Текст книги "Дар. Золото. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Ольга Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Горбун, наконец, отлип от пола, тяжело поднялся, и, сняв форменную накидку, осторожно присел на стул. А дракон выдохнул: он, кажется, понял, кто этот горбун. Обрадоваться не обрадовался, но успокоился. От таких подлости ждать глупо. Их самих от подлости беречь надо.

5

Горбун ел молча. Медленно. Аккуратно. Подбирал грязными пальцами упавшие на стол крошки, будто случайно найденную драгоценность. Словно молился. Каждому проглоченному куску. Словно за каждый глоток благодарил. Черное лицо, изуродованное жутким шрамом, было сосредоточенным и отрешенным. Не Доху он выражал благодарность, нет. Кому-то высшему, ведомому только избранным. И дракон, боясь прервать эту странную молитву, тоже молчал.

Когда еда закончилась, бродяжка сложил пиалы одна в одну, встал, криво поклонился и опять полез в необъятные карманы раз двадцать латаных шаровар.

Вскоре он положил на стол, завернутый в засаленный платок, продолговатый предмет.

– Вот. Марай просил передать, – и замялся. – Я себе хотел оставить. Думал, продам, зачем он аспи… вам. Тем более такой паршивый. У вас и без этого добра хватает... А мне хоть какая даньгазазвенит в кармане. Хоть лепешку куплю. Теперь вот думаю: не надо мне. Обойдусь.

Дох улыбнулся: вот ведь как повернул, проходимец! Вроде, и не он хотел затарить посылку – вроде, ему посылку навязывают, а он великодушно от неё отказывается.

– Пойду я. Ночь скоро, а мне до одного скальника ещё добраться надо. Там переночую. Там хорошо. Никто не помешает и не найдет.

Правитель достал из ящичка в столе три злотника и положил рядом со свертком. Но горбун фыркнул:

– Если медь есть, лучше медью дайте. А золото мне быстро глотку вскроет. Думаете, я не знаю, что Марай мне не заплатит? Кто ж смертнику платит? Не-е, лучше медью. Я в Райят не вернусь.

– Вы же смерти не боитесь? – усмехнулся Дох.

– Не боюсь. Но нельзя хорошему человеку повод для злодейства оставлять, – серьезно и убежденно ответил нищий. – И надоело мне там, я по жизни перекати-поле. На вас была охота посмотреть. Чтоб, значит, умирать было с чем. А то иные кроме помоек да попоек ничего видеть не хотят.

– Хорошо. Медь мы насобираем. И в дорогу еды дадим, – дракон встал, открыл дверь. Подождал, пока оборванец проковыляет из кабинета. – Тим, проводи уважаемого до поста. Дальше он сам.

И повернулся к горбуну.

– Запомните, во второй раз вас не пожалеют.

– Так я что, я понимаю. И в первый накричался как разносчик на базаре… но… вот... У стишка продолжение в голове сидит. Как заноза. Если не скажу – потом спать не буду. А мне оно надо? Мне оно совсем не надо, – нищий для убедительности замотал головой. – Как хотите, но вам назначено, вы и слушайте:

Хочет добренький отец в хлев вернуть их, как овец. Снаряжает корабли и плывет на край земли. Только толку в этом мало – время детское настало. Не вернуть их все равно – детки выросли давно.

Оборванец повернулся спиной к драконам и, не дожидаясь сопровождения, зашагал к выходу. Запомнил куда идти. Стоявший рядом с правителем, крепенький и подтянутый Тим, не отрывая взгляда от странного посетителя, спросил.

– Кто это?

Дох ответил не сразу.

– Дервиш. Эти куда хочешь пройдут, просочатся, пролезут… И будут нести околесицу. Не обращай внимания.

6

Когда Тим догнал горбуна на ступеньках галереи, Правитель повернулся к девушке, проскользнувшей в кабинет и начавшей собирать посуду. И негромко приказал:

– Объявляй сбор поисковой группы. Немедленно. Что брать с собой они знают.

Линда резко выпрямилась, оставив поднос в покое. От веселых смешинок в глазах не осталось и следа, и она настороженно выдохнула:

– Нашли?

– Ты еще здесь?

Драконица вихрем вылетела из кабинета и помчалась по галерее. А Дох, взял в руки «посылку» оставленную оборванцем, раздумывая, стоит ли смотреть и не лучше ли будет выкинуть сразу. Но вспомнил, что дервиши никогда никому ничего не дарили. Обычай, приписываемый им, раздавать последнее, был, мягко сказать, выдуманным. Как бы они выжили, перебираясь пешком из города в город, из поселения к поселению, или к забытым и одиноким дальним хижинам? Кто бы им просто так кинул подаяние в стране, где половина жителей радуется уже тому, что в доме есть вода? А другая половина, таких «горбунов» к себе на длину пешего перехода не подпустит.

Но в замызганном свертке оказался предмет, который никак, ни при каких обстоятельствах, не должен был здесь находиться.

Ключ.

Ну, и зачем он драконьему племени?

Дох пожал плечами, завернул кинжал в старую тряпку и положил в потайной ящичек стола. Кто знает. Может, этому «дервишу» виднее.

Эпилог

Мерно клевала носом в тихие волны маленькая шхуна, выставив на ночь лишь один парус, дабы совсем не потерять хода при попутном, но слишком слабом ветерке.

В низкой каюте на досках, пытавшихся соответствовать громкому названию «койки», четверо уже спали. Дракон, внезапно ставший моряком, и каждый день восхищенно и счастливо смотревший на море. Лекарь, первый раз, за несколько дней, спокойно уснувший и счастливый от того, что окончательно вытащил из-за грани непоседливого паренька. Паренёк, считавший себя самым обычным человеком и понявший, что счастливым может быть каждый прожитый под небом день. И маленький зверь, пристроившийся под горячим драконьим боком и считавший себя счастливым просто так.

Пятый из этой странной компании стоял на палубе. В окружении нескольких суровых личностей, собравшихся ради одной достойной цели: преподать пятому урок вежливости и приличного воспитания. Но, как это часто бывает, учителя не сумели правильно оценить свои силы и вскоре расползлись, рассчитывая в ближайшее время провести работу над ошибками и возобновить воспитательный процесс. Так что и пятого, умудрившегося получить по ребрам пару-другую воспитательных тумаков, можно было с уверенностью назвать счастливым.

А за много дней пути отсюда, на восток, у кромки глубокого фиолетового поднебесья и темной, почти черной, пустынной земли, среди серых, освещаемых лишь мигающими звездами низких скал, горел огонек. Оранжевое пламя не спеша лизало корявые ветки саксаула, и колючее тепло растекалось по затерянному в бескрайней степи, котловану. Человек сидел возле костерка, блаженно грел ладони, почти положив их на жгучие лепестки огня, и тоже был счастлив. Как бывает счастлив тот, кто прожил свою жизнь ради прошедшего, такого длинного и такого насыщенного красками, дня.

Он смотрел на огонь и улыбался. Рядом лежала добротная кожаная котомка, из которой торчала рукоять вполне приличного ножа и краешек чистого холста, куда бродяжка бережно завернул остатки вечерней трапезы.

Подкинув узловатый древесный обломок в угли, начавшие покрываться белесым пеплом, и подождав пока жар заставит их вспыхнуть, человек уселся поудобнее на подстеленный к теплу новенький плащ, прислонился горбом к большому валуну, еще хранившему дневное тепло, и тихонько запел. Замычал носом что-то своё, однообразно выводя только ему известную мелодию.

Через время это ему надоело. Отыскав среди лежавшей в стороне охапки хвороста ветку потолще, он снова подбросил ее в костер.

– Вот ты тут горишь, да? А ведь не знаешь, что есть такой огонь, что куда тебе до него! – заговорил нищий, обращаясь к пламени. Хотя какой он теперь нищий. У него теперь на поясе целый кошель висит. И что, что с медяками? А ему в самый раз. Все-таки хорошо, что он Марая послушал и пошел к горам. – Постой-ка! Того кешафане Мараем звали! Как же тогда его звали? Ай-я, какая разница. Я бумагу передал? Передал. Вон как ихний начальник обрадовался. Накидку дал, нож дал, воду дал. Ты меня слушаешь или нет? Я же с тобой разговариваю! Эй!

Огонек резво пробежался по разгорающейся коряжке и, поплясав на самом её кончике, затих.

– Слушаешь, – удовлетворенно заметил бродяга, – Вот я и говорю – камни от такого огня плавятся! Спрашиваешь, почему я сам не сгорел? А я знаю? Это же тебе интересно, а не мне. Вот ты у своих там и спроси, а ко мне не приставай. Я тебе так скажу: нет у этих аспидов покоя. И больше никогда не будет. Кончился их побег. Как белый свою силу показал, так и кончился. Больше им бежать некуда. Но они глупые. Многие не захотят за ним пойти и сгинут. Кто такой белый? Я что, сказал «белый»? Не знаю никакого «белого»! Ты меня тут не путай, я тебе всё по порядку рассказываю, как положено.

Горбун пошерудил в костре еще одной изогнутой веткой.

– На, это тебе, – бросил он саксаул в огонь и милостиво разрешил. – Я сегодня много подарков получил, так что и ты можешь порадоваться. Мне вместо того ржавья настоящий нож дали. Только тот, кого я чудищам отнёс, не ржавый – он заколдованный и живой. Как ты, да. Он тоже в заточении. Добровольном. Тебе его жалко?

Дервиш захихикал и покачал головой, словно невидимый собеседник его здорово повеселил.

– Ай, пожалел! – искреннее удивился горбун, – Он сам себе путь выбрал. Что говоришь? Они? Ну, может быть, таких как он много. Только я бы не смог. Тысячу лет в железке проторчать?! Не-е, не хочу. Но скоро. Скоро они выйдут из тюрьмы. Уже скоро соберутся все знаки, сложатся воедино, и бездна качнётся. Прольются над пустынями дожди и зацветет розами саксаул. Растает ледяная стена и застынет море на краю заката. Уже вышли на охоту тени и идут по кровавому следу, уже пришел победитель в не начатой войне, уже светится камень, который разобьет единственный. Вот тогда черное племя увидит реки, тогда пестрое племя засеет поля, тогда бессмертное племя умрёт. Истинные хозяева скажут свое слово. И на Дар вернется свет. Ох…

Горбун вдруг повалился набок, с силой сжал голову ладонями и протяжно заныл:

– Опя-ать, – закашлялся он. – Да что ж так болит?...

Полежал немного. На глаза навернулись слезы. Он приподнялся, кинул в огонь еще сухих веток, и со стоном улегся на край плаща. Обессиленно подоткнул новенькую торбу под голову и уставился пустым взглядом в бездонное, сверкавшее бриллиантами, небо. Через мгновение он тихонько заснул.

Что ему там снилось, только Небу и известно.

Конец второй части