Текст книги "Я стану твоим врагом (СИ)"

Автор книги: Ольга Погожева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Лекарь толкнул дверь и вошёл.

– И кого нелёгкая принесла в такую рань, – неприветливо буркнул хозяин, тиская в ладонях дымящуюся чашку горячего грога, и не поднимая глаз на посетителя. После поздних гулянок, продолжавшихся в таверне до предрассветных сумерек, харчевник привык отсыпаться до полудня, но сегодня ожидалась поставка товара, и ему пришлось сторожить свой караван.

Януш на негнущихся ногах прошёл к стойке, опустился на высокий деревянный стул.

– Воды, – хриплым, шелестящим шёпотом попросил он.

Хозяин вскинул взгляд, и тотчас шатнулся назад, лихорадочно творя спасительное знамение.

– Чур, чур! Чтоб тебя… мертвяк?! Во имя Единого, пошёл прочь из моего дома! Вот тебе, получай водицы!!! Ась?!

Януш не успел увернуться: харчевник окатил его водой из спешно выцарапанного из-под стойки кувшина. Лекарь хапанул ртом воздух, мгновенно прийдя в себя, и изумлённо воззрился на выжидательно уставившегося на него хозяина.

– Так ты… живой? – подозрительно поинтересовался харчевник, наблюдая, как стекают с окровавленного лица посетителя коричневые струйки.

– Живой, – только и смог ответить ошарашенный лекарь.

– Тьфу ты, нечисть поганая! – непонятно на кого выругался хозяин, ставя кувшин на стойку. – Токмо даром живую воду на тебя перевёл… храмовая водица-то, самим Единым благословенная!

Януш почти выхватил у него из рук кувшин с остатками воды, запрокинул голову, жадно проглатывая плескавшиеся на дне капли.

– Да что ж ты как дикий-то! Вот, держи… согрейся, бедолага, – неожиданно пожалел его харчевник, пододвигая к нему свою чашку горячего грога.

Януш схватил её обеими руками, теперь только ощущая пробирающий озноб – от холода ли, от долгой дороги, или от всего того ужаса, который остался за дверью, но не желал покидать пытавшийся отрицать его разум.

– Порез не очень глубокий, заживёт, – со знанием дела сказал харчевник, рассматривая окровавленное лицо лекаря. – Ну, ежели это всё, чем ты отделался, то тебе повезло, парень. Уж мы-то, когда узрели, какая птица к тебе подсела, тотчас смекнули, что ты не жилец. С ведьмой этой никто в нашей округе не связывается. Живёт, бают, она неподалёку. Порой в Галагат наведывается, но в основном здесь, в соседней деревне обитает… а точнее, в медвежьей берлоге рядом с ней. Жуткая старуха! Хотя позавчера, когда она явилась в таверну, она показалась мне… моложе, что ль? Глаза блестели, походка изменилась, спину выровняла… мы все дыхание затаили, даже пьяные и те попритихали… А она прямиком к тебе за стол! Ну, соседи-то твои тотчас свои стаканы похватали, и кто куда пересели. А она, злыдня, давай тебя обхаживать… ох, и жарко же она тебя… я ить тайком смотрел… Ну, думаю, пропал парень! И действительно – пропал! Берёт она тебя под руку, да на выход тащит… Я немного выждал, да следом выглянуть решил – а от вас и следа не осталось…

Януш передёрнул плечами, вспоминая тот короткий провал в памяти, который никак не получалось восполнить, и глотнул горячего, дымящегося грога, чувствуя наконец блаженное тепло внутри.

– Мы уж не думали, что ты живьём вернёшься! У её берлоги многие люди пропадали… люди говорят, ей нужны черепа и кости, а зачем – никто не знает…

Лекарь не выдержал, застонал, обхватывая руками голову. Этот кошмар будет жить с ним до конца дней! Он никогда, никогда не сможет забыть этот позор, этот стыд, этот ужас…

– Оттого и решил я, что ты мертвяк, – закончил свой рассказ хозяин. – Ещё и явился на рассвете…

– А… она… ведьма эта… не появлялась здесь больше? – с надеждой спросил Януш.

Харчевник замахал на него руками.

– Что ты! Чур тя! Не накликай! Исчезла она – и хвала Единому… Вчерась в её берлогу сунулись местные мальчишки любопытства ради – так говорят, пусто там! Ни единой вещицы после себя не оставила, сбежала, стерва…

Януш торопливо извлёк из-за пазухи клочок пергамента, повернул его буквами к хозяину.

– Вот это… «Т.О.»… говорит вам о чём-то? Может, знаете кого с таким именем?

– Имени такого не знаю, – решительно отмёл харчевник. – Но на картах, что торговцы втридорога продают, такое видел. Туманные Острова далеко на западе… дом изгнанников и жутких чудовищ. Их название некоторые даже вслух боятся произнести, оттого частенько сокращают, особливо на маленьких картах. Больше ничего не скажу! – решительно рубанул рукой воздух он. Ребро ладони обрушилось на стоявший рядом стакан, и харчевник с шипением отдёрнул руку: на столешнице остались лишь осколки. – Ах ты ж, итить твою налево! Договорился! Сглазила, гадина паршивая!

– Позвольте, я гляну…

Януш перехватил крупную, мясистую ладонь харчевника, осторожно вытащил застрявший в ней кусок стекла, и провёл второй рукой над порезом. Такие лёгкие раны от одной лишь его мысленной молитвы затягивались на глазах…

– Ну, чаво замер-то? Кровища ить хлещет! Ишь, лекарь выискался! Коли обработать не умеешь, дай мне! – нетерпеливо дёрнул рукой харчевник. – Больно же, белобрысый! Пусти, кому сказано!

Януш пустил, провожая ворчавшего харчевника ошарашенным взглядом. Тот отошёл в угол, прижимая кровоточащую ладонь к груди, принялся ополаскивать руку в тазике с мыльной водой. Лекарь смотрел на него, чувствуя, как нарастает в груди глухое отчаяние. Этого… не может быть! То, чем наградил его Единый… его бесценный дар, помогавший людям… исчез… после всего одной ночи скверны…

– Так чаво там у вас было-то? – полюбопытствовал хозяин, наспех перематывая ладонь. – Выглядишь уж больно паршиво, точно мешком тя по голове пришибли. Ну, колись, парень! Что эта ведьма с тобой сделала?

Лекарь перевёл пустой взгляд на харчевника. Скомкал клочок пергамента, зажимая его в кулаке. Единый не внял его молитве. Он, Януш, теперь покрыт толстой коркой скверны и грязи, и лишь самое глубокое, самое искреннее раскаяние поможет ему… если не вернуть благословение, то хотя бы… вымолить прощение…

– Она забрала у меня мой дар.

– Это какой же? – хмыкнул хозяин.

Януш не ответил. Медленно, как во сне, он поднялся со стула, сделал несколько неверных шагов к двери. Следовало поблагодарить хозяина за помощь, но он ничего не мог из себя вытолкнуть. Пожар в груди, настоящая огненная буря из стыда, горечи, утраты и отвращения к себе, подогревались теперь ещё одной мыслью. Если всё то, что ведьма сказала ему – правда…

Ему нужно найти её. Найти или умереть в поисках, но если она носит его сына – он просто не может позволить ей исчезнуть вместе с ним. Сделать из его ребёнка чудовище, воплощённое зло…

Нет! Он не оставит его на откуп ведьминской жестокости, не уподобится собственному отцу, бросившему сына ради своей заветной любви. Он не повторит ошибок прошлого и вернёт себе сына. И посвятит ему всю жизнь…

Как там сказал хозяин? Туманные Острова, прибежище изгнанников и жутких чудищ? Прекрасное место для того, чтобы исполнить предсказание! Виверия всё просчитала, даже место, из которого следует восстать будущему повелителю тьмы… но она ошиблась! Потому что он, Януш, не позволит… не позволит…

– Я не отдам тебя ей…

Хозяин вздохнул, провожая взглядом полубезумного мужчину, и покачал головой, когда дверь за ним захлопнулась. Ведьма определённо лишила его разума! Что ж, по крайней мере, он был добр к бедолаге – возможно, он последний. Какая судьба ждёт побывавшего в ведьминских лапах, харчевник не знал – и не хотел знать.

Махнув рукой, хозяин принялся начищать стойку: вот-вот должен был прибыть торговый караван.

Нестор коснулся ладонью гладкой кожи, запустил пальцы в волнистые пряди, и замер, глядя, как она прикрывает глаза, прислоняясь щекой к его раскрытой ладони. Он боялся верить в то, что видит, боялся испортить то, что есть. И даже не потянулся вслед за ней, приказывая себе оставаться на месте, когда Марион наконец отстранилась и улыбнулась ему – на самом деле улыбнулась, той сдержанной, но мягкой улыбкой, которая раньше мелькала на её лице лишь для Михаэля.

– Доброй ночи.

– Нестор, – терпеливо добавил командующий. И когда только эта женщина научится звать его по имени!

Марион усмехнулась, качнула головой, и затворила за собой дверь, оставляя его одного в тускло освещённом коридоре. Баронесса разрешила проводить себя до опочивальни – и лишь после того, как убедилась, что Михаэль, соскучившийся по обществу герцога, также вернулся в свои покои. Сэр Эйр вызвался охранять сон баронета, и она впервые за полгода могла позволить себе наконец-то выспаться.

Нестор не настаивал на своём обществе. Несмотря на то, как сильно он скучал по её холодной и сводящей с ума сдержанности, по её понимающему взгляду и желанному запаху – он готов был ждать столько, сколько потребуется. Он прождал достаточно, чтобы не испортить своим нетерпением всё именно сейчас, когда тончайшая, дрожащая нить их отношений только-только сплелась в крохотный и ещё такой слабый узел.

Развернувшись, валлийский командующий быстрым шагом направился к главной лестнице. Марион не желала видеть ни регента, ни Августу – и она их не увидит. Августа ещё днём, собравшись в рекордные сроки, выехала из замка, с небольшим эскортом, захватив с собой лишь камеристку и одного слугу – остальная свита должна была догнать Нивелийскую леди уже в дороге. Августа очень торопилась покинуть замок так, чтобы не встретиться ни с их законными хозяевами, ни с будущим супругом баронессы. И ей это почти удалось.

– Он ещё здесь? – дёрнул щекой Нестор, спускаясь по лестнице.

Валлийский капитан, прибывший вместе с ним, низко опустил голову, признавая свою ошибку.

– Он долго собирался, отказываясь выйти из своих покоев. Мы не решились ломать двери.

Ликонт кивнул, переводя взгляд на съёжившегося перед ним человека. Кензил Добокс бросал на него умоляющие взгляды, запуганно поглядывая на окруживших его валлийских рыцарей.

– Вы… не имеете права… – пискнул граф, прижимая к себе кожаную сумку. – Я послан сюда её величеством…

– Кем-кем? – сделал вид, что не расслышал, герцог.

– И-императрицей Сев-вериной, – заикнулся под сверлящим его взглядом Кензил. – Я…

– Не помню такую, – лениво оборвал его Ликонт. – Авероном правит император Таир, и его распоряжение ты видел. Будь моя воля, я бы с тобой не церемонился. Слыхал, граф, какими сказками про валлийских варваров пугают ваших детей? Так вот, – герцог склонился вперёд, глядя в глаза имперскому регенту, – это всё правда…

По знаку командующего Кензила выволокли под локти из зала, и вышвырнули из широко распахнутых дверей. Ойкнув, регент скатился по высоким каменным ступеням, плюхнувшись на гранитные плиты внутреннего двора. Сумку, тем не менее, он из рук не выпустил, и Нестор, уже повернувшийся, чтобы уйти, внезапно заинтересовался.

– Что у тебя там?

Кензил сильнее прижал к себе сумку, расширенными от ужаса глазами глядя на стремительно приближавшегося герцога. Нестор не упрашивал: двинул сапогом по лицу, отбирая сумку, перевернул, вытряхивая содержимое на каменные плиты.

Зазвенели монеты, полетели распечатанные письма, и тяжело упал массивный драгоценный орден – высший знак отличия Аверона, присвоенный герою войны, Синему барону, командующему Магнусу, – посмертно…

Нестор потемнел лицом, но сдержался, не говоря ни слову побледневшему вору. Нагнулся, подбирая первое попавшееся письмо, развернул.

«Ты не отвечаешь, и я волнуюсь с каждым днём всё больше. Всё сильнее хочу увидеть тебя. Услышать твой голос, увидеть спокойные глаза и поверить, что мир не меняется, что вот она – ты, с тобой никогда не случится ничего плохого, а значит, всё остальное не имеет значения…».

Он узнал почерк Януша, и не стал читать дальше. Аккуратно свернул, бросая взгляд на замершего Кензила. Регент всё ещё надеялся уйти от него целым и невредимым, но с каждой минутой Нестору становилось всё сложнее выполнить пожелание Марион – сохранить ему жизнь.

Командующий нагнулся ещё раз – подобрать письмо, на которое едва не наступил. Развернул, тотчас узнавая почерк любимой сестрёнки.

«Мне очень не хватает вас, леди Марион. Уж вы-то точно знали бы, как себя вести. Аверонский двор принял меня настороженно, но её величество оказалась добра ко мне. Мне столько хотелось бы рассказать вам, леди Марион, того, что я не смею доверять бумаге! Надеюсь, у вас тоже всё хорошо…»

Нестор свернул бумагу, пытаясь унять яростную дрожь в пальцах. Паршивая крыса, подлый шпион! Это общеизвестная практика – вскрывать чужие письма, не донося их до адресата, и он сам порой не гнушался тем же… но Марион, его Марион! Её жизнь, её мысли, мысли его друзей и родных – всё оказалось залапано грязными руками жалкого подонка…

– На конюшню его, – коротко велел командующий.

Кензил взвизгнул, когда его вздёрнули под локти и поволокли на задний двор, и Нестор надеялся только, что он своими воплями не разбудит всех обитателей замка.

– Соберите, – кивнул на ворованные вещи Ликонт.

Один из его людей молча принялся выполнять указание, и герцог прошёл вслед за вопящим и извивающимся регентом. Воины бросили его прямо на пол, в лужу конского навоза, и герцог кивнул капитану, доставшему из-за пояса кнут.

– Не до смерти, – негромко проронил командующий, прислоняясь плечом к косяку.

– Нет! – в ужасе возопил Кензил, пытаясь выбраться из жидкой лужи. – Вы не посмеете! Нет! Я – граф Добокс! Имперский регент! Это произвол! Вы заплатите! Её величество… все узнают! Я расскажу…

– Кензил, – перебил его Ликонт негромко, но Добокс тотчас заткнулся, затравленно глядя на герцога. – Ты никому ничего не расскажешь. Выбирай: или после порки ты голый, но живой выметаешься на все четыре стороны, или всё то же самое, но в конце тебя убьют. Учти, Кензил: если доберёшься до своей патронессы живым и начнёшь трепать языком, всё повторится. У меня длинные руки, граф. Ты и представить себе не можешь, насколько.

Добокс сглотнул, нервно глядя на ожидавшего приказа капитана. Перевёл взгляд на командующего… и внезапно понял, что тот хочет его смерти. Ждёт малейшей зацепки, чтобы свернуть ему шею на месте, не дожидаясь, пока тот сам выберет свою судьбу. Дикий огонь в глубине синих глаз казался почти безумным: Ликонт хотел крови. Осознание этого оказалось настолько ярким, что граф не стал испытывать судьбу.

– Я ничего никому не скажу, – хрипло пообещал Кензил. – Только… не убивайте… прошу…

Нестор отвернулся, когда плеть свистнула в первый раз, и молча вышел, слушая вопли за спиной. Плотно затворил за собой двери, чтобы крики не разбудили ни прислугу, ни хозяев замка, и вернулся во внутренний двор.

– Всё готово, – доложил ожидавший его рыцарь. – Можем отправляться.

Нестор кивнул, запрыгивая в седло поданного ему скакуна, и первым выехал со двора. Дорога до озера, несмотря на ночной час, была прекрасно видна из-за полной луны и звёзд, таких ярких на аверонском небосклоне, каких никогда не бывало в северном пределе Валлии. Там небо всегда было затянуто серыми облаками, снега не сходили по нескольку месяцев в году, и тьма намертво покрывала землю с наступлением ночи.

– Это кто там? – завидев огонь костра, спросил Ликонт.

– Местные разбойнички гуляют, – отозвался сопровождавший его рыцарь. – Они на другом берегу озера, нас не увидят. Да и пьяные они, песни орут, наутро так вообще ничего не вспомнят.

Бросив ещё один взгляд в сторону гуляющей шайки, Ликонт направил коня к противоположному берегу. Их уже ждали – трое его рыцарей, молча ожидавших командующего, и связанная Августа с накинутым на голову мешком.

Она сидела прямо на земле, скорчившись, и уже давно выговорила весь запас своих проклятий и ругательств, обрушившихся на уши стороживших её рыцарей. Её не трогали – пока что. При звуке подъезжавших всадников она встрепенулась, вскидывая голову, но увидеть ничего не могла.

– Кто здесь? – приглушённо, дрожащим голосом выговорила она. – Это ты, Нестор?

Ликонт спрыгнул с коня, подошёл к пленнице, сдёргивая мешок с её головы. Августа шарахнулась от него, но тотчас взяла себя в руки, растягивая побелевшие губы в улыбке.

– Нестор, что это за шутки? Отпусти меня, дорогой… ну же…

Он присел перед ней на корточки, разглядывая бледное, исказившееся от тщетно подавляемого страха лицо. Кучера, слугу и камеристку отпустили живыми, выкрав из кареты лишь Нивелийскую леди, но те оказались слишком озабочены спасением собственных шкур, чтобы помочь госпоже. Его воины переоделись в простую одежду, опознать валлийцев в темноте, таким образом, никто не смог. И Августа знала это.

– Нестор, – снова попыталась взять нужную ноту она. – Давай решим всё мирно…

– Давай, – неожиданно заговорил герцог. – Я подарю тебе то, чего ты лишила Марион – право выбора. Вариант первый – ты в озере, вот так, как есть, со связанными руками и ногами, и мешком на голове. Выплывешь – так и быть, отпущу. Вариант второй – мы тебя раздеваем и дарим во-он той благородной компании, – Нестор махнул рукой в сторону оравших разухабистые песни разбойников на другом берегу. – Уверен, они окажутся рады женскому обществу.

– Нестор, – губы Августы дрогнули, она тщетно дёрнулась в связывавших её путах. – Ты же не имеешь в виду… всё это? Это всё неправда, Нестор? Ты пошутил?

– Какие уж тут шутки, – буднично отозвался герцог. – Нет ничего серьёзней, чем видеть любимую женщину поруганной. Нет ничего ужасней, чем увидеть слёзы в её глазах. И когда после всего случившегося она ещё и молчит – её молчание оглушает. Я оглох к просьбам, Августа! Поэтому давай закончим с этим побыстрее. Озеро или мужское общество?

Её глаза округлились. Он… не мог… просто не мог обойтись с ней так!

– Ты что же, хочешь убить меня? – выкрикнула Августа, дёргаясь в путах. – После всего, что говорил мне? Где же все твои нежные слова, Нестор?

– Флирт, – безжалостно ответил валлиец, – с целью шпионажа. Быстрее, Августа, или я решу за тебя и выберу сам.

– Выбирай! – вскинула дрожащий подбородок Августа. – Выбирай! И будь проклят ты и весь твой род, Ликонт!

– Значит, мужское общество.

По знаку командующего Августу вздёрнули на ноги, потащили к лодке. Она пыталась упираться, визжала, проклинала, пыталась угрожать и умолять, но когда вслед за ней на лодку взошёл сам Ликонт, мгновенно унялась.

– На тот берег, – приказал командующий.

С ними отправились только двое воинов, налегших на вёсла; гребли быстро и сосредоточенно, ведомые ярким светом костра и пьяными голосами. Августа не сводила глаз с герцога. Когда-то он ей в самом деле нравился, и она строила далекоидущие планы… Сейчас в его лице, жестоком, равнодушном, в злых синих глазах она не видела ни прежней красоты, сразившей её в Ренне, ни хищного обаяния, покорившего её сердце – но могла прочесть свою ближайшую судьбу. Он действительно собирался сделать это! И ему на самом деле плевать, что с ней произойдёт, и что с ней сделают эти… эти…

– Нет, нет! – взвизгнула она, когда валлиец внезапно повернул к ней голову, и схватил за локоть, вздёргивая на ноги. – Нестор… Нестор, послушай… не надо, прошу тебя… будь ты проклят, не надо! Любимый… отпусти, пожалуйста…

Тускло блеснуло лезвие; он рывком развернул её спиной к себе, чиркнул кинжалом по шнуровке корсета, дёрнул, срывая с неё – и выкинул в озеро. Августа обернулась к нему, уже не пытаясь совладать с собой. Губы её дрожали, в глазах стояли слёзы. Платье обвисло, не поддерживаемое шнуровкой, но плечи по-прежнему покрывала полупрозрачная шаль, а под пышной юбкой находился металлический каркас. Он раздевал её, как и обещал, и хотел доставить к пирующим проходимцам нагишом – зверь, монстр!

Августа вгляделась: на берегу уже можно было различить гулявшую компанию. Их было несколько человек, и пьяные голоса уже доносились до плывущих в лодке. Нет, нет! Её, Нивелийскую леди… грязные, грубые, немытые разбойники… Прочь, прочь отсюда, подальше от валлийских варваров, подальше от этого чудовища…

Герцог дёрнул прозрачную шаль, оголяя плечи, отвернулся, чтобы выкинуть в озеро.

– Не-е-е-ет!!!

Громкий всплеск заставил его резко обернуться: Августа выпрыгнула из лодки.

– Стой!

Она почти мгновенно ушла под воду, с округлившимися от ужаса глазами и широко раскрытым для крика, захлёбывающимся ртом. Тяжёлое платье с каркасом тащило на дно, связанные руки и ноги не позволяли выплыть на поверхность. Ликонт ругнулся. Он не хотел её смерти, и вариант с озером был не более чем фарсом, призванным запугать проклятую гадину. Похоже, что он перестарался.

– За ней, быстро, – скомандовал герцог одному из воинов.

Тот тотчас бросил весло, выпрыгнул из лодки, уходя под воду. Нестор дёрнул щекой, наблюдая, как исчезают вслед за ним пузырьки на водной глади. Сам Ликонт, к своему стыду, плавать не умел, ещё в юности махнув рукой на бесполезные попытки удержаться на воде. Чтобы плавать, нужно расслабить тело, довериться обманчивой водной глади. Этого Нестор, привыкший рассчитывать только на себя, сделать не мог.

– Она слишком глубоко, – вынырнув, чтобы захватить побольше воздуха, доложил рыцарь. – Платье… тянет вниз… я отпустил её, чтобы достать кинжал… и тут же потерял… темно…

Он нырнул вновь, и Ликонт махнул рукой второму воину. Тот последовал примеру товарища, оставив весло и бросившись в воду. Командующий остался один в лодке, пытаясь взглядом отыскать хоть что-то, что помогло бы найти Августу. Плававшие невдалеке разрезанный корсет и шаль лишь сбивали с толку…

…Берегись женщины, мой король!

Нестор вздрогнул. Предсказание безумной галагатской пророчицы, о котором он забыл в тот же день, вдруг всплыло в памяти так явно, так ясно, что он почти услышал голос ведьмы – здесь, посреди чёрного в ночи озера…

…Она падёт от твоей руки…

– Да где же ты, дура…

Нестор вцепился обеими руками в борт лодки, чувствуя, как его прошибает холодный пот. Да что за проклятье! Он не хотел её смерти!..

– Слишком глубоко! – вынырнув, прокричал, задыхаясь, один из воинов.

– Ничего не видно! – тотчас показался из воды второй.

– Продолжайте поиски, – коротко велел командующий, и оба тут же ушли под воду.

…Когда оба в пятый раз показались над водой, и в пятый раз нырнули в поисках утопленницы, Ликонт медленно сел, левой рукой растирая виски. Он уже понял, что его рыцари не найдут Нивелийскую леди. Её найдут уже местные жители, когда спустя несколько дней её выбросит к берегу. Вопросы, если и возникнут, останутся неотвеченными. Свидетелей нет, ответов тоже. Предположения, конечно, появятся. Вот только кто посмеет обвинить членов императорской семьи…

Нестор шумно выдохнул, прикрывая глаза. Ему приходилось видеть смерть, но он ненавидел убивать женщин. Наказание, которое он готовил для Нивелийской леди, было, несомненно, жутким и жестоким, но это был необходимый урок, который он хотел ей преподать. Но Августа не захотела платить по счетам – и сама вышла из игры.

Оставалось только надеяться, что Марион не догадается о произошедшем раньше, чем он сам не будет готов ей рассказать.

Она приоткрыла секретную дверь пошире, прислушиваясь к разговору. Император Таир заканчивал встречу со своими советниками, отдавая последние приказы. Массивные двери его кабинета хлопнули, выпуская собрание, и она услышала знакомый вздох: молодой император остался наконец один.

– Бремя власти, – мягко проговорила Наала, выходя из-за портьеры, – утомляет похуже затянувшейся войны, не так ли?

Таир обернулся, и хмурое, уставшее лицо осветила солнечная улыбка.

– Моя дорогая супруга, – проговорил император, проходя навстречу жене, – как долго ты здесь была? Что ты слышала?

– Достаточно, чтобы остаться недовольной поведением сэра Андриана, – Наала улыбнулась, позволяя супругу поцеловать себя в щеку. – Кем он себя возомнил? Да, его послужной список впечатляет, и он верно прослужил твоей матери много лет, но, в конце концов, император здесь – ты, и если ты принял подобное решение, вправе ли он осуждать его? Ты очень добр, мой дорогой супруг, проявляя подобную снисходительность к его старческой немощи. Ты – благородный рыцарь, а вовсе не злой император…

– Не все императоры коварны, – не удержался от улыбки Таир, обнимая супругу, – а зло – понятие и вовсе относительное… что?

– Забыла сказать, – мягко улыбнулась Наала, проводя ладонью по белоснежным, тщательно уложенным волосам мужа, – для императора ты ещё и чересчур умён… обычно за императора думают его советники… Я уже говорила тебе, мой император – ты слишком хорош для своего окружения.

Таир не сдержался, прижал к себе молодую супругу, улыбаясь ей в плечо. Они замерли на несколько минут, наслаждаясь теплом друг друга. Скоро его вновь потревожат, и этот краткий момент их близости закончится…

…Когда мать объявила ему о своём решении, он не протестовал. Он уже два года самостоятельно правил Авероном, спрашивая у Северины совета лишь в исключительных случаях. Замужество Таиры дало ему надежду на то, что уж он-то теперь сможет выбрать себе жену по любви – из высшего сословия, разумеется. Но смерть Таиры принесла, помимо горя, множество изменений, и одно из этих изменений он сжимал сейчас в своих объятиях.

Брак с герцогиней Наалой, предположительно, должен был стать фиктивным, и после церемонии молодая супруга собиралась обратно в Валлию, под предлогом обряда очищения в удалённом от общества монастыре Единого. Таир не ожидал от будущей валлийской супруги, сестры всесильного и такого опасного Ликонта, ничего хорошего, но был прекрасно воспитан, и именно это воспитание не позволило ему игнорировать её общество. Он заговорил с ней, и его тотчас покорило то сдержанное достоинство, та лёгкость общения и та проницательность, выдававшая врождённую мудрость, с которыми она ему отвечала.

После первой встречи мать пыталась как-то смягчить впечатление от неказистой внешности его будущей супруги, что-то втолковывала о добродетели и скромности – но Таир не заметил в герцогине Наале каких-либо изъянов. Более того, она показалась ему необыкновенной, выделявшейся из всей его привычной свиты, и лицо её, пусть невыразительное, но свежее и открытое, освещалось умными, наблюдательными синими глазами, бездонными, как море, и глубокими, как северные снега.

С того дня Таир окончательно вышел из-под контроля Северины. Теперь его интересовало лишь общество молодой супруги. Император и сам не смог бы вспомнить, когда он начал ей доверять – бесконечно и безоговорочно. Наала оказалась мудрой советчицей, проницательной наблюдательницей, верной помощницей, и самым интересным собеседником за всю его жизнь. Они общались в основном по вечерам, когда Таир запирал все дела империи в сейфе своего кабинета, и мог хотя бы на несколько часов считать себя свободным. И Наала дарила ему такую свободу – самую восхитительную иллюзию, которую он только мог пожелать.

Вначале он просто отдыхал, сидя рядом с фиктивной супругой на открытой веранде под тёплым аверонским небом, и слушал её рассказы о Валлии, о её северных сияниях и далёких пределах, о бесконечном океане далеко на севере, который был покрыт льдом у берегов большую часть года. Он слушал валлийские легенды про отважных рыцарей и одиноких героев, про жутких чудищ северных пределов, волшебные озёра с целебной водой и бессметные богатства в глубинах горных шахт…

Наала, сама того не зная, исполняла его самую заветную мальчишескую мечту. Таир всегда был идеалистом, романтиком, чьим мечтам не суждено было сбыться, и тщательно скрывал это от глаз и ушей своего окружения – в том числе и от материнских. Узнай Северина, что её сдержанный, воспитанный, умный сын, решительный и жёсткий правитель, надежда империи, мечтает о путешествиях, рыцарстве, безумствах храбрых и волшебных мирах, вряд ли осталась бы довольна. В лучшем случае Таира ожидало осмеяние собственных фантазий, и уж этого гордый, неуверенный в своём праве на подобные глупости император бы не пережил. Наала не только не высмеивала – она сама жила в этих прекрасных мирах, где каждый мог стать тем, кем хочет. Она стала его единомышленницей, сумела за короткий срок понять его так, как родная мать не поняла бы за всю жизнь. И называя его благородным рыцарем, она, сама того не зная, дарила ему волшебные минуты счастья и уверенности в себе.

А потом наступил момент, когда Наале следовало покинуть императорский дворец Ренны согласно уговору – и тогда Таир понял, что не хочет отпускать её от себя. Что хочет слышать её голос по вечерам, обсуждать с ней выдуманные миры, улыбаться в небо, – а затем спускаться на землю и с равным удовольствием советоваться в делах мира существующего. У Наалы оказался потрясающий дар рассказывать невероятные истории – но никогда не досказывать конца. И он ждал, ждал каждого вечера так, как раньше никогда не ждал наступления грядущего дня. Он не хотел вновь оставаться один, погружаться в серый и скучный мир ежедневных интриг, политики и бесконечного напряжения, которое не удавалось снять даже после ночного отдыха – но все его силы странным образом получалось восполнить всего после одного разговора с супругой.

Он попросил её остаться. Пламенно, страстно. Горячо. В порыве жаркого разговора схватив её за обе руки, он неосознанно притянул её чуть ближе – и в тот же миг ощутил, как всё тело его пронзает новое чувство и новое желание. И Таир впервые посмотрел на фиктивную супругу с тем вожделением и восхищением, с которым смотрят только на любимую и страстно желанную женщину…

Наала осталась.

– Мне так жаль, что я не сумею присутствовать на свадьбе моего брата и леди Марион, – вздохнула молодая императрица, отстраняясь от супруга. – Когда Нестор прислал сюда гонца с письмом и вестью о своей свадьбе, я ответила согласием… а теперь придётся написать другое письмо и огорчить брата.

– Уверен, он поймёт, – Таир мягко улыбнулся, взял двумя ладонями руку жены, притянул к губам. – Командующий Ликонт всегда отличался крайней проницательностью. Я удивлён тем, что ему до сих пор неизвестно о том, что наш с тобой брак, моя возлюбленная Наала, давно перестал быть фиктивным.

Наала рассмеялась, и Таир заулыбался в ответ.

– Это я постаралась, – повинилась она. – Хоть раз в жизни Нестор должен прочувствовать свою вину? Пусть думает, что я по-прежнему в лапах жуткого чудовища… жестокого аверонского императора…

Таир притворно ахнул, нахмурился, зарычал, покорно изображая монстра – и утянул жену за собой в кресло, усадив её к себе на колени. Они украли у империи ещё несколько минут, и с каждым новым поцелуем император понимал, что сегодня ему будет очень сложно дождаться ночи.

– Бедная твоя мать, – произнесла Наала, когда оба попытались успокоиться: разгоравшаяся в крови страсть лишь сожгла бы их изнутри, не дождавшись исхода. Уже через несколько минут императору Таиру следовало отправляться на смотр войск за пределами Ренны. – Как же она отнеслась к новости о том, что леди Марион вскоре станет её родственницей?