Текст книги "Дар. Золото. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Ольга Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14.

1

Проснулся я от приглушенного бормотания еле слышимого за дощатой стеной. Звуки были неразличимы, кто-то явно старался говорить тихо.

В крохотное оконце, напоминавшее скорее вырубленную в старых бревнах бойницу, пыталось заглянуть полуденное солнце, и иногда задувал ветерок, наполненный солеными запахами близкого моря. Стекол в окне не было, заменяли его ставни, закрывающиеся на ночь изнутри.

Под боком у меня сладко посапывал Пончик, видимо решивший, что корзина не место для порядочного ханура, у которого есть хозяин. Особенно если этот хозяин накрыт толстым пуховым одеялом. Сам же хозяин, от попытки откинуть одеяло и встать, тихо охнул, потому как у него не осталось ни одной мышцы которая бы не напомнила о вчерашнем.

В изголовье лавки, на которой лежал я, стояла еще одна, где спал Саня. Тоже под пуховым одеялом. Тихо и спокойно. Осунувшееся лицо, заострившиеся нос и подбородок, сине-зелено-серо-дальше-не-определить-какой цвет лица, но он все же спал, а не пытался раньше времени удрать на Небеса.

Бормотание оказалось спором, грозящим вскоре перейти в громкую, и оттого хорошо слышимую, стадию. Спорили двое. Один голос был женским, другой детским, мальчишеским, рьяно пытавшимся что-то доказать.

– Эвон, рыла-то у них какие! Ненашенские. Не обеднеют на медьку-то. – тихо возмущался мальчишка. – Это мы тебе, тетка Насьяна, почитай задарма отдаем, а чужакам негоже!

– Так ты ж для меня её и принес! – громким шепотом напомнил ему голос знахарки.

– Но жрать-то будут они! – доказывал малец.

– А я, по-твоему, не буду?

Я кое-как поднялся, вышел босиком в прихожую и заглянул в соседнюю комнату. Мальчишке было на вид не больше двенадцати. В крепкой парусиновой куртке, таких же штанах, подвернутых до колен и без обувки. Перед ним, на полу, стояла небольшая плетеная корзина.

Ни оборотня, ни дракона в доме не было, но наши вещички примостились в уголке возле кирпичной печи, и знахарка стояла, загораживая их от подростка.

– Так ты себе отложи немного и полмедьки дай, а за остальное по медьке! С них потом и спросишь, – показал он на наши шмотки. – Небось, вон хабар тащили! Знаем мы таких, которые по лесам бродят.

От корзины, стоявшей у его ног, несло водорослями и рыбой, и в голосе паренька недвусмысленно читалось презрение рыбацкого сословия к пешим бродягам. Я усмехнулся.

– Да не нужна нам твоя рыба, – зашел я в светёлку, – тащи ее обратно.

Зачерпнул деревянным ковшом из ведра и с наслаждением глотнул холодной родниковой воды.

Мальчишка рассматривал меня молча. Молчал он и тогда, когда я, напившись, повесил ковшик на место.

– Ладно, – он подтер нос рукавом и повернулся к знахарке. – Давай всё за медьку.

Получив желаемое от «тетки Насьяны», он вывалил из корзины в подставленную лохань с десяток крупных рыбин и проворно юркнул за дверь, откуда сразу же послышался показушно-старательный лай.

– Мне иногда ребятня рыбу таскает, – сочла нужным объяснить Насья. – Добра этого в море полно, почитай, каждая семья морем живет. Бывает, что и даром приносят.

При дневном свете она оказалась моложе, чем подумалось ночью, и это озадачило. Откуда она могла набраться такого опыта и таких знаний? Хотя, поселение Малая Пятка располагалась как раз на стыке морских и пеших контрабандных путей, и народ здесь околачивался разный. Далеко не каждый, попавший в переделку «ловец удачи», обращался за помощью к дипломированному лекарю. Вернее, ни один не обращался. Потому, Насью, хоть и не привечали, но терпели, как полезную достопримечательность. Её необычная, чужая внешность выпестовала и характер – неудобный для многих, но хранивший ее от малых, а, может, и от больших бед.

– Нухай сказал, что вы не всех лечить беретесь, – помялся я. Если честно, я просто хотел узнать, сколько надо будет заплатить за лечение Сани. И за наш постой, наверно, надо.

– Не всех, – она нахмурилась. – Чужое похмелье не моя забота. И девки залетевшие тоже. От дурости у меня снадобья нет.

– А с нас сколько возьмете? – решил я не ходить вокруг да около.

– С ва-ас… – протянула она заинтересованно. Помолчала, подумала. Оглядела меня сног до головы. Взглядом, словно холодом,прошлась по коже, – За лечение три серебрушки. А с тебя… Просьбу мою выполнишь?

Я удивился и пожал плечами.

– Если смогу, то конечно.

– Сможешь.

2

В дом шумно ввалились двое – Алабар и Машка.

Одетые в домотканую и сто раз латаную одежонку, в шитых дратвой берестяных чёботах, они выглядели босяками, подрядившимися полоть грядки за медный пятак. Топоту от них было много, половицы под драконом обреченно прогнулись, а кошак тут же полез по кастрюлям. Разочарованно покрутил носом, обнаружил рыбу и заблестел глазами. Но Насья, уперев руки в боки заявила, что кормить будет только меня, потому как эти двое уже завтракали, и надо иметь совесть.

Но тут внезапно появилась совесть. Песочного окраса. Слегка облезлая. Она тихонько процарапала внушительными когтями деревянный пол, села возле моих ног и печально поглядела снизу вверх. На меня. Сначала. Потом на Насью.

И знахарка сдалась. Она отослала Машку в курятник за яйцами, Алабара заставила нарезать краюху хлеба тем самым ножом, с которым встречала нас, вынула из малой печи горшок с вареной картошкой и пристроила на столе. Тут же появилась и сметана в небольшой крынке. Отложив всего понемногу в мелкую плошку, Насья поставила ее на пол, и ханур принялся за еду первым, не особо обращая на нас внимания. А Насья подхватила лохань с рыбой и вышла чистить ее во двор.

Что ж жизнь продолжается, и, по-моему, неплохо.

Набив рассыпчатой картошкой рот, и сунув туда же ложку сметаны, я честно пытался прожевать сей деликатес, но пока получалось не очень – пожадничал. Алабар, как самый воспитанный представитель нашей компашки, ел степенно, не спеша. Кошак воспитанием себя не утруждал, еще по дороге из курятника выцедил пару сырых яиц, но честно поделился с нами, когда пришел.

– Итак, господа многоуважаемые и немного уважаемые, что предпримем дальше? – начал оборотень.

Мне, конечно, хотелось спросить, кто тут «немного», но полный рот разговаривать мешал, а дракон просто слушал и ел.

– Предлагаю после выздоровления нашего лекаря, шакарку убить. Кто за?

Зная, что Машкина авантюрная жилка никогда не даст ему умереть спокойно, я не стал удивляться, хоть и поперхнулся слегка куском хлеба с намазанной на него сметаной. Алабару было труднее. Он явно не ожидал от Машки такой кровожадности и еле удержался на стуле от внезапного приступа кашля. Но кошак продолжал:

– Сами посудите. Она знает, что я оборотень, раз. Что Алабар дракон, два. Не смотри на меня так, Тишан, она сама сказала. Утром.

– Зачем?

– Зачем сказала? Ну…

– Он к ней… как это… клинья подбивать начал, – Алабар откашлялся, наконец, – а она спросила, не беспокоят ли его блохи? У нее как раз есть недорогое противоблошиное средство.

– Сам-то! Тиш, она у него чешуйку попросила. Одну! Сказала, что вчера для нашего доходяги использовала какой-то антикварный эликсир. Там чешуя дракона как ингредиент. А этот... перепончатый зажал.

– У меня чешуя не такая! – возмутился дракон.

– Откуда ты знаешь какая «не такая»? Она же не печень у тебя попросила! И не шкуру. Это наши вчерашние тележники за твоей тушкой ехали. А чешуя новая отрастёт!

Оба насупились.

– Она даже знает, что я гном, – вслух задумался я. – Откуда?

Оборотень и дракон тоже задумались.

– Помнишь, мы шакту отбили у Камора? – вдруг спросил Машка. – Возможно, Насья тоже шакта?

– Тоже, – раздалось от двери. Насья прошла к столу с чищенной рыбой, (шустро у нее получилось), налила воду в емкость и принялась смывать остатки чешуи, – Да, волк, я тоже шакта. Наполовину. Как и ваш гном. Мать у меня была знахаркой. Здесь, в этом доме жила. И я тут родилась. Так что мать меня всему и научила, а от отца… достались кое какие знания. С ними сама разобралась. Вопросы остались?

– Я не волк.

– Мне без разницы, – отмахнулась знахарка, – Я тебя на цепь сажать не собираюсь.

– Насья,– я разглядывал огород за окном, по которому неспешно бродили рябые куры, – А если к тебе придут? Не обычные люди, а маги. И спросят. О нас.

– Ты про менталистов что-ли?

Я смутился. И в самом деле, чего я ей тут как дитю малому. А Насья вдруг улыбнулась.

– У шакаров природная защита. Она человеческим магам не по силам. Да и не придут ко мне. Не велика сошка.

– Для спецов из Стражи мелочей не бывает. Они любого разговорят, – оборотень демонстративно-внимательно разглядывал знахарку. И Насья разозлилась.

– Ты на меня так-то не глазей, я не жар-птица! Я на вашем пути всего лишь столбик вестовой. А вам еще топать и топать. Вы еще такого наворотите, что до меня и дела никому не будет.

Я замер. А Машка сузил глаза.

– Ты читаешь судьбы?

Насья помялась. Но все-же ответила:

– Ваши нет. Но Дар проснулся. Он меняется. А вы лишь орудие в его помыслах. Над вами его покров и приказ, хотите вы того или нет. А Хозяйка за вами присмотрит и пожалеет. Но с пути свернуть не даст. И чем дальше вы с него отойдете, тем больше за вами крови натечет.

– Туману напустила...

– Уж как могла.

3

Во дворе залаяла собака, и вскоре на ступеньках кто-то старательно зашоркал ногами, сбивая грязь с подошв.

Насторожился только я. Крылатый и хвостатые были абсолютно спокойны. Пончик, сыто валяясь на верхней печной лежанке, и ухом не повел. Знахарка так и вовсе головы не повернула. Один я переполошный тут оказался. Обидно, слушайте.

Дверь неспешно отворилась, и явила нам упитанного селянина в добротной одежке и новеньких яловых сапогах. Он по старому обычаю влёгкую поклонился порогу и шагнул в прохладный сумрак прихожей.

– Дома хозяйка-то? – зычным голосом спросил он, отлично видя и нас и знахарку.

– Дома, дома, – отозвалась Насья, – Заходи дядь Митяй.

Мы переглянулись, но остались сидеть.

Дядь Митяй неторопливо прошел к столу и основательно уселся на прихваченный у стены табурет.

– Кх-м… – прокашлялся он.

И… на этом всё.

Нет, солидность это здорово. И неторопливость тоже. Есть время обдумать, придумать, додумать… и все прочее. Показать эдакое величие кому-нибудь, кто ничего о тебе не знает. Но иногда складывается впечатление, что такой человек плохо понимает, зачем он пришел. И закрадывается в голову какая-нибудь подленькая мыслишка: а может он пытается у тебя что-то вызнать? Так, на всякий случай. Вдруг ты не выдержишь и как-нибудь себя проявишь. Иногда он начинает разглагольствовать о погоде, о вчерашнем снеге, о сегодняшнем дожде. Так и хочется спросить: «Те чё надо-то?»

Похоже, не только я был в недоумении, и под пристальными взглядами нас троих мужик стушевался.

– Я по какому вопросу-то пришел, Насья, – начал было он, и снова замолчал.

Наверно именно Насье предлагалось догадаться по какому «вопросу», ибо молчание затягивалось.

– Болит чего, дядь Митяй? – наконец участливо спросила знахарка.

– А? – опомнился Митяй, – а, нет. Я с тобой о твоих постояльцах пришел побеседовать, значит.

Нормально. А мы, что – мебель? Новая. С глазами, руками и... всем остальным.

– Ну, давай, беседуй, – женщина не престала возиться с рыбой. Подсолила ее, выложила в глиняную чашку с мукой, достала сковороду. – Ты чего хотел узнать?

– Да, – облегченно выдохнул Митяй, – Кто такие, что у нас делают? Слыхал я, их у водопада Нухай подобрал и сюда привез. Что они там делали?

Н-нда… Запущено всё. Я посмотрел на Машку, но оборотень как воды в рот набрал. Забавляется он, дипломатичный наш.

– Простите, а вы кто? – спросил я.

Селянин вдруг искренне удивился. Правда, я не понял чему. Тому, что «мебель» заговорила, или, что «мебель» не знает, кто он такой?

– Староста же я. Здешний. За порядком приглядываю.

Так и подмывало спросить, одним глазом что ли? Но официальному представителю власти не стоило в нашем, непростом, положении хамить, и я ограничился туманной формулировкой:

– А мы…на охоту ходили. Охотились. Мы.

Машка еле сдерживался, чтобы не заржать, зато староста воззрился на меня с интересом.

– Наш приятель заболел, – продолжал я. Нет, с камешками и железками у меня определенно лучше получается, – простудился. И… лошади разбежались. Медведя увидели и убежали. И вещи прихватили.

– Кто? – удивился староста.

– Э… Лошади.

Ну, не умею я как Машка правдоподобно врать на ходу. Хотя можно было заранее продумать, что говорить «представителю». Несложно было догадаться, что какой-нибудь «представитель» рано или поздно появится.

– Ну, мы тоже побежали. До водопада. Добежали. А здесь мы… отдохнем и… пойдем. Назад.

– Ага, – наконец отреагировал староста, – А куда назад-то?

– … в Тихий. Оттуда мы.

– В Тихий-то далеко-о… – протянул он. – Пешком или на лошадях?

– М-м… Ау вас тут и лошади есть?

– А как же! – вдруг оживился староста, – Вам каких надо-то?

И тут я понял. Ему решительно по барабану, кто мы такие и что мы делали в горах. Но когда вопрос касается хорошей сделки, и пахнет звонкой монетой, тут уж просыпается интерес. Тут начинает управлять процессом её величество выгода. Даже так – Выгода.

– Не решили мы еще. Но если что, мы обязательно, всенепременно и вне всякого сомнения обратимся исключительно к вам.

Словом, ушел дядь Митяй окрыленным.

А вот гость, который явился к вечеру, был совсем из другого теста.

Глава 15.

1

Но до вечера еще было далеко.

Жареную рыбу мы разделили по-честному. Насье, мне и Пончику досталось по одной, остальное остальным. Они же у нас самые вечноголодные. Алабар слегка смутился, когда Насья безошибочно определила, что рыбу он готов есть вместо обеда, завтрака и ужина, а кошак смущаться и не подумал – дают, значит бери. На том обед и закончили.

Насья, понаблюдав за тем, как быстро исчезла жареная рыбка в желудках у постояльцев, а в Алабаровском желудке исчезли даже косточки, проявила свой непреклонный характер во всей красе.

– Значит так, гостюшки дорогие, – начала она. – За лечение вашего дружка я плату возьму. Но обстирывать и кормить вас не нанималась. Не постоялый двор у меня. Вы кормёжку или отрабатывайте, или ступайте на дорожный крест да четырем ветрам кланяйтесь.

Алабар нарушил повисшее молчание первым.

– Мы сделаем всё, что нужно.

– Э нет! – тут же запротестовал Машка, – На все я не подписываюсь. Мало ли чего ей в голову стукнет. Может, я сейчас соберусь и…

– Для тебя у меня будет особое дело, – перебила оборотня Насья, и Машка сразу заткнулся. Слово «особое» подействовало на него как на змею дудочка. Завораживающе.

– Ты можешь делать, что задумал, – обернулась ко мне знахарка с таким видом, будто лучше меня знала, что я там задумал. Но было приятно. В сущности, разрешили ничего не делать.

– А ты перестаёшь изображать из себя мученика и ловишь крыс. В курятнике. Надеюсь, кур с крысами не перепутаешь? – Пончик сделал вид, что сказанное относится к кому угодно, но только не к нему, и знахарка усмехнулась. – Сегодня на ужин будут пончики.

Ханур, по-деловому спрыгнул с печи и под заинтересованными взглядами направился к двери. Насья поспешила ее открыть, и он с королевским достоинством покинул наш сходняк.

Алабару предстояло убрать валун, лежащий возле родника, за баней. Вода там была замечательная, это я понял сразу, но струилась она из-под огромного камня, растекаясь по большой площади и теряя при этом первозданную чистоту.

Задание Машке было выдано без свидетелей. Но, он сразу же нацепил на себя меч, о чем-то пошептался с кинжалом, влез в сапоги и умотал в направлении гор. Надо же, какая секретность!

А сама Насья тщательно вымыла руки, подхватила глиняный горшок с куриным бульоном и закрыла за собой дверь в лекарской комнатке. Надо думать, кормить болезного.

2

И вот уже третий час я сидел у окна. Передо мной, на чисто вытертом подоконнике, лежали Алабаровские браслеты и я, ломая последние извилины, пытался понять, как они работают. Третий час я тихо ругался, поминая разными… ласковыми словами Академию, и вспоминал всё, что читал или слышал об артефактах. Вспомнил много. Всякой всячины, которая если и была кому-нибудь нужна, так только магистрам, принимавшим выпускные экзамены. Всякая ерунда, написанная в учебных пособиях, сюда применяться решительно не хотела, и я понял, что читал не те пособия. Конечно, я сначала докопался до Алабара с требованием объяснить, как браслеты работают. Он пробормотал что-то о пространственных карманах, окружающих каждое существо, о какой-то системе подпространств, но я понял – он знал еще меньше чем я.

Возмущение Заразы я «услышал» только тогда, когда решил попить водички, оторвавшись от тягостных дум о своей никчемности и необразованности, и понял, что кинжал меня зовет. Интересуется делами, скажем так. В своей неподражаемо-хамской манере.

«Да чё ты паришься, не пойму?! Перенеси свойства на другой предмет, и дело с концом!».

Я ещё не говорил, что эта железка нахваталась от Машки словечек, и теперь щеголяет ими, где надо и не надо? Вытащил я его из ножен и положил на подоконник, рядом с браслетами.

Давай поподробнее. На какой другой предмет? На любой?

«Ну, надыбай где-нибудь кусок кожи, или готовые наручи, и перенеси».

А ещё конкретнее?

«Ой, ну создаешь промежуточный образ вещи в пространстве, убираешь с места одни браслеты, потом на это место кладешь другие и пихаешь в новые браслеты образ старых. И всё».

А чем создается этот промежуточный образ?

«Деревня! Мозгами, чем еще? Тебе мозги для чего? Обрисуй артефакт потоками. У тебя получиться объемная картинка. Вот ее и втюхнешь».

Это называется – понял, что ничего не понял. Ладно. Где бы найти новые наручи?

Из лекарской комнаты, улыбаясь словно самой себе, вышла Насья.

Я тут же подскочил к ней с требованием:

– Нужен длинный кусок кожи!

Она нарочито неспешно поставила пустой горшок на печную притолоку, медленно ко мне повернулась:

– Телячья, свиная, козья, конская, оленья, щучья, соколиная?... – перечисляла мне знахарка, и, слегка понизив голос, заговорщицки продолжила, – драконья, человечья…

Я шарахнулся от нее как ужаленный, а она рассмеялась:

– Так тебе, твое величество, какую надо?

Шуточки у неё, прямо скажем… Злодейские, одно слово. Я сцапал браслеты со стола.

– Такую.

Рассматривала она Алабаровские безделушки долго. Задумчиво отдала мне и, поманив рукой, направилась во двор.

Покосившийся, вросший в землю, старый сарай встретил нас хмурым молчанием, запахом пересохших трав и мышиного помета. Когда-то давно здесь была конюшня. Висела на стене старая сбруя, старые ремни, седло, толстая погрызенная мышами плеть…

– Бери, что надобно, – коротко сказала Насья и сразу вышла.

И оставила меня наедине с воспоминаниями.

Чужими. Фундамент оказался каменным. Он и показал. Что хотел. Что сам пережил. Кровь из перерезанного горла, в которой захлебнулась женщина, очень похожая на Насью. Ухнали, которыми прибили к опорным столбам другую, истерзанную. Кнут, тот самый, которым запороли третью, зацепив под ребра подъемным крюком. Смерть хозяек этого места. Ведьм. Еще молодых, сильных, живучих. Умиравших долго, страшно.

И девочку, лет двенадцати, крадущуюся к сараю из ночного леса, снявшую изуродованное тело с крюка, и молча просидевшую над ним до утра.

Ухватившись за дверную скобу и содрав с гвоздя первый попавшийся под руку ремень, я вывалился из сарая в полуобморочном состоянии и, упав, кое-как отполз от трухлявой двери.

Наверно Насья заметила меня из окна, потому что я почувствовал, как ее руки подхватили меня под плечи и потащили к крыльцу. Вскоре мне в губы ткнулась деревянная кружка и в рот потекла студеная вода.

– …ох, ты…кто ж знал… – бормотала Насья, – …не взыщи, гном. Не думала я, что тебе и такая сила дана…

4

Насья помогла мне подняться, и, опершись на ее плечо, я кое-как доковылял в светелку. Ремень, который я так и не выпустил из рук, кинул рядом с браслетами, и сам упал на табуретку, покачнувшуюся от такой наглости.

Знахарка, поглядывая на меня обеспокоенно, поставила на другом краю стола запаренное с обеда тесто, вывалила на присыпанный мукой стол и принялась вымешивать уже пахнущий сдобой ком.

– За что?– спросил я.

У меня перед глазами ещё стояла кровавая пелена. Словно это я умирал несколько раз, но почему-то остался жив.

Насья глянула исподлобья, и ответила не сразу.

– Страшно людям, гном.

– Чего? Того, что они не знают?

Она улыбнулась.

– Того, чего не знаешь не страшно, ты же этого не знаешь, – помолчала. – Когда королю, не хватает денег на бордель, он повышает налоги, и приставы забирают последний мешок картошки. Но большинство бьет не приставов и не короля, а подвернувшегося под ноги кота. И не важно, белый он или черный.

Мягкий мучной ком, клейко тянулся за пальцами.

– Иногда «коты» горят на кострах, – Насья мрачно хмыкнула. – Можно подумать, что «кошачьи» вопли и обгоревшие кости в состоянии обуздать королевскую похоть. Люди не боятся котов. А вот набить морду приставу страшно, вдруг ответит или с ватагой припрётся. Страшно сказать королю, что он просто больной, а не крутой самец – вдруг титула лишит. Страшно признаться себе «я тупой и ленивый боров», поднять с трактирной лавки зад и закопать яму, куда всё село выкидывает дохлятину. А перерезать горло бабе, за которую некому вступиться, не страшно. И, о чудо! Мор сразу прекращается! Сдыхают все! А потом приходит весёлая команда и устраивает огненное погребение. Даже тем, кто вроде бы еще не подох.

Я смотрел в глаза ведьмы, и видел в них, как обугливаются на кострах привязанные к столбам люди, как огненные сполохи мечутся в ногах, как беснуется от восторга охочий до зрелищ люд…

– А тебе не страшно?

– Нет, – она усмехнулась, – Смерть ко всем приходит. Рано или поздно. Я свое дело делаю, и буду делать. Нужна я. Как ни крути, кроме меня на побережье лекарей нету.

– Так ты бы замуж вышла.

Насья расхохоталась:

– За кого?! Уж не за тебя ли? Нет, гном. Такие как я, мужикам только помеха. Это вы промеж собой гонор показываете, друг перед другом хвастаетесь. Удалью да мошной, лошадьми да бабами. А передо мной вам хвастать нечем. Рядом со мной вашего брата как на ладони видать.

Мне не было ни смешно, ни обидно, но мужская солидарность заставила высказаться:

– Невысокого мнения ты о нас.

– Я и о нас невысокого, – усмехнулась Насья, – Пока баба молодка – она павой ходит, перышки с разных сторон показывает, любви высокой ищет. А как товарный вид потеряла, тут уж не до любви. Тут лишь бы у сытого корыта оставили. Грызня среди нашей сестры еще та! Со свету сживают. Поверь, это я тебе как лекарка говорю.

– Ну, ты же со свету никого не сживаешь. Даже можно сказать, наоборот.

– Это я,– она посыпала мукой столешницу и с размаху плюхнула на неё округлый ком, – мне повезло.

Мучная пыль разлетелась вокруг и попала в ноздри, заставив чихнуть.

– Повезло?! – вытер я нос.

– Конечно! Я ведаю. Знаю. Знания меня оберегают и кормят. И вообще, – она подбоченилась, состроила суровое лицо и нараспев произнесла, – Я стра-ашная! Я гро-озная ве-едьма! Передо мной все лебезят и одаривают подарками.

– Ну-ну. Сегодня приходил один такой подарок. За полмедьки торговался.

– Этот не считается, – весело отмахнулась Насья.

3

Уже в начавших сгущаться сумерках, независимая ревизионная комиссия в составе меня и Насьи, торжественно прошествовала к курятнику для оценки хозяйственной деятельности одного ушастого индивидуума. Как результат, (аккуратным рядом в убывающем порядке, сразу при входе), нам были представлены: крысы – три штуки, мыши – пять штук, голова хорька – одна штука. Наверно, все остальное от хорька Пончик съел. Но результаты работы были признаны удовлетворительными, за хорячью голову была обещана награда, и комиссия направилась на дальние рубежи. А именно за хозяйскую баню, где должен был показать свою удаль гордый потомок крылатого племени. Состав комиссии при этом пополнился ещё одним сотрудником, по обыкновению забравшемся на мое плечо.

Завернув по обходной тропке за бревенчатую баньку, Насья резко остановилась. Мы, то есть я, чуть не налетел на ее спину и посмотрел веред.

Ну, и? Чего стоим? Вон Алабар возиться у высокой березы. Спиной к нам.

Насья прошлась по тропе к тому месту, где копался дракон, недоверчиво оглядываясь по сторонам.

– А валун где? – спросила она, после короткого замешательства.

Валуна, кстати, действительно нигде не было.

Алабар оглянулся.

– Так вот же, – он посторонился, давая нам разглядеть место, где он ковырялся.

Родничок, на полсажени вглубь, был выложен свежебитыми базальтовыми булыжниками, размером с небольшую овечью голову. Стесанными и тщательно подогнанными друг к другу. Тёмно-зеленые стенки получившейся чаши в локоть поднимались над землей, и прозрачная вода, стекая по отведенному желобу, журчала на каждом камушке разными переливами.

– Дракон!– ахнула Насья, – Ты как это сделал?

Покрутив головой и внимательно осмотрев полянку, я не обнаружил ни кувалды, ни лома, ни молотка. И ведь ударов, ломающих камень, никто из нас не слышал. Чем?!

Дракон удивился:

– Так я же дракон.

Наверное, этого в его понимании было достаточно.

– Но не камнетёс же! – вырвалось у меня, – Тут даже не кувалда, тут взрывной артефакт нужен был!

Алабар в замешательстве переводил взгляд на каждого из нас. Беспомощно огляделся и зацепился взглядом за валявшийся у его ног кусок породы. Он поднял его обеими руками, крепко сжал, сосредоточился и провернул в ладонях. Раздался негромкий треск, и базальт разделился на две части как комок сухой глины.

– Уши. Ваши. Крысиные…

Но я же не люблю невыясненных вопросов! Поэтому мне сразу стало интересно:

– А как большой? Который в ладонях не помещается?

Алабар молча взял один из разделенных кусков, резко хлопнул по нему, и камень пошел мелкими трещинами.

– Вот вы как свои крепости строите! – восхитилась Насья. – Ну, дракон! Какой ты незаменимый в хозяйстве мужик!

Несмотря на сомнительный комплимент, парень чуток покраснел. И буркнул:

– Вообще-то меня Алабар зовут.

Но ведьма отмахнулась:

– Пойдем. Хватит на сегодня. Кормить вас буду – заслужили.

Я промолчал. В отличие от Пончика и Алабара, у меня с браслетами как раз ничего не получилось. Выходит, я не «заслужил».

Но это ведь не повод отказываться от ужина?