Текст книги "Турист (СИ)"

Автор книги: Ольга Погожева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Поезд вынырнул из тоннеля, пробежал вдоль перрона, и замер у края платформы. Внутри оказалось немногим теплее. Я забился в угол, снова натянув капюшон – на этот раз спасаясь от сквозняка – и сложил руки на груди. Рядом со мной сидела полная негритянка, и от неё шло такое уютное тепло, что я немедленно захотел подвинуться ближе. Вышло наоборот: подозрительно покосившись на меня, женщина пересела на другое место, а я остался один. Всё-таки меня заметно трясло: на её месте я бы тоже решил, что рядом уселся извращенец или психопат.

Поезд пролетал станцию за станцией, но у меня так сильно разболелась голова, что я уже ни на что больше не обращал внимания. Закрыв глаза, я скорчился на сидении. Может, я уснул, может, потерял сознание – точно сказать не могу, но пробуждение оказалось не из приятных. Меня грубо встряхнули чьи-то жесткие пальцы, и утихшая в забытьи головная боль вспыхнула с новой силой.

– Документы, – тусклый свет лампы над головой ударил в глаза, и я с трудом разглядел двух полицейских. – Документы.

На миг я ощутил панический страх: Сандерсон всё-таки настучал копам, и меня уже нашли! Потом я успокоился. Что они могли мне сделать? Я чувствовал себя измочаленным, продрогшим до костей, и совершенно разбитым. Мне было всё равно.

– Да, – хрипло ответил я. – Документы. Сейчас.

Помню, что в тот момент я радовался. Документы я всегда носил в нагрудном кармане рубашки, а одетый поверх джемпер не дал им выпасть во время драки.

– Вот, – прокашлялся я, протягивая паспорт и визу.

Копы довольно долго и придирчиво изучали нехитрые бумажки. За это время я несколько раз закрыл и открыл глаза, борясь со сном.

– О'кей, мистер, – нехотя признал один из них, возвращая мне документы. – У вас всё в порядке.

– Я знаю, – я позволил себе слабую улыбку.

Странно, что они не обратили внимания на мой потрепанный внешний вид, но затем я решил, что это к лучшему. Представителям закона я не доверял.

Как я добрался до Манхэттена, не смогу вспомнить даже под гипнозом. Я просто вышел на одной из остановок, огляделся, увидел парк, направился туда и упал на первой же скамейке. Я просидел там какое-то время, пока не начался дождь, затем с большим трудом поднялся и побрел искать укрытие. Я предположил, что если зайти вглубь парка, меня не прогонят копы и не заметят поздние прохожие. Всё, чего я хотел – не шевелиться, чтобы хоть как-то унять колокольный звон в голове.

Парк оказался огромным – наверняка тот самый Центральный, тянущийся от Бродвея до Гарлема, ещё одно искусственное американское чудо. Я шел быстро, но довольно долго, прежде чем заметил пруд и мост, достаточно высокий, чтобы можно было там укрыться от непогоды. Я уселся под мостом на груду листьев, обхватил себя руками и положил голову на колени. Я слышал, как капли дождя бьют по опавшей листве, по поверхности воды, по мосту и пешеходной дорожке, и эти звуки странным образом успокаивали меня. Спустя какое-то время мне стало легче.

Что дальше? Мне нужны деньги, без них я здесь даже не человек. Обратиться в консульство, позвонить домой, попросить перевод? Да ни за что. Во-первых у родных и без того каждая копейка на счету, во-вторых если деньги и найдутся, то только на билет домой, а как я им объясню, что дома мне пока лучше не появляться – ради их же безопасности? И в-третьих, я просто не хотел их волновать. Те, кто любит свою семью, меня поймут.

Веб-мани. На моем электронном кошельке лежали деньги, но взять наличные здесь, в США, наверняка окажется проблемой. Для этого мне потребуется перевести электронные единицы на свой счет в банке, и только потом я смогу получить их на руки. Вот только у меня не было счета в банке. Ни в американском, ни в международном, ни даже в украинском.

Варианты заканчивались; я неуютно поерзал на мягкой листве. Мне стало неудобно, и я засунул руку в карман брюк. Мобильник!

Я уставился на него так, словно увидел перед собой восьмое чудо света. Ну конечно! Если у старого мерзавца Сандерсона были свои люди в городе, то почему бы им не помочь мне?

Дрожащей от холода рукой я набрал последний номер, с которого мне звонил Джулес. Судя по тому, что вызов пошел, деньги на счету ещё остались, и я обрадовался ещё больше.

– Э-эй, русский! – зазвучал в трубке жизнерадостный голос мулата, чуть приглушенный из-за общего фона из музыки, голосов, и смеха. Я не сразу поверил, что слышу его здесь, под мостом, в Центральном парке Нью-Йорка так же отчетливо, как если бы Джулес находился рядом. – Ты ещё живой!

Несмотря на свое крайне подавленное состояние, я усмехнулся.

– Ты проспорил пари, Джулес?

– Я, должно быть, идиот, но я поставил на тебя, русский, – очень серьезно заявил мулат. – Ну, по крайней мере, одну ставку на тебе я уже выиграл. День в Нью-Йорке прошел, а ты ещё ни на кого не нарвался!

Я вздохнул.

– Ты проиграл, Джулес.

– Твою мать, русский!..

– Какие-то уроды из Бронкса, – признался я. – Забрали все деньги.

– Ой, как трогательно! – издевательски протянул мулат. – Все деньги? Ай-ай-ай! Ты же такой крутой, русский! Самому Спруту яйца открутить грозился! И что собираешься делать теперь?

– Попросить денег у Сандерсона.

– А то как же! Сколько тебе, сладкий? Миллион? Два?

– Заткни пасть, Джулес. Передай боссу, что произошло. У меня в кармане ни одного бакса, а я должен как-то протянуть до того, как встречу… Спрута. Всё запомнил?

– Всё записал, всё передам, – хмыкнул мулат. – Ты почему меня снова крайним делаешь? Да ты не парься, босс узнает. Когда ты уже сдохнешь, турист хренов?

– Поверь мне, я очень стараюсь, – сухо ответил я и отключил телефон.

Я пережил эту ночь. Когда дождь наконец прекратился, я поднялся с холодной земли и сделал небольшую пробежку, чтобы согреться. Пробежал Центральный парк до конца, вышел на Шестидесятой улице, прошел два квартала и повернул направо. Я замерз, был голоден и хотел спать, но понимал, что нельзя останавливаться, нельзя закрывать глаза.

Нужно только пережить эту ночь. Одну эту ночь, и уже утром всё наладится.

Я повторял это про себя в такт быстрым шагам, и, пройдя три квартала на юг, начал верить в это. Каждые семь минут я смотрел на часы – я это хорошо помню, потому что ждал рассвета так, как, наверное, не ждал никто в эту ночь. Меня только раздражали нависшие надо мной небоскребы: они заслоняли небо. Где-то там, на востоке, вставало солнце. Я очень хотел увидеть его.

Это оказался хороший район – для тех, кто хотел бы посмотреть Нью-Йорк таким, как он есть. Здесь можно идти бесконечно – ноги сами несли по бесконечной Парк Авеню, уходящей куда-то за горизонт; я сворачивал просто потому, что мне понравилось здание или вывеска очередного бутика, и совершенно не думал о том, куда иду и зачем. Я шел по улицам, поглядывая на сторожевые вышки небоскребов, и вспоминал то, о чем говорил, кажется, Кеннеди. Он заметил, что все города – существительные, а Нью-Йорк – это глагол. Только многие почему-то полагают, что этот глагол – «жить», совершенно забывая про однокоренной ему и несравнимо более сильный – «выживать».

Рассвет я всё-таки пропустил. Зато увидел знаменитый Импайр Стэйт Билдинг при свете дня. Обычный небоскреб, ничем не примечательнее других, уже примелькавшихся мне в Чикаго, и тех, которые я увидел здесь, в Нью-Йорке. Улицы преобразились, людей стало намного больше, на дорогах появились утренние пробки, и я вдруг остро почувствовал разницу между собой и спешащими по делам нью-йоркцами. Уж лучше бы я оставался в черном районе, там я казался бы более незаметным, чем здесь, среди хорошо одетых, деловых, уверенных в себе людей.

Я дошел до Геральд-сквера и медленно двинулся по дороге, пересекавшей Тридцать четвертую улицу по диагонали. На углу Тридцать пятой толстый китаец продавал хот-доги с тележки; я долго смотрел на него, прежде чем подойти и протянуть свою десятку. Сдачу, не пересчитывая, осторожно положил обратно в карман, и почти благоговейно принял теплый, пахнущий кетчупом и горчицей хот-дог. Вначале я собирался найти скамейку, присесть и насладиться хот-догом как приличный американец, но вместо этого проглотил булку, почти не жуя, и тотчас пожалел, что не купил две.

Впрочем, и после одного хот-дога жизнь показалась чуть-чуть лучше. Кажется, я даже мерзнуть стал меньше – меня согревало тепло в желудке. Я понимал, что это ненадолго, но что делать дальше, не представлял. Если бы я мог сидеть на месте и ждать, я бы так и поступил, но согреться я мог только одним способом – не прекращая движения.

Звонок мобильного оторвал меня от созерцания бесконечной панорамы небоскребов и рекламных щитов.

– Русский?

– Что? – я насторожился: голос показался мне незнакомым.

– В четыре у Брайант-парка, на углу Сорок второй и Пятой авеню. Посылка от Сандерсона.

Я не успел ничего ответить – говоривший отключился. До Брайант-парка я добрался минут за десять. Ещё четверть часа слонялся вокруг, мучительно убивая время. До четырех ещё оставалось несколько часов.

Я не придумал ничего умнее, как дождаться того, кто назначил мне встречу, слоняясь по городу, и изредка присаживаясь отдохнуть на скамейках. Последние два часа я просидел на станции метро, наблюдая за спешившими с поезда и на поезд нью-йоркцами, понемногу откусывая новый хот-дог, и запивая его горячим чаем.

На встречу опоздал я, а не они, хотя я целый день кружил вокруг условленного места. Когда я увидел, кто меня ждет, мне захотелось немедленно идти назад, на уже знакомую станцию метро. Лысый мужик с водянистыми глазками расплылся в издевательской ухмылке, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Стало стыдно – за то, что я оказался в таком положении, противно – за то, что нахожусь среди таких, как они, и неуютно – потому, что за его спиной, из припаркованной у обочины машины, выглянул один из уже знакомых мне амбалов.

– И всё-таки ты недостаточно взрослый, парень, – хрипло рассмеялся лысый, когда я поравнялся с ним. – Садись в машину.

Я молча забрался внутрь, и едва подавил в себе вздох, когда ощутил обволакивающее тепло салона. Пожалуй, я уже привык к зверскому холоду чужих улиц. И окунуться в теплый, комфортный мир снова… стало пыткой, какую я себе не мог даже представить. Хотелось закрыть глаза и заснуть. Совсем не хотелось смотреть на пистолет, которым поигрывал широкоплечий водитель. Его напарник сидел рядом с ним, а мелкий главарь, обойдя машину, уселся рядом со мной.

– Босс звонил, – прикурив сигарету, проронил он. – Говорит, ты попал в трудное положение. Не повезло, да?

Я молчал: он уже всё знал.

– Послушай, мальчик, тебя ведь просили: разбирайся с делами сам. А ты распустил сопли в первый же день. – Он вздохнул, глядя на меня. – Хорошо, что ты оказался достаточно умен, чтобы не обращаться за помощью к копам. Если ты засветишься, дело об убийстве Джека Кондора сразу же пойдет в ход, тебя предупреждали.

– Можно пропустить всё это дерьмо и перейти к делу? – грубо оборвал я. – Я всё прекрасно понял. Так получилось, что у меня нет денег. Мне они нужны – и срочно. Что там за посылка?

На меня обернулись водитель с напарником, и, возможно, в другой ситуации я бы унялся. Но после всего произошедшего со мной я уже практически ничего не боялся, и мало задумывался над тем, к каким последствиям приведет тот или иной мой поступок. Мне казалось, я потерял достаточно, чтобы со мной могли сделать что-нибудь ещё.

– Советую сменить тон, мальчик, – с глухой угрозой в голосе произнес лысый. – И слушать внимательно. У тебя есть ещё последний информатор в списке. Продолжай поиски, вполне возможно, – хмыкнул он, – тебе повезет на этот раз. Насколько я понимаю, оружие, что подарил тебе босс, ты оставил в Чикаго. Вот, – он кивнул водителю, и тот бросил мне на колени свой пистолет, – защита от негров.

Телохранители дружно заржали, а я с отвращением уставился на рожу лысого. Тепло кондиционера больше не грело, мне захотелось обратно на улицу, вдохнуть ледяной воздух чужих улиц, прийти в себя: в салоне стало душно.

– Деньги?

Мужчина гнусно ухмыльнулся.

– Деньги тебе не нужны. Сам потом поймешь.

Я молчал. Каким же идиотом я был, ожидая помощи от Сандерсона!

– Если всё-таки бабки понадобятся, с пистолетом найти их будет легче, – ухмыльнулся на прощание лысый. – В том же Бронксе. Впрочем, если ты совсем безнадежен…

Он достал из кармана несколько стодолларовых купюр и протянул их мне.

– Купи себе что-нибудь, – сказал он голосом, который я никогда не забуду. Пожалуй, в этот момент я ненавидел его так же сильно, как и Спрута. Я вспыхнул. Глянул на протянутые деньги, на ухмыляющиеся рожи, на оружие у себя на коленях…

И промолчал.

Взяв в руки пистолет, я положил его в карман, открыл дверь и вышел из машины. Я хотел как можно скорее убраться отсюда, уйти от этого позора, унижения и отчаяния. Много позже я думал: что бы я сделал, будь я чуть более голодным?

Я спустился в метро и просидел там несколько часов, пытаясь привести мысли в порядок. Когда стемнело, я снова выбрался на поверхность. Глухой переулок здесь, в центре города, я искал долго. Нашел среди ряда ресторанов на одной из улиц ближе к Центральному Парку. У черных выходов рядом со стенами стояли ряды мусорных баков. Не доставая пистолет из кармана, я разрядил его, выкинул обойму в один из контейнеров, затем протер пистолет и выкинул его в соседний.

Ещё какое-то время я побродил по городу, потом понял, что надолго меня не хватит: двое суток на ногах давали о себе знать. Я вернулся в Центральный Парк, нашел пруд и знакомый мост, забрался под него, сгреб все листья в охапку и уселся сверху.

Это была ужасная ночь. Конечно же, я не сомкнул глаз, хотя виски пульсировали тупой болью, глаза горели от усталости, а ноги распухли в ботинках так, что пришлось ослабить шнуровку. Ещё болела шишка на затылке – там, куда били доской при нападении.

В третьем часу пошел дождь. Меня трясло от холода, и может, поэтому я не замечал голодных спазмов в животе. Зато у меня осталась масса времени для того, чтобы подумать. С утра я собирался отправиться к последнему информатору. Теперь я действительно хотел найти Спрута. Неважно, чем бы всё это закончилось – но это бы закончилось. Я был готов на всё, только чтобы прекратить этот кошмар.

Как только начало светать, я покинул свое убежище. Воровато озираясь, умылся прямо из пруда, хотя ладони при этом тотчас задубели от холода, размялся и сделал пробежку – разогнать кровь по жилам. Холодно мне почему-то не было, я даже вспотел; погода после дождя стала ясной, небо – чистым, и даже в своем жалком положении я обрадовался выступившему из-за вчерашних серых туч солнцу.

Впервые за последние дни я задумался над тем, как выгляжу. Щетина росла у меня плохо и была почти незаметной, но в остальном я понимал, во что превратили меня двое суток на улице. Одежда стала грязной и смятой, волосы едва удалось пригладить и собрать в привычный хвост; но я перестал узнавать собственное отражение в витринах магазинов.

Я почувствовал неожиданный прилив сил: точно к сети подключили резервный генератор. Я прекрасно понимал, что его действия не хватит надолго, и торопился. Как только в Парке появились первые прохожие, я отправился разыскивать последний адрес в списке – семьдесят третья улица, район Амстердам-авеню. Внезапно я поймал себя на мысли, что довольно легко ориентируюсь в центре города. Это, наверное, по принципу «утони или научись плавать» – я оказался предоставлен сам себе, и, не имея других вариантов, выбрал второе.

Я действительно легко нашел кафе-бар, на котором не усмотрел названия. Пришлось, однако, собраться с духом, чтобы зайти внутрь.

– Эй, мистер, – негромко произнес я, останавливаясь у порога. Спиной ко мне стоял бармен в фартуке, лениво орудуя шваброй. На моё обращение он обернулся, смерил меня взглядом и вопросительно приподнял бровь.

– Мне нужен мистер Ленц.

– Отто, хозяин? – уточнил бармен, снова окидывая меня долгим взглядом. – Его нет. Будет к полудню, не раньше. Ему что-то передать?

– Нет, – ответил я. – Я зайду позже.

Парень посмотрел мне вслед и вернулся к своему занятию. На меня вновь накатила волна отчаяния. Снова ждать! Сколько часов провел я, бесцельно шатаясь по проклятому городу или разглядывая пассажиров в метро?! Если я проведу так ещё один день, к утру попросту рехнусь.

В кафе-бар я вернулся ровно в полдень. Внутри уже сидели посетители, и я отметил довольно приличную, даже уютную обстановку заведения. Это показалось мне несколько необычным: предыдущие информаторы Сандерсона ютились в плохих районах, и уж точно не были хозяевами подобных баров в богатых кварталах.

На меня посмотрели странно, когда я появился в зале, но бармен, завидев меня, тотчас махнул мне рукой. Я подошел.

– Я сказал хозяину, что его спрашивали. Он вас ждет, мистер.

Я последовал за ним через боковую дверь по узким коридорам вглубь здания. Перед последней дверью, по бокам которой стояли крепкие ребята в кожаных куртках, бармен остановился.

– Здесь.

Стараясь не обращать внимания на поедавших меня взглядами телохранителей, я коротко постучал и провернул ручку.

– Вот тот человек, который спрашивал тебя, Отто.

За письменным столом сидел хорошо одетый мужчина. Он поднял глаза от ноутбука и внимательно посмотрел на меня. Я прикрыл за собой дверь, оставаясь на пороге.

– Присаживайтесь.

У Отто оказался неожиданно приятный, даже мягкий голос, с легкой, едва слышной хрипотцой. Внешность тоже впечатляла: копна волнистых темных волос обрамляла красивое лицо с аккуратно подстриженной бородкой; внимательный взгляд черных, как бусинки, глаз и тонкая серебряная цепочка на шее завершали картину. На вид я бы дал ему лет сорок – сорок пять, но у таких людей, как он, внешность могла быть обманчива.

– Мне сказали, вы знаете, где найти человека по имени Спрут.

Отто приподнял бровь, уголок губ его чуть дернулся. Очевидно, его позабавила моя постановка вопроса: я сразу взял быка за рога. Молчал мистер Ленц долго, затем улыбнулся чуть шире и слегка наклонился вперед.

– Интересно. Вы пытаетесь найти его?

– Ответ очевиден, мистер Ленц.

Мне был противен собственный голос: негромкий, хриплый, бесконечно усталый. Рядом с хозяином заведения я чувствовал себя обнаглевшим бомжом, требовавшим номер люкс у менеджера отеля.

– Интересно, – повторил Отто. – Позвольте спросить… зачем?

У меня совсем не осталось сил продолжать разговор в таком стиле.

– Вы знаете, где он находится, или нет?

Мистер Ленц окинул меня долгим и странным взглядом. Мне стало не по себе: что-то было не так. Он…

– Нет, – последовал медленный ответ. – Я не знаю, где находится Спрут. И никто этого не знает. Но если вы его ищете, то будьте уверены, он вас найдет сам.

Я посидел ещё несколько секунд, затем поднялся.

– Спасибо, мистер Ленц.

– Рад был познакомиться, – снова улыбнулся хозяин. – Воочию.

– Вам обо мне рассказывали?

– О да. Русский из Чикаго, – Отто снова застучал по клавишам ноутбука. – Я о вас слышал.

Развернувшись, я вышел из кабинета. Силы покинули меня, я вновь чувствовал пробирающий холод, безумную усталость, жестокий голод, и желание упасть и заснуть прямо здесь.

Никогда мне не было так плохо, как в этот день. Третий день моего пребывания на улице.

Что ж, я сделал, что мог. Теперь, чтобы не умереть с голоду, мне было необходимо найти работу. Здесь, в этом чужом городе, где всё его население жило по принципу «каждый сам за себя», я не рассчитывал на удачу и легкие победы. Но я и не собирался сдаваться.

В кармане звенела мелочь, передо мной лежал величественный Бродвей, и у меня ещё оставались силы – совсем немного – чтобы бороться за себя. И я был намерен бороться до последнего вздоха.

Глава 2

Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».

(Рим. 12:19).

Вначале я бродил, не задумываясь о том, куда иду и зачем. От Коламбус-сквера я свернул направо, прошел пару кварталов и направился на юг. Я смотрел на витрины, пытаясь увидеть хоть где-нибудь объявление о работе, но, наверное, мне просто не везло. Я устал, зверски хотел есть, и окончательно замерз.

В конце концов, после блуждания по улицам, у меня осталось только одно желание: оказаться в тепле и съесть что-нибудь горячее. Конечно, по поводу «съесть» я поторопился, но зайти в кафе, где наверняка окажется теплее, чем на улице, и выпить чашку чая я вполне мог себе позволить – хотя возможно, это станет последней роскошью в моей жизни. Я хотел этого всеми фибрами измученной души и каждым оставшимся в кармане центом.

Именно поэтому я остановился посреди улицы и осмотрелся. Небольшой ресторанчик на углу показался мне уютным и дружественным, почти домашним. Надпись на вывеске я не сумел прочесть, язык оказался незнакомым. Возможно, я подсознательно искал что-то особенное, что-то национальное – любой страны, только бы не безликий американизм, выглядывающий с каждого рекламного щита. Знаете, бывают на свете места, которые обладают своим секретом притяжения; это оказалось именно таким местом.

В животе заурчало, я невольно прижал к нему ладонь. Стеклянные витрины безжалостно показывали покрытое пылью, осунувшееся лицо с горящими глазами, и потрепанную, грязную одежду.

Я проторчал снаружи, наверное, минут пятнадцать, разглядывая свое отражение, пока голод не пересилил стыд. Оправив на себе одежду и наскоро пригладив волосы, я зашел внутрь.

Над дверью мелодично звякнул колокольчик, и мужчина за буфетной стойкой поднял голову. Отступать было поздно.

– Шалом, – улыбнулся он.

Только теперь я сообразил, что меня занесло в еврейский ресторан. Я слабо улыбнулся в ответ: похоже, хозяина не сильно смущал мой внешний вид. Я немного ободрился.

– Чай, пожалуйста, – попросил я, не слишком уверенно усаживаясь за крайний столик. Вместо стульев под окном оказались широкие лавки с кожаными сидениями, вызвавшие у меня почти животное желание лечь и заснуть прямо на них. Они в любом случае выигрывали у ледяной земли и сырых листьев, на которых я провел две ночи подряд практически без сна.

Хозяин занялся приготовлением чая, а я принялся разглядывать зал. Первая моя мысль, когда я глянул за окно, была эта – наконец-то я внутри, а все эти люди за стеклом – снаружи! Наконец-то не я с бессильной завистью смотрю на обедающих людей в теплых ресторанах! Глупая была радость, унизительная. Но я радовался в ту минуту.

Кроме меня, ещё один стол занимал тучный мужчина в костюме, в тот момент не спеша намазывавший хлеб маслом; я поспешил отвести от него взгляд. Больше в ресторане никого не оказалось, и уютная тишина вместе с долгожданным теплом показались мне настоящим раем. Я вымученно улыбнулся сам себе, и снова наткнулся взглядом на мужчину в костюме. Голодный желудок предательски заурчал – слабо, без особой надежды – взгляд невольно задержался на уставленном блюдами столе.

Никогда прежде я не видел с таким удовольствием обедающего человека. Я забыл обо всем на свете, как загипнотизированный уставившись на мужчину. Где-то в глубине души я понимал, что так глазеть неприлично, и меня сейчас попросту выставят вон, чтобы не мешал порядочным клиентам, которые заказывают не только чай – но ничего не мог с собой поделать. Я следил за пухлыми пальцами, отрывающими ножку цыпленка, смотрел на капли жира, стекающие с вилки, проклятье – да я завидовал каждому глотку вина, сделанному им! Цивилизация слетает с человека тем быстрее, чем он голоднее, подумалось мне, когда мужчина наконец заметил мой взгляд. Я вспыхнул и быстро отвернулся.

– Чай.

Хозяин подошел совершенно бесшумно, поставил передо мной большую расписную чашку на блюдце.

– Спасибо, – проговорил я. – Может быть, у вас найдется… – под внимательным и понимающим взглядом мужчины слова застряли в горле; я так и не смог спросить. – Нет, ничего. Спасибо.

Мы остались одни в зале, я и посетитель. Перекинувшись с ним парой фраз, хозяин – которого, как выяснилось из тихой фразы толстяка, звали Моше – отлучился на кухню. Я обхватил свою чашку ладонями и постарался как можно ниже опустить голову. Хотелось исчезнуть или провалиться сквозь землю. Это же надо, решиться спросить о работе перед другим посетителем! Я вел себя унизительно. Это на самом деле жестоко – показывать голодному, как ест другой. Я проклинал себя за то, что решился вообще зайти в глупый ресторан. Мне стало стыдно так, как никогда в жизни, даже слёзы едва не выступили. Я сконцентрировался на чашке чая.

Спустя несколько минут кухонная дверь приоткрылась. Женщина в белом переднике пронесла мимо меня поднос с блюдами. От вкусного запаха закружилась голова; я отвел глаза и сделал глоток своего чая. Он оказался потрясающим, ещё горячим, сладким, и очень ароматным. Но не настолько, чтобы забивать запахи с соседнего столика. Я снова обхватил чашку руками, стараясь растянуть удовольствие.

– Эй, парень.

Для такого плотного мужчины у незнакомца был и голос под стать: глубокий и сочный. На вид я бы дал ему около шестидесяти, выпирающий живот и крупный, весь в прожилках нос уличали в нем любителя выпить. На безымянном пальце мужчины я успел заметить перстень с камнем, прежде чем взгляд темных, блестящих глазок не уперся мне в переносицу.

– Можешь передать соль? – спросил он, поднимая над столом пустую пузатую бутылочку. – Моя кончилась.

Он говорил с заметным акцентом, но очень бегло. Явно из иммигрантов, которому, однако, часто приходилось пользоваться родным языком. Выбравшись из-за стола, я прихватил солонку из маленькой корзиночки, и подошел к мужчине, стараясь не смотреть на заставленный едой стол.

– Grazie, – улыбнулся толстяк, принимая солонку из моих слегка подрагивающих пальцев.

Я должен был улыбнуться в ответ, и мне удалось это сделать, даже не посмотрев на разложенную на чужом столе снедь.

– Выручишь старика ещё разок? После схуга, – мужчина кивнул на блюдце, заполненное чем-то, по виду напоминающим тертую зелень, – мало что чувствуешь, кроме адского пекла на языке. Кажется, – он пододвинул ко мне тарелочку с ровными золотистыми кусками, – они недосолены. Ничерта не чувствую, – он доверительно наклонился ко мне, – не хочу расстраивать Моше, Ханна, его жена, так старалась… Как на твой вкус?

Будь я чуть менее голодным и чуть более гордым, я бы, наверное, отказал, Незнакомцу просто нужен собеседник, уверил я себя, чувствуя, как рука помимо воли тянется к еде.

Ханна и впрямь постаралась: куски оказались запеченной в сухарях рыбой; сочной, мягкой, ошеломляюще вкусной. Я слабо улыбнулся.

– Очень… вкусно, – не узнавая собственного голоса, пробормотал я. – Вам понравится.

Мужчина отодвинул стул рядом с собой, похлопал по сидению.

– Садись, bambino, – сказал он, и я почувствовал, что краснею. Всё-таки не стоило так открыто поедать его глазами. – У Моше отличная кухня! Поверь мне, лучшая в городе. Какая гефилте-фиш! Сделай старику приятное: я угощаю. Здесь уже на двоих, – добавил он, кивнув на накрытые крышками блюда.

Удушливый румянец, кажется, залил не только лицо, но и уши. Я попятился от стола.

– Благодарю, но это лишнее, – сумел вытолкнуть из себя я. – Я не хочу… Мне пора.

– Взгляд, – коротко обронил незнакомец. – Тебя выдал взгляд. Садись, парень.

Знаю, что должен был обидеться. Но в тот момент я попросту сдался – а вы бы не сдались?

– Когда-то и я был молодым, – вздохнул незнакомец, глядя, как я осторожно присаживаюсь рядом. – Старые, добрые деньки. Помню то паршивое чувство, когда в кармане последний доллар, а в голове ни одной мысли, кроме как где бы достать жратву. Сколько ты не ел, сынок?

– Три дня, – тихо признался я, отводя взгляд. – Мистер?..

– Вителли, – толстяк протянул мне крупную, мягкую руку. На запястье сверкали массивные золотые часы, а хватка оказалась неожиданно крепкой. – Джино Вителли. Не стесняйся, бамбино. В конце концов, люди должны помогать друг другу.

Я отстраненно подумал, что за время моего пребывания в США мне не так часто встречались люди, которые хотя бы в теории полагали, что другим – ближним – нужно помогать.

Джино оказался замечательным человеком – вначале он всё рассказывал мне о том, как любит еврейскую кухню, что ради неё ездит через полгорода, и что это того стоит; затем о том, какой Моше великолепный повар, потом что-то ещё – и говорил всё это только затем, чтобы дать мне возможность наесться. Или, точнее, утолить первый животный голод. Я бы мог съесть всё, что найдется в этом ресторане, но, по крайней мере, теперь желудок не терзала острая боль, а я ощутил невероятный прилив сил, и почувствовал себя вновь человеком, а не жертвой. Мне нравилось слушать его, улыбаясь, когда итальянский акцент становился особенно заметным, и чувствовать всё большее расположение к этому приятному, простодушному толстяку.

Я потянулся за тарелкой с мелко нарубленными овощами.

– No! – Джино перехватил мой локоть, и подтолкнул ко мне свою порцию. – Возьми эту. Ту лучше не трогать.

– Почему? – спросил я, подозрительно рассматривая овощи. Выглядели они вполне обычно, как и полагается огурцам, помидорам и перцу, нарезанным кубиками.

Вителли поднял пустую солонку.

– Они немного, хм, пересолены, – ухмыльнулся он.

Я не удержался от широкой улыбки: конечно, ни в одном ресторане вы не встретите внезапно заканчивающуюся соль или перец.

Расспрашивать Вителли тоже умел. Хотя не буду врать, что стойко отмалчивался: я не скрытен по природе, а в этот момент любое участие расценивалось мной как высшая благодетель. Может, я и был излишне доверчив, но я пострадал из-за этой своей черты уже достаточно, чтобы навредить себе ещё больше. Джино мне казался стареющим бизнесменом, которого недавно осчастливила внуком единственная дочь, или же наоборот, одиноким дельцом, который за жизнь так и не создал своей семьи, и сейчас расслаблялся в любимом ресторане, а я просто попал под хорошее настроение.

– И как тебя занесло в Нью-Йорк, парень?

Я уже рассказал, как прилетел в Чикаго – Джино слушал внимательно, не перебивая – и что нашел себе сразу две работы.

– Ты точно счастливчик! – сказал он.

Я пожал плечами и неопределенно улыбнулся.

– Не понравилось в Чикаго? – подмигнул Вителли.

– Как вам сказать… – я замялся. – До какого-то момента очень нравилось. По крайней мере, – я усмехнулся, – лучше, чем когда в Нью-Йорке воруют все деньги, и приходится днями напролет ходить по чужому городу, не зная, к кому обратиться за помощью.

– Так тебя ограбили!

Я кивнул.

– Занесло в Бронкс. Парней оказалось четверо. Пока я пытался дать отпор, один из них убежал с моими вещами.

– А ты?

– А мне повезло, – мрачно ответил я. – На соседней улице завыли полицейские сирены, они отвлеклись, и я убежал. Дальше ничего интересного, мистер Вителли. Я позвонил знакомым, но они… отказали мне в помощи. После этого я растерялся. Когда я переступил порог этого ресторана, я был уже на грани. Снаружи ресторан казался таким теплым, – я вдруг понял, что несу, и мгновенно замолчал, чувствуя, как предательская краска расползается по лицу. Это был бы хороший момент, чтобы поблагодарить Джино, но я почему-то замешкался.