Текст книги "Меняющие Суть"

Автор книги: Ольга Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

На этот раз рык Намо был громким и раскатистым. Он не был Хозяином стаи, и в обычном случае не ему было определять наказание для оборотня, предавшего их. Но Занила своими словами только что подарила ему это право! Среди погибших сегодня утром был Гурат – оборотень из семьи Намо, и теперь он сполна воспользуется предложением Кай'я Лэ! Вот только Лука словно не слышал этого рыка, или будто ему не было никакого дела до того наказания, что изобретет для него оборотень.

– Маги не прошли в Махейн? – тихо проговорил он, и в его глазах цвета весеннего льда вновь полыхнул страх. Только теперь уже совсем по другой причине. Кай'я Лэ закусила губу, с трудом сдерживая смех, раскаленным песком рвущийся из ее горла, сумасшедший звериный хохот, в который от одного такого нелепого вопроса внезапно помимо ее воли воплотилась вся боль и вся ненависть сегодняшнего утра! Она качнула головой:

– Нет, Лука. Маги никогда и не собирались идти в Махейн. Все, что они хотели, они нашли и здесь. А точнее – всех, кого хотели. Натара, Тонк, Гурат, Ливард, Зей... Достаточно? Или мне продолжить перечислять? Всем им не повезло оказаться в доме сегодня утром! – смех, душивший ее, все-таки вырвался наружу криком. Лука тряс головой. Не прося ее замолчать – просто отказываясь верить в реальность тех имен, что Хозяйка бросала ему в лицо. И тогда Занила продолжила говорить, на самом деле уже воплощая в реальность то наказание, что она несколькими минутами раньше определила для него. – Маги не стали бы нападать на северомахейнские земли стаи просто потому, что там была я, а вместе со мной то, что сильнее их магии, с чем им никогда не справиться – Сила Леса! К нам она вернулась лишь недавно, но маги помнят, каково им было сражаться против нее в Йат Сваргуэ! – Занила остановилась на секунду, переводя дыхание. Она не сомневалась, что оборотни, слыша сейчас ее слова, вспоминают о том же, о чем и она сама, когда произносила их: о древней летописи какого-то мага, что прошлой зимой они нашли в своем храме. И Ледь, и Намо, и даже сам Лука читали ее. И сейчас строчки неизвестного летописца наверняка вновь всплывали у них перед глазами: те схватки, в которых среди оборотней был Хозяин стаи и Сила Леса, что неизменно следовала за ним, всегда оканчивались для магов сокрушительным поражением. И лишь, разделяя оборотней и нападая туда, где Хозяин просто не мог быть, маги обеспечивали себе победу! – Да и здесь, в Догате, маги не собирались устраивать решительное сражение, – заговорила вновь Занила. – Иначе послали бы не полдюжины своих бойцов, а намного больше! Они просто хотели проверить свои силы и еще кое о чем напомнить мне... – она вдруг задохнулась, словно была не в состоянии произнести больше не слова. Потом перевела взгляд на Ледя, словно только он мог понять то, о чем она говорит сейчас. Или словно надеялась, что он все уже понял, и ей не придется произносить это вслух. Она судорожно глотнула воздуха, переводя дыхание, и заставила себя продолжить. – Все, что маги сделали этим утром, было всего лишь посланием для меня. Напоминанием о том, что однажды им уже удалось со мной справиться. И то, что они сделали с Лукой, закрыв его внутри сети посреди обращения, – это тоже было всего лишь посланием мне. Более чем понятным посланием, – Занила замолчала, словно речь, не такая уж длинная на самом деле, выжала из нее все силы. Она отвернулась и шагнула прочь. Она сказала и сделала все, что была в состоянии... И больше всего на свете сейчас она хотела уже закончить этот разговор. Все, о чем она могла думать, – это подняться вверх по лестнице, скрыться во внутренних покоях дома, уже почти полностью задрапированных снежно-белой траурной тканью. Она сделала и сказала уже все, что должна была, и она не сомневалась, что Ледь и Намо дальше сумеют справиться и без нее. А она наконец-то может пойти туда, где в одной из спален, завернутое в драгоценную твердую от золотых нитей парчу лежит тело Натары. Она сказала и сделала уже достаточно, чтобы заслужить право хотя бы попрощаться с ней!

– Право верности! – вот только Лука, похоже, считал по-другому. Занила замерла, ожидая, пока он продолжит, объяснит ей смысл своего странного выкрика. А оборотень просто повторил. – Я обращаюсь к своему праву верности, Хозяйка, – и только его голос дрогнул, сорвавшись на последнем слове. Занила медленно повернулась к Луке. Она по-прежнему не понимала, о чем он говорит, но одно она знала точно: здесь и сейчас он больше не имеет право ничего требовать! И еще одного он тоже уже лишился:

– Ты больше не можешь называть меня так! – проговорила она. Несколькими минутами раньше она кричала об этом, срывая голос, заливая внутренний дворик потоком раскаленной энергии, но сейчас ее эмоций для этого было уже не достаточно.

– Он может, Занила!

Кай'я Лэ повернулась в сторону Намо, произнесшего эти слова, надеясь, что хотя бы он объяснит ей, что здесь происходит, но на этот раз Ледь опередил его.

– Клятва крови не может быть разорвана, – произнес он. – Даже если одна сторона нарушает ее, это не освобождает вторую сторону от выполнения своих обязательств! Ты все еще его Кай'я Лэ, Занила!

Не давая ей времени ничего ответить, никак отреагировать на эти слова, Лука шагнул вперед, вплотную подходя к ней.

– И я обращаюсь к праву, что еще принадлежит мне, – к праву верности. Праву получить смерть от твоей руки! – оборотень замолчал, и никто больше не произнес ни слова. Занила не стала оглядываться ни на Ледя, ни на Намо. Она и так по одному их неподвижному напряженному молчанию поняла, что все, что сказал Лука, правда! Он, предавший стаю, нарушивший свою клятву, по-прежнему продолжал иметь право на все, что обещала ему она. И, конечно же, право на смерть от руки Хозяина – древний ритуал, возникший среди тех, кто мог жить столетиями и для кого слово «старость» оставалось лишь пустым звуком. Возможность по собственной воле перешагнуть Черту... Интересно, часто ли его использовали так: чтобы уйти от уже вынесенного приговора, обещавшего нечто гораздо более страшное, чем просто смерть?!

Занила подняла глаза, встречаясь со взглядом Луки, и тут же мгновенно пожалела о своей последней мысли. В его глазах не было страха! Ни перед наказанием, что мог бы изобрести для него Намо и другие оборотни, потерявшие близких по его вине, ни перед ждавшей его впереди смертью, ни даже перед самой Кай'я Лэ... Зрачки оборотня были до предела расширены, словно в залитом солнцем маленьком дворике вдруг стало темно, или просто он не видел больше ничего из того, что его окружало, словно весь мир уже перестал существовать...

– Убей меня, Хозяйка! – повторил он. – Чего ты ждешь? Если тебе сложно, просто повтори еще раз все те имена – назови, вспомни всех, кого я убил!.. – он замолчал так резко, словно мгновенно пожалел, что позволил себе сказать слишком много. Но Занила и не слушала его. Она смотрела в глаза оборотня, замершего перед ней. И от взгляда этих светло-голубых глаз она вновь почувствовала дрожь. Просто Занила опять узнала его. Нет, на нее так не смотрели... Но она, кажется, знала, что именно так не раз смотрела она сама – так смотрит чудовище, только что узнавшее собственную суть! И не имеет значения, что решения, однажды принятого, уже не отменить и не свернуть с уже пройденного и оставшегося позади пути! Там, на самом дне глаз, темными рыбами плавала боль... И в этом мире Боги придумали только один способ справиться с ней. И Лука уже вспомнил о нем.

Занила закусила губу, не зная, удается ли ей продолжать хотя бы внешне казаться спокойной. Как же она ошиблась! Как она могла предположить, что Лука, запутавшись в своем страхе, станет жертвой для нее – тем, на кого можно охотиться?! Оборотень ее стаи!.. Он вдруг подошел еще на полшага ближе к ней и, остановившись, слегка запрокинул голову, словно подставляя обнаженную беззащитную шею под удар Кай'я Лэ. Может быть, он ждал, что она сейчас сменит облик и вонзит клыки в его горло, или просто ударит мечом или кинжалом... Если бы у него самого был клинок, он уже протянул бы его ей! Но оружия у Луки не было... А Занила вдруг вспомнила, как шесть месяцев назад вот так же, ударом кинжала в шею, оборвала жизнь оружейника Веремира – человека, предавшего ее стаю. Неужели снова?!.. Почему тот образ полугодичной давности упорно вновь и вновь встает перед ее глазами? Словно судьба возвращает ее назад. Желая преподать ей какой-то урок? Чему-то научить ее? Заставить понять? Что?!.. Кажется, сейчас за ответ на этот вопрос Занила, не задумываясь, отдала бы половину своей бесконечно длинной жизни!

* * *

Белоснежный ганах, сорванный с волос, отлетел в сторону. Тонкая шелковая ткань, крылом бабочки выгнувшись в воздухе, бесшумно опустилась на пестрый ройшский ковер. Этот ковер на полу – единственное яркое пятно в комнате. Все остальное: мебель, шторы – снежно-белые – цвет глубокого траура, зимой посреди осени опустившегося на дом. Занила не видела ни сияния белого шелка (за два дня успела привыкнуть к нему), ни вызывающе неуместной пестрой шерсти роскошного ковра под ногами. Даже когда упала на него, все равно не увидела... Как не услышала и гулкого хлопка тяжелой деревянной двери, закрывшейся за спиной, отделившей ее от остального дома. Тонкие пальцы вцепились в густой ворс ковра, зарываясь в него, словно пытаясь согреться. В этой комнате она была одна, никто не смел тревожить Кай'я Лэ в ее личных покоях. И даже для знатных салевцев, второй день подряд наводнявших дом боярыни Занилы, вход сюда был закрыт. Кай'я Лэ выпустила из пальцев ковер, только чтобы сжать руками виски. У стаи, единственным истинным Богом которой был Лес, не было каких-то особых погребальных традиций, и тела оборотней могли быть преданы огню еще два дня назад, вечером того же дня, когда они погибли. Но Натара, целый год замещавшая Занилу в Торговом Совете Салевы, была слишком известна в городе, и теперь каждый из тех, кто был или хотя бы числил себя среди ее знакомых, считал необходимым непременно попрощаться с ней, а заодно выразить свое почтение и самой боярыне. На два дня дом оборотней превратился в особняк знатной горожанки, и траурную церемонию пришлось устроить с соблюдением всех салевских традиций: с очагом, благовониями, песком и ритуальным угощением. И с обязательным присутствием в течение всех двух дней самой Занилы.

Кай'я Лэ прикрыла глаза, чувствуя, как все ее тело гудит от предельного напряжения этих двух дней, даже теперь не желающего ее отпускать. Два дня мелькания человеческих лиц, притворного сочувствия в равнодушных глазах, пустых до приторности слов... Оборотням и так не просто притворяться людьми, а особенно ей и особенно теперь, когда боль и ярость сжигают душу, когда сила готова в любую секунду выплеснуться смертоносным вихрем, вырвавшись из-под контроля, и лишь силой воли удается пока сдерживать ее, а единственное, о чем получается думать, – это месть древним врагам, вновь напавшим без объявления войны и не на Кай'я Лэ, а на тех, кого она не смогла, просто не успела, защитить! Занила знала, что надолго запомнит эти два дня – два дня ответных вежливых слов вместо задавленного в груди рыка. И хорошо, что под белоснежным ганахом можно спрятать лицо... Слишком много людей. Слишком долгие два дня.

Кончились. Вместе с ревом пламени погребального костра, взметнувшимся в черное ночное салевское небо.

По ниточке – по реке.

По ниточке – по судьбе...

Кай'я Лэ вскинула голову, напряженно прислушиваясь. Человеческий голос, выводивший неспешную песню, долетел в комнату через распахнутое окно из внутреннего дворика. Все эти дни в нем, как и предписывалось очередной традицией, сменяя друг друга, но ни на минуту не замолкая, тянули свои песни плакальщицы. Им всем заплатили еще на закате, когда закрылись кованые ворота за последним из знатных гостей. Но одна, значит, еще здесь, не ушла... В темноте, опустившейся на дом, отчетливо были слышны тихие вздохи струн, и такой же тихий, но удивительно отчетливый голос неизвестной певицы, тянущий, роняющий в пустоту слова, одно за другим, нанизывающий строчки, сплетающий рифмы... Такие простые! И мелодия... Сколько же веков этой песне? Сколько же раз, в скольких домах, на скольких погребальных церемониях она была повторена?..

Раз весна пришла, знать зима долой!

Хороводом лиц свадьба – пир хмельной.

Все желали нам год за годом жить,

Счастье чаркой пить, да детей растить!

А потом был дом, да за речкой луг.

На двоих постель, ни души вокруг...

Только счастье ведь как сирень цветет:

Лишь коснись ее – мигом опадет!

Так случилось вдруг в тот вечерний час.

Стук копыт тогда потревожил нас.

Кай'я Лэ не слышала ни строчки. Она прижала ладони к лицу, словно пыталась заставить себя перестать видеть снова и снова вздымающиеся в черное небо ярко-рыжие лепестки пламени. Занила сама разожгла этот костер, прикоснулась факелом к аккуратно сложенной поленнице в человеческий рост высотой, на самом верху которой все также в негнущейся от золота парче лежало тело Натары. Дрова были щедро политы маслом, и пламя вспыхнуло стремительно, обдав жаром руки и лицо Занилы. Но она даже не подумала отстраниться, словно не чувствуя его. Так и стояла, пока кто-то из оборотней – она даже не заметила кто – не заставил ее отступить.

За дверьми гонец, его в мыле конь.

«Меня князь послал», – так сказал нам он.

Свиток с сургучом протянул вперед.

Мужа моего к себе князь зовет.

Буря летняя, страшная гроза...

То на земли к нам вдруг война пришла!

Вот и князь теперь собирает рать,

На пути врага чтобы грудью встать.

Так сказал гонец да умчался вдаль,

Только счастье ведь он с собой забрал!

Ночь та темная коротка была.

А рассвет настал – провожать пошла.

А огонь пожирал дрова. Сначала облизывал их, словно пробуя на вкус, прикасался к ним тонкими цепкими пальчиками, а потом, словно решив, что эта еда ему вполне по нраву, с бешеным ревом набрасывался, вгрызался... И уже не вырвать добычу из его жадной пасти! Она принадлежит ему по праву: смолистое дерево и то, что на нем, в негнущейся золотой парче...

На околицу с милым вышла я.

"Ты не плачь, – сказал. – Ты дождись меня!

Мой клинок остер и верна рука.

А разлука нам будет коротка!

Осень не успеет листвы позолотить,

Я вернусь домой – будем дальше жить.

Слез не лей, жена, много не горюй..."

В губы сладкие крепок поцелуй...

Время вышло. Конь копытом бьет.

На войну тот конь седока зовет.

Оглянулся он, да вскочил в седло.

Шпоры в бок коню – только пыль столбом.

А потом был еще один костер. Поленница такой же высоты, только тело на ее вершине маленькое. Как еще одно напоминание о том, кого именно они этой ночью предают огню. Как будто хоть кто-то из стаи мог забыть!.. А пламени было все равно. Оно ревело точно также. И искры ядовитыми светляками вгрызались в черный бархат неба. Оборотням, окружившим костер, ослепленным близким пламенем, даже звезды на нем были не видны, словно огонь добрался и туда, сжег их дотла, потому что на земле ему было мало пищи!

Так осталась я у ворот стоять,

На закат смотреть, да о нем скучать.

Вспоминать слова, что сказал мне он.

Лишь бы с губ моих не сорвался стон...

Ох, по ниточке – по реке.

Да по ниточке – по тропе.

По ниточке – по волосу.

По ниточке – по голосу.

Сквозь сырой туман.

Сквозь густой бурьян.

Я приду к тебе.

Ты дождись меня!..

А потом поленницы рухнули, сложившись с протяжным стоном. На несколько минут пламя взметнулось еще выше, разгораясь еще ярче, но никто не собирался его больше кормить. Этой ночью оно уже получило свою добычу. И только угли, ярко-алые, словно кровь, еще долго мерцали в темноте – будто глаза, следящие за оборотнями, напряженно смотрящие им вслед, когда стая отвернулась от них, чтобы уйти в дом.

Время быстрое речкой вдаль бежит.

Имя милого на устах дрожит.

Вот и лето уж на лугах цветет.

Лишь грозой вдали все война идет.

День за днем спешит – за зарей закат.

Только милого я все жду назад.

Зеленей трава, ярче маков цвет.

Никаких вестей от него лишь нет!

А однажды я вышла за порог.

Словно померещилось, кто меня зовет.

Ритуальная зала в самой глубине дома была уже готова, та самая, где год назад Занила принимала клятву крови. Она не использовалась с того времени, и вот теперь понадобилась вновь. Лука ждал Кай'я Лэ там. Он стоял возле каменного алтаря. Он не был связан, и никто из оборотней не держал его. Он сам выбрал свою судьбы, призвав право верности, и не ему теперь отказываться от нее. И костры, унесшие свободные отныне души в небо, он тоже видел.

Пригляделась вдаль да и обмерла,

Как узнала я серого коня.

На спине коня странный груз везут.

Самого его в поводу ведут.

Подошли ко мне, только прячут взгляд.

Догадалась я, когда так гладят!..

Я метнулась к ним сверток развернуть.

На того, кто в нем, я должна взглянуть.

Я по имени его стала звать.

Как же милого мне и не узнать?..

Занила подошла к Луке. Она была безоружна. Своего врага она бы заколола клинком, или когтями и клыками выпустила его кровь, но оборотню своей стаи она могла подарить только одну смерть. Ее руки легли на плечи Луки, притягивая его к себе, обнимая. Кожа оборотня казалась почти горячей, но Кай'я Лэ не позволила себе почувствовать это, опустившись на другой уровень реальности. Здесь она видела только его кружево, полное энергии, излучающее свое собственное тепло, прикасающееся к силе в ее нитях.

Только ведь ему не воскреснуть вдруг.

Не услышать мне больше сердца стук.

Холодней, чем он, не бывает лед.

А из раны уж и кровь не идет.

Небо стылое в голубых глазах.

Тело сильное нынче только прах.

Солнце яркое в темных волосах.

Сказки дивные сложат не про нас...

Метко бил тот враг. Хороша стрела.

Верный меч не спас – прямо в грудь вошла.

И не было больше времени. И сомнений она тоже не могла себе позволить. Не Хозяйка стаи... Кай'я Лэ раскрыла кружево. Сила Леса, все эти дни только усилием воли сдерживаемая в нем, хлестнула наружу. Но Занила не дала ей растечься далеко – только до нитей оборотня, замершего под ее руками. Лука не сопротивлялся ей. Да он бы и не смог... Сила Леса затопила его тело, смешавшись с энергией в его кружеве. И тогда Занила потянула ее назад, забирая всю, до последней капли, еще крепче сжимая в своих объятиях тело оборотня, словно просто не могла его отпустить, позволить рухнуть на пол! Как не могла она отойти от объятой пламенем поленницы... И снова кому-то из оборотней пришлось до боли стиснуть ее плечо, заставляя разжать руки, вспомнить, что под ними уже ничего нет – лишь безжизненное тело, еще теплое... Опустившееся на пол возле алтаря!

Как стояла я – так упала в пыль.

Счастье – сказка ведь, только смерть – лишь быль.

Ветер в небо рвись в крыльях лебедей!

Ветер в голос вой – боль мою развей!

Душа милого дымом за Черту.

Не надеюсь я больше и не жду...

На другой рассвет тихий дождик шел -

Небо плакало за меня о нем.

Ветка к веточке – до небес костер.

Для тебя тот путь, да и мне с тобой!

Время вышло все, и идти пора...

Все, что нужно мне, – вспомнить те слова...

Те имена...

Натара... Пламя, пожирающее ее тело, искры, уносящие за Черту ее душу. А Кай'я Лэ казалось, что она по-прежнему слышит ее голос, зовущий отправиться в Догату вместе. Зей... Он так вырос за то время, что Занила не видела его, что она его почти не узнала. И все равно отрез парчи оказался для него слишком большим. Тонк... Он изъездил с караванами весь материк, он мог рассказывать о своих странствиях, наверное, бесконечно, но каждый раз, когда в комнату входила Натара, он поворачивался к ней и уже не отпускал ее взглядом. Гурат... Всю прошлую зиму он был вместе с Кай'я Лэ. Все снежные месяцы – все Вольные княжества. И его клятву она помнит до последнего слова. Лука... Светло-голубые глаза, смотрящие только на нее. Не отвернуться и не отпустить. И не разжать объятий. Право верности. Право на смерть от руки Хозяина... И не отказать.

Так много боли. Такая разная... Одна! Вся ее. И не разделить!..

По ниточке – по волосу.

По ниточке – по голосу.

По ниточке по судьбе.

К любимому – к тебе.

Сквозь сырой туман.

Сквозь густой бурьян.

За тобой пойду.

Подожди меня!..

Занила метнулась с ковра, одним слитным звериным движением вскочив на ноги, бросилась к окну, срывая белоснежную паутину штор, запутываясь в ней, закричала, перегнувшись через резной деревянный подоконник:

– Хватит! Замолчи! – голос темной птицей взвился над домом. – Кто-нибудь велите ей замолчать!

Струны испуганно взвизгнули, сорвавшись с пальцев, и во внутреннем дворике повисла гулкая, до предела наполненная напряжением тишина. А Занила все также стояла, свесившись из окна, вцепившись в резные распахнутые настежь створки, не в силах разжать сведенных судорогой пальцев. По ее телу, от затылка вниз через позвоночник, одна за другой пробегали волны крупной почти болезненной дрожи. Сила рвалась из ее кружева, и Кай'я Лэ было все труднее сдерживать ее. Саму себя сдерживать... Она не услышала, как распахнулась и вновь захлопнулась дверь за ее спиной, только чьи-то сильные горячие руки вдруг сжали ее плечи, заставляя ее отстраниться от окна.

– Тише! Уже все... – Ледь прижал ее к груди, и его шепот прозвучал над самым ее ухом, горячее дыхание обжигало кожу. – Ее уже увели. Больше никаких людей в доме. Тише... – Занила глухо застонала, пытаясь высвободиться из его объятий, сама не зная, куда и зачем она рвется, но Ледь, словно все зная гораздо лучше ее самой, держал крепко, продолжая сжимать ее руки чуть выше запястий, прижимая их к груди. – Тише, – в третий раз повторил он, и теперь Занила, кажется, его услышала. Ледь почувствовал, как дрожь, сотрясавшая ее тело, стихла, и осторожно разжал объятия, не отпуская ее до конца, лишь позволяя повернуться к себе лицом. Ее глаза, серебристо-серое пламя, мерцающее в полутьме комнаты сквозь паутину спутанных волос, смотрели теперь прямо на него. – В твоем каркасе слишком много силы, – проговорил он внезапно охрипшим голосом. От взгляда этих глаз – охрипшим. – Тебе сложно справиться с ней, она вырывается из-под твоего контроля. Тебе нужно сейчас сменить облик – ты сразу почувствуешь себя лучше.

Словно в подтверждение его слов кожа девушки под его руками стала вдруг невыносимо, почти до боли, горячей, словно под его руками вздыбились колючие иголочки Силы, вновь вырвавшейся на свободу. И, прежде чем Ледь успел еще хоть что-то сказать, Занила качнулась назад, мягко, но решительно высвобождаясь из его рук. Значит, на этот раз Сила не вышла из-под ее контроля, она сама выпустила ее!.. Занила шагнула прочь и, обогнув оборотня, прошлась по комнате, от одного угла до другого. В спальне не горело ни одного светильника, но даже в этой, почти абсолютной мгле, острое зрение высшего оборотня позволяло Ледю различить ее силуэт, мечущийся из стороны в сторону. И воздух вновь начал густеть и накаляться от наполнявшей его энергии. Словно предупреждение каждому оборотню, посмевшему приблизиться к Кай'я Лэ: не подходи, не сейчас, не время! Физическое воплощение эмоций, сжигающих изнутри душу девушки с глазами цвета серого пламени, ни на секунду не позволяющей себе забыть, что она Хозяйка Леса и Хозяйка стаи!

Ледь метнулся в сторону, собираясь вновь схватить ее, хорошенько встряхнуть – хотя бы так заставить ответить ему... Но внезапно замер в центре комнаты. Вместо того чтобы требовать ответа от нее, он еще раз мысленно повторил свои собственные слова, ведь именно вслед за его последней фразой сила и вспыхнула вновь! Что же он сказал Заниле?.. Предложил ей сменить облик. Что может быть безобиднее этой просьбы в разговоре двух высших оборотней?.. А в следующую секунду понимание накрыло его, заставив остановиться посреди комнаты. Ледь повернулся в сторону Занилы, в очередной раз пересекавшей спальню по диагонали.

– Когда ты в последний раз меняла облик? – проговорил он. Кай'я Лэ остановилась. Не повернулась к нему, только стихло еле слышное шуршание слишком длинного шелкового байне по ковру. И одна эта наступившая вдруг абсолютная тишина, наверное, уже была ответом. Но Ледь заставил себя продолжить: иногда не достаточно просто знать. Нужно произнести вслух, проговаривая слово за словом, или хотя бы услышать, как кто-то другой делает это. – Ты ни разу не меняла облик с тех пор, как вернулась от магов. Не так ли?

– Ни разу с ночи летнего солнцеворота, – Занила откликнулась, поправляя его, почти сразу, вот только ее голос был тише шелеста шелковой ткани. А Ледь вдруг невольно задумался: почему она ответила ему. Потому что хотела, чтобы он знал? Или потому, что иначе ее ложь он бы все равно почувствовал?! Оборотень качнул головой, словно отказываясь верить даже в собственные мысли, не говоря уж о словах.

– Это из-за того, что тогда произошло? Из-за ловушки, в которую ты попала? – Ледь знал, что то, что он произносит сейчас, причиняет Заниле почти физическую боль: струна связи между ними натянулась до предела, но он все равно заставил себя продолжить. – Ты поэтому сказала, что та же самая ловушка, в которую маги загнали Луку, была всего лишь посланием для тебя?

– Я уже все сказала! – голос Занилы, в котором на этот раз послышался глухой рык, заполнил комнату. Еще не ярость, но ровно на один шаг ближе к ней. – О чем еще мне тебе рассказать? О том, что каждый раз, когда я только собираюсь сменить облик, в моей голове невольно всплывают воспоминания о той ночи, о том, как мое тело растворяется в пустоте. Не просто выходит из-под моего контроля, а полностью исчезает! И с этим ничего – слышишь меня? – ничего невозможно сделать! – Кай'я Лэ замолчала. Ледь слышал в темноте комнаты ее прерывистое сорванное дыхание, видел, что она стоит, обхватив себя руками за плечи. Так и не повернувшись к нему... Он осторожно подошел к Заниле. Она не сделала попытки отстраниться. Наверное, теперь она позволила бы ему вновь обнять себя, но Ледь сам не стал делать этого. Потоки силы вокруг них, сочащиеся из их кружев, уже давно переплелись, непрерывно ласкаясь друг к другу. Все, что Ледь разрешил себе сделать, остановившись за ее спиной, – осторожно прикоснулся к ее руке, чуть выше локтя. На этот раз кожа под его пальцами была ледяной, будто энергия, бушевавшая вокруг, забрала с собой из ее тела все тепло.

– Тебе больше ничего не нужно объяснять, – прошептал он. – Я все знаю, – его пальцы чуть сжались на ее руке. – Но и ты должна знать, что здесь и сейчас тебе ничего не угрожает. Маги далеко, они ничего не могут сделать тебе. И, пока не началась новая схватка, пока я еще в состоянии сделать это, я не подпущу их к тебе! – кожа девушки под его пальцами медленно согревалась, словно ее тело отвечало, отзывалось теплом на его тепло. – Ты доверяешь мне? – к последнему слову голос Ледя совсем понизился, став почти неслышным шепотом. Но не для высшего оборотня, к которой он обращался. Ледь знал, что Занила услышала все. Интонации в его голосе были тщательно просчитаны так же, как и сами слова. Он должен был убедить ее сменить облик: здесь и сейчас, пока ей действительно не угрожает никакой опасности, пока он сможет контролировать ее обращение. Она не должна и дальше жить так: с постоянным страхом перед неизвестной опасностью и перед самой собой! И дело здесь даже не в том, что она Кай'я Лэ стаи, а просто в том, что она оборотень, и когда-то именно он провел ее через инициацию, подарив ей второй облик, силу и почти вечную жизнь! А потом не смог быть вместе с ней во время первого обращения, позволив ей сорваться в безумие кровавой охоты... Ледь не знал, почему он вдруг вспомнил об этом. Даже если он будет с ней сейчас, когда она научится оборачиваться вновь, это вряд ли искупит ту его ошибку. Нет, дело здесь было в другом: он просто хотел знать, насколько она ему доверяет!

– А почему ты доверяешь мне? – и вновь вспышка энергии совпала с тем, как Занила отстранилась. Только на этот раз она не принялась вновь мерить шагами комнату, а так и осталась стоять, глядя в глаза Ледю, сжигая его бушующим в ее собственных глазах серебряным пламенем. – Я только что убила оборотня твоей стаи! На твоих глазах убила... – она подняла перед собой руки, повернув их ладонями вверх, словно на них действительно могла остаться кровь Луки. – Я убила твоего отца! Как ты после этого можешь доверять мне?! Я мстила ему, я охотилась на него, я стала оборотнем только ради того, чтобы сразиться с ним... Я ведь рассказала тебе все. Почему же ты по-прежнему не заговариваешь об этом, как будто ничего и не произошло?! Или как будто это не имеет для тебя совсем никакого значения! – она наконец-то отвернулась от Ледя, отступив на два шага, скользнула рукой по губам, словно собиралась заставить себя замолчать. Но не стала... Наверное, сегодня такая ночь, когда нужно говорить всю правду до конца. И просто нельзя иначе. – Ты не мог забыть об этом. Тот наш разговор в ночь летнего солнцеворота... Ты не мог не поверить мне. Ты же, как и я, чувствуешь ложь... – ее голос оборвался, будто умерев в густой предрассветной тишине. Ледь каким-то звериным чутьем, может быть тем самым, что ощущало связь крови между ними, почувствовал, что Занила сказала отнюдь не все, что хотела, что мучило ее все это время. У нее словно больше просто не было слов... Или сил произносить их вслух. И тогда вместо нее заговорил он сам.

– Я простил тебе убийство моего отца, – произнес он, и ему показалось, что при звуке его голоса плечи девушки, стоящей всего в паре шагов от него, едва заметно дрогнули. – Почему ты никак не можешь поверить, что я в состоянии простить, и из-за чего ты сделала это?..

И снова в темной комнате стало тихо. Ледю вдруг нестерпимо захотелось развести огонь в очаге. Ему не было холодно, просто тогда хотя бы живое пламя нарушало эту тишину, с треском пожирая дерево... Совсем так же, как в погребальных кострах всего пару часов назад! О да, кажется, Ледь понял, почему Занила предпочла темноту.

– Может быть, все дело в том, – тишина вздрогнула, вновь потревоженная ее голосом, – что я сама слишком многого не могу себе простить...

Ледь почувствовал, как от бури эмоций, взвившейся в его душе, но бессильной найти для себя выход, невольно сжимаются кулаки. Эта ночь ни для кого не была простой, но, кажется, он сам уже действительно подошел к своему пределу!

– Ты говорила мне, что ни о чем не жалеешь! – Ледь ощутил, как энергия новой приливной волной вздымается вокруг них. И на этот раз, кажется, именно он не сумел сдержать собственную силу. Занила обернулась к нему одним резким движением, взметнув вокруг себя складки белоснежного шелка, заставив их сухими крыльями бабочек вспорхнуть в воздух.