Текст книги "Столичная штучка"

Автор книги: Ольга Дрёмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Приподняв Алену, он сжал ее с такой силой, что она вскрикнула от боли. Сделав несколько шагов, он почти бросил ее на диван, навалился и, вжавшись в ее худенькое дрожащее тело, застонал от удовольствия. Рванув блузку, он услышал, как затрещала тонкая шелковая ткань, и ощутил под своей ладонью рельефный гипюр нижнего белья. Сердце беспорядочно долбилось в ушах, горячечное дыхание обжигало дрожащие губы, а запах кожи девушки сводил с ума. Отодвинув ладонью полупрозрачную ткань, Артем коснулся рукой ее груди, и с головы до ног по всему его телу пробежала сладкая дрожь.

Молча целуя ее шею, волосы, он вдруг ощутил, что Алена перестала сопротивляться и затихла. Наклонившись над ее лицом, он почувствовал на своих губах странный солоноватый привкус и, откинувшись, попытался заглянуть ей в глаза. Лежа на спине, Лена безучастно смотрела в ровные квадратики наклеенного на потолок пенопластового рисунка, а по ее неподвижному лицу катились слезы.

– Перестань, мы же не дети, – чувствуя, что волна желания постепенно уходит, сердито сказал Артем. – Ты ведешь себя так, будто я пытаюсь отнять у тебя невинность. Что естественно, то не безобразно, ты – женщина, я – мужчина, и я устал ждать, когда ты наконец соизволишь вспомнить об этом, – с обидой проговорил он.

Она никак не отреагировала на его слова, а он по-хозяйски поправил на ней сбившееся белье, сел на диване и с раздражением отвернулся. Еще ни одна женщина не вела себя с ним подобным образом, наоборот, он привык к тому, что от одного вида его бархатистых глаз любая считала за честь претендовать хотя бы на кроху его внимания. Внутри него поднималась волна глухого раздражения, граничащего с бешенством, и молчание Алены только усиливало это чувство.

– Почему нет, если у нас все решено? – стиснув зубы, зло бросил через плечо он. – Какая тебе разница, случится это сейчас или чуть позже? Ты что же, думаешь, мы с тобой так и будем всю жизнь ходить, держась, словно два пионера, за ручки и по субботам в темном зале кинотеатра целомудренно целовать друг друга в щечку?

Глубокое разочарование и обида заполнили все его существо: впервые ему отказывали, и отказывали так грубо и категорично. Алена по-прежнему молчала, и в этом молчании Артему слышался не только упрек, но и оскорбительное презрение к нему как к мужчине.

– Ну и что из того, что я не сумел сдержаться? – резко бросил он. – Ты пойми, любому мужскому терпению приходит конец, и в том, что произошло, ты виновата не меньше моего. В конце концов, моя совесть чиста, я не намерен брать тебя против твоей воли, не хочешь – не надо, только тогда зачем ты сюда пришла, ты можешь ответить?

Слегка развернувшись, он покосился на Алену, но ее глаза были закрыты, и из-под ресниц все еще катились слезы.

– Интересно, – скривился он, – обиженная сторона – я, а рыдаешь, словно безутешная вдова, – ты. Да ты просто смешна со своими предрассудками. От тебя что, убыло бы? – Из груди Алены вырвался громкий всхлип. – Да с бревном в постели и то интереснее, чем с тобой, оно хоть не скулит, – пытаясь выместить на ней накопившееся неудовлетворение, презрительно проговорил он.

– Зачем ты все испортил? – вдруг негромко прошептала она.

– Что я испортил, что? – с нажимом выдавил Артем. – Неужели ты не понимаешь, что отношения между мужчиной и женщиной не могут быть платоническими вечно, или на эту тему ты еще не переговорила со своей мамочкой?

– Не смей говорить о матери плохо! – устало прошептала Алена, вытирая щеки ладонью. С трудом сев на диване, она попыталась застегнуть порванную на груди блузку, но пуговицы были вырваны «с мясом» и на их месте зияли некрасивые прорехи.

Увидев выражение ее лица, Артем на миг смутился, но потом, напустив на лицо бесшабашное выражение, ободряюще подмигнул:

– Дело житейское, извини, я малость погорячился, в следующий раз куплю тебе другую.

– Следующего раза не будет, – глухо проговорила Алена. На ее бледном лице застыло выражение бесконечного страдания, и в отблесках света из коридора Артем увидел, что ее глаза стали неживыми.

– Я не думал, что ты так отреагируешь, – раскаялся он. Взяв Алену за руку, он почувствовал, что ее пальцы стали ледяными. – Не надо на меня сердиться, я не хотел сделать тебе больно, просто я не могу без тебя, понимаешь? – он попытался заглянуть ей в глаза, но ее взгляд проходил сквозь него, словно через пустое пространство, отдаленно и отрешенно.

– Не нужно извиняться, я все поняла, – ровно сказала она.

– Ну вот и хорошо, – неуверенно протянул Артем.

В голосе Алены не было никаких намеков на то, как она сама относится к своим словам, и, как ни старался Обручев взять в толк, что она имела в виду, ему не удалось этого сделать.

– Я надеюсь, это происшествие не станет яблоком раздора между нами? – спросил он. – Мне бы не хотелось, чтобы сегодняшнее недоразумение повлияло на наши отношения. Если для тебя это так важно, я постараюсь впредь контролировать свои действия. Так как, миру мир? – он протянул мизинец и коснулся ее ледяной ладони, но занемевшие от холода пальцы Алены выскользнули из его руки. – Может, кофе? – примиряюще предложил он. – Или тебя покормить? Ты есть хочешь?

– Спасибо, я сыта, – официальным тоном отказалась она.

– Ну, Лен, перестань дуться, – по-детски наивно сложив губы сердечком, попросил Артем, – иначе так дело не пойдет.

– Оно и так не пойдет, – запахивая на себе порванную блузку, с обидой сказала она. – Неужели ты думаешь, что после всего того, что произошло, мы будем вместе?

– А что такого произошло? – в голосе Артема зазвучало искреннее удивление. – Знаешь, тебе нужно немного успокоиться. Сядь, я налью тебе коньячку, мы поговорим, все обсудим…

– Нечего нам с тобой обсуждать и говорить тоже не о чем, – едва шевеля губами, холодно произнесла Алена. В прихожей она оделась и взялась за ручку дверей.

– Ну ты же не можешь все перечеркнуть из-за какой-то ерунды? – глядя на уходящую Лену, не поверил своим глазам Артем. – Подожди, не горячись, давай я тебя провожу.

– Я в состоянии найти дорогу домой самостоятельно.

– Если с тобой что-то случится, я никогда себе не прощу, – и Артем снял с вешалки кожанку.

– Хуже, чем то, что сейчас произошло, со мной случиться уже не может, так что не утруждайся, – тихо обронила она.

– Да подожди ты! – в сердцах вскричал Артем. Он никак не мог поверить в то, что отношения с Аленкой могут закончиться вот так, вдруг, нелепо, из-за ерунды.

– Да, – Алена обернулась и посмотрела Артему прямо в глаза. – У меня к тебе просьба.

– Для тебя – все что угодно, – обрадовался он.

– Забудь, пожалуйста, не только дорогу к моему дому, но и о том, что я существую, – серьезно сказала она.

– А как же свадьба? – побледнел Обручев.

– А свадьбы не будет, – губы Алены слегка дрогнули в усмешке, и серые глаза наполнились слезами. – Все, – выдохнула она, и входная дверь перед носом Артема захлопнулась.

* * *

– Не подождал ты, Артемушка, спалил лягушачью кожу, – кисло усмехнулся Обручев, стоя за дверью своей квартиры. – Если в голове застой, будешь вечно холостой. Не люблю французов, – вспомнив о коронном экзотическом супе парижан, с обидой выдал он. Шаги Алены стали тише, а потом звук каблучков исчез окончательно, а Обручев все стоял у двери, прижавшись лбом к лакированному деревянному косяку, и, зажмурившись, качал головой. – У Ивана-дурака хоть шанс был, а у Артема-умника – никакого, – горько подытожил он, вешая кожанку на крючок и направляясь в кухню, где на столе, переливаясь янтарными зайчиками настенного бра, его поджидал старый, проверенный друг – непочатая бутылка коньяка…

Торопливо стуча каблучками по мелким выщерблинам асфальта, Алена старалась поскорее миновать отрезок тротуара, видный из окон Артема, и только свернув за угол, она глубоко вздохнула и почувствовала, что все мышцы ее тела до предела натянуты, как хорошая бельевая веревка. От напряжения ломило спину, а к плечам подбиралась судорога. Попытавшись расслабиться, Аленка опустила плечи, но по всему телу тут же побежали мурашки, и, задрожав, она была вынуждена сжаться заново.

Шагая к дому, Алена перебирала события последних месяцев и думала о том, что их разрыв с Артемом – скорее закономерность, чем случайность. Все это время она подспудно, втайне от самой себя, сравнивала Артема с покойным Ванечкой, стараясь найти любовь там, где ее не было. И в том, что сегодняшний вечер поставил в их отношениях жирную окончательную точку, виноват не Артем, а она сама.

Спрашивать себя, правильно ли она поступила, не было никакой надобности: с души ее будто свалился камень, тянувший к земле и заставлявший горбиться, и вот теперь от чувства освобождения внутри нее поднималось восторженное ликование. Наверное, по отношению к Артему она поступила непорядочно, поманив призрачной надеждой и тут же забрав ее обратно, но жить, согнувшись в три погибели, и нести на своих плечах груз невысказанности и двойного обмана, не легче.

Подняв голову и взглянув на непрокрашенные лоскуты поздних апрельских сумерек, Алена улыбнулась и распрямила плечи. Ватная серость низкого неба, почти касавшаяся ладонями асфальта, закутала ее в свое старенькое лоскутное одеяло, и дрожь прошла.

Над дверью ржаво тренькнул звонок, и с расширенными от волнения глазами Анатолий застыл, как вкопанный. Сердце его билось гулко и неровно, пропуская удары и отдаваясь тупой болью в спине.

– Бабуль, звонили! – Вовчик метнулся к дверям, но железная ладонь старой леди опустилась на его плечо и пригвоздила торопыгу к полу.

– Тебе послышалось, – глядя внуку в глаза, спокойно проговорила она. Брови Евы Юрьевны многозначительно поднялись и, зацепившись у переносицы вопросительным знаком, почти соединились.

– Я точно слышал, – Володя повернул голову и с удивлением уставился на бабушкину руку, крепко держащую его за плечо.

– Ничего точного, друг мой, в этом мире не бывает, – с достоинством качнула головой та, – потому что все в этом мире относительно.

Звонок дренькнул еще раз, и Анатолий беззвучно подошел к дверям вплотную. Прикоснувшись ладонями к обивке, он почувствовал, что его душа уходит.

– По-твоему, у меня галлюцинации? – Володя попытался снять руку Евы Юрьевны со своего плеча. – С той стороны двери наверняка мама.

– А с этой – папа, – речная вода глаз старой леди стала прозрачнее, а уголки рта поползли книзу. – Ты, Вовчик, грозился помыть посуду, – бабушка развернула внука к дверям и, сняв руку с его плеча, слегка подтолкнула к кухне.

– Я ничего такого не говорил, – при воспоминании о промасленном противне Вовчику стало не по себе.

– Это ты от скромности, – ввернул Федор, рассматривающий одну из саксонских достопримечательностей Евы Юрьевны.

– Что за бред? – глаза Володи поползли на лоб. – Они что, так и собираются стоять по разные стороны двери и слушать сопение друг друга? Лучше я открою, и вся эта морока закончится, – хмурясь, он посмотрел в сторону прихожей.

– Я думаю, это будет совсем не лучше, – чуть холоднее обычного отозвалась старая леди, и Вовчик понял, что он пытается вторгнуться не на свою территорию.

Почувствовав, как бабушка подтолкнула его к дверям кухни, он с сожалением посмотрел на темный проход, ведущий в коридор, и разочарованно вздохнул. Услышав, что «собачка» входного звонка щелкнула, Вовчик замер посередине кухни и, для того чтобы лучше слышать происходящее, даже вытянул шею в сторону прихожей. Высунув кончик языка, он напряженно вслушивался, но, сколько ни старался, не мог уловить ни единого звука.

– Не больно-то и хотелось, – буркнул он, открыл воду и зажег гудящую горелку газовой колонки. Взметнувшись, язычки огня зашипели, отрезав Вовчика от реальности внешнего мира.

Войдя в комнату, Ева Юрьевна посмотрела на Федора, благовоспитанно склонившегося над пропыленной фарфоровой статуэткой и усиленно изображающего заинтересованность ценным экспонатом домашнего музея.

– А не посмотреть ли нам, что творится в мире? – Ева Юрьевна взялась за пульт телевизора и, не дожидаясь согласия Шумилина, щелкнула кнопкой.

– Отчего бы и нет, – понимающе улыбнулся тот, – информация не бывает лишней.

– За редким исключением, – усмехнулась старая леди и прибавила звук.

* * *

– Здравствуй, Светлячок! – глаза Анатолия заблестели. Отступив на шаг в глубь прихожей, он открыл дверь шире и впустил Светлану в квартиру.

– Здравствуй, – глаза цвета темного янтаря встретились с глазами Анатолия, и до него донесся аромат знакомых духов.

Пропуская Светлану в прихожую, он произнес про себя благодарственное слово незабвенным архитекторам недалекого прошлого, делавших коридоры такими узкими и темными. И милая матушкина привычка сваливать, независимо от сезона, всю верхнюю одежду на одну вешалку, к слову сказать, привычка, раздражавшая его несусветно, оказалась не так уж и плоха. Почти вжавшись в болтавшиеся на крючках плащи и шубы, Толя посторонился, но коридор был настолько узок, что проходя мимо бывшего мужа, Светлана невольно коснулась его руки. Ощутив ее тепло, Анатолий чуть наклонился вперед и почувствовал, как шелковистый локон цвета поздней осенней листвы скользнул по его щеке.

– Давай помогу, – снимая светлый плащ с плеч бывшей жены, Анатолий провел кончиками пальцев по ее шее, с наслаждением коснулся блестящих длинных волос и задержал руки на ее плечах чуть дольше, чем требовалось.

Освободившись от плаща, Светлана решительно развернулась к Анатолию, чтобы проявить свое неудовольствие подобными вольностями, но тот, расправляя складки светлой материи, деловито пристраивал плащ на деревянные плечики. Выждав пару секунд и видя, что он не оборачивается, Светлана недоуменно подняла брови: может, ей показалось? Краем глаза наблюдая за ее реакцией, Анатолий еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Настоящих чувств Светланы он знать не мог, но то, что какие-то чувства присутствовали, было несомненным плюсом, гораздо более интересным, чем полное равнодушие, а детская, давно забытая игра в кошки-мышки приятно щекотала нервы.

– Тапочки? – не дожидаясь ответа, Анатолий встал на колени у самых ног Светланы и, наклонившись, пошарил рукой под вешалкой. – Такие подойдут? – не вставая с коленей, он протянул пару и откровенно медленно прошелся взглядом по ее стройным ногам, начиная с узких красивых щиколоток и заканчивая дивным кружевом ажурного чулка, мелькавшего в разрезе юбки.

– Подойдут, – попыталась отступить она, но благословенная теснота хрущевского коридора воспротивилась ее намерениям.

Ни слова не говоря, Анатолий поднялся и встал напротив, совсем близко, почти вплотную. Проводя глазами по ее губам, шее, он что есть силы сжимал сцепленные за спиной в замок пальцы, боясь не сдержаться и наделать глупостей. Ощутив его дыхание на своей коже, она увидела, как его глаза медленно поползли вниз, к вырезу блузки, и почувствовала, что ее сердце заколотилось. Да будь ты сто раз неладен, индюк надутый, что отрезано – то отрезано! Стараясь заставить себя дышать ровно, она расправила плечи и, откинув голову назад, недовольно посмотрела на бывшего мужа. Увидев его смеющиеся глаза и поняв, что он почувствовал ее состояние, она кивнула на тапочки:

– Разреши?

– Да, конечно, – как и положено образцовому джентльмену, Нестеров тут же отошел в сторону.

Светлана надела войлочные тапочки и, прихватив с собой дамскую сумку, не оборачиваясь, пошла в комнату. На кухне бежала вода и шумела колонка, Володя мыл посуду, и, судя по звуку брякающих тарелок, Ева Юрьевна сильно рисковала раритетным фарфором; Федор и старая леди, устроившись на диване, комментировали программу новостей.

– А вот и мы.

Голос Анатолия раздался почти над ее ухом, и, ощутив его присутствие у себя за спиной, Светлана приготовилась к тому, что его рука коснется ее плеча или локтя, как бы чисто символически приглашая войти в комнату, но ничего подобного не произошло. Соблюдая хоть и маленькую, но все же дистанцию, Анатолий вел себя так, будто все то, что он вытворял всего минуту назад в коридоре, ей попросту приснилось.

Слегка обернувшись и взглянув на его лицо, она увидела, что глаза его устремлены в комнату, на маму, и он только и ждет, когда она освободит проход и он сможет наконец войти. Скользнув глазами по Светлане, словно по пустому месту Анатолий, жизнерадостно улыбнулся и снова обратился к маме:

– Не хватает только Алены – а так все в сборе, я думаю, можно приступать, – сказал он и, как только представилась возможность, действительно устремился в комнату.

Не ожидая такого поведения со стороны Анатолия, Светлана почувствовала, что внутри у нее поднимается что-то похожее на обиду. Комедиант, шут гороховый! То ползал в ногах и дрожал, как осиновый лист, а то делает вид, что ее не существует совсем! Ну ладно! Недовольно изогнув уголки губ, она отвернулась и не заметила, как переглянулись между собой Нестеровы, и в который раз попыталась взять себя в руки. Гася улыбку, Ева Юрьевна слегка дрогнула старческими выцветшими ресницами, а Анатолий, многозначительно поджав губы и прищурившись, едва заметно покачал головой.

– Аленушка звонила не так давно, – пытаясь разрядить обстановку, проговорила Ева Юрьевна.

– И что? – моментально уцепилась за ниточку Светлана.

– Она нашла твою записку и решила присоединиться к нам, так что минут через тридцать-сорок будет здесь.

– Вот и славно, трам-пам-пам, – пропел появившийся в дверях Вовчик. Через шею у него было перекинуто белое вафельное полотенце, на котором явно проступили следы творческого отношения к порученному делу.

Посмотрев сначала на внука, потом на пятна, расплывающиеся на белоснежной поверхности материала бурыми разводами, Ева Юрьевна скептически проговорила:

– А скажи мне, милый мальчик, тебе когда-нибудь говорили, что прежде чем вытирать тарелки, их следует помыть?

– А, это… – шмыгнул носом он, – да просто посуды было слишком много.

– И мыла слишком мало, – рыжие веснушки Федора запрыгали от смеха.

– А кому не нравится… – Вовчик воинственно поставил руки на пояс, – кому не нравится, тот может пойти и перемыть.

– Мадам желают кофе? – посмотрев на Светлану, Толя перехватил висевшее у Вовчика на шее полотенце и, перебросив его через руку, стал похож на официанта.

– Если можно, то мне чашку крепкого чая, – серьезно откликнулась она.

– Мадам с трюфелями? – изогнувшись, Анатолий стал походить на хорошо закрученный знак вопроса.

– С макаронами.

– Но, мадам, в нашем заведении трюфеля с макаронами не подают, – Анатолий перекинул полотенце на другую руку.

– Тогда без трюфелей и макарон.

– Значит, просто чай?

– Только покрепче, – попросила она.

– Сейчас все сделаю… как ты любишь, – распрямился он. В его ответе было что-то глубоко личное, давно забытое, понятное только им двоим, и от этой маленькой тайны они невольно улыбнулись друг другу.

Бросив в ящик соседней с домом помойки разорванную на груди блузку, Алена несколько раз провела ладонями одна о другую, будто стряхивая с них прилипшую грязь. Проведя руками по джинсам, она посмотрела на ладони, проверяя, окончательно ли они отчистились, и вытащила из кармана куртки мобильный. Она нашла телефон Артема, решительно удалила его номер из записной книжки и, набрав знакомую комбинацию цифр, поставила функцию блокировки звонка.

К вечеру захолодало и стылые апрельские сумерки накрыло знобкое покрывало недавних заморозков. Слившись воедино, небо и земля образовали темно-серую бархатную подушку, на которой одна за одной, словно ровные шарики, были нанизаны блестящие жемчужины щекастых фонарей. Отвоевывая у вечерних потемок неровные надорванные асфальтовые полоски, они бросали вокруг себя светлые матовые блики, разрезающие сумерки ножами огней, и таяли, растворяясь в глухих московских переулочках.

С каждым шагом Лена чувствовала, что ее душа освобождается, становясь легкой и чистой, словно птица, и не было за ее плечами ни боли, ни сожаления, ни раскаяния, а только ощущение светлой радости дарованного Богом чуда – способности любить и помнить – и твердой уверенности в том, что она пронесет этот дар через всю свою жизнь, не проронив ни капли и не разменяв его на медные пятаки.

* * *

К полуночи план предстоящей операции был обсужден во всех мелочах, и, распределив обязанности, каждый занялся своим делом.

В большой комнате, у самого окна, колдовал над компьютером вездесущий Шумилин. Бегая пальцами по клавиатуре и сосредоточенно глядя на экран, он что-то бубнил себе под нос. Его рыжие брови до того резко сошлись на переносице, что напоминали тройной морской узел, затянутый на полную катушку. Слегка кивая, будто с кем-то соглашаясь, он внимательно отслеживал очередность схем и колонок с цифрами, мелькавших на экране.

– Зачем тебе одному столько денежек? – вдруг отчетливо проговорил он. – Бог велел делиться, французские утописты проголосовали за его идею, английский сатирик Маркс написал краткое руководство к действию, а немецкие финансисты со своим протеже Ульяновым воплотили в жизнь. Ты что же это, считаешь, что ты толковее всех этих величайших умов человечества?

Прикусив кончик языка, Федор замер, следя за изменениями в огромной таблице. Темно-бежевая линия постепенно заполняла полое пространство графы, расположенной внизу листа, и когда полоса достигла своего предела, Шумилин, нависнув над клавиатурой и почти слившись с ней, заиграл на клавишах, подобно умелому пианисту, исполняющему сложное музыкальное произведение, состоящее сплошь из шестнадцатых долей.

– Вступление в наследство – процедура нудная сама по себе, – важно изрек он, – а если к тому же даритель не подозревает о своей внезапной щедрости, проявленной к лицу ему неизвестному, то дело осложняется вдвойне. Вовчик, записывай, только быстро: 42 307 точка 810 точка 5 точка 900 ровно 12 71. Успел?

– Записано.

– Дальше: 42 307 точка 810 точка 3 точка 720 27 94.

– Есть.

– Дальше: 45…

Карандаш в руках Володи бежал по белому листу, нанося ряд за рядом многозначные комбинации номеров чьих-то счетов, а Федор, сосредоточенно проговаривая цифры, щелкал клавишами мышки, перепрыгивая с листа на лист и умело пряча концы в воду. Минут через десять, выдохнув, он опустил напряженные плечи.

– Ты думаешь, вор тот, кто ворует? – неожиданно повернувшись к экрану спиной, спросил он Володю. – Нет, юноша, в России не тот вор, кто украл, а тот, кого поймали, – назидательно проговорил он и, не в силах удержаться от улыбки, радостно просиял: – Все, оторвались. – За спиной Шумилина, тихо заворчав, погас квадрат экрана, вмонтированного в крышку чемоданчика. – Раньше со мной делились своими кровными сбережениями исключительно бабушки, из-за природного женского сострадания, вероятно, а теперь пришел черед дедушки.

– Неужели вышло? – в голосе Володи зазвучало ликование.

– Мало того что вышло, щедрый дедушка Козлов не забыл и о нас с тобой, грешных, хороший он, должно быть, человек, – скромно потупился Федор.

– И насколько же он щедр? – глядя на покаянное рыжее лицо друга, Володя невольно улыбнулся.

– Все проценты на круг, которые нам предстоит изъять с двух счетов, оформленных на наших любезных «мадемуазелей», составят сумму, превышающую долг уважаемой Евы Юрьевны, ровно вдвое, то есть сто сорок тысяч, – лицемерное смущение Федора очень шло его обладателю, делая его похожим на маленького нашкодившего котенка.

– Ну ты силен! – восхищенно присвистнул Володя.

– Полюбить, так королеву, воровать, так миллион, – бесшабашно ответил Шумилин. – А кстати, ты не в курсе, как там наши королевы?

А королевы под руководством старой леди, перерыв недра тяжеленных дубовых ящиков комода, проходили курс мастера-гримера с элементами маскировки на местности. Сделанные Федором неделю назад снимки Риммы и Ксюхи лежали на раскрытом трюмо, а обе барышни, не жалея старинного театрального грима, наводили марафет.

С Аленкой дела обстояли проще: высокой и худенькой, ей достаточно было надеть черный парик, наложить огромный слой туши на ресницы и сделать несколько цветных штрихов, чтобы стать почти копией Ксюхи, а вот со Светланой было сложнее. В гардеробе старой леди не было ни одного парика, подходившего под Риммин боевой ирокез индейца, да и выкатившиеся глаза Риммы были настолько своеобразны, что любая видюшка банка, пусть даже и удаленная, моментально обнаружила бы подвох.

Обкорнав черный парик бритвой и выкрасив его баллончиком краски для граффити в малиновые перья, с шевелюрой вопрос в конце концов разрешился, а вот на глаза пришлось надевать затемненные очки, – ничего не поделаешь, против природы не пойдешь. Но самое страшное было даже не в лице и не в фигуре Риммы – ростом и комплекцией Светлана походила на нее вполне, – трудность составлял новомодный прикид этого чуда природы, годный разве что на ночную тусовку в молодежном баре.

Черной клепаной косухой поделился Федор, и хотя она была размера на четыре больше положенного, смотрелась она на Свете очень даже неплохо. Каблуки и топ были свои собственные, а с мини-юбкой поспособствовала Ева Юрьевна. Выдвинув тяжелый ящик комода, она с гордостью вытащила оттуда десяток таких изделий, совершенно различных цветов и конфигураций.

– Бабуля?! – захлебнулась восторгом Алена. – Откуда такое богатство?

– Ты думаешь, я родилась старой развалиной с сигаретой во рту и ситцевой юбкой на резиночке? – ухмыльнулась она. – Между прочим, мне тоже было семнадцать.

– Так ведь тогда такого не носили, – усомнилась Алена.

– Тогда носили и не такое, – вспомнив юность, многозначительно хмыкнула старая леди. – Между прочим, только на моем веку мода возвращалась трижды, так что для тебя; если покопаться во всей этой нафталиновой рухляди, еще не все потеряно. – Повернувшись к Светлане, она привычно чиркнула спичкой о коробок. – А ты чего стоишь, как на именинах, одевайся.

– Вот в это? – взяв двумя пальцами тонкую полоску материи, украшенной по низу сантиметров на пятнадцать круговой складкой, Светлана замерла на месте.

– Есть другие варианты? – деловито осведомилась старая леди.

– Нет, – разумно рассудила Светлана и взялась за дело.

Скинув свою юбку, она попыталась надеть мини старой леди, но, застряв на середине, жалобно произнесла:

– Наверное, в ваше время была мода исключительно на худеньких.

Зажав губами сигарету, Ева Юрьевна взялась обеими руками за края многострадальной складки, с силой потянула юбку книзу и логично заметила:

– Если к трюфелям требовать макароны, то ты не только ни в одну юбку, ты скоро ни в одну дверь не впишешься.

– Наверное, у вас тогда не было трюфелей, – засмеялась Света.

– Когда я носила эту юбку, у нас в доме и макарон-то не было, – ответила старая леди, отходя на шаг и критически рассматривая внешность Светланы.

– Нет, я так не могу, – взявшись за подол, Света попыталась опустить юбку ниже, но упрямый материал вытягиваться не желал.

– Ты так сильно не тяни, – буркнула Ева Юрьевна, подходя к Светлане, – а то последнюю оборку оторвешь. Что тогда делать будем?

– Да она – что есть, что нет, – возмутилась та, – разве это юбка? Под нее бы колготки непрозрачные, что ли.

– Ты еще гермошлем и телогрейку нацепи, – не удержалась от совета Аленка, – тогда будет в самый раз: никто тебя не узнает.

– Да это же безобразие, – не унималась Светлана, – и как вы себе представляете, я в ней по улице пойду? Меня же засмеют.

– Во-первых, далеко ходить тебе не придется, я договорился о машине, – судя по лицу Анатолия, появившемуся в дверях неожиданно, новый имидж Светланы он оценил на «отлично», – а во-вторых, между нами, девочками, тебе очень даже ничего. – Теперь, когда длинная юбка лежала в стороне, Анатолий мог без помех любоваться стройными ногами своей бывшей жены. – Повернись кругом, я на тебя посмотрю, – с видом ценителя и знатока современной моды попросил он.

– Больше ничего не придумаешь? – возмутилась она.

– Если тебя не интересует мое мнение – не нужно, это я так сказал, – спокойно произнес Анатолий, равнодушно отворачиваясь к матери и образцово-показательно давая понять, что особого интереса к этому он не испытывает.

– Мне правда хорошо? – неожиданно переспросила Света.

– Не волнуйся, юбка как юбка, в таких сотни ходят, и почти все на одно лицо, – не уделяя внимания столь ничтожному нюансу, махнул рукой Анатолий.

– Сотни, как я? – возмущенно вздрогнула Светлана.

– Ну да, – легкомысленно подтвердил он, – даже не сотни, а тысячи.

– Ну ты и наглец! – взвилась Светлана и, хлопнув дверью, вышла в коридор.

– Пап! – округлив глаза, кивнула вслед захлопнувшейся двери Алена.

– Ничего, холодный душ иногда полезен, – уверенно произнес Нестеров.

– Особенно если контрастный, – проговорила старая леди, и в ее смехе запрыгали сухие ломкие горошины, – но ты все-таки извинись. Сам знаешь: если женщина не права – это лучший способ снискать ее расположение.

– Ты считаешь? – поднялся со стула Анатолий.

– Тут и считать нечего, – подмигнула ему старая леди. – Ты сходи, повинись, а мы тут с Аленушкой покопаемся в старых шкафах, авось отыщем что-нибудь новое.

– Да она меня поганой метелкой выгонит, – поглядывая на дверь, засомневался Анатолий.

– И правильно сделает, – добавила Ева Юрьевна, – зато турнет собственными руками.

– Тогда я пошел, – улыбнулся Анатолий и, проведя ладонью по светлым волосам, решительно взялся за ручку двери.

* * *

– За той серой высоткой будет шестиэтажный угловой дом старой постройки, в нем банк, – посмотрев на часы, сказал Анатолий. – В девять они открываются. Чтобы ребятки Козлова не успели словить нас за хвост, ты, Аленка, пойдешь забирать деньги сразу после открытия. Делай что хочешь, но у окошка ты должна оказаться первой.

– Сколько у меня будет времени? – Алена перевела взгляд на Федора, сидевшего на соседнем кресле.

– Я думаю, минут пятнадцать-двадцать, не больше. Козлов – дяденька сообразительный, – с сожалением вздохнул Федор. – Подключив компьютеры, его люди в банках вмиг обнаружат, что ночью с его счетов пропали деньги. То, что один спрятал, другой может найти, вопрос упирается только во время, за которое это будет сделано. Обрубить все концы полностью я не мог, потому что деньги нужно было где-то реально снять, значит, если специалист попадется хороший, минут за пятнадцать они с этим делом справятся определенно.

– Я думаю, дураков он держать не станет, – добавил Анатолий.

– Я тоже так думаю, – поддержал его Федор. – Ну что? Минуту-две кладем на звонок «самому», еще две-три – в банки, на счетах которых будут обнаружены переводы, и пару минут на выяснение, чьи это счета, итого – двадцать, это при хорошем раскладе. Если он не станет выяснять, на чье имя счет, а для начала прикажет заморозить деньги, и того меньше.

– Значит, у нас с Аленкой чуть меньше двадцати минут? – нахмурилась Светлана.