Текст книги "Мясорубка Фортуны"
Автор книги: Ольга Вешнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
– Во всем виновата Маринка, сволота ленинградская. Хитрая стерва… – Филипп выразился бы жестче, если бы его не смущал мой культурный тон. – Колхозная зоотехничка. Мы с ней встретились на отдыхе в Крыму. Я притворялся женатым, носил обручальное кольцо. Я ей сказал четко и ясно, никаких детей. А она мне, что ты, какие дети… Наврала про бесплодие. Если бы знал, что одинокая дуреха мечтает родить от городского интеллигента… я бы… – он прокашлялся и сомкнул потрескавшиеся губы в улыбке. – Ее, видишь ли, не устраивали колхозные пьянчуги. Она боялась их генов… Ха – ха. И получила хрен пойми чего вместо ребенка. Как родила, прислала мне телеграмму. Денег, мол, у тебя не прошу, но знай, что в деревне Питюкино под Ленинградом растет твоя дочка Лиза. И так двадцать лет Маринка мне письма шлет. Я никогда на них не отвечал. Самое интересное письмо она прислала в июне позапрошлого года, сообщила, что наша дочка поступила в юридический институт. Разогналась, что я оплачу дорогостоящую учебу. А я ей в первый раз написал ответ: «Шиш тебе без масла, дура».
– Это нехорошо, Филипп, – я покачал головой. – Не мне тебя учить, но подумай сам: за всю жизнь ты не совершил ни одного богоугодного дела. Скоро твоя душа покинет земную обитель. А Страшный Суд нельзя подкупить. Ты предстанешь перед Господом не с иностранной валютой в карманах, а с горой смертных грехов на закорках. Одумайся, пока не пробил час. Твоя дочь живет в нищете. Оставь наследство ей, а не Джанику Саркисову. У него денег не то, что куры не клюют – гуси давно обклевались.
– Ей нельзя сюда приезжать. Всякое может случиться, – Филипп многозначительно посмотрел на стакан с кровью. – Я хочу, чтобы она была человеком.
– Лучше ли будет, если там ее найдут вампиры? Или если там в ней проснется жажда крови? В нашем сообществе принято обучать новичков. Мы не выпускаем их в опасный мир, пока не подготовим к тяготам вампирского бытия. Переделай наследство, Филипп. Я буду присматривать за твоей дочерью, помогать ей. И сохраню тайну ее происхождения.
– Не уверен, что тебе можно доверять, Тихон.
– Ты прожил больше ста лет. Иное доказательство излишне, – с притворным коварством усмехнулся я.
– Даппо! Даппо! – громко прохрипел Филипп.
Сэнсэй вбежал, держа наготове обнаженный меч.
– Тащи нотариуса! Живо! Я меняю завещание!.. А его, – Филипп указал на меня трясущейся левой рукой, – выведи вон.
Глава 4. БОЛЬШАЯ ОХОТА
Прибытие в город наследницы Филиппа перечеркнуло планы самураев. Напрасно Даппо, Сатибо и Юми паковали чемоданы и приобретали авиабилеты. Несладко пришлось и тем заводским работникам, которые не планировали уезжать из волшебного местечка.
Новая властительница разбила вековые устои, ввела странные порядки и перевернула карьерную лестницу. Опытное старое поколение, за исключением Даппо, посвящавшего ее в тонкости ведения бизнеса, оказалось в опале, а неумелая молодежь – в фаворе. Четверых самураев Лиза повысила в должности и определила в личные телохранители. Счастливые лоты достались пронырливым Яматори, а также их скромным друзьям – парню Мираи Миядзаки и девушке Ичи Камири.
Я держался на порядочной дистанции от них, проводил тщательную разведку. Понимал, чтобы убить наследницу зла, нужно близко подобраться к ней, когда рядом не будет охраны. Но хитрые самураи круглосуточно оберегали ее. А работники завода тем временем величали ее исчадием ада, а также стервой, ведьмой и шлюхой. Как тут было не поверить в пророчество Адской Птицы!
Такая волокита продолжалась до одной промозглой хмурой ночи. Изрядно проголодавшись, я пришел за едой на мясокомбинат и встретился в проходной с печальным исполнительным директором.
– Сочувствую, Тихон, – поежился сгорбленный Даппо. – Придется тебе идти в лес. Хозяйка запретила тебя кормить.
– Меня самого съедят в лесу, – в расстройстве я уронил сумки с пустыми «бадейками». – Помилуйте, Сэнсэй. Поговорите с хозяйкой. Намекните ей, что я полезен.
– Говорил я с ней. И намекал. А она меня обматерила. На том разговор и закончился. Что за напасть на мою бедную седину?!! – Даппо обхватил голову руками. – Хозяин был строг, а хозяйка и подавно сущий дьявол в юбке. Не видать мне Тибета до конца моих дней. А ты шел бы в лес, Тихон. Не то хозяйка чего хуже для тебя выдумает. Она приказала везде понаставить видеокамеры, и сегодня я заключил договор с подрядной организацией на установку ста пятидесяти видеоточек на территории мясокомбината… Сумасшедшее количество… – он побродил глазами под низким потолком. – Уходи, Тихон. Вот мой добрый совет.
– Благодарствую, Сэнсэй, – обиженно процедил я, кланяясь.
Даппо ответил низким поклоном. Печальный и мрачный, словно математик, признавший свою неспособность доказать собственную теорему, я побрел к выходу.
Сумки с пустыми бутылями я оставил в проходной. В одночасье они стали бесполезным, ненужным багажом.
Возможно, мне следовало убедить Даппо мне помочь, попросить его рассказать Лизе, благодаря чьим стараниям она получила отцовское наследство. Нет, эти разговоры стали бы пустой тратой времени. Помнится, Лаврентий сказочно разбогател благодаря мне. И как он меня отблагодарил?
– Ариведерчи, – засмеялась Юми.
Обернувшись, я увидел ее стоящей на крыше складского помещения в компании злобно ухмыляющегося брата. Для услады хозяйкиных глаз Яматори надели стерильные форменные костюмы темно-синего цвета, и убрали волосы под специальные шапочки.
– Ресторан для вампиров закрыт, – по-гиенски хохотнул Сатибо.
– Гуляй на свежем воздухе, толстячок! Растрясай жир в лесу! – Юми отправила мне воздушный поцелуй и снова залилась язвительным смехом.
От ответных колкостей я воздержался.
Несколько ночей подряд я оправдывал прозвище Бродячий Пес. Ходил вокруг бетонной крепостной стены мясокомбината с несчастным видом голодной дворняжки, жалобным взором заглядывая в объективы поселившихся на заборе видеокамер.
Наивно было уповать на милосердие дьяволицы. И все же я надеялся, что мои печальные светящиеся в ночи глаза и невтягивающиеся от голода клыки, порой мелькавшие в моей скорбной улыбке, расшевелят в ее безжалостной душе потухший уголек человечности. Надежда на милосердие хозяйки мясокомбината умерла в ту ночь, когда впервые ощутимо свело от голода живот, и перестали согреваться руки. Тогда я все-таки решил последовать совету мудрого Сэнсэя, то есть поискать ужин в лесу.
Однако с лесной охотой у меня сразу не заладилось. Как довелось мне выяснить на горьком опыте, если сражения с себе подобными или пробежка длиной километра в два на нелюбимой чумовой скорости у меня еще получались неплохо, то к длительному преследованию увертливой добычи я оказался не очень-то пригоден. Хоть память и хранила сцены всех былых охот, а прыть была уже не та, да и сноровка оставляла желать лучшего. К тому же на третьем километре я неизбежно выдыхался и падал ниц, хватая воздух ртом. Я был готов пить из мутной лужи, только чтобы смочить пересохшее горло.
Погожим теплым утром удача почти что улыбнулась мне. Добрая «бадейка» свежей теплой крови находилась от меня на расстоянии вытянутой руки, и (вот досада!) ускользнула.
Еще затемно я преследовал в густой роще верткую длинношерстную косулю, и прокладывал руками, а чаще головой, плечами или животом, путь в подлеске из тонких берез и лип, создавая больше шума, чем матерый кабан или медведь. Усталость я старался не замечать, но она напоминала о себе все настойчивее. Черные с желтыми пятнами бока упитанной косули и ее задранный белый хвост мельтешили перед глазами расплывчатыми кляксами. Исхлестанный ветками, изнуренный, однако не потерявший надежды на чудо, я выгнал косулю на земляничную поляну. Прибавив на просторе скорости, я моментально сократил расстояние между мной и добычей, и, сконцентрировав остаток сил, собрался вложить его в решающий прыжок. Уже прицелился, оскалился, и тут откуда ни возьмись мне под ноги бросились перевертные волки.
Я споткнулся об их лохматые скользкие холки, перелетел через них кувырком и шлепнулся на спину.
Повернув голову в сторону ускользнувшей добычи, я увидел, как высоким прыжком косуля влетела в лесную чащу.
Мне и так было трудно дышать, а тут еще коричнево-палевый, с черным треугольником на спине, перевертный волк встал передними лапами на мою грудь, несдержанно рыча. В нем я узнал жениха Альбины.
– Кого-то мы сглазили. Кому-то захотелось разнообразия в рационе, – усмехнулась белая волчица, заглянув в мои глаза.
Не отпуская меня, Федор свернул уши.
– Вы сделали неправильный вывод, господа. Я тренируюсь. Сгоняю вес. А заодно приучаю лесную животину к бдительности, – не сумев втянуть клыки, я спрятал их под губами.
– Лесные звери и птицы – наши друзья. Мы – зеленый патруль. Появишься здесь еще раз – проблем не оберешься, – предупредила Альбина.
– Больше не заходи в лес. Понял? – щелкнул зубами Федор, – И чего мы терпим этого вампира? Пора его кончать.
– Отпусти его, – приказала Альбина. – Пусть возвращается в свою будку на территории промзоны рядом с любимым мясокомбинатом, которого ему оказывается, мало для кулинарного счастья.
– Р-р-р, – сказала она мне напоследок.
«Я была о тебе лучшего мнения. Ты разочаровал меня, Тихон», – вот что я прочел в ее сердитом взгляде.
Федор побежал в чащу, и у меня появилась возможность шепнуть на ушко Альбине, что на мясокомбинате мне теперь не выдают еды, но я испугался подвести ее к выводу, что меня действительно надо «кончать», пока я не начал кусать людей от голода.
Волки проводили меня до избы, следуя на неудобной для общения дистанции.
Дома я растворил столовую ложку соли в двухлитровой банке с водой, но и пары глотков не сделал. Минеральная вода из подземного источника в горах помогала нашей стае некоторое время перебиваться без крови. Но вход в ту пещеру завалило камнями во время землетрясения, и доступ к спасительной воде был закрыт. Лизать соль мне тоже не понравилось. Все-таки, я не олень. Сладкий чай на пустой желудок я счел издевательством над личностью. Обычной воды в меня не вошло больше кружки. Моя внутренность умоляла залить в нее кровь и отказывалась принимать другие вещества.
Убежавшая косуля принесла некоторую пользу. Она так меня загоняла, что я быстро заснул. Приснился мне один из самых кошмарных снов для вампира (хуже только во сне пережить смерть от осиновой смолы или встретить апокалипсис) – я ел мышей. При этом каждая пойманная мышь доставляла мне истинное гастрономическое удовольствие.
Живя в стае, я легче переносил голод. Он был менее требовательным, от него удавалось на время отвлечься. Кроме того, раньше он вызывал в моем сознании живые образы жертв. Теперь, не считая пакостного сна, в мыслях всплывала кровь, разлитая по пластмассовым бутылям и кружкам. Я стал похож на глупого ребенка, считающего, что хлебные батоны и сосисочные гирлянды растут на деревьях. Да и наследственная барская лень препятствовала возвращению в дикую природу. Но голод все громче диктовал террористические условия, и скоро он вытолкнул меня из теплого жилища.
В качестве столовой я выбрал голубятню знаменитого гонщика Николая Колончука.
«Конечно, голубь – не курица, а тем паче – не корова, однако и не мышь. Во времена моей юности голубятина считалась деликатесом», – рассуждал я, пересчитывая спящих на насестах почтарей.
Я насчитал два десятка жирных птиц: «Весьма недурственная закуска».
Хозяева дома – гонщик Николай и его жена Елена смотрели телевизор на кухне. Рыжего цербера по кличке Рекс они пускали на ночь домой, где он спал на диване в дальней «собачьей» комнате, бывшей детской. Сын гонщика обитал с женой и маленькой дочкой в многоэтажной новостройке, и привозил семейство в дом – музей только летом, как на дачу.
С трудом взобравшись на высокую лещину у забора, (живот мешал карабкаться по стволу, и когти едва выдерживали мой вес), я прыгнул на решетчатую дверь голубятни и повис на ней, для надежности просунув пальцы в частую сетку. Опоры голубятни заскрипели, она накренилась Пизанской Башней к южной стене дома. Дверца открылась. Перепуганные голуби разлетелись по садовым деревьям. Я попытался спрыгнуть на облепленный наклейками гараж, но пальцы застряли в решетке. Разгибая металлическую проволоку, я дернулся всем телом. Непрочная дверца слетела с двух петель, повисла на третьей, и сразу же, не успел я вырваться из плена, голубятня обрушилась на верхний этаж дома.
Спиной я пробил трехстекольную немецкую раму и налетел на высокий стеллаж. С полок посыпались кубки и статуэтки. Медная модель гоночного мотоцикла шарахнула меня по голове. Не будь я живучим от природы созданием, мне пришлось бы туго.
Собрав разлетевшиеся от удара мысли, я освободил руки и выбежал из комнаты. Окно загораживали остатки голубятни и сорванного с крыши козырька. Внизу лаял с подвывом цербер. Едва ли не громче пса надрывалась жена гонщика:
– Коля! Держи Рекса! Он того гляди у меня вырвется, и вампир его сцапает!
Я удивился и обрадовался, что трехглавого сторожа, призванного кусать вампиров, самого защищают от моего укуса.
Преодолевая узкое пространство между высокими перилами лестницы и стеллажом, я зацепил ногой белый провод. Каждый штепсель удлинителя был занят розеткой новомодной техники. Все эти заискрившиеся устройства, точно осенние листья при сильном ветре, опали позади меня с полок и стены.
Внизу лестницы мелькнул вооруженный шваброй гонщик. Освободив ногу от провода, я перелетел с лестничной площадки на оранжерейный стол в гостиной. (Что стало с цветочными горшками на столе, объяснять не нужно). Высадив второй на сегодня стеклопакет, я чуть не попал в зубы церберу, волочившему за собой хозяйку. Шнурок синей шлейки обвился удавом вокруг ее руки. Женщина ехала на животе за разъяренным псом по цветнику, тем самым для моего блага сдерживая его прыть. Домчавшись до скамейки у забора, я взлетел на ее спинку и оттуда совершил рискованный высокий прыжок через осиновые столбы.
Убегая по залитой оконным светом улице, я расслышал за лаем цербера несколько фраз.
– Это был вампир!!! – паниковала жена гонщика.
– Нет, Ленок, – вдумчиво проговорил гонщик. – Вампир не разнес бы в дребодан половину дома. Видимо, какой-то толстый колдун позарился на медали и кубки и прилетел сюда на метле.
– Говорила я тебе, не занимайся показухой, – заворчала Елена. – Дохвастался. Тоже мне, звезда Большого театра.
Трое суток я провел в непрестанном (и безуспешном) поиске еды, перебиваясь магазинной минералкой. От встречных людей шарахался – не только от жажды их крови, но еще от черной зависти их сытой комфортной жизни.
«На помойке все спокойно… все спокойно… все спокойно», – примерно такую песню насвистывали лоснящиеся в лунном свете крысы, перебирая фантики от шоколадных конфет.
Я подкрадывался к мусорному баку на четвереньках, полупригнувшись и скользя животом по земле.
«Дворовому коту легче подобраться к добыче, ведь он проворен и мал. Но неужели, я напрасно прожил лесной век? Нет. Из библиотеки вампирской памяти не пропадает и страницы. Тогда почему мне до сих пор не везло на охоте? И повезет ли на этот раз?»
Я упустил важный урок из прошлого опыта – усомнился в своих силах.
Прыгнув за добычей, я провалился в мусорный бак, застрял в нем и долго катался по асфальтовым кочкам. Грохот распугал крыс, обитавших на помойке. Из бака я выбрался облепленный зловонными отходами человеческой цивилизации. Сняв с головы рваный сапог, поплелся домой. Меня так сильно тошнило, что я больше не мог думать о еде.
Следующая ночь – ясная, красивая и безветренная – совпала с датой прибытия мятежных самураев в Волочаровск. По случаю торжества, называемого Праздником Возрождения, на мясокомбинате объявили санитарный день.
Притихший завод пустовал. Охранники дремали в проходной. Вездесущие камеры меня не обнаружили. Чувствуя вибрации их монотонного движения, я ускользал от попадания в объектив.
По вместительным пустотам между старой кирпичной и новой пеноблоковой стенами я пробрался в вентиляционную шахту и, чудом не застревая в ней – малая польза от вынужденной «диеты», пополз навстречу манящему запаху крови.
«Вся здешняя еда – моя на законном основании. Никто ее у меня не отнимет».
Внизу раздался женский визг. За ним последовал остервенелый мат Джаника Саркисова. Я пополз шустрее. Визг превратился в мычание – пленнице заткнули рот. Она стучала каблуками по металлическому агрегату, пытаясь вырваться из плена.
– Че, мало те, настырная тварь? – Джаник присвистнул, – Так мы добавим. За нами… ха… не заржавеет. Харе ломаться. Ставь закорюку на бумагу. Вот те ручка… ха… золоченая.
– Му-у-у! Му-у – му! – отрицательно промычала пленница.
– Привязывай ее к конвейеру, Седой, – распорядился Джаник. – А ты, Клоп, врубай аппаратуру. Щас твои мозги, кисуля, расплющит штамповка для котлет… Подписывай докУмент, красава.
Заглянув сквозь решетку вытяжки, я увидел красивую изящную шатенку в коротком желтом платье. Она визжала и дергалась в руках отставного полковника Глеба Ощепко по кличке Седой. Уложив девушку на конвейер, он потуже связал ее канатом. В это время приятель Петр Клопиков по прозвищу Клоп, скудоумный здоровяк с искусственными мускулами, нажимал все подряд кнопки на пульте управления цехового оборудования.
Джаник Саркисов, небритый широконосый мужчина – коренастый, с выпирающим из распахнутого пиджака пивным брюшком, стоял прямо подо мной, подбоченившись и сипло покашливая. Мне были отчетливо видны крошечные волосенки на его лысеющем затылке, и продольные полоски вен под влажной кожей его засаленной шеи. От Саркисова разило табаком, алкогольным коктейлем и застарелым потом, вонь которого не заглушал слабенький одеколон, но мой инстинкт все же считал его отличной добычей. Джаник был неисправимым грязнулей и заядлым курильщиком, но питался он не хуже, чем откармливаемый к празднику баран в хлеву Магомеда. Он владел рестораном, где подавались на стол блюда самой разной кухни – от армянской и немецкой до японской и запеченных по-скифски кроликов в день памяти древних цивилизаций. (Подобные тематические дни регулярно проводились в заведении «Дырявый Джо» для привлечения клиентов). Естественно, первым дегустатором изысканных блюд был сам Джаник, так же, как и я, страстный поклонник вкусной еды. К каждому блюду по фирменному обычаю подавался особый сорт вина, выбранный лично владельцем ресторана. Так что, Саркисов неплохо подготовил себя к употреблению в пищу. Нисколечко я не сомневался в изумительных гастрономических качествах его крови. У меня даже слюни потекли, и одна их капелька упала на голову намеченной жертвы. Спокойно почесав макушку, Джаник продолжил наблюдать за стараниями подчиненных и муками пленницы.
Во время нападения мне не следовало забывать о том, что разбойники неплохо вооружены, а их главарь недавно приобрел охотничий пистолет с разрывными пулями, заполненными осиновой смолой.
Пылающая во мне жажда крови отвела природную осторожность на другой план, и я приготовился к атаке.
– Последний раз я полюбовно с тобой треплюсь, – Джаник, подпирая жирные бока, с усмешкой обратился к пленнице.
Я сорвал решетку и прыгнул ему на спину. Падая под моим весом, Саркисов вывихнул плечо и дико взвыл. Охотничий пистолет, вырванный из его подмышечной кобуры, я разбил об пол и поднял разбойника на ноги, удерживая его левой рукой за шею. Его вены стучали так близко… У меня едва хватило силы воли на отказ от немедленного укуса.
– Бросьте оружие! – вспоминая фразы из современных фильмов, я закричал, сверкая глазами во все стороны. – И отпустите девушку. Не то я разорву ему глотку, – я щелкнул клыками над ухом Джаника.
Его заячье сердце едва не остановилось. Он громко икнул от страха.
Бандиты замерли как вкопанные и побросали бесполезное против меня вооружение.
– Давненько не кушал человеческой крови, – процедил я сквозь клыки, поглаживая колючую шею Джаника, – Ты подарил мне редкую возможность поужинать на славу и избежать гнева Смолина. Я сотворю благое дело, ежели высушу тебя и твоих дружков. За спасение хозяйки мясокомбината меня никто не осудит.
– Отвязывай девку, Седой, – Джаник скосился на пленницу. – Я говорю.
Ощепко поспешно освободил девушку, и она спряталась за широкой серой трубой.
– Может, и затейлив ты на вкус, Дырявый, да лихо провонял табаком с водкой, – я пинком отбросил Джаника к закрытому железному чану.
Столкнувшись с чаном, Саркисов повредил плечо и руку. Вместо того, чтобы броситься на выручку главарю, Клоп и Седой понеслись к запертым дверям. Отрезав им путь к отступлению, я разбросал их по агрегатам, немного сдерживая силу, чтобы все остались в живых, и снова прыгнул на Джаника.
– А это чтоб неповадно было разбойничать, – я открыл чан, запихнул безвольно поникшего Саркисова в холодный фарш, и отошел посмотреть, как он выкарабкивается наружу.
Голод застилал разум. Казалось, я вот-вот проглочу язык или подавлюсь слюной. Окрасившиеся кровью пальцы дрожали. Мне было настолько скверно, что я не мог гарантировать того, что бандиты выберутся из цеха живыми.
Мимо со стоном прополз на четвереньках Джаник, перепачканный кровью. Я зашипел, едва удерживаясь от броска. Клоп и Седой ретировались быстрее.
Захлопнув за ними широкие двери, черные и страшные будто адские врата, я медленно приблизился к трубе, из-за которой выглядывала испуганная девушка.
Я не хотел ограничиваться ее убийством, просто подстроить, будто она умерла от страха. Меня привлекала неведомая могущественная сила, хранящаяся в ее крови. Я не мог упустить возможность попробовать на вкус исчадие ада.
Облизав клыки, я заглянул в ее большие карие глаза – последний предупреждающий взгляд.
– Привет… – доверчиво протянула девушка. – Ты, наверное, Тихон… Ти-ша… У тебя приятное имя. От него прямо-таки веет штилем.
У внучки Лаврентия был грубоватый от природы голос, но иногда ей удавалось говорить очень нежно.
Обида за умирающий русский язык, воспетый моим кумиром Пушкиным, ненадолго затмила жажду крови. Пытаясь вообразить, как может веять штилем, если слово «штиль» обозначает полное отсутствие воздушных движений, я отклонился от намеченного плана.
– Меня Лизой зовут, – девушка подала мне руку.
Я отступил, избегая ее прикосновения.
«Ей будет дарована особая власть над вампирами» – пророческие слова Шениглы зашуршали в моей голове.
– Спасибо, что встал на мою сторону. И… можно нескромное уточнение… Я не фанатка вампиров… По – правде, я слабо представляю, что ты такое.
– Не что, а кто, сударыня, – я почтительно кивнул. – Я – разумное живое существо, как и вы.
– Давай сразу на «ты», существо, – задорно улыбнулась Лиза. – Тебе, наверное, триста лет.
Она немного побаивалась говорить со мной.
– Ошибаешь-ся, – тяжело произнес я, вытягивая улыбку. – Мне пока и двухсот не стукнуло.
– Прости, я совсем тебя заболтала. Для меня это все так неожиданно, Тиша. А ты, похоже… – ее взгляд пробежал по моим глазам и зубам, – голоден.
– Как известно, человеческий голод – не тетка, а вампирский голод – даже и не дядька… гораздо страшнее, – я сделал виноватую гримасу.
«Зачем я говорю с ней?»
– И тебе нужна кровь?
– Это мой хлеб насущный.
– Нет проблем. Идем, – Лиза поманила меня в соседний цех. – Если ты немножко потерпишь и не съешь меня по пути, я тебя накормлю.
– Не переживайте, я вас не съем, милая барышня. Я раб совести. Она не позволяет мне пить человеческую кровь.
«Нет, я разговариваю не с порождением Тьмы. Шенигла нарочно выдумала пророчество, чтобы я убил невинное создание».
Мы преодолевали череду бесшумных полутемных цехов. Я плавно двигался сбоку от хозяйки мясокомбината, выдерживая почтительную дистанцию, чтобы не напугать ее.
– А у меня нет совести, – глубоко вздохнула Лиза.
– Почему ты так думаешь? – удивился я.
«Неужели, предсказание пернатой ведьмы сбылось?»
– Я учусь на адвоката, – шутливо вскрикнула Лиза. – Всем известно, что адвокаты – самые бессовестные люди, – она немного помолчала, робко опустив глаза. – Прости меня за то, что я запретила тебя кормить. Не знала, что ты существуешь. Думала, все надо мной прикалываются. Скажи честно, ты на меня сердишься? – она внимательно посмотрела на меня. – Мне, правда, очень стыдно…
Ее широкие губы слегка вывернулись.
– Можно ли сердиться на радушную хозяюшку? – я остановился.
– Я компенсирую неустойку, – Лиза закрутилась, раскинув руки. – Поверь, ты будешь купаться в крови.
– Но я вовсе не испытываю желания в ней купаться, Лизонька. Мне бы только наполнить живот.
– Ну почему, Тиша? Искупаться было бы прикольно, – девушка мимолетно коснулась моих холодных пальцев и спрятала руку за спиной.
Мы продолжили путь.
– А тебе хотелось бы поплавать в холодном борще? – в моем голосе проклюнулся зародыш раздражения. – Лично я так считаю: еда создана для того, чтобы ее есть, а реки с морями и озерами созданы для того, чтобы в них купаться.
– С тобой интересно болтать, – Лиза мельком обернулась. – Нет, правда.
– Благодарю за комплимент, – я придержал перед ней дверь прохладного цеха, занятого разобранными механизмами.
– Здесь, уж извини, Тиша, не свежатинка. Это мы приберегли на кровяную колбасу, – Лиза подошла к пластмассовому баку и похлопала его по крышке. – С рогаликов… Мы так зовем крупный рогатый скот, если ты не в курсе. Короче, тут все твое, – она обезоруживающе заглянула в мои глаза. – Ешь. Приятного аппетита. Не буду стоять у тебя над душой и портить тебе настроение.
Девушка отступила на пару шагов и прислонилась к конвейеру.
Неудобно было питаться в ее присутствии. Но и выгнать ее из цеха я не посмел, а на борьбу с голодом не осталось сил.
Я отвернул крышку бака, наклонил его и, задержав дыхание, глотнул содержимого. В то же мгновение голод окончательно меня поработил. Угощение показалось мне достаточно вкусным, несмотря на то, что кровь на самом деле была не очень свежей, и некоторое время находилась вне холодильной камеры. Но я был счастлив получить и такую пищу, инстинкт выживания поборол дворянскую привередливость.
Не производя над собой усилий, чтобы оторваться от пластмассовой жертвы, я долго пил кровь. Мои редкие мысли отражали процесс питания, я старался прислушиваться только к себе – к равномерным вдохам и выдохам, к учащающемуся сердцебиению, к разливающемуся по телу теплу жизни, согревающему прохладную жидкость, которой во мне становилось все больше. Присутствие рядом постороннего существа раздражало мою «систему оповещения об опасности», и хоть я не заострял внимания на девушке, находившейся недопустимо близко, я непрестанно ощущал на себе ее внимательный взгляд. Хозяйка мясокомбината наблюдала за мной…
Кормежка – интимный процесс для вампира, даже ближайшие соратники не подходят к вожаку стаи во время его трапезы. Жажда крови делает нас уязвимыми: пока мы заняты едой, нас легче убить, а после обильного ужина мы нуждается в отдыхе, и быстрота реакции на атаку врага снижается в разы.
…Дышать стало намного тяжелее, я почувствовал кожей, что распрямились косички свитера на раздувшемся животе, но мое тело помнило длительный голод, и не желало отпускать долгожданную жертву. Лишь когда втянутая струйка крови вылилась обратно в бак, испачкав мои губы и подбородок, я отпустил добычу и, приподняв голову, сделал несколько вдохов ртом, регулируя дыхание.
На душе скребло от мысли, что на меня по-прежнему смотрит Лиза.
Я отдышался, облизнулся и, набравшись смелости, повернулся к девушке.
Лиза стояла на прежнем месте, взволнованная, но не испуганная. Прикрыв глаза, я умерил их свет. Надо было выглядеть спокойным, но я не мог успокоиться, хоть и наелся до отвала.
Меня смущал вымазанный в крови подбородок. Салфеток или платков в карманах брюк я не носил, а утереться рукавом не позволяло благородное воспитание.
Хозяйка мясокомбината смело шагнула ко мне. Ее лицо отображало не робость, не брезгливость, а странное восторженное умиление. Она с улыбкой таращила на меня счастливые глаза. Человек может так смотреть на безобидного щенка или котенка, намочившего морду в блюдце с молоком, но никогда он так не посмотрит на поужинавшего вампира.
– Можешь вытереться этим, – сняв пестрый шейный платок, Лиза скомкала его как тряпку. – Прикинь, я ждала твоего негативного отзыва насчет залежавшихся отходов, но, мне кажется, тебе понравился ужин. Я права?
– Нижайше благодарю вас, хозяюшка. Не кушал ничего вкуснее со времен человеческого бытия, – я взял платок из ее руки и отступил.
Лиза бесшумно засмеялась.
Ее противоестественный восторг напугал и смутил меня. Инстинкт призывал к незамедлительному отступлению, советовал побыстрее вернуться в нору. Благодаря неумеренности в еде я теперь не мог протиснуться в вентиляционную шахту, и покинуть территорию завода должен был через проходную. А путь к свободе загораживала собой красавица, обрадованная необычным знакомством.
Лиза воплощала в себе женский идеал двадцать первого столетия, немного вульгарный, выставляющий напоказ соблазнительные округлости. Она будто сошла с обложки модного журнала.
В ее облике я не нашел черт ее зловредных предков. Выразительные глаза с длинными ресницами, чуть вздернутый маленький нос, округлые ровные брови, полные губы, складный, точно подогнанный под ширину скул подбородок – были несбыточной мечтой Поликарповых.
Остатки пищи с лица я удалил рукой и языком – не решился испачкать дорогой аксессуар. Вернув платок девушке, я снова отступил, но она меня настигла.
– Теперь, когда ты утолил жажду крови и не хочешь кусаться, тебя можно потрогать? – Лиза игриво пошевелила пальцами. – Ну хоть чуть-чуть?
– Не смею отказать в просьбе. Но тебе лучше этого не делать.
– Почему? Ты считаешь меня противной?
– Виноват, если обидел тебя ненароком. Вампиры не любят человеческих прикосновений. Защитный рефлекс перетряхивает все наши нервные клетки, если до нас дотрагиваются люди. Мы – враги по закону природы.
– Хочешь сказать, ты меня боишься? Ну ты даешь!
– Непосредственно я, князь Подкорытин – Тарановский, как свободная личность, тебя не боюсь, но мое подсознание чувствует угрозу.
– Постарайся справиться с рефлексами и не покусать меня. О, кей? – с легкой опаской Лиза погладила мою ладонь.
Мои пальцы напряглись. Когти выскользнули, но я втянул их мощным усилием воли.
– Ты становишься теплее, – сделала открытие девушка, удерживая мою руку.
– Меня согревает еда.
– Не будь таким дерганым, Тиша! – вскрикнула Лиза после неудачной попытки прикоснуться к моей щеке. – Успокойся. Я тебе не враг. Можешь прочесть мои мысли и получить тому доказательство.
– Вампиры читают запахи, а не мысли, – я шевельнул кончиком носа, – и по ним угадывают настроение.
