Текст книги "Жена на полгода (СИ)"
Автор книги: Ольга Иконникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
5.
Мое пребывание в доме дядюшки – барона Мюссона – оказалось на удивление приятным. В отличие от папеньки и Дениз, дядюшка не требовал от меня прилежания в изучении рукоделия и всевозможных художеств, и всё свободное время я могла посвятить освоению того, что считала более полезным. К тому же, его милость жил в достатке, и мне уже не нужно было штопать свои платья и сдерживать свой аппетит за обедом и ужином. И дядюшка был искусным фехтовальщиком и показал мне немало отличных приемов, о которых папенька, судя по всему, и понятия не имел.
Барона ничуть не удивила моя тяга к такому исконно мужскому занятию. Напротив, он выразил этому всяческое одобрение. И он, как и я, любил Габриэллу и тоже до сих пор о ней скорбел. Поэтому он вполне разделил мое негодование к маркизу Ренуару. А вот мое предложение навестить маркиза в его замке решительно отверг.
– Ты слишком вспыльчива, моя дорогая Айрис! – сказал он, погладив меня по голове, словно ребенка. – Если ты наговоришь его светлости дерзостей, ни к чему хорошему это не приведет. Да, я тоже считаю, что он виновен в смерти твоей сестры, но от того, что ты поссоришься со столь влиятельной особой, ничего не изменится. Он – опасный человек, а от таких людей стоит держаться подальше.
Неужели пример Габи ничему тебя не научил?
Я заверила его, что не собираюсь ни в чём обвинять маркиза (ведь у меня был совсем другой план!), но я хотела хотя бы увидеть его, чтобы составить о нём собственное мнение. На это дядюшка усмехнулся и заявил, что он слишком стар, чтобы отправляться в такую дорогу ради столь абсурдной цели. И посоветовал мне лучше подналечь на изучение истории Велансии.
История родной страны была его коньком, и чтобы сделать ему приятное, я прилежно штудировала толстые книги в его библиотеке. Иногда я так и засыпала за столом – уткнувшись носом в пожелтевшую страницу.
– Понимаешь ли ты, Айрис, какое великое будущее ждет нашу страну? – дядюшка часто сидел за чтением вместе со мной. – Скоро границы Велансии расширятся за счет Дальних островов! Уже через полтора года его королевское высочество завоюет для нас новые территории, став наместником его величества на землях, богатых золотом и самоцветами!
Его милость не сомневался, что предсказание, данное в день рождения сводного брата его величества, непременно сбудется, и принц Дайон после совершеннолетия получит к своему имени приставку «Храбрый».
– А вот папенька полагает, что захватить Дальние острова будет не так уж просто, —однажды возразила я. – Они уже много сотен лет принадлежат Лаберии, и так просто она их не отдаст.
Дядюшка взвился с дивана с резвостью, которую в нём трудно было заподозрить.
– Айрис, что ты такое говоришь? Эти острова когда-то принадлежали нам, и мы непременно заполучим их снова! Как можно в этом сомневаться, дорогая? Во-первых, принцу Дайону было предсказано стать тем, кто их вернет. А во-вторых, в поход с ним отправятся представители всех дворянских родов Велансии – ты понимаешь, какая это сила?
– Всех-всех родов? – с интересом уточнила я.
– Разумеется, – важно подтвердил барон. – Его величество особо отметил это в своем указе – каждый дворянский род должен отправить с принцем как минимум одного своего представителя.
– В том числе, и род маркиза Ренуара? – кровожадно полюбопытствовала я.
– О, да! – дядюшка странно хмыкнул. Мы оба знали, что у Ренуара не было братьев, а значит, эту почетную миссию ему надлежало выполнить самому. – Я слышал, именно поэтому его светлость судорожно пытается снова обзавестись женой. Ведь если он погибнет в военном походе на Дальних островах, не оставив наследника мужского пола, то и титул маркиза, а впоследствии и титул герцога перейдут к боковой ветви рода, с которой они с отцом, кажется, не слишком ладят.
Вот только незадача – никого из благородных девиц уже не прельщает перспектива стать маркизой столь высокой ценой. Кажется, он сватался уже к нескольким и везде получил отказ.
Эти сведения не оставили меня равнодушной. Хорошо, если судьба Габриэллы убережет других от такой же участи. Я подумала о том, какой удар по самолюбию Ренуара наносили подобные отказы, и не смогла сдержать улыбки.
Я, как и обещала, поначалу исправно писала папеньке и Дениз, но Алартия находилась слишком далеко, а государственная почтовая служба была слишком медлительной, так что письма находились в дороге не меньше месяца. А поскольку значимых новостей не было ни у них, ни у меня, а отправления за границу были весьма недешевы, как-то само собой получилось так, что письма приходили и отправлялись всё реже и реже.
День моего восемнадцатилетия мы с дядюшкой отпраздновали вдвоем. Кухарка испекла вкусный торт, а барон подарил мне золотой браслет. А еще мы съездили в соседний городок, и я вдоволь накаталась там на карусели. Отправляясь спать, я поблагодарила дядю за заботу. А он в ответ сказал, что давно уже не чувствовал себя таким счастливым.
А на следующий день, зайдя пожелать дядюшке доброго утра, я обнаружила его мертвым – он скончался во сне с улыбкой на устах.
6.
Мой кузен Робер – сын дядюшки – служил на границе и смог добраться до имения только через две недели. К этому времени его отец был уже погребен.
Оставаться в их доме долее я уже не могла – Робер был молод, и хотя между нами никогда не было никаких нежных чувств, проживание под одной крышей несомненно породило бы ненужные домыслы, что не пошло бы на пользу ни ему, ни мне.
Как ни странно, но за эти полмесяца я так и не отправила папеньке сообщение о дядюшкиной кончине. Я понимала, что это будет означать лишь одно – мне придется отправиться в Алартию, чего мне совсем не хотелось. Конечно, я скучала и по отцу, и по младшему брату, но сейчас мне хотелось сделать то, что давно уже стало моей навязчивой идеей – побывать в замке маркиза Ренуара и поговорить с кем-то из его слуг – быть может, те смогут рассказать мне что-то, чего я еще не знала. Да, надежды на их откровенность было мало, но иногда даже случайно сорвавшееся с языка слово может навести на нужный след.
Я сказала Роберу, что уже написала папеньке о своем желании вернуться домой, а уже оттуда в сопровождении нашей горничной выдвинуться в Алартию. Кузен не усомнился в моих словах и лишь посетовал, что дела не позволят ему проводить, меня до нашего поместья. Но я заверила его, что мне совсем не претит путешествовать в почтовой карете.
Не мучили ли меня муки совести из-за подобного обмана? Ничуть. Я направлялась в сторону дома. А то, что по дороге туда я на несколько дней остановлюсь в маленьком городке Монтерси, что рядом с замком Ренуара, так в этом ничего, зазорного нет – мне давно уже следовало побывать на могиле сестры.
Конечно, путешествовать одной для молодой барышни было не совсем прилично, но я отправлюсь в путь под чужим именем, так что это не бросит тень на мою репутацию. Да и какое мне дело до того, что подумают из провинциального города, в котором я не собиралась задерживаться надолго?
А как только я доберусь до дома, то тут же напишу папеньке и потом стану делать именно то, что он скажет. А пока... Пока я хочу узнать, что же случилось с моей бедной сестрой два с половиной года назад.
Робер дал мне денег на дорогу и при этом не поскупился. Были у меня и небольшие сбережения из того, что оставил отец и дарил дядюшка. Я купила билет до Монтерси и несколько часов провела в неудобной и довольно холодной почтовой карете.
– Монтерси, мадемуазель! – возница распахнул дверцу и помог мне выйти.
Карета остановилась перед большим постоялым двором. Я огляделась.
– Не советую вам ночевать здесь, мадемуазель, – шепнул возница. – Здесь останавливается простой люд, и вам тут будет не слишком удобно. Пройдите вверх по этой улице и там, на площади, будет булочная мадам Преваль, хозяйка которой сдает комнаты в том же самом доме. Там куда более подходящее место для молодой девушки.
Я поблагодарила его за совет и пошла искать булочную на площади.
Монтерси оказался небольшим и внешне очень славным городком, поразившим меня обилием света. Был уже вечер, и в тех городах, где я бывала прежде, в такое время суток всё же было погружено во тьму. Здесь же свет лился ото всюду – из окон домов, с витрин уютных кафе и маленьких магазинчиков, с уличных фонарей, расставленных вдоль тротуаров через каждые несколько шагов. Это было так необычно и восхитительно, что я остановилась – мне показалось, я попала в сказку.
Булочная мадам Преваль не стала исключением – ее вывеска тоже была ярко подсвечена, так что мне не пришлось даже спрашивать дорогу у прохожих.
Как и большинство других домов на площади и на улице, по которой я прошла, этот дом был двухэтажным, с мансардой и эркером на втором этаже. Когда я вошла внутрь, на двери звякнул колокольчик.
– Чего изволите, мадемуазель? – румяное лицо стоявшей за прилавком женщины средних лет осветилось широкой улыбкой. – К сожалению, большинство пирожных и тортов уже распроданы – за ними нужно приходить утром, но есть отличные сладкие пироги – с вишней и абрикосами.
Я скользнула взглядом по витрине, сразу вспомнив о том, что сегодня еще не обедала. Круглые пироги с косичками румяного теста и запеченными фруктами выглядели аппетитно. Но я героически подавила желание их попробовать – сначала следовало решить вопрос с ночлегом.
– О, разумеется, мадемуазель! – воскликнула хозяйка, когда узнала, что я хочу снять комнату на несколько дней. – У меня как раз есть то, что вам нужно!
Отличная светлая комната – небольшая, но очень уютная.
И она, оставив вместо себя в торговом зале парнишку лет десяти-двенадцати, лицом весьма похожего на нее, повела меня на второй этаж. Комнатка оказалась крошечной, и единственное ее окно было на крыше – сейчас в нём как раз были видны звёзды. Но здесь было тепло и чисто, а ничего другого мне пока и не требовалось. Я внесла оплату за три дня, и хозяйка сразу же потащила меня в столовую.
– Не беспокойтесь, мадемуазель, питание входит в стоимость комнаты, – щебетала она, выставляя на стол паштет, порезанное толстыми ломтями холодное утиное мясо и свежий хлеб. – Я сдаю две комнаты, и вам очень повезло, что одна из них оказалась незанятой. Можете называть меня мадам Преваль или просто Сильвией – как вам будет угодно. А вашей соседкой будет мадемуазель Тьери – сейчас она уже спит. Со дня на день она заключает временный брак и отправляется к мужу в пограничный гарнизон.
– О! – протянула я. – Временный брак – это ужасно!
В Велансии такие браки были не редки – закон позволял вступать в брак, ограниченный определенными сроками, по окончании которых он расторгался. Этот брак был удобен для мужчин и, по моему разумению, унизителен для женщин, большинство из которых были не очень опытны в заключении договоров и обычно оказывались не в состоянии выторговать себе более выгодные условия. Такие союзы практиковались, в основном, среди военных, которым в гарнизонах на границах или в походах требовалась женщина, которая в дальнейшем ни на что не могла претендовать. И даже если в этих браках рождались дети, они были бесправны. Вернувшись домой, офицеры женились уже по-настоящему и напрочь забывали о тех, кто еще совсем недавно скрашивал их дни и ночи.
– Ну, почему же, мадемуазель? – возразила мадам Преваль. – Мадемуазель Тьери бедна как церковная мышь и, в отличие от вас, отнюдь не красавица. Так на что же ей рассчитывать? А так она целых три года побудет в доме хозяйкой, а потом получит небольшую компенсацию, которая позволит ей снять уже собственный домик. А если она найдет подход к мужу, – тут мадам хихикнула, – то, думаю, он будет к ней щедр и помимо договора.
Я почувствовала, что краснею. Такие темы еще вызывали у меня смущение. И я решила, что пора направить разговор в другое русло и выяснить хоть что-то о маркизе Ренуаре.
7.
Маркиз Ренуар
– Вы полагаете, Барруа, что ответ герцога Кавелье не оставляет возможностей для иного толкования? – я внимательно посмотрел на вытянувшегося передо мной мажордома, осанке которого мог позавидовать обелиск на главной площади Веланса.
Мнению Барруа я доверял куда больше, чем собственному – в силу природной наблюдательности и богатого жизненного опыта тот умел оценить ситуацию столь трезво и грамотно, что я порой диву давался.
– Полагаю, что он предельно ясен, ваша светлость! – Барруа издал приличествующий случаю сочувственный вздох.
Я заскрежетал зубами. Осознавать, что твой дворецкий испытывает к тебе чувство жалости – не просто обидно, а унизительно.
– Какой по счету отказ ты получил, мой мальчик? – проскрежетал из высокого кресла у окна мой отец – герцог Лефевр.
Он умел поддержать в трудную минуту!
Я сделал вид, что не услышал вопроса и снова принялся перелистывать страницы «Вестника дворянских родов Велансии» – ежегодного журнала, в котором в числе прочего печатались портреты и характеристики незамужних девиц и неженатых молодых людей из благородных семейств. Получался весьма удобный справочник для тех, кто хотел обрести личное счастье.
Я еще раз взглянул на портрет дочери герцога – мадемуазель Кавелье была мила, но отнюдь не настолько, чтобы я добивался ее руки с упрямством осла.
– Может быть, посвататься к дочери маркизы Дарсен? – предложил отец, но (должно быть, по выражению моего лица) сразу понял, что совет запоздал, и заменил этот вариант другим. – Или к сестре графа Парсеваля?
Я послушно раскрыл «Вестник» на букве «П», хотя в этом не было никакой необходимости – я уже знал, что там увижу – со страницы, посвященной Парсевалям, на меня смотрело нахмуренное женское лицо. Право же, на месте графа за подобный портрет я не заплатил бы художнику и медной монеты.
Впрочем, возможно, в действительности дело обстояло еще хуже. От такого предположения я вздрогнул и отодвинул журнал на край стола, но даже оттуда мадемуазель Парсеваль буравила меня пристальным взглядом. А ее острый нос был нацелен на меня как стрелка компаса на полюс.
– Полагаю, его светлость прав, – поддержал отца и Барруа. – Его сиятельство наверняка будет счастлив породниться с вашей светлостью.
НУ, еще бы! Завидные или хотя бы привлекательные невесты обычно появлялись в одном, ну, может, в двух выпусках «Вестника». Мадемуазель же Парсеваль отметилась там уже в пятый раз, и это явно не было для нее пределом.
Но я решительно покачал головой:
– Если моей женой станет именно она, боюсь, я не сумею подарить нашему роду наследников. Даже если очень захочу. Даже если она очень захочет.
При мысли о ее хотении я ощутил животный страх, что было отнюдь не самой лучшей основой для счастливых отношений.
– Ты слишком разборчив, сынок, – отец неодобрительно поцокал языком. – А в твоем положении это неразумно. В следующем году его величество объявит сбор дворян, которым предстоит отправиться с его высочеством на Дальние острова. К тому моменту ты должен произвести на свет хотя бы одного маленького, Ренуарчика, и только тогда я смогу быть спокоен. Или ты хочешь, чтобы титул перешел к Дюпону?
Произнеся это, он содрогнулся и потребовал, чтобы Барруа принес ему успокоительных капель.
– Если бы ты в свое время не ограничился мной одним и подарил мне нескольких младших братьев, то у тебя сейчас не было бы повода для волнений, – возразил я.
– Но вернемся к делу.
– Да-да, вернемся! – воодушевился отец. – Быть может, тебе обратить взор на девушек из низших дворянских родов? Дочери баронов и шевалье могут быть весьма привлекательны! – он покивал головой – кажется, со знанием дела. – И уж они-то не станут воротить от нас нос.
Но всё во мне противилось этому. И дело было не только в родовой гордости.
Низшие титулы обычно даровались королем выходцам из простого народа, отличившимся в боевых сражениях или на других поприщах – в таких семействах обычно не было ни капли магии, а наш род славился ею, и мне совсем не хотелось ее разжижать. К тому же, для дочери барона или шевалье брак со мной был бы, несомненно, браком по расчету, а этого мне тоже хотелось избежать.
Мажордом выразительно покашлял, и я нетерпеливо спросил:
– Вы хотите что-то сказать, Барруа?
– Если позволите, ваша светлость, – ответил он, – то я хотел бы напомнить вам о дочери графа Шамплена. Да, его сиятельство тоже не решился принять ваше предложение, но, полагаю, он весьма расположен к этому браку. Мне показалось, при вашем разговоре он обмолвился, что если бы вам удалось доказать, что на вас не лежит никакого проклятья, то он охотно бы вернулся к обсуждению этой темы. А мадемуазель Шамплен и вовсе была бы счастлива стать вашей женой.
Я усмехнулся не без самодовольства – дочь графа Шамплена, без сомнений, была в меня влюблена. И вообще – если бы решение о брачном союзе принимали сами девицы, а не их родители, я давно уже снова был бы женат.
– Доказать? – переспросил я. – Но как, по-вашему, я смогу это сделать?
Но стоило мне задать этот вопрос, как ответ сам пришел мне в голову.
– Временный брак! – воскликнул я. – Конечно! Я женюсь на первой встречной! Мы заключим договор на полгода, и если за это время с ее головы не упадет ни единого волоса, то у Шамплена не будет оснований для отказа.
И почему я не додумался до этого раньше?
8.
Я не назвала свою настоящую фамилию, а назвалась матушкиной – Айрис Мюссон. Сказала, что жила с дядей – священником из небольшой деревушки, а теперь, после его кончины, еду в Веланс искать работу.
Мадам Преваль пожелала принять в моей судьбе самое деятельное участие.
– Ох, мадемуазель, будь вы моей племянницей, я не захотела бы отпустить вас в столицу одну. Я сама там никогда не бывала, но слышала, что Веланс – огромный город, в котором происходит много всяких бесчинств. Вы слишком молоды и красивы, чтобы не привлечь внимания какого-нибудь не очень порядочного мужчины. На вашем месте я бы предпочла обосноваться в маленьком городке —вроде нашего Монтерси.
Я похвалила ее родной город в самых восторженных тонах, и она расцвела.
– О, да, он нравится всем, кто в нём хоть раз побывает! И такого освещения улиц, как говорят, нет и в самой столице. А всё почему? Потому, что его светлость заряжает для нас кристаллы, которыми мы и пользуемся в темное время суток.
Я вздрогнула и переспросила:
– Его светлость?
– Да, маркиз Ренуар! – охотно начала рассказывать мадам. – Он, знаете ли, весьма заботливый хозяин. У него и замок весь в огнях, и о нас он, не в пример другим благородным господам, не забывает.
Ну, вот, Ренуар, оказывается еще и сильный маг! Этого только не хватало!
– Кажется, я уже слышала эту фамилию, – осторожно перевела я разговор в нужное русло. – Не у него ли умерли уже четыре жены?
Мадам Преваль помрачнела.
– Да, это так, мадемуазель, – после некоторой паузы кивнула она с мрачным видом.
– Его светлости можно только посочувствовать. Сколько горя он с этим хлебнул, бедняжка.
Мне подумалось, что куда больше горя хлебнули его покойные жены и их семьи, но я не стала произносить это вслух – в этом вопросе мадам Преваль явно была не беспристрастна.
– Что же с ними со всеми случилось?
Но ответа я не получила – на кухню, где мы сидели, зашла мадемуазель Тьери – темноволосая девушка, возраст которой я не взялась бы угадать. Ей можно было дать и двадцать лет, и все тридцать, и после знакомства с ней я поняла, что временный брак для нее – и впрямь неплохой вариант.
С ее появлением разговор с маркиза Ренуара переключился на другие темы. Арлет Тьери собирала себе новый гардероб, с которым не стыдно было бы появиться в доме мужа, и большие надежды возлагала на ярмарку, которая вот-вот должна была открыться в Монтерси.
– Быть может, там можно будет купить белье подешевле.
– Непременно, мадемуазель! – согласилась с ней мадам Преваль. – У нас проходят славные ярмарки! А как на них бывает весело! Театральные представления, карусели, музыка! Поверьте – вы такого еще не видали! А катание на санях! На берегу реки уже леденят горку.
Монтерси готовился к празднованию Нового года, и мадам надеялась получить от этого не только массу впечатлений, но и новых покупателей.
– Я уже наняла двух девушек на подмогу – перед праздником бывает столько заказов на сладкую выпечку, что сами мы не справляемся. Мы печем торт даже для маркиза Ренуара! – в голосе ее прозвучала вполне понятная гордость. – Да-да, несмотря на то что в замке есть свои повара, его светлость любит мой миндальный торт. Кстати, милочка, – она обратилась в мою сторону, – если вы ищете работу, я могу поговорить с экономкой маркиза – кажется, на прошлой неделе она обмолвилась, что его светлости нужен человек для составления переписи старинных книг из замковой библиотеки. Раз ваш дядюшка был священником, должно быть, вы – образованная барышня.
– О, да! – воскликнула я, сразу поняв все преимущества такого предложения. – Я очень люблю читать, и у меня прекрасный почерк! И я была бы так признательна вам за помощь!
Мадам Преваль довольно улыбнулась.
– Я поговорю с мадемуазель Мишель завтра – она приезжает в Монтерси за покупками каждый вторник. И я уверена, что если я замолвлю за вас словечко, то вам не откажут.
Я едва сдержала радостный возглас. На такой способ пробраться в замок, не привлекая к себе особого внимания, я и надеяться не могла.
Считая минуты до встречи с мадемуазель Мишель, я решила прогуляться по городу – днём Монтерси я еще не видела. Я предложила своей соседке отправиться вместе, но она заявила, что у нее нет времени для праздных прогулок, и удалилась, в свою комнату.
Я вышла на улицу одна. Шел снег, и всё вокруг было чистым и белым. Благодаря дядюшкиной заботе мой гардероб был теплым и вполне удобным, но вот никаких писчих принадлежностей я с собой не взяла, а мне следовало подготовиться к тому, что экономка маркиза, прежде чем рекомендовать меня своему работодателю, может захотеть сама оценить мои умения. К тому же, я не отказалась бы и от покупки какой-нибудь занимательной книги, которую можно было бы читать долгими зимними вечерами.
Хозяйка уже подсказала мне, в какой лавке я всё это могу отыскать, и я двинулась в нужном направлении с такой решимостью, что едва не сбила с ног мужчину с кучей стоявших друг на друге коробок в руках.
Я вскрикнула, а он споткнулся, и коробки посыпались на мостовую.
– О, сударь, прошу прощения! Я такая неловкая! Давайте я помогу вам их собрать!
Каждая коробка была перевязана красивой шелковой лентой, и сразу было понятно, что это – праздничные подарки. И от того, что я могла невольно их испортить, я почувствовала себя еще более виноватой.
– Если я что-то сломала, сударь, то я готова это оплатить, – пробормотала я, отряхивая одну из коробок от налипшего снега.
Я не сразу осмелилась поднять взгляд на мужчину, с которым столкнулась, а когда, наконец, сделала это, то с изумлением обнаружила, что он вовсе не был сердит.
Более того – он улыбался.
У него было красивое лицо с правильными чертами, глаза какого-то необычного лилового цвета и вьющиеся волосы. И он рассматривал меня с заметным интересом.
– Ничего страшного не случилось, мадемуазель, – заверил он меня. – В этих коробках нет ни стекла, ни фарфора – обычные милые безделушки. И в этом происшествии я виноват ничуть не меньше вас – мне не следовало нести столько коробок сразу – я совсем не видел дороги. Но я признателен вам за помощь!
Я посчитала своим долгом помочь ему донести до его экипажа хотя бы те маленькие коробочки, что подняла со снега – возможно, в них были украшения или шоколадные конфеты – они почти ничего не весили.
Далеко идти не пришлось – его карета стояла в нескольких шагах от магазинчика, вот только сидевший на козлах кучер преступно спал.
– Благодарю вас, мадемуазель! – воскликнул мой неожиданный спутник, когда мы оказались возле экипажа. – Мне, право же, неловко, что я вас так затруднил.
Он говорил что-то еще, но я уже не слышала его – я смотрела на герб, что был изображен на дверце кареты. На нём был волк! О, я слишком хорошо знала этот герб! Это был герб Ренуаров!
