Текст книги "Обещание (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

Смерив на глаз расстояние, отделявшее их от вершины, Стелла приободрилась и бросила принцу:

– Ну, что, давай перевалим за хребет сегодня – мне не терпится увидеть родное небо.

Последний переход дался им нелегко, но игра стоила свеч – с вершины открывался умопомрачительный вид на долину, «живую» долину.

Пока принцесса наслаждалась красотами природы, Маркус прошёл вперёд, чтобы разведать дорогу.

– Нам, как всегда, не везёт, – сказал он по возвращении. – Нас поджидает неприятный сюрприз.

– Что за сюрприз? Если это сварги или иренды, не стоило меня беспокоить.

– Нет, это не они. Там пропасть ярда три в ширину.

– И что, нельзя никак перебраться на ту сторону? – Принцесса огляделась в поисках хоть какой-нибудь строительного материала – слишком высоко, здесь ничего не растёт, да и дышится с трудом, будто на грудь давит тяжелый камень.

Принц пожал плечами:

– На первый взгляд – нет, но я не до конца ее осмотрел, может, дальше она сужается.

Взяв лошадей под уздцы, они медленно направились к неожиданно возникшему на их пути препятствию, гадая, как перебраться на ту сторону. Можно, конечно, рискнуть, но у них не было уверенности, что лошади благополучно преодолеют расщелину – все-таки это высота, здесь свои законы, и у них может просто не хватить сил. Еще и камни, скользко – слишком рискованно!

Трещина была серьезная, так что нечего было и думать о ребяческих выходках. Разделившись, они разъехались в разные стороны, чтобы лучше осмотреть ее и – кто знает, вдруг повезет! – отыскать узкое место.

– О боги, как болит голова! Никогда больше не заберусь в горы! – Стелла в очередной раз измерила глубину расщелины при помощи камушка, послав его носком сапога в темную пасть горы. Холодно, отмерзали уши и нос, за ними грозили последовать кончики пальцев. Она в который раз согрела дыханием побелевшие суставы и бросила взгляд вниз, в сужающуюся темноту. И тут ей показалось, что там что-то блестит. Не поверив глазам, Стелла внимательнее вгляделась в безжизненные камни – нет, со зрением у нее все в порядке, там действительно что-то блестело.

– Маркус, Маркус, иди сюда! – Намотав поводья на руку, она опустилась на колени у края пропасти. Теперь девушка ясно видела, что предметы, привлекшие ее внимание, – это золотые слитки, аккуратно уложенные в рукотворных углублениях на расстоянии чуть больше вытянутой руки от уровня земли.

– Ты что-то нашла? Она сужается? – Энтузиазм Маркуса испарился при виде все такой же широкой расщелины.

– Вот. – Стелла указала на свою находку. – Как ты думаешь, чьи они?

– Может быть, горных троллей? – предположил принц. – Или контрабандистов. В любом случае лучше оставить их там, где они есть.

– А я и не собиралась их брать, просто решила тебе показать.

Принцесса поднялась на ноги и несколько раз глотнула ртом воздух, чтобы избавиться от очередного приступа головокружения.

– А у тебя как?

– А, – махнул рукой Маркус, – не меньше двух футов – и все тут!

– Два фута, это уже хорошо. А еще лучше – фут.

За тем местом, где Стелла нашла клад, расщелина сужалась и, еще немного помучившись, они нашли-таки более-менее безопасное место.

– И почему эти тролли не догадались построить мост, не перебросили через расселину какое-нибудь дерево? – Вроде бы расстояние небольшое, но все равно страшно – вдруг поскользнешься? И она колебалась.

– Потому что здесь нет деревьев.

– Значит, нам придется прыгать. По отдельности, разумеется.

– По отдельности с кем?

– С тобой, разумеется!

Принцесса ласково погладила лошадь по голове:

– Не подведи!

Убедившись, что под ногами у Лайнес устойчивая опора, девушка села в седло и, помолившись, пришпорила лошадь. Обе благополучно приземлились на той стороне.

– Теперь расшевели своего лентяя, – крикнула Стелла. – Хочешь, я тебе помогу?

– Спасибо, не надо, – пробурчал принц. Былое, казалось, забытое дружеское соперничество вспыхнуло с новой силой.

Ожидания принцессы не оправдались: Маркус и Лерд, как и она, преодолели препятствие с первого раза.

– Не ушибся? – хихикнула девушка.

– Да ну тебя! Вечно ты меня подкалываешь!

– Взаимно, – улыбнулась она.

Глава IX

Резкий толчок – лошадь неожиданно встала – заставил Стеллу очнуться от глубоких раздумий. Думала она в последнее время много, будто старалась наверстать упущенное за всю свою «бесцельно прожитую жизнь».

Лайнес замерла; прижатые к голове уши нервно подрагивали.

– Что случилось?

– Не знаю. Ее что-то сильно напугало.

Принц, нахмурившись, осмотрелся – вроде бы ничего, но Лайнес научила их доверять ее чутью.

– Что бы это ни было, похоже, оно впереди нас.

Теперь уже обе лошади нервно дёрнулись и, прядая ушами, подались назад.

– А я полагала, все неприятности остались позади. Как ты думаешь, что это?

– Не знаю, – пожал плечами Маркус, – но у меня такие странные ощущения… будто в боку покалывает.

– И у меня. Может… – Стелла осеклась и непроизвольно ойкнула – впереди, над дорогой, повис в воздухе человек в чёрном. Он неподвижно стоял на том, на чём по определению стоять невозможно, скрестив руки на груди. Вокруг его головы клубился дым, девушке даже показалось, что в воздухе запахло горелым. Глаза у незнакомца были закрыты; морщинки то набегали, то исчезали с его покатого высокого лба.

– Он вряд ли пришёл, чтобы пожелать нам доброго пути, – иронично шепнул подруге на ухо принц.

Принцессе было не до шуток.

Наконец веки странного человека дрогнули, и он посмотрел на них. Глаза у него были раскосые, злобные и… мутные.

– Возвращаетесь домой? Что ж, летите, беспечные пташки! Наслаждайтесь жизнью, но не забывайте, что я о вас помню. А память у меня долгая! Вы мне пока не нужны, но, кто знает, когда придет час расплаты?

Незнакомец исчез – своим появлением он не хотел напугать, а всего лишь напомнить о том, что он есть. И не как абстракция, а существо из плоти и крови.

– Я его уже где-то видела. – Стелла провела рукой по вспотевшему лбу.

– Точно, в Деринге! – вспомнила она. – Это тот самый человек, который пытался втянуть тебя в сомнительное предприятие.

– Ты уверена?

– Да. У меня хорошая память на лица.

– Ты хочешь сказать, что тогда со мной разговаривал…

– … сам Шелок. Так что ты – важная птица, раз он сам снизошел до такого, а не послал кого-то из подручных.

– Для меня гораздо важнее, во что выльется его «долгая память».

Они ехали по широкой лесной дороге; временами им попадались деревеньки, затерявшиеся среди вырубок, просек, ягодных полянок и ручейков, сбегавших вниз, в долину, со склонов гор. Дорога вела в Мен-да-Мен.

В город друзья въехали ранним утром. Мен-да-Мен медленно, неторопливо просыпался: с шумом распахивались ставни, сладко потягиваясь в приятной чистой прохладе осеннего утра, открывали лавки круглолицые торговцы, появлялись на улицах молочницы в шерстяных платках.

Город был небольшим, но чистым. Проезжая мимо аккуратных, будто игрушечных, домиков с нарядными крышами и свежевыкрашенными заборами, друзья вновь ощутили щемящую тоску по родному очагу, по своему маленькому уютному мирку. Каждый вспоминал о своём родном городе, о том, что ему было дорого.

Стелла закрыла глаза и мысленно перенеслась на четырнадцать лет назад. Она вновь была ребёнком с очаровательными кудряшками и большими блестящими глазами, ребёнком, которым хотел всё узнать, всё потрогать, всё успеть… А рядом с ней была мать – высокая женщина с длинными светлыми волосами. Принцесса навсегда запомнила её такой: молодой и красивой – хотя другой она никогда её и не видела. Далёкий, поэтому вдвойне восхитительный образ озаряла полузабытая, такая желанная добрая улыбка. Её улыбка.

Мать улыбалась и гладила её по голове… Стелла любила её больше всех на свете. Почему ты умерла, мамочка?!

И ей снова вспомнилась её смерть, непонятная, ужасная своей бессмысленностью кончина, которая перечеркнула так много в её жизни. Нет, в их жизни. Старла тоже любила мать, и отец в ней души не чаял. Но это ведь ничего не меняет, смерти было всё равно, что они все так её любили. Она нанесла удар из-за угла: Минара скончалась внезапно, зачахла, словно срезанный по ошибке цветок. Почему – знали только Даур и его хозяин.

Но королева была нетленна, ведь бессмертие не существует лишь для тех, кого некому помнить.

Перед мысленным взором Маркуса предстала Джосия: королевский дворец с остроконечными крышами, полузабытый вид из окна на белоснежные шапки гор. Это совсем не такие горы, как здесь, в Лиэне, крошечные, издревле обжитые людьми, преодолеть которые, по большому счету, не составит труда, – это неприступные великаны, чьи единственные собеседники – небо и солнце, даже птицы не в силах добраться до гребней некоторых вершин.

А у их подножий паслись кони, свободные, быстрые, как ветер, и прекрасные, как сама белоснежная Никара, жившая на вершине Анариджи.

Пожалуй, принц не был так сильно привязан к родителям, как к этим заснеженным горам и полноводным рекам в зелёных долинах. Как же давно он не видел этих гордых скал, казалось, победивших само время!

Окрашенные в абсолютно разные тона воспоминания обоих прервал глухой собачий лай: у ног лошадей вертелся лохматый пёс. На шум из дома напротив вышла женщина; длинные каштановые волосы почти полностью скрывали её лицо.

– Сама Арора привела вас ко мне! – обрадовалась она, вглядевшись в их лица. – Я ждала вас.

Друзья удивлённо переглянулись.

– Сделайте милость, зайдите ко мне, – ласково продолжила незнакомка и отогнала заливавшуюся лаем собаку. – Я вас напою тёплым молоком со свежеиспечёнными лепёшками. Если хотите, могу подогреть остатки ужина или приготовить что-то особенное, специально для вас.

Они не стали возражать, спешились и с радостью последовали за этой странной женщиной к старому мазанковому дому с высоким деревянным крыльцом на резных столбах. Взойдя на крыльцо первой, хозяйка кинула перед входом чистую циновку.

В доме пахло сосновой смолой и свежим хлебом. Маленькая комнатка, куда проводила их владелица, единственным оконцем выходила во двор. В ней мерно тикали заморские часы, резко диссонировавшие с остальной скромной обстановкой. Единственное, что, пожалуй, гармонировало с часами, – столик сандалового дерева на трёх гнутых ножках; на нём покоился хрустальный шар на позолоченной медной подставке.

– Кто Вы, и что Вам от нас нужно? – Маркус с интересом осматривал комнату. – Вы же не просто так позвали нас к себе.

– Отчего же? – пожала она плечами. – Я хочу накормить вас завтраком. Вы устали с дороги, голодны, и я подумала, что…

– Вы так и не ответили, как Вас зовут, – покачал головой принц. Он чувствовал, что хозяйка чего-то не договаривает.

– Меня зовут Селина. Я гадалка.

– Вы сказали, что ждали нас. Почему? Почему именно нас?

Селина промолчала и дотронулась до хрустального шара, придерживая свободной рукой прядь волос у лица.

– Зачем Вы это делаете? – поинтересовалась Стелла.

– Делаю что?

– Прячете от нас лицо.

Селина тяжело вздохнула.

– Я должна, – тихо ответила она. – У меня… Так ведь для всех лучше. Раньше я жила в Черканде, но как-то раз повстречалась со Снейк, и с тех пор… Что ж, смотрите! – Резким движением руки гадалка откинула с лица волосы – щёку наискось пересекал безобразный рубец. – После этого я переехала в Мен-да-Мен. Тяжёлые воспоминания!

– А для чего Вы нас сюда позвали? В эту комнату. – Вопросов по-прежнему было больше, чем ответов.

– Я хочу погадать Вам. Сначала Вам, принцесса.

– Но откуда Вы…

– Откуда я узнала? – улыбнулась гадалка. – Какое это имеет значение?

Селина взяла в руки шар и поднесла к глазам. Поводив над ним ладонью, гадалка на мгновенье закрыла глаза.

– Я вижу Вас верхом на лошади, – медленно начала она, сконцентрировав взгляд в одной точке, чуть выше головы Стеллы. – Неспокойная будет у Вас жизнь, но ее наполнит мягкий свет любви и дружбы. Вам будет нелегко, придется бороться с демонами, злыми колдунами и колдуньями – да мало ли с кем еще! О Вас сложат легенды, Вас будут обожествлять… Но всё же посреди этой суетной жизни Вы найдёте любовь, и она будет взаимной. Корни его рода восходят к Эре перворождённых.

– Он лиэнец?

– Нет, – с улыбкой покачала головой гадалка. – В Лиэне давно не осталось тех, кто может похвастаться такой родословной, не в обиду Вам, Ваше высочество, будет сказано.

– А что Вы ещё о нём можете сказать? – Ее почему-то не удивило, что эта Селина знает так много – слишком много для провинциальной гадалки.

– Увы, я не могу в полной мере удовлетворить Ваше любопытство. Мне не дают его хорошо рассмотреть, я только чувствую, что он наделён неким даром. Имени я не знаю.

– Каким даром?

– Не знаю. Я просто вижу дар.

– Как это?

– Я это чувствую.

– Опишите мне его.

– Не могу. Я не колдунья, я не могу видеть людей через расстояния. Я всего лишь читаю Ваше будущее, а оно туманно.

– Хорошо, когда это случится? – с замиранием сердца спросила Стелла. Несмотря на скептическое отношение к нежным чувствам, ей хотелось знать, когда нужно готовить противоядие.

– Любовь? – рассмеялась гадалка. – Года я не знаю, его никто не знает, кроме Вас самой.

– А теперь поговорим о Вашем будущем, принц. – Селина обернулась к Маркусу, смерила его взглядом и снова пристально уставилась в искрящийся голубизной магический шар. – Скоро, совсем скоро Вы вернётесь на родину, первый раз ненадолго, но потом ваши пути – Вас и Вашей подруги – постепенно разойдутся. Ваша невеста войдёт в Вашу жизнь случайно, исчезнет, а потом неожиданно появится снова и в своё время поможет возложить на голову корону.

Друзья переглянулись; оба не верили предсказаниям гадалки: слишком уж там всё было благополучно и радужно.

– Волей премудрой Изабеллы мне не дано знать большего. – Селина положила шар на место и прикрыла его платком.

– Вы так и не ответили, почему ждали именно нас.

– Мне было видение, и голос, велевший погадать вам.

– Понятно. Не могли бы Вы продать нам немного еды? Наши запасы на исходе…

– Конечно! – встрепенулась хозяйка. – Только я не продам, а отдам. И, как обещала, накормлю вас завтраком. Подождите минуточку, я сейчас накрою. Да, – поспешила добавить она, – завтракать мы будем не здесь, а на кухне, если вы не против.

– Как Вам будет удобнее, – за двоих ответила Стелла. – На кухне всегда уютнее, чем в комнатах.

– Вы не подумайте, что я вас рядом с очагом посажу, – оправдывалась Селина. – Кухня у меня большая, поделена на две части перегородкой. Одну из них я переделала под столовую…

Раскрасневшаяся от смущения гадалка засуетилась и, снова прикрыв лицо волосами, вышла.

На окраине Мен-да-Мена было кладбище с покосившими семейными усыпальницами и старыми надгробиями с романтичными полустёршимися надписями. Они оказались возле него совершенно случайно, потому что Селина посоветовала повесить ленточку на дерево счастья, росшее неподалёку от кладбищенских ворот. Странное соседство – дерево счастья и кладбище, но в жизни много подобных несообразностей. Если бы всё в мире было рационально, не было бы самого мира.

Собственно, идея заехать к этому дереву принадлежала Стелле; Маркус считал это бессмысленной тратой времени. Так как он категорически не желал участвовать «в торжественной повязке ленты», девушка поехала одна.

Принцесса ещё издали заметила это дерево – высокое, костлявое, шелестевшее пёстрым убором. Соседство с кладбищем её тоже смущало, но мало ли почему было выбрано именно это дерево? Она вытащила специально купленную по этому случаю ленточку и в поисках свободного места пробежала глазами по веткам – желающих стать счастливыми в городе было не мало.

– Не верьте – оно не поможет, – раздался тихий голос со стороны кладбищенской ограды.

Девушка обернулась: прижавшись спиной к низенькой оградке, плотно сжав тонкие губы и скрестив руки на груди, стоял молодой человек. Одет он был просто, но не как простолюдин. Мягкие русые волосы были гладко зачёсаны назад и перехвачены чёрной лентой; серые печальные глаза будто смотрели сквозь неё.

– Я пробовал – не помогает, – вздохнул молодой человек. – Так что не тратьте напрасно времени: дерево счастья фальшивое.

Он поднял с земли хлыст и толстую книгу и зашагал прочь вдоль кладбищенской ограды, к воротам.

– Простите, а Вы кто? – в недоумении спросила Стелла.

– Ларго Бераг, к Вашим услугам. – Он остановился и отвесил поклон.

Принцессе почему-то стало неловко, показалось, что она без спроса вторгается в чужой внутренний мир.

Она в нерешительности сделала несколько шагов по направлению к Ларго – он по-прежнему смотрел на неё своими невидящими глазами, крепко сжимая в руке книгу.

– Не желаете ли осмотреть кладбище, Ваше высочество? – вдруг предложил молодой человек.

От этого обращения девушка оторопела ещё больше. Её узнали?

– Мне посчастливилось побывать в Лиэрне и издали видеть Вас, – Ларго поспешил развеять её недоумение. – Я удостоился чести учиться там.

– Так Вы… – в нерешительности начала Стелла и покраснела.

– Мой отец принадлежит к одной из старейших дворянских семей Лиэны. Если свернуть на волфскую дорогу, то через пару миль будет наш дом. К сожалению, – вздохнул он, – снаружи он выглядит куда лучше, чем внутри.

– А почему Вы сказали, что дерево счастья фальшивое?

– Дело в том, что… – Ларго осёкся; по горлу пробежала судорога. Он отвёл взгляд и глухо добавил: – Когда Вы увидите, Вы поймёте.

Он привёл её на кладбище. Ларго быстро шёл по мертвенно-ровным дорожкам, предупредительно отводя в сторону нависавшие над ними ветви. Наконец он остановился перед одной из усыпальниц. Воровски оглянувшись по сторонам, Ларго отпер решётку и смело шагнул в сырой полумрак. Нашарив лампу, он зажёг её и осветил изображение голубки.

– Счастье – как воздух: пока им дышат, его не замечают, а когда оно исчезает, задыхаются и гибнут, – прошептал молодой человек, благоговейно опустившись перед могилой на колени.

Стелла наклонилась и прочитала:

– Элена Дагре. Родилась месяца апреля 4 дня 2255 года эры Новых земель, скончалась месяца октября 21 дня 2273 года.

Восемнадцать с половиной лет….

Ларго поднялся с колен и испытующе глянул на принцессу. Та сочувственно вздохнула: ей уже всё было ясно.

Прикрыв глаза, молодой человек отрешённо нараспев продекламировал:

 
И мягкою постелью ей земля,
Прозрачною фатою – белый снег.
И вместо голоса – безликая плита
На кладбище, такая, как у всех.
 

– Так Вы поэт?

– Немного, – зарделся молодой человек и, помолчав, добавил: – Если бы я им не был, она, быть может, была жива.

Принцесса была заинтригована, но расспросить о подробностях его трагической любви не решалась. Но Ларго, судя по всему, сам хотел поделиться с кем-нибудь своей бедой; ему было тяжело приходить сюда, тайком сидеть возле неё и молчать, вспоминая короткие мгновения былого счастья.

Он достал из внутреннего кармана медальон, раскрыл его и поцеловал эмалевое изображение. Стелла осторожно глянула ему через плечо и увидела трагически погибшую возлюбленную – девушка в чёрном, с золотым кружевным воротником платье, тоненькая, грустно-серьёзная с пухлыми розовыми губками. Брови прямыми ниточками расходятся от переносицы. Каштановые волосы гладко зачёсаны под прямой пробор.

– Хотите, чтобы я Вам рассказал о ней, Ваше высочество?

– Если Вам не больно вспоминать об этом.

– Больно? – грустно улыбнулся он. – Больнее, чем было ей, быть не может.

– Тогда расскажите.

– Да рассказывать-то, собственно, и нечего. История была стара, как мир. Они любили друг друга, а они их ненавидели.

Он с лёгким щелчком захлопнул крышку медальона и прижал его к груди.

 
Она была нежнее, чем цветы,
Она была дороже всех сокровищ мира
И с детскою улыбкою поила
Вином своей нетленной красоты.
 

– Как Вы уже знаете, я происхожу из уважаемой, но обедневшей семьи; её же родители процветают и по праву могут считаться самыми влиятельными людьми в Мен-да-Мене. Им принадлежит шикарный особняк на главной улице и обширное поместье с тенистым парком. Она и родилась в этом поместье, в их огромном доме, издали напоминающем замок…

Элена Дагре была вторым ребёнком в семье барона Дагре – высокого, сухого человека с высокомерным взглядом, орлиным носом и гордой осанкой, не выходившего из дома без трости. Родилась она действительно в Дагре, среди его тёмных коридоров и холодных высоких залов, но первые десять лет почти безвыездно провела в городе. Тихая, серьёзная, задумчивая, она, тем не менее, достигнув определённого возраста, не пропускала ни одного бала. Так как праздники с танцами были в Мен-да-Мене редкостью, отец нередко специально для неё устраивал приёмы в своём городском особняке.

Книги, дорогие платья, лучшие учителя, блестящее будущее и безграничная любовь родных – у Элены было всё, чего она могла только пожелать.

Ларго Бераг появился на свет в Волфе, в доме своего дяди, местного судьи, где в то время жила его мать. Первые два года он провёл без отца – барон Бераг в который раз пытался привести в порядок свои расстроенные дела.

Ларго не был долгожданным ребёнком, а всего лишь очередным. Почему очередным? Потому, что у барона Берага уже были дочь и сын.

Детство мальчика прошло по чужим углам: стремясь сократить расходы, родители жили по году – другому у различных родственников.

В связи с замужеством дочери Берагам пришлось осесть в своём заброшенном фамильном имении и сводить концы с концами уже там.

Ларго с детства писал стихи. Мать научила его играть на клавесине (она происходила из семьи, в которой могли позволить себе обучать дочь игре на музыкальных инструментах), и мальчик под умилённым взглядом гостей с важным видом садился за расстроенный инструмент и, сам себе аккомпанируя, пел песни собственного сочинения.

Ларго рос, но, вопреки желаниям отца, его страсть к музыке и поэзии не уменьшалась. С завидным упрямством он отказывался заниматься «чем-то полезным», целыми днями пропадал на свежем воздухе вместе с крестьянами, балансируя на грани родительского терпения.

Они познакомились случайно, за городом. Элена любила прогулки и нередко проезжала миль пять до завтрака. Ларго же постоянно слонялся по окрестностям поместья в поисках понимания и вдохновения.

Он навсегда запомнил их первую встречу: её, мягко покачивающуюся в седле в такт движениям лошади, с боязливым любопытством въезжающую в рощицу неподалёку от дома Берагов, и себя, сидящего на земле, с куском угля и бумагой в руках.

Она спросила, кому принадлежит близлежащий дом, он ответил… Завязался разговор, а потом и любовь, незаметно, но очень быстро.

Ей нравились его стихи, музыка, ласковые взгляды, нравилось сидеть на траве, подобрав под себя ноги, держать в руках приносимых им птенцов и мелких зверушек. Благодаря нему природа открылась ей в новом, сияющем свете, она стала ощущать себя неотъемлемой её частью.

Взявшись за руки, они вместе гуляли в утренние часы, гуляли всегда вдалеке от людских глаз, даже не помышляя о чём-то большем.

 
И скромностью горел лишь взор,
Что голубел, как васильки.
Всё в ней прекрасно: разговор,
Лёгкий румянец и пушок щеки.
 

Но случилось непредвиденное: отец Элены, доверившись знакомым, ввязался в дорогостоящее авантюрное предприятие и прогорел. Пришлось оставить величественный особняк в Мен-да-Мене, отказаться от услуг бесчисленных слуг, переехать в загородное имение и потуже затянуть пояса. Элене тогда только-только должно было исполниться восемнадцать…

Теперь она ходила на свидания с Ларго пешком, но от этого они приобрели для неё особенную таинственную прелесть.

Молодые люди строили планы на будущее, в деталях обговаривали скромную церемонию бракосочетания. Им казалось, что всё будет так, как они хотят: поженившись, уедут в Лиэрну, Ларго устроится музыкантом в придворный театр, она будет заниматься посильным трудом. Таланты Ларго, безусловно, оценят, он станет знаменит, богат, уважаем… У них будет собственный дом, небольшой, уютный, но обязательно с садиком.

Когда, промочив ноги, Элена простудилась, он, вопреки голосу здравого смысла, стал ходить к ней в парк. Поздним вечером она выбегала к нему на минутку, нежно жала пальцы, шептала, что скоро обо всём расскажет родителям, что они поймут её, дадут разрешение на брак, и убегала. А он, как вор, крадучись, почти стелясь по земле, спешил прочь из этого тёмного, чужого парка. Как вор… Но ведь он ничего ни у кого не украл, он только дарил и радовал.

Люди, которые затаив дыхание, слушали его музыку, его стихи, эти люди на следующий день сочувствующе вторили его отцу: «Да, непутёвый у Вас сын! И делом никаким не хочет заниматься, лентяй… До чего же он эгоистичен!».

А после… после им запретили видеть друг друга, запретили любить. Они считали, что так для неё будет лучше, что её любовь – всего лишь очередной каприз.

Отец Элены узнал о частых отлучках дочери, запретил ей гулять одной, и Элена не могла больше выходить к нему поздним вечером.

Она писала ногтем букву «Л» по стеклу, а торопливое горячее дыхание стирало надпись прежде, чем она успевала её закончить.

Элена стала меньше спать, была бледна, ходила и не видела, сидела и не слышала. Жалуясь на головную боль, она по целым дням не выходила из своей комнаты и стояла у окна, безучастно смотря на красоту весеннего парка, на то, как её брат играет в жмурки с дочерьми барона Ортеса: смешливой полноватой Аделью и угловатой неуклюжей Адой. Обеим было лет по шестнадцать, и обеих пророчили в жёны её сухопарому, похожему на отца, брату Альберту. Ему было всё равно, на которой жениться – обеих он не любил, за обеими давали большое приданое.

Нет, она ему не завидовала – у неё было гораздо больше, чем есть и когда-либо будет у него, хотя, кто знает, может, и он когда-то будет так стоять и смотреть на парк… На душе было тоскливо, и рука сама собой выводила на нагретом дыханием стекле, нет, уже не букву, а целую фразу, искреннюю банальную фразу: «Я тебя люблю».

А потом ей удалось вырваться, сбежать к нему по росистой траве, воспользовавшись пирушкой, устроенной по случаю дня рождения кучера.

Элена остановилась, замирая, тяжело дыша, прислонившись спиной к дереву и спокойно, удивительно спокойно сказала ему:

– Нам велят расстаться.

Он говорил, что не отдаст её, что любит её, готов биться за неё… Она улыбнулась и прошептала:

– Теперь я вижу, что ты любишь меня. Если бы ты сейчас сетовал на судьбу, укорял людей, я бы ушла, и ты меня больше не увидел… Но слов слишком мало для того, чтобы вместе уехать в Лиэрну, о которой мы мечтали.

Ларго продолжал строить восторженные планы побега, а Элена, улыбаясь, вторила ему. И они смеялись, и жизнь казалась им такой сладкой, хотя за минуту до этого была горькой, как полынь. Жизнь – это и есть смесь мёда и полыни, больше в ней ничего нет; она настояна на горечи и сахаре, а послевкусие зависит от того, чего в неё больше положили.

На следующее утро Ларго позвал к себе хмурый отец и вручил ему две вещи: письмо и кошелёк.

– Это твоя доля наследства, – указав на кошелёк, сказал барон Бераг. – Я отдаю её тебе сейчас с условием, что ты сегодня же уедешь в столицу и не появишься в Мен-да-Мене в течение ближайших трёх лет. Письмо отдашь моему другу; имя указано на конверте. Он пристроит тебя куда-нибудь учиться. Надеюсь, хоть так из тебя выйдет толк.

– Толк? – нахмурившись, переспросил Ларго, начиная понимать причину внезапной щедрости отца.

– Да. Изволь идти собираться и, будь любезен, не делай в столице глупостей, подобных той, что ты совершил здесь.

– О какой глупости Вы говорите, отец? О моих занятиях музыкой?

– Это ещё полбеды. Если бы ты просто слонялся целыми днями по округе, а вечерами трендел со своей матерью на расстроенном клавесине, ты был бы просто бездельником. Стоит тебе уехать из дома, заняться делом – и музыка моментально улетучиться из твоей головы. Пойми, Ларго, – барон нервно зашагал по комнате, – музыка для богатых, заниматься ей могут позволить себе те, кому незачем задумываться о завтрашнем дне. Ты же должен думать не о рифмах, не об очередном удачно сыгранном пассаже, а о том, как ты будешь есть на завтрак. Посмотри на своего брата – вот с кого тебе надо брать пример!

– Я не хочу таскаться из города в город, торгашествовать в лавке, фальшиво улыбаться богатым покупателям, – резко ответил Ларго.

– Молчать! – крикнул побелевший от злости отец. – Ты не стоишь и половины добрых слов, сказанных в похвалу твоему брату.

Немного остыв, Ларго спросил:

– А что за глупость я совершил?

– Совратил дочку Дагре. Её отец рвёт и мечет, грозился убить тебя, если ты не уедешь. Так что, – усмехнулся барон, – в твоих же интересах покинуть Мен-да-Мен как можно скорее.

– Но я люблю её, отец! – с тоской крикнул сын. – Ради неё я готов пожертвовать жизнью!

– Нет, не любишь, – покачал головой старый Бераг. – Такие юнцы, как ты, любить не умеют. Читать пошловатые стишки – да, обещать невозможное – пожалуйста, но что-то серьёзное… Вы бежите от ответственности за свои поцелуйчики, прикрываете словом «любовь» свою похоть и скуку.

Ларго было больно это слушать. Не было у него и неё поцелуев, ни одного поцелуя, ни, тем более, чего-нибудь ещё! И как они все могли так плохо думать о них?!

А барон, не обращая внимания на бледность сына, и, думая, что всё сказанное пойдёт ему на пользу, продолжал:

– Зачем тебе было связываться с Эленой Дагре? Если уж так хотелось любви, кровь взыграла, выбрал бы девушку из народа и валялся себе с ней на сеновале, сколько душе угодно. Пришел бы ее отец – откупились бы, много он не запросил бы. А так одни неприятности! Ты хоть понимаешь, что дело до суда дойти может?

Ларго задрожал и бросился вон из комнаты. Ему казалось, что его и возлюбленную только что облили грязью.

Ему не хотелось уезжать, хотелось к ней, прижать её к груди, а потом выйти на главную площадь и прокричать, доказать им, что они слепы, если не видят, что они любят друг друга, что их отношения чисты, а помыслы невинны. А потом при всех же попросить её руки…

Ларго пытался снова попасть в их тенистый парк, но ему не позволили даже переступить порог собственного дома. Родной брат захлопнул перед ним дверь. Обессиливший от попыток освободиться, безрезультатных попыток объяснить им, что у него и Элены всё серьёзно, Ларго вернулся к себе и упал на постель. Он впервые в жизни плакал, чувствуя себя никчёмным и беспомощным. «Так-то сильно ты любишь её, если стены и воля отца могут удержать тебя!» – корил он себя.

Вошла мать. Заплаканная, с опухшими покрасневшими веками, она присела на край постели и осторожно коснулась рукой его спины.

– Надо ехать, сынок, – вздохнула мать. – Отец велел уехать до обеда. Он очень зол на тебя.

– Ну и пусть! – сквозь зубы пробормотал Ларго.

– Он лишит тебя наследства.

– Ну и пусть!

– Как знаешь… Только эта девушка, как бы красива она ни была, не стоит отцовского проклятия. Она поплачет и забудет, выйдет замуж, а о тебе даже не вспомнит. А ты… Ларго, она же тебе всю жизнь сломала! Она избалована, привыкла к обожанию, она не пара тебе, да и не любит тебя вовсе… Дай я хоть поцелую тебя на прощание!