Текст книги "Жена на полгода (СИ)"
Автор книги: Ольга Иконникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
45.
Я сделала именно так, как советовал месье Тьери – отказалась утром от завтрака (хотя всё во мне протестовало против этого) и сказала Камиле, что чувствую себя дурно. У нее сразу округлились глаза, и я поняла, что цель достигнута – слугам сегодня будет что обсудить.
– Должно быть, это молоко, что я выпила на ночь, – я старательно строила из себя простушку.
– О, ваша светлость! – горничная не смогла скрыть улыбку. – Может быть, дело вовсе не в молоке. Иногда так бывает с замужними женщинами. Мою старшую сестру Кларис мутило каждое утро. Прям сносу никакого не было.
Я смутилась – по-настоящему. Мне было неловко обсуждать эту тему. А представив, что об этом заговорят не только слуги, но и герцог Лефевр, и Селеста, и Даниэль, я и в самом деле почувствовала себя дурно.
– Но это же вполне естественно, ваша светлость! – тоном повидавшей виды женщины сказала Камила. – Вы замужем, так что в этом нет ничего плохого. Ну, и что же, что брак временный? Уж вы поверьте, его светлость, ежели вы подарите.
ему сына, нипочем от него не откажется. И вас не обидит. И даже если потом у него в другом браке детки появятся, он вашего малыша всё равно при себе держать станет. А он человек состоятельный и щедрый. Может, дом вам купит в Монтерси —на самой Ратушной площади.
Девушка размечталась, и глаза ее заблестели. Может быть, она подумала о том, что однажды ей и самой так повезет.
Я полагала, что новость разлетится по замку только к завтрашнему дню, но это случилось гораздо быстрее, и уже к обеду ко мне в апартаменты пожаловал герцог Лефевр. Мы с ним по-прежнему не ладили, и этот визит меня удивил.
– Надеюсь, сударыня, я могу рассчитывать на то, что наш разговор не станет известен моему сыну? – спросил он, устроившись в кресле у камина.
Но я не стала ничего ему обещать:
– Смотря что вы изволите мне сообщить, ваша светлость.
– Думаю, вы это знаете и сами, – сердито откликнулся он. – До меня дошла новость о том, что вы находитесь в положении, и я хотел бы получить подтверждение этого, из первых уст.
Он спросил напрямик и ждал такого же ответа. Но я снова ответила уклончиво.
– Это касается только меня и моего мужа, сударь.
– Вот уж нет! – он позволил себе проявить эмоции и, не сдержавшись, стукнул кулаком о подлокотник кресла. – Это касается и меня, сударыня! Быть может, вы рассчитываете, что ваш сын, коли таковой появится на свет, сможет претендовать, на титул маркиза, а то и герцога? Если так, то советую вам сразу об этом забыть.
Условия договора, который вы подписали, не дают вам такого права. Дети, появившиеся во временном браке, не имеют никаких прав! Конечно, Ноэль поступил опрометчиво – человеку его положения не пристало заключать такой брак, но я уверен, что в том, что касается последствий столь неприличного союза, он будет полностью со мной согласен.
Он явно хотел меня оскорбить, но не достиг этой цели. Он не сказал мне ничего нового, я и без того знала, как он ко мне относится. Поэтому я просто пожала плечами.
– Если всё так, сударь, то вам не о чем беспокоиться. И вам не стоит тратить время на разговоры со мной.
– Мой сын – разумный человек, сударыня. Но я вполне допускаю, что женские чары способны вскружить голову любому мужчине. И если он вдруг, поддавшись вашему обаянию, пообещал вам что-то, то я сделаю всё, чтобы привести его в чувство. Я всегда полагал, что бастарды должны оставаться бастардами. Да, в их жилах есть примесь благородной крови, но, если мы позволим им на что-то претендовать, в стране начнется хаос. Я всегда придерживался такой позиции и внушал ее своему сыну. И даже если вы сумели посеять в его мыслях крупицы сомнений, я сделаю всё, чтобы вернуть его разум! А вам лучше бы иметь меня в числе союзников, а не врагов. Если вы проявите благоразумие, то мы сможем договориться. Я заплачу вам большую сумму, если вы избавитесь от этого ребенка. Подумайте хорошенько —когда ваш брак с Ноэлем будет расторгнут, вы станете весьма обеспеченной женщиной и сможете вступить уже в настоящий брак с каким-нибудь достойным мужчиной. Стоит ли отказываться от этого ради призрачной надежды урвать кусок от чужого пирога?
На сей раз он не стал дожидаться моего ответа, а поднялся и направился к дверям.
Но на пороге обернулся:
– Подумайте до завтра, сударыня. И не советую вам жаловаться Ноэлю – если вы не будете держать язык за зубами, то это всего лишь заставит меня действовать, более решительно.
После этой угрозы он удалился. Но я не успела обдумать наш разговор, потому что через пять минут Камила доложила о новом госте. Вернее, гостье.
– Прошу вас, проходите, мадемуазель, – я указала Селесте на кресло, которое еще хранило герцогское тепло. – Что привело вас ко мне?
Девушка послушно села и внимательно посмотрела на меня. Я знала, что побудило ее нанести мне визит, но мне было интересно, в какие слова она сама сумеет облечь свой интерес.
Девушка послушно села и внимательно посмотрела на меня. Я знала, что побудило ее нанести мне визит, но мне было интересно, в какие слова она сама сумеет облечь свой интерес.
– Я посчитала себя обязанной поздравить вас, сударыня. Я знаю, вы еще не объявляли об этом, но все вокруг уже об этом говорят, так что я посчитала ВОЗМОЖНЫМ...
Тут она всё-таки смутилась.
– Благодарю вас, мадемуазель, – кивнула я. – Мы с Ноэлем пока еще не готовы официально заявить об этом – прежде я хотела бы дождаться визита доктора, за которым уже отправили в столицу. Но я признательна вам за поддержку.
Мне было непросто об этом говорить, но раз уж мы решили действовать, то стоило попытаться вызвать на откровенность как можно больше людей. И именно поэтому я едва ли не впервые назвала маркиза по имени и заметила, как вспыхнула при этом мадемуазель Ганьер.
– Искренне рада за вас, ваша светлость, – пролепетала она. – И за его светлость тоже. На его долю выпало немало испытаний, и он вполне заслуживает такую награду.
– К сожалению, так думают не все, мадемуазель. Получасом ранее герцог Лефевр высказал прямо противоположное мнение.
– О! – она надолго замолчала, наверно, пытаясь понять, стоит ли противоречить своему покровителю. Но всё-таки нашла в себе силы продолжить. – В этом вопросе герцог всегда был чересчур суров. Для него всегда была важна чистота крови, – она произнесла это с горечью. – Вы можете мне не верить, сударыня, но, несмотря на всю свою заботу обо мне, за которую я искренне ему благодарна, он никогда не считал меня ровней им, Лефеврам.
В ее глазах блеснули слёзы. А я впервые подумала о том, что, возможно, мадемуазель Ганьер отнюдь не была счастлива в той золотой клетке, куда ее поместили. Зависеть целиком и полностью от воли своего опекуна и при этом ни на минуту не забывать о своем более низком положении, не дающем ей права поступать так, как, быть может, ей хотелось.
– Вы никогда не пытались стать самостоятельной, Селеста? – тихо спросила я.
Она посмотрела на меня с удивлением, но ответила:
– Однажды я заговорила о том, чтобы поселиться в столице. Конечно, на первых порах без помощи его светлости мне было бы не обойтись, но я постаралась бы поступить куда-нибудь на службу – я знаю несколько иностранных языков и могла бы переводить книги или чью-то личную корреспонденцию. Но его светлость заявил, что об этом не может быть и речи. Он боялся, что я могу чем-то скомпрометировать их семью.
– Но вы могли бы выйти замуж! – воскликнула я.
Мадемуазель Ганьер была красива, неглупа и прекрасно воспитана.
Но она покачала головой:
– О нет, это тоже было невозможно. Я недостаточно знатна и совсем небогата, чтобы мной мог заинтересоваться кто-то, кого его светлость счел бы достойным мужем. Возможно, если бы я влюбилась в кого-то по-настоящему, я могла бы пойти против воли герцога, но...
– Разве вы никогда не были влюблены? – изумилась я.
Наш разговор становился слишком откровенным, и я старалась воспользоваться этим.
– Ну, отчего же? – усмехнулась она. – Была. К чему теперь скрывать? Я была влюблена в Ноэля, но я слишком хорошо понимала разницу в нашем общественном положении. Стоило ли тешить себя пустыми надеждами? И даже если бы он сам питал ко мне какие-то чувства, я никогда не позволила бы себе забыться настолько, чтобы огорчить человека, который меня воспитал. Простите, возможно, это прозвучит слишком грубо, но я говорю это потому, что хочу предостеречь вас от ошибки. Я вижу, что вы на самом деле нравитесь Ноэлю, и он испытывает к вам гораздо больше чувств, чем требуется в таком браке. Но если вы думаете, что ради вас он пойдет против воли отца, то вы ошибаетесь. И чем скорее вы поймете это и смиритесь со своим положением, тем лучше будет для вас. Тогда, хотя бы, вы не будете разочарованы, когда Ноэль поступит именно так, как будет велеть ему его титул и долг перед семьей.
Ни о чём более она уже не расположена была говорить – наверняка, она уже сожалела о своей откровенности, и когда она ушла, я ощущала смешанные чувства – и жалость к ней, и презрение к герцогу, и крохотную надежду на то, что в отношении Ноэля она всё-таки ошибалась.
46.
Доктор из Веланса приехал на следующий день. Камила, проводив его в мои апартаменты, отчаянно выказывала желание быть нам полезной, но я отослала ее.
То, что я собиралась сказать эскулапу, было не предназначено для чужих ушей.
Я пожаловалась ему на бессонницу. И даже если он удивился, что ему пришлось проделать такой путь из-за столь пустяшной причины, то вида не подал – должно быть, ему было не привыкать к странным прихотям знатных дам. Он выслушал меня самым внимательнейшим образом и порекомендовал пить на ночь теплое молоко с капелькой успокаивающей микстуры. А еще посоветовал отправить в путешествие и хотя бы на время сменить интерьеры сурового замка на что-то более приятное. Учитывая, что он наверняка был наслышан о мрачных историях этого места, его совет был весьма здравым.
Он отбыл в столицу в тот же день, и маркиз лично проследил за тем, чтобы он не общался ни с кем из здешних обитателей. Так что и слуги, и гости, несомненно, приписали его визит той же самой причине, что и мою тошноту по утрам.
Ни месье Дюпон, ни Даниэль не почтили меня своим присутствием, но это было бы и неприлично. А вот мадам Томази меня посетила. Она выглядела чуть смущенной, и первые несколько минут разговора оказались несколько неловкими.
– Наверно, я не должна была приходить, – на тонких губах гостьи мелькнула виноватая улыбка, – но мне так хотелось вас поддержать, что я подумала, вы простите мне мою назойливость.
Я заверила ее, что искренне признательна ей за такую заботу.
– Вы можете приходить сюда в любое время, мадам. Вы так много сделали для моего мужа, когда он был ребенком, что это и ваш дом тоже.
– О, вы очень добры, сударыня, – расчувствовалась она. – Я рада, что смогла быть полезной его светлости именно тогда, когда он в этом более всего нуждался. Он ‘был совсем крошкой, когда я впервые приехала в замок Лефевр. Его матушка была уже больна, и я поклялась ей, что стану для него поддержкой и опорой. И я следую этой клятве до сих пор. Правда, однажды, после смерти мужа, у меня возникло малодушное желание оставить замок герцога и вернуться на родину – мое здоровье тогда тоже пошатнулось. Но его светлость тогда больше находился в столице, чем дома, и стоило мне подумать о том, что Ноэль останется совсем один на попечении чужих людей, как я приняла решение остаться. Иногда я думаю, что уделяла собственному сыну куда меньше внимания, чем Ноэлю. Но я не жалею об этом.
Разве не повелевает нам долг заботиться о сиротах. Ведь никакие титулы и богатства не могут заменить отсутствие материнского тепла.
С этим было трудно не согласиться – я знала это как никто другой.
– И когда Ноэль отправился в замок Ренуар, я ни секунды не колебалась и решила ехать вместе с ним. На родине меня давно уже никто не ждал, а здесь я и в самом деле чувствую себя как дома. Возможно, вам кажется странным и даже недопустимым, что я называю его светлость по имени, но, поверьте, он мне как сын.
– Ну, что вы, – возразила я, – разумеется, вы можете звать его по имени. И вы не должны ни перед кем оправдываться.
На сей раз ее улыбка была открытой и широкой.
– Ах, ваша светлость, я всё-таки осмелюсь сказать вам то, ради чего пришла. Много лет назад я привезла сюда из Лефевра целый сундук детских вещей его светлости —мне подумалось, что однажды это может пригодиться. Чепчики, распашонки, пинетки – и шелковые с кружевами, и фланелевые, и вязаные – на любой вкус.
Она смутилась, и я тоже почувствовала, что краснею.
– Благодарю вас, сударыня! – я вложила в голос всю теплоту, которую смогла в себе отыскать.
– О, понимаю, каково вам здесь, ваша светлость, – сочувственно вздохнула она. —Герцога трудно назвать приятным человеком. Всем стало бы проще, если бы он вернулся в свой замок. Я уже привыкла к тому, что свое мнение он почитает выше всех других, но вам, должно быть, с этим трудно смириться. Но он так относится ко всем, кто не облечен громким титулом. Даже мой покойный супруг, который много лет служил его светлости верой и правдой, не раз испытывал на себе его тяжелый нрав. Чего уж говорить про меня и мадемуазель Ганьер? Но я всё равно признательна ему за то, что он позволил нам с Даниэлем остаться в замке Лефевр после того, как в моих услугах как гувернантки уже не нуждались. А Ноэлю я всегда буду благодарна за его внимание к моему сыну – сама я никогда не смогла бы оплатить его обучение в столичном университете.
Пришла Камила с докладом, что ужин подан, и мы вынуждены были закончить разговор. Это был праздничный ужин по случаю именин хозяина замка, и я ужасно нервничала.
Мне было неловко от того, что у меня не было подарка для Ноэля. А еще я знала, что должно было случиться в столовой, а предугадать реакцию герцога на сообщение сына было нетрудно.
По случаю праздника на ужин были приглашены и мадам Томази с сыном, и этот факт тоже не добавил удовольствия его светлости. А потому он был мрачен уже в самом начале трапезы, чем еще больше сковывал Даниэля и его матушку. И несмотря на наши с Ноэлем старания втянуть в беседу всех сидевших за столом, разговор не вязался. Все словно ощущали то напряжение, что витало в воздухе. И потому Ренуар не стал дожидаться окончания ужина.
– Уважаемые дамы и господа, насколько я понимаю, мое сообщение уже ни для кого не станет новостью. И всё-таки я хотел бы сделать заявление, чтобы избежать домыслов и слухов. Моя дражайшая супруга Айрис находится в положении, и хотя наш брак имеет статус временного, я сообщаю вам, что намерен признать ребенка и наделить его всеми теми правами, каковыми обладают дети, рожденные в браках постоянных. Да, я знаю, что для этого потребуется личное одобрение его величества, но не сомневаюсь, что он не откажет мне в этом. Возможно, кому-то из вас мое решение покажется опрометчивым, но уверяю, что я принял его после долгих размышлений. Все вы знаете, что через несколько месяцев его высочество отправляется в экспедицию к Дальним островам, и я, как единственныйпредставитель рода Лефевров, вынужден буду принять в этом участие. И поскольку я не уверен, что за это время сумею обзавестись другим законным наследником, я хотел бы, чтобы мои деньги и титул наследовал этот ребенок.
На сей раз мне некогда было краснеть – я почти не слушала речь Ноэля – я разглядывала лица сидевших за столом людей, пытаясь отыскать на них хоть какие-то признаки их тайных мыслей.
Вот закашлялся месье Дюпон – должно быть, это помогало ему скрыть разочарование и досаду. Вот одобрительно кивнул Даниэль – и я послала ему в ответ благодарный взгляд. Вот распахнулись изумленно глаза мадемуазель Ганьер.
В реакции только одного человека я ничуть не сомневалась, и он меня не разочаровал. Герцог Лефевр поднялся со своего места с таким грозным видом, что мне показалось, он готов был опрокинуть стол.
– Об этом не может быть и речи! – он отшвырнул салфетку, и та, попав в соусницу, разбросала по белоснежной скатерти ярко-оранжевые пятна. – И если ты наберешься наглости, чтобы обратиться с подобной просьбой к его величеству, то знай, что я со своей стороны буду всячески этому противодействовать. Имя Лефевров никогда не перейдет к ребенку, в жилах которого течет темная кровь простолюдинов.
Неужели, герцог в самом деле думал, что кровь купца или крестьянина по цвету и густоте хоть чем-то отличалась от той, что текла в жилах дворян? Если так, то он был куда глупее, чем казался. Но думать об этом сейчас мне было некогда.
Маркиз тоже поднялся, и теперь отец с сыном стояли друг против друга как две грозовые тучи.
– Вот как? – усмехнулся Ноэль. – Ну, что же, ваша светлость, вы не оставляете мне выбора, – и обернулся ко мне. – Айрис, мы немедленно едем в Монтерси! Надеюсь, священник не откажется провести обряд нынче же вечером. Мы сделаем наш временный брак настоящим!
47.
Он стремительно вышел из столовой, и мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
Я понимала, что побудило его поступить именно так, но не могла этого одобрить. И хотя мне было приятно, что он вступился за меня перед отцом, я не сомневалась, что скоро он пожалеет о своей горячности. К тому же, это шло вразрез с тем планом, что предложил месье Тьери.
Я догнала его в середине галереи – как раз напротив портрета Нинон Ландре.
– Постойте, ваша светлость! Давайте поговорим!
Он остановился, развернулся ко мне, но во взгляде его я увидела прежнюю решимость. Он не жалел о сказанных словах.
– Разве вы не слышали, Айрис? Мы едем в Монтерси! Если обряд не может быть совершен вечером, значит, мы останемся в городе до утра. Мы вернемся сюда настоящими мужем и женой, и моему отцу придется с этим смириться. Да-да, я помню о проклятии Лефевров, но полагаю, что теперь, когда мы знаем об убийстве девушки в тайной комнате, под него можно подвести вполне материальную основу.
Не думайте, что я преуменьшаю опасность, которая может грозить вам как моей жене. Ничуть – я осознаю ее и намерен сделать всё, чтобы вас защитить. Я сам увезу вас в столицу. Я сниму вам дом, о котором никто не будет знать. Вы родите мне ребенка, и что бы там ни думал герцог Лефевр, наш сын станет однажды маркизом Ренуаром.
Его слова имели бы смысл, если бы я в самом деле была беременна. Но мы оба знали, что это было не так.
– Довольно, ваша светлость, – я положила свою руку на его. – Не скрою, я польщена тем, сколь многим вы готовы были пожертвовать ради меня. Но это ни к чему. Прошу вас, успокойтесь. Если вы хотите, мы поедем в Монтерси и даже останемся там до утра. Возможно, это позволит вашему отцу осознать, что подобным путем он добьется только вашей ненависти. Но вы не должны ссориться со своей семьей из-за меня. Если мы заключим настоящий брак, вы скоро пожалеете об этом. А мне будет невыносимо осознавать, что я стану вас тяготить.
– Но это не так, Айрис! – выдохнул он. – Никогда и ни с кем мне еще не было так хорошо, как рядом с вами. Я полагал прежде, что в женщине не могут сочетаться красота и острый ум, но рад, что ошибался. А ваша храбрость!
Он смотрел на меня с восхищением, и если в его взгляде и промелькнуло сожаление, то лишь на мгновение. И всё-таки я знала, чем это сожаление было вызвано – моим низким происхождением. И пусть сейчас он готов был смириться с этим, он понимал, что рано или поздно это окажется важным. Я могла разрешить его сомнения одним своим признанием, но сделать это была не готова.
– Благодарю вас, Ноэль, – я чуть споткнулась, называя его по имени, – мне важно было услышать эти слова. Но это не значит, что я готова выйти за вас замуж по-настоящему. И сами вы тоже не готовы к этому браку.
Он хотел возразить, но оба мы вдруг осознали, что в галерее уже не одни – в нескольких шагах от нас застыл неслышно подошедший Барруа. Возможно, герцог послал его за сыном, но наткнувшись на суровый взгляд его светлости, дворецкий не решился произнести ни слова.
– Проводите ее светлость до ее апартаментов! – велел Ноэль и обратился уже ко мне. – Я приду к вам через четверть часа. До тех пор не вздумайте отпускать свою горничную.
Он удалился, не дав мне возможности произнести ни слова.
– Вы поступили правильно, ваша светлость! – сказал Барруа, когда шаги маркиза затихли вдалеке.
Я подняла на него глаза и удивилась его ответному взгляду – в нём едва ли не впервые со времени моего прибытия в замок было что-то похожее на уважение. Я усмехнулась. Это был всего лишь дворецкий, но, как ни странно, я была благодарна ему за этот маленький знак поддержки.
Он довел меня до моих апартаментов, убедился, что Камила там, и ушел. А через несколько минут пришел маркиз, и горничную я отпустила.
– Сегодняшнюю ночь нам лучше провести вместе – покажется странным, если мы не сделаем этого. – Ваша кровать уже, чем моя, но я постараюсь не сильно вас беспокоить. Да, и спешу сообщить вам, что я сделал то, что должен был сделать сегодня во время ужина – я сообщил всем, что через два дня вы уезжаете из замка.
И вы были правы – моя изначальная выходка была совершенно неуместной.
Приношу вам свои извинения.
Он выглядел усталым и грустным – словно попытка протеста против герцога выкачала из него все силы. И мне совсем не хотелось его упрекать.
– Это вы меня простите, – я села на краешек кровати рядом с ним. – У вас сегодня именины, а я ничего вам не подарила.
Он улыбнулся – тоже устало, но тепло.
– Если вы поцелуете меня, Айрис, я буду вполне удовлетворен.
И я сделала ему этот подарок – ничуть не смущаясь и не чувствуя себя виноватой.
В конце концов, мы были женаты, и уж поцеловать-то его я вполне могла.
Всю ночь мы провели на разных сторонах кровати, но под утро, забывшись во сне, Ноэль всё-таки обнял меня. А может быть, он уже и не спал – думать так былоотчего-то приятнее.
Наутро в замок прибыла мадемуазель Лили Вилар – помощница месье Тьери. Но прибыла она не в сундуке и не в коробке, а вполне открыто.
– Месье Тьери посчитал, что так будет куда лучше, – сказала она, когда в моем будуаре мы остались втроем. – Вам может потребоваться моя помощь не только в замке, но и по дороге в столицу, а оказать ее, находясь в сундуке на крыше кареты, будет затруднительно. Но не беспокойтесь – мое прибытие не должно вызвать никаких подозрений. Слуги думают, что я служила вам прежде, и вы пожелали отправиться в Веланс в сопровождении горничной, которой вы можете полностью доверять. Вряд ли кто-то сможет увидеть во мне угрозу.
В этом можно было не сомневаться – мадемуазель Вилар была невысокого роста и худенькой, и право же, я не понимала, как ее присутствие может нам помочь.
Кажется, она прочла мои мысли по моему взгляду, потому что рассмеялась:
– О, ваша светлость, поверьте, я кое-чего стою. Месье Тьери велел передать вам, что за последние несколько недель в окрестностях Монтерси было совершено уже пять нападений на кареты. Он полагает, что здешний убийца может этим воспользоваться. В любом городке можно нанять нескольких бандитов, которые согласятся выполнить заказ за мешочек монет.
Но в этом мы с маркизом с ней не согласились.
– На самом деле, это не так просто, мадемуазель, – сказал Ренуар. – Для этого нужно как минимум съездить в Монтерси. И тот, кто решится на это сегодня, сразу вызовет подозрения.
– Вы правы, ваша светлость, – кивнула мадемуазель, – сделать это незаметно будет трудно. Но преступнику придется на этой пойти, разве не так? Думаю, все уже поняли, что в замке вы не будете отходить от ее светлости ни на шаг, а допустить, чтобы ваша жена уехала в столицу и затерялась там, он не может – иначе всё, что он делал до этого, окажется напрасным. Ему или ей придется рискнуть.
В том, что она оказалась права, мы убедились еще до полудня. Первым в Монтерси отправился месье Дюпон, заявивший, что на днях он отбывает домой и хочет купить в городке подарок для своей невесты. Потом велел закладывать карету и герцог Лефевр.
Я как раз была неподалеку, когда он отдал это распоряжение.
– Нам тоже пора возвращаться в Лефевр, – зачем-то пояснил он, хотя я ни о чём его не спрашивала. – А до отъезда мне нужно навестить старых друзей.
– Мадемуазель Ганьер поедет с вами? – уточнила я.
Он подтвердил:
– Да, она заказывала в лавке какие-то романы, которые уже должны были привезти ‘из столицы. А у Барруа как раз будет время, чтобы заплатить в Ратуше налог, – он покосился на сына, который разговаривал с дворецким в другом конце гостиной, и убедившись, что тот не мог нас слышать, добавил: – Вы – умная женщина, сударыня. Поверьте – если бы вам повезло родиться в знатной семье, я не мог бы пожелать лучшей невестки.
Наверно, это стоило рассматривать как комплимент. Должно быть, Барруа передал ему содержание нашего с Ноэлем разговора в галерее.
Я надеялась, что хотя бы Даниэль и мадам Томази останутся в этот день в замке, но нет – они тоже собрались в Монтерси. Вернее, они ехали не в сам Монтерси, а всего лишь через него.
Каринн Томази зашла ко мне, чтобы извиниться.
– Простите, ваша светлость, что покидаем вас уже сегодня. Даниэлю давно уже следовало вернуться в университет и приступить к учебе. Я же отправляюсь в Аружан на несколько дней – там живет моя подруга, с которой в юности мы учились в одном пансионе, – она протянула мне корзинку, которую до того держала в руках.
– Я уже говорила вам, ваша светлость, что детская одежда вашего мужа находится здесь, в замке. Я отобрала из нее самое лучшее.
Она приподняла кружевную накидку, что прикрывала корзинку, и я увидела восхитительные кружевные распашонки – такие крошечные и красивые, что, невозможно было не умилиться.
– Благодарю вас, сударыня! – воскликнула я.
– О, не за что! Я подумала, что, может быть, вам будет приятно взять эти вещи с собой в столицу. Я не знала Ноэля в то время, когда он еще лежал в колыбельке —впервые я увидела его, когда ему было пять лет. Это было ровно четверть века назад. Столько времени прошло, но я помню тот день, словно он был только вчера.
У него тоже были именины – он был маленьким, но уже очень рассудительным. Я полагала, что такому малышу еще рано было иметь гувернантку, но его матушка заверила меня, что он уже умеет читать и писать. Герцогиня была очень любящей матерью, и так жаль, что его светлость рано ее лишился. Но, простите, я совсем вас заговорила. А ведь я зашла всего лишь пожелать вам доброго пути до столицы.
Его светлость сказал, что вы останетесь в Велансе до самых родов, и я вполне понимаю его беспокойство за вас – здесь, в Ренуаре, столько всего случилось, что вам, должно быть, неприятно это место. Но я надеюсь, что однажды вы вернетесь, сюда – уже вместе с малышом.
Я невольно растрогалась, и мы обнялись. А несколькими минутами спустя мне нанес визит и Даниэль.
– Прошу вас, ваша светлость, берегите себя! – он произнес это с несколько большим пылом, чем требовалось, и покраснел. – Вы слишком умны, чтобы тешить себя иллюзиями, да вы и не нуждаетесь в моих советах, но всё-таки я скажу —поступайте так, как подскажут вам разум и сердце, и не обращайте внимания на желания и чаяния других людей – и прежде всего, герцога Лефевра. И пообещайте – если вдруг вам когда-нибудь потребуется помощь, вы вспомните обо мне!
После таких слов разве было странно, что я позволила ему поцеловать мою руку?
Я считала его своим другом – едва ли не единственным. И я отчаянно надеялась на то, что тот преступник, которого мы пытались отыскать – это не он.
