Текст книги "Жена на полгода (СИ)"

Автор книги: Ольга Иконникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

39.

Лорнет лежал рядом с ней – именно на нём отразился свет моего магического фонаря. У Абелии с детства было слабое зрение, но родители не разрешали ей пользоваться ни пенсне, ни лорнетом, полагая, что подобные инструменты помешают ей выйти замуж. И когда после свадьбы я подарил ей лорнет, ее радости не было предела. Она любила читать и получила возможность предаваться этому занятию без прежних сложностей. Она научилась пользоваться им без стеснения и расплакалась как ребенок, когда одна из линз разбилась. Я в тот же день отправил Барруа в столицу за новым лорнетом.

Воспоминания ранили больнее, чем шпага, и я отступил назад, не в силах более находиться в душной каморке.

Я знал, что в замке было много потайных комнат и ходов, и о некоторых из них никому из нынешних его обитателей известно не было. Но откуда об этой комнате узнала Абелия? И зачем ей понадобилось сюда приходить?

Вопросов было много, но ни на один из них ответить она уже не могла.

Месье Тьери – офицер из следственной канцелярии – прибыл на следующий день.

Это был немолодой уже человек, выказавший нам уважение ровно в той степени, в которой он мог себе это позволить. Он осмотрел останки Абелии, изучил механизм, приводивший в движение дверь в тайную комнату, побеседовал со слугами. При этом меня и моего отца он допросить не пожелал. Как не соизволил и сесть с нами за один стол, попросив принести еду в отведенную ему комнату.

Впрочем, его желание поесть в одиночестве я вполне понимал – обстановка в столовой за обедом была гнетущей.

Отец негодовал, обвиняя во всём случившемся саму Абелию, проявившую, по его мнению, ненужное любопытство. Мартин напомнил ему, что для открытия дверей требовалось как минимум два человека, а значит, она была там не одна, но его светлость гневно возразил, что сам он в детстве легко проворачивал подобные штучки, приставляя к стенным панелям в нужных местах тяжелые стулья. Селеста за всю трапезу не произнесла ни слова, но глаза ее были покрасневшими от слёз.

Но больше всего, как ни странно, меня волновало отношение Айрис – она старательно избегала смотреть в мою сторону, и это задевало и даже пугало меня.

Я мог ее понять, но от того, что я понимал, это не становилось менее обидным. Все остальные, сидевшие за этим столом, знали меня давно, и от того, что случилось в эту ночь, их отношение ко мне не могло перемениться. Она же была знакома со мной меньше месяца и знала меня не с самой лучшей стороны.

И вот казалось бы – она была для меня человеком посторонним, и я мог бы пренебречь суждением той, с которой оказался связан договором всего на полгода.

Но нет я хотел, чтобы она хотя бы взглянула на меня, поддержала словом или улыбкой.

Когда мы уже поднимались из-за стола, Селеста спросила:

– Что теперь будет? Снова начнется следствие?

– Разумеется! – несколько громче необходимого откликнулся Дюпон.

Он хотел продолжить свою мысль, но отец не позволил ему этого сделать.

– Чушь! Все сроки для следствия уже вышли! Какой резон ворошить прошлое?

Уверен, маркиз Вебер меня поддержит.

А вот в этом я совсем не был уверен. Мы уже отправили к его светлости слугу с письмом и ожидали прибытия маркиза в самом скором времени. Но в том, что он захочет узнать, что случилось с его дочерью, даже если для этого придется отвечать на множество каверзных вопросов следователя, я не сомневался.

– Если следователь окажется слишком ретив, я обращусь к его начальству, —заявил отец, но это было настолько неуместно, что я поморщился. Но это не возымело на отца никакого действия, и выходя из комнаты, он продолжал говорить о том, что Лефевры вхожи к самому королю, и с этим следует считаться.

Месье Тьери пожелал допросить меня только вечером – мы разговаривали в кабинете, и я впервые сидел не за своим письменным столом. Я словно был гостем в собственном кабинете, и это, вкупе с пронзительным и недоверчивым взглядом следователя, заставляло меня нервничать куда больше требуемого.

– Подтверждаете ли вы, ваша светлость, что женщина, обнаруженная в тайной комнате в восточном крыле вашего замка – это ваша первая супруга Абелия Вебер?

– Да, подтверждаю, – мой голос прозвучал слишком хрипло, и я прокашлялся. —рядом с ней был ее лорнет, и одета она была в платье, которое шилось перед ее последним визитом в столицу.

Я хорошо помнил, как Абелия перед поездкой в Версен выбирала ткань на платье —она не любила ярких нарядов и в итоге остановилась на бордовом бархате.

– Ну, что же, – кивнул месье Тьери. – Мадемуазель Ганьер, мадам Томази и ваш дворецкий сказали примерно это же.

А что еще он хотел услышать? Опознать Абелию по самим останкам было уже невозможно. И мне было тяжело думать о том, что Селесте и Каринн тоже пришлось отвечать на эти ужасные вопросы.

– Прежде вы утверждали, ваша светлость, что ваша жена покинула замок, намереваясь отправиться в монастырь. Но теперь, в свете вновь открывшихся обстоятельств вы, быть может, желаете переменить свои показания?

Он говорил почти доброжелательно, но я понимал, что это – всего лишь желание заманить меня в ловушку.

– Нет, не желаю, – я покачал головой. – Всё то, что я говорил прежде, является правдой.

– Но вы же понимаете, ваша светлость, что сейчас мы уже знаем, что ее светлость, не покидала замок. Кто-то заманил ее в восточное крыло и хладнокровно оставил умирать в каменном мешке. Надеюсь, вы не станете утверждать, ваша светлость, что ваша жена была чрезмерно любопытна или мечтала, как месье Дюпон, найти старинный клад?

Я вынужден был признать, что на Абелию это было не похоже.

– Я не сомневаюсь, – продолжил месье Тьери, – что ваш адвокат будет настаивать на том, что ее светлость могла прийти туда одна и открыть комнату, подперев чем-то ту панель, на которую следовало надавить. Но вы же понимаете, что даже если она вошла в тайную комнату сама, а потом случайно или по глупости нажала закрывающий дверь рычаг, то кто-то из слуг должен был обратить внимание на подпорку у панели и сказать об этом вам – тем более, что маркизу искали по всему замку. Конечно, сейчас ваш отец может заставить кого-то из горничных или лакеев заявить, что всё было именно так, и что подпорка была, но они не посчитали это важным. Но сразу хочу сказать, что подобная ложь лишь усугубит ваше положение.

Более того – чтобы не тратить время на обсуждение ложных версий, я сообщаю вам, что осмотр места преступления, – эти слова он особо выделил голосом, – дает нам основания утверждать, что ваша жена вошла в тайную комнату не сама – ее туда втащили. Наверняка к тому моменту она уже была без сознания или даже мертва. А поскольку убийца полагал, что о тайной комнате никому не известно, он даже не потрудился скрыть следы своего преступления.

Из всего того, что он сказал, я ухватился лишь за несколько слов:

– Так вы думаете, что Абелия могла быть мертва, когда попала туда?

Он кивнул.

– Возможно, более точно причину ее смерти сможет установить наш судебный врач.

Не удивлюсь, если ее отравили.

Как ни странно, но это предположение показалось мне почти благом. Мне невыносимо было думать о том, что Абелия металась в каменной ловушке, пытаясь докричаться до слуг, а потом медленно и мучительно умирала от голода или от удушья.

– Нет никаких признаков того, что ее светлость пыталась выбраться оттуда. Судя по всему, всё время, что она провела там, она не двигалась. А теперь скажите, ваша светлость, – следователь подался вперед как завидевшая добычу охотничья собака, – кто еще, кроме вас, мог знать о существовании этой комнаты?

Я сжал ладони так, что костяшки пальцев побелели, и холодно ответил:

– Я понимаю, господин следователь, что вы не поверите мне, что бы я ни говорил.

Но я даю вам слово, что именно об этой комнате я не знал. В этом замке еще много мест, что остаются тайными для всех, в том числе и для хозяев. Чистая случайность, что мой кузен наткнулся именно на эту комнату.

Месье Тьери усмехнулся:

– Разумеется, ваша светлость, это чистая случайность. Но согласитесь, очень неприятная для вас. И я надеюсь, вы понимаете, что я просто вынужден задержать, вас на некоторое время – чтобы вы не смогли оказать влияние на ваших слуг и друзей. Если я не сделаю этого, боюсь, общественность будет возмущена – на сей раз оснований для вашего задержания более чем достаточно.

Я не был удивлен. К этому всё шло еще тогда, когда погибла Габриэлла. И я не собирался требовать особого к себе отношения или подключать свои связи, чтобы поставить месье Тьери на место. Он был прав – вокруг смертей моих жен было слишком много странного, чтобы можно было этого не заметить. И сам я слишком долго старался закрывать на это глаза. Именно мое бездействие, возможно, привело к тому, что мои жены лишились жизни.

И сейчас я беспокоился на за себя – за Айрис.

Мы вышли из кабинета вдвоем, но за дверью к нам присоединились еще два человека в невзрачных темных одеждах. Я увидел, как к нам метнулся отец, изрыгавший проклятия и обещавший дойти до самого министра юстиции, но встретив его взгляд, только покачал головой, призывая его остановиться. Он замер, на месте, и руки его бессильно опустились. Впервые в жизни я увидел слёзы на его глазах.

Селеста тоже плакала. Ей не позволили подойти ко мне, и она махнула мне рукой с лестницы. Я чуть наклонил голову, приветствуя их всех.

– Я положил в саквояж сменную одежду, ваша светлость, – сказал Барруа, и я поблагодарил его улыбкой.

– Позвольте мне поговорить с женой, – я обернулся к следователю, и тот не возразил.

Айрис стояла у дверей – взволнованная и какая-то особенно красивая в простом сером платье. Она не подбежала ко мне, не бросилась на шею, да я этого и не ожидал. Но когда я сам подошел к ней и взял ее ладонь в свою, она не отдернула руку.

– Айрис, я не делал этого, что бы там кто ни говорил и ни думал. Не знаю, сумею ли я доказать свою невиновность, но больше всего меня сейчас беспокоит то, что я ‘оставляю вас одну. Прошу вас – будьте осторожны!

В её глазах не было слёз, но они были темнее, чем обычно – так темнеет голубое небо перед самой грозой. Она выслушала меня молча, и когда я задержался еще на мгновение, ожидая ответа, кивнула. Я не знал, что означал этот кивок – ее согласие с моей просьбой или то, что она верила мне, но когда я уже готов был продолжить путь, ее пальцы дрогнули, и я ощутил ответное пожатие – легкое, но такое важное для меня.

40.

Он проявил завидное хладнокровие, и наверно, в этом можно было обнаружить дополнительный признак его виновности, но именно это отчего-то убедило меня как раз в противном.

Если бы он сам замуровал Абелию в этой комнате, ему достало бы ума и хитрости выказать те эмоции, что подходили случаю. Он же остался почти невозмутим.

Только в глазах появилась печаль.

Нам не удалось поговорить, потому что весь замок сразу стал напоминать растревоженный улей, и мне совсем не хотелось докучать маркизу неуместными вопросами. Когда же приехал следователь, наш разговор и вовсе оказался невозможным.

Месье Тьери показался мне достаточно опытным и умелым в своем деле, и он производил впечатление человека, умеющего не обращать внимание на титулы и звания того, кто оказывался его противником. Он задал несколько вопросов и мне, но убедившись, что я не знала первую жену его светлости и с самим маркизом познакомилась лишь недавно, потерял ко мне интерес.

Обед в такой обстановке был ужасен – тишина была невыносимой, но и напыщенные разглагольствования герцога Лефевра лишь усугубляли ситуацию. Я не знала, что сказать, и потому предпочла отмолчаться.

А когда после обеда следователь захотел побеседовать с маркизом, меня неожиданно навестила Селеста. Никогда прежде она не была в моих апартаментах. Глаза ее были красными, а руки дрожали.

– Они же не обвинят в этом его, правда? – выдохнула она, едва опустившись на диван. – Он никогда бы не сделал ничего подобного! Я понимаю, вы совсем не знаете его, но я-то знаю его с детства! Зачем бы ему убивать Абелию?

Она хотела, чтобы я поддержала ее, но я не могла упустить такой случай и не задать хотя бы несколько вопросов. Кем бы ни был этот убийца, нам следовало его найти. Даже если это окажется сам маркиз. Подумав об этом, я ощутила странное чувство – как бы ни хотелось мне в этом признаваться, но я предпочла бы, чтобы преступником оказался кто-то другой. Я уже ругала себя за это, но предпочла оправдать себя тем, что того же самого хотела бы и Габи – она любила его светлость, и если в ее гибели был виновен не он, то ради ее памяти мне нужно ‘было найти настоящего убийцу и очистить имя маркиза от ложных подозрений.

– Может быть, Абелия хотела сбежать с другим мужчиной, а его светлость узнал об этом и попытался этого не допустить? – я предложила вполне правдоподобную версию, но она вызвала столь яростное негодование мадемуазель Ганьер, что я подумала, что она набросится на меня с кулаками.

– Да как вы можете такое говорить? – девушка вскочила и принялась расхаживать по комнате. – Абелия ни за что не поступила бы так с Ноэлем. Возможно, для вас измены и предательства являются чем-то обычным, но она была порядочной женщиной.

Она дерзила мне, но не замечала этого. А я предпочла пропустить это оскорбление мимо ушей – я видела, в каком состоянии она была. И когда она вихрем вылетела из комнаты, я не стала ее удерживать.

– Какой ужас тут творится, ваша светлость! – глаза Камилы были круглыми от страха. – И как вы могли решиться выйти из комнаты? Я бы нипочем на такое не осмелилась. А сыщик, кажется, думает, что во всём виноват его светлость. Жак слышал, как тот говорил своим людям, что собирается господина маркиза арестовать.

– Арестовать? – не поверила я. – Твой Жак говорит глупости! Даже если этот месье подозревает его светлость, для ареста должны быть веские основания.

Камила обиженно хмыкнула:

– Жак всё слышал своими ушами. Месье сыщик сказал, что та женщина, первая жена его светлости, пришла в ту комнату не сама – ее туда притащили! А она, ‘бедняжка, уже была в беспамятстве, а то и мертвой.

Я охнула, а горничная, довольная произведенным эффектом, закивала:

– Именно так, ваша светлость! Вы только подумайте – кто мог осмелиться поднять руку на саму хозяйку?

Значит, Абелия вошла туда не сама. И если это установлено доподлинно, то мое изначальное предположение о том, что смерти всех жен маркиза отнюдь не случайны, получило подтверждение. Но почему же вместо того, чтобы испытать, удовлетворение от того, что делу, наконец, дадут ход, я ощущаю такое смятение?

Я спустилась на первый этаж ровно в тот момент, когда Ренуар в сопровождении следователя и его подчиненных направлялся к выходу. Его светлость шел чуть впереди, и его плечи, как обычно, были расправлены, а голова поднята вверх. Наши взгляды пересеклись, и он, сказав что-то следователю, подошел ко мне. Не к отцу, не к Селесте – только ко мне.

– Айрис, я не делал этого, что бы там кто ни говорил и ни думал. Не знаю, сумею ли я доказать свою невиновность, но больше всего меня сейчас беспокоит то, что я оставляю вас одну. Прошу вас – будьте осторожны!

В его голосе была тревога – подлинная или напускная, трудно было сказать. Но то, что он в такой момент подумал обо мне, меня тронуло.

Если бы он был виновен в смерти Абелии, то с чего бы ему беспокоиться обо мне?

Он куда больше должен был бы быть озабочен собственной судьбой. Что ему до мнения чужой для него женщины? Женщины, с которой его связывает лишь временный брачный договор.

И когда он пожал мою руку, я в ответ сжала его. Уже потом, когда судебная карета, в которой ехал маркиз, скрылась из виду (я наблюдала за ней с балкона), я отругала себя за эту слабость. Ведь могло оказаться так, что я пожала руку убийце своей сестры.

Ужинать я предпочла в своей спальне. Наверняка, точно так же поступили и остальные. Но даже у себя в апартаментах я смогла проглотить лишь несколько, кусочков жареной рыбы. Мысль о том, что эту ночь его светлость проведет в сырой и мрачной камере, напрочь лишила меня аппетита. И хотя у меня не было никаких оснований жалеть его, я всё-таки его жалела.

Наутро в замок прибыл маркиз Вебер – я видела из окна, как он с трудом вышел из кареты и, опираясь на руку своего слуги, медленно брел ко крыльцу. Мне показалось, что его плечи опустились еще ниже. Я не представляла, что должен был ощущать отец, глядя на останки своей дочери, но понимала, как тяжело ему было сейчас. До этого момента он еще мог надеяться увидеть Абелию живой, сейчас же должен был лишиться этой, пусть даже и прежде призрачной надежды.

Герцог Лефевр встретил гостя на пороге, сердечно обнял его, а потом принялся говорить о том, сколь часто случаются судебные ошибки, и сколь мало мы можем доверять суждению посторонних людей. Маркиз слушал его невнимательно, а может, и не слушал вовсе, думая о своем.

А потом вниманием гостя полностью завладел месье Тьери – он приехал в замок часом ранее в сопровождении невысокого мужчины, который, судя по всему, был врачом. Следователь предложил Веберу пройти в кабинет, но тот решительно покачал головой – прежде он хотел бы увидеть дочь. И они направились в восточное крыло, где всё еще находилось тело Абелии.

Они пробыли там не меньше часа, и всё это время мы все – я, герцог, мадемуазель, Ганьер, месье Дюпон и месье Томази с матерью сидели в гостиной. На сей раз даже его светлость не пытался затеять разговор, и стоявшая в комнате тишина была такой пронзительно-звенящей, что мне захотелось закрыть уши.

Маркиз Вебер пришел в гостиную один – в распахнутые двери было видно, как месье Тьери пробежал к выходу, спеша отдать какие-то распоряжения своим дожидавшимся на крыльце людям.

Маркиз шел, слегка пошатываясь, и я первая догадалась помочь ему добраться до стоявшего у окна кресла. Он посмотрел на меня с признательностью и сказал, обращаясь ко всем присутствующим:

– Ноэль скоро вернется домой.

Селеста вскрикнула, герцог шумно задышал, а я, прежде чем поверить этим словам, спросила:

– Но почему вы так думаете, ваша светлость?

– У них более нет оснований удерживать его. Женщина, которую нашли в тайной комнате – не Абелия!

41.

– Как «не Абелия»? – ахнула я.

То, что в тайной комнате обнаружили именно первую жену его светлости, я полагала установленным фактом. Да, опознать ее по лицу уже не представлялось возможным, но были же другие признаки – примерный рост, лорнет, платье. Мадам Томази пару часов назад как раз вспоминала о том, что Абелия не расставалась с лорнетом.

Герцог Лефевр вскочил со своего места, подбежал ко креслу, в котором сидел маркиз.

– Значит, это – не ваша дочь? Но как вы поняли это?

По губам Вебера пробежала робкая улыбка.

– Видите ли, господа, у моей дочери была небольшая особенность, которую она тщательно скрывала – из-за глупой шалости в детстве она лишилась мизинца на левой ноге. Она чуть прихрамывала, но это было почти незаметно. Об этом никто не знал, кроме самых близких людей, поэтому не удивительно, что и сейчас на это не обратили внимания. Но у женщины, что лежит в той комнате, на ногах были все десять пальцев.

– Но Ренуар-то должен был это знать! – воскликнула я.

Как бы ни стыдилась Абелия этого своего недостатка, скрыть его от собственного мужа она наверняка бы не смогла. Это могло быть незаметным, когда она была одета и обута, но в спальне... При этой мысли мои щеки запылали, и я отошла в сторону, боясь, что кто-то это заметит.

– Думаю, лорнет и платье отвлекли его внимание, – предположил Вебер. – На ногах у этой женщины были чулки. Ему и в голову не могло прийти, что это – кто-то, другой. Я же... Я до последнего цеплялся за надежду, что это – не Абелия, а потому, когда месье Тьери спросил меня, не было ли у моей дочери каких-то, особенностей, по которым ее можно было бы опознать, сказал о ее мизинце.

Мне показалось, что теперь ему было куда легче дышать, чем пару часов назад, когда он только прибыл сюда.

– Но с чего бы какой-то девице надевать платье ее светлости и брать ее лорнет? —месье Дюпон первым вслух задал тот вопрос, который мысленно задавали все мы.

– И кто она вообще такая?

Маркиз развел руками:

– А вот с этим уже пусть разбирается следователь. Прошу простить меня, господа, но я вынужден откланяться. Волнения этого дня подействовали на меня слишком сильно, и, боюсь, я уже не в состоянии здраво рассуждать.

Герцог помог ему подняться и велел Барруа подать карету его светлости.

Когда маркиз удалился, месье Дюпон повторил свой вопрос, но ни у кого из присутствующих не было на него ответа.

– Это какая-то глупая шутка, – тихо сказала мадемуазель Ганьер. – Возможно, Абелия хотела кого-то разыграть, а когда всё зашло слишком далеко и закончилось печально, то она испугалась и сбежала?

Это было вполне разумное предположение. Может быть, первая жена его светлости хотела таким образом замести следы? Она собиралась сбежать с другим мужчиной, а чтобы ее не искали, сделала так, чтобы все подумали, что она мертва.

Но нет, в этой версии многое не сходилось. Если бы тело обнаружили сразу, а не спустя столько лет, никто не принял бы другую женщину за Абелию.

Разве что в ее действиях изначально не было злого умысла. Возможно, то, что планировалось как милая шутка закончилось печально в силу какой-то, случайности. Абелия хотела устроить розыгрыш, но потом с женщиной, которая должна была играть ее роль в каком-то маскараде, что-то случилось, и Абелия, испугавшись, что ее обвинят в смерти той женщины, вынуждена была сбежать.

У меня было множество предположений, но каждое из них имело свои изъяны, а обсуждать их с кем бы то ни было в этой гостиной я не собиралась. Возможно, я поговорила бы с Даниэлем, будь мы одни, но даже он вряд ли сумел бы ответить на мои вопросы.

Впрочем, когда я вышла из комнаты, именно месье Томази пошел вслед за мной.

– Позвольте, ваша светлость, я провожу вас.

Я посмотрела на него с улыбкой, и он смутился.

– Пока его светлость отсутствует, о вас должен кто-то позаботиться. Вам не следует ходить по замку одной. Было большой ошибкой выходить из своих апартаментов ‘ночью, ваша светлость. Тем более, с месье Дюпоном.

В его взгляде был укор, и мне показалось нужным объяснить:

– Это произошло случайно, поверьте. Моя горничная сказала, что видела привидение в восточном крыле, и мне стало любопытно. Теперь я понимаю, насколько это было опасным, но тогда... Тогда мне просто захотелось узнать, кто это был. Видите ли, сударь, я не верю в привидения. Я пошла вслед за странной фигурой и обнаружила месье Дюпона. А что случилось дальше вы уже знаете. Но обещаю вам больше так не поступать.

Он кивнул, всерьез приняв мое обещание.

– Матушке я тоже велел быть осторожной. Теперь, когда мы знаем, что ту женщину убили, следует признать, что в замке может находиться очень опасный человек. И возможно, он имеет отношение и к гибели других жен его светлости.

Он сам озвучил это, и я быстро откликнулась:

– Да-да, мне тоже кажется это странным! Слишком много случайностей. Вы говорили, что были знакомы со всеми ними. Быть может, вам что-то показалось подозрительным уже тогда?

Мы шли по длинным коридорам, которые, несмотря на горевшие на стенах фонари, теперь казались почти мрачными.

Он ответил не сразу – прежде подумал. Но всё же покачал головой:

– Нет, не показалось. Вторая жена его светлости весьма заботилась о том, чтобы сохранить свою красоту – она не гнушалась при этом никакими средствами.

Поэтому ее желание искупаться в реке в ведьмину ночь вполне объяснимо.

– А четвертая жена? – спросила я. – Я слышала, она боялась лошадей. С чего бы ей вздумалось прокатиться верхом?

– Да, – снова немного подумав, признал он, – кажется, мадам Габриэлла действительно не любила лошадей. Но его светлость обожает верховые прогулки, и должно быть, ей хотелось на них его сопровождать. Вот разве что... Я никогда не мог понять, зачем мадам Эдит пошла в старую башню. Все в замке знали, что это может быть опасно – лестницы там давно пришли в негодность.

– У третьей жены его светлости были в замке друзья? Быть может, был человек, которому она особенно доверяла, с кем могла поделиться своими мыслями?

– Нет, пожалуй, нет. Мне кажется, даже с маркизом у нее не было особо теплых отношений.

Мы остановились у дверей, что вели в мои апартаменты, и я решилась задать еще один вопрос:

– А та женщина, которую мы нашли в восточном крыле – кто бы это мог быть? Быть может, пропала не только мадам Абелия, но и кто-то из служанок?

– За то время, что мы живем в замке, тут сменилось немало слуг. Девушки выходят замуж и оставляют работу. А кого-то выгоняют за нерадивость. Но чтобы кто-то исчез вот так, без предупреждения, не припомню.

Он поклонился, еще раз попросил меня не разгуливать по замку ночью и удалился.

– Ох, ваша светлость, что творится-то! – такими словами встретила меня в будуаре Камила. – Я думаю, что та бедняжка из тайной комнаты – это какая-нибудь горничная, которую заставили надеть хозяйское платье. Вот только кому и зачем это понадобилось, ума не приложу. Но, так и знайте, ваша светлость, что я не намерена здесь более оставаться. Я так и Жаку сказала – нужно искать новое место работы. Если в Монтерси не найдем, в столицу подадимся – там хорошие слуги всегда нужны. Так что уж вы меня простите, но хоть мне и нравитесь вы, жалованье тут тоже подходящее, но уж больно много всяких ужасов тут происходит.

Скрипнула входная дверь, и Камила подпрыгнула от неожиданности. Я тоже вздрогнула – нервы были натянуты как скрипичная струна.

На пороге стоял маркиз Ренуар. Его одежда, как и всегда, была безупречна, но по усталому взгляду и темным кругам под глазами я поняла, что он не спал этой ночью.

Камилу как ветром сдуло, а я, сама не зная почему, вдруг сделала шаг к нему навстречу. Остальные шаги сделал он, и уже через мгновение я уткнулась ему в плечо, а на своих плечах почувствовала его теплые и сильные руки. И мне было так хорошо и уютно в его объятиях, что я всхлипнула, подумав о том, что никогда могла бы этого не испытать. А он, погладив меня по голове, чуть отстранился и вдруг склонился ко мне и поцеловал.

Этот поцелуй был совсем не похож на тот, что случился на празднике в Монтерси —он был более дерзким и откровенным. И чувствуя сейчас губы маркиза на своих губах, я отчего-то совсем не чувствовала смущения. Мы оба словно всего лишь делали то, что давно уже следовало сделать. И это было волнительно и приятно.