Текст книги "Колыбельная для эльфа"

Автор книги: Ольга Хрипина-Головня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 14

– Та-ак, – первым пришел в себя Мориан. – Ты просто гулял по лесу и случайно наткнулся на нашу дружную компанию?

Амарисуна уставилась на изящные руки мужчины, совершенно некстати приковавшие ее внимание. Суна питала слабость к тонким красивым пальцам. Пальцы эмъена были безупречны.

– А ты бы в это поверил? – мужчина белозубо улыбнулся. – Нет, не случайно. Я прошу у вас защиты и помощи.

Амарисуна вздрогнула. Вот как дело повернулось? Мужчина обратился к древнему негласному правилу эльфов: каждый, попросивший помощи и защиты может рассчитывать на поддержку и неприкосновенность. Так же негласно, просивший этой просьбой давал клятву не причинять зла помогающим, но значит ли это что-нибудь для эмъена Амарисуна судить не могла.

Эмъен между тем как-то совсем нехорошо побледнел. Суна ощутила покалывание в ладонях. Ранен что ли? На первый взгляд – нет.

– Поклянись, что не желаешь нам зла, – подала севший голос Амарисуна.

– Клянусь, – охотно отозвался эмъен, и от его бархатного баритона у Целительницы защекотало под ложечкой.

Мориан покачал головой.

– Нет. Клянись правящим родом ан Шетдва, который для вас – свят.

– Ну, допустим для тех, кто не сражался – наоборот, проклят, – возразил эмъен.

– Ну, допустим, когда-то это был величайший род, и его помнят и как созидающий, – в тон ему ответил Мориан. Эмъен внимательно осмотрел на эльфа. Покалывание в ладонях Амарисуны переросло в жжение. Девушка снова пригляделась к эмъену. Нет, в такой темноте и не понять.

– Ну, хорошо. Я, Аллард ан Шетдва клянусь родом Шетдва, доволен? Давай лучше я скажу, что клянусь нашей честью, славой и памятью, – медленно произнес эмъен.

У Мориана нервно дернулась левая бровь. Амарисуна с трудом оторвала взгляд от эмъена и моргнула. Как-как он представился?

– Если честно, я бы тебя прямо сейчас убил, Аллард, – помедлив, ответил Мориан, опуская меч.

– Поддерживаю, – немедленно отозвался от волнения приплясывающий на месте Вихрь.

– Ан Шетдва? – Суна, не убирая меча, вгляделась в эмъена. Вот ведь, как странно. Разве может тот, у кого такой открытый, такой прекрасный взгляд быть злодеем?

– Возьми себя в руки, дура. И слюну подбери, – раздался голос в голове.

Целительница дернулась. И в самом деле, чего это она?!

Аллард устало прикрыл глаза.

– Мне крайне важно успеть поговорить с вами обоими.

– Успеть? – спросил Мориан недоверчиво. Эмъен открыл рот, замялся, словно хотел сказать что-то постыдное, а потом как-то странно дернулся, наклонился и с тихим всхлипом упал на правый бок, лицом к костру, наконец-то потеряв сознание.

– И как он столько продержался на ногах? – Мориан посмотрел на непригляную рану внизу живота и удивленно покачал головой.

– Ихучь!

– И что это значило? – Амарисуна медленно водила руками над раной, но ничего путного придумать не могла. Слова не шли, сила не приходила и ощущение собственной беспомощности жгло и пугало намного, намного сильнее, чем если бы Целительница сама была ранена. Мориан промолчал, зато вмешался Вихрь.

– Это такое ласковое аргкское слово. Обычно произносится вслед покупателю, с которым не удалось сторговаться, и обозначает…

– Заткнись, – коротко и требовательно перебил единорога эльф.

– Нет, оно совсем не это обозначает, – проворчал недовольно Вихрь, но, как ни странно, замолчал.

– Я не знаю, что с этим делать. – Мориан потрогал пальцем край раны – Как не понимаю, почему он шел за нами раненым. Не мог обработать рану? Торопился?

– Возможно, он просто не мог сделать остановку, и… – Суна не закончила – эмъена выгнуло судорогой, он пару раз дернулся и снова затих. Лоб покрылся едва заметной в неровном свете костра испариной.

– Не получается, – Суна убрала руки и огорченно прикусила губу. – Видимо, я очень устала. Придется самим.

– Рана плохая, – Мориан достал из голенища сапога нож и принялся греть его над огнем. – На оружии, которым ее нанесли, похоже, был яд. Да и вообще, побитый он, этот Шетдва. Боюсь даже думать, кто мог так избить наследного Правителя эмъенов, чтобы тот не смог защититься.

Амарисуна нервно потерла ладони друг о друга.

– Глупость несусветная. Он специально шел столько, что бы скончаться у нашего костра?

– Суна, я откуда знаю? – с поразительным терпением ответил эльф. Девушка убрала со лба волосы.

– А почему сразу не сказал, что ранен? Стоял, на вопросы отвечал, зубы скалил.

– Потому, что гордость непомерная и глупая. Как же – сразу падать перед нами и просить помочь, мы же для этого слишком гордые, слишком смелые, нам унизительно вот так вот перед глупцами остроухими, тратящими свои жизни на других, свою слабость показывать.

– Ну, изначально это была и их задача, – Суна смотрела, как накаляется лезвие ножа.

– Изначально мы вели себя если не как равные, то как стремящиеся к этому, а они – как повелители, которые снизошли до своих подданных. Эта вечная уверенность, что их порядок и устройство мира – лучший вариант, на чем их, собственно, и поймали темные силы… тьфу, как глупо это все звучит.

– Мориан, ты злишься? – запоздало поняла-удивилась Суна.

– Ты тоже вроде бы огорчилась.

– Ну, во-первых, он просил нашей помощи, а во-вторых… я… знала когда-то эмъена и… он был… хорошим другом.

Мориан убрал нож от костра и невесело ухмыльнулся.

– Лично меня не очень трогают давние традиции – просьба о помощи и так далее. Слишком много я уже успел увидеть. Но, и я действительно зол, я знаю, какими преданными друзьями мы могли быть и были, и знаю так же, что оставшихся вне войны эмъенов убьют при первом же наступлении, а кого не убьют – обратят в свою новую веру.

Кроме того, я всегда уважал тех, кто может с такой смелостью придти к тому, кто легко может тебя убить, несмотря на твою просьбу о помощи.

– Это ты про себя? – Суна положила руки Алларду на лоб.

– Это я про себя, – Мориан поднес нож к ране, собираясь прижечь ее.

– Проще было бы его добить и закопать тут же, – повернулся задом ко всему происходящему Вихрь. – Если на оружии был яд, то прижигание ничем уже не поможет. Смешинка успокаивающе ткнулась мордой ему в шею.

– У меня все равно нет противоядия, – ответил Мориан раздраженно.

Амарисуна посмотрела на пальцы эмъена. Тонкие, длинные, красивые… До чего же странно. До чего же… жалко его. Наверное, он хороший воин, если все-таки дошел до них. Несправедливо, если он вот так вот умрет.

В ладони толкнулась мягкая волна, погладила кожу и запульсировала.

Это…

– Подержи меня сейчас, – одними губами прошептала Амарисуна. – Я сниму боль и затяну рану.

– Суна?

– Быстрее, я могу помочь ему, но я так устала, что мне понадобиться помощь.

"Вернулась для него. До чего же странно".

***

Просыпаться совершенно не хотелось. Отчасти из-за боязни, что за то время, пока она спала, эмъен все-таки успел испустить дух, отчасти – из-за странного, непривычного чувства пустоты. Суна пошевелила пальцами, те неохотно подчинились. Хотелось умыться, переодеться, поесть и снова провалиться в дрёму. Амарисуна представила свою комнату в Андагриэле и у нее заныло сердце. Теплая постель, внизу – накрытый стол, Ларна, расчесывая волосы, со смехом рассказывает привидевшийся сон, за окном пляшет солнце. Все так привычно, уютно и по-домашнему… зачем она уехала так далеко от дома?

Запахло дымом. Суна упрямо зажмурилась.

Можно выйти босыми ногами на крыльцо, пройтись по холодной, упругой траве, окинуть взглядом роскошь природы вокруг. А потом, если нет никаких дел, можно было бы отправиться вниз, в долину. Узнать последние новости, перебросившись парой слов со знакомым садовником, или просто посидеть в тени раскидистого дуба в центре, куда сходятся улицы долины. Подмигнуть симпатичному эльфу или даже послушать, как он играет на флейте, пытаясь выдать давно известную мелодию за "только что сочиненную в честь прекрасной Целительницы, помощницы Ларны".

Отправиться в прохладу аллей, поздороваться со старой липой, проведя ладонью по шершавому стволу.

Как можно здороваться с деревом и зверем?

Нет, как можно не здороваться? Как можно проходить мимо всего этого, наивно полагая, что имеешь право считать себя не частью всего этого, а выше?

И не слушать, не слышать в Тихий месяц?

Только эльфы могли назвать месяц, в который ледяной ветер опрокидывает с ног – тихим.

Суна потерла рукой лоб. Можно было бы вспомнить еще много чего, но зачем? Только разбудила в себе тоску по дому, и все равно придется открывать глаза. Кто-то ходит рядом, интересно, Мориан или все-таки Аллард?

Послышался шум кустов, хруст сухих веток под подошвами сапог и тихий, но вполне отчетливый голос эмъена:

– Там за кустами ручей. Можешь умыться, а пока покараулю наш завтрак, чтобы не сгорел.

– Спасибо, я уже умылся, пока ты спал, – последовал приторно – вежливый ответ Мориана.

" Надо же, выжил", – подумала Амарисуна с облегчением. Ночью она все-таки не успела закончить лечение эмъена – силы покинули ее так же внезапно, как и вернулись. Потом девушка рухнула в тревожный сон. Проснулась перед рассветом – Алларад лежал возле костра, ни жив, ни мертв, а Мориан осчастливил ее сообщением, что уже присмотрел место, где рыхлая почва и удобно копать. Суна отправила эльфа подремать, а сама просидела, пока не встало солнце, пробуя лечить эмъена, после чего силы вновь покинули ее, и, растолкав Мориана, она легла спать.

– Не знаю, что вы тут со мной вчера делали, но рана выглядит уже не страшно и не болит, – сообщил тем временем Аллард. – Думаю, через несколько дней и перевязку убрать можно будет.

Мориан, чья рубаха и пошла на повязку, только хмыкнул.

– Скажи спасибо Суне. Она Целительница.

– О… – это прозвучало вроде как уважительно, и эльфийка решила, что пора явить миру свое пробуждение и заодно сбегать за кустики.

– Доброе утро! – она намеревалась, откинув одеяло бодро вскочить, но голова в ответ на резкое движение тут же закружилась, так что пришлось сесть и подождать, пока перед глазами перестанут мелькать точки.

– Как дела? – Мориан сел рядом и пристально вгляделся в лицо Суны. – Что-то ты неважно выглядишь.

– Сейчас, умоюсь – и ты меня не узнаешь, – попыталась дать бодрый ответ Целительница. Получилось вяло. От костра раздалось покашливание и затем короткое:

– Спасибо.

– Мы еще не знаем, почему ты здесь. Может, тебе и помогать не стоило, – пробурчала Амарисун. Мориан помог ей подняться и даже – вот так забота – сам принес мешок с ее чистыми вещами.

– Ты пока приведи себя в порядок, а за едой мы и поговорим, – сказал он нарочито бодрым тоном.

Амарисуна пожала плечами и отправилась за кустики – в сторону, где, как уверял Аллард, был ручей.

У воды Суна огляделась, попрыгала на месте, посмотрела на пасмурное небо и решительно скинула с себя одежду. Намочила чистую ткань и быстро-быстро растерлась.

– Хоть какая-то иллюзия умытости, – проворчала она, натягивая чистое белье и быстро растирая себя благовонием. – Мне все равно, что это путешествие, дорога, но мылась я уже позавчера на постоялом дворе, и вонять, как дьеши, я не собираюсь.

Суна натянула одежду и тщательно прочистила зубы мягкой тряпочкой. Набирая воды, чтобы сполоснуть рот, девушка увидела что-то блестящее в мутноватой воде. "Что-то" оказалось стеклянной затычкой от бутылки с благовониями, и Суна развеселилась.

– Надо же, интересно, Мориан или Аллард? А, что б тебя!

Последнее относилось к невесть как появившемуся порезу на указательном пальце.

Суна потерла его о большой палец, заживляя порез, поднялась с колен и взяла ткань, чтобы уложить обратно в мешок. На ней осталась кровь. Суна недоуменно посмотрела на кровоточащий порез и снова потерла пальцы. Ничего не произошло.

По спине прошел холодок.

– Что такое…

Амарисуна повела ладонью над порезом, потом положила, потом постояла так несколько минут.

Порез не заживал.

Суна без сил осела на землю.

– Суна? Ты там скоро? – раздался окрик Мориана. Девушка сосредоточенно смотрела на порез.

– Амарисуна? – теперь в голосе слышалось беспокойство. А чего это ты так разволновался, интересно? Может быть, я сейчас не могу ответить.

– Суна, можно? – теперь голос слышался из-за кустов.

– Я голая, – ответила Суна зло. Кусты зашелестели, и шаги раздались уже за спиной эльфийки.

– Обрадовался? – язвительно спросила эльфийка. Мориан невозмутимо сел рядом.

– Знал, что ты врешь. Ты решила завтракать здесь? – Мориан покосился на порез.

Девушка опустила рассматриваемую до этого руку.

– Смотри внимательнее, тиа, – устало прошептала она. – Я не могу залечить даже эту маленькую ранку. Моя сила меня покинула окончательно.

– Ты просто устала. Вчера ты потратила слишком много себя, – успокаивающе сказал Мориан.

– Я. Ее. Не чувствую, – сказала эльфийка с расстановкой, сглатывая комок в горле. – Ее нет.

– Она есть, и она вернется, – Эльф осторожно обнял Суну.

– Я понимаю, что значит для Целительницы потеря силы, – сказал он тихо.

– Не понимаешь, – Амарисуна потерла глаза. – Я выбрала эту силу сама, и когда мне казалось, что поступила неправильно, меня поддерживали лица и улыбки тех, кому я помогла, кого я вернула. Ты просто не можешь представить, что это такое. Я не могу понять, что я сделала, что это случилось, почему?

– Я говорю тебе – подожди. Возможно, ты испугалась, или устала, потерпи, все вернется, – погладил эльф девушку по затылку.

От его куртки пахло дымом и теплом.

– Может, это потому что я убила? Наказание за пролитую кровь? Знаешь, что я сейчас ощущаю?

Мориан убрал руку.

– Наверное, то же самое, когда тебя ставят клеймо на руку и все, кто еще недавно, если не был твоим другом, то хотя бы здоровался с тобой, теперь отворачивают лицо. Когда на постоялом дворе тебе в лицо смеется пьяный сельт, и ты выбрасываешь вперед руку, чтобы схватить его за шиворот и ударить лицом о стол, стереть эту ухмылку. А он потом поднимается с места, весь в крови, и убегает, и падает за порогом. И все молчат, а ты показываешь им клеймо и кричишь, что теперь у тебя нет запретов, ты же проклятый, Изгнанник, ни одна земля не примет тебя.

– Но ты же можешь проходить через границы, – сказала Суна, поднимаясь, отступая на шаг назад и вытирая лицо рукавом.

– Но я не могу жить в своей земле, – эльф поднялся следом. – Я не могу утешить тебя. И не могу сказать тебе, виновата ли ты в потере своего дара или же это просто стечение обстоятельств. Но я могу предложить тебе подождать.

Мужчина развернулся и медленно направился в сторону костра.

Суна нахмурилась и пошла вслед за Морианом, мрачно глядя ему в спину. Интересно, стал бы он так распинаться, если бы знал, при каких обстоятельствах она на самом деле стала Целительницей?

Девушка посмотрела на свои руки и прикусила язык, чтобы не заплакать – ни в коем случае, нельзя сдаваться, все вернется на круги своя.

Сила не могла уйти просто так. Ее дар возвращать улыбки, ее дар давать покой, ее дар исцелять, ее предназначение быть надеждой… Это просто страх и усталость, это все пройдет – иначе каков дальнейший смысл ее пути? Что тогда она сможет сделать, чем помогать, что отдавать, чем искупить?

Мориан молча сел возле костра. Амарисуна покосилась на Алларда и поежилась. Занятная компания подобралась: два эльфа и эмъен сидят и мрачно косятся друг на друга, а единорог – обжора с ненасытным блеском в глазах смотрит на котелок с кашей. Белоснежная лошадь флегматично чешет морду о ствол дерева и кажется самой нормальной из всех.

– Ну? – вопрос Мориана адресовался Алларду. Эмъен поморщился.

– Может, сперва завтрак?

Эльф приподнял правую бровь и весь подобрался – Суна аж залюбовалась его посуровившем профилем.

Аллард вздохнул.

– Я знаю, кто ты, тиа Мориан.

К Амарисуны перехватило дыхание.

– Не понимаю, о чем ты, – о холод в голосе эльфа можно было обжечься.

Эмъен подался вперед и пристально заглянул Мориану в глаза.

– Давай без отговорок, эльф. Я знаю, кто ты. Ты – последний наследный тиа эльфийских земель. Ты ключ к силе твоего рода. Я – Правитель своего рода, я равен тебе и я пришел предложить помощь и просить помощи. Не будем тратить время на пустой разговор.

– Допустим, – коротко отозвался Мориан. Эмъен еле слыщно выдохнул.

– Мои отец и мать заинтересовались тобой после инцидента в Умбариэле. Это была идея матери, устроить подобную проверку.

– Проверку? – не выдержала Суна. Эмъен кивнул.

– Мои родители принесли в жертву многое для того, чтобы вернуть к жизни саму Тьму, – в голосе Алларда появилась горечь. – Они копят силы для нового нападения – на сей раз эльфам не помешать. Нападение на Умбариэль должно было показать, насколько хорошо магия Тьмы контролирует воинов. И насколько эльфы готовы к подобной атаке.

– И каковы же результаты? – мрачно спросил Вихрь.

Эмъен поежился.

– Тьма ввергает в безумие, – тихо ответил он. – Но те, кто выживает, обретают истинную силу. Ее не остановить никому, кроме… тебя, тиа. Тебя и Хранителей.

– Правители знают, кто я? – резко спросил эльф. Аллард покачал головой.

– Нет. Скажем так, осведомителя, который узнал о тебе, я успел… опередить.

Все, что знает отец это то, что ты уже несколько раз оказался рядом с важными событиями, и что рядом с тобой едет Целительница. Это из-за нее пришлось отпустить Целительницу Умбариэля.

– Отпустить?

– Ее подруга, попавшая под чары Тьмы через наших осведомителей, должна была опоить Целительницу и дать Тьме время забрать ее сердце и разум под контроль. А через нее воздействовать на тиа той земли. Но моя мать опасалась, что ты, Суна, поймешь, в чем дело. Поскольку ты подданная Андагриэль, а тамошние тиа всегда интересовались историей принятия Закона, и вообще последнее время стали проявлять излишнюю активность, родители решили, что безопаснее будет отпустить Целительницу.

Суна и Мориан переглянулись.

– Когда Правители готовят нападение? – спросил эльф, вглядываясь в лицо Алларда, надеясь понять, врет он или нет.

– Скоро. Очень скоро, но отец медлит, покуда не найдет кое-что. Он называет это силель.

– А кто такой этот силель? – спросил Мориан лениво, будто безразлично. Амарисуна вся подобралась. Мало того, что напавшие на них интересовались силелем, мало ей, что это слово ей снится, так еще и эмъен он нем говорит!

– Я не знаю, – с обезоруживающей откровенностью ответил Аллард. – Но знаю, что он играет не последнюю роль.

– В чем? – разговор походил на встречу двух врагов в узком переулке, когда каждый примеривается к удару и лихорадочно соображает, чем вооружен противник.

– В грядущей войне. Это та сила, что может помешать отцу. И я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы остановить его. Иначе, я бы не сунулся за тобой в Зачарованный лес. Ведь ты…

– Почему ты назвал этот лес Зачарованным? – влез в разговор любопытный Вихрь.

– О, так вы не знали? – удивился Аллард. – Через это лес ездят либо невежды, либо самоубийцы, либо самоубийственно самоуверенные путники. Во время войны здесь была битва, в которой один глупый эмъен использовал силы, значения которых и сам не до конца понимал. Ну и справиться с которыми так и не смог. С тех пор этот лес с удовольствием водит своих путников по чаще. Поговаривают, когда-то отсюда вышли двое, не помнящие ничего, кроме того, что любят друг друга.

– Ничего, с лесом мы как-нибудь разберемся. Так зачем я тебе, Аллард? – испытующе помострел на эмъена эльф. – Ты пришел, чтобы предупредить меня?

Аллард замялся.

– Скажем так, у меня есть свои причины на то, чтобы быть заинтересованным в успехе твоего похода, Мориан. Ты же ищешь землю Милари и Хранителей, так ведь?

– Ага…

Мориан зачерпнул кашу и прожевал с задумчивым видом. – Так кто теперь отговаривается? – приподнял он правую бровь.

Эмъен вздохнул, сдаваясь.

– Все, чего я хочу – не дать отцу и матери развязать новую войну. Те, кто не пойдет за ними и на кого Тьма не окажет влияния, будут убиты. Мой род, мой народ окажутся уничтожены, а земли – ввергнуты в хаос. Сперва я хотел организовать сопростивление… воспользоваться своим титулом, властью… Но мой отец старше меня. Мудрее меня. Он – Правитель. Я – наследник. У меня ничего не получилось с самого начала – счастье, что я не выдал себя, – в голосе Алларда появилась горечь.

– Когда я узнал о тебе, тиа, я понял, что единственное, что я могу – это помочь тебе добраться до земли Милари. Предложить свои силы, свою жизнь, если надо. Рано или поздно отец узнает, кто ты. И отправит за тобой эмъенов, как за мной, – Аллард потер зудящую рану. – И если первый отряд не посмеет поднять на тебя оружие, то второй – изрубит твоего коня и сделает все, чтобы убить тебя.

Чудо, что я после той схватки сумел найти ваши следы. И то потому, что напали они уже после того, как в Очушках я узнал, в каком направлении вы ушли.

Амарсуна потерла лицо руками. Потеря силы, эмъен, война, тиа – всего этого было как-то много для одной нее.

– Как нам отсюда выбраться? – задала она насущный вопрос. Аллард задрал голову и посмотрел на хмурое, серое небо, по которому медленно ползла свинцово-синяя туча.

– Я выведу вас из Зачарованного леса намного быстрее, чем вы выберетесь сами. Взамен вы возьмете меня с собой.

Мориан молча зачерпнул еще каши. Суна спохватилась, что так останется без завтрака, и тоже опустила ложку в котелок.

– Я поверю тебе, – ответил Мориан, когда с завтраком было покончено, котелок был вычищен, а Вихрь-таки отыскал и съел поганку, спрятавшуюся у корней дерева.

– Только скажи мне… скажи мне, как вы вернули обратно ту проклятую силу, которая питает вас, дает магию, дает способность подчинять к себе, ведет за собой? Или она пришла сама?

Аллард поднял с земли свой не первой свежести плащ и накинул его на плечи.

– Не пришла – она жила в сердцах своих бывших подданных и шла из поколения в поколение. Родители нашли древний алтарь и положили на него несколько сотен эмъенов. Тебе нужны подробности о пролитой крови и мольбах не убивать?

– Нет.

– Хорошо. Потому что никто, слышишь, никто не просил пощады, – у Алларда нервно дернулся уголок рта. – Только проклинали мою мать.

– А она? – не выдержала Амариуна. Правительница эмъенов представлялась ей тенью, огромной, величественной тенью, что возвышалась над своим изрядно потрепанным

крылато-пернатым войском.

– А ей было все равно, – ответил эмъен и больше не проронил ни слова.

В полнейшем молчании они выехали с места ночлега: Мориан и Аллард на крайне недовольной Смешинке, и Амарисуна верхом на Вихре – безуспешно пытающемся отрыгнуть поганку обратно.

***

Ко второй половине дня между деревьями показалось озеро. Неподвижное, кажущееся черным и, по всей видимости, очень и очень глубокое. Окруженное чахлыми, корявыми деревцами и унылым кустарником, оно будто существовало само по себе, независимо от окружающего мира. Ветер не оставлял ряби на его поверхности, ни один листок не плыл в воде, трава, растущая по берегам, пожелтела и высохла. А за кустами высокие, голые деревья тянули в небо тонкие, поломанные ветки и озеро было окружено ими как тиа – стражей.

– Неприятное место, – Вихрь втянул ноздрями воздух. – Чувствуете? Здесь совсем нет запахов. Только холод. Сухой, тонкий и…

– Помолчи, – передрнулась Амарисуна.

– Куда ты привел нас, Аллард? – нахмурился Мориан. Эмъен покрутил головой.

– Это – сердце леса. Радуйтесь, мало кто может похвастаться, что дошел до этого озера.

– А толку? – Амарисуна прищурилась, вглядываясь вперед. Ей показалось – или она увидела какую-то тень? Хотя, какие тени, когда нет ни пения птиц, ни шорохов, ни запахов. Воистину, проклятое место.

Эмъен слез со Смешинки и со вздохом потянулся.

– В старых рассказах моего рода говорится о том, что выбраться из Зачарованного леса без потерь можно лишь переждав ночь у этого озера. Оно само подскажет, какой тропой пройти дальше. Вихрь наклонил голову и почесал ногу рогом.

– А я слышал, что тут путешественники целыми отрядами пропадали, – задумчиво срыгнул он остатки поганки. Эмъен еле заметно поморщился.

Мориан соскочил с лошади и погладил ее по холке. Смешинка довольно ткнулась ему мордой в ладонь.

– Хорошо, остаемся здесь на ночь. Прошлая не очень-то удалась, надеюсь, мы сможем выспаться хотя бы в эту. Суна, Вихрь, подготовьте нам площадку для ночлега. Мы с Аллардом поищем, чем разжечь костер.

Эмъен склонил голову набок и прищелкнул зубами.

– Вот там-то, среди деревьев, я тебя, Мориан, и пристукну. Окроплю, так сказать, проклятую землю эльфийской кровушкой.

– Кропить устанешь, – беззлобно усмехнулся эльф. Аллард сделал вид, что задумался.

– Ну, если как следует поработать силери… – Эмъен достал из-за спины оружие.

Амарисуна осторожно сползла по боку Вихря и со вздохом потерла поясницу. Странное дело, еще утром такой жест Алларда заставил бы ее руку дернуться к мечу, но сейчас… и как она так быстро поверила ему? А остро отточенные лезвия силери блестели и в них смутно отражались деревья, трава и пасмурное, вечернее небо.

У Суны заныло сердце.

– Можно? – она протянула руку к оружию. Аллард приподнял брови.

– Можно, – протянул он силери. – Не порежься, смотри. И на ногу ронять не советую.

– Я знаю… – эльфийка бережно взяла силери и сжала пальцы на рукояти, так удобно легшей в ладони. Идеально. Оружие было идеальным. Эльфийка закрыла глаза.

Я все помню.

Я ничего не смогу забыть.

Мориан внимательно посмотрел на девушку и переглянулся с эмъеном. Тот пожал плечами. Эльф чему-то вздохнул и постучал Амарисуну по плечу.

– Верни Алларду оружие. Нам хорошо бы набрать топлива для костра, пока не стемнело, да посмотреть вокруг, оглядеться. Мы скоро вернемся.

– Да, конечно, – Суна вернула силери. – Я расчищу нам местечко. И посмотрю, что у нас осталось из наших припасов и Алларда.

Когда эмъен и эльф скрылись из вида, Амарисуна села на землю и обхватила себя руками.

– Замерзнешь, – прикусил губами ее рукав единорог. – Хоть одеяло расстели.

– Я соскучилась, Вихрь, – тихо ответила эльфийка.

– По Ларне?

– И по ней тоже… – Амарисуна поежилась. – Я не понимаю уже, что я здесь делаю. И кто я. Ни Целитель, ни…

– Ни? – переступил с копыта на копыто единорог.

– Ни воин, – закончила девушка, поднимаясь. – Смотри, вон на тех кустах, кажется, ягоды. Это не черная слеза?

Единорог тряхнул гривой.

– Я бы не советовал их есть, – ухмыльнулся он. – Во-первых, место нехорошее. Во-вторых, черную слезу арги используют в качестве афродизиака. Тебе оно надо? Нет, конечно, когда рядом двое таких прекрасных мужчин…Можно и пококетничать.

Единорог захлопал глазами, пытаясь показать, как именно надо кокетничать.

– Вихрь, прекрати, – попросила покрасневшая Суна. – Ты похож на больного безумием. Девушка отвязала сумки с поклажей и огляделась в поисках места для привала. Выходило, что разбивать его было все равно где. Везде одинаково тускло, жесткая трава да черные кусты-деревья под боком – на редкость неуютное место. Девушка примяла траву, расчистила место для костра и положила два одеяла. Подумала, сняла одно из двух верхних и постелила Алларду. Эмъен – не эмъен, а плащ да крылья – не лучший способ защититься от холода. А Мориан и так укроется. Между деревьев белел круп Снежинки, брезгливо прихватывающей губами чахлую траву. Голодный, мрачный Вихрь встал рядом с эльфийкой.

– Это путешествие явно затянулось, – проворчал он. Девушка прислонилась спиной к крупу единорога.

– Как думаешь, Аллард в самом деле пойдет против своей семьи? – спросила она задумчиво. Вихрь хмыкнул.

– Правитель, что жаждет помочь эльфам… Почему бы и нет. Не все эмъены сражались в ту войну. Все равно, вся эта затея – безнадежна.

– У Амарисуны засосало под ложечкой.

– Считаешь, Мориан проиграет?

Единорог переступил с копыта на копыто.

– Время эльфов заканчивается, – тихо ответил он. И в этот момент показался Суне тем самым созданием, которое рисовали и воспевали практически все легенды, от эльфийских, до людских. Мудрым, все знающим. Нездешним.

– Вы свернули с дороги, которая была вам предначертана. А раз так, то вам больше нечего предложить окружающему миру.

– И что же нам, всем сесть и ждать, когда нас отправят на Дорогу Времен? – разозлилась Суна. Единорог прикрыл глаза.

– Кто-то успеет уйти. Земли не ограничиваются картами, которые мы знаем. Возможно где-то есть те, кто сумеет противостоять эмъенам. Или не заинтересует их… пока что. Или же…

– Или?

– Или новый порядок, в конечном счете, окажется не хуже существующего. Просто другим.

Амарисуна сжала пальцы в кулаки.

– Я не хочу знать иного порядка! – запальчиво выкрикнула она. Звук ушел к озеру и утонул в нем.

– Что мне делать, Вихрь? – жалобно спросила эльфийка. – Мы словно стоим на краю. Шаг – и все полетит в пропасть.

Вихрь подогнул ноги и лег.

– До вас были и другие. Кто так же летел в пропасть или уходил по своей воле. Чьи-то потомки остались, чьи-то – сгинули. Возвращайся домой, Суна. Я отвезу тебя так быстро, как смогу. Забирай всех, кто согласиться, и уходите как можно дальше. Тиа Мориан вряд ли дойдет до цели.

Суна закрыла глаза и села прямо на промерзшую землю. Тоска и чувство безысходности были так сильны, что ей захотелось, чтобы прямо сейчас, здесь, все и закончилось. Она или бы умерла, или бы оказалась дома – что угодно, только бы продлить момент обманчивого покоя хоть ненадолго. Или успокоиться навсегда, избавившись от чувства, что мир осыпается прямо за ее спиной. Камень за камнем, песчинка за песчинкой.

… женщина вышла из озера, не потревожив его безмятежности. Небо над ее головой было страшным, черным, будто в его чреве собиралась буря всех бурь и ненастий. Во что она была одета? Как она выглядела? Суна не видела, не знала, не понимала. Не было движения, обоняния, вздоха и голоса. Была только эта фигура – и смотреть на нее было мучительно, страшно и отчего-то по-детски радостно одновременно.

Поднялся ветер, и озеро наконец-то взволновалось – грозное, темное, оно билось о берег и в глубине его что-то клокотало, шумело и плакало, словно заключенная в водяные оковы сила стремилась добраться до женщины.

Амарисуна хотела подняться, рвануться вперед – но тело не слушалось, а потом наступила тишина, такая, что зазвенело в ушах, и все вокруг изменилось. Стало вдруг видно, что лес кругом черно-золотистый, от листьев и обнаженных наполовину веток, а трава под ногами – пожелтевшая, с редкими вкраплениями цветов. Листопад подходит к концу, начинается приморозень – а с ним придут и холода.

И тут зазвучал голос.

Нежный, печальный и утешающий одновременно, тот самый, что позвал ее тогда к святилищу, тот, что привел к Мориану.

Fomer'yar rina oana dy kahe

Sau wass garda seda annaela…

Суна вслушивалась в незнакомые, непонятные слова, которые стали складываться в узор. Мозаика, послание, воспоминание. Старый, забытый язык – но тиа знали его, и Суна знает. Просто не помнила раньше. Как не помнила того чувства горя и надежды, которые заполняли песню.