Текст книги "Столичная штучка"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Голоса собеседника слышно не было, но по тому, с каким тщанием Игоряша прислушивался, можно было решить, что в трубке говорят очень тихо. Облизнув губы и почесав указательным пальцем у себя под носом, он вытянул шею и, слегка наклонив голову набок, широко распахнул свои наивные голубые глаза.
– Как на духу, – проговорил он, стараясь вложить в свои слова максимальную убедительность. – Все, до единой копейки, как с куста, все семьдесят штук.
Голос его звучал так искренне, как в давно забытой радиопередаче советских времен «Пионерская зорька», да и сам он, с распахнутыми восторженными голубыми озерами наивных глаз, напоминал фотографию передовицы газеты «Правда». Внезапно его глаза беспокойно забегали и, заерзав на стуле, Игоряша виновато сжался.
– Юрий Макарович, я не стал спрашивать, откуда, какая разница, ведь деньги все на месте, – кляня себя за свою несообразительность, с жаром зашептал он. По всей видимости, хозяин был чем-то недоволен, потому что, нервно сглотнув, Игоряша замолк и его голова стала постепенно уходить в виновато поднимавшиеся плечи. – Но вы же не говорили об этом, вы приказали только взять деньги и тут же перезвонить, – оправдывался он. Рука, державшая трубку мобильника, вспотела, а лицо провинившегося бильярдиста застыло. Склонившись вместе с аппаратом почти вдвое, он боялся громко вздохнуть, а от воспоминания о пустых, рыбьих глазах босса Игоряшу бросало то в жар, то в холод.
– Хорошо, Юрий Макарович, ровно через полчаса деньги будут на счету, номер я знаю, – видимо, острый момент миновал, потому что щеки незадачливого вышибалы слегка порозовели и спина начала потихоньку принимать свое нормальное положение. – Да, я все сделаю, как вы сказали, можете не волно…
В трубке стало тихо, и Игоряша выдохнул. Обернувшись по сторонам и поняв, что его никто не услышит, он раздраженно скрипнул зубами и зло бросил:
– Чтоб тебе, паразитина, подавиться собственными тапочками!
А в это время Римма уже набирала номер Ксюхи. Новость, подслушанная ею под дверями кабинета мужа, была настолько потрясающей, что, схватив телефонную трубку, она юркнула к себе в комнату и, не медля ни минуты, торопливо нажала на нужные кнопки.
– Да? – мурлыкающий тембр Ксюхи прерывался шумом булькающей воды, из чего Римма безошибочно заключила, что в данный момент та нежится в ванной.
– Ксю, это я, – от переполнявшего нетерпения Римма готова была выложить все одним махом, но вместе с шумом воды из трубки донеслись звуки музыки и звон стекла, звякнувшего о край.
– Это кто?
Счастливое пофыркивание Бубновой, не расслышавшей ответа Риммы, произвело эффект катализатора, и, мгновенно вскипев, Козлова гаркнула в трубку:
– Кто-кто, вошь в пальто! Переключи кран, водоплавающее, и перестань греметь стаканом!
От неожиданности Ксюха вздрогнула, и гладкая стеклянная посудина, выскользнув из ее мокрых пальцев, пошла ко дну. Глядя на расплывавшееся в воде пятно бывшего коньяка, Бубнова с сожалением вздохнула и, переключив кран на душ, лежащий на дне ванны, потянулась к кнопке магнитофона. Ванну с коньячным экстрактом она еще не принимала никогда и, потянув ноздрями аромат винных паров, смешавшихся с густой шапкой пены, Ксюха рассудила, что до подобной экстравагантности сама бы она не додумалась. Щелкнув кнопкой, она достала со дна ванны стакан и, стряхнув с него мыльные хлопья, поставила на табурет.
– Ты чего кричишь, словно потерпевшая при пожаре? – укоризненно проговорила она. – Я когда-нибудь из-за тебя начну заикаться.
– Заикаться ты начнешь не когда-нибудь, а прямо сейчас, – донеслось из трубки, и от звона в мембране Ксюху снова передернуло.
– Перестань орать, как дурная! – возмутилась она. – Что у тебя случилось? Тебя что, муж на работу выгоняет?
– Это не у меня случилось, а у тебя, алкоголик ты недоделанный! – с новой силой завелась Римма, и от раздражения ее глаза навыкате сделались больше обыкновенного. – Твой нюня отдал моему пескоструйчику все деньги, все, до последнего гроша, – прикрывая на всякий случай трубку рукой, проговорила она.
– Этого не может быть, – самоуверенно протянула Ксюха, и в голосе подруги Римма уловила нотки, похожие на жалость к дефективному ребенку. – У Толика в доме даже тараканов нет, потому что они все с голодухи передохли еще лет десять назад.
– Ты хоть в состоянии понять, о чем я тебе толкую? – в голосе Козловой прорезались металлические нотки. – Или у тебя две извилины, и те – след от бигудей? Я тебе говорю, что своими ушами слышала, как Макарыч велел Игоряше перевести эти деньги на его счет.
– А ты не пробовала почистить уши палочкой? – спросила Ксюха, и в трубке раздалось глупое хихиканье. – Риммка, ты теряешь квалификацию, – уверенно заявила она, – тебе мерещится невесть что. У Нестерова даже на пирожок с картошкой в кармане денег не бывает, – хохотнула она, и в трубке опять послышался всплеск.
– Бубнова, ты бестолочь или прикидываешься? – грубо оборвала ее Козлова. – Я говорю тебе, что Нестеровы выплатили долг до последней копейки.
– Ты серьезно? – начиная понимать ситуацию, Оксана вцепилась в трубку, и глаза ее постепенно поползли на лоб.
– Серьезней не бывает, – услышав замешательство в голосе подруги, Римма сменила гнев на милость и начала сбрасывать обороты.
– Да где же они столько накопали? – дыхание Ксюхи стало прерывистым и неровным. – У них же гроша ломаного за душой нет.
– Значит, есть, раз раскошелились, – резюмировала Римма, с опаской поглядывая на дверь. То, каким способом была добыта ее информация, допускало, что под ее дверью тоже мог дежурить любопытный, поэтому, напрягая слух, она заговорила значительно тише. – Жаль, конечно, что ты проехала мимо денег, но сейчас суть уже не в этом, – сказала она, – суть в том, что твой благоверный отмазал своего сопляка по всем статьям, так что пескоструйчик нам больше не помощник, придется изобретать велосипед заново.
Представив, что опять придется начинать с нуля, без денег, без крыши над головой, у Ксюхи закружилась голова и к горлу подкатилась тошнота. Судорожно сглотнув, она села в ванной и постаралась глубоко вдохнуть. Нет, этого не может быть, это нереально, неоткуда было взять Нестерову денег, неоткуда, и все тут. Голос Риммы звучал словно издалека, доходя до сознания Ксюхи обрывками и нелепыми окончаниями фраз. В голове ее мутилось, перед глазами плыли радужные круги. Черт бы побрал эту семейку! Неужели все, на что она положила столько времени и труда, должно разлететься на куски? Это несправедливо, так быть не должно!
– Ты меня слышишь? – голос Риммы казался далеким и абсолютно нереальным, доносившимся из-за толстого мутного стекла. – Я скоро к тебе приеду, ты меня поняла?
– Зачем? – булькнув, слово упало в пену с коньяком, и Ксюхе стало забавно. Икнув, она на миг застыла, а потом, неудержимо затрясшись, захохотала в полный голос. – Надо же, какое… богатство… мимо рук… проскочило! – судорожно всхлипывала она.
– Ксюха! – занервничала Римма, но ее голос потонул в судорожных выкриках подруги. – Бубнова!!! – позабыв о конспирации, гаркнула она, но на том конце провода внезапно щелкнуло, и в трубке повисла тишина.
* * *
Когда Анатолий и Вовчик вернулись домой, Ева Юрьевна накрывала на стол. В доме аппетитно пахло жареным картофелем и маринованными огурцами, а аромат запеченной в духовке курицы вызывал глубокий слюноотделительный рефлекс, плавно переходящий в желудочные спазмы. Потянув носом, Вовчик блаженно зажмурился, и его лицо приобрело благодушно-мечтательное выражение. Курица была фирменным блюдом Евы Юрьевны; мягкая, с хрустящей золотистой корочкой, истекающая соком, она была настолько соблазнительна, что устоять против искушения съесть ее в один момент не было никаких сил: ни физических, ни моральных. Жаль, конечно, но в старой леди погиб великий кулинар – готовить такую красоту для себя одной не имело смысла, а внуки заходили не так уж и часто.
– Бабуля, ты гений! – Вовчик заглянул в кухню и, увидев приготовления к ужину, широко улыбнулся. – Если бы ты только знала, как я люблю твою курочку…
– Это ни для кого не секрет, мой дорогой, – Ева Юрьевна вытерла руки о старое вафельное полотенце и сдержанно хмыкнула, – твоя любовь к чревоугодию чуть больше любви ко мне и чуть меньше, чем к себе любимому.
– А между прочим, ученые установили, что у любого мужчины существует от желудка прямая физиологическая зависимость, – рядом со светлыми вихрами Вовчика в дверях возникла голова Анатолия, – так что нет ничего удивительного в том, что любой представитель сильного пола сначала думает желудком и только потом головой. Эта закономерность обусловлена природой, – подвел итог Анатолий и, довольный своими аргументами, расправил плечи.
– Значит так, жертва рефлекса, – не обращая внимания на научные доводы сына, отрезала Ева Юрьевна, – если бы у мужиков после раздумий желудка начинала функционировать голова, никто бы из представительниц, как ты говоришь, слабого пола не имел ничего против такого порядка вещей. Но послеобеденные размышления, как правило, приводят к полному отключению этого важного органа, поэтому во избежание несчастного случая мы сначала вместе с Федором обсудим наши планы, а потом сядем за ужин.
– Но курица может остыть, – попробовал робко возразить Вовчик.
– Она в духовке, так что в ближайший час ей это не грозит.
– Железный Феликс по сравнению с тобой был просто ангелом, – горестно протянул Анатолий.
– От ангела до демона один шаг, а вот обратно всю жизнь возвращаться можно, – Ева Юрьевна слегка подтолкнула мужчин, и все вместе они вошли в большую комнату, где у экрана маленькой плоской коробочки, ничего не видя и не слыша, колдовал Федор.
Быстро пробегая по клавишам, Шумилин всматривался в таблицы и схемы, мелькавшие одна за другой. Что-то выделяя и перебрасывая в отдельную папку, он щелкал мышкой, и столбцы многозначных цифр, менявшиеся чуть ли не ежесекундно, скатывались книзу экрана, точно рушившиеся карточные домики. Сжавшись в комок, словно напружинившись и изготовившись для прыжка, он напоминал хищного рыжего кота, воровавшего в чужом чулане сливки и ожидавшего законного хозяина. Зацепившись глазами за бежевую полосу внизу экрана, он затих, и от напряжения у него на лбу проступили бисеринки пота. Судорожно глотнув, он дождался, пока загрузка окончится, и начал щелкать клавишей мыши, стараясь как можно скорее закрыть все оставшиеся окна. Кликнув последний раз, он издал победный возглас и, сморщив в гармошку рыжий нос, от души рассмеялся:
– Вот теперь поймай меня, если сможешь, старая одноногая ковыляка! – Федор отвернулся от погасшего экрана и, хрустнув суставами, с чувством потянулся. – Да, закрутили они все хвостики хорошо, нечего сказать, счетов у этого самого пескоструйчика – тьма, а может, и того больше, богатый дядька.
– Что ты узнал? – беспокойно проговорил Володя.
– Есть у него два счета, с которых можно денежки увести почти безнаказанно, оба в Москве, в частных банках. Лезть на остальные счета – себе дороже, – сказал Федор, закрывая крышку чемоданчика и проводя ладонью по голове электронного умницы. – Разорить нам его не под силу, да и ни к чему, а вот пощипать перышки получится.
– И какие у тебя мысли? – спросил Анатолий.
– Первое, что мы сделаем, – это снимем с московских счетов часть денег Козлова и отправим их на счет какой-нибудь благотворительной организации, желательно государственной, – добавил он.
– Почему именно государственной? – поинтересовался Володя. – По-моему, лучше завязаться с частными фирмами.
– Это только по-твоему, – чиркнув спичкой о коробок, вступила в разговор старая леди. – Любая организация государственного порядка берет деньги с удовольствием, иногда даже особенно не вникая в подробности дела, а вот снять у них хоть копейку назад – пустой номер, так что мальчик предложил дело.
– Для операции мы должны открыть несколько виртуальных фирм, которые, выступая посредниками, предоставят для подобного перевода свои счета.
– Ты знаешь людей, которые согласятся на это пойти, пускай и за приличные проценты? – с сомнением в голосе произнес Анатолий. – Ты же сам говорил, что Козлов – дядька богатый, я сомневаюсь, чтобы кто-то захотел иметь его своим врагом.
– Иметь его своим врагом – это не просто опасный вариант, это великое несчастье, – подтвердил Федор, – и чисто по-человечески мне жаль вашу Оксану и ее подружку, но теория вселенского всепрощения к данному случаю не применима, они хотели веселой жизни в столице – они ее получат. Первый счет будет зарегистрирован на Бубнову. Сев на хвост этой красотке, люди пескоструйчика быстренько сообразят, откуда ноги растут, потому что место прописки вашей жены, – Федор коротко взглянул на Анатолия, – совпадет с координатами Риммы. Ухватив эту ниточку, раскрутить весь клубок для них не составит труда, и тогда обе пожалеют, что родились на свет.
– Тогда все складывается как нельзя лучше, – под устремленными со всех сторон взглядами Анатолий чувствовал себя не совсем уютно, ощущение того, что его слова оцениваются всеми с особой тщательностью, было неприятным. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь, вся эта отвратительная история заварилась из-за его бездумного поступка, женитьбы, и пришло время расплачиваться по счетам.
– Хорошо-то хорошо, – нарастяг протянул Федор, – но есть одна деталь, которую мы с вами не предусмотрели. Перебрасывая деньги со счета на счет, мы срежем проценты, которые осядут на этих двух номерах мертвым грузом.
– Я не очень разбираюсь во всех этих компьютерных махинациях, но, насколько я могу судить, нам нужен еще кто-то, кто смог бы снять эти деньги в банке? – вопрос Евы Юрьевны прозвучал неожиданно. Выпустив острую струю сигаретного дыма, она поднялась с дивана и, протянув руку, щелкнула выключателем. Затем, обогнув стол, задернула гардины.
– Для того чтобы снять деньги, у нас будет не больше получаса, потому что потом счет заблокируют и мы не получим ни гроша, – подтвердил Федор. – С документами я все утрясу, данные на Козлову и Бубнову у меня уже есть, но снять деньги по этим бумажкам мы сможем только в том случае, если за ними придет молодая красивая женщина, внешне загримированная под любую из подруг.
В комнате повисло неловкое молчание, нарушаемое только мерным позвякиванием старинных часов. Сцепив руки в замок, Анатолий опустил голову; Володя сосредоточенно искал выход из создавшегося положения, а Федор и старая леди, обменявшись взглядами, поняли друг друга без слов.
– Я полагаю, кандидатура помощницы обсуждению не подлежит, – сухо проскрипела она.
Дернувшись, Анатолий посмотрел на мать.
– Неужели ты говоришь о Светлане? – одними губами прошептал он.
– Мне не хотелось бы в эту историю вмешивать маму, – поддержал отца Володя.
– Значит, вот что я вам хочу сказать, господа мои хорошие, – тон старой леди стал резче, – разбираться, чего вам хочется, а чего – нет, я не намерена. Если присутствие Светланы необходимо, для того чтобы получить деньги обратно, я позвоню ей лично. За здорово живешь Володю ни одна другая женщина выручать из беды не станет, да и негоже из семьи выносить сор. Попрошу не забывать, что я взяла на себя огромный долг, и человек, который дал мне денег, заслуживает того, чтобы их ему вернули. – В голосе старой леди зазвучали властные нотки. Расправив плечи, она подняла подбородок, и сетка морщин на ее шее почти исчезла. – Сейчас вы трое пойдете ужинать, а я позвоню снохе.
– Бывшей снохе, – эхом поправил Анатолий и виновато отвел глаза.
– Бывшими бывают только мужья и жены, – четко артикулируя, отрезала Ева Юрьевна. – Светлана – мать моих внуков, а внуки никогда не бывают бывшими. – Разломав окурок о край пепельницы, старая леди подошла к сыну вплотную, и тому невольно пришлось встать. – Хоть ты и не заслуживаешь, судьба в который раз делает тебе подарок. – Посмотрев в глаза сыну долгим взглядом, она коснулась его руки. – Я думаю, это твой последний шанс, сынок, больше не будет, так что не упусти.
* * *
Вернувшись домой, Светлана скинула туфли, повесила куртку на вешалку и без сил рухнула на диван. Безумно хотелось пить, но для того чтобы поставить чайник, нужно было, как минимум, встать, а значит, это отменялось полностью. Представив себе чашечку темно-вишневого горячего чая, она прикрыла глаза и усмехнулась: все составляющие ее организма существовали сами по себе, отдельно друг от друга, не подчиняясь никаким разумным командам и не укладываясь в систему.
Новая работа ей нравилась: растягивая границы суток, бесконечная творческая круговерть увлекала, заставляя забывать о времени и усталости, но по вечерам она все чаще вспоминала, что ей, к сожалению, далеко не двадцать и что годы, как ни старайся, все равно возьмут свое.
Свет за окном потихоньку мерк, и на город опускались поздние сумерки. Стертые очертания предметов растворялись в блеклом апрельском воздухе, удлиняя тени и ретушируя силуэты тонких березовых нитей. Тяжелое влажное небо сырыми комками ложилось на шиферные листы крыш, делая их грубее и толще, а светлый пергамент березовых стволов потихоньку перекрашивался в шершавую папиросную бумагу, потемневшую от времени и похожую на скомканный исчерченный лист. Залипая в вязкой сумеречной полумгле, тонули звуки колес автомашин, в воздухе висел еле уловимый запах простывшей за зиму земли, потихоньку впитывавшей в себя короткими весенними днями жалкие крохи робких лучиков тепла.
Телефонный звонок неожиданно ворвался в комнату своей переливчатой трелью и заставил Светлану встать. Решив, что раз она уже все равно поднялась, она сначала щелкнула выключателем, а потом взяла трубку.
– Алло! – после сумеречной темноты резкий свет пяти ламп больно ударил по глазам, и Светлана невольно зажмурилась.
– Очень хорошо, что ты дома, – от скрипучего тембра старой леди она непроизвольно улыбнулась и, представив, как бывшая свекровь выпускает резкую струю сигаретного дыма прямо в трубку, невольно принюхалась. – Можешь носом не тянуть, я без сигареты, – проскрипела Ева Юрьевна, и в голосе ее запрыгали сухие горошины смеха.
– Как вы живы? – пытаясь поддержать разговор, спросила Светлана.
– Пока живу, – констатировала та, – правда, не так регулярно, как в юности, но на наследство рассчитывать еще рано. – Подобные слова в устах любой женщины, планомерно подбирающейся к восьмому десятку, выглядели бы, по самой маленькой мерке, дикими, но манера разговора старой леди была Светлане привычна, и подобные фразы уже много лет не вызывали в ее душе никакого смятения. – Я звоню тебе по важному делу, – сказала Ева Юрьевна, и в голосе Нестеровой-старшей прозвучала непривычная озабоченность.
– Ева Юрьевна, что-то произошло? – почувствовав настрой свекрови, Светлана забыла об усталости.
– Пока нет, – успокоила ее та, – но если не предпринять мер, произойдет определенно.
– Это как-то связано с Володей? – почему она спросила именно о сыне, Светлана не могла объяснить, но ее сердце глухо ударило о стенки грудной клетки и заныло. В ожидании ответа за каких-то несколько секунд Света ощутила, как от головы отхлынула вся кровь.
– И да и нет, – ответ Евы Юрьевны был половинчатым. Светлане показалось, что в трубке начала плавиться тишина.
– Он у вас? – непослушные губы сами собой дрогнули.
– Перестань мандражировать и расслабься, – хрустнула Нестерова, и в трубке раздался ломкий отрывистый кашель. – Если бы Володе угрожала непосредственная опасность, я бы не разводила с тобой антимоний. Твой сын жив и здоров, уплетает на кухне жареную курицу и радуется жизни в обществе собственного родителя и милого рыжего пройдохи по имени Федор, – неторопливо проскрипела она.
То, что по отношению к Володе было произнесено «твой сын», а не как обычно «мой внук», было уже удивительным, но потрясающее сообщение о милом семейном обеде в теплой мужской компании заставило Свету пропустить такую новость мимо ушей.
– Если все живы и здоровы, то я не вижу повода для вашего звонка, – с некоторой холодностью сказала она.
– Повод нужен, чтобы выпить, а для звонка нужна причина, – поправляя бывшего русиста, с сарказмом выдала старая леди. – Между прочим, на обиженных воду возят, так что ты подождала бы кусаться, не разобравшись, что к чему.
По тишине в трубке Нестерова поняла, что Светлана ждет объяснений. Выдержав полагающуюся паузу и так и не дождавшись, пока невестка заговорит, свекровь была вынуждена приступить к больному вопросу первой.
– Несколько месяцев назад у нас с тобой состоялся разговор, суть которого, я думаю, повторять нет смысла, – неторопливо начала она, и Светлана услышала, как та рядом с трубкой чиркнула спичкой. – Тогда в помощи нуждалась ты, и я в меру своих сил постаралась тебе ее оказать, – за короткой паузой послышался глубокий выдох, и Светлана увидела старую леди, выпускающую через рот сигаретный дым, настолько ярко, как будто она сидела напротив.
– Ева Юрьевна…
– Не перебивай меня, девочка, – снова выдохнула она. – Я никогда не жалею о совершенном, хорошо оно или плохо, и поэтому не жду от тебя благодарности. Я поступила так, как считала нужным, и в том, что произошло, нет ни моей вины, ни заслуги. Тогда было тяжело тебе, а теперь в беду попала я, и единственный, кто сможет помочь мне, – это ты.
– Я ничего не понимаю, – тихо сказала Светлана.
– Я сейчас все объясню. Многое из того, что я расскажу, тебе, видимо, слушать бы не хотелось, но иначе у нас ничего не выйдет, – устало проговорила она. – Новая жена Анатолия, та самая, с которой ты так мило побеседовала в загсе, – хмыкнула она, – решила стать полноправной москвичкой. Разумеется, сделать она это смогла бы только за счет моего сына, человека недалекого…
– Ева Юрьевна!
– …но, без сомнения, доброго и порядочного.
Оставив возглас Светланы за кадром, старая леди затянулась сигаретой и, приведя в порядок свои мысли, продолжала:
– Про историю с ложной беременностью и сценами, достойными лучших мексиканских сериалов, я тебе рассказывать не стану, это лишнее и к делу не относится, – с иронией проговорила она. – Дело в другом: обломав об меня зубы и не получив желаемого, эта авантюристка чистых кровей задумала отомстить.
– Вам?
– Ах, если бы, – с ноткой презрения в голосе проговорила старая леди. – Ее мишенью стал даже не Толя, а наш многострадальный Вовчик.
– А при чем здесь Володя? – пожала плечами Света. – Мы с… вашим сыном давно в разводе, живем порознь… – старая леди услышала, как Светлана замялась, не зная, стоит ли называть Анатолия по имени, и ее губы тронула усмешка.
– По документам вы с Анатолием чужие, но дети связывают людей сильнее любых бумаг, и не мне тебе об этом рассказывать, – возразила она. – Поняв, что Толя находится под моей защитой, эта мерзавка решила отыграться на его сыне. Заручившись поддержкой подруги детства, приехавшей с ней в Москву на поиски счастья одновременно (к слову сказать, такой же продажной авантюристки, только более удачливой), Бубнова стала пить кровь из нашего Вовчика.
– Каким же это образом? – удивилась Светлана. – Да и что с него можно взять?
– Если тебе это так интересно, то подробности тебе может рассказать сам Вовчик, только несколько позже, – нетерпеливо перебила Ева Юрьевна. – Суть аферы состояла в том, что наш милый Вовчик незаметно для себя самого въехал в долг на семьдесят тысяч долларов, что согласись, является достаточно приличной суммой.
– Сколько-сколько? – от звона в ушах Светлане стало плохо. Ухватившись за ручку кресла, она широко раскрыла глаза и попыталась выровнять рвущееся от волнения дыхание.
– Ты там не падай сразу, – посоветовала старая леди, – вопрос в том и состоял, чтобы долг был неподъемным.
– Но где же мне столько взять? – курс распроклятого доллара никак не хотел перемножаться на чудовищную сумму, названную Евой Юрьевной, и от титанических усилий, прилагаемых Светланой для решения этого арифметического действия, ее голова стала похожа на старые неразобранные антресоли, на которых даже при огромном старании найти что-либо было безнадежным делом.
– Понимаешь, девочка, вопрос стоял так: или за мальчика вносятся деньги, или с мальчиком начинают происходить всяческие неприятности, – доходчиво объяснила Ева Юрьевна. – Ты пойми, речь шла не о том, чтобы достать, а о том, чтобы достать срочно.
– Какой кошмар… – подавленно прошептала Светлана, поднося ледяную руку ко лбу и пытаясь хоть как-то заставить утихнуть боль в голове.
– Ты еще жива? – в голосе старой леди снова послышались перекатывающиеся с места на место горошины смеха.
– С трудом, – автоматически прошептала Светлана.
– Тогда самое время начинать реанимацию. Деньги я нашла, Анатолий сходил с Вовчиком и под расписку вернул, с позволения сказать, долг мальчика. Тебе уже легче? – прервав свое повествование, спросила свекровь, и, как всегда, не дожидаясь ответа, продолжала: – Насколько ты понимаешь, деньги я взяла под честное слово, потому что, даже если продать всех моих собачек и кошечек с секретеров, я не смогла бы набрать и десятой части требуемой суммы, – логично заключила она.
– И кто же вам дал такую уйму денег? – пораженно проговорила Светлана. – Извините, – почувствовав, что хватила через край, тут же смутилась она.
– Хотя это вопрос не совсем тактичный… – протянула Нестерова-старшая, – но я с удовольствием тебе на него отвечу. Один шикарный состоятельный мужчина с красивой фамилией Шац, помнящий добро и верящий в благородство.
– Но долг…
– Правильно, девочка, – хрустнула голосовыми связками свекровь, – долги нужно отдавать, тем более таким людям. Вот по этому самому поводу я тебе и звоню. Маленький рыжий пройдоха по имени Федор нашел способ восстановить поруганную справедливость и расставить все по своим местам, но для выполнения его шикарной идеи нам не хватает самую малость, а именно тебя. Принуждать не стану, если ты решишься на что-то, пусть это будет добровольно. Скажу только, что ты мне ничем не обязана, но для меня твое участие крайне важно.
Вопреки сложившейся за долгие годы привычке прерывать разговор первой, Ева Юрьевна держала трубку около уха и ждала ответа Светланы до тех пор, пока не услышала:
– Я выезжаю.
– Тогда я иду на кухню, – вместо благодарности неожиданно заявила старая леди, – а то эти оглоеды съедят всю курицу и не оставят тебе даже крылышка.
* * *
Силуэт Аленки на фоне сумеречного проема окна казался узкой бесформенной тенью, контуры которой, сливаясь с бесприютной апрельской серостью, растворялись в темноте. Телефонное эхо разносило по проводам гулкие длинные гудки, отдававшиеся в мембране трубки мелким подрагивающим дребезжанием. Громыхая чашками, на кухне хозяйничал Артем. Аленка была у него в гостях впервые, поэтому он очень старался произвести на нее благоприятное впечатление.
Неодобрительно прислушиваясь к тишине за стеной, он скептически пожимал плечами. Нет, любовь, уважение – это, конечно, вещи святые, но отзванивать матери каждый вечер и сообщать, где она есть, – чистое ребячество. В конце концов, пора уже вырасти из узких брючек и научиться жить самостоятельно. Любить матерей и тещ лучше на расстоянии, и чем расстояние дальше, тем искренность этой любви гораздо выше. Присутствие Светланы Николаевны за плечом у Алены, пусть даже и умозрительное, совершенно излишне, потому что, как ни крути, но третий, даже с бриллиантовым характером, всегда будет лишним.
Чувство того, что при каждой встрече их не двое, а трое, доводило Артема до состояния тихой ярости. Глубокие, янтарные, почти карие глаза будущей тещи сопровождали его повсюду, будь то темный зал кинотеатра или шумный проспект центра. Сдерживая свои желания и порывы, Артем сжимал зубы и благоразумно помалкивал, не выказывая своего недовольства, а дожидаясь для этого подходящего момента.
Поставив чашки для кофе и вытащив из шкафчика непочатую бутылку коньяка, Артем окинул взглядом камерное застолье и, самодовольно кивнув, отправился в комнату за Аленой. В ярком квадрате двери прихожей силуэт Артема показался Алене игрушечной картинкой, вырезанной ножницами из черной бумаги. Дослушав протяжный безответный гудок, она с сожалением вздохнула и положила трубку на базу.
– Не отвечает? – негромко спросил Артем, делая шаг навстречу Алене и практически проваливаясь в темноту. После яркого света кухни полумрак комнаты показался ему особенно густым.
– Странно, обычно в это время она уже дома, – в голосе девушки послышалось беспокойство. Отойдя от стола, она сделала несколько шагов к освещенному проему двери.
– Что же тут странного? – возразил Артем, неслышно подойдя к Алене почти вплотную. – Мама – взрослый человек и имеет право на личную жизнь. – Выражение лица Артема тонуло в полумраке, но Алене показалось, что на его губах мелькнула двусмысленная улыбка.
– Что ты хочешь этим сказать? – на лицо Алены упал отблеск света из коридора, и Артем увидел настороженность в ее глазах.
– Только то, что, по-видимому, у мамы появились срочные дела и она задерживается, – стараясь обойти острый угол, как можно более непринужденно ответил он.
– Будь добр, зажги свет, – голос Алены стал мягче, но настороженность так и не исчезла.
– А зачем нам свет? – правый уголок губ Артема опустился вниз, а глаза впились в лицо Алены.
От терпкого, тяжелого аромата духов, исходящего от нее, у Артема перехватило дыхание и слегка зашумело в голове. Заглянув в темно-серые, ставшие в темноте почти черными глаза, он почувствовал, как в его груди что-то разорвалось и горячая волна желания прокатилась по телу.
– Зачем нам свет, свет нам ни к чему, – хрипло произнес он, слегка наклоняя голову и запуская свои ладони в шелковистые волосы девушки.
– Артем! – отступив на шаг, Алена попыталась освободиться из его рук, но неожиданно для себя почувствовала, что вместо того, чтобы отпустить ее, Обручев напрягся и прижался к ней. – Артем, не смей! – Алена уперлась в его грудь ладонями, пытаясь оттолкнуть его, но он только сильнее сжимал руки, и дыхание его становилось все более хриплым.
– Ну же, перестань ломаться, детка, – плохо контролируя свои действия, горячо зашептал он.
Одной рукой Обручев держал девушку за затылок, а другой пытался расстегнуть блузку. Тугие петельки не хотели пропускать плоские пуговки, и, не справившись, он стал вырывать их вместе с материалом. Удары рвущегося сердца заглушали хрипы, со стоном вылетавшие из его груди; трясущиеся пальцы не слушались, а блестящая пелена, застилавшая сознание, все плотнее заволакивала сознание.
– Что ты делаешь?!! – в голосе Алены зазвучала паника, но ее сопротивление только подхлестнуло желание Артема.
– Не будь дурочкой, – хрипел он, – ты же не чай пришла пить, мы же оба знаем, для чего ты здесь.
