Текст книги "Я стану твоим врагом (СИ)"

Автор книги: Ольга Погожева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Но она не смогла справиться с одним Ликонтом в поединке, – не дав Марион ответить, быстро вставила Доминика, с насмешкой глядя на баронессу. – О, не удивляйтесь, леди Марион! Нам уже известны все пикантные подробности реннской жизни.

– И я догадываюсь, от кого, – сухо проговорила Марион.

Чужое присутствие за спиной она ощутила сразу, вдруг, как ощущают на себе липкий взгляд со стороны. Её окатила знакомая волна дрожи и нехорошего предчувствия: он стоял за её плечом, почти обдавая теплым дыханием, так невыносимо близко, так опасно…

– Вы как никогда прекрасны этим вечером, леди Марион, – произнес глубокий голос, и ей пришлось обернуться. – Я восхищен тем, как быстро у вас отросли волосы. Или мы вновь обязаны отдать должное мастерству вашей камеристки?

Леди Гелена оторвала голову от игры, напряженно всматриваясь в окруживших баронессу придворных: как вороньё, они слетались на добычу, как шакалы, выжидали, пока жертва не даст слабину. Скопление вражеских сил вокруг баронессы было необычайным, и Гелена не знала, радоваться ли тому, что она сама избежала подобного внимания, или переживать, ведь порвав в клочья репутацию баронессы, они не преминут переключиться на герцогиню.

– Вы мне ничего не обязаны. Генерал.

Нестор качнул головой, без улыбки рассматривая стоявшую перед ним женщину. Вот она, та, из-за которой он лишился руки, вот она, оставившая уродливую отметину на его лице. Такая уверенная в себе, несгибаемая, удержавшаяся на ногах после множества ударов, выдерживавшая один неприятный сюрприз за другим. Леди Марион держалась превосходно, отточив умение отражать сыплющиеся на неё камни ещё при реннском дворе. Даже в пылу битвы, на поле боя под стенами Пратта, не казалась она ему такой сильной.

Быть не может! Он только что… подумал о ней с… уважением?

– Вам, леди Марион, я просто обязан, – тихо проговорил он, – вернуть долг.

Синяя баронесса верно истолковала его взгляд, скользнувший вниз. На месте отрубленной правой кисти красовалась металлическая перчатка, скрывавшая дефект.

– Долг? О каком долге говорит герцог? – включилась в беседу леди Доминика, заинтересованно глядя то на Марион, то на Ликонта.

– Должно быть, генерал никак не может себе простить овладевшей им слабости во время нашего танца в реннском дворце. Его светлости стало нехорошо, его буквально вынесли на руках, – поделилась Марион, не отрывая глаз от окаменевшего лица генерала.

– О, герцог, так это правда? В таком случае, вы просто обязаны извиниться за своё поведение и исправиться на ближайшем балу!

– Ну что вы, я прощаю генералу его слабость, – поспешно скзала Марион. – Танец – это не военный марш, кто угодно может сомлеть.

– Я настаиваю, – глухо проговорил Ликонт, сверля её взглядом. – Надеюсь, вы не откажете мне в чести.

– Отказать вам, герцог? – расхохоталась леди Доминика, призывно тряхнув кудрями. – Я не встречала ещё ни одной женщины, способной на это! А скажите, баронесса, – обернулась уже к Марион герцогиня, – вы ведь служили у императрицы все эти годы. Особая помощница, не так ли? О, всё только между нами! Как же её величество императрица смогла отпустить такого незаменимого, как вы, человека? После стольких лет верной службы? Вы попали в немилость?

– Незаменимых людей не бывает, герцогиня, – нашла в себе силы улыбнуться Марион. – Вы умная женщина, вы должны это понимать и без вопросов.

Глаза Доминики заинтересованно вспыхнули, и герцогиня умолкла, искоса поглядывая на баронессу. Взгляд леди Оглской то и дело возвращался то к Ликонту, то к баронессе, пока на губах маркизы не заиграла понимающая улыбка.

– А как ваш сын, леди Марион? – вновь обратился к ней Нестор. – Не скучает по дому?

– Прошу прощения, – Синяя баронесса обернулась к леди Гелене, поклонилась графу, кивнула маркизе, полностью игнорируя вопрос герцога, – меня ожидает её высочество. Приятного вечера, господа.

Она не видела вспыхнувшего лица генерала, не заметила дружелюбного прощания добродушного графа и жеманных жестов Доминики – Таира и в самом деле уже бросала на баронессу призывные взгляды, и она поспешила к ней. Марион улыбнулась окружившим принцессу придворным, поклонилась августейшему Оресту, склоняясь к Таире.

– Я устала, – одними губами прошептала юная принцесса ей на ухо. – Хочу уйти.

Марион кивнула, выпрямляясь и жестом подзывая леди Гелену. Таира поднялась, и принц Орест тотчас направился к террасам, предупредить про её уход своего старшего брата, крон-принца Андоима, за целый вечер ни разу не обратившим внимания на свою невесту. Таира попросту устала встречать не то насмешливые, не то понимающие взгляды придворных, устала ждать обходительности от жениха – и едва удерживала в себе напряжение, не давая ему прорваться наружу унизительными слезами.

– Вы уже покидаете нас, ваше высочество? – вышедший из террасы Андоим догнал их уже у выхода из залы. – Так скоро?

– Я устала после переезда, – одними губами улыбнулась Таира, не глядя ему в глаза. – Прошу меня извинить.

– Конечно, конечно. Доброй ночи, ваше высочество, – Андоим склонился к протянутой руке, поцеловав холодные пальцы. – Увидимся утром.

Они покинули залу, и Марион спиной чувствовала чужие взгляды, направленные им вслед. Какая жизнь ждала их в чужом дворце, где у каждого был свой угол – кроме них? Синяя баронесса предпочитала не думать об этом. Первым делом следовало утешить Таиру – огромные серые, непонимающие глаза принцессы уже блестели от наполнившей их влаги – а затем… дожить до утра.

Похоже, каждый проведенный здесь день будет похож на предыдущий – сплошная гонка на выживание, скрашиваемая лишь изредка немногочисленными приятными встречами. Присутствие Нестора Ликонта явно не входило в их число. И очень красноречиво свидетельствовал об этом его взгляд, за весь вечер едва ли направленный на кого-либо, кроме неё…

Флорика перегнулась через стену, подавая руку брату. Феодор подпрыгнул, цепляясь за протянутую ладонь, подтянулся, отталкиваясь ногами от стены, и запрыгнул, оказавшись на самом верху. Слезали со стены в той же очередности: вначале Флорика, затем он.

Для их ночной прогулки сестра одела его штаны и заправила волосы так, что теперь увидеть отличия между близнецами оказалось очень сложно. Фло сама предложила брату освежиться. Несколько дней, проведенных в Галагате, они не вылазили из дому, слушаясь приказа леди Марион, но по вечерам, когда гонявшие их с утра до ночи по поручениям Плош и Кешна наконец удалялись в свою спальню, а Михо видел уже десятые сны, близнецы оставались совсем одни. Фео мрачнел с каждым днем. Флорика прекрасно знала, что донимает брата: привыкший за время их путешествия видеть, хоть издалека, прекрасную Таиру, Фео не мог успокоиться, не зная, как она там, среди незнакомых людей, и что делает в эту минуту. Пробраться во дворец, не зная точного плана коридоров и потаенных мест, у них вряд ли бы получилось, и Флорика отговаривала сумасшедшего брата от бредовой затеи, как могла: не хватало ещё провести остаток дней в местном остроге, напоследок ещё раз запятнав репутацию Синей баронессы, взявшей их с собой.

Столицу Валлии стоило увидеть – и даже послушный Михо томился от строгого указания матери не покидать пределы снятого для них дома и растущего за ним сада. Порой они совершали прогулки в почти полном составе – сэр Эйр, госпожа Ами, Михо и близнецы – но эти прогулки не заводили их дальше соседней улицы, а единственным общественным местом, куда было дозволено ступать баронету и его свите, оказалась маленькая часовня Единого. На службы они ходили почти каждый день, но сэр Эйр не дозволил выбраться даже ради местного праздника в главный храм Единого, побоявшись опасной для баронета толпы и того, что она могла в себе таить.

Флорика жалела Михо – за проведенные вместе годы Синий баронет стал им почти как младший брат – но и родного жалела ничуть не меньше. Феодору нужен был свежий воздух и новые впечатления, и кто знает, может, эти впечатления помогут побороть то грустное болезненное чувство, которое брат называл любовью.

– Ты уверена, что так мы попадем на главную площадь? – негромко поинтересовался Феодор, следуя за сестрой и озираясь по сторонам: все дома в Галагате оказались каменными, серыми, грубыми – ничего похожего на реннскую роскошь и отделанные мрамором и яркой росписью фасады.

– Нет, – легкомысленно отмахнулась Фло. – Не попадем, вернемся обратно, делов-то.

Фео дернул сестру за руку, уводя в сторону. Присев у чужой ограды, близнецы молча наблюдали, как из окна богатого особняка вылез человек, прижимая к груди свёрток, свистнул кого-то, бросил ему награбленный скарб, и сам сиганул следом. Во дворе особняка раздался лай, крики, в окнах появился свет; кто-то даже спустил стрелу с арбалета, целясь в грабителей.

– Бежим отсюда, – распорядился Фео, и оба припустили со всех ног, заворачивая на соседнюю улицу.

Они пробежали квартал или два, подальше от опасного района, когда открывшаяся в узком переулке картина задержала их ещё на какое-то время. Несколько человек методично избивали двух припозднившихся прохожих, и, судя по сдавленным хрипам, дело подводилось к логической развязке.

– Вот же ж… сволочи, – Фео ринулся было вперед, но очнувшаяся Флорика удержала горячего братца, дернув за собой.

– Их слишком много, – уже на бегу пояснила сестра, встревоженно оборачиваясь на проулок: не хватало ещё, чтобы шайка решила устранить свидетелей.

– Милый городок, – запыхавшись, выдавил Фео, оглядываясь по сторонам.

В их родном селении ничего подобного не встречалось – прознай селяне, что кто-то промышляет грабежом, бедному вору не поздоровилось бы. В деревнях разговоры были короткими: решившего нажиться на чужом тяжком труде разбойника вздернули бы на дыбе, и дело с концом. В столице Аверона Ренне близнецы, хоть и исходили ночные улицы вдоль и поперек, но подобного скопления нечистых на руку и совесть бандитов тоже не встречали.

– О, вот и площадь, – обрадовалась Флорика, рассматривая журчащий фонтанчик в центре.

Фео повертел головой, рассматривая полукруглый каменный колодец, в котором они оказались. Местные лавки были наглухо закрыты, нищие тулились к стенам, стараясь стать незаметными для ночных патрулей стражи, а слонявшиеся по площади тени, казалось, не замечают друг друга, изредка присаживаясь прямо на бортик городского фонтана.

– Площадь-то площадь, да не главная, – мигом сориентировался Феодор. – Ну-ка, идём отсюда. Быстро.

– А чавой-то за запах такой? – подозрительным шёпотом поинтересовалась Флорика, делая осторожные шаги назад. – Сладкий такой, приторный…

Фео не стал отвечать: про любителей дурманной травы он слыхал ещё в Авероне, и знал, что эти пойдут на всё, чтобы заполучить денег на очередную дозу волшебного порошка. Как правило, слонялись все они где-нибудь поблизости торговца сладкой смертью, и если это так, то вряд ли им стоило видеть распорядителя местного бала.

– Мда, прогулочка, – снова шепотом высказалась Фло, когда они отошли от площади, готовясь свернуть в одну из боковых улиц. – А стражников-то и нет почти, и все по главным улицам ходют… Шо деется-та, шо деется… куды король смотрит?

Ответить Феодор не успел: вышедший из проулка человек вцепился в руку Фло, притянув её к себе. Девушка даже вскрикнуть не успела: в тусклом свете уличного фонаря блестнул нож, прижатый в её горлу.

– И рыпаться не думай, – просипел он, прижимая девушку спиной к себе. – А ты пшёл отсюда! А то свистну дружков – от тебя, щенок, и кишков не останется!

Флорика коротко замахнулась, двинула мужчину локтем в живот, и тотчас вывернулась, ужом выскальзывая из ослабевших рук. Фео широко размахнулся, встречая выпрямлявшегося бандита кулаком в челюсть, и, не дожидаясь, пока тот рухнет, схватил сестру за руку, оттаскивая в сторону. Близнецы одновременно рванули с места, но раздавшийся за их спинами топот дал понять, что бандит не врал: в проулке он выжидал жертву не один.

– Держи, держи их!!!

– Вон, двое, парень и девка в мужской одёже!

– Вижу, вижу! А ну стоять!!!

Флорика дёрнула брата в сторону, и они свернули на очередную улицу, уходя от погони. Бежать приходилось быстро: топот за спинами не смолкал, и Фео лишь надеялся, что собственные ноги не заведут их в тупик.

Проулок неожиданно кончился, выведя их к городской стене, и единственным светлым пятном в этой мышеловке оказалась большая таверна, шум и гогот из которой они слышали ещё на подходе.

– Флорика, – задыхаясь, позвал Фео, пробегая мимо пьяной мужской компании, рассевшейся на ступенях таверны.

Сестра поняла, заворачивая за угол – запыхавшуюся парочку проводили долгими взглядами и нехорошими ухмылками – и тут Фео остановился, затравленно озираясь. Чёрного хода у таверны не оказалось – либо он находился с другой стороны, куда возвращаться было уже опасно.

– Окно, – выдохнула Флорика, указывая наверх.

Переспрашивать брат не стал: молча подставил спину, помогая сестре взобраться наверх. Флорика распахнула створки окна, забираясь внутрь, и свесилась, подавая руку брату. Фео оттолкнулся от стены, взлетая вверх и хватаясь за протяную ладонь, и близнецы почти ввалились внутрь, едва не сорвав окно с петель.

С трудом перекатившись после жесткого приземления, Феодор поднялся на ноги и осмотрелся. Комната, в которую занесло их с Флорикой, оказалась небольшой, темной и на удивление чистой – заправленная кровать, шкаф, стол и стул. Очевидно, покои для постояльцев – или местных жриц любви и их клиентов.

Больше рассмотреть им ничего не дали – дверь распахнулась, впуская свет, шум и голоса, и ворвавшиеся в комнату здоровенные мужики с самыми недвусмысленными выражениями на злобных рожах схватили близнецов за руки, вытаскивая из комнаты.

Ошалевшие от такого приёма Фео и Фло почти не сопротивлялись: их вытащили в соседнее помещение, просторное и светлое, где за игорными столами сидели картёжники, и в самом центре которого стояло высокое кресло, куда их потащили едва ли не волоком, через всю комнату, швырнув беглецов под ноги сидевшему в кресле мужчине.

– Вот, мессир, – буркнул один из амбалов, тыкая носком сапога Фео под рёбра, – вломились через окно.

– Стекло выбили, – добавил второй, опустив тяжелые ладони близнецам на плечи, почти вколачивая тех в пол.

Фео зашипел от боли: большой палец мужика ввинтился ему во впадину у ключицы, так, что аверонский вор даже пошевелиться боялся, лишь кренился, пытаясь найти более удобный угол.

– Преступность после войны совсем совесть потеряла, – раздался над их головами медленный, с едва заметной хрипотцой голос, – никакой управы нет. Долго терпел, долго прощал, человек я отходчивый… – в комнате раздались сдавленные смешки, – но когда вламываются на важную встречу, портят хозяину дом, обижают моих подчиненных…

Флорика не выдержала и подняла голову, успев окинуть говорившего быстрым взглядом, пока ладонь его телохранителя вновь не прижала её к полу. Мужчина оказался бритоголовым, немолодым – на загрубевшей коже девушка успела заметить морщины и многочисленные шрамы – и довольно страшным, насколько она могла судить. Дело было даже не во внешнем – у него оказались странные полубезумные глаза, то вспыхивавшие огнём, то тускневшие, гася всякое мелькавшее на загорелом лице чувство.

– Мы случайно, – вставила девушка, снова пытаясь поднять голову. Очевидно, сидевший в кресле мужчина дал знак, потому что мертвая хватка ослабла, позволяя ей выпрямить спину. – Мы пытались уйти от погони, и так получилось…

– Отпусти девушку, Шлак, – лениво велел мужчина, и в бархатном голосе раздались неприятные рокочущие нотки. – Взлохматишь ей всю красоту…

По комнате снова пронёсся приглушенный смех – присутствующие подобострастно приветствовали каждую шутку главаря, но делали это осторожно, бросая на него испытывающие взгляды – оценит ли?

– Как звать тебя, дитя? – обратился к Флорике мужчина, скользнув взглядом по тонкой фигурке.

– Я незнакомцам имени не доверяю, – звонко оттараторила девушка, с ужасом слушая собственный голос. Ведь говорила же миледи, что не доведет её язык до добра! – Где ваши манеры, мессир? Вы должны назваться первым!

Окружившие кресло бандиты дружно хмыкнули; по комнате пронёсся гул. Мужчина в кресле чуть нахмурился, затем усмехнулся.

– Вы действительно не знаете, в кого вляпались, детишки мои?

Флорика развела руками, пытаясь подавить нервную дрожь. Бритоголовый ей не нравился. Не нравилось и его окружение, но больше всё-таки он сам – этот неприятный пробирающий взгляд, гадкая усмешка, кривившая тонкие губы, безумные глаза…

– Тогда вы должны запомнить этот день, – мужчина поднял лежавшую на подлокотнике ладонь, давая кому-то знак, – день, когда вы вломились к Большому Питону.

Феодора вздёрнули на ноги; свистнула плеть.

– Не надо! – взвизгнула Флорика, пытаясь вырваться из рук скрутившего её бандита. – Не трогайте моего брата! Мессир! Не троньте его! Остановите их!

Большой Питон поднял ладонь, останавливая вновь занесённую руку палача. Феодор кривился, едва сдерживая болезненные стоны: всего от нескольких ударов вся рубашка пропиталась красным. Флорика дёрнулась ещё раз, и державшие её руки неожиданно отпустили – девушка метнулась к брату, поддерживая его за плечи, пытаясь заглянуть в горящие, мрачные карие глаза.

– Мне повторить вопрос? – поинтересовался Большой Питон, разглядывая близнецов. – Как тебя звать, красавица?

– Флорика, – голос предательски зазвенел, и девушка вскинула голову, встречая спокойный взгляд главаря. – А это мой брат, Феодор. Отпустите нас, мессир! Мы не знаем, кто вы, и клянусь, забудем то, что видели!

– Не слышали о Большом Питоне? – главарь неприятно усмехнулся, потер щеку. – Вы неместные, это видно… Дети мои! Король правит Валлией днём, а Питон – ночью! Вот кто я такой…

Феодор поднял затуманенные болью глаза, вглядываясь в лицо главаря. На какой-то миг их взгляды встретились – и разошлись. Юноша опустил голову.

– Отпустите нас, мессир, – снова попросила Флорика, удерживая кренившегося к полу брата. – Мы заплатим вам за разбитое окно, клянусь. Мы принесем деньги…

– Мне не нужны ваши деньги, – махнул рукой бритоголовый, поднимаясь с кресла. – Мне нужны вы. Приходите в таверну через неделю, вас будут ждать. Посмеете не прийти…

– Мы придем, – поспешно пообещала Флорика, помогая Феодору подняться на ноги. – Правда, придем. Только… мессир… там, внизу, нас ждут… это от них мы убегали и забрались в окно… мы не…

– Вас проводят, – снова отмахнулся Большой Питон. Казалось, он полностью утратил к близнецам интерес. – Мои люди расчистят вам путь. И проведут до самого дома, ведь таким маленьким детишкам нужна охрана, не так ли? Вот и славно. Жду через неделю, и не опаздывайте.

Плеть свистнула ещё раз, рассекая незащищенные спины, и Флорика вскрикнула, не удержавшись от боли. Подгоняемые болезненными тычками, близнецы спустились вниз и вышли на улицу, минуя шумный пьяный зал.

Ночная прохлада, против обыкновения, не радовала: приставленный к ним конвой будет следовать за ними до самого дома, а значит, придется вернуться к Большому Питону и делать то, что он велит, иначе…

Подставлять Синюю баронессу и, самое главное, баронета Михаэля во второй раз Флорика не хотела.

Януш ехал по улицам Галагата со смешанным чувством. С одной стороны, он не хотел видеться с местной придворной знатью – его всё ещё помнили здесь, как сына порочного отца и обнищавшего дворянина – с другой, жизнь во дворце обеспечивала ему частые встречи с леди Марион. Патрон вызвал его неслучайно: на днях в Галагат на свадьбу дочери должна была приехать Северина, передавшая бразды правления старшему сыну, и торжественная церемония могла таить в себе самые различные повороты событий. Присутствие личного лекаря не помешает – учитывая также взаимное противостояние герцога и баронессы, результат которого всегда оказывался непредсказуем.

Януш ехал верхом; за ним тянулась крытая телега, управляемая слугой, в которой лекарь перевез все необходимые инструменты, лекарские сумки, наполненные лечебными травами и настойками. Была бы его воля – захватил с собой всю лабораторию, но вряд ли его опыты оценят местные черные языки. Прослыть колдуном Януш всё ещё боялся.

Переезд из фамильного замка Ликонтов в столицу занял долгих два дня – от северных пределов Валлии к южным – и лекарь озаботился о том, чтобы взять охрану. Преступность после войны превратилась в нечто большее, чем разрозненные грабежи, бандиты, казалось, сгруппировались, ведомые одной рукой, и нарваться на обнаглевших разбойников лекарю не хотелось.

Патрон нередко с большой неприязнью отзывался о том, что творилось в столице по ночам, и жалел, что его руки никак не дойдут до развязания «змеиного клубка», как любил выражаться Нестор. Как-то генерал даже обронил, что, будь его воля, он бы договорился с местным главарём – управляемые бандиты могут быть полезнее, чем творящие беспредел одиночки – но Большой Питон не шёл на переговоры с представителями дневной власти.

Обо всём этом Януш думал лениво и отстранённо – мысли скрашивали долгую поездку – не забывая рассматривать знакомые улицы валлийской столицы.

– Я-яну-уш! – позвал его громкий, сочный голос, и лекарь едва не вздрогнул, оборачиваясь. – Дорогой! Сынок! Какими судьбами?

– Граф Хэсский, – поприветствовал Устина Януш, жестом останавливая следовавшую за ним повозку. Устин выглядывал из окна кареты, приветственно махая полной рукой. – Рад видеть вас. Герцог вызвал меня в столицу…

– О, да, да! Герцог! Всегда восхищался его осторожностью! – жизнерадостный голос графа не оставил его равнодушным: Януш ощутил, как против воли его губы растягиваются в ответной улыбке. – Здоров как бык, этот молодой генерал, а туда же, всё ждёт от судьбы подвоха! Ну да дело молодое, горячее, кто знает!.. Миледи, – обратился к кому-то в карете пожилой граф, – позвольте представить вам барона Януша, замечательного человека и лекаря, отмеченного Единым! О его необыкновенных талантах давно ходят самые невероятные слухи, и клянусь, все они правдивы! Кроме слухов о его отце, – тотчас оговорился граф. – Придворные сплетники любят рассуждать о том, в чем ничего не смыслят… Покойному барону Тадеушу просто не повезло влюбиться в одну женщину… Януш! – обернулся вновь к лекарю Устин. – Со мной в карете сидит настоящее аверонское сокровище – Синяя баронесса Марион! Леди-рыцарь, леди-воин! Ты, должно быть, частенько слыхал о ней за время вашего пребывания в Ренне?

– Слыхал, – эхом отозвался Януш, всматриваясь в появившееся в окне кареты женское лицо. – Миледи…

– Мы как раз направлялись за моим доктором, – продолжал Устин. – У леди Марион приболели слуги, ей пришла весть по дворец, а я как раз собирался на прогулку… Януш! А ведь ты – лекарь! – осенило графа: Устин подался вперед, едва не выпадая из окна. – Может, ты согласишься помочь?

– Не уверена, что его светлость герцог Ликонт одобрит… – начала было Марион, но граф замахал руками, точно мух отгонял.

– За это не переживайте! Я ручаюсь, а уж меня-то Нестор Ликонт знает достаточно, чтобы сменить гнев на милость! Решено! Януш?

– Если… вы настаиваете, – осторожно начал лекарь, судорожно пытаясь найти хоть одну отговорку, – я…

– Вот и отлично! – обрадовался Устин. – Езжай за нами, здесь не очень далеко! Верно говорю, леди Марион?

– Верно. Я так благодарна вам, Януш, – баронесса улыбнулась ему через окно, и лекарь понял, что пропал уже окончательно. – Спасибо вам за помощь.

Отвечать он не стал, не доверяя собственному голосу. Карета тронулась, и Януш сделал знак слуге следовать за ними.

Они выехали на тихие окраинные улицы Галагата, свернув с шумной площади, миновали небольшую часовню Единого, и остановились у одного из огороженных каменной оградой домов. Януш спешился, передавая узду слуге и доставая свою неизменную чёрную сумку, с которой не расставался даже в походе. Лекарские инструменты, которые хранила чёрная кожа, нельзя было достать ни в Валлии, ни даже в Авероне – всё это богатство досталось Янушу в подарок от духовного отца ещё в монастыре Единого, до поступления в гильдию. Инструменты оказались бесценными, стоили целое состояние, и Януш не доверял их никому, кроме себя.

Лекарь подошел к карете, подавая руку Синей баронессе.

– Во дворец я доберусь сама, ваше сиятельство, – мягко улыбнулась Марион, принимая теплую ладонь. – Вы очень помогли, право. Я вам так признательна, так благодарна за вашу доброту… Надеюсь, вы оградите нашего благородного лекаря от гнева генерала Ликонта?

– О, за это не переживайте! – добродушно отмахнулся Устин. – Герцог и хватиться Януша не успеет, я уверен! Но если потребуется моё слово… молодой человек, за мной не постоит! Любая услуга, любое одолжение, всё, что угодно – только скажи мне, сынок! Договорились?

Лекарь через силу кивнул. Леди Марион улыбнулась графу, толкая решетку, и оба скрылись за забором. Устин посмотрел им вслед, грустно покачал головой, подпирая щеку пухлой рукой.

– Эх, натворил ты делов, Тадеуш… так подставить сына… – узрев с интересом прислушивавшихся к нему слуг, оставленных Янушем сторожить повозку на улице, граф встрепенулся и постучал кучеру. – Пошёл, родимый, пошёл!

Карета тронулась, и на улице вновь стало тихо.

Леди Марион проводила взглядом отъехавшую карету и отворила дверь, пропуская Януша внутрь. Шагнув следом, баронесса тронула лекаря за руку, разворачивая к себе лицом.

– Прости, что так вышло, – быстро заговорила она, сжимая его пальцы, – граф прав, твой патрон может и не узнать, что ты был в моём доме. Но если узнает…

– Не думайте об этом, – попросил лекарь, поглаживая большим пальцем её ладонь, – это моя забота.

Сердце Марион болезненно сжалось. Он смотрел на неё с таким неприкрытым теплом, с такой нежностью, не пытаясь скрыть ни капли своего восхищения, что она как никогда остро ощутила свою вину. Марион не испытывала, должно быть, и сотой доли его любви к ней – и самое плохое заключалось в том, что чувства Януша были настоящими, искренними и глубокими. Такие, как он, не умеют шутить. Баронесса знала таких мужчин – редкой чистоты и порядочности, которые, полюбив однажды, уже никогда не полюбят вновь; не забудут той, первой и единственной; и не смогут пойти на компромисс с собственным сердцем. Осознание того, что она, быть может, испортила ему всю жизнь, оказалось невыносимым.

– Януш, – баронесса отняла свою ладонь, качнула головой. – Прошу тебя…

– Я всё понимаю, миледи, – мягко проговорил лекарь.

Ответить Марион не успела: боковая дверь распахнулась, впуская Кешну в холл, и они отпрянули друг от друга, точно застуканные вместе любовники.

– Как хорошо, что вы тут, миледи, – всплеснула руками Кешна, озабоченно разглядывая незнакомого мужчину. – Сэр Эйр говорит, убегали ночью-то! А наутро пришли, молчком, никому ничо не сказавши… А днём и работать не вышли, лежат обое, стонуть… Плош любезничать не стал – вломился в комнату, проверил… а на их живого места нету! Кровью-то все постели изгваздали, вредители! А раны всё не заживляются, кровоточат, вот и решила я весточку-то вам послать, чтоб, значит, лекаря прислали…

– Где? – прервал словесный поток Януш. С такими людьми он давно научился обращаться без лишних сантиментов: всё внимание доктор отдавал больным, а окружавших их людей быстро разделил на две категории: тех, кто может помочь, и тех, кому всё равно. К чести Кешны, её Януш отнёс к первой.

Служанка заторопилась, проведя их в боковую дверь, где располагались комнаты их с Плошем и Феодора с Флорикой, и распахнула дверь одной из них.

Лежавшие на животах близнецы обернулись на стук, и издали два совершенно непохожих звука: нечто среднее между рычанием и цыканием у Фео, и горестный стон у Фло: рыцарь её мечты пришёл к ней, исполнив самые заветные мечты, и в каком виде она его встречает! В братской потной, запыленной одежде, со спутанными волосами, избитая, как собака, и совершенно неготовая к подобной встрече. В глаза леди Марион Фео и Фло смотреть не стали, уткнувшись носами обратно в подушки.

– Воды принесите, – распорядился Януш ещё с порога, ставя сумку на стол. – Чистой кипяченой воды. И побыстрее.

Кешна метнулась исполнять поручение, и он присел к Флорике, встряхнув кистями рук. Жгучая, острая боль – вполне естественно для рассеченной ударами плети спины. В том, что тут поработала именно плеть, лекарь не сомневался: слишком характерными оказались вспухшие красные дорожки на оголенной коже.

Он провел руками над спиной, сосредоточился, отстраняясь от внешнего мира, начал читать молитву. Девушка расслабилась, слушая его голос, и прикрыла глаза, впадая в полудрёму.

Януш отвёл каштановые пряди от лица, слушая мерное дыхание, удовлетворенно кивнул, пересаживаясь к Феодору. Парнем хотелось заняться в первую очередь: его спина пострадала не в пример больше, и лекарь уже видел, что без наложения швов не обойдётся.

– Эт-то ты-ы… – прохрипел Фео, подозрительно вглядываясь в лицо незнакомого лекаря, – тот самый… дохтор… из Ренны? Тронешь… сестру… прибью…

Януш не стал слушать горячечный бред больного: провел руками над оголенной спиной, задержал раскрытые ладони, принимаясь читать очередную молитву.

Присутствие Марион за спиной он ощущал почти физически – чувствовал её запах, дыхание, шелест платья. Почему, ну почему всё так сложно? Разве виноват он, что из всех женщин на свете полюбил именно эту – ту, которой его патрон так горячо клялся отомстить?

Марион наблюдала за быстрыми, сосредоточенными действиями молодого лекаря, размышляя о том, в какую неприятность могли вляпаться эта неугомонная парочка, Фео и Фло. Она почти не сомневалась, что близнецы будут молчать на её допросе, потупив виноватые взгляды – так всегда бывало, когда она пыталась докопаться до истины. Могут придумать какую-нибудь пестрящую несостыковками отговорку – вот и всё, чего она добьётся, попытавшись надавить на эту странную пару. Она надеялась только, что удача, так долго хранившая близнецам жизнь, не отступит от них и на этот раз. И что если случится что-нибудь действительно плохое – они догадаются попросить её о помощи.

– Я пойду, – тихо сказала баронесса, пропуская в комнату Кешну с тазом воды, – проведаю Михо, пока ты…

– Ступайте, – отозвался лекарь, устало встряхивая занемевшими руками: дорога вымотала его, и такую сильную, как у этого юноши, боль снять оказалось очень сложно. – Миледи, я задержусь здесь, вы можете возвращаться во дворец. Как только закончу, я отправлюсь за вами следом – незачем, чтобы нас видели вместе.

Марион помолчала, дожидаясь, пока Кешна не покинет комнату. Затем быстро подошла к лекарю, сжала его ладонь.