Текст книги "Дар. Золото. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Ольга Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 12.

1

Телега скрипела так, словно искренне надеялась закончить на этой дороге свой нелегкий тележный путь. Пегая лошаденка неопределенного возраста тащилась по укатанным в камень колеям, иногда вздрагивая всей шкурой и стряхивая с неё редкие капли унылого дождя.

Четверо мужиков, самого что ни на есть сельского вида, бесстрашно примостились на облучках грозившей рассыпаться повозки, лузгали семечки, а припасенная пара вил, накрытая драной мешковиной, скромно дребезжала на досках.

Куда сельцы держали путь в эту сумеречную слякоть, было ясно – дорога, проторенная и конными, и пешими, вела в гору, к водопаду. А азарт дармовой поживы, горевший в их глазах, намекал, что дело, по которому они выползли из теплых домов под вечер, отлагательства не терпит никак.

Картина, вдруг возникшая перед ними, уже у водопада, сначала озадачила, а потом и вовсе показалась подозрительной.

Навстречу брели трое.

Худые и грязные, с болтавшимися старыми мешками за спинами, и с ножами на опоясках. Четвертый, завернутый в замызганное одеяло, не то живой, не то уже окочурившийся, висел на плече одного, надо сказать самого наглого, из них. Самый высокий вообще был без рубахи, босой, в странной одёжке, похожей на длинную подранную юбку, выставлявшую на всеобщее обозрение голые… ноги.

Отсутствие такого важного предмета гардероба как штаны мужичкам очень не понравилось, и они без разговоров потянулись за вилами.

Но наглый, увидев телегу, вдруг обрадовался непонятно чему.

2

Не надо иметь драконье зрение или кошачий слух, чтобы понять – на транспорте, предсмертный скрип которого слышен за версту, агенты Тайной Стражи, а тем более контрабандисты, не ездят. Что меня радовало. Мне даже не было интересно куда ехали селяне, распугавшие всю местную живность, тем более, что в горы давно спустились сумерки.

Полчаса назад мы с Машкой, еле удерживаясь на ногах от вихря поднятого драконом, кое-как поймали вывалившегося из его когтей Саню. Еле успели опустить обмотанное одеялом тело, как пришлось разбежаться в разные стороны, что бы не словить себе на голову Алабара. Приземлиться нормально он не смог, видимо потерял сознание еще в воздухе, и свалился уже человеком.

Упал он ничком, жестко ударившись лицом о землю, а на его спине, вцепившись в неё когтями и клыками, сидел ханур. Дрожавший так, что, казалось, стучат все кости исхудавшего тельца. Замерз.

На моих руках он приглушенно пискнул и вырубился, пришлось засунуть зверька за пазуху и поблагодарить Небо за то, что хоть живой. Отогреется.

Алабар пришел в себя довольно быстро, попросил воды, жадно присосался к полученной баклажке, огляделся и облегченно выдохнул. Руки ободраны до плеч, ступни сбиты и кровоточат, на груди едва затянувшаяся рана, на спине кровоподтеки от хануровских когтей. Скула начала опухать. Видок что надо. Его холщовые штаны превратились в драные панталоны, и я смутно догадывался, кто мог так кардинально изменить фасон. Он со вздохом поднялся и хмуро оглядел живописную поляну, где мы их ждали.

Водопад даже в сумерках был красив. Мокрые, темно-серые, местами черные, камни, крохотное озерцо с белыми кувшинками около берегов и мягкий травяной ковер под ногами.

Шум воды, каскадом сбегавшей по гладким сланцевым уступам, не заглушил донёсшиеся взвизги несмазанных тележных колес, и оборотень усмехнулся сухими губами.

– А вот и экипаж! – было видно, что он устал.

Про себя я лучше помолчу, мне даже дышать не хотелось. Но надо идти. Как утверждают, движение это жизнь, хотя, очень хочется набить морду тому, кто это сказал – я бы посмотрел на умника после двухчасового горного забега.

Машка примостил на своем плече Саню, и мы потащились навстречу гужевому транспорту и ехидно хихикающей над нами судьбе.

3

Лошадь, при виде нас коротко всхрапнула, и даже попыталась сдать назад, но её остановили оглобли. А соскочившие мужички не обратили на лошадку никакого внимания – их внимание было занято. Нами.

– Доброго здра-авия, уважа-аемые! – заулыбался Машка, заставив «уважаемых» плотнее сомкнуть ряды. – Сами мы не местные, заплутали вот. Как любезно с вашей стороны, что вы согласились довести больного к лекарю, и накормить нас, чем бог послал. Так, где вы говорите, у вас можно переночевать?

– Кто такие? – сурово спросил один из них, не поддавшись на сомнительное Машкино красноречие. Староста, не иначе. – Чево тут забыли?

Машка продолжал улыбаться.

– Так говорю же. Заплутали. Под дождик вот попали. Идем вот…

– И идите себе! Не знаем мы вас. Может вы лиходеи какие? – нет, старостой он не был. Тот бы всех лиходеев в округе знал. Его положение бы обязывало. Местность как-никак приграничная, браконьерская.

– Ладно, – покладисто согласился оборотень. – Дорожку тогда не заступай. Мы и пойдем себе.

Мужики переглянулись.

– А в мешках у вас чево? – воодушевился Машкиной сговорчивостью «староста», – Небось, кого обобрали? А ну, покажь!

– Вот так вот сразу? Вот так и показать? – на этот раз Машкина улыбка никого не обманула, и сельцы зашушукались, поглядывая на нас.

Их совещание длилось недолго.

– Мешки скидайте! И шагайте себе! А не то на вилы подымем. Сразу отвыкнете по чужим лесам плутать.

Машка осторожно снял с плеча Саню, опустил себе под ноги и перешагнул. Легкость, с которой оборотень это проделал, не осталась незамеченной, и вооруженные вилами люди слегка напряглись.

– Да ты никак ограбить нас хочешь? – ухмыльнулся оборотень, – Ты сам-то, кто такой? Что на этой дороге забыл?

Он словно не замечал остальных, обращался только к языкатому, намеренно выделяя его одного.

– Куда это ты направлялся? Ещё и на ночь глядя. Не расскажешь?

Мужичек заюлил, сразу растеряв воинственный пыл. Забегал глазками по придорожным кустам, но сдавать лидирующие позиции не захотел.

– Не твово ума дело! Куда надо, туда мы и направлялись! – он оглядел приятелей в поисках поддержки.

Поддержка задерживалась. Мужички явно не ожидали Машкиного напора.

– А если я сейчас своей дорогой пойду, но приду куда надо? Скажем к старосте вашему? Ему наверняка будет интересно знать, какие демоны вас к водопаду понесли. На телеге. С вилами. В ночь.

– Ты это… – тут же вскинулся мужичек, – зря не грози! Никакие демоны нас не несли. Тут дракон летал!

Алабар сзади поперхнулся.

Мужичек, явно рассчитывал на «драконий» эффект, но Машка лишь недоверчиво хмыкнул.

– Так уж и летал?

– Мне брехать незачем! – мужик обиделся, но продолжал, косясь на приятелей, – упал он гдесь неподалеку. Издох, наверное. Мы за ним шли. Чтоб, значит, эта… у... убрать по-быстрому. Чтоб...того... воду не попортил. Чтоб епидемии на стряслось. В речке-то! Почитай, из нее всё село пьет.

– А если не издох?

Мужик растерянно захлопал глазами. Видимо, такой исход события ему в голову не пришел.

– Так он же низенько летел! И крылами махал тока чтоб долететь. Больной он был! Точно говорю. Как есть издох!

Алабар закашлялся.

– И давно? – гораздо более дружелюбно спросил Машка.

Вилы были отставлены в сторону.

Воодушевленный «свидетель дракона» тут же принялся обстоятельно, в деталях, рассказывать о случившемся событии, сообразив, что встречные голодранцы вовсе и не голодранцы. Может даже совсем не голодранцы. Свяжешься с такими, хлопот не оберешься. А раз ведут они себя по-простому, то и на бесштанного бугая можно не обращать внимания, и на болезного в одеяле тоже не коситься. Авось, пронесёт.

Дракона увидел только языкатый. Он как раз в это время горы оглядывал. Почему оглядывал? Ну, так денек-то нынче какой замечательный, чего бы не поглядеть? (Особенно если идет дождь, горы заволокло туманом и уже вечер.) А тут тебе летит! Это ж, надо! Нет, сам-то он драконов раньше не видал, нет. Дед по малолетству рассказывал. Он видал. Где? Так сейчас рази упомнишь. Какого цвета? Так это… серого, какого ж ещё. И низко-низко так, над самыми верхушками. Над ельником. Аккурат, возле падунца. Плохо летел! Уже падал. Точно помирать летел. Нет, рассказал он только дружкам. А то мало ли. Бабы-то вой могут поднять, подумают – война. Нет, нельзя было всем говорить-то. Они и собрались вчетвером, вилы прихватили, чтоб, значит, тушу вытащить если что. А уж поутру, всем миром приехали бы, да закопали. Негоже такую страсть под боком у себя оставлять! Телега? А что телега? Не пёхом же топать в такую даль! Верхом? Так лошадей еще запрячь надоть. А тут сел да поехал. И вилы в руках не тягать.

Звали мужичка Нухай. Пока он заливался соловьем, мы отобрали у его подельников боевой сельскохозяйственный инструмент; уложили Саню на многострадальную телегу; впихнули туда же заартачившегося Алабара, чтобы не смущал народ дырками в интересных местах; и устало пошли рядом, слушая разглагольствования Нухая. Теперь уже о дожде, о ветре, о сбившихся рыболовных буях на взморье и о многом другом, почти засыпая на ходу.

Глава 13.

1

– Знахарь у нас есть, как не быть. Знахарка. На отшибе живет. У леса. Только… – Нухай замялся, – не всех привечает. Да и страшна как смерть, уж не к ночи Косая будь помянута.

– Как это? – я даже почти проснулся, услышав что мужичок ответил Машке, – она может отказать больному?

– Может, – уверенно заявил Нухай, – Говорю же, страшна.

Поселение Малые Пятки встретило нас звоном колодезной цепи, мычанием пришедших с выпаса коров, визгом попавшего под хозяйские сапоги поросенка и пьяной песней подгулявших парней, в обнимку идущих с трактирных посиделок. Редкие огни уже загорались в оконцах приземистых домов, притулившихся к устью неширокой реки, впадающей в бухту Срединного моря.

Мы подходили к небольшому домику, стоявшему в лесу, чуть в стороне от села. Трое приятелей Нухая тихо смылись, как только мы свернули с торной дороги к дому знахарки, ему же деваться было некуда, телега оказалась его.

Всю дорогу косившая на нас испуганным глазом пегая лошаденка, обреченно остановилась у кривой калитки и тихонько заржала, давая понять, что дальше она с нами никуда и ни за что не пойдет. На её недовольное ржание выскочила откуда-то забрехавшая дворовая псина, с разбегу подскочила к заборчику, кинулась в азарте, и тут же, втянув носом воздух, отпрыгнула, заскулила, и шустро заползла под крыльцо.

– Вы тока молчите, – предупредил нас Нухай, – я сам говорить буду. Чтобы, значит, не погнала вас.

На собачий брёх загремела щеколда, скрипнула отпираемая изнутри дверь и на крыльцо вышла женщина. Довольно молодая, невысокая, в простом платье, теплой шали на плечах и… с огромным тесаком в руке.

– Кого там болотная принесла?! – громко спросила она, почему-то пытаясь разглядеть собаку, спрятавшуюся под кривыми ступеньками.

– Да я это, Нась, Нухай! – залебезил мужичок. – Тут от к тебе хворого привез. Не посмотришь? А то ить с падунца везу, не кончился бы.

– А ты что там забыл, пень с глазами? Да с каких это пор ты, всякую падаль подвизался подбирать?

Женщина стояла на крыльце, крепко сжимая в руке нож. Боялась чего-то? Или кого-то? Видно не очень жаловали ее селяне, раз защищаться приходится.

– Так ить надо ж по-человечески! – попытался объяснить Нухай.

– Это ты-то по-человечески? – удивилась женщина, но нож опустила и пошла к калитке.

Подойдя, она быстро нас оглядела, задержалась взглядом на Сане, и приказала:

– В дом несите, – развернулась и спокойно пошла к крыльцу. – И самим нечего на холоде стоять.

Нухай облегченно выдохнул.

– Ну, всё, – засуетился он возле лошади. – Довез я вас, болезного пристроил, пора мне.

Я снял мешок. Серебро у меня в самом низу.

– Вот что, Нухай, – приобняв его, тихо сказал Машка. – Ты нас не бросил, довёз, потому скажу только тебе. Указ секретный вышел. Того, кто говорит, что видит всяких там демонов, драконов и вообще разных непотребных существ, в столицу отправлять. Там дом призрения один есть. Где опыты над душевнобольными проводят. На окнах решетки, чтобы они не убежали. Даже родственников не пускают.

– Так я ж своими глазами!.. – возмутился было мужичек, но Машка на него цикнул.

– Не ори. Мы же оттуда шли. Не видели мы никакого дракона. Может, тебе низкие тучки показались? Со мной тоже такое было. Думал, журавль летит, ан нет, облако. В горах облака низко стелются. Ты дружкам своим тоже передай. Семьи-то у них большие?

Даже в темноте было заметно, как мужик побледнел.

– Держи, – я протянул ему серебрушку. – Поделись с приятелями.

Мужичек зацепил монету, спрятал ее за пазуху и, шустро развернув всхлипнувшую телегу, помчался к селу, с лошадью наперегонки.

2

Дом знахарки был поделен на две половины. Одна жилая, из двух комнат, другая в одну комнату, где хозяйка принимала больных. Пахло травами, пряностями, хвойной смолой и чистотой. Посередине стоял длинный стол, на который знахарка велела положить Саню. Вдоль стены расположился еще один, узенький, скорее похожий на высокую лавку, где разместились разноцветные склянки, мешочки и горшки каких-то снадобий.

Машка, стоило ему войти в эту комнату, расчихался, захлюпал носом, и торопливо вытащив из кармана куртки грязный платок, шумно высморкался. Знахарка только насмешливо повела глазами в его сторону и обратилась ко мне.

– Вон, сзади тебя корзина, – показала она, – туда зверя положи. Там мой старый платок, твоему задохлику тепло будет.

Как она узнала, что у меня за пазухой ханур, не знаю, но спрашивать я не стал. Мне, честно говоря, и разговаривать-то не хотелось.

Не дожидаясь пока я пристрою Пончика, знахарка покопалась среди склянок, выудила из множества одну и вручила ее Алабару.

– Смажешь царапины. А сейчас мыться ступайте. Баня за огородом. Еще теплая. Там все найдете, и щелок и полотенца. Барахло свое тоже там оставьте, потом постираете. Нечего грязь в дом нести.

Несмотря на внезапный насморк, Машка заулыбался.

– А из бани в чём? Вдруг увидит кто?

– Ты уверен, что там есть на что смотреть? – остудила она оборотня, – Всё в бане найдете. Я постелю вам в другой комнате. Думаю, двери не перепутаете. И собаку мне не пугайте. Она и сама не дура, к такому зверинцу не подойдет – но я вас предупредила. Да, зовут меня Насья.

– Зверинцу? – Машка еще продолжал улыбаться, но уже не так уверенно. Хозяйка пропустила вопрос мимо ушей, подошла к столу и принялась развязывать замотанного в одеяло лекаря. В комнату хлынул едкий запах давно немытого тела, мочи и тухлого мяса.

Нас из комнаты выдуло.

3

У каждого ремесла, есть две стороны. Одна чистая, другая грязная. Светлая и темная. Нет такого дела, где имелась бы только одна. Можете не искать. Знаете почему? Потому что мы разные. Кто-то скажет – это чистое, а кто-то скажет – грязное. Но говорить они будут об одном и том же.

Ремесло лекаря – сплошная боль. Страх, кровь, грязь, вонь…

Ремесло лекаря – свет, смех, рождение заново. Высшая благодарность за жизнь. Или за смерть.

Кто видит первое – останется ремесленником до конца своих дней. Если останется.

Кто видит второе – станет мастером, для которого первое всего лишь короткий этап, ступенька, шаг к мастерству. Без первого, второго не будет никогда. Мастер не замечает тьму. Она для него тоже инструмент.

Смывая с себя многодневную грязь чуть теплой водой, я удивлялся той легкости, с которой пустила нас в дом, в сущности, одинокая женщина. Что могла она со своим ножом против троих мужчин? Да, ничего. Даже таких уставших и потрепанных. Она не задала нам ни одного вопроса, сразу приняв на себя ответственность за судьбы всех четверых. Пятерых, если точнее.

– А почему у этой Насьи такое странное лицо? – вдруг спросил Алабар, опрокидывая на себя ведро с водой. Дракон стойко намыливал все ссадины и порезы, позволяя себе лишь иногда тихо шипеть от боли, когда вода попадала в раны.

Мы с Машкой уставились на него.

– Ну… как будто разрисованное всё, – пояснил дракон.

– А-а… – протянул Машка, блаженно растягиваясь на мокрой лавке, – Это кто-то из ее родни с шакарами согрешил. Может мать, может отец. Хотя, наверно, все-таки мать. А что, тебе тоже стра-ашно? Как тому Нухаю?

– Нет, я просто никогда не видел шакаров. Но они ведь живут гораздо южнее?

– Живут, – согласился Машка, – но им никто не мешает посещать, так сказать, с культурными визитами соседние страны.

– С культурными? – удивился Алабар.

Кошак, лежа на лавке, подпер голову рукой.

– Алабар, вот скажи мне честно. Ты кроме своих Серых гор хоть где-нибудь был?

– А надо было?

А действительно, подумал я. Оно ему надо было? Жил себе и жил, никого не трогал, никуда не лез. Тренировался, наверно. Ну, не знает он ничего о нашей жизни. Так и мы тоже, даже о них самих не знаем. Одно только то, что драконы не могут защититься от ментальной магии, делает их уязвимыми. А значит и очень осторожными.

– Маш, а ты когда таким всезнающим сделался? – спросил я, – Родился наверно, таким, да? Всё умеющим, и всё понимающим.

Машка промолчал. Не знаю, обиделся он или нет, но почему-то не хотелось слушать его ехидные нравоучения. Спать хотелось. И… меня кто-то звал.

Тихо, настойчиво. Торопил даже. Ни дракон, ни оборотень ничего не «слышали», что удивило. Если это ментальный зов, то дракон должен был первым «услышать».

Повязав широкое полотенце вокруг бедер, я кое-как обмотал чистой тряпкой ступни, сунул в сапоги ноги – надо будет научиться у кошака нормально портянки наматывать – и, выйдя на воздух, поспешил вдоль забора к дому.

4

Ветер, подувший с гор, разогнал в ночном небе тучи, и звезды, замигавшие над головой, высветили фигурку женщины, сидящую на крыльце.

Заметив меня, она встала и протянула сложенную одежду.

– Это я тебя звала, гном.

Я споткнулся о лежавшую под ногами псину, нагло развалившуюся у крыльца, и машинально взял сверток.

– Будешь исправлять, что натворил. Пойдем.

Моего ошарашенного лица она не видела. Поднялась по крыльцу и уже открывала тяжелую дверь.

– Быстрее.

Я опомнился и, перескакивая через ступеньку, поспешил за ней.

В комнате, где лежал вымытый Саня, еще ощущался тяжелый запах, но уже не сшибал с ног.

– Одевайся, – нетерпеливо приказала Насья, видя, что я пялюсь на тело, лежащее на столе. Как говориться, краше только в гроб кладут.

Путаясь в завязках, я влез в просторные шаровары, в такую же огромную рубаху и кое-как подвязал скрученной пенькой отвисшую ткань.

Пока я возился с веревочками, женщина лучиной зажгла масляную лампу и подвесила ее над столом.

– Твоя работа? Что ты делал, помнишь? – она показала на жуткий шрам, идущий по Саниному животу вдоль ребер и пересекающий их в районе грудины. Сначала я кивнул, потом помотал головой. Ну, как спросила, так и ответил. И что я могу помнить, если тогда сам чуть не сдох?!

– Какой цвет видел, когда лечил?

Пришлось протолкнуть комок, застрявший где-то под языком.

– Зелень… к-х… – еле выдавил я, – мельтешили зеленые нити. Травянистые.

– А какие с детства видишь?

– Зеленые… то есть изумрудные.

– Сколько цветов увидел тогда?

– Все.

Насья уставилась на меня недоверчиво, но тут же спросила:

– Черные видел?

Я пожал плечами, а знахарка пробормотала:

– Ладно. Обойдемся.

Она метнулась к ветхому сундуку, стоявшему в дальнем углу и, покопавшись, достала оттуда крохотный глиняный флакончик.

–Пей! – сунула мне его в руки.

– А это не…

– Пей!!!

На меня еще ни разу не повышала голос женщина. Тем более простолюдинка! Тем более шакарка, пусть и наполовину! Я попытался было возмутиться её непристойным, так сказать, поведением, но… она смотрела на меня так, что я сразу понял: ей чихать на то, что я мужчина, дворянин и человек. Ну, почти человек. Она знахарь!

Я вылил в рот содержимое флакончика. И тут же… поплыл… далеко-о… Как-то вот мне бы привязаться бы к… чему-нибудь… а то уплыву… куда-нибудь… Хорошо-то как!.. приятно…

Замельтешили… вокруг… меня.. разноцветные бабочки… мотыльки… канарейки… воробьи… вороны… Вороны?.. А откуда здесь вороны?..

– Эй! – раздался в ушах гром среди ясного неба. – Смотри на меня. Смотри. Сейчас пройдет. Потерпи.

Потерпеть? Ну-ка, что тут надо потерпеть? Это мы мигом, это мы сейчас…

Эйфория закончилась быстро. Хорошей оплеухой. Вот за что, спрашивается?

– Пришел в себя? Руки давай, – знахарка схватила мои ладони и с размаху пришлепнула к Саниному животу. Вернее к тому, что от него осталось после прилипания к позвоночнику, – что видишь?

Да ничего я не видел!

В следующее мгновение меня ударило разноцветной кувалдой. Точнёхонько по кумполу! Это знахарка так умеет?!!

– Что видишь?

Нет, эта злыдня отстанет от меня или…

Вот теперь я увидел. Лучше бы не видел, честное слово! Саня был буквально замотан в копошащийся клубок разноцветных змей. Толстых, светящихся. Они ныряли в него, ввинчивались, заползали и давили, сжимая его собственные жизненные потоки, которые еле-еле светились и грозили вот-вот потухнуть. Как я это увидел и откуда я это знал? Вопрос не ко мне.

– Змей вижу, – сцепив зубы, ответил я.

– Много?

– Да.

– Плохо. Ладно, попробуй их убрать.

Насья держала мои ладони в своих так крепко, что они побелели. Но я не чувствовал ни боли, ни чужого прикосновения.

Я пошевелил пальцами, и «змеи» отпрянули. Ловить их что ли? Начал ловить. Странно, но как только я схватил одну, она лопнула. Потом вторая, третья… десятая. Они лопались разноцветными кляксами, «пачкали» мои руки и исчезали. Одна за другой. Я потерял им счет. Я потерял счет времени. Я потерялся сам. Всё тянул и тянул из тела, лежавшего на столе, разноцветные ленты, пока не осталось совсем чуть-чуть. Но они убегали. Уползали от моих пальцев, скручивались, растворялись в основных потоках, прятались под энергетическими узлами. А я уже устал. У меня темнело в глазах, я качался из стороны в сторону, боясь, что знахарка отпустит меня, и я упаду.

– Много еще? – услышал ее голос издалека.

– Три, – еле выдохнул.

– Цвет, – кажется, она тоже была на грани.

– Фиолетовый… розовый… черный…

Она вздрогнула. Так сильно, что отпустила меня.

Ну… вот и пол рядышком…