывается такое чувство, что окружают меня.
– Лика, а вот и ты! Ну слава Богу! Мы не знали, где тебя искать! – паникует женщина и раскрывает объятия. Элен подходит к ней, обнимает, но держится скованно. Оборачивается ко мне.
– Костя, это мои родители, – и перечисляет их имена, которые я пропускаю мимо ушей, так как ошарашенно рассматриваю их лица, пытаясь запомнить. – А это… охрана. Мама, папа, это мои друзья, Костя и…
– Дмитрий, – неожиданно представляется Рок, стоящий за моей спиной.
– Костя Разовский? – говорит один мужчина и бросает вопросительный взгляд на Кристину, та кивает и выглядит озабоченной. Как по команде, они все переводят глаза на меня и хмурятся. – Тот самый Разовский? Отлично, проходи, присаживайся. Дмитрий, приятно было познакомиться, но вы можете идти, – властным тоном, явно привык командовать. Стоит отдать должное, мало кто на месте Рока не свалил бы немедленно.
– Ага, щас, – развязно за спиной тянет друг. Спорю, он скрещивает на груди руки. Он из тех парней, которым необходимо знамя, за которое стоит отдать жизнь. Я бы хотел, чтобы однажды этим знаменем завладела женщина, которая бы любила его и ценила. Но после смерти Ракель прошли годы, а у него так никого и не появилось.
Папа Эльки хмурится, поворачивается к жене и отдает приказ, а иначе не назовешь:
– В аэропорт. Я пока поговорю с Константином Игоревичем Разовским и Дмитрием… – делает многозначительную паузу, но никто не подсказывает ни отчество, ни фамилию Рока.
– Мама, что происходит? Что случилось? – обеспокоенно озирается по сторонам Элен.
– Лика, мы собрали твои вещи в общежитии. Так больше не может продолжаться, мы едем домой, – говорит ее мама, поглаживая дочь по волосам. Красивая черноволосая женщина, дорого одетая, с идеальной осанкой.
– Я им все рассказала, – прерывает ее Кристина. Она выглядит обеспокоенной, но говорит решительно. – Прости, но это ради твоего блага, родная.
– Что именно? – спрашивает Элен, все еще не понимая, что происходит. Она начинает паниковать, трое из родственников подходят ближе и вцепляются в нее, якобы чтобы поддержать, но на самом деле – чтобы подавить. Она окружена, обескуражена. Я делаю рывок в ее сторону, но меня тормозит один из охранников. Черт, Алексей был бы сейчас очень кстати!
– Кто он такой и что хочет с тобой сделать, – говорит Кристина, испуганно косясь на меня. Будто боится меня до смерти.
– Мы сейчас же отвезем тебя домой, – отрезает ее отец. – Вляпалась в секту! Это уму непостижимо! Дома поговорим на эту тему серьезно!
– Это не я! – ахает Элен. – Это она! – и тычет пальцем в Кристину, но ее не слушают. Никто ей не верит. – Я столько лет пытаюсь до вас достучаться, доказать, что Кристина в беде, но стоило ей один раз позвонить – и все, вы ей поверили!
– Мы были в ваших Университетах, Кристина учится, ни одной «энки» нет, ты вообще на учебе не появляешься, комендант подтвердила, что в общежитии не ночуешь. Все, Лика, мы уезжаем. Уведите ее быстро.
– Я никуда не пойду.
– Пойдешь! – гаркает он, и Элен вжимает голову в плечи.
Я делаю жест, но на меня никто не обращает внимания. Охранники встают между нами. Я ничего не могу сделать.
– Я не пойду, вы не понимаете! – возмущается Элен. – Кристина в опасности, Костя хочет помочь! Да послушайте меня! Тут творятся ужасные вещи!
– Вот видите, – говорит Кристина, – о том я и говорила.
Я пытаюсь к ней прорваться, в итоге получается драка. Рок где-то позади кричит, что мой брат их с землей сравняет, но его не слушают. Эльку уводят сначала из комнаты, затем из квартиры. Как только за женщинами со щелчком замка захлопывается входная дверь, меня бьют. Их много, начинает отец, а я не могу ему дать сдачи, я пропускаю удары, только обороняюсь, и этим пользуются. Опрокидывают на пол, заламывают руки. Лицом припечатывают по плитке пола – раз, второй. На третий раз ощущение, что в воду окунают, столько крови… захлебываюсь. Сознание не утекает, со мной. Все еще пытаюсь бороться, все еще жду момента, когда могу выкрутиться и отбиться. После каждого удара меня дергают за волосы, поднимая лицо настолько, чтобы я мог увидеть ее отца и прочитать по губам.
– Если ты, – удар, – тварь, – удар, – еще хоть раз подойдешь к моей дочери, – удар, – если посмеешь ей позвонить, – удар, – или отправить смску, – удар, – я тебя убью, сука, понял? Я по одной все кости тебе переломаю, ты у меня собственные кишки жрать будешь. Она – мой ангел, мой белокурый ангел, если думаешь, что неродная – и я прощу, то запомни, мразь, из-под земли достану каждого, кто будет обижать мою девочку. Ты понял или нет? Кивни мне. Кивай же, урод!
Я киваю, чувствуя тошноту и понимая, что еще раз ударят – рискую захлебнуться собственными рвотными массами. Так меня давно не били.
А может, и к лучшему, что увезут ее? Спасут от моих врагов? Может, это мой шанс отпустить и уберечь ее?
Полюбил – отпусти. Как только полюбишь – придется расстаться. Но пусть лучше так, чем если бы ее утащили в «Данте». Пусть так.
Я киваю несколько раз, соглашаясь. Но им, по-видимому, нужны заверения понадежнее, так как снова бьют и на секунду я теряю сознание, но затем оно с гулом в ушах возвращается.
– Понятливый какой. Мне плевать, что вы там в своей секте делаете – травитесь, трахаетесь или колетесь, но чтобы рядом с моими дочерьми никто из вас замечен не был. В расход пойдут все – я не избирательный и не жалостливый. И братом своим меня не пугай, вы, пацаны, заигрались в игрушки, а я – реальный мир. И если не отстанете, то я покажу вам, что такое настоящий пиз*ец. Передай своем брату, чтобы… как вы говорите? Загуглил Дивеева Рустама, пусть «обос**тся».
Меня еще раз пинают в живот, а я, улыбаясь через боль, показываю ему большой палец и снова киваю, кашляя. Отек на лице не позволяет дышать носом, жадно хватаю воздух ртом.
– Сука, смеется, точно под наркотой. Фанатики!
А потом снова бьют. Я не теряю сознание, но не могу адекватно соображать и двигаться от боли. Видимо, телохранители грамотные у них, знают, как куда лупить и с какой силой.
Слышу, как уходят. Перед собой только ботинки вижу, испачканные в моей крови. Их вытирают влажной салфеткой и бросают мне в лицо. Не знаю, сколько проходит времени, когда слышу в паре метров от себя отборные русские маты – очухивается Рок. Пятнадцать лет живет в Лондоне, а когда плохо или больно – только любимый русский, всегда он, родимый. Когда Ракель ушла в «Данте», он рыдал и матерился по-русски, хотя в игре мы всегда предпочитали английский.
– О Боже, блин блинский! Какой невообразимый с нами приключился кошмар, какое невероятное совпадение, кто бы мог подумать! Вот это приключения! – стонет Рок, обходясь для выражения своих эмоций и мыслей разными вариациями двух разнокоренных матерных слов. Ну, перефразируйте сами, если хотите, я вам представляю лайт-версию сказанного. – Сойти с ума можно! Это же надо! Элька-то наша не бедняжка из общаги. Ты знал? Раза, сукин сын, ты знал, что она прекрасная принцесса?
«Малика Дивеева», – шепчу я одними губами, переворачиваясь на спину и поджимая ноги. Знал я. Золушка, которая выросла принцессой. Папа-царь за нее оторвет башку и мне, и Антону. И моим врагам, лишь бы поздно не было. Лишь бы она не вляпалась настолько, что нет обратной дороги.
С полчаса, не меньше, мы с Роком катаемся по полу, пытаясь очухаться и встать хотя бы на четвереньки, куда там на ноги! Наши сотовые, разумеется, разбиты, проводного телефона в квартире нет, подозреваю, что ноут тоже забрали. Не грызть же интернет-кабель, в надежде на чудо? В итоге Рок сидит на заднице и сплевывает кровь, пытается сфокусировать на мне взгляд, но он куда-то уплывает снова и снова. Одного его глаза не видно совсем. Я ощупываю языком зубы – две коронки шатаются. У меня половина зубов – коронки, родственнички бывших друзей из секты пытались отвести душу. Не страшно, починим. Мне похрену, пусть вываливаются, боязнь начать шепелявить – меньший страх в моей жизни.
Увезли мою Эльку, чтобы спрятать от меня. И Кристину – единственный ключ к новой секте.
Лишь бы Элен от моих врагов спрятали. А если те все равно найдут? Она же сердце мое, спасение, мой путь «домой». Я ведь так и болтаюсь между мирами с тех пор, как секта распалась. Никчемное создание.
– Раза, – Рок ползет ко мне, и когда между нами меньше метра, не то рычит, не то шепчет: – Вставай. Надо валить. Они могут вернуться. Ты сможешь идти? – я киваю, перекатываясь на бок, затем на живот, приподнимаюсь на руках – голова кружится. – А тачку вести? Раза, что за трындец происходит? Почему, когда я рядом с тобой, суки ты сын, меня всегда бьют?
И мы начинаем истерично смеяться. От боли, беспомощности, жалости к себе и друг к другу. Кое-как я поднимаюсь на ноги и помогаю подняться другу. Перекидываю его руку через свою шею и тащу вон из этой чертовой квартиры. Мы спускаемся в лифте, рассевшись на полу – стоять нет сил. Уделали гребаный лифт в крови, в которой перепачканы сами. Сюрприз будет уборщице.
Лифт останавливается на втором этаже – интересно, кому не спится? На лестничной площадке женщина с пекинесом смотрит на нас пораженно и мямлит, что прогуляется пешком. Ага, еще бы. Двери лифта закрываются.
– Полицию вызовет, – говорит Рок. – Поторопимся.
И мы торопимся. Довольно резво выбираемся из подъезда и, помогая друг другу, залезаем в Ровер, я жму на газ. Быстро ехать не получается, у меня действительно адски кружится голова. Я понимаю, что не вижу полосы, машины сигналят, то и дело вылетаю на встречку, хорошо, что в полшестого утра дорога полусвободная, так бы точно вляпались. Себя угробим – фиг с ним, но кого-то еще если… К черту! Жму на тормоз, врубаю аварийку, закрываю глаза и отпускаю сознание. Точнее, даже прогоняю. Пошло нахрен, я устал, беспомощен и противен сам себе.
Как же там Элька? Она с родными, они защитят, позаботятся. Она вдали от меня, и это самое главное. Но ведь… я же люблю ее. А враги откуда-то все обо мне знают. Предугадывают шаги, давят на самое больное. Что если они раньше меня поняли, что я ее люблю? Что если я не смогу ее быстренько разлюбить, и они это поймут? Что если самое больное – это сейчас Элен?
А дальше темно и холодно.
Глава 44
Малика
Татьяна Петровна выглядит напуганной, но пытается держаться профессионально. Давненько нас с Костей не было на собрании в «Без имени», за это время наш куратор успела коротко подстричься и перекрасить волосы в пепельный. Вместо излюбленного кардигана на ней вязаный синий снуд, нарумяненные щеки на фоне смертельно бледного лица выглядят карикатурно. По пути сюда я не встретила никого из знакомых ребят, и сейчас жалею об этом. Возможно, они могли бы как-то помочь, хотя я понятия не имею, в какой именно помощи нуждаюсь. Кто сейчас в большей опасности – Костя, Кристина или…я?
И если я, то кто мой враг?
Тянусь к листочку с ручкой и пишу записку. Он сказал, что любой ценой не даст меня в обиду. Лишь бы не наделал глупостей. Без него мне в этой жизни ничего не надо, хорошо бы ему об этом напомнить. Конец света без него. Конец Малике.
Татьяна Петровна выглядит встревоженной, пока беседует с моей мамой, я сижу, опустив глаза, и гадаю, как такое могло случиться: две реальности столкнулись, исцарапав друг друга, пошатнув то, что до этого дня казалось незыблемым. Мои родители познакомились с куратором в «Без имени».
Татьяна Петровна говорит маме, что мы с Костей бросили занятия и не отвечаем на сообщения, та понимающе кивает – по-видимому, ожидала услышать нечто подобное. Со стороны кажется, что мы с Костей бросили все на свете. Возможно, так и есть, но не ради секты, а ради друг друга.
Татьяна Петровна, тяжело вздыхая через каждое слово, подтвердила маме, что я пришла в группу запуганной и неуверенной в себе. Заплутавшим в ледяных морях корабликом, отчаянно нуждающимся прибиться хоть к какому-нибудь берегу.
И прибилась. К Косте, который, судя по всему, вновь слетает с катушек. Мама разочарованно поглядывает на меня, а мое сердце сжимается.
Оказывается, в то время я настолько беспокоила куратора, что она боялась отпускать меня домой, опасаясь, что я могу пуститься во все тяжкие и совершить нечто ужасное.
Татьяна Петровна не сомневается, что я была настроена на работу и жаждала перемен, но как только познакомилась с Разовским, бросила занятия и перестала уделять внимание лечению. Мама продолжает кивать. У нее морщинки между бровей, мама не на шутку обеспокоена. Я вновь чувствую себя глупым бесполезным ребенком, которого отчитывают за попытку сбежать из дома. Не знаю, откуда они тогда узнали, что мы с Крис несколько часов просидели на вокзале в ожидании автобуса, но попало нам с сестрой поровну, одинаково сильно. Такой позор! Взрослых девах отец высек ремнем! Было не столько больно, сколько стыдно. Но тот случай здоровски объединил нас с Кристтиной. Я поняла, что могу доверять ей.
Мне кажется, что меня увезут домой и снова будут сечь, потому что я настолько невменяема, что не понимаю слов. Я едва сдерживаюсь, чтобы не начать огрызаться, что совершенно недопустимо. Лучше бы Кристину секли, а не покупали ей новые игры. Возможно, она бы тогда не увязла во всем этом дерьме так глубоко, и не потянула за собой меня.
Мама с Татьяной Петровной выходят из кабинета, и я не могу слышать, о чем они говорят следующие двадцать минут. Сижу за партой в одиночестве, бессознательно ожидая, что сейчас откроются двери, и начнут заходить другие участники собрания. Зайдет и Костя, бросит рюкзак на парту, сядет на свое привычное место и уставится на меня своим колючим взглядом исподлобья. Будет шарить по присутствующим глазами, пытаясь успевать читать по губам и хмуриться, если не удается. Будет молчать, думая о своем.
Сегодня ночью в его квартире от ужаса кровь заледенела в жилах. Очень страшно, когда психопаты открыто угрожают твоей жизни и здоровью. А на контрасте после нескольких часов в его объятиях – и вовсе, будто голой выгнали на мороз. Пальцы ног подгибаются, мне снова страшно. Они знают, что я сплю с ним, и в курсе, что ему это нравится. Они понимают, что я – одна из тех, кто держит его здесь. И если на Антона Игоревича покуситься не осмелятся, то я – легкая добыча.
Мы сбежали ото всех, чтобы провести несколько мучительно сладких часов наедине друг с другом, а оказалось, что никуда мы не сбегали, а двигались по чьему-то заранее составленному плану.
Я думаю о том, что если бы мы наугад поехали в любой отель, взятый с десятой страницы поисковика, рандомно выбрали номер, то и там бы нас ждали. Безумие. Я едва сдерживаю истерику, настолько мне страшно.
Неудивительно, что он взбесился и захотел вытащить из Кристины сведения. Может, мне не следовало тормозить его. Я не собиралась выбирать между ним и Кристиной! Всего лишь уберечь от необдуманных поступков.
Мне нужно к нему, чтобы уберечь его. Я закрываю глаза и четко представляю себе Костю на холодной террасе загородной дачи, курящего сигарету за сигаретой. А из поддержки – только Рок, который не пропустит ни одной авантюры. На мои глаза наворачиваются слезы. Я подхожу к окну и пытаюсь понять, смогу ли аккуратно слезть со второго этажа и сбежать к нему.
Он вернется на дачу, а там я. Может, ветеринары разрешат забрать Акцио, и мы будем заниматься собакой. Я скажу Косте, что мы не будем выходить из охраняемого дома, что бы ни случилось. Будем ждать, пока у этих гадов сдадут нервы и они ошибутся.
В этот момент в кабинет заходит Татьяна Петровна и жестом просит меня сесть за парту, напротив ее стола. Слушаюсь. Сцепляю пальцы, смотрю вопросительно, в глубине души надеясь, что она поможет.
Она ведь хорошая. Всегда жалела меня, уделяла уйму времени. Она несколько лет знает Костю и должна была составить о нем непредвзятое мнение! Попытаться объяснить моим родителям, что он не опасен. Нужно защищать его, а не от него.
– Элен, – начинает куратор, но я ее перебиваю:
– Зовите меня Малика. Карты вскрыты, ни к чему продолжать притворяться, – мне хочется, чтобы она звала меня по имени. Я больше не хочу быть ничьей тенью, мне нужно обозначить свое собственное «Я» и право самой распоряжаться своей судьбой.
– Нет, я буду звать тебя Элен, – безжалостно отрезает Татьяна Петровна, и меня это удивляет.
– Мое имя – Малика Дивеева, – повторяю я, упираясь.
– Хорошо, я буду называть тебя иначе, но только после того, как ты объяснишь, зачем взяла себе псевдоним. Тебя называют «Элен» даже на работе, а это более чем подозрительно. Нельзя вот так просто прийти и сказать, что отныне тебя зовут как-то иначе, – она говорит так, будто у нас сеанс. И я невольно поддаюсь, включаюсь в игру, потому что нуждаюсь в чем-то подобном.
– Это все невероятно глупо, – пытаюсь улыбнуться.
– Возможно, для кого-то, но не для тебя. И не для меня. Твоя мама за дверью, она не слышит, о чем мы тут толкуем. Возможно, у тебя сейчас последний шанс поговорить об этом с кем-то, кроме родителей, – я вскидываю на нее глаза, она продолжает: – Они настроены увезти тебя. Если ты хочешь объясниться, то должна решиться сейчас.
– Я хочу решиться.
– В какой момент Малика превратилась в Элен? Что случилось перед этим? – Татьяна Петровна пододвигает свой стул поближе к столу, расслабляет плечи и кладет руки перед собой. Весь ее вид говорит о том, что мы никуда не торопимся. Это помогает.
– Когда… – я понимаю, что нуждаюсь в разговоре начистоту. Сегодня ночью я хотела поделиться этим с Костей, но не успела. – Малика – особенное имя. То есть особенное конкретно для моей семьи. Оно передается из поколения в поколение, это традиции. И когда выяснилось, что я неродная, получился конфуз. Меня начали звать исключительно «Ликой», думали даже перезаписать в паспорте. Впрочем, это неважно. Важно вот что: мое полное имя осталось будто невостребованным, бесхозным, и его забрала себе Кристина, – говорю тихо, боясь, что кто-то услышит и посмеется. А потом срываюсь, и продолжаю шепотом: – Родители не верят, но Кристина – вляпалась. Можно называть ее наркоманкой, геймершей, кем угодно! И ее ник в игре – «Малика». Она живет две жизни, в одной – Кристина, в другой – Малика. В последние годы Маликой она является намного чаще, чем я, поверьте.
– Тогда и появилась «Элен»? Ты придумала это имя?
Я смеюсь. Никогда никому такое не рассказывала.
– Когда мы с Кристиной познакомились, у нее была крольчиха по кличке «Элеонора», Кристина тогда фанатела от одного сериала и звала зверька в честь героини – Элен. Крольчиха умерла от голода, и имя освободилось. Раньше это казалось забавным, – понимаю, что смотрю исподлобья.
– От голода? – не понимает Татьяна Петровна. Я киваю.
– Да, она была не старой, и умерла от голода. Или жажды, я точно не знаю. Наверное, все же от жажды. Клетка стояла у Крис в комнате, и та должна была ухаживать за Элеонорой. Она и ухаживала, и все было отлично. Кроме той недели. У Крис были какие-то важные соревнования, она играла, играла и еще раз играла, забыв обо всем на свете. Шпилила, нацепив наушники, не прерываясь на сон и еду. А когда вспомнила, крольчиха уже едва дышала, в ветеринарке ее не спасли. Мы ее похоронили в саду под рябиной. Имя освободилось, – прозвучало безумно, но примерно так я себя сейчас и чувствовала.
– Это чистой воды бунт, Малика.
– Родители думали, что она занимается. Учеба всегда давалась ей легко, не знаю каким образом, чудеса! Она говорила, что у нее контрольная по французскому, запиралась в комнате готовиться, и играла часами, днями напролет, а потом сдавала на пять, – я говорю все это, думая о Косте. С ним было так же. Они с Роком и остальными лгали родным, для отвода глаз занимались спортом. Не пили, не курили, не пропадали ночами не пойми где и с кем. Они выглядели идеальными детьми.
Татьяна Петровна внимательно смотрит на меня:
– Ты пыталась говорить с родителями?
– Пыталась. Родители верят ей, а не мне. Она устроила все так, что под замок посадят именно меня. Боже, у нее даже имя в сети мое! – ударяю ладонями по столу. – Она будто ни при чем! Родители поведут меня к психиатру, пока Кристина спокойно продолжит играть и пробивать себе дорогу в другой мир! Она – как Костя в прошлом. И если Костя вовремя включил мозги и не стал травиться, то она – непременно станет.
– Стал, – очень тихо, словно надеясь, что я не услышу, говорит Татьяна Петровна. Но я прекрасно слышу, леденею и впиваюсь в нее взглядом.
– Что вы хотите сказать? Они с Роком живые! – мой голос басит, не узнаю его.
– Рок действительно не стал. Еще двое из их секты чудом избежали смерти, напутав с ингредиентами. А Костя отравился. У них есть особый «коктейль», который готовится в кустарных условиях. Довольно сложный. Разработал Костин дядя, он фармацевт в прошлом. Искусный химик и… психопат, к сожалению. Для него не составило труда раздобыть ингредиенты, по отдельности в небольших дозах они безобидны, но смешав в нужных пропорциях – превращаются в яд. Костя ошибся при приготовлении. А может, это особенность его организма, просто сильный мальчик – справился с ядом. Я не знаю точно, что делает этот коктейль, но читала, что он как-то по-особенному воздействует на мозг. Костя выпил яд, но остался жив. Он всего лишь оглох.
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
Татьяна Петровна очень расстроена, сказанное дается ей с трудом.
– После случившегося он был совершенно невменяем, впал в глубочайшую депрессию. Затем последовали расследования, допросы, его дядю посадили. Кажется, он начал понимать, что «Данте» не существует, а его друзья просто отравились. Но я не уверена, что он не передумает. Я боюсь, что в глубине души он ждет подтверждение, что мир «Данте» все же реален.
Я чувствую ярость.
– Получается, Антон знает, что Костя нестабилен, и продолжает заставлять его играть?!
– Он не играет по сети, все его действия в интернете отслеживаются. Костя об этом не знает и не должен знать для его же блага, иначе он найдет пути обойти брата.
Я не могу поверить в то, что слышу.
– Мне жаль такое говорить, но в сложившейся ситуации ты должна знать, что Костя может повести себя неадекватно. Не стоит лишний раз искушать его. И доверять. Он, возможно, единственный, кто знает наизусть рецепт яда, ему ничего не мешает при желании его вновь приготовить и подлить тебе в чай.
– Что вы несете. Он ненавидит секту.
– И реальный мир тоже не слишком жалует. Все может быть не так, как ты думаешь. Я всего лишь. Эл… Малика, я всего лишь хотела сказать, чтобы ты посмотрела на ситуацию из другого угла. Твои родители не просто так пролетели полстраны, не считай их врагами. Может, все не так, как ты себе представляешь? Костя точно не тот человек, на кого стоит положиться в борьбе с новой сектой. Тебе лучше уехать.
Когда мы с мамой выходим из клиники, я не могу сдержать слез, смотрю в пол. Не могу поверить, что Костя совершал в прошлом попытку уйти в «Данте».
Подали сигнал, и он послушно выполнил задание. Ему просто повезло. Или не повезло. Он выжил, но оглох. В памяти вновь всплыла ночь, когда они играли с Кристиной, когда он выглядел счастливым и уверенным в себе.
Моему разочарованию нет предела, тяжело идти под его натиском. Но внутри все же теплится надежда – вдруг Татьяна Петровна ошиблась?
Вот бы поговорить с теми двумя выжившими. От Рока толку в этом плане мало, он своему бывшему командиру в рот заглядывает. Интересно, а какие те, другие?
Я поднимаю глаза и вижу перед собой Милу, которая, узнав меня, счастливо улыбается. Я кидаюсь к ней навстречу и обнимаю. Дядя с охраной напрягаются, но, к счастью, не собираются силком отрывать меня от подруги. Мила слегка удивлена, но обнимает меня в ответ.
– Привет! Сто лет тебя не видела! Как дела?
Я шепчу ей на ухо: «Отдай Косте записку, умоляю тебя», – и передаю ей клочок бумаги, на котором успела написать несколько слов в кабинете куратора. И вслух:
– Отлично, приходила попрощаться. Я улетаю домой.
Мила обескуражена, бросает взгляд на моих родных, но кивает и желает удачи.
Мне не по себе от того, во что я вляпалась, желая помочь сестре. Такси мчит нас в сторону аэропорта, и я ничего не могу поделать. Огромного труда стоило сбежать из дома родителей в Москву, они заблокировали мне кредитки, когда я поступила в туристический ВУЗ, придя в ужас от выбора специализации. «Будешь работать «проституткой для иностранцев!» Кристина не совершала моих ошибок, она училась в университетах, которые одобряли родители. У нее все было по плану. Когда она уйдет в «Данте», родители будут говорить, что и представить себе не могли. Что ничего не предвещало. Что она была прекрасным ребенком, ответственная. Красивая, умная, живая. Да, редко звонила, но мало кто может похвастаться тем, что в двадцать лет ежедневно висит на телефоне с родителями.
– Почему Кристина не едет с нами? Почему вы ее оставляете в Москве?
– А зачем ее забирать? У нее сессия в самом разгаре. Это ты свою завалила, ни одного допуска к экзаменам, – холодно отвечает отец. У меня пылают щеки.
– А вы не боитесь, – говорю я, – что страшные сектанты доберутся до нее, чтобы отомстить мне?
– Нет, – говорит отец. – Во-первых, ее теперь будут охранять, во-вторых, Разовский вряд ли в ближайшее время захочет хоть как-то контактировать с нашей семьей.
Я напрягаюсь всем телом, желая сжаться в комочек. Понятия не имею, что с Костей сделал отец, страшусь даже спрашивать.
