Текст книги "Столичная штучка"

Автор книги: Ольга Дрёмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

История эта тянулась уже несколько месяцев и уже начала ему надоедать. Еще в сентябре он поспорил с ребятами, что отобьет у Меркулова девушку. Сначала эти слова просто подняли на смех, слишком уж невероятным казалось то, что такую сладкую парочку можно разлучить, но дело неожиданно выгорело. Отношения между Меркуловым и Зинаидой, которые вот-вот должны были завершиться свадьбой, распались окончательно, и Артем, вечно соперничающий с Дмитрием за звание первого любимца женской половины факультета, торжествовал заслуженную победу. Мало того что на глазах всего факультета он ходил с Князевой под руку, на ее безымянном пальце появилось скромное колечко с камушком, о назначении которого неоднократно намекал сам даритель.

Как это было ни тяжело, проглотив горькую пилюлю, Меркулов признал полную и окончательную победу за Обручевым и отдал ему желтую майку донжуана факультета. Но Артему показалось этого мало. Временное лидерство его не устраивало, тем более что, освободившись от бывшей подружки, Дмитрий начал покорять женские сердца с удвоенной энергией.

Зинаида, к которой, кроме легкого увлечения, Обручев не чувствовал ничего, повисла на нем и заставила усомниться в правильности своего поступка. Задумавшись над ситуацией поглубже, Артем вдруг неожиданно для себя осознал, что в дураках оказался не Дмитрий, а он, Обручев Артем, собственной персоной. Слава от его героического деяния постепенно меркла, уступая место событиям более важным и насущным, а к Новому году Обручев окончательно понял, что загнал себя в западню.

Все его попытки более тесного сближения с Зинаидой потерпели полное фиаско, разбившись о непроходимые рифы твердой морали девушки, и история, казавшаяся поначалу забавной, приобретала все более драматический характер. Килограммы пирожных и билеты в кино не перетягивали чашу весов в сторону Обручева ни на грамм. Позиция Князевой оставалась неизменной: деньги вечером – стулья утром.

Но жениться на Зинаиде, даже для такой благой цели, как посрамление извечного конкурента, Обручев был не намерен, тем более что кроме легкого увлечения девушка не будила в нем никаких стоящих чувств. Зацепистые вопросы ребят становились все неотвязнее, им не терпелось узнать, насколько преуспел Артем там, где даже Дмитрий был неудачлив, и в один из февральских дней Обручева озарило: для того чтобы посрамить своего извечного соперника, совсем не нужно нырять под одеяло к Князевой, вполне достаточно сказать, что крепость наконец сдалась, и тогда проблема исчезала автоматически.

В самом деле, при подобном раскладе Артем не рисковал ничем, ведь никому не придет в голову выспрашивать у Зинаиды подробности ее падения. Ребус, над которым Обручев бился долгих два месяца, решался так легко, как простая арифметическая задачка. Проклиная себя за недогадливость, Артем продумал свою речь почти дословно, и вот теперь, в хмурый февральский день, он стоял под козырьком родного института и скромно, но красиво врал.

– Я знаю Зинку, как свои пять пальцев, – настаивал Меркулов, – у нее мышь не проскочит, пока не женишься – она и поцеловать-то себя по-человечески не даст.

– Все зависит от того, Дормидонт, как к вопросу подойти, – возразил Артем, вальяжно откидывая со лба темную прядь длинных волос. – Если специалист – пара пустяков, ни одна девчонка не устоит, а если дилетант, тогда, конечно, проблему из всего сделать можно. Хотя знаешь, – усмехнувшись, нахально добавил он, – проблемы – это своего рода страховка. Если у человека нет проблем, значит, он уже умер.

– С твоих слов, ты – на пороге смерти? – Дмитрий поднял брови, и все присутствующие дружно захохотали. – Я не верю тебе, Темыч, вот и все.

– И чем я, по-твоему, должен подтвердить свои слова? – полностью уверенный в своей безнаказанности, Артем блефовал на всю катушку. – Может, по старой дружбе ты подойдешь к Зинаиде и спросишь, как все было? – засмеялся он.

– Действительно, не пойдешь же ты к Зинке, – поддержал его низенький светловолосый мальчик, усиленно кутавшийся в воротник допотопного драпового пальтишка.

– А ты не робей, – наглел Артем, – ты подойди, возьми Зинку под локоток и шепни ей на ушко, как, мол, Артем-то наш, не оплошал? – блестя глазами, он понизил голос и нервно передернул щекой. – Интересно, она со своим темпераментом сразу тебе по физиономии съездит или выберет место поудачнее.

– А вот и Зи-и-и-на, – протянул низенький. – Так что будем делать? – он обернулся к Дмитрию, ожидая его решения.

– Доверяй, но проверяй, – вдруг неожиданно произнес Меркулов, проводя ладонью по челке и делая несколько шагов навстречу Зинаиде. Внутри Артема все в одну секунду сжалось и похолодело, на висках, несмотря на морозный воздух, появилась испарина.

– Ты в своем уме, у девчонки такое спрашивать, да еще при свидетелях? – хрипло прошипел Артем.

– Правда глаза не выест, или что, в кусты? – бросил Дмитрий и, повернувшись к Обручеву спиной, перегородил дорогу девушке.

– Как дела, Зинуля? – проговорил он, наклоняя голову набок и внимательно заглядывая ей в глаза. – Совсем ты стала старых друзей забывать, – проговорил он, касаясь ее рукава своей ладонью.

– С чего ты взял? – Зина сделала шаг в сторону, отстраняясь от его руки. – Я никого не забывала. И что это ты вдруг такой разговор завел? – поинтересовалась она.

– Да вот, – снова взял ее за локоть Дмитрий, – говорят, у тебя скоро свадьба, а ты молчишь, в рот воды набрала, даже не позовешь.

– Говорят, кур доят, – с укором откликнулась Зинаида, – мало ли что сорока на хвосте принесет, так все и правда? Нехорошо, Димочка, о моей свадьбе не тебе бы говорить, – она опустила глаза и отвернулась. – А руки убери, ты же знаешь, я этого не люблю, – тихо произнесла она, вновь отходя от Дмитрия. Прищурив глаза, она взглянула вперед и увидела Артема, мирно стоящего под козырьком входа и курящего сигарету вместе с компанией ребят.

– А говорят, ты совсем не против, – глядя на Зинаиду в упор, громко проговорил Дмитрий. Разговор под козырьком смолк, все напряженно ждали ответа девушки.

– Не против чего? – не поняла Зинаида. Сморщив брови, она недоумевающе взглянула на Дмитрия. – Ты о чем? – она перевела глаза на стоящего в отдалении Артема, но тот отвернулся.

– Как же так, Зинуля, Артем говорит, что ты не со всеми так строга, как была со мной? – мягкими лапками Дмитрий все больше и больше наступал Обручеву на горло.

– В каком смысле строга? – скулы Зинаиды напряглись. – Тебе придется объяснить свои слова.

– А тут и объяснять нечего, – добродушно протянул Димочка. – Обручев говорит, что получил от тебя то, что никому другому не удавалось. – Меркулов отступил на шаг и скосил глаза на Обручева. Заметив, что тот стоит белее мела, он довольно улыбнулся и повторил свой вопрос, глядя в помертвевшее лицо Зинаиды. – Так общество интересуется, это правда?

Подняв голову, Зинаида попыталась поймать взгляд Обручева, но тот в настежь распахнутой модной «аляске» уткнулся глазами в снег и, не отрываясь, рассматривал следы на дороге.

– Хорошо, – звонко сказала она, – сейчас разъясню.

Неожиданно подняв руку, она с размаха залепила Дмитрию такую пощечину, что на какое-то мгновение у него в голове все пошло кругом. Потом она подошла к бледному, точно привидение, Артему, сняла со своего пальца кольцо, раскрыла его ладонь, положила туда кольцо, плотно зажала его пальцы и презрительно проговорила:

– Не потеряй, а то на следующую дуру снова тратиться придется.

Развернувшись, она скрылась в дверях института, а компания так и осталась стоять, молча глядя друг на друга. Через какое-то время Дмитрий подошел к Артему и, стукнув его по плечу, примирительно произнес:

– Да ладно, старик, брось, ни одна баба не стоит мужской дружбы. Черт с ней, с этой Зинкой, а? Была бы еще девка видная, а то так, ни с чем пирожок. Наплюй, ладно? – миролюбиво произнес он. – В конце-то концов, первым эту историю начал ты, так что мы квиты. Жизнь длинная, давай забудем, – предложил он и протянул руку Артему.

– Жизнь длинная, – согласился тот, протягивая руку в ответ. И, помолчав, повторил еще раз: – Жизнь длинная…

* * *

– Врешь ты все, Дормидонт, – Витюня, сослуживец Дмитрия, сверкнул толстыми стеклышками круглых очков и, выпятив верхнюю губу, пьяненько засмеялся, – так уж и обмирает? Вы знакомы-то всего месяц, так что сказки мне не рассказывай.

– Я тебе говорю, – с пьяным упорством протянул Дмитрий, – а верить или не верить – дело твое, а потом, мы знакомы со Светой не месяц, а уже почти два.

– И что с того? – взгляд Витюни был мутным, подслеповатые глаза щурились, а изображение окружающего медленно покачивалось по кругу. – Сколько вы знакомы, мне известно, между прочим, лучше, чем другим. Если ты напряжешься, то вспомнишь, что знакомством со своей куколкой ты обязан именно мне.

– Даже так? Это становится интересным, – третий участник вечеринки, Обручев Артем, с любопытством взглянул на Витюню. – Ну-ка, ну-ка, просветите.

– Дело житейское, – с важностью надул щеки Витюня. – Это еще под Новый год случилось. Нас тогда с Дормидонтом в редакции кинули на этот злосчастный конкурс, ну, со шторами, помнишь?

– А-а-а, – протянул Артем, – это когда вы с письмами чуть не двинулись?

– Ну да, – кивнул Витюня, – точненько. Сидели мы тогда, как проклятые, а этим самым письмам конца не было. Так вот он, – Витюня толстеньким указательным пальцем, похожим на перетянутую сардельку, ткнул на Меркулова, – этот скверный человек, предложил мне, заметь, ответственному работнику…

– Между прочим, ответственным был тогда я, – потащил одеяло на себя Дмитрий.

– Это не суть, – мотнул головой Витюня, и с его носа скатилась круглая капля пота. – Так вот, этот безответственный тип, Меркулов, предложил мне, честному человеку и исполнительному работнику, отправить все письма, что остались…

– И те, что еще были в пути, – подсказал Дмитрий.

– И те, что еще были в пути, – согласился Витюня, – отправить в помойку. Понимаешь, в помойку! А я? – Голубев вытянул шею, нахмурил брови и застыл, ожидая реакции Обручева.

– А ты? – переспросил тот.

В любой компании Обручев всегда был самым трезвым, потому что водка не цепляла его даже тогда, когда ее количество измерялось литрами. Сколько было выпито Артемом, толком не мог определить никто. Единственным признаком того, что Обручев был смертельно пьян, были глаза, с каждой выпитой стопкой становившиеся все холоднее и зацепистей. По мере того как друзья пьянели и их языки развязывались все больше, Артем становился все бледнее и немногословнее.

– Без меня бы так ничего и не произошло, – гордо выпятил грудь Витюня. – Я здесь главная пружинка, скажи ему, Дормидонт, – попросил он, стараясь поймать в который раз ускользающее изображение Дмитрия.

– Точно, – кивнул тот. Изрядно выпив, он был не в лучшем состоянии, но десять лет разницы в возрасте давали о себе знать, и в свои сорок пять он пока без особого напряжения переносил подобные перегрузки, чего нельзя было сказать о Витюне. – Голубев, он молодец, он удержал меня за руку, вытащив из мешка последний конверт.

– Так это и было письмо от твоей Светы? – уточнил Артем.

– Оно, – подтвердил Дима. – Я тогда позвонил ей по телефону, ну, сам понимаешь, все чин чинарем, сказал, что она выиграла. Вот оттуда все и понеслось. – Вспомнив о Светлане, Дмитрий закатил глаза и сладко причмокнул. – Вы знаете, я сам себе завидую, как мне повезло, потому что она такая…

– Какая? – спросил Артем.

– Самая-самая, – мечтательно протянул Дима.

– Да ты никак влюбился? – лицо Витюни вытянулось, и, пораженный своей догадкой, он удивленно прищурился. – Может, скоро салатиков покушаем?

– Ты еще этот не съел, – укорил его Дмитрий, указывая на тарелку с оливье, стоявшую посередине стола и опорожненную только наполовину.

Друзья сидели на кухне у Артема, недавно вернувшегося из служебной командировки и по такому случаю собравшего ребят у себя.

– Так ты говоришь, твоя Светка по тебе обмирает, почти с руки ест, еще чуть-чуть – и бросится на шею, – вернулся к началу разговора Обручев, – а мне что-то в это слабо верится.

– Это почему? – насупился Меркулов. Отказаться от своих сказанных в запале и явно преувеличенных слов ему было неловко, но идти на попятную было еще глупее.

– Потому что вы не дети, чтобы играть в любовь с первого взгляда, тем более ты говоришь, она была замужем, – поддакнул Витюня.

– А при чем тут это? – не понял Дмитрий.

– А при том, что, побывав замужем, твоя куколка уже в курсе, что мужчины могут быть привлекательными только на стадии ухаживания.

– А потом?

– А потом суп с котом, – засмеялся Голубев, потянувшись за очередной стопкой и куском колбасы. – Все замечательное когда-нибудь заканчивается: ахи-охи, вздохи и прочая ерундень иссякают в тот момент, когда женщина признает себя побежденной. Красиво я сказал? – Витек масляно улыбнулся и, ища поддержки, обернулся к Артему.

– Красиво, – согласился тот, – а главное, Витюша, правильно.

– За это надо выпить, – поднял стопку Витюня.

– Под-д-дожди, – споткнулся порядком захмелевший Меркулов. – Как это правильно, когда все это полная чушь? – он посмотрел на Артема, хмуро глядящего на свою рюмку, застывшую в поднятой над столом руке.

– Витька правильно сказал, – произнес тот. – Если еще представить, что все эти шуры-муры – первая любовь, тогда – да, за месяц можно кого хочешь связать в узел, но если учесть, что твоя Света – стреляный воробей, то тебе, Меркулов, по большому счету ни хрена не светит, это я тебе говорю как специалист по женскому полу, – авторитетно добавил Обручев.

– Глупости все это, – невольно начал заводиться Дмитрий, – не пройдет и месяца, как я вам докажу, что вы оба ничего в отношениях с женщинами не понимаете, – сказал он и победно улыбнулся.

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – пьяно сморщил нос Витюня. – Мы утверждаем, что месяц – не срок, и точка. Правильно я говорю? – снова обернулся он к Артему.

– Да я не я буду, если мне не хватит тридцати дней, чтобы она сдалась на милость победителя, причем безоговорочно, – уперся Дима, пьяно поводя глазами из стороны в сторону.

– Ты лапшу вешать нам на уши не спеши, у нас кепка с круговым козырьком, все равно она вся мимо пролетит, – резко перебил его Артем. Темные волосы, упавшие волной на брови, повисли длинными сосульками. – Что значит, докажу? Ты что, предлагаешь нам в твоем гардеробе сидеть, пока ты со своей красоткой развлекаться станешь?

– Почему так? – непонимающе протянул Дмитрий.

– А как еще? – наседал Артем. – Хорош гусь, ты, значит, придешь через месяц к нам, заявишь, что все в ажуре, а нам твои слова на веру принимать? – проговорил он, пожимая плачами и в упор глядя на Дмитрия. Сама судьба посылала ему оружие, способное отомстить за давнюю обиду.

– Да, Дормидонт, – присоединился Витюня, – так не пойдет, чтобы на веру!

– Да я на что угодно могу побиться, мне даже месяца не нужно, трех недель за глаза хватит, – в пьяном азарте заявил Меркулов. Тут же пожалев о своих словах, он хотел взять их обратно, но не успел.

– И на что ты можешь побиться? – тут же поймал его на слове Обручев, глаза которого холодно сверкнули и превратились в две узкие режущие щели.

Дмитрию был неприятен такой поворот разговора, он чувствовал, что за этим кроется что-то нехорошее и из последних сил попытался проанализировать ситуацию, но ускользающее сознание пьяными волнами укачивало его бдительность, оставляя где-то далеко его волю и рассудок. Однако отступать было поздно. Насупившись, он немного помолчал, а потом, неожиданно просветлев лицом, предложил:

– Если через три недели все не произойдет так, как я задумал, мы, все трое, за мой счет идем в самый дорогой ресторан и гуляем на полную катушку, пока не треснем.

Дима обвел победным взглядом загулявшую компанию. Лицо Витюни, на данный момент напоминавшее раздрипший пельмень, расползлось в счастливой глуповатой улыбке. Склонив голову, он почти окончательно закрыл глаза, и под толстыми линзами его очков они стали походить на две маленькие дырочки в пятачке у объевшегося поросенка. Артем же, напротив, неожиданно широко раскрыл глаза и вполне трезво окинул взглядом отяжелевшую от хмеля фигуру Меркулова.

– Что ж, идет, – торопливо сказал он и протянул руку, чтобы закрепить условия договора.

– Э-э-э, нет, – Меркулов, собрав остатки мутящегося сознания, отдернул ладонь, и в лице Обручева промелькнуло выражение досады. – Так не пойдет. Значит, если проигрываю я, то мы все заваливаемся в ресторан, а если я выиграю, тогда как? – и он вопросительно взглянул на Обручева. Договариваться о чем-то с Голубевым было бесполезно, потому что тот держался из последних сил, клевал носом и изредка всхрапывал. – Так что буду иметь я? – повторил Меркулов, с трудом ворочая языком и желая только одного – чтобы этот разговор поскорее подошел к концу.

– А что бы ты хотел?

– В случае моего выигрыша я не попрошу ничего, но при любом раскладе, слышишь? при любом, как бы дело ни обернулось, я хочу похоронить эту историю вместе с сегодняшним разговором, и чтобы об этом никогда не узнала ни одна живая душа, – теряя последние остатки сознания, потребовал Меркулов. – Тсс! – он прислонил к губам указательный палец и тяжело моргнул.

– Витюнь, это нам подходит вполне, правда? – снова сверкнул глазами Артем.

– Наливай, – не открывая глаз, пробубнил Виктор.

– Ну что, теперь по рукам? – спросил Артем.

– По рукам, – Меркулов с явной неохотой протянул свою ладонь навстречу руке Артема.

– Тогда наливай, – повторил Голубев и, положив свою нескладную пятерню на руки приятелей, уронил лицо на стол и засопел.

* * *

– Вам кого?

Посмотрев в глазок, Алена увидела незнакомого мужчину, стоявшего на приличном удалении от двери. В одной руке он держал какие-то бумаги, похожие на листы накладных или квитанций, а в другой – огромный шуршащий пакет, перевязанный красными и белыми лентами.

– Скажите, Нестерова Светлана Николаевна здесь проживает? – он сверил какую-то запись в бумагах с номером квартиры и, видимо, для того чтобы его было лучше видно, отошел от глазка еще на один шаг.

– Здесь, а вы кто? – спросила Алена. Она отпустила ручку замка, которую уже была готова повернуть.

– Извините, пожалуйста, не могли бы вы открыть, у меня для нее посылка, – проговорил неизвестный.

– Аленушка, кто пришел? – Светлана вышла из кухни, где готовила ужин, и вопросительно взглянула на дочь. – Это к тебе? – Светлана кивнула на дверь, не понимая, почему дочь не открывает.

– Да нет, мам, там какой-то импозантный мужчина утверждает, что пришел по твою душу.

– Ко мне? – Света вытерла руки о фартук и с любопытством заглянула в глазок.

Мужчина, стоявший на плохо освещенной лестничной клетке, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и недовольно морщился, но молчал, видимо, подобный прием был для него не в диковинку. Напуганные всякими телевизионными ужасами граждане откровенно не спешили открывать двери незнакомым мужчинам, даже с шуршащими подарочными упаковками в руках.

– Что за шум, а драки нету? – четырнадцатилетний Володя, уже перегнавший в росте мать и сестру, неспешно вышел из своей комнаты. Его белесоватый, как у отца, чуб немного примялся, а в руках он держал книгу, заложенную на нужной странице пальцем, из чего следовало, что он опять, в нарушение всех законов и требований, читал лежа.

– К маме рвется какой-то мужчина, а она делает вид, что его не знает, – проговорила Алена, с усмешкой посмотрев на брата.

– С усами? – напыжился тот.

– В глазок не видно, – ответила сестра.

– Сейчас мы разберемся, в чем дело, и в случае надобности усы повыщиплем, – пообещал Володя, отстраняя удивленную мать и открывая дверь.

На пороге, чуть не падая от усталости, стоял курьер и обреченно дожидался своей участи. Одной рукой он действительно обнимал шуршащую посылку, а в другой вместе с бумагами держал пять красных шариков, сделанных в форме сердца и закрепленных на пластмассовых трубочках. На каждом сердечке, утопая в вензелях и завитушках, было написано «I love you!».

– Кто из вас Нестерова Светлана Николаевна? – поинтересовался он.

– Я, – изумляясь огромному блестящему пакету, ответила Светлана.

– Тогда распишитесь и я пойду, меня машина ждет, – деловито сообщил мужчина. – Что за работа такая! – вдруг пожаловался он. – Мало того, доставь посылку, так еще жди, пока хозяева решат, открывать или нет. Раньше как хорошо – позвонил, вручил и к стороне, а теперь все по-другому.

– А от кого это? – спросила Светлана, ставя свою роспись внизу листа.

– Там все написано, – буркнул тот, забирая листок из рук Светы. – Вот смотрите, заказчик – Меркулов Дмитрий Викторович. Вам это что-нибудь говорит?

– Дима? – Светлана невольно улыбнулась.

– Сегодня с самого утра на ногах, – ворчливо продолжал жаловаться курьер. – Сегодня же день святого Валентина, с самого утра заказов – вал, не знаю, как и успеть во все места.

– Вы не сердитесь, – примирительно проговорила Алена, – мы не хотели вас обидеть, просто все так неожиданно…

– Это хорошо, когда что-то приятное приходит неожиданно, – уже более миролюбиво сказал тот.

– Может, чаю? – предложила Светлана. – Только что вскипел.

– Да какой там чай, – с сожалением протянул тот. Было видно, что он с удовольствием остался бы погонять чайку, но, видимо, работы действительно невпроворот, и, горестно вздохнув, посыльный начал спускаться.

– Ой, я от неожиданности совсем растерялась, – сказала Светлана, – спасибо вам большое за доставку.

– Да не за что, это моя работа, – улыбнулся мужчина, и срезанный кончик его носа неожиданно подпрыгнул. – С праздником вас!

– Так-так-так! – протянул Володя, с любопытством глядя на мать. – Значит, как что, так «я – женщина слабая, беззащитная», а как тяжелую коробку на кухню волочить, так мужская помощь вроде и ни к чему, так получается?

Пытаясь разглядеть содержимое через полупрозрачную упаковку, Володя вытянул шею и с интересом смотрел через плечо матери, но из-за шариков, которые занимали все пространство коридора, ленточек и завитушек увидеть что-то конкретное было невозможно. Тогда Володя перестал напрягаться и прошел за женщинами на кухню.

Быстро освободив стол, Алена протерла его поверхность вафельным полотенцем, а Светлана, словно совершая торжественный обряд, аккуратно поставила тяжелую коробку на стол.

– Наверное, там три кило золота, – предположил Володя, соизмеряя вес и габариты коробки.

– Нет, судя по весу, там лежит капкан на медведя, только в разобранном состоянии, – не согласилась Светлана.

– Вместо того чтобы гадать, взяли бы и открыли, – Аленкино нетерпение достигло апогея.

– Ну, хорошо, – решительно сказала Света и взяла в руки ножницы.

– Нет, мам, подожди, не режь такую красоту, жалко, – попросила Алена, берясь обеими руками за бант и пытаясь развязать стянутый узел, чтобы не испортить блестящих лент.

– Ну, все, – разочарованно протянул Вовчик, – плакала наша посылочка горючими слезами, теперь Ленка три часа будет бантики крутить, пока у всех терпение не лопнет.

– Придется потерпеть, Вовчик, – успокоила Светлана, пригладив ладонью торчавший хохолок на голове сына.

– Как бы не так! – воинственно воскликнул тот. Он схватил со стола ножницы и щелкнул полосатую ленту посередине. – Ой! – воскликнул он, глядя в возмущенное лицо сестры. Не успела Аленка раскрыть рта, как Вовчик щелкнул ножницами еще раз и перерезал ленту в другом месте. – Ай! – тут же выдохнул он.

– Я тебя сейчас… – с трудом сдерживаясь, начала Аленка.

– Если тебе уж так хочется, можешь поцеловать меня прямо сейчас, я не против, – важно надул щеки Вовчик. – Да если бы не я, вы бы до ночи ковырялись в бантиках, – заключил он. – Ну ладно, Лен, не плакай, я тебе еще лучше куплю. Мам, открывай уже, что ли.

– Хорошо.

Светлана отодвинула разрезанные ленты в сторону и осторожно сняла матовую крышку с коробки. Дно этого сооружения было твердым, наверное, для того, чтобы содержимое не проваливалось под своей тяжестью, а стенки, сделанные из прозрачного материала, не давали коробке деформироваться.

Залитый толстым слоем клубничного джема, на дне возвышался двухэтажный торт, с кружевными дворцами, выстроенными из сахарной глазури, сделанный, как и шарики, в форме огромного сердца. По краям гибкими волнами лежали крученые жгуты взбитых сливок, а по центру каллиграфическим почерком была выведена четкая надпись:

Самой Светлой женщине на всем белом Свете.

– Ого! – глаза Володи стали огромными и круглыми. – Я ничего подобного в жизни не встречал, его и есть-то жалко. Мам, давай сначала сфотографируем, когда еще такую красоту увидишь! – предложил он, убегая в комнату за фотоаппаратом. – Только ничего не трогайте, пока я не вернусь! – голос мальчика доносился уже из комнаты.

– Ай да Дима! – качнула головой Аленка, пристально глядя на мать. – Вот уж подарил, так подарил, нечего сказать.

– Может, вернуть назад? – нерешительно произнесла Света, спрашивая глазами совета у дочери.

– Я бы не стала его обижать, – уверенно ответила та. – Мам, он так старался! Посмотри, он же думал о тебе, и потом, ничего страшного в этом нет, это же не бриллиантовое колье, я так думаю.

– Сделайте, пожалуйста, умные лица! – и не успели женщины сообразить, в чем дело, как Володя, неслышно появившийся в коридоре, уже нажал кнопку. – Вот теперь порядок в танковых войсках, – удовлетворенно заявил он, присаживаясь к столу и всем своим видом показывая, что готов к употреблению сладкой радости.

– Ну, раз прибыл, разрезай, – Алена протянула брату нож, а сама пошла к плите подогреть остывший чайник. – Мам, ты не против?

– Что ты, нет, конечно, – мягко улыбнулась Светлана, наблюдая за суетой ребят.

Володя поставил нож по центру и надавил на рукоятку. Рассчитывая, что воздушные коржи поддадутся легко, он не стал нажимать сильно, но неожиданно, проходя через фигурку центрального дворца, лезвие наткнулось на что-то твердое. Недовольно сморщившись, он усилил давление на нож, но тот, встав вмертвую, не сдвинулся ни на йоту.

– Что за черт? – озадаченно проговорил Володя, вытаскивая нож и вставляя его заново.

– Что ты ругаешься, как сапожник? – укоризненно произнесла Алена.

– Если ты такая умная, – на, режь сама, а я полюбуюсь, – и Володя протянул нож сестре.

– Легко, – Алена непринужденно провела ножом по башенке.

Дернувшись, нож соскочил немного на сторону, но все же отрезал неровный кусок. Отодвинув сладкий треугольник лопаткой, Алена озадаченно посмотрела на мать и нерешительно остановилась. Глядя на растерянное лицо дочери, Светлана повернула коробку с гигантским тортом по кругу и увидела, что лезвие ножа, соскользнувшее в сторону, открыло небольшую пластиковую коробочку, лежащую в сундучке главной башенки, под толстым слоем клубничного джема. Подковырнув ножом, она взяла коробочку в руки и, аккуратно счистив с поверхности сливки, нажала на провалившийся внутрь замочек. Щелкнув, она раскрылась, и лицо Светланы покрылось бледностью. На алой атласной подушке, как раз в тон джему, блестело кольцо с россыпью мелких прозрачных камушков, похожих на искрящиеся частички инея.

– А вот и бриллиантовое колье, – с расстановкой выдохнула Алена. – Что будешь делать? – она изучающе посмотрела на мать. – Вернешь?

– А ты как думаешь? – голос Светланы прозвучал хрипло, словно с надтреснутой пластинки старого патефона.

– Решать тебе, но я бы отдавать не спешила, – неожиданно проговорила дочь.

– Что? – Светлана не поверила своим ушам. – Ты соображаешь, что говоришь?

– А что такого она сказала? – вступился за сестру Володя.

– Такие подарки просто так не дарят, за них придется платить, вы уже достаточно взрослые, чтобы понять это, – краснея, с трудом выговорила Света.

– Знаешь, иногда положительные эмоции от оплаты перекрывают радость от самого подарка, – философски произнесла Алена. – Мам, он тебе нравится?

– Кто, Дима?

– А что, имеется кто-то еще? – вытаращил глаза Володя.

– Помолчи, – недовольно отмахнулась от брата Аленка. – Он тебе нравится? – настойчиво повторила она.

– Это не имеет значения, – опустила голову Светлана. – Прежде всего, у меня есть вы, а потом уже…

– Потом будет поздно, мам, – негромко проговорила Алена. – Пока ты еще молодая, устраивай свою жизнь, а мы тебе мешать не станем. Правда, Вовчик?

– Не знаю, как ты, а я уже начинаю помогать, – сказал он и положил себе огромный кусок клубничного торта.

* * *

– Шесть лет, подружка, это не жук начхал, это что-нибудь да значит, – двумя пальцами Римма пощупала материю дешевенькой шторы, висящей в комнате, и брезгливо дернула носом. – Рассказывай.

– А что рассказывать, если ты и сама все видишь, – повела плечами Оксана. – Ты лучше расскажи, как ты устроилась, а то ехала ко мне полгода, словно земной шар пешком по экватору огибала, ведь мы с тобой не виделись с тех самых пор, как я из ресторана уволилась.

– Экватор – не экватор, а Москву я исколесила вдоль и поперек, – проговорила Римма, с шумом приземляясь в потертое старомодное кресло. – Шесть лет, как мы с тобой из Севастополя свалили, а фишка только последние полгода поперла, но нечего на бога серчать, фишка, скажу тебе, ломовая!

– Да что ты! – заинтересованно вставила Бубнова, за неимением второго кресла опускаясь на стул.

– Точно говорю, – задорно кивнула Козлова и, не в силах сдержать улыбку, торжествующе посмотрела на подругу. – Столько всего за эти полгода произошло, что мысли враскоряку! А давай с самого начала, – махнула рукой Римма и внимательно посмотрела на Оксану. – Как только ты в мае ушла из нашего ресторанчика, буквально дня через два, что ли, к нам на ночь завалилась такая лихая компания – просто жуть. Гуляли до самого утра и выпили столько, что и сказать не смогу. Визг, гам, профилактические мероприятия на бильярдном столе, ну чего я тебе рассказываю, ты же сама обо всем знаешь.

Девчонок было мало, в основном одни мужички подобрались, и какие, Ксюшечка! Глаз не оторвать! Все как на подбор: высокие, красивые, денег – Клондайк, только и знай по карманам официанткам распихивают да в оркестр швыряют. Я сначала обрадовалась, что с этих дебоширов можно будет снять уйму тугриков, а потом, посмотрев на всю эту роскошь, вдруг чухнулась: стой, говорю, Козлова, не будь полной идиоткой, это ж твой шанс!

– Прямо так и подумала? – переспросила Бубнова. Подавшись немного вперед, возбужденно дыша, она смотрела во все глаза на подругу и боялась пропустить хоть слово.

– Вот тебе крест через все пузо, – звонко произнесла Римма и широко, размашисто осенила себя крестом.

– Ты же неверующая, – удивилась Оксана.

– Это к делу не относится, – Римма взмахнула рукой, будто рассекая пространство надвое. – Короче, Ксюх, стала я присматриваться к этой публике повнимательнее. А что? – прервала она сама себя, – ты же выудила из этой помойки московского хахаля, а я что, хуже?