Текст книги "Бумеранги (СИ)"
Автор книги: Ольга Вечная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 40
Действует жадно, поглощает каждым движением губ. Он не церемонится, и его язык сразу же оказывается у меня во рту. Вкусный. Поцелуй длится недолго, мы не забываем, где находимся.
«Сколько же можно при свидетелях», – морщится он, смотрит на улицу, где уже начало темнеть и зажгли фонари, потом в мобильный и быстро набирает незнакомый мне адрес. Большой палец летает по сенсорному экрану, и вскоре сотовый уже у Трофимова.
– Константин Игоревич, ремонт еще не закончили.
Костя отмахивается и показывает знак ехать.
– Как скажете, босс.
«Данте» украла его детство и мою сестру. Она не дает права на ошибку. Но откуда-то появляются новые силы бороться.
Мы снова целуемся, но целомудренно, касаясь губами щек друг друга. Его руки обнимают меня через пуховик так сильно, что я их чувствую. И от объятий этого мужчины по телу разливается тепло. Это приятно. Костя трется носом о мою щеку, и я предвкушаю продолжение. Обостренные за бессонную ночь чувства острые, как бритва. Они режут меня изнутри. Мне больно. Я хочу остаться с ним наедине. Цепляюсь за него и заглядываю в глаза, а он смотрит на меня. Серьезный такой, немного грустный, а потом мягко улыбается.
Его рука на моем бедре, он ведет ее вверх, затем вниз, массируя. И продолжает смотреть. Ему жарко, и он расстегивает молнию на свитере чуть ниже ключиц, и я тут же впиваюсь взглядом в его шею. Он сглатывает.
Меня будоражит одна мысль о том, что мы останемся наедине.
И когда Трофимов оборачивается и сообщает:
– Приехали, Константин Игоревич.
Мы, не сговариваясь, вылетаем из машины, одновременно хлопая дверями. Костя сует Трофимову деньги и жестами показывает, что позвонит, как тот понадобится.
Мы устремляемся в подъезд, затем в лифт.
– Где мы?
«Это моя квартира, но там все еще разгром. Поэтому что бы ни случилось, не включай свет. Хорошо? Пожалуйста. Ни за что».
– Я не буду.
«Ты очень красивая. Я завтра снова куплю тебе малины. Или сегодня ночью. Поедем потом поищем? Тебе идет эта ягода»
– Всё вызнал уже про мое имя? – улыбаюсь.
«А то как же».
Мы держимся за руки.
– Пообещай, что больше никогда не будешь рисковать. Пожалуйста. Она – моя сестра, но ты – для меня не менее важен. Я не уверена, что захочу жить без тебя, – говорю предельно серьезно. – Я… не просто одинока по жизни, Костя, я сама себе чужая каждый день, каждую секунду. А с тобой… я живу.
«Армагеддец без тебя, Малика», – улыбается он. Мое имя он «произносит» медленно, внимательно следя за моим лицом. Я краснею от эмоций. Теряюсь. Начинаю стесняться. И дальше действует он.
Его правая рука на моей шее, он сжимает чуть сильнее, чем было бы нужно для массажа. Второй расстегивает мой пуховик одним резким движением. В этот момент двери лифта разъезжаются.
«Правила прежние, там темно, я все еще глухой и понятия не имею, чего от тебя ожидать. Держись за меня, отпустишь – я перестану», – настороженно.
– Никогда не отпущу.
Он улыбается широко и счастливо, и я понимаю, что хочется жить только ради этой его улыбки.
Когда мы оказываемся в темноте его квартиры, первым делом закрываем дверь на ключ – ни на секунду не забываем, что по-прежнему на прицеле, а затем он притягивает меня к себе и крепко обнимает. Очень искренне, это чувствуется. Кажется, конец света сегодня пережила не я одна.
Мы пробуем друг друга на вкус, ощупываем, словно убеждаясь, что это по-прежнему мы, никого не подменили и никто не передумал. Понимаю, что не отпущу ни за что. Он сдергивает с меня пуховик, и пока я вожусь с кофтой, скидывает свой, разувается. Он впечатывает меня в стену и прижимает своим телом. Подхватывает под бедра и заставляет обнять себя ногами за талию. Его снова очень много, я задыхаюсь, но мне это нравится.
Если бы Костя мог, то услышал бы мой громкий стон. Поцелуи теперь влажные, чувственные, а не сухие и скупые как прежде. Их следы на губах, щеках, на шее. Он чудовищно много времени уделяет шее, у меня там нет никаких особых точек, но он словно создает их сам. Или пробуждает. Я узнаю, что значит страсть и жажда мужчины, его тела. Кое-как стягиваю с него свитер. И когда Костя вновь прижимается ко мне своим обнаженным торсом, и я чувствую под пальцами его кожу, тугие мышцы и волоски на груди, мне становится по-настоящему жарко.
Обе его руки на моих бедрах, он прижимает меня к себе и толкается навстречу. Сильно. Я дрожу от нетерпения. Мой наивный попаданец тратит время на подготовку, которая давно не нужна. Скорее. Щипаю его за лопатки.
А он толкается снова, лаская языком мой язык.
Клянусь, он низко стонет мне в рот, когда я об него трусь, прекрасно ощущаю даже через джинсы, что он готов не меньше меня.
Теперь я жажду, чтобы он снял с меня эти чертовы трусы немедленно и понял, как сильно я его хочу.
Прямо сейчас.
Ну пожалуйста.
Мы оба стоим на полу. Я тянусь к его ремню и начинаю возиться с ним, пока Костя старается справиться с моим. Как два неудачника, в темноте пытаемся разобраться с чужими замками. Наверное, это последние замки, что разделяют нас. Мы торопимся, нервничаем.
Я должна знать, как расстегивается его ремень. В данный момент это кажется архиважным. Девушке положено уметь на раз два справляться с одеждой своего парня.
Своего парня.
Он стягивает с меня джинсы, опускаясь на корточки, прижимается губами к лобку и целует. Мои пальцы в его волосах. Боже, я сейчас начну прижимать его к себе сильнее.
Мгновением позже именно это я и делаю.
Он ласкает меня совсем недолго, но этого хватает, чтобы мои ноги ослабели окончательно. Я больше не могу ждать, мне нужно получить его сию минуту. Мне нужна разрядка. Я – тугой комок нервов и нетерпения. Я готова начать хныкать.
Он поднимается и приближает свое лицо к моему. Смотрит в упор, пока пальцами проводит у меня между ног под бельем, заставляя всхлипывать и дрожать. Той же самой рукой тянется к моему лицу и проводит двумя пальцами по моей щеке, оставляя очень влажный след, а потом… А потом с наслаждением слизывает. Горячий, потрясающий, прижимающийся ко мне. Я просто часто дышу и кусаю губы.
Мое сердце в груди сейчас разорвется.
– Твой вкус срывает крышу. Я или возьму тебя или сдохну. А предашь меня – черт, капец тебе, Элька, – эмоционально шепчет, подобные интонации я никогда от него не слышала.
Он сдергивает с меня белье, спускает свои боксеры, и я снова у него в руках, навесу. Как пушинка, которая ничего не контролирует, от которой ничего не зависит, но в отличие от сегодняшнего утра – теперь мне совсем не страшно. Я чувствую безопасность, уверенность. Наслаждение. Снова обнимаю его ногами за талию, хватаюсь за плечи. Выгибаюсь и, наконец, получаю то, о чем мечтаю. Он наполняет меня, растягивает осторожно, но настойчиво, шумно дышит. Я вижу, как напрягаются его мышцы на руках выделяются вены на шее, как кривятся губы от удовольствия. Скромного уличного освещения хватает, чтобы видеть, насколько он потрясающий в этот момент. И весь мой.
Я не боюсь его слов. Вообще не понимаю, зачем мне его предавать когда-то.
А потом толчок, выбивающий из головы прочие мысли. И это настолько ярко и необходимо, что я кричу. Негромко. Что-то сбивчивое, невнятное.
Толчок. Толчок. Как безумная, твержу вслух его имя. Имя глухого парня. Оно тоже принадлежит мне. Я могу его называть так часто, как мне заблагорассудится, и это не будет странно, потому что он мой.
– Боже, какая ты… – набрав ритм шепчет, а я плавлюсь. Схожу с ума от переполняющего счастья. Никогда не чувствовала такого бешеного счастья. Трахает потому что любит. Потому что тоже никогда ничего подобного не испытывал.
Целует меня, крепко к себе прижимает, толкается в меня. Все это навесу, ужасно неудобно, но нет и мысли попробовать оторваться друг от друга. Моя спина больно царапается от стенку. Я дурная, но это лишь придает остроты моменту. Куда уж острее?
– Все для тебя сделаю, – шепчет он мне, утыкаясь своим лбом в мой, останавливаясь на считанные секунды. Мы дышим как после бешеной гонки. Глажу его лицо, трогаю, не могу остановиться. Я за тобой куда скажешь. Куда поведешь. Но ты ведь сам выберешь остаться рядышком? Теперь ведь выберешь? Киваю, киваю ему и он продолжает двигаться. Наслаждение накатывает волнами, я разжимаю пальцы, перестаю держаться, купаясь в ощущениях, а потом резко тону, задерживаю дыхание. Здесь, на пике, оно мне не нужно, даже воздух не требуется. Только Костя, молю его не останавливаться. Выгибаюсь, отдаваясь моменту.
Он держит меня столько, сколько мне нужно, а потом подхватывает на руки и несет в комнату, где, оказывается, есть матрас. Снова обнимает, целует в шею и тихо стонет от удовольствия. Не бывает такого наслаждения, мы его только что выдумали.
Через много-много-много минут он без сил лежит на спине, улыбается. А я рядом, любуюсь его расслабленным лицом. Надеюсь теперь он понимает, что я его не брошу даже, если у него что-то не получится. Я не участница военных действий, среди которых он привык выживать с детства. Я его тыл. И я буду его спасением.
Глава 41
Костя
Надо сваливать, пока не уснули.
Если уснем, то до утра. А утром она откроет глаза и увидит изрисованные стены, стихи в ванной, разлитую всюду краску. После ночи вместе отличное пробуждение – как мешком по башке – добро пожаловать в мир, который вас ненавидит! Невольно напрашивается ассоциация: будто играешь в «Данте», и внезапно гаснет свет во всем районе, а тебе остается только в панике оглядываться, пытаясь понять, кто ты и как здесь оказался. Первые секунды всматриваешься в темноту и действительно ждешь, что выскочит какая-нибудь тварь из игры, щуришься, так как угадываешь на шторах или мебели знакомые по «Данте» силуэты.
А потом такая злоба берет, что ты – это всего лишь мальчик Костя, и какая-то тупая авария с электропроводкой не дает тебе быть тем, кем действительно хочется.
Сидишь в несвежей одежде в кресле у компа, вокруг куча грязных кружек с остатками напитков, обертки от батончиков, банки от энергетиков. Окна заперты, забыл открыть на проветривание, начинаю понимать, что невыносимо душно. На затекших ногах добираюсь до окна, открываю створки и несколько минут просто дышу, чтобы успокоиться. Глаза слезятся, невозможно сфокусировать взгляд на дальних предметах. Без зеркала знаю, что они красные и воспаленные.
Еще одна обычная ночь, такая, как сотни предыдущих. И ярость! Бешеная ярость, что там, в «Данте», продолжаются сражения, что ты там нужен, но обречен находиться в реальности, которую ненавидишь всем сердцем. Не потому, что плохая, а потому что она – не «Данте». Все, что не «Данте» – не имеет значения. Нужно срочно вернуться обратно. Помню, что упустил момент, когда у меня начала расти борода, просто не помню, в каком возрасте. Не до этого было. Вообще плевать.
Реальная жизнь всегда недотягивала до виртуальной, оттого пробуждения с каждым разом происходили болезненнее.
Крепче обнимаю Малику. Мне нравится прижимать ее к себе, рядом с ней впервые после распада «Данте» я чувствую себя значимым. А еще мы с Элен похожи, нас обоих однажды лишили зоны комфорта, что в подростковом возрасте чревато большими проблемами, поэтому относимся к странностям друг друга снисходительно.
Иллюзия счастья почти осязаема. Девушка, которая мне действительно нравится, гладит меня пальчиками по груди и не собирается уходить, несмотря на то, что я не могу помочь ее сестре.
Что за сумасшедшие сутки! Когда я спал в последний раз?
Мой личный конец света отдыхает рядом. Одеяла нет, как и простыней, как и подушек. Испорчено было все – выносили, выгребали, выбрасывали. Уцелел благодаря чехлу матрас, на котором мы и кувыркались полночи. Элька кричала – это я не хвастаюсь, а констатирую факт. Кричала, зная, что не услышу. Взять бы ее и увезти в какое-нибудь тайное место, чтобы оторваться по полной программе. Вырвать из кошмара, в котором маемся. Мы бы могли потратить годы на выяснение того, что доставляет ей удовольствие. Это не было бы скучным.
Я укрыл ее тем, что первое попалось под руку в темноте. Лежит теперь Элен на моей груди, ножки поджала, чтобы целиком спрятаться под моей курткой. Замерзла, поэтому сильнее прижимается. Нет-нет да поцелует меня в шею. Думает, что я сплю. Это не так, на самом деле я про себя считаю до ста. Как досчитаю, так встаем и уносим отсюда ноги.
Пятнадцать, шестнадцать…
Пора одевать ее и увозить отсюда. Куда только?
Я лежу, продолжая медленный счет, специально растягивая время. Прошлая ночь дала ответы на многие вопросы, но запутала еще больше. После первого же выбитого зуба Вадим сознался, почему Элька таскала ему деньги. Сука, угрожал ей, и это лучшая новость пятилетки. Она не заказчица травли, она, как и я, – жертва.
– Да дохрена у нее бабла! – орал Вадим, рыдая от боли. – Один звонок папочке, и они разморозили бы ее безлимитную кредитку! Мне деньги нужны срочно, а ей ничего не стоило попросить. И дали бы сколько угодно! Видел я ее отца, там такой босс! Клянусь вам, она богачка, и не дает ни рубля из-за своей тупорылой упертости!
– Каким образом ты связан с теми, кто травит Разу? – Рок умеет нагнетать, даже мне нехорошо от его тона. – Сука, если хочешь хоть один зуб сохранить, говори.
Очень страшно лишаться того, что невосполнимо, поэтому мы подправляем ему улыбочку. Это и больно, и тяжело морально. Кости срастутся, а зубы если выпадут, то навсегда, люди ж не акулы. Хотя иногда ведут себя как голодные безжалостные монстры.
– Да никак не связан, на чем вам поклясться?! Черт, парни! Уехать мне надо из города, деньги нужны. Пейнтбольный клуб принадлежит моему дядьке. Лику узнали во время нападения на тебя, жалко мне ее стало, хоть она и больная на всю голову. Ай! Черт, полегче, я же рассказываю! Никто не знает ничего о заказчиках, но платят они дохрена и вовремя. Мои бы отказались – другие нашлись.
– Как общаетесь? Как они на связь выходят?! – орет Рок, читая мои мысли.
– Да не знаю я!
Оказывается, кое-что он все же знал. О чем и рассказал немногим позже:
– Говорю. Говорю я! Дядя вляпался на большие деньги, проигрался в казино, есть такая слабость. Но он хороший человек, безобидный. Нужны были деньги – срочно и много. Я по всем знакомым пробивал, есть ли возможность заработать легко и быстро. А потом вдруг мне позвонили. Мужской голос. Номер с плюс сорок семь, я погуглил – норвежский. Но после этого телефон всегда был недоступным.
Мы с Роком переглянулись.
– Что сказал мужской голос?
– Предложил деньги. Надо было всего лишь сказать Лике, что я нашел для нее «попаданца», дать контакт «Без имени». Ну а мне это несложно, она только о тебе и бредила в последнее время. Если бы они с Кристиной не были бы сестрами, то вполне могли стать лесбиянками! Такая любовь!
Кто-то очень хотел, чтобы мы с Ликой встретились. Из-за ее сестры геймерши?
– А нападение?
– Я спросил, есть ли еще работа? Сказали, что да. Нужно припугнуть одного урода, за это хорошо заплатят. Крови – ноль, криминала – тоже ноль, просто шутка! Моральное давление – не больше!
– Шутка?! – Рок аж поперхнулся.
– Так сказали! – продолжает кричать. Уже башка от него болит. – Каждый раз задание приходит сообщением с краденого телефона, мы пытались вычислить – бесполезно. Либо через теневой интернет. Текст содержит кодовое слово с адресом и заданием, например, такая-то машина, такой-то чувак, что делать. Они едут – выполняют. Я лично – отказался, когда увидел твою рожу на фото, не дурак, понимаю, чем чревато. Я ничего тебе, – пялится на меня, – не делал! Против вас, ребята, важные люди играют, хрен вы их переиграете.
– Что ты еще знаешь?
Вадим подробно пересказал диалоги, дал тот самый номер телефона, после чего я полетел к Антону, долбился к нему в дверь, как нестабильный, в пять утра, Ольга даже охрану вызвала, перепугалась, бедная. Но брата дома не оказалось. Оля заставила меня поспать несколько часов, обещала разбудить, как Антон явится. Почему он не ночует дома? Это более чем странно. Она категорически отказалась говорить на эту тему, вместо этого постелила мне в комнате для гостей.
Уснешь тут. Меня потряхивало все утро от нетерпения. Я думал о том, что Элька неслучайно появилась в моей жизни. Ирония судьбы, она, возможно, мой шанс искупить вину за прошлое. Может, Бог смилостивился и решил подарить мне возможность начать все сначала. А может, это не Бог, а мама?
Умереть со смеху можно от детскости предположения, но мне, впрочем, даже улыбаться не хочется. Я не религиозен и даже не верующий, но мама верила. Она была умной, немного резковатой и холодной женщиной, редко обнимала нас с Антоном. Очень много работала. Но каждый вечер, клянусь вам, каждый, в начале десятого, когда я уже лежал в кровати в своей комнате и делал вид, что сплю, она приходила. Присаживалась на край постели и гладила меня по голове. Ее рука была неизменно нежной. Наверное, это одно из немногих, что я помню о маме. Вне зависимости от дня недели, запарок на работе или состояния ее здоровья, она сидела рядом со мной минут пятнадцать или даже полчаса. Всегда находила время для этого. И молилась. А может, программировала меня, она ведь была хорошим разработчиком.
Не знаю, молитва – это же тоже в своем роде программа? Посыл во Вселенную или как лучше выразиться – Элька у нас по части звезд и космоса. Мама говорила тихо, мягко, но уверенно, что я у нее самый умный, здоровый, удачливый. Что у меня все получится в жизни. Я вырасту крепким мужчиной, надежным и порядочным. Мною будут восхищаться и гордиться. В моей жизни все обязательно сложится.
Все детство я боялся мамы, да что там, один ее строгий взгляд рождал внутри панику. Но вот эти особенные пятнадцать минут в день… она очень меня любила, я знаю. Больше, чем кого бы то ни было.
Я обязан предотвратить вторую «Данте», спасти Кристину и остальных.
Обязан придумать, как это сделать.
А потом Антоха заявил, чтобы я держался от всего этого дерьма подальше, а лучше вообще уехал из страны. Он даже не удивился, когда я рассказал о второй секте! Пожал плечами, дескать, их сотни, че теперь, жизнь положить на помощь тем, у кого своих мозгов нет. «У меня их не было, мать твою! Я чуть не отправился туда же!» – хотелось орать, но он лишь хмыкнул на восклицательные знаки на моем планшете.
Пригрозил, что расскажет деду о моих планах, и тогда меня точно депортируют отсюда. Дед церемониться не станет. Ему ничего не стоит заблокировать мои кредитки и забрать обратно во Фьелль. Информацию, полученную от Вадима, он записал, сказал передаст детективам, но не особенно впечатлился. Он будто не поверил такому сомнительному источнику, как я. А может ему просто не до этого?
– Тебе-то что, Raza, до всего этого? Твое какое дело?! Сиди на даче и не высовывайся! Я утрою охрану.
Скоро умрет несколько сотен людей. Даже если организаторы не смогут получить рецепт элексира, они найдут другой способ. Пойдут в обход. Отыщут записи моего голоса, в конце концов, которым я и вел за собой. Это вопрос времени. Да, их изъяли отовсюду, но кто ж его знает. Придумают свой рецепт яда. И я снова буду виноват, в этот раз – потому что знал, но ничего не сделал. И самое паршивое, что помрет Кристина, Элькина любимица. Из-за меня. Элька никогда мне этого не простит.
И вот я лежу в объятиях девушки, которая меня пока не ненавидит. Я медленно привыкаю к людям. В «Данте» их было мало, а в реальном мире шесть миллиардов. Когда я выбрался из секты и огляделся, от страха чуть с крыши не сиганул. Столько людей… у каждого свой характер, свои цели. Попробуй угадай, что на уме. Попробуй приспособься.
У на нас с Маликой словно рассудок помутился. Казалось, или мы займемся любовью, или погибнем немедленно. Никогда не придавал сексу столь большое значение. Ну да, нужно, приятно, природа зовет, но потрахался и забыл. А тут потрахался и сразу думается, как бы так будущее построить, чтобы повторить.
Сорок семь, сорок восемь, сорок девять… половина.
Когда мне сложно что-то решить самому, я обращаюсь к цифрам.
Элен потягивается, скользя пальчиками ног по моим лодыжкам. Потом садится на пятки и накидывает на плечи куртку. Включает фонарик на телефоне. Направляет свет в сторону, но глаза уже привыкли, я прекрасно вижу ее лицо, шею, ключицы, которые покрывал поцелуями, грудь, которую сжимал ладонями. Она особенная девочка и абсолютно нормальная, что бы там себе ни выдумывала. Я не знаю, любовь ли это, но надеюсь, что спасение.
Ее волосы в беспорядке, и смотрится это превосходно. Я ведь знаю, почему у нее такая прическа.
– Я думала, ты спишь, – шепчет мне, читаю по губам.
«Скоро поедем. Настраиваюсь».
– У тебя здесь уютно, – говорит она, и я широко улыбаюсь шутке. Она стягивает полы куртки на груди, но я жестом прошу не делать этого. Девочка, которая пришла ко мне, чтобы спасти свою сестру, что будет, если я не придумаю способ помочь и стану причиной ее смерти?
«Тебе было хорошо? – спрашиваю у нее. – Я предпочитаю заниматься сексом при свете, угадай почему. А с тобой вечно впотьмах получается. Экстрим – трахаться и не знать, как реагирует партнерша»
– Ты и без того все отлично знаешь, – мягко улыбается она, смотрит на меня так, будто любуется. Меня это тревожит.
Пожимаю плечами.
– Ты меня кусал, и мне это понравилось. Это совсем не больно.
Я бы тебя съел, но лучше придержу эти мысли при себе.
– Скажи, а у тебя много было женщин?
«Поговорим именно об этом сейчас?» – приподнимаю брови.
– Может, мне хочется тебя поревновать.
«Эм. Технически – не слишком. Я крайне ленивый человек, – она смеется при этих словах. Смеется вслух, и я тоже улыбаюсь, – я бы даже сказал – сверхленивый, моя лень с годами приобретает все больший масштаб. Я не ем еду, которую нельзя заказать через интернет, и я не покупаю вещи, которые не привозит домой курьер. Тот поход в торговый центр с тобой – исключение. – Элен качает головой, не могу понять, разочарованно или понимающе. – Чтобы с кем-то познакомиться, нужно как минимум поехать в бар или еще куда-нибудь. Как только я начинаю об этом думать, мне уже не так сильно хочется, – прикусываю губу, Элен снова смеется. Мне нравится ее смешить, я думаю, что бы еще такого сказать. А может, просто начать щекотать? Она крутит у виска, я закатываю глаза. – Уже несколько лет у меня есть женщина, к которой я езжу время от времени. Иногда часто, иногда раз в пару месяцев, – и видя, как она меняется в лице, я поспешно добавляю: – В смысле, была женщина».
– Ты с ней расстался? Или она не знает, что ты говоришь о ней в прошедшем времени?
«Ей все равно. Она мой друг. Мы давно познакомились в Банке крови, и хорошо понимаем друг друга. И я уверен, что ей плевать на мое геймерское прошлое».
Элен о чем-то напряженно думает, а я продолжаю рассказывать:
«Было несколько раз, я знакомился с девушкой, а она пыталась вызнать секретную информацию по компании или по «Данте». Либо просто была чокнутой, как…»
– Моя сестра.
Элен некоторое время размышляет, а затем скидывает с плеч куртку, ей нравится демонстрировать мне свое тело, ее глаза загораются от того, что она читает ответы на свои вопросы в моих глазах. Я чувствую нарастающее желание, присаживаюсь и тяну девушку на себя, чтобы вновь любить ее, но в этот момент раздается громкий щелчок. Мы вздрагиваем, сжимая руки друг друга. Мгновением позже нас ослепляет.
Ощущение, будто кто-то врубил сотни фонарей прямо перед моими глазами. В упор. Боль нестерпимая. Такая, словно свет прошелся насквозь, будто он физически способен прожечь тело.
Перепад освещения настолько резкий, что полностью дезориентирует. Я отталкиваю Эльку на матрас и вскакиваю на ноги. Ничего не вижу, глаза режет, как ножами, по щекам катятся слезы, и я обращаюсь в слух. Выдергиваю ремень из валяющихся под ногами джинсов и наматываю на кулак. Если нападут – я не стану строить из себя глухого. Я слушаю. Я готов пожертвовать легендой, мне надо спасти девушку. От ужаса сердце сжимается, кто-то находился в квартире, пока мы занимались любовью? Мы были не вдвоем?
Проходит секунд двадцать, но ничего не происходит. Царит по-прежнему полная тишина, слышно лишь, как часто дышит Элен. Ни хлопков двери, ни шагов, ни чужих голосов. Глаза начинают приспосабливаться.
– Что случилось? – шепчет ошарашенная Элен. – Боже мой, – ее очень жалко.
Мои глаза адаптируются раньше. Элька сидит на матрасе, закрыв лицо ладонями, по которым ручьями льются слезы. Я понимаю, что кто-то установил по периметру комнаты фонари и сейчас включил их. Понятия не имею, где выключатель, проводка на стенах вскрыта, кабели соединены, стыков не видно. Надо перерезать провода, но мне нечем. Как иначе их, блин, выключить?! Пытаюсь разорвать – нихрена не получается, очень толстые, крепкие. Перегрызть только если. С размаха пинаю один из фонарей, и морщусь от боли – ему хоть бы что, здоровый, тяжеленный. Они светят на мои стены. Поспешно натягиваю штаны, бегу в коридор и притаскиваю наши с Элен вещи, сую ей в руки. Все еще зажмурившись, она натягивает штаны на голое тело, затем кофту, ботинки.
Понимаю, что ее чувствительность глаз – мой шанс не показывать настенные рисунки, пока не понимаю, почему это так важно, но интуиция бьет тревогу. Раз «они» хотели, чтобы она увидела, значит, для них это важно. И мне обязательно нужно помешать. Накидываю девушке на голову свою куртку и веду ее к выходу, но Элен упрямится. Она будто решила, что должна это увидеть. Почувствовала что-то. Мы начинаем бороться. Недавние любовники стали противниками. Она сопротивляется изо всех сил, и у меня не хватает духу сделать ей больно. С ней нельзя по принуждению.
– Да пусти ты меня! Пусти, Костя! Что происходит? – она вдруг обнимает меня за шею, на мгновение прижимается очень крепко, сбивая с толку, а затем резко оборачивается.
Мы замираем, таращась на одну из стен. Элен делает шаг назад, прижимаясь своей спиной к моей груди. Мои руки дрожат, я бы хотел закрыть ей глаза, но поздно. Слишком поздно. На стене поверх цифровых кодов огромными бордовыми буквами выведено: «Потаскушка-Малика в Данте сдохнет первой. Для нее уже подготовлен высокий эшафот. Raza пойдет вслед, да не успеет. Четыре ноль четыре! Ты сможешь спасти ее, только опередив».
Элен ахает, теряет равновесие, я подхватываю ее и поспешно вывожу из комнаты. Она упирается, я тащу. Не надо на это смотреть. Ни к чему. Это давление, в котором я живу годами. Элен оборачивается, хватает меня за кофту, смотрит своими вытаращенными глазами:
– Костя, они знали, что мы тут будем. Они предугадывают наши шаги. Будто мы живем по их сценарию. Ты понимаешь это? Они все знают!
«Уходим сейчас же», – решительно. Меня самого трясет, изо всех сил стараюсь держаться, чтобы не показать страх. Как же мне страшно за нее. Все, за кого я так сильно боялся – мертвы. Мама, которая годами болела, моя Данте-команда. Я не хочу бояться за Элен, но не получается. От ярости начинает тошнить, я должен выяснить, кто это делает, и уничтожить этих людей. Нелюдей.
– Костя, ты понимаешь, что это значит? – она останавливает меня, подгибает ноги и повисает на моих руках, давай понять, что не намерена сделать и шага, пока мы не поговорим. Приходится ее отпустить. Элен возвращается в комнату, подходит к чертовой стене, ведет пальцем по букве «М» и, обернувшись, говорит: – Они понимают, что я тебя туда не пущу. Что ты попадешь туда только через мой труп.
Так и стоим с ней, таращась друг на друга.
Если они что-то с ней сделают, я лично отправлю их не в «Данте», а в ад. А потом отправлюсь следом. Но пока что она жива, и сдаваться я не намерен.
