Текст книги "Турист (СИ)"

Автор книги: Ольга Погожева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Ну же, – Спрут щёлкнул зажигалкой, и я инстинктивно вздрогнул. Я слишком хорошо знал, что может последовать дальше. В прошлый раз я жарился минут двадцать, пока вонь горелого мяса не стала совсем уж нестерпимой. – Поговори с ним, бамбино.

Я попытался овладеть своим голосом, но понимал, что у меня ничего не получится. Все страшные истории про Спрута – всё оказалось правдой. Всё оказалось слишком кошмарной правдой. Джино мог услышать от меня сейчас только дрожащее блеяние, и я захотел сохранить жалкую часть той гордости, что во мне ещё осталась.

Я отрицательно мотнул головой. Спрут усмехнулся, откинул зажигалку и взял электрошокер. Я вздрогнул, пытаясь сжать колени.

– Эй, – Спрут поднес мобильный к своему уху. – Он не хочет тебя слышать. Ему хорошо со мной. Подтверди, бамбино!

Лавина боли взорвалась внизу живота, огненной волной разнеслась по телу, вырывая из горла дикий, животный крик – и даже когда разряд закончился, я не сразу умолк. Я знал, что этот мой крик, полный безграничной, сумасшедшей боли, рвал сердце Джино на части – но сдержаться не мог.

Курт с ухмылкой смотрел на меня, держа мобильный у уха – полностью поглощенный жестокими судорогами, я не мог слышать, что говорил ему Вителли. Дав ему выговориться, Курт коротко вздохнул, не разжимая губ.

– Это всё?

Судя по лицу Спрута, это было не всё, но бритоголовый не стал слушать дальше.

– Надеюсь, ты понимаешь, Топор, кто будет платить за каждое твоё слово?

Я услышал шум закипающей воды и голоса Рэя и Лесли за спиной, и вздрогнул ещё раз – в прошлый раз кипяток выплеснули мне в лицо, но мне удалось зажмуриться и отвернуться – вода обожгла только правую щеку и часть груди. Но через несколько секунд я почувствовал запах кофе, и слабо удивился. Мне казалось, в этом новом мире ночных кошмаров нет места ничему человеческому. И от этого стало ещё страшнее. Потому что мир оказался всё-таки реальным.

– На меня твои угрозы не действуют. Тебе меня не достать, а твоему боссу я пока что не нужен. Ты не захотел считаться со мной? Я – не пустое место, Топор! И я всегда получаю то, что хочу. Пришла пора делиться мальчишкой, и сейчас моя очередь!

Я закричал, когда Спрут снова включил шокер, и это было последним, что услышал Джино. Спрут отключил мобильный, и, размахнувшись, выбросил его в разбитое окно.

Я ожидал, что после этого пытки продолжатся, но Курт отложил шокер в сторону. Я мог только стонать, и, поскольку уже давно охрип, и каждый мой звук рвал горло на части, то пытался сдержаться, и наружу рвалось только животное мычание. Спрут пододвинул себе стул и уселся рядом, уткнувшись подбородком в сложенные на спинке руки. Он рассматривал меня, как кусок мяса, точно раздумывая, откусить ещё или оставить на потом. Я уже не чувствовал унижения: я был слишком поглощен физической болью.

– Я недоволен своей работой, – вдруг сказал Спрут, и я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть. – Твоя мордашка, напарник, по-прежнему узнаваема. Впрочем… у нас ещё есть время…

Я не мог видеть себя со стороны, но мне казалось, Спрут себя недооценивает. Тело кричало от боли – множественные порезы, ожоги, кровавые следы, опухоли от ударов, жестокие судороги после шокера, и настоящий ад… Может, лицу и впрямь досталось чуть меньше, но мне не было от этого легче.

– Я думаю, у нас есть ещё несколько часов, – Спрут прикурил, выпуская клубы дыма мне в лицо. – Старик хочет заполучить тебя назад, я сделаю ему такой подарок. Возможно, это будут даже несколько подарков – я заверну для него каждый твой кусок по отдельности. Руки, ноги… В конце концов, кому-то нужно придумать, что делать с твоим телом. Похороны будут за его счет.

Я безразлично посмотрел на него. Мы оба знали, что всё действительно будет так, как он говорит. Спрут не готовил сюрпризов, я знал, чего ждать, и был уже почти готов к этому. Видимо, я всё-таки умру здесь. Спрут победил, пора признать это. Внезапно меня охватила злость – слабая вспышка, которой хватило всего на одну фразу:

– Кто… родил такого урода… как ты, Курт?

Бесцветные глаза Спрута сузились. В первый миг мне показалось, что он меня ударит, но вместо этого Спрут выпрямился, и принял из рук Лесли дымящуюся кружку. Я напрягся; он сделал глоток.

– Женщина, – он стряхнул пепел на один из моих глубоких порезов и сделал ещё одну затяжку, наблюдая, как я корчусь от боли. – Всё, что я о ней знаю – фамилия, наверняка вымышленная. Вряд ли в самом сердце Лондона можно найти хоть одну шлюху, которую бы звали Эрика Кальтенбруннер.

Я видел, как догорает его сигарета. Осталась всего одна затяжка, и всё продолжится. Я вскинул на него глаза, лихорадочно придумывая что-то ещё, что оттянет страшное время… Я был готов умереть, но при этом мне безумно, жадно хотелось жить.

– Тебя… воспитали улицы?..

– Хуже, – хрипло рассмеялся Спрут. – Я рос в детском доме. Знаешь, какие там законы? Куда тебе, малыш… Ты рос защищенным и сытым, маленький ублюдок. Ты и понятия не имеешь, как можно провести детство. Я не дожил до выпуска – меня перевели в колонию строгого режима для малолеток. Оттуда – в армию. Начальник колонии постарался, чтобы меня взяли: старый кретин не мог дождаться, пока меня выпустят. С тех пор меня воспитывали уроды в военных формах. Старые добрые дни… по крайней мере, тогда я имел официальное право убивать.

До меня очень медленно доходило то, о чем мне рассказывал Курт. Выходит, он стал убийцей ещё в детстве?! Хорошо, что Спрут не вдавался в подробности – я не хотел их знать. Я только хотел, чтобы время тянулось медленнее, чтобы боль утихла, и он больше меня не трогал. А ещё я знал – будь у меня возможность убить его, я бы не сомневался ни секунды. Передо мной сидело животное, которое должно умереть. Он никому не должен больше причинить боли.

– Рожу… тебе разукрасили… в армии?.. – выдохнул я. В горле совсем пересохло, и каждое слово ножом резало гортань.

– Граната, малыш, – Спрут сделал последний глоток кофе и откинул кружку. – Провалялся в лазарете, стал к военной службе негоден. Как только вышел, подвернулось выгодное предложение от старого знакомого. Улетел в Америку. На прощальной гулянке командир взвода предложил закрасить мои боевые шрамы. В армии шутили, что пути Англии – смерть всего мира. Мне понравилось.

Спрут провел ладонью по багрово-синей татуировке и ухмыльнулся. Я понял, что разговор окончен, и слабо дернулся в державших меня путах.

– А ты маленький хитрый ублюдок! – Спрут вдруг подался вперед: его рука впилась мне в горло, безжалостно сдавливая кадык. – Ты думал, сумеешь натравить Вителли на меня?! И как, получилось?

Он сплюнул мне в лицо, отпуская шею, и я мотнул головой, отворачиваясь и стискивая зубы. Из-под губ всё-таки вырвалось утробное рычание, когда он потушил сигарету, ткнув её в рану у меня на груди – порезы и длинные, набухшие кровью рубцы тянулись у меня по всему телу.

Когда я снова посмотрел на него, он держал в руках скальпель. Это не означало, что я умру немедленно – просто после первого его движения у меня не останется шансов выжить. Он уже приговорил меня, и казнь началась.

– Я не хочу торопиться, – подтвердил мои догадки Спрут. – Начну снизу, и буду двигаться вверх. Не переживай, ты ничего не пропустишь. Я даже постараюсь, чтобы ты оставался в сознании. Не волнуйся, сладкий, я не трону твою мордашку. Я остановлюсь, когда дойду до твоей глотки, и оставлю голову нетронутой. Хочу, чтобы Топор посмотрел тебе в глаза. Они расскажут ему последнюю историю про нас.

Нагнувшись надо мной, он сделал несколько быстрых, глубоких надрезов на стопах и икрах, и остановился, пометив колено. Я выдохнул сквозь зубы, бросая на него мутный взгляд.

В его расслабленной позе было столько уверенности и беспристрастности профессионала, что мне стало дурно при мысли о грядущем расчленении. Я даже почти потерял сознание, чудом балансируя на грани реальности и небытия. Я уже хорошо знал этот изучающий, сальный взгляд, прикидывающий, сколько можно выдавить из жертвы до того, как она умрет. Я почувствовал, как мир качнулся перед глазами, и взмолился, чтобы Бог забрал мою душу. Сейчас, немедленно.

– Отче наш, – хрипло, почти неслышно начал я, – иже еси на небесех…

Спрут замер, вслушиваясь, но, конечно, не смог понять ни слова старославянской речи.

– Заткнись, – приказал Курт. Я видел, что он начинает злиться, и ускорил темп. – Заткнись, твою мать!!!

Он бы ударил меня, но в этот миг его позвал Рэй. Я закончил читать молитву, и закрыл глаза. Я слишком устал к тому моменту, чтобы сопротивляться неизбежному, и быстро терял последние силы. С трудом я различил голос Рэя, но не понял, что он сказал.

– Проверь.

Я услышал шаги и понял, что Рэй покинул комнату.

– Неужели твой старик понял, где нас искать? – задумчиво проговорил Спрут, и я распахнул глаза, загораясь безумной надеждой. – Нет, вряд ли… только Отто знает, где я, а для этого надо его найти… Ну-ка, маленький ублюдок, – он сжал мои волосы, наматывая на кулак, – что ты рассказал Топору?

Я рассказал Джино всё, но не называл имён информаторов, просто упустил их в рассказе, счел неважными. Нет, Джино никак не мог меня отыскать. Я сам отрезал себе пути к спасению…

…А потом всё произошло быстро. Лесли стоял спиной к соседнему залу, и автоматной очередью его снесло в сторону. Спрут отпрянул в сторону, к пистолету, лежавшему на стуле, и сделал несколько выстрелов в ответ – бессмысленных, бесполезных; стрелявший из соседнего зала был надежно скрыт половиной уцелевшей стены и грудами строительного мусора. Похоже, Курт это тоже понял, как и то, что, оставаясь в комнате, он становится доступной мишенью. Автоматная очередь прошлась по стене справа от меня, чудом не зацепив стола; стрелявший не собирался прекращать огонь, не давая Спруту и секунды передышки. Я не мог видеть своего палача, но был уверен, что мой неожиданный спаситель не даст ему уйти.

Видимо, это понял и Спрут: я различил едва слышную из-за выстрелов ругань, а затем, когда автоматный ливень прекратился всего на секунду – хлопнувшую дверь балкона. Посыпались стёкла, раздался грохот на пожарной лестнице, и тот, кто находился в соседнем зале, прекратил огонь.

Я успел увидеть огромную фигуру, увешанную оружием: человек прыгнул в комнату и метнулся к балкону. Я услышал несколько выстрелов, но впустую: Спруту удалось уйти.

– Сука! – мужчина ринулся ко мне, забрасывая автомат за спину. – Трусливый ублюдок!!! Олег, ты живой?

Совсем близко я увидел злые зеленые глаза. Николай беспрестанно ругался, распутывая веревки на мне, и я слушал его, даже не пытаясь как-то помочь. Он помог мне сесть, вглядываясь мне в лицо.

– Ты…

– Встать можешь? – перебил меня Николай. – Можешь идти?!

Я посмотрел вниз, на отекшие, кровоточащие ступни, приподнялся, но тотчас повалился обратно. Ног я не чувствовал. Ремизов сообразил быстрее меня.

– Не можешь, – сказал он. – Жди меня здесь! С места не двигайся, понял?!

Ник так встряхнул меня, что я едва не упал назад, на залитый кровью стол.

– Ты… один…

– Я здесь один, – быстро подтвердил Николай. – Снял всех помощников Спрута. Вителли скоро подъедет. Сиди здесь, – снимая с плеча автомат, распорядился он. – Я пошел… за ним. Убить суку.

Несколько секунд я просидел, слушая, как трясется пожарная лестница под весом Ремизова. Затем медленно опустился на пол – и на четвереньках пополз к своей одежде. В голове было удивительно ясно. После неожиданного появления Ника и избавления от дальнейших пыток на меня снизошло какое-то необыкновенное, сродни помешательству, нечеловеческое спокойствие. Я знал, что мне делать, и делал это без всякой спешки, последовательно и методично.

Вначале я оделся. Перевернулся на спину, и, стиснув зубы, натянул на себя изрезанные джинсы и порванную рубашку, мгновенно пропитавшиеся красным. С трудом, не сдерживая стонов, надел кроссовки, не тратя времени на то, чтобы завязать шнурки. Лесли лежал рядом с моей одеждой; я забрал его автомат, и пополз в сторону балкона, туда, где исчезли Спрут с Ником. В доме стояла непроницаемая тишина, и я не мог понять, куда они делись. Оставаться на месте я не собирался: если Ник не догонит Спрута, тот вернется, а я хотел найти его первым.

У стеклянной двери я решил подняться. Опираясь о створку повисшей на одной петле двери, я кое-как подтянулся на руках. Тело пронзила дикая боль, по позвоночнику вверх, и я вцепился в дверь, едва не повалившись обратно на пол. Дыхание перехватило, перед глазами поплыли белые пятна, осколки разбитого стекла впились в ладонь, но створку я не выпустил. Я знал – стоит мне разжать пальцы, я свалюсь на пол и уже не встану.

Переждав несколько секунд, я медленно отстранился от двери. Сделал шаг. Боль вспыхнула с новой силой, и только жажда добраться до своего палача удержала меня на ногах.

Я выбрался на пожарную лестницу и посмотрел вниз. Всё это время мы находились на шестом этаже; лестница вела наверх, и я начал подъем. Я не знал, куда побежал Спрут, и шел на крышу, чтобы оглядеться. Я поднялся вверх всего на два этажа, и выбрался на парапет.

Крыша казалась безлюдной, я не слышал ни звука, но на всякий случай покрепче стиснул автомат, держа его одной рукой. Второй я всё пытался найти опору, но здесь, под низким, тяжелым небом, ухватиться было не за что. Трансформаторная будка, шахта лифта, несколько сломанных антенн и кучи мусора – Спрута тут не было. Как и Ника.

Я медленно пересек крышу и опустился на колени, окидывая взглядом окрестности. Дом и в самом деле пристроился на окраине города, как я и предполагал: вокруг теснилось ещё несколько домов пониже, невдалеке виднелось шоссе, по которому носились автомобили, и ни один из них не сворачивал к этому блоку. К дому вела только одна узкая дорога, вдоль которой я не заметил ни одной припаркованной машины. Район явно приготовили под снос. Мне показалось, что я на острове, и ни один из проходящих мимо кораблей, автомобилей автострады, не замечал сигнальных огней о помощи.

Я перегнулся через край, заглядывая вниз. Двор, окруженный заброшенными домами, казался отсюда каменным колодцем, и в самом его центре лицом вниз лежал Рэй.

Я знал, что у Спрута несколько помощников; теперь, когда я увидел Рэя, мне стало понятно, что Ник сделал с остальными. Я даже не удивился, не задал себе вопроса, как он один мог расправиться со всеми.

Из подъезда показалась голова Ника: русский метнулся за груду мусора, тут же сориентировался, что на крыше сижу я, а не Спрут, и, высунувшись, с яростью махнул рукой, приказывая мне сматываться.

Для этого требовалось хотя бы подняться, а у меня почти не осталось сил. К тому моменту от непрерывного болевого шока в голове помрачилось, но когда от автострады к нашему кварталу на бешеной скорости помчались две черные машины, я сразу догадался, кто это.

Джино всё-таки нашел меня. Я до сих пор не понимал, как у него это получилось, я не оставил никаких следов. Но он сумел это сделать, и, Боже, как же я был этому рад.

Два джипа взвизгнули тормозами, заворачивая к нашему двору, и в тот же момент за спиной раздался голос.

– Вырвался всё-таки…

Я обернулся.

Спрут забрался на крышу по той же пожарной лестнице, по которой поднялся я. Как ни старался Ник, он упустил его, и сейчас Спрут стоял передо мной, нацелив дуло пистолета мне в переносицу. Он пришел, чтобы убить меня, и я встал на колени, глядя ему в глаза. Я не надеялся выжить, только хотел забрать его с собой. Я поднял автомат.

– Ты не сможешь… – оскалился он, и ухмылка примерзла к его губам, когда я спустил курок.

Мне нечего было ему сказать, и я ничего не желал слышать. Очередью из автомата ему распороло бедро, и я успел заметить гримасу боли и злости на его лице. Спрут припал на колено, пытаясь зажать фонтанирующую кровь, и вскинул на меня перекошенное лицо.

– Слабак, – прошипел он. – Ты не сможешь. На свалке… мне пришлось помочь тебе! Ты бы не спустил курок. Ты бы не смог! Но ты не лучше, чем я… ты мой напарник, красавчик. Ты такой же, как я…

Я понял, что ещё секунда – и я действительно не смогу. Поэтому я спустил курок.

И в тот же миг проклял создателей кольта М16, когда услышал глухой щелчок осечки. Острая боль в позвоночнике пронзила меня; я пошатнулся.

Спрут метнулся вперед, выбивая автомат у меня из рук, и одним ударом опрокинул меня на спину, отбрасывая к краю крыши. Я окинул мутным взглядом каменный колодец двора. Там, задрав голову вверх, стоял Джино. Две машины с настежь распахнутыми дверьми были пусты; минута – и люди Вителли будут здесь, на крыше. Ник наблюдал за нами через прицел винтовки, и я понял, что они не дадут Спруту уйти. Даже если он успеет убить меня – он уже покойник.

С этой мыслью я и обернулся.

Спрут дотянулся до своего пистолета и вскинул руку с оружием.

– Всё, напарник… – осклабился он, тиская рукоять. – Конец. Умрем вместе…

Он выпрямился во весь рост, и это было его последней ошибкой. Ник увидел его, и выстрелил.

Спрут пошатнулся, и пуля только обожгла мне плечо. Он начал заваливаться назад, попытался удержать равновесие, и рухнул вниз.

Он не упал. Вцепившись двумя руками в бортик, он всё ещё боролся за жизнь. Я видел, как медленно, медленно сползают его пальцы с парапета. Если бы я мог встать на ноги, я бы отдавил эти проклятые пальцы, скинул бы его вниз – но я был слишком слаб, и я боялся его. Курт запросто мог перехватить мою руку и утащить меня с собой.

Мы посмотрели друг другу в глаза; Курт ухмыльнулся откровенно и грязно, будто я по-прежнему находился в его власти, и расплылся в уродливом оскале.

Он не изменился, даже ощущая дыхание смерти. Он стал ещё гаже, ещё ожесточеннее, ещё страшнее. Страх липкими щупальцами опутал меня. Он вернется, он будет снова и снова пытать меня, он будет каждый день являться мне в кошмарах…

Снизу раздались выстрелы; Спрут вздрогнул и разжал пальцы.

Это были самые незабываемые мгновения в моей жизни. Я смотрел на падающее тело.

Потом последовал удар.

– Эй!

Кто-то дернул меня за локоть назад, подальше от края, и я не удержался, рухнув прямо под ноги двум парням в костюмах.

Один из них подбежал к краю, заглянул вниз, махнул кому-то рукой.

Меня ухватили под локти, поставили на ноги, и я снова смог увидеть то, что было внизу. Ник что-то говорил Вителли, указывая винтовкой на бесформенную человеческую массу, лежавшую в нескольких шагах от них, и Джино медленно кивал, глядя вверх.

– Идти можешь?

Я отрицательно покачал головой.

Силы оставили меня; перед глазами расплывались белые пятна, острая боль в позвоночнике и пульсация по всему телу занимали все мои мысли. Я хотел, чтобы всё кончилось.

Ещё я хотел увидеть Спрута. Убедиться, что он мертв.

Спуск занял несколько долгих минут – лифт в этом полуразвалившемся доме давно не работал, лестница не имела перил и покосилась. Я заметил трупы на нижних этажах; работа Ника или итальянцев. До самого выхода подручные Вителли почти тащили меня на себе, я едва переставлял ноги.

– Олег!

Парни, державшие меня под локти, деликатно отошли в сторону, и ноги тут же подкосились. Джино едва успел меня поддержать. Я увидел его лицо – потемневшее, напряженное, с глубоко залегшими складками на лбу, с часто пульсирующей жилкой у виска, и глаза – тревожные, блестящие, отчаянно злые. Я хотел сказать ему, что всё в порядке, но вряд ли бы он мне поверил. Белоснежная рубашка, которую мне когда-то подарил Примо, пропиталась красным, светлые джинсы потемнели, лицо и шея обожжены, волосы спутались и слиплись от запекшейся крови, я почти не держался на ногах. Хорошо, что он не видел того, что скрывала одежда.

– Олег…

Я попытался заговорить; наружу вырвался хриплый звук, и я оставил попытки. Отстранив Джино, я сделал несколько нетвердых шагов в сторону Спрута. Под телом расплылась лужа крови; Курт развалился на земле так же, как лежал я на залитом кровью столе.

– Мертв, – проронил Николай на русском. – После такого не выживают.

Я смотрел в открытые серые глаза и ничего не чувствовал. Я только боялся, что он сейчас встанет, и весь ужас повторится заново.

– Люди Вителли зачищают периметр, – снова произнес Ник. – Хотя я не оставляю после себя мусор.

– Как… вы нашли…

Я говорил на английском: хотел, чтобы Джино нас понимал.

– Вителли позвонил мне, – с молчаливого согласия итальянцев продолжил Ник. – И я сразу вспомнил про Большого Бена.

Информатор Сандерсона! Проклятый негр, который ничего не сказал мне, но, как видно, раскололся на допросе Николая.

– Я пообещал ему много денег, и он согласился встретиться. От него я получил адрес Ленца. Пришлось попотеть, но я узнал, куда тебя забрал Спрут. Потом направился сюда. Когда убедился, что тебя действительно держат здесь, предупредил Вителли. Пока я зачищал территорию, он уже ехал сюда.

– Ты так и не сказал мне, – перебил Джино. – Почему не сообщил раньше? Мои ребята сделали бы всё быстрее, чем это сделал ты!

Я оторвал взгляд от мертвого тела и посмотрел на Ника. Бывший десантник дернул щекой.

– Я подумал, – медленно проговорил он, – что лучше не рисковать. Среди ваших людей мог быть предатель. Кто-то мог предупредить Спрута, что я нашел его, и иду за ним.

Я вцепился в руку Вителли.

– Сэм! – прохрипел я. – Это был Сэм! Он впустил их в дом… и убил Джона!

Я заметил, как напряглись помощники Вителли, как сам Джино нахмурился, глядя мне в глаза, но никто не успел сказать ни слова: из парадной показались Энцо с тремя парнями в кожаных куртках. Заметив меня, Энцо на миг замер: должно быть, не сразу узнал. Потом осторожно подошел ближе, убирая оружие.

– Всё чисто, – бросил он, не глядя на меня. – Больше никого.

Ладонь Джино накрыла мои сведенные судорогой пальцы.

– Это правда? – тихо спросил он. – То, что ты сказал?

Я молча кивнул. Ярость при воспоминании о предателе вспыхнула с новой силой; Джино смотрел мне в глаза, и я молился, чтобы он мне поверил.

– Хорошо, – не повышая голоса, проговорил он. – Хорошо.

Вителли окинул меня взглядом, долгим, тяжелым, и мне захотелось умереть. Провалиться сквозь землю, исчезнуть. Я ненавидел себя. Всё это было так неправильно, так… больно…

– Пойдем, – сказал Джино. Боковым зрением я заметил, как кто-то из итальянцев подходит к лежащему в центре двора Рэю, ногой переворачивая его на спину; кажется, тот ещё дышал. Энцо садился во второй джип, стоящий рядом. – Это только раны, бамбино, а они заживут. Садись в машину. Я…

Грянул выстрел; Вителли пошатнулся и схватился за грудь.

– Ник!!! – дико закричал я, подхватывая оседающего мужчину.

Я вцепился в локоть Вителли, пытаясь удержать его на ногах. Мы оба упали рядом с джипом, и в натертой до блеска двери я увидел собственное отражение – совершенно чужое, жуткое, перекошенное лицо с безумными глазами.

Энцо был уже рядом: он растерянно посмотрел на стремительно бледнеющего патрона, затем на меня.

– Ник! – я вскинул голову, отыскивая среди склонившихся фигур знакомое лицо. – Сделай что-нибудь!

Мои руки шарили по груди итальянца, дергали галстук, пытаясь распустить тугой узел. Вителли задыхался; его кожа приобрела землистый оттенок, глаза закрылись.

– Олег!

Я слышал, как меня зовет Николай, но всё искал и не находил следа от пули.

– Кто стрелял?! Мистер Вителли! Джино! Не сейчас, пожалуйста, не сейчас! Почему я не вижу крови?! Всё кончено, только не сейчас! Вы! – Я вскинул голову, едва различая белые пятна, обступившие меня со всех сторон. – Сделайте что-нибудь! Вызовите врача!

Ник наклонился ко мне, положил руку на плечо и встряхнул так, что я едва не клацнул зубами. Я умолк, затравленно вглядываясь в мрачное лицо Ремизова.

– Олег, – глухо произнес он. – Никто в него не стрелял. Это сердце…