Текст книги "Я стану твоим врагом (СИ)"

Автор книги: Ольга Погожева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Ничего похожего…

– Идём, – вдруг встрепенулась она, медленно сползая с его колен. – Идём, любовь моя…

Уже ничего не желая понимать, он позволил ей увлечь себя, прижал к себе, чувствуя, как цепкая рука впилась в его талию, как вторая расстегнула ему на ходу рубашку, бесстыже лаская грудь, живот… Свет и звуки таверны вдруг померкли: они оказались снаружи. Короткий провал в памяти… и вот они вместе, на мягком ложе, сплелись воедино, только он и она… её крепкое, горячее тело… волосы…

Он провернул голову, выгибаясь навстречу её ласке, и широко распахнул глаза: они находились в центре круга с горящими факелами на высоких подставках, и пылали на них… пылали на них человеческие черепа.

– Мой… только мой… хочу тебя… мой красивый, мой светлый…

Януш повернул голову к ней, подчиняясь её требовательным движениям, ответил на поцелуй, ощущая, как нарастает волна поднимавшегося в нём экстаза.

– Мне нужен ты… то, что ты мне даёшь… наша с тобой кровь…

Лекарь вскрикнул: внезапно возникнувшее в её руке лезвие полоснуло его по лицу, и вспышка боли усилила наслаждение – и даже склонившаяся над ним женщина с окровавленными губами не сумела ослабить его. Она впилась в него поцелуем – и их кровь смешалась; жадно глотнула из рассечённой щеки, слизывая его кровь каплю за каплей.

– Твой сын обретёт могущество, равного которому нет и не будет в этом мире! В этот день полной луны… в тот день, когда сошедший на землю Единый разрушил царство тьмы… уничтожил в нём магию… развеял чёрные тени исчадий Клеветника… твой сын вернёт магию в мир! Да сбудется пророчество! От сильнейшего светлого родится сильнейший тёмный! Мой… мой сын! Мо-о-о-ой…

Лекарь стиснул Марион в объятиях, со стоном отдаваясь наслаждению, чувствуя, как она вжимается в него, оплетая ногами, не позволяя отстраниться, и на губах её расплывается жуткая усмешка – ничего похожего на мягкую, сдержанную улыбку настоящей Марион…

И Януш вдруг почувствовал, как кровь леденеет в его жилах. Потому что чёрные пряди посветлели, теряя цвет, распрямляясь, обретая зеленоватый оттенок седых волос, глаза поблекли, кожа стремительно теряла загар…

– Кто ты? – в ужасе выкрикнул лекарь, чувствуя, как сознание меркнет, поддаваясь ведьминскому дурману. – Кто ты?!

Ведьма улыбнулась снова – медленно и страшно. Коснулась обеими ладонями залитого кровью лица, сжимая его изнутри, не позволяя вырваться. Обвела большими пальцами скулы, губы, подбородок.

– Они называли меня безумной Виверией, – медленно проговорила она. Её пустые, выцвевшие глаза не отпускали, впились в центр зрачка, высасывая из него последние силы. – Они и понятия не имели, чего я ждала все эти годы… Мне так повезло, Януш, что в этот единственный миг своей слабости ты забыл о своих молитвах Единому… такой огромный светлый дар… обернётся тёмным… Надеюсь, мой сын унаследует хоть часть твоей красоты… мой суженый… А теперь спи… спи, мой Януш… спи…

Она дохнула на него, и зеленоватое облако дурманного сна поглотило и её изменившееся лицо, и предрассветное небо, и горевшие вместо факелов человеческие черепа…

– Не догонишь! – весело крикнул Михаэль, несколькими размашистыми движениями отрываясь от неё.

– Не догоню, – удивлённо признала Марион, наблюдая за сыном. – Михо! Не заплывай далеко!

Синий баронет звонко рассмеялся, нырнул, уходя под воду, и скоро вынырнул – уже рядом с ней. Со смехом дёрнул за руку, пытаясь утащить за собой под воду. Плавал Михаэль, как рыба: и когда только научился? Марион ахнула, на миг уходя под воду, тотчас вырвалась, мотнув головой назад – длинные пряди описали дугу в воздухе, разбрызгивая воду сверкающим полукругом.

– Воды хлебнула? – поинтересовался добрый сын, внимательно глядя на мать. – Плывём к берегу! Спорим, я быстрее?

Михаэль зарылся носом в воду, работая руками, как мельница лопастями – и значительно оторвался от неё, пытавшейся рассекать воду аккуратно, неслышно, раздвигая плотный поток под водной гладью.

Они вырвались из замка на единственное во владениях Синих баронов озеро – обширное, глубокое, поросшее вдоль берегов густым камышом и низким кустарником со свисавшими в воду кистями ветвей. Когда был жив Магнус, они выбирались сюда несколько раз – в перерывах между военными походами возвращаясь домой, к сыну – и Марион наблюдала за ними с берега, поминутно окликивая мужа, дабы не заводил ребёнка на глубину…

С того дня, когда Августа приехала в замок с указанием Северины разослать их по монастырям, прошло уже три недели. Шла четвёртая, и каждый день усиливал напряжение. Ликонт не ответил на письмо, и непривычная тишина оглушала. Ехидные ухмылки Августы, скользкие шутки Кензила и его зубоскалов, насмешливые взгляды приехавшей вместе с Нивелийской леди свиты – всё это Марион переносила с ледяным спокойствием, лишь наедине давая волю нараставшей в ней тревоге.

А вдруг он передумал? Ликонт всегда держал своё слово. Он был для неё кем угодно – убийцей её мужа, интриганом, валлийским варваром – но она никогда не сомневалась в том, что он был честен с ней. Странным образом она… доверяла ему? Так же, как доверяла Янушу и Наале. Удивительно – среди аверонцев у жены покойного командующего Магнуса не осталось друзей, в то время как с недавними врагами-валлийцами отношения сладывались куда как лучше…

– Ма-ам, – встревоженно позвал её Михаэль.

Сын уже доплыл до отмели, и теперь стоял по грудь в воде, напряжённо глядя на берег. Марион дошла до него, положила ладонь на плечо, оставаясь в воде по пояс.

– Подходите, ваши милости, – расплылся в ухмылке знакомый им воин – старший среди телохранителей Кензила. – А то мы умаялись за вещичками-то вашими приглядывать.

Марион предупреждающе сжала плечо Михо, призывая стоять на месте. Вместе с главарём их поджидали на берегу ещё четверо – выходит, Кензил остался в замке всего с одним телохранителем… Коней, на которых они сюда прибыли, воины стреножили, отправляя пастись, и по-хозяйски принялись встряхивать да осматривать оставленные ими на берегу вещи. Наручи и поножи Марион, равно как и кольчугу с мечом и щитом, они тотчас отволокли подальше в камыши, а штаны и рубашки принялись рассматривать с преувеличенным интересом, то и дело выдавая похабные шутки.

– Замерзнёте ведь, – продолжал уговаривать главный. – В мокрых-то рубашках… вона, уже к груди всё прилипло, холодно небось? Идите сюда, ваша милость, не бойтесь! И баронета с собой тащите, простудится ребёнок из-за вашей несговорчивости…

Михо ощутимо вздрогнул под её ладонью, но промолчал. Марион прислонила его спиной к себе, закрываясь от жадных взглядов скидывавших доспехи воинов – нательная рубашка, в которой она купалась, прилипла к телу, выразительно подчёркивая верхнюю часть туловища. Главарь поцокал языком, кивая двум своим воинам. Те тотчас направились в воду с явным намерением доставить их на берег силой.

– Плыви на тот берег, Михо, – быстрым шёпотом попросила Марион. – Я их задержу.

– Нет, – яростно помотал головой её повзрослевший сын. – Нет, я тебя не оставлю!

– Михо!

Они рванулись с места одновременно, но уйти не успели: догонявшие их мужчины оказались сильнее и быстрее, и не умаялись после долгого купания в озере. Михаэля схватили первым, вздёрнули вверх, вызывая болезненный крик – и тем самым задержали успевшую отплыть на глубину Марион, заставив обернуться. Догонявший её телохранитель церемониться не стал – схватил за волосы, зарыв лицом в воду, с ухмылкой наблюдая, как исчезают пузырьки на водной глади. И тотчас заорал, отпуская чёрные пряди и шарахаясь назад. Вода окрасилась красным, и спокойно сидевший на камне главарь даже подскочил, вглядываясь в спешившего на берег подчинённого.

– У-у-у, – выл тот, выскакивая из воды. Рука вцепилась в окровавленное бедро, лицо перекосилось от боли. – С-су-ука!

Первый телохранитель также выбрался на берег, швырнул брыкавшегося Михаэля под ноги двум приспешникам – и один из них тотчас ухватил юного баронета под локти, заломив обе руки назад.

– Не троньте его!

Марион вышла из воды последней, тряхнула волосами, сжимая в кулаке небольшой кинжал. Кожаный ремень, обхватывающий оголившееся бедро, доказал, что воительница не привыкла оставаться полностью безоружной – к несчастью для телохранителя.

– Не тронем, – осклабился главарь, подходя ближе. – Мы не любители юных мальчиков. А вот мамаша у него ещё очень даже ничего…

Тускло сверкнуло лезвие: раненый телохранитель приставил нож к горлу Михаэля, чуть надавил, вырывая сдавленный вскрик у баронета. На белой коже проступили первые капли крови.

– Не смей! – Марион метнулась к сыну, и её тут же перехватил главарь, дёрнул за локти, прижимая её спиной к себе.

– Брось кинжал! Ну, быстро! Или Люк перережет твоему выродку шею!

– Не посмеете, вы не посмеете… – кинжал она всё же бросила, посмотрев в злые глаза раненого ею Люка.

– Ещё как посмеем, твоя милость, – шепнул главарь ей в ухо. – Чик – и в воду! Ай, какая неприятность – Синий баронет утонул в своём же озере… Ну же, будь сговорчивее, – рука главаря принялась бесстыже мять облепленную мокрой тканью грудь, сопение над ухом стало громче и чаще, – будь нежнее с нами! Наиграемся да отпустим… а ежели взбрыкнёшь – Люк мигом свернёт щенку шею…

– Мама! – в ужасе крикнул Михо, тщетно дёрнувшись в руках воина. Люк, стоявший рядом, лишь плотнее лезвие к горлу прижал. – Мама! Нет, нет! Не трогайте её! Сволочи, грязные псы! Не трогайте её, не трогайте маму!

– А ну заткнулся! – Люк коротко размахнулся, двинул рукоятью ножа ему по лицу.

Михаэль хлюпнул пошедшей носом кровью, вскинул округлившиеся, полные страха глаза на мать.

– Закрой глаза, Михо! – успела крикнуть Марион. – Не смотри! Михо, сейчас!

Поваливший её на землю главарь заслонил от неё оставшихся в стороне двух телохранителей с сыном – но она успела увидеть, как сын беспрекословно послушался, зажмуриваясь, отказываясь видеть то, что происходило прямо перед ним.

Их было трое – главарь и двое свободных помощников. Один вывернул обе руки, заломил, заставляя выгнуться дугой, в то время как главный, рыча, вцепился в тонкую ткань, разорвав рубашку от горла до коленей, и навалился сверху, расстёгивая штаны. Третий намотал длинные пряди на кулак, задрав её голову кверху, и принялся свободной рукой расстёгивать пояс.

Она сдавленно вскрикнула, когда пряжка от ремня главаря царапнула кожу бедра, и когда грубые пальцы впились в ногу, пытаясь развести сжатые колени.

– Ну, давай же, – прошипел он, – будь умницей! Легла под холопов, так уж будь поласковей, или… сгодится и юный мальчик…

Марион широко распахнула глаза: сквозь тяжёлое сопение трёх мерзавцев она услышала тонкий полуписк-полувсхлип: Михо пытался сдержать рвущиеся наружу рыдания. К горлу подкатила тошнота, она дёрнула головой, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то, чтобы не думать о предстоящем ужасе. Камыши невдалеке шевельнулись, и она отчаянно вгляделась в них: что угодно, лишь бы не потные рожи насильников! Вот только мелькнувшее в них знакомое лицо заставило её на миг забыть о том, где и в каком положении она находится.

– Августа! – крикнула Марион, всё ещё пытаясь удержать колени сведёнными. – Августа, гадина! Я видела тебя! Это ты всё подстроила!!! Зачем?!

– Стойте! – велела показавшаяся из-за камышов наблюдательница. – Я не задержу вас надолго, мальчики. Просто хочу, чтобы она знала, за что.

Нивелийская леди присела рядом с ней, скользнула взглядом по распластанному на земле голому телу, презрительно скривилась.

– И что Ликонт нашёл в тебе? Я знаю, я выяснила… ты сказала правду, – Августа выплюнула последнее слово с особым отвращением. – Увела у меня герцога… моего герцога, Марион! Шлюха, грязная шлюха! – Августа сплюнула ей в лицо, поднялась, делая шаг назад. – Я вот подумала… не побрезгует ли он тобой… после этого… Уверена, даже валлийцы брезгуют отхожим местом… помойкой, в которую превратится твоё тело! Продолжайте, мальчики! – хмыкнула она, отходя подальше. – Не буду вам мешать…

Марион всё же не выдержала, вскрикнула, когда главарь рывком раздвинул её колени, умащиваясь между ног, а державший её за волосы сдёрнул наконец с себя штаны, подбираясь ближе к лицу. Слёзы брызнули из глаз, когда она в один миг поняла, какое именно унижение ей предстоит пережить – и она зажмурилась, следуя своему же совету не смотреть.

Именно поэтому она и пропустила тот момент, когда свистнувшая в воздухе стрела с влажным звуком встретилась с плотью, и вскрикнувший главарь рухнул на неё всем весом, впечатывая в землю. Её руки и волосы резко отпустили, и в воздухе раздался новый свист и новые крики. Марион распахнула глаза, глядя через плечо прижавшего её к земле главаря, как бегут к оставленному невдалеке оружию державшие её телохранители – и как не добегают, получив каждый по две стрелы в грудь. Стреляли со стороны ведущей к озеру дороги – той, которую она никак не могла видеть.

С трудом спихнув с себя обмякшее тело главаря, Марион тотчас перекатилась на живот, пытаясь оставшимися на ней лохмотьями прикрыть наготу. Резко обернулась, бросая взгляд на державших сына мерзавцев.

– Оружие на землю! – гаркнул почти неузнаваемый от звеневшей в нём ярости голос. Марион не сдержалась, застонала: не такой видела она их встречу! Не сейчас, не в таком виде, не после этого унижения… – Отпустили его! Быстро, быстро!!!

– Э-э, нет, – неуверенно протянул Люк, выглядывая из-за плеча Михаэля. Телохранители держали баронета вдвоём, пытаясь каждый прикрыться его телом. – Вначале мы уйдём, а уж потом мальца выпустим. А то…

Коротко и гулко застонал воздух, пропуская пущенный чьей-то рукой топорик, влажно и гадко хлюпнул разрубленный череп. Оглянувшись на рухнувшего напарника, Люк побледнел и выпустил Михаэля – Синий баронет тотчас рванулся к Марион, обхватил руками за пояс.

Воительница проводила взглядом попытавшегося сбежать Люка, с разгону бросившегося в озеро – но второй топорик настиг его в спину, да так и остался торчать над водной гладью, застряв в расслабленном теле покачивавшегося на волнах покойника.

– Марион!

Она повернулась к тропе спиной, так, чтобы не видно было мокрой, порванной рубахи на груди, крепко прижала к себе дрожащего Михо, мокрого и бледного, как полотно, закусила губу, чтобы не дать вырваться ни единому звуку.

– Марион…

Она всё же нашла в себе силы поднять глаза. Нестор схватил левой рукой её за плечо, вгляделся в широко распахнутые, немигающие глаза, дрожащие губы, темные следы от чужих пальцев на побледневшей коже…

Опомнился, срывая с себя плащ, накинул на подрагивавшие плечи, скрывая её наготу. Михаэль оторвался от матери, взглянул на герцога – и тотчас вцепился в его пояс обеими руками, прижимаясь щекой к груди.

– Почему так долго? – выдохнул он. – Мы переживали… Эти… эти мерзавцы… это всё она, эта Августа подстроила! Да где же она? – Синий баронет заозирался, тщетно высматривая подлую наблюдательницу. – Сбежала…

– Я… я знаю, Михаэль… Но теперь всё хорошо… Всё будет хорошо, я обещаю, – глядя в глаза Марион, проговорил Нестор. Михо прижался к нему сильнее, и сердце герцога пропустило несколько ударов, когда он понял, как сильно в нём нуждались, и как долго ждали. – Прости, я опоздал… я просто… привёз с собой кое-кого, – Нестор заставил себя коротко улыбнуться мальчику, чуть отстранился, кивая на застывших у края дороги воинов.

Вместе с Ликонтом прибыли несколько рыцарей, тактично оставшихся в стороне, и Михо не сразу заметил среди них бывшего телохранителя.

– Сэр Эйр! – радостно вскрикнул баронет, бросаясь навстречу рыцарю. – Вы вернулись!

Бывший телохранитель припал на колено, раскрывая объятия, подхватил баронета, пытаясь подавить вздох облегчения: успели…

Марион проводила сына взглядом, и Нестор тотчас рывком притянул её к себе, обнял, запуская пальцы в мокрые, спутанные пряди.

– Почему?! – он едва не встряхнул её, всё ещё пытаясь унять в себе отголоски того бешенства, которое охватило его при виде её распластанного тела, и подонков, пытавшихся овладеть ею. – Почему ты не сказала мне раньше, Марион? Я… не знал… правда, не знал, как… насколько тебе здесь… плохо… – её тело дрогнуло в его объятиях, и Нестор прижал её к себе ещё крепче, чувствуя, как её пальцы впиваются в ткань его рубашки. – Марион, моя Марион… почему ты молчала? Гордая женщина… почему? Глупец, трижды глупец… нужно было сразу забрать тебя отсюда… а я всё ждал… хотел, чтобы ты решила сама… погряз в делах…

– Почему ты так долго? – глухо, не отрывая лица от его рубашки, спросила Марион.

– Послал гонца в Ренну, – осторожно поглаживая мокрые пряди, ответил Нестор. – Хотел дождаться письменного разрешения императора Таира на изъятие замка и земель Синих баронов из-под имперского протектората. Думал, прогонишь своего регента с треском… Но теперь… теперь я просто не дам ему уйти живым…

Марион помотала головой, не отрываясь от его груди: всё ещё не доверяла ни своему лицу, ни голосу.

– Мне не нужна его кровь. Просто… чтобы его здесь не было…

Нестор осторожно коснулся её щеки, и она наконец подняла на него глаза.

– Марион… – выдохнул он, проводя большим пальцем по её губам, вытирая скатившуюся к ним каплю солёной влаги. – Прости меня… прости, это всё… всё моя вина…

Губы её вновь дрогнули, по лицу пробежала судорога. Кулаки, сжимавшие ткань его рубашки, коротко ударили его в грудь. Она мотнула головой, пытаясь перебороть в себе дикое желание броситься к нему на шею, прижать к себе – и не отпускать. О Единый, она и не подозревала, как сильно нуждалась в нём! Эти полгода оказались худшими в её жизни, лишёнными дома, уважения, любви…

– Будь ты проклят, Ликонт…

– Нестор, – мягко поправил её командующий, накрывая левой ладонью прижатые к его груди кулаки.

– Будь ты проклят, Нестор, – послушно повторила воительница.

Он улыбнулся, и она нервно усмехнулась в ответ, позволяя ему медленно склониться ней, покрыть осторожными поцелуями её мокрые волосы, виски, лоб…

Марион пыталась совладать с собой и не могла. После жуткой близости чужих тел запах валлийского командующего оказался неожиданно родным и желанным, и она вдыхала его жадно, впитывая тепло большого тела каждой клеточкой своего. Получалось неожиданно хорошо – настолько, что что она даже нашла в себе силы улыбнуться, когда Ликонт попытался пригладить её волосы непослушной стальной рукой. Протез неловко задел её, стукнув по макушке, и воительница наконец отстранилась, запахивая плащ на груди.

– Добить решил? – всё ещё нетвердым голосом поинтересовалась она, потирая ушибленную голову.

Командующий не ответил на улыбку. Синие глаза изучали её так пристально, что Марион впервые задумалась о том, что же он на самом деле видит: растрёпанную, раздавленную, лишённую всяческого достоинства женщину. Августа была права – она дурно выглядела. За полгода, проведённых на собственных землях в качестве изгнанницы, она привыкла к седлу своего скакуна и единственной заботе – выжить и защитить своего ребёнка. О своей внешности она не думала, и уже забыла, когда Юрта приводила её в порядок в последний раз. Должно быть, ещё в Валлии…

– Я скучал, – тихо проговорил Нестор. – Я очень скучал по тебе.

Марион опустила голову, позволяя упавшим прядям скрыть мелькнувшее на её лице облегчение. Она всё ещё нравилась ему. Это хорошо, это важно. Это всегда преимущество… то единственное, что позволяло ей гасить волны его превосходства ещё тогда, во времена их соперничества в Ренне. О Единый, это же было почти два года назад…

– Мне… нужно одеться, – хрипло выговорила она, отворачиваясь.

Он позволил ей пройти к лежавшим у берега телам, равнодушно переступить через них, поднять скомканную одежду. Марион скрылась за камышами, и Нестор вернулся к ожидавшему их отряду воинов. Михаэль всё ещё засыпал сэра Эйра вопросами, но опомнился, когда холод от прилипнувшей к коже мокрой рубашки стал совсем уж невыносимым, – и Синий баронет последовал примеру матери.

– Тела закопайте, – негромко распорядился Нестор подошедшему к нему воину. – Коней доставьте в замок.

Воин кивнул и отошёл, отдавая распоряжения своим людям. Все они прибыли с ним из Валлии, его лучшие и самые преданные рыцари, проверенные войной, закалённые битвами. Они были с ним ещё тогда, когда он не получил своё генеральское звание, и когда Ликонт воспринимался скорее как придворный шут, чем грозный тайный советник…

– Эйр, позаботьтесь о Михаэле.

Телохранитель коротко кивнул, и тут же растянул губы в улыбке при виде выходившего из зарослей камыша баронета. Михо нацепил даже вооружение – колчан со стрелами и кожаный ремень, удерживающий длинный лук за спиной. Одиннадцатилетний наследник земель Синих баронов казался гораздо взрослее своих лет, выше, крупнее – но в душе оставался ребёнком, и искренне радовался встрече с бывшим наставником.

– Езжайте, мы с мамой вас догоним, – сказал Нестор Михаэлю.

Синий баронет постоял секунду, затем порывисто обнял его, и отбежал к ожидавшему его телохранителю. Вскочил в седло, обернул к нему бледное лицо. Держался Михо превосходно, унаследовав эту черту, очевидно, от матери – после всего случившегося на его глазах. И того, что могло бы случиться…

– Я рад, что вы здесь, – сказал Михаэль.

Нестор качнул головой.

– Я тоже. Сожалею, что вам пришлось так долго ждать.

Михо тронул поводья, и они с сэром Эйром тотчас отъехали, медленно, не спеша: Синий баронет продолжил забрасывать вопросами бывшего наставника. Нестор мельком глянул на работавших воинов, принявшихся оттаскивать тела подальше от воды, и обернулся, когда треснул раздвигаемый камыш.

– Как ты? – задал Нестор самый глупый, по его собственному мнению, вопрос.

Марион молча прошла мимо него, подошла к своему коню, тяжело взобралась в седло.

– Поехали домой, – не глядя на него, проговорила воительница – и тронула поводья.

Ликонт быстро догнал её, хотя наездник из него был так себе – левая рука могла управиться с конём, но пускать его рысью или галопом герцог побаивался: помнил собственное головокружительное падение во время королевской охоты в Галагате.

Марион ехала рядом, не пытаясь оторваться от него, и лицо её как никогда казалось ему одновременно красивым и уставшим. Он смотрел на неё, забывая про дорогу, смотрел, ощущая, как приливает к щекам кровь. В Галагате, представляя её ночами в своей комнате, он и думать не мог, что нужен ей так же сильно. Что она нуждается в его поддержке не меньше, чем он – в её присутствии. Клеветник его раздери, он и понятия не имел, что происходило с ней в его отсутствие! Сколько пришлось ей перенести, сколько сил она тратила, пытаясь просто выжить день за днём…

Дурак, слепой дурак!..

– Как вы встретились с сэром Эйром?

– Случайно, – отозвался он, прокашлявшись: в горле неожиданно пересохло. – На подъезде к замку. Он жил в придорожной таверне, не хотел уезжать от вас далеко. Знал, что его помощь ещё понадобится, и боялся за тебя и за Михо. Он и рассказал мне, что происходило в замке, пока его не выгнали. Вот, – Нестор извлёк из-за пазухи свиток, протянул его Марион. – Решение императора Таира о снятии твоих земель с имперского протектората. Тот уродец, которого я застал в твоём замке, сейчас, должно быть, уже пакует вещи, потому что я просветил его о цели своего приезда. Из него же я вытряс правду о том, где тебя искать, и тут же отправился на озеро.

– Он… не виноват, – не делая попыток забрать свиток у Ликонта, проговорила Марион. – Он не стал бы… он, конечно, приставал ко мне, как и его… как и эти… но он не пошёл бы на… такое. Это уже твоя… любовница… постаралась…

– Марион! – укоризненно сказал Нестор. – О чём ты? Я вёл переписку с этой стервой, это верно, но я и подумать не мог… Где она теперь?

Воительница равнодушно пожала плечами.

– Сбежала, как только увидела тебя. Должно быть, пакует вещи вместе с Кензилом.

Ликонт ругнулся – тихо, сквозь зубы, на редчайшем валлийском диалекте. Подлая гадина заплатит за то, что сделала! Она ведь прекрасно понимала, на что идёт… она знала, что делала! И он не собирался спускать ей это с рук. Нестор не делал поблажек ни старикам, ни женщинам, ни детям; всегда считал, что каждый обязан отвечать за свои поступки. А то, что сделала Августа… подло, гадко, грязно…

В мире существовали вещи, которых Нестор Ликонт не прощал, и этот поступок совершенно точно был такой вещью. Знала бы Августа, на что он способен…

О-о-о, она и представить себе не может, какой он, Нестор Ликонт, на самом деле! Каким он, собственно, всегда был – до встречи с Марион…

– Возьми, – вновь протянул свиток Нестор. – Здесь – свобода для твоих земель.

– Для земель Синего баронета Михаэля, – поправила его Марион, забирая скреплённый печатью пергамент. Посмотрела на герцога и усмехнулась. – Мои земли и мой дом теперь где-то на севере Валлии, не так ли?

Нестор улыбнулся, перехватил её руку, поднося к губам. Сжал тонкие, крепкие пальцы, удерживая их у щеки. Марион могла улыбаться – но он не обманывался; видел загнанный на самую глубину тёмных глаз страх, видел блестящий взгляд раненой волчицы – и столь же тщательно загонял свою ненависть на самую глубину души, подальше от глаз аверонской воительницы. Ей не нужно знать то, что он собирался сделать.

Августа сама, своими руками выпустила его зверя на свободу.

Он очнулся от холода. Первым, что он увидел, оказались те самые подставки с человеческими черепами, и Януш тут же вспомнил всё – собственную слабость, зелье, поднесённое ведьмой, облик Марион, зелёный дурман, жаркое, горячее тело, страстную и жуткую ночь, и слова – страшные, безумные, которые попросту не могли оказаться правдой…

Лекарь охнул, прижимая обе ладони к лицу, сгорая от жгучего стыда, заполнившего всё его существо. Как он мог?! Как позволил ведьме овладеть собой? Ослеплённый отчаянием, доведённый до иступления собственными мыслями… опустился до уровня деревенского пьяницы, который заливает неудачи дешёвым вином…

Ладони коснулись шершавой корки, и Януш с запозданием вспомнил последние мгновения их ужасающей близости. Ведьма раскроила ему лицо ножом…

Вскочив, он бросился искать свою одежду, которая нашлась за ближайшим к нему факелом. Торопливо натянув рубашку и штаны, Януш накинул плащ и огляделся. Его по-прежнему трясло от холода, и лекарь теперь понимал, почему. Колдовской круг, в который ведьма затащила его для прелюбодеяния, находился высоко в горах, и даже одеяло из волчьей шерсти, которым она его так заботливо укрыла, не могло спасти его от пробирающего холода. С одной стороны находился обрыв, с двух других колдовской круг окружали скалы, на которых кровавыми разводами были выведены непонятные знаки. Спуститься с горы можно было лишь по мёрзлой тропинке, ведущей к подножию тропы, но лекарь не спешил убраться из круга, как ни ужасали его воспоминания о прошедшей ночи.

Виверия исчезла почти бесследно. Януш не был следопытом, но даже если она и спустилась по тропе, все следы запорошило инеем, так что он даже приблизительно не знал, сколько времени провёл здесь в одиночестве. Он осмотрел каждый угол горного тупика в поисках чего-то, что могло бы ему подсказать, где найти проклятую ведьму. Если то, что она говорила ему прошлой ночью, правда…

Колдовской круг оказался чист – ни единого камешка, ни травинки, ни следа чужих вещей. Кроме одного-единственного места – ложа из шкур в центре. Януш вновь вернулся, присел на корточки, откидывая в сторону шкуры и меха. И едва не вскрикнул, когда на него уставились пустые глазницы иссохшего черепа под ними. На нём также были нарисованы знаки и символы, а на разбросанных под шкурами костях всё ещё хранились кровавые следы. Януш старался не задумываться о том, что всего несколькими часами ранее… на этом самом месте…

Лекарь вздрогнул, на миг прикрывая глаза.

Она осквернила его. Все мечты о том, что когда-нибудь он встретит ту самую, светлую и чистую, любовь, разбились вдребезги, и звенящая пустота всё ещё отдавалась эхом у него в груди. После встречи с Марион он какое-то время надеялся на взаимность, но когда понял, что никогда не сможет вызвать у неё ответных чувств, стал подумывать о возвращении в монастырь. Служба Единому – то немногое, чем он мог быть полезен этому миру. Молитвы, посты и работа в лаборатории, открытие новых лекарств и изобретение целебных порошков – то, что подарило бы ему умиротворение и наполнило жизнь смыслом. А образ Марион, его идеал женщины, он бы пронёс через всю жизнь, как трепетный огонь свечи, прикрываемый ладонями от ветра. Он узнал, что такое любовь, он вполне мог считать себя счастливым – уж во всяком случае счастливее тех, кто этого так ни разу и не ощутил.

А теперь всего этого не будет. Не ведьма – он сам, сам себя осквернил! Позволил слабости взять верх, не сумел оценить того, что у него было…

Януш судорожно перевёл дыхание и открыл глаза, тотчас уткнувшись взглядом в выглядывавший из-за пустой глазницы черепа краешек жёлтого пергамента. Осторожно потянул, вытаскивая его на свет. С одной стороны клочок бумаги оказался покрыт непонятной вязью кровавых рун и символов, которые ни о чём не говорили лекарю, но с другой, в самом углу, карандашом были выведены всего две буквы: «Т.О.». Буквы казались нечёткими, размытыми, прерывистыми, точно некто в задумчивости водил карандашом по пергаменту, размышляя о своём, и буквы оказались на бумаге незаметно для того, кто их выводил.

Януш сунул бумагу в карман и поднялся, горя желанием оказаться как можно дальше от проклятого места. Он уходил с вершины, не оглядываясь, слушая, как завывает ему в спину пронизывающий ледяной ветер.

Спуск занял полдня, и ещё столько же потратил лекарь, чтобы отыскать тропу в лесу, которая могла бы вывести его на главную дорогу. К счастью, он не повстречал ни диких зверей, ни прочих опасностей, которые таили в себе валлийские леса. Оставалось лишь удивляться, как ведьма затащила его на самую вершину. Даже если она сумела бы взвалить его на коня и доставить его на место верхом… Магия, проклятое колдовство!

Януш едва не взвыл, вспоминая её слова. Она хотела вернуть магию в мир, те самые чёрные силы, которые когда-то, много веков назад, изгнал явившийся в человеческом облике Единый. Если его семя… его сын послужит средством к тому, чтобы возродить зло…

Нет, нет. Он найдёт её, он не позволит…

Горечь, стыд, страх и гложущее чувство вины терзали его с каждым шагом всё сильнее. Януш даже не заметил, как вышел на главную дорогу, и как устремился на юг, в Галагат. К рассвету он достиг той самой придорожной таверны, с которой всё и началось.

Януш остановился: в конюшне по-прежнему стоял его конь, всхрапнувший при виде окровавленного хозяина, из широкой трубы валил густой дым: внутри растапливали печь.