Текст книги "Именем Тьхери. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

 
Мужчина поколебался, потом подошел ко мне и прикрыл своим плащом.
Жалобно дрогнул мамин агат, зашипел, обжигая кожу, а медальон Садерера, наоборот, отозвался приятным теплом. Я закусила губу, мужественно перенося боль, которая внезапно утихла. Агат на мгновение стал мертвенно-холодным, а потом приобрел температуру моего тела, превратившись в обыкновенное украшение, когда как амулет по-прежнему излучал волны спокойствия.
Значит, встреченный мной человек – волшебник. Светлый волшебник, потому что в подарке Садерера заключена светлая магия. Может, это и глупо, но я обрадовалась: скитаясь по просторам родной страны, пришлось признать, что без магии противостоять Наместнику невозможно.
Её шаги были мягки, будто у кошки. Остановилась, видимо, осматривается, потом заговорила:
 

– Добрый день, господин, к сожалению, не знаю вашего имени. Да будет Светоносный и бескрайнее голубое небо благосклонно к вам и вашей семье.

Обращение Летиции окончательно расставило все точки над «и» относительно моего спасителя: так приветствуют подданных Белого магистра. Но как она поняла, кто перед ней? Слишком уж она необычная для простой служащей сыскного управления, пусть даже в офицерской должности. Напрямую общается с Наместником, видит под человеческой личиной оборотня…

– Благодарю, надеюсь, боги не оставят и вас. Чем обязан встрече с сотрудницей управления тайных дел?

А ведь волшебник прав, тайные дела как раз по части Имперского управления.

– Видите ли, я разыскиваю опасную преступницу, настигла её в трактире, но по нелепой случайности упустила. Вот её приметы.

– А в чём ее обвиняют? – Взглянул ли он на бумагу или сразу понял, кого спрятал под своим плащом и, судя по всему, заклинанием невидимости? Разумеется, понял, поэтому и медлит с ответом.

– Она ведьма, навела порчу на близких Главы Лайонга.

Даже так? Раньше просто обвиняли в колдовстве, а теперь приплели политику. В следующий раз я буду покушаться на жизнь Императора?

– Ведьма? – Я кожей почувствовала его сомнения. Волны колдовства оплели меня, сконцентрировавшись возле головы. На мгновение её будто сковало железным обручем, но я ни звуком не выдала своего присутствия. – Могу я взглянуть на копию приказа о поимке этой опасной преступницы?

– Я забыла его в седельной сумке, если угодно, могу принести.

– Не надо, я сам. Зачем же утруждать вас, если достаточно всего одного щелчка пальцами?

На несколько минут воцарилась тишина: маг, видимо, читал предоставленную Летицией бумагу. Увидеть бы его лицо! На нём бы я мгновенно прочитала ответ на мучивший меня вопрос, но, увы, это было невозможно.

– Надо же, а по виду и не скажешь! – наконец пробормотал волшебник.

– Не мне рассказывать вам, под какими личинами прячется зло. Теперь развелось столько его пособников, что в пору начинать против них полномасштабную компанию. Так что же, не видели ли вы её?

– К сожалению!

– Тогда помогите мне найти её, это очень важно!

– Гораздо важнее привкус тёмного колдовства, которое я ощущаю в воздухе. И исходит он от вас. Нет ли у вас какой-нибудь вещи…

– Вы ошиблись, – холодно возразила Летиция. – Если в воздухе и летают отзвуки запретного колдовства, то исходят они от той девицы. Да, не удивляйтесь, что обыкновенная ведьма может оставить такой след: долгое время она была любовницей тёмного мага и благодаря этой связи получила часть его силы.

– Да, такое бывает, – задумчиво пробормотал чародей. – Что ж, удачи вам!

 
Прошла, наверное, целая вечность перед тем, как он сдернул с меня плащ.
Я хотела поблагодарить за неожиданное спасение, но осеклась, увидев, как маг на меня смотрит. Он вовсе не уверен в моей невиновности; для того, чтобы это понять, не нужно обладать даром.
 

– Пойдём! – волшебник взял меня за руку и увлёк к трактиру. – Ты должна многое мне рассказать.

Ноги стали ватными, в горле пересохло. Так он передумал, решил отдать меня сыскарке?

 
Но нет, волшебнику нужна была лошадь.
По счастливой случайности мой пони оказался на прежнем месте – скорее всего, Летиция всё же не поняла, чей он, а, может, решила, что страх не позволит мне вернуться. Под тяжелым взглядом мага я забралась в седло и позволила заклинанию ограничить свободу моих передвижений.
За ближайшим поворотом я опять увидела Летицию: она рыскала по деревне, словно гончий пес в поисках зверя. Обернулась на стук копыт и, не заинтересовавшись (мой спутник магическим способом скрывал моё присутствие, моё и моего пони, так как сейчас мы были единым целым), отвернулась.
Ехали мы долго, и за всё это время маг не проронил ни слова.
Наконец показались крыши какого-то городка – как выяснилось позднее, пункта нашего назначения. Он был тихим, уютным, весной и летом, очевидно, утопавшим в зелени. Застряв на полпути между настоящим городом и деревней, городок производил самое благоприятное впечатление, даже несмотря на обгладывавших последнюю зелень на окраине коз. Но этим меня не удивишь: в подобных поселениях жители часто ведут подсобное хозяйство, это не Лайонг, тут всё намного проще.
Дом волшебника стоял на центральной улице города, окнами выходя к ратуше. Он не выделялся ничем особенным в череде прочих построек, не был ни богаче, ни наряднее, даже никакой таблички не видно – рядовой дом зажиточного горожанина. Безусловно, он был больше моего, что и не удивительно: кто я – и кто маг? Под окнами разбит сад, такой голый и сиротливый на фоне серого, хмурого, готового разродиться дождем, а то и мокрым снегом неба.
Разумеется, имелась и конюшня. А вот и конюх: стоит у ворот и поджидает хозяина. Скользнул по мне удивленным взглядом, но промолчал.
Только сейчас я задумалась о том, что так и не узнала имени своего спасителя. Да, именно спасителя, потому что, не будь его, цепкие ручки Летиции намертво вцепились бы в меня. Пусть он относится ко мне настороженно, пусть подозревает в чём-то, но на данный момент… Как же, всё-таки, хрупок этот момент! Не окажется ли моё спасение всего лишь отсрочкой приговора? Он ведь мне не друг… Но ещё и не враг. Был бы врагом, сразу бы отдал в руки правосудия.
И всё же мне нужно как-то его называть, не «сеньор маг» же!
Пока я собиралась с силами, чтобы узнать, как зовут волшебника, мы оказались во дворе. Бросив на меня предостерегающий взгляд из-под бровей, маг ослабил заклинание, вернув подвижность ногам и туловищу. Руки по-прежнему отказывались меня слушать.
Так как слезть с седла самостоятельно я не могла, ему пришлось снять меня.
В прихожей нас встретила кухарка мага – невысокая полная женщина с первой сединой в волосах. Она расплылась в улыбке: «Прощу к столу!». Интересно, а меня тоже, или меня втолкнут в кладовку и запрут на замок?
Волшебник проявил сострадание – снял заклятие с рук и разрешил сесть с ним за стол.
Мучимый в последние дни нервным недоеданием желудок в этот раз согласился принять немного пищи, добротной и сытной. Не было тут никаких кулинарных изысков, та же стряпня, что на постоялых дворах, только в разы вкуснее. И хлеб у волшебника изумительный, с корочкой. Я с удовольствием намазала толстый ломоть маслом и отправила в рот. Странное дело, хлеб был чуть ли не единственным продуктом, на который мои нервы не реагировали. Ту же курицу я жевала три часа, а с краюшкой расправилась за считанные минуты.
Дождавшись, пока я отставлю тарелку, маг распорядился принести мне чаю – «по особому рецепту». Меня это немного насторожило, – откуда я знаю, что это за рецепт? – но правом голоса я не обладала и, поблагодарив, мужественно отхлебнула коричневую жидкость. Всё оказалось не так страшно, как я предполагала: всего лишь смесь привозного настоящего чая с сухими травами и молоком. Не сказала бы, что вкусно, но пить можно.
После ужина, волшебник, не перемолвившийся во время трапезы со мной ни словом, взял меня за руку и отвёл в кабинет.
Чувствуя себя любопытным ребенком, но не в силах ничего с собой поделать, даже страх на время отступил, я вертела головой, рассматривая разнообразные вещички, расставленные на полках. Что это? Артефакты? А для чего тот матовый шарик из кварца? А на столе – карты? Не пасьянс же волшебник раскладывает в свободное от работы время!
Как разительно отличалась эта комната от кабинета Лэрзена, правда, последний я не особо разглядывала: ужас застилал глаза. Но, вроде, не было там таких красивых камушков, не весели на гвоздиках пучки трав, не скалилась со стены чья-то клыкастая морда. А тут было столько всего, даже слишком много.
 

– Садись! – наверное, это было первое слово, произнесенное им за последние часы.

Я покорно села в указанное кресло, утонув в тёплом шерстяном пледе. Промелькнула мысль, что это кресло хозяина. Судя по всему, я не ошиблась: маг остался стоять, буравя меня сосредоточенным взглядом.

– Нет, ничего нет, – наконец пробормотал он, – только шлейф чужой магии, и что-то в голове, но не твоё. Тебя используют для хранения информации?

От неожиданности я опешила. То есть как хранения информации, какой информации?

– Я не понимаю, о чём вы, – наконец выдавила из себя я.

– Тебе виднее, вернее, твоему хозяину. Он ведь тёмный маг, верно?

 
Час от часу не легче!
 

– У меня нет хозяина, я свободная женщина, полноправная жительница Империи.

– И поэтому тебя разыскивают люди Императора?

 
Я промолчала. Да и что тут скажешь?
Маг хмыкнул и, обойдя сзади, положил руку мне на затылок. Сначала стало тепло, потом горячо, так нестерпимо горячо, что я дёрнулась. И в этот же самый миг вскрикнул и отпрянул волшебник.
 

– Ничего не понимаю! – он подул на пальцы, будто обжёгся о мою кожу. – Там не тёмная магия. Но, так или иначе, ты связана с последователями Тьхери. На тебе были тёмные охранные чары, кто их поставил?

Молчание стало моей визитной карточкой. Я прекрасно знала, как относятся светлые к тёмным, и не хотела, чтобы из-за меня пострадал молоденький ученик Лэрзена. Пусть сам маг мёртв, но ведь они не остановятся, пока не убьют всех его последователей. Или, что ещё хуже, выкопают труп, воскресят и казнят вторично. Это было так омерзительно, что от одной мысли об этом накатила волна дурноты.

А потом я поняла, что самое страшное уже произошло. Если Лэрзен попал в руки солдат, то они его не просто убили, они наверняка устроили над ним показательный судебный процесс и сожгли.

Нет, он может отдать меня Летиции, прямо сейчас отволочь в ратушу, превратить в крысу, но я не позволю так же поступить с юношей, не выдам имя его учителя.

– Она была вот здесь, вот в этом камушке, – маг взял в руки мамин агат. – Остатки до сих пор теплятся внутри. Девочка, – вкрадчиво добавил он, – В твоих же интересах всё мне чистосердечно рассказать! Кто подарил тебе этот камень?

– Мать, – я не видела смысла лгать.

– Значит, твоя мать колдунья? Но почему же тогда в тебе нет её силы? У кого она его взяла?

– Не знаю, это было давно, я была ещё маленькой девочкой.

Волшебник расстегнул цепочку и снял мамин подарок. Отнеся его на стол, он проделал над ним несколько пасов руками и нахмурился:

– Он был не только оберегом, но и связью. Чары не могли быть наложены много лет назад, они свежие. Так кто это сделал?

– Случайный человек. Я ему когда-то жизнь спасла. Он уже десять лет, как мёртв.

– Ты врёшь, – покачал головой маг. – Это вещь живого: я же вижу, как подрагивают невидимые оранжевые нити плетения. Они порваны, но частично сохранились. Судя по их свечению, их создатель не только жив, но и пребывает в полном здравии.

Он что-то говорил, в чем-то убеждал меня, а я не слушала, силясь понять истинный смысл его слов. Выходит, что Лэрзен жив? И до сегодняшнего дня он мог без труда определить, где я нахожусь. Более того, если на меня были наложены охранные чары, я могла бы избежать болезненного кошмара со стороны вампира? Но вот уже которую неделю от мага не было никаких вестей. Положим, он был ранен и не способен помешать моему близкому знакомству с вампиром, но почему тогда Лэрзен не приехал в дом Лгора, я ведь провела там не один день, да еще вдоволь отлежалась у ведьмы. Итого, прошёл почти месяц, целый месяц – а маг всё не появлялся. Да за такой срок на нём бы зажили любые раны!

– Так след чьего колдовства я на тебе вижу?

 
Я понуро опустила голову.
Всё понятно, Лэрзен счёл, что со мной не стоит возиться за те жалкие гроши, что я ему заплатила. Значит, мне нужно достать денег. Выбраться отсюда, попасть на ярмарку в Эдин и занять у Садерера. Лишь бы тот приехал! Моя последняя надежда… Можно, конечно, заложить дом, но как это сделать без личного присутствия?
Наш тягостный разговор прервал стук во входную дверь. Требовательный, громкий, такой, что даже мы его услышали.
Волшебник подошел к окну, выглянул и, обернувшись, будничным тоном сообщил:
 

– Солдаты.

Я вздрогнула. Съеденный ужин, комом встав в горле, активно рвался назад. Колики страха расползлись по всему телу, закололи кончики пальцев.

Я вскочила, заметалась по кабинету, как подбитая птица. Всего на минуту, потому что быстро поняла, что без помощи мага мне отсюда не выбраться. Нет, конечно, на двери чар нет (вроде бы нет), но каким образом я выберусь на улицу? Спрыгну с крыши? Выскочу из окна? Переломаю себе руки и ноги, облегчив задачу людям Наместника. Или и вовсе осчастливлю его, пополнив ряды духов.

– Пожалуйста, – взмолилась я, – не выдавайте меня!

 
Волшебник обернулся, окинул меня внимательным взглядом и пожал плечами:
 

– Я не могу препятствовать действиям властей. Если они спросят о тебе, я скажу.

– Я ни в чём не виновата, все обвинения ложны!

Нет, пожалуйста, вы же видите, что во мне нет магии! Если хотите, проверьте, совершала ли я эти страшные злодеяния, только не отдавайте им!

 
Если бы это помогло, я встала на колени, да я бы ноги ему целовала.
 

– Все преступники говорят то же самое, – скептически возразил маг. – Посиди, я спущусь к ним.

Сердце с грохотом упало в пятки, обдав волнами холода внутренности. Не в силах стоять на ногах, я сползла на пол и закрыла лицо руками. Плечи поникли; мысленно я уже видела себя на казённой соломенной подстилке.

Стоило ли бежать, стоило ли пытаться обхитрить судьбу, если конец был заранее предначертан? Воистину, кто я – и кто Наместник?

Но надежда умирает последней, поэтому, поборов минутную слабость, я взяла себя в руки, решив бить на жалость. Светлые маги обязаны помогать людям, у них доброе сердце – может, я сумею достучаться до него?

– Я согласна, чтобы вы при помощи магии проверили, виновна я или нет. Но, пожалуйста, не говорите пока солдатам, что я у вас. Если я преступница, то вы и без них легко сможете передать меня в руки властей, если же нет, не совершите фатальной ошибки.

 
Волшебник задумался, еще раз глянул в окно.
 

– Они уже в доме, – сообщил он и подошёл ко мне. – Встаньте с пола, сеньорита.

Я не могла: дрожали ноги. Сидела и смотрела на него глазами побитой собаки. Попыталась добавить взору очарования, вспоминая уроки матери. Если я и достучусь до его сердца, то только с помощью женских чар.

Видимо, я смотрела так, как надо: невинно, затравленно, с молчаливой мольбой, потому что маг смягчился:

– Хорошо, я подумаю. Но не надейтесь на мою помощь. Если аргументы будут серьёзны, я буду вынужден позволить этим господам забрать вас.

 
Я кивнула. Я прекрасно всё понимала.
Волшебник вышел, наложив на комнату заклятие. Как вскоре выяснилось, заклинание коснулось и меня, ограничив область моих передвижений метром туда – метром обратно: когда я попыталась подняться и подойти к окну, меня что-то мягко отбросило к креслу. Боится, что убегу. Боится, что я ведьма.
Минуты ожидания казались мне вечностью. С каждым глухим, будто набат, ударом сердца я попеременно умирала и рождалась заново. Наконец слух уловил скрип половиц под чьими-то быстрыми шагами. Я отчаянно пыталась понять, прогибаются ли они под тяжестью одного человека или отряда городской стражи.
Дверь отворилась, и на пороге появился волшебник. Сосредоточенно глядя перед собой, он решительно подошел к одной из полок, выудил из-под груды вещей странного вида скрепленные между собой браслеты с тончайшим рисунком из рун и такой же витой железный обруч.
 

– Что вы сказали им? – не выдержав, спросила я.

– Попросил подождать, – сухо бросил он. – Сказал, что у меня срочное дело. Вставай!

Я покорно встала, подспудно радуясь тому, что, во-первых, ноги меня слушаются, во-вторых, у меня появился шанс на спасение.

– Предупреждаю: если ты всё же ведьма, то раскаешься в своей лжи.

– Вы будете меня допрашивать? – наконец поняла я. Было страшно, страшно не от возможной боли, а от неизвестности: я понятия не имела, как проводятся магические допросы.

Маг кивнул и, подойдя, защёлкнул на моих запястьях браслеты. Зашипев, они медленно всосались в кожу, оставив на поверхности лишь тонкий рисунок рун. На мгновения запястья онемели, но неприятное ощущение быстро прошло. Покончив с браслетами, волшебник водрузил мне на голову обруч. С ним произошло то же, что и с браслетами, только вместо холода лоб покрылся испариной.

Убедившись, что всё готово для проведения допроса, колдун уселся в кресло напротив и пустил по моему телу лёгкую волну тепла. Она последовательно прошла от макушки до кончиков пальцев на ногах.

Я даже и не заметила, как потеряла способность двигаться, даже взгляд оказался зафиксирован на зрачках волшебника. Мастерски проделанная работа!

Наверное, в течение минуты маг молчал, просто внимательно изучал мои глаза, потом хрустнул костяшками пальцев, откинулся на спинку кресла и, позволив мне отвести взгляд, лениво спросил:

– Правдивы ли выдвинутые против тебя обвинения?

– Нет, – не раздумывая, ответила я.

– Занималась ли ты когда-нибудь тёмной магией?

 
Я опять ответила отрицательно.
 

– Связана ли ты каким-либо образом с поклоняющимися Тьхери?

– Да. Я обращалась за помощью к тёмному магу, просила защитить от преследователей. Я заплатила ему за защиту, и заклинание на агате, – я замялась, но решила сказать правду: раз договор не выполнен, то нечего и скрывать, – принадлежит ему.

– Понятно! – протянул волшебник. – Извини, я ошибся.

Он встал, провел пальцем по моему лбу – и стягивавший голову обруч материализовался в его руках. Сняв его и браслеты, маг щелчком пальцев отправил их обратно на полку и снова оставил меня в одиночестве дожидаться решения своей судьбы.

На этот раз меня не ограничили в свободе передвижений, и я смогла подойти к окну, взглянуть на пятна фонарей во дворе дома.

Тёмные фигуры, словно стервятники, сгрудились у входной двери. Вот она отворилась, протянув по земле косую полоску света, и выпустила какого-то человека. Он подошёл к группе людей, видимо, что-то сказал им, и солдаты ушли.

 
У меня отлегло от сердца.
 

– Я не поощряю лжи, но в этот раз пошел на обман, – произнёс за моей спиной маг. – Я сказал им, что ты сбежала на юг. Будто бы поинтересовался твоим местонахождением после разговора с госпожой из Имперского сыскного управления.

– И они поверили? – я плохо скрывала сквозившую в голосе радость.

– А ты бы не поверила? – усмехнулся он. – Светлые маги издавна пользуются всеобщим уважением. Так что успокойся, они не станут искать тебя здесь, Одана.

– Откуда вы узнали моё имя? Из той бумаги?

– Из неё. На память не жалуюсь, так что запомнил. Я попрошу Снерру устроить тебя на ночь в гостевой комнате. Примешь ванну, расслабишься. Я оставлю на столике успокаивающую настойку, выпьешь на ночь двадцать капель. Завтра мы подробно поговорим, и я подумаю, чем смогу тебе помочь и могу ли вовсе. Сама понимаешь, я не пойду против приказа Наместника.

Я понимала, поэтому была рада и тому, что в моем бесконечном беге по кругу наступила минутная передышка.

Ночью мне приснился страшный сон, такой, что я проснулась от собственного крика.

Я видела ребенка, хорошенькую белокурую девочку, которая доверчиво вручала пухленькую ручку фигуре в тёмном. Человек повел её куда-то вверх по ступеням – они показались мне смутно знакомыми – открыл какую-то дверь и ввёл ребенка в залитое закатным солнцем помещение. Там был покрытый цветами жертвенник; несколько курительниц наполняли воздух ароматами эфирных масел. Среди них были нотки и моего любимого – апельсинового. Помнится, от маминых рук всегда пахло апельсинами: заморские фрукты приносили в дар наладившие свои сердечные и семейные дела женщины.

Человек в тёмном решительным движением сбрасывает на пол цветы и усаживает девочку на алтарь. Она еще совсем маленькая, лет пять от силы. Сидит, болтает ножками, улыбается и сосёт леденец.

Человек расставляет вокруг жертвенника свечи, что-то говорит девочке – что, я не слышу, и с нетерпением посматривает на окна. Едва верхний край солнечного диска скрывается за горизонтом, он мановением руки погружает помещение во мрак – сами собой задергиваются тяжёлые бархатные занавеси.

 
Вспыхивают свечи.
Теперь девочке страшно, она просится домой, пробует сползти с жертвенника – слишком высоко.
Человек улыбается, я не вижу его лица, но чувствую это. Странно, я чётко вижу всё, но лишь его лицо погружено во мрак, вместо него – тёмное размытое пятно.
Резким движением он пригвождает рукой тельце ребенка к столу.
Девочка испуганно всхлипывает, пытается вырваться, но выросшие из каменной плиты стебли лианы крепко опутывают её. Малышка рыдает в полный голос, просит отпустить. Глаза круглы от страха и полны слез, но этому извергу нет до этого никакого дела. Он достает длинный искривлённый нож и, не обращая внимания на мольбы и крики, вонзает его в живот ребенка…
Я не могла на это смотреть, даже во сне, я кричала вместе с этой белокурой девочкой, на грани двух реальностей ощущая дикую волну ужаса.
Вскочив, я села на постели, провела рукой по лбу – на ладони остались капельки пота. Свесив ноги с кровати, потянулась к столику за успокаивающей настойкой и дрожащими руками отсчитала тридцать капель. Вечером маг говорил о двадцати, но их мне точно будет мало. Выпила и скрючилась на своем ложе, обхватив колени.
Зубы отбивали барабанную дробь, сердце стучала быстрее пущенной в галоп лошади.
В дверь тихо постучали, и на пороге возникла фигура служанки. В длинной белой ночной рубашке, со свечой в руках она походила на привидение.
 

– Что случилось? – испуганным шепотом поинтересовалась Снерра.

– Мне приснился дурной сон, сейчас все пройдет, – пробормотала я, сама себе не веря. Образы были настолько реальными, что мне казалось, будто я видела это в действительности.

Служанка понимающе кивнула и ушла, досадуя, наверное, что ненормальная гостья разбудила её своими криками. Что ж, я не специально.

Наутро маг также поинтересовался причинами ночного переполоха, я ответила ему то же, что и Снерре. Допытываться до сути он не стал, за что я была несказанно благодарна: не хотелось заново переживать весь этот ужас.

После завтрака мы прошли в его кабинет. На этот раз волшебник расположился в кресле, а я устроилась на стуле.

Всё-таки у магов очень необычный взгляд, особенно, когда они пытаются что-то узнать о вас без слов.

– Ты, наверное, сама понимаешь, что я не могу приютить тебя у себя? – Я кивнула. – Но мне бы не хотелось отпускать тебя просто так. Когда я вчера просматривал твою голову, я наткнулся на кое-что примечательное… Обычно люди носят в себе только свои мысли, чувства, переживания – в тебе же есть след чужих. Предположу, что тебя используют как живого носителя информации, только, увы, она защищена от считывания посторонним человеком. Обычно ключом к такого рода хранилищу служит какая-то ассоциация, воспоминание…

– Мне говорили, что кто-то скрыл от меня некий эпизод моей жизни, – перебила я и осеклась. Не опрометчиво ли я доверяю столь ценную информацию первому встречному?

– Не бойся, – улыбнулся маг, – я никому не скажу. Потерянные воспоминания… Они либо возвращаются сами, во снах или в местах, с которыми связаны, либо при помощи мягкого магического воздействия.

– А вы могли бы попытаться вернуть его? – робко спросила я.

 
Волшебник покачал головой:
 

– Увы, тут я бессилен! Работа чрезвычайно деликатная, а я недостаточно компетентен в подобных делах. Тебе бы попасть на прием к Белому магистру – он расплетает любые заклинания.

– Жаль! Что ж, я попробую вспомнить сама. Сеньор маг, – я запнулась, – могу ли я попросить вас о другого рода помощи? Мне очень нужно попасть на ярмарку в Эдин…Это крайне важно, быть может, от этого зависит моя жизнь…

– Что ж, это я могу для тебя сделать, тем более что накануне я вёл себя с тобой…кхмм… не самым лучшим образом. Ты поедешь вместе с моим соседом, он торговец. Я скажу, что ты моя двоюродная племянница. Немного изменим внешность, по-другому тебя оденем… Снерра сегодня же купит всё необходимое, о деньгах можешь не беспокоиться. Знаю, – вздохнул он, – путешествие небезопасно, но, будем надеяться, что погоня пойдет по ложному следу. Мне очень жаль, но большего для тебя я сделать не могу. Я дорожу своей репутацией и положением в обществе и не хочу их потерять из-за беглой преступницы.

Что ж, меня всё устраивало, признаться, я даже не надеялась на то, что он проявит такое великодушие.

 
Лэрзен
 
 
Мне было паршиво. Вернее, даже не так: мне было ПАРШИВО.
В голове творилось такое, что по сравнению с ним похмелье казалось детской сказкой. Хотя, нет, не буду сравнивать, а то накаркаю. Хоть не тошнит и перед глазами не троится. А остальные признаки – в полном ассортименте.
Голову разрывает на части мигрень. Лежу на кровати с повязкой на глазах и мечтаю заснуть, но сон, собака, не идет!
Тело ломит, бросает из жары в холод. Шевелишься с трудом, будто руки-ноги чужие.
Вот они, последствия моего бурного врачевательства и не менее бурных развлечений в тюрьме! Тогда-то энергия восстановилась, а теперь отхлынула.
Надо было думать, головой думать, а не другим местом!
Хорошо хоть до дома доплёлся, а не валяюсь в придорожной канаве. Тут Анже и Стьеф, они обо мне позаботятся. А через день всё пройдет. Так что проявим терпение и… Да какое, к брюху демона, терпение, когда прямо сейчас сдохнуть хочется!
Не, совсем ты раскис, Лэрзен, как баба! Ещё скулить начни – и точно в юбку пора обряжаться. Не так уж тебе и плохо, вот если бы на костер затащили или суставы калёными щипцами выворачивали – тогда да.
Постарался расслабиться, не обращать внимания на очередные подарки судьбы и заснуть. Естественным путем не получилось, поэтому пришлось на самого себя сонное заклятие накладывать, с боем прорываясь через дебри копий мигрени.
Всё, теперь лучше будет, проснусь уже с ясной головой.
Новый день не обманул моих ожиданий, и в привычное время я с удовольствием завтракал в столовой. Видимо, прознав, что мне полегчало, Марта испекла изумительно вкусные булочки – приготовила, хитрюга, заранее тесто, отнесла в ледник, а спозаранку, когда я нелицеприятным образом обошёлся с разбудившими меня насекомыми (судьба у них такая, долго не живут), сопроводив свои действия эмоциональным комментарием, занялась стряпней. Всё-таки повезло мне с кухаркой!
Снова ощущая себя здоровым и полным сил, я с удовольствием потягивал кофе и просматривал накопившуюся за время моего отсутствия почту. Все просьбы были мелкие, ни за одну из них не хотелось браться. Осточертели мне мелкие пакости, которые строят друг другу люди! Но они приносят деньги, поэтому, подумав, я отложил несколько писем и передал Стьефу – справится. Надеюсь, хоть чему-то я его научил.
Себе оставил два письма: одно от старого приятеля, который, вопреки логике, не чурался общаться со мной, даже предполагая род моих занятий (не уверен, правда, что он меня ко светлым магам не записал, с него станется!), второе – прибыльный заказец с иллюзиями. Один помещик хотел выдать замуж дочь, но девица была столь непривлекательна, что даже деньги отца не помогали. У их светлого мага забот было выше крыши, поэтому папаша написал мне – у меня хорошая репутация, многие советуют.
Предложенная сумма вполне устраивала, так что можно было прогуляться, посмотреть на объект.
Заехать, что ли, по такому случаю в Эдин? Артен писал, что будет там на ярмарке. Ох уж эта ярмарка! На месте властей я бы во время неё устраивал засады на каждой улице – сколько бы преступников переловили, и искать никого не надо было, они же в Эдин, как осы на персики, слетаются.
Артен… Два года не виделись. Интересно, выгорело ли у него последнее дело? Соанский шелк – золотая жила, только до него и без Артена столько охотников! Ну, разумеется, по дружбе я ему помог, расчистил немного дорожку, но вот договариваться с князем Соана ему пришлось самому, а это, я вам скажу, сложнее танца с наёмными убийцами будет! Но Артен мужик умный, обаятельный, наверняка к князю через супругу подход нашел.
Девица на выданье действительно оказалась своеобразной. Её нетрадиционной красоте могла позавидовать любая нежить. Это ж надо было родить такое чудище!
Отец тоже, между нами, не подарок, но мужчине можно, у него другие достоинства в запасе, а вот у девушки… Тут, сколько ни щурься и глаза ни прикрывай, ничего не исправишь. Не знаю, по-моему, если даже выпить бутылку чистого дратта, всё равно останется образиной. Высоченная, с лошадиным лицом, острым носом и необъятными формами. Её бы в балагане показывать!
Разумеется, я воздержался от публичного обсуждения достоинств юной леди, ограничившись лишь вежливой констатацией факта, что сия особо чрезвычайно мила. Девица-кобыла заулыбалась, тут же начала строить мне глазки (немудрено, поди, первый кавалер, который не сбежал при виде неё), а отец страдальчески вздохнул. Ничего, за ваши деньги мы это исправим. Не на всю жизнь, но пару месяцев протянем. Потом заклинание и продлить можно, чтобы церемония бракосочетания не закончилась оглушительным скандалом.
Перейдя из гостиной в кабинет хозяина, начали обсуждать, какой ему видится красавица-дочка. Воображение у помещика было незамысловатым и смогло расщедриться лишь на голубоглазую блондинку. Пришлось разубеждать его: если из-под вуали видны тёмные кудри, то и делать придется либо шатенку, либо брюнетку. А голубые глаза – это пожалуйста, тут никаких ограничений.
Сошлись на брюнетке – мол, так эффектнее. Волосы погуще и подлиннее, глаза – как озера, ресницы – крылья райской птицы, фигурка – поизящнее, то есть талия и ляжки потоньше, а грудь – повыше. Ножку уменьшить, а то этой принцессе только солдатские сапоги носить. Я терпеливо всё это записал и поднял гонорар на тридцать золотых: за сложность. Помещик опять вздохнул, но согласился. Понимает, что без меня сидеть его дочуре в девках даже с семью тысячами приданого золотом. Всякие там земли и перспектива наследования имения – не в счёт.
Получил аванс, отправился на половину леди проводить эксперимент по превращению гадкого утенка в лебедя. Возился около часа, стараясь проделать все так, чтобы иллюзия казалась достоверной не только на вид, но и на ощупь.
Девица хихикала, болтала всякую чушь о моём мастерстве, я не слушал.
Результат работы помещика удовлетворил, и мне со словами искренней благодарности была вручена вторая половина гонорара.
Счастливое семейство пригласило меня немного погостить у них, я отказываться не стал и припеваючи провёл возле своего творения почти целую неделю. Творение, наверное, и ставшее инициатором такого неслыханного аттракциона щедрости, рассчитывало на то, что я стану за ней ухаживать – не дождёшься, дорогая, уж я-то знаю, что спрятано под красивой оболочкой!
Из имения кобылы-невесты отправился сразу в Эдин.
Расплачиваясь за обед на одном из постоялых дворов, вспомнил об Одане. Надо вернуть задаток, если только, тут я усмехнулся, будет, кому отдавать.
Нехорошо, конечно, я поступил, но мне моя жизнь, ой, как дорога! Да и договор у нас держался только на одном моём честном слове и твоём скромном авансе. Выплати ты всю сумму целиком, тогда бы да, а так… Жалко мне тебя, поймают и засудят, а то и вовсе без суда убьют – это в стиле Наместника, но себя-то мне жалко больше. Так что всё, что могу, – мысленно пожелать тебе удачи.
Ладно, так и быть, если ещё раз увижу, дам тебе одну штучку – от смерти не спасет, но в бегах поможет.
Ты умненькая, может, как-то и выкрутишься. Я бы на твоём месте поскорее попытался вернуть себе память: иногда воспоминания – мощная сила. Вдруг там отыщется что-то такое, с помощью чего можно будет одотьера прижучить?
Лгор что-то не объявлялся, на него не похоже. Глянуть, что ли, где он?
Результат меня не порадовал, Лгора, думаю, тоже – три фута земли над головой и собеседники-черви.
Мёртв и валяется совсем не там, где я предполагал его найти. На охоте, что ли, подстрелили? Что ж, бывает! Только как-то странно: в одежде, с четырьмя ранениями, нанесенными профессионалом, возможно, с близкого расстояния. Крестьяне убивают топором или и вовсе подойти бояться – правильно, кстати. Тут арбалет нужен, копьё, алебарда, тот же старый добрый лук… Видимо, напал на кого-то, а жертва не из слабых оказалась.
Вот до чего потакание инстинктам, рыбьи кишки их раздери, приводит!
А ведь девочка с ним была… Куда делась? Тоже в земле, или в брюхе у этого удобрения?
Неважно, где, я не вмешиваюсь, мне нет до неё никакого дела. Точнее дело есть, но одно, пустяковое, ради него и стараться не нужно. Впрочем, если разобраться, аванс я могу и не возвращать: я сполна его отработал. Без меня, дорогая, тебя бы трижды сцапали.
Эдин – городок большой и шумный, прятаться – самое милое дело. И стража в нём – загляденье! Пиками никто бока не портит, трупных дел мастером не обзывают, не корчат брезгливую мину, сличая твою рожу со списком неблагожелательных граждан. Будем надеяться, что из лайонгского меня уже вычеркнули: Наместник должен сдержать слово. Не сдержит – ему же хуже, из принципа найду и мостовую у мясных лавок лживым языком вылизывать заставлю. Он, конечно, сильный некромант, но не без слабых мест, да и я, доведи меня до белого каления, пушистой белой шёрсткой не обрастаю. Сцепимся – будет народу развлечение.
Но ведь Дер'Коне прилюдно делать этого не станет: ему не выгодно сущность наружу выставлять. Сразу отставка, опала, а то и пытки. Если вскрытием могил баловался, то точно в руки палача попадёт, в Империи с этим строго. И ладно, если по безымянным погостам шариться, как я в молодости, к примеру, – а тут городские кладбища.
Не выгодно, ох, не выгодно, одотьер, вам слово не сдержать!
Допустим, всучите вы меня в руки палачу – так я ведь могу и лишнего сболтнуть, скажем, со страху (самому смешно, чего я могу из его арсенала бояться?), присочинить, в красках расписать, как милейший Наместник на сборище тёмных магов (не удержался и снова хихикнул. Прямо шабаш ведьм! Ага, так мы прямо и слетаемся на огонёк раз в два года, делимся опытом) младенцев резал, девичью кровь пил. А что – раз мне умирать, то в одиночку я не согласен, в компании, да ещё такой знатной, всегда веселей.
Ладно, пёс с ним, с Наместником!
Всучил в загребущие руки стражника монетку и как добропорядочный, абсолютно обыкновенный подданный Империи въехал в город. Если что, я из мелкопоместных дворян, тех, у кого гонору много, землица с домиком тоже имеется, – а с гербом и титулом пролёт. Я похож, скажу честно, иные дворяне на рожу куда хуже меня.
Магическая кровь след оставляет, среди нас редко встретишь таких, что на деревенского рубаху-парня, а не на «белую кость» походили. Не, можно, конечно, появиться на свет уродом, если с родителями подвезло, или мать ребёнка не хотела, а избавиться не получилось, но хотя бы во взгляде, осанке что-то будет. Холодные мы на вид, высокомерные. Иногда и не на вид, а по жизни. Она, собственно, жизнь отпечаток и наложила. Всё своё держу в себе.
Светлым в этом отношении проще, хотя балагурам среди них тоже ничего не добиться – до старости детишек от золотухи лечить, погоду предсказывать, хворь от скотины отгонять. Клиенты, да и наставники прежде всего серьёзность оценивают, а если её нет, то и доверием не проникнешься. А маг без благоговейного доверия – пустое место.
Веселый Эдин встретил меня гомоном голосов: крикливых уличных торговок, зычных зазывал, тонких мальчишек-разносчиков, визгами красоток, которых, воспользовавшись столпотворением, безнаказанно щипали за мягкое место предприимчивые мужики. Пешком пробираться через это людское море, особенно в ярмарочную пору, крайне затруднительно, конному тоже не легко, зато никто не толкает, не норовит дать локтем в бок. Можно, конечно, расчистить себе пространство, но зачем засвечивать свои способности? Поэтому я покорно принял вялотекущее движение этого колышущего моря, с любопытством посматривая по сторонам: на ярмарке ведь и мне интересно. Ничто человеческое, так сказать, и мне не чуждо, чтобы ни утверждали о нас официальные власти. А вот и они, не к ночи будут помянуты!
Посторонился, пропуская кортеж городского Главы. Лениво скользнул по периферии сознания стражников – нет, моя персона их не занимает, даже в мою сторону не смотрят. Как же приятно, когда на тебя не охотятся! Можно расслабиться, пропустить кружечку со старым другом…
Когда смолкли крики: «Поберегись!», и ряды пеших и конных снова сомкнулись, я решительно свернул на поперечную улочку и ради баловства позволил лошадке пронестись по ней вскачь. Садисткое, наверное, удовольствие, как люди шарахаются от тебя, буквально впечатываются в стены, завязая в грязи, спотыкаясь о тележки с овощами, переворачивая неустойчивые прилавки, падают друг на друга. Раз – и мы эффектно обогнули какую-то повозку, обдав комьями грязи с десяток человек, в том числе, и возницу, разгружавшего ящики с чем-то съестным. Вслед мне посыпалась разнообразная брань, встречались и словечки, которых я до этого не слышал, надо взять на вооружение. Зато на душе как хорошо! Верно говорят: сделал гадость – на сердце радость.
На перекрёстке натянул поводья, хлопнул лошадь по шее и снова пустил её степенным шагом.
Артен назначил встречу в одной второсортной гостинице, что свидетельствовало о том, что деньжата у него водились: попробуйте-ка снять на пару недель номер в ярмарочную пору, да ещё не в дыре? Ставлю десять золотых, что вас пошлют отовсюду, куда вы обратитесь, либо заломят такую цену за койку и миску с курятиной, что вы согласитесь ночевать на площади под навесом. Хозяева гостиниц и постоялых дворов славно наживаются за этот месяц, весь год потом не проесть.
Выискивая вывеску, я лениво скользил глазами по улице, нарочито игнорируя попытки воришек стащить мой кошелек – вам же дороже, милые, ещё приплатите, чтобы меня никогда больше не увидеть. О, один-таки решился! Не оборачиваясь, щёлкнул пальцами – и окрестности огласились замирающим на высокой ноте криком. Просто и действенно – обжечь пальцы. Если не поможет, могу причинить боль иного рода. Для особо страждущих – эпилептические конвульсии на мостовой. Мне несложно – моя работа, дело жизни, так сказать.
Желающие посягнуть на мою собственность как-то резко перевелись, да и народ стал предупредительнее, перестал тереться о круп моей лошади. Не поняли, что произошло, но предпочитают поостеречься. Как же я люблю обывателей с правильной реакцией!
Улица, тем временем, расширялась, дома стали опрятнее, появились редкие чахлые деревцами, отделявшие обочину от деревянного настила тротуара. И публика стала приличнее, есть на кого поглядеть.
О, миленькая ангерийка! Такие глазки – томные, глубокие, с искоркой внутри угольно-чёрного зрачка. Идёт под руку с каким-то хмырем – то ли муж, то ли отец. А, может, любовник. Фигурка ладная, груди заманчиво колышутся в такт шагам. Сделать так, чтобы наклонилась? А, ладно, не последняя. Сзади, кстати, тоже аппетитная.
Где же гостиница, раздери её орки! Кстати об орках – вон один из них бочонки сгружает. А что, в нашей Империи ксенофобии нет – если законы не нарушаешь, торгуй и работай, кто хочет. Только, как бы это помягче выразиться, из орков такие же работники, как из петуха несушка. Зато варят отменное пиво. Его-то и привезли, в кабачок какой-то закатывают. Рожи, конечно, не приведи боги, в темноте увидеть! Ребёнка уже напугали… Я уж молчу, что от них несет, как от кожевни. Если в трактир входит орк, то заведение пустеет за считанные минуты.
Развлекаясь подобными наблюдениями, я, наконец, увидел то, что искал – золотой баран на синем фоне. Хорошо хоть не козёл. С фантазией у людей не густо, ничего замысловатее «Речной девы» не встречал. Ну, да не место (или название) красит человека, а человек место.
Настроение было подозрительно хорошим, и, разумеется, меня тут же вернули с небес на землю, отбив всякое желание шутить. Разве что наслаждаться сарказмом позволили. Только вот чьим, моим ли?
Навстречу мне двигалась группа из человек шести-восьми во главе с очень высоким, выше меня почти на голову, наполовину седым мужчиной. Одет он был во все белое, только пряжка ремня коричневая. У правой руки покачивается посох с каким-то кристаллом на набалдашнике. Обычный такой посох, из ясеня, только вот кристалл в нём далеко не простой. Да и ничем эта палочка ни к поясу, ни к седлу не крепиться – парит себе в воздухе.
Глядя на обладателя посоха (не такой уж он и старый, гладко выбрит, причёсан, на руках – перстни, а ещё говорят, что маги не меркантильны!), я прекрасно представлял, кто его спутники. Измажься они дегтем – всё равно бы понял.
Покусывая губы и проклиная судьбу за такую «расчудесную» встречу, поискал глазами проулок, в котором можно было бы укрыться, и трусливо попятил лошадь к обочине. Н-да, поздновато: мои манёвры привлекли внимание Белого магистра.
Лишь бы не почувствовал! Такой чудесный день – не хочется мне в застенки. Да и за что? Я никого убивать не собираюсь, других противоправных действий тоже в голове не держу, если хочет, может проверить.
Я почтительно склонил голову – знаю, зараза, что ты могущественнее, признаю твою силу, отдаю необходимую дань уважения, только свору свою не натравливай! Я вам не бесплатное развлечение, проезжайте мимо, господа светлые!
Мне показалось, или по губам магистра скользнула усмешка? Сейчас поднимет руку – и полетят ко мне наперегонки заклинания смерти.
Но он не стал, хотя, я уверен, догадался, кто я. Видимо, по случаю ярмарки провозгласили амнистию.
Проехал мимо, гордый такой, император колдовского мира! И ведь никто с трона не сбросит… А кто возьмется? Пока у него этот кристалл, мы заведомо его слабее, что светлые, что тёмные. Украсть камешек тоже не получится – свои тонкости. Его только хозяин отдать захочет.
Мысленно послав парочку проклятий (словесных, не магических) в адрес Белого магистра и его свиты, я спешился у «Золотого овна». Будем надеяться, что Артен там, а не шатается среди этого скопища народа. Я его по всему городу искать не собираюсь.
Разумеется, Артен был там, где делались деньги, то есть где угодно, только не в гостинице. Следовало ожидать!
Усмехнувшись, я направился к стойке портье, прикидывая, во сколько мне обойдётся удовольствие жить здесь.
Тут, наверное, нужно сделать одну важную ремарку: говоря, что «Золотой овен» – гостиница второго сорта, я вовсе не имел в виду, что он плох. Просто в Империи подобные заведения делятся на три класса, я предпочитаю второй: и комфорт, и стоимость номера приемлема для моего кошелька. Другое дело, что подобные гостиницы встречаются только в крупных городах, иными словами, мы с ними видимся нечасто. Надеюсь, в этот раз мне повезёт.
Заранее предвидя ответ портье: «Сожалею, сеньор, но номеров нет», я придал взгляду нужное выражение. Знаю я этих хозяев гостиниц, всегда придерживают комнатку для важного гостя. Что ж, сегодня этим гостем стану я.
Портье испуганно дернулся; в глазах плескался страх.
 

– Мне нужна комната, – я облокотился о стойку. – На неопределенное время, но не более двух недель.