Текст книги "Перекресток волков"
Автор книги: Ольга Белоусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Просто поверь… Очень трудно просто верить… Кроха, малыш… прости, я обидел тебя…
Мой дьявол умер раньше меня. Его смерть означала и мою смерть тоже. Уходя, он забрал с собой Силу, словно мстил мне за что-то. Пустое пространство заполнилось болью. Волчья лихорадка. Я уже не ждал чуда. Только очень хотелось увидеть перед смертью Лес – мой первый, мой единственный дом.
«Прекратите! Прекратите!!! Пустите!!! Больно! Больно…» – «Не надо, Ной! Подожди, не сопротивляйся! Малыш, помоги мне, его надо перевернуть… О черт, да сколько же в нем силы!.. Ной, посмотри на меня! Не засыпай! Но-ой!»
Обрываются листья… и дерево плачет… мешаются краски одинокой радуги, оставляя мне бесконечность горизонта…
Больно… больно… мой бог…
Пытка жизнью… пытка смертью…
Кровь остывает…
Хватит…
Я принял решение, когда бесплодность борьбы отрицать стало уже невозможно. Странным было не то, что я умудрился выбраться из квартиры, никого не разбудив, а то, что я вообще сумел принять хоть какое-то решение. Я брел по пустынным ночным улицам, ненавидя и проклиная этот город, в котором вместо золота нашел кровь и пепел, и просил у неба еще немного, еще чуть-чуть времени. Падая на мокрый песок, я почти уже умер. Почти…
Ш-ш-ш… ш-ш… Шорох… шорохи…
Я вслушивался в шелест воды.
Ш-жр-жур-р…
Сил совсем не было. Перед глазами проносились давно забытые образы. Я пытался остановить их, вспомнить, понять… Не понимал, не помнил.
Все горело… внутри меня… вокруг меня… вместе со мною… все всегда горит… отец умер на огне… Я умру… я тоже умру?..
Дикая боль не давала расслабиться. Начинавшийся жар означал конец. А до леса было еще очень далеко…
Целая река, которую мне не перейти… не переплыть… как когда-то…
Ш-ш-р-хр-р…
Заскрипел песок под чьими-то ногами. Неужели за мной?.. Интересно, как выглядит смерть? Не хочется умирать. Так много я не успел сделать! Почему-то всегда – не успеваешь… Время как вода… высыхает, не оставляя даже воспоминаний… Отец… Нора… Нора? Почему – Нора? Кто такая Нора?..
– Ной? Ной! Ты жив?
Голоса… Я все еще различал запахи, но уже не различал голоса.
– Бэмби?
– Я, конечно! Какого черта ты сбежал, Ной?
– Как ты нашел меня?
– Это не я, это Кроха. Он слышит твои мысли…
Надо мной склонилось чужое лицо… Я должен был знать его, и не узнавал.
– Это я, Ной! Ты не узнаешь меня?
– Эдди?.. Да-да…
– Нет, Ной! Это я, Кроха!
Запахи…
– Малыш…
Я попытался улыбнуться.
– Извини… кажется… я… спутал… вы похожи…
Лицо исчезло. Потом появилось снова… Нет, это уже другое…
– Зачем ты сбежал?
Запахи – они разные, и даже если я забыл лица, я не забуду запахи…
– Дома намного приятнее умирать, Бэмби…
– Как – умирать? Зачем? То есть почему?
Паника в его голосе… Она больно режет мне нервы… Успокойся, друг… пожалуйста…
– Но ведь твои раны затянулись! Ты – оборотень! Почти бессмертен! От чего же ты собрался умирать?!
– Бэмби, Бэмби, глупый человек… Ты не понимаешь, да? Я не бессмертен… Не бессмертен… И есть кое-что пострашнее удара ножом… То, чего не исправить… Моя Сила уходит… Я исчерпал себя… – боль пульсирующим комком подкатила к горлу… вырвалась наружу с кашлем и кровью… – Пожалуйста… уведи малыша… не надо ему… это… видеть… я… я… очень хочу в лес…
– Хорошо.
Кто-то взял меня за руку… кто-то смочил мне губы водой… кто-то пожалел меня…
Кто-то убил меня… Я сам?..
Я был один против целой армии пауков. Я давил их, давил, давил, давил… Пока все не исчезло.
Темнота. И водопад. Или – это шум леса? Нет, просто кто-то плачет. Может, обо мне. Не надо, пожалуйста, не надо… Я не заслужил чужих слез. Я и своих-то не заслужил…
… Отец куда-то вел меня. Лес расступался перед нами… Из-за деревьев вышла мама… Мы взялись за руки и долго смеялись не известно над кем и чем.
Блеск каштановых волос ударил в глаза и рассыпался, исчез. Я звал ее, звал… Нора… Почему-то это было очень важно – знать, где она.
– Ной! Ной, черт побери, очнись! – голос ворвался в сознание как удар кнута.
– Что?..
– Я не знаю, куда надо идти.
– А где мы теперь? – мне не хотелось открывать глаза.
– В лесу.
Действительно, вокруг пахло домом.
И еще – мне было до странности легко. Почти легко. Я понял, что скоро умру. Надо было что-то говорить, но я не знал, что именно.
– Поговори со мною, Бэмби.
– О чем? – озадаченно спросил он.
– Не важно… просто поговори… Скажи, я долго болел?
– Ты пробыл у нас четыре дня. Вообще-то с такой скоростью кости не срастаются, – сообщил Бэмби.
Четыре дня! Так мало… А казалось…
– Рано я сдался, – пробормотал я.
– Что? – не понял Бэмби.
Но объяснять что-либо не хотелось. Человеку все равно этого не понять.
– Луна, должно быть, еще почти полная…
– Не знаю, – как-то нервно сказал Бэмби. – Ее не видно.
– А как мы здесь оказались?
Даже не открывая глаз, я знал, что Бэмби трет шрам, рассекавший его лицо. Он всегда так делал, когда волновался, а сейчас поводов для волнений у него имелось более чем достаточно.
– Это имеет значение?
Я улыбнулся. Улыбка далась мне с трудом.
– Нет… но я очень боюсь умереть в тишине.
– Не говори так!
Я снова улыбнулся. Я очень хотел плакать и совсем не хотел умирать, но я улыбался. Нужно быть сильным. Сильным всегда, иначе это не сила, а слабость. Так учил меня отец.
Лежать было неудобно.
– Ты не мог бы посмотреть… что за хреновина… воткнулась мне в бок?..
Послышалось шуршание. Потом:
– Вот черт, прости, Ной, не доглядел.
– А где малыш?.. Он ведь был с тобой? Там, у реки?
– Был.
– Где он?
– Ты велел ему уходить. Он ушел…
– Хорошо… Жаль только, что я так и не показал ему наш лес… Лес… Здесь ведь красиво, правда, Бэмби?
– Наверное, красиво, – как-то неохотно подтвердил он.
– В чем дело? Тебе не нравится?
– Не знаю. Очень темно. Я не люблю, когда темно.
– Темно?
– Угу… Я такой темноты еще никогда не видел… Без звезд, без луны… не говоря уже о фонарях. Как будто я ослеп. Жутковато, честно говоря.
– Почему темно?
– Ну, вообще-то потому, что уже ночь наступила…
Я, наконец, услышал его тяжелое испуганное дыхание. Почувствовал его страх. И я тоже испугался, но уже не за себя, за него.
Ночь… Ночь в лесу для человека – это страшно.
– Бэмби! Бэмби, что ты здесь делаешь?! Ты должен вернуться… в город… Я не смогу защитить тебя сейчас… Я даже не уверен, что проснусь следующим утром. Уходи!..
Силы покидали меня. Я понимал, что на самом деле ему уже поздно уходить… что в такой темноте для него все равно, с какой стороны появится опасность… Я понимал, что Бэмби умрет вместе со мной этой ночью, я не хотел этого, но ничего не мог сделать. Я…
– Жрать хочется… – тоскливо сказал Бэмби. Наверное, он тоже все понимал. Понимал, когда тащил меня по лесу, когда было еще светло и он мог уйти. Но он почему-то не ушел. – Интересно, а что будет, если…
Я уже не слышал его, вновь (в который раз? в последний раз?) проваливаясь в небытие.
Я тонул. Вода была холодной и черной. Я захлебывался ею, и так продолжалось целую вечность. А потом чья-то сильная рука подхватила меня, потянула вверх, выше, выше, и чернота вокруг сменилась серостью, светом, дуновением ветра… Я вдохнул сладкий как мед и жизнь воздух, задохнулся им и… открыл глаза.
Вокруг вовсю болтал утренний лес. Небо, чистое, родное, металось в кронах деревьев.
Я был еще слаб, но всем своим существом чувствовал, как уходил из тела смертельный жар. Сила возвращалась чертовски медленно, и хотя этого вообще не должно было быть, это было…
Не знаю, сколько прошло времени – минута или час, прежде чем я смог повернуть голову. Рядом, справа от меня, прислонившись спиной к стволу сосны, спал Бэмби.
– Эй, – тихо позвал я. – Бэмби! Просыпайся!.. Наверное, я уже не умру.
– Очень хорошо, – послышалось откуда-то слева. Я хотел обернуться, но сил не хватило. – Ты, конечно, не подарок, но живой все же лучше, чем мертвый. Здравствуй, Ной.
– Здравствуй, Артем, – ответил я невидимке за своей спиной.
– Я ждал тебя немного раньше… – заметил волк. – Три года назад, если точнее.
– Меня задержали… Какими судьбами ты оказался на этом краю леса?
– На этом краю? – повторил он. – Да отсюда до поселка меньше четырех часов нормального хода! Это не я, это вы далеко забрались…
Неужели Бэмби смог так далеко дотащить меня?
– Ну, что? История повторяется? – лицо Артема склонилось надо мной. Сверкнули крепкие белые зубы в хищном волчьем оскале. – История повторяется…
– В каком смысле?.. Что… с человеком?..
Говорить было тяжело, но необходимо. Я боялся показать Артему свою слабость.
– Тебе виднее. Это же твойдруг.
Насмешка в его голосе подействовала отрезвляюще. Я сел, стараясь не обращать внимания на звон в ушах и молочную пелену перед глазами.
– Не смей его трогать!
– Ной, Ной, Ной… – Артем снова засмеялся. – Как интересно… Второй раз ты пытаешься защитить от меня человека, и второй раз ты не в состоянии этого сделать… Не дергайся, приятель. Я не трону его. Какое удовольствие убивать и так почти уже мертвого?
Я снова посмотрел на Бэмби. Я не хотел верить Артему, но он оказался прав – человек умирал и, кажется, я был тому причиной. Бэмби поменялся со мной местами. Правда, я не представлял, как ему это удалось.
Чтобы не закричать – я не мог позволить себе такой роскоши – я изо всех сил вцепился в еще мокрую от росы траву, и вдруг почувствовал посторонний предмет на своей шее. Кулон на тонкой, холодной как лед, серебряной цепочке – талисман нашего племени.
Я удивился бы значительно меньше, если бы нашел в кармане змею.
– О-го, – тихо сказал Артем. Похоже, для него это тоже было откровением. – Откуда?
Я промолчал. Я не знал, что ответить. Клык был нашей легендой. Странной легендой, которую можно увидеть, потрогать, понюхать… Единственной ниточкой, связывающей нас с Богом и вишневым небом. Говорят, когда-то давно Клык принадлежал Первому Белому Волку. Говорят, однажды Белый Волк подарил талисман старой ведунье, просившей Бога о помощи. И еще говорят, Клык сам выбирает себе спутника и приходит к нему всегда с болью и чьей-то смертью. Он не передается по наследству, не имеет хозяина, и даже Белый Волк не спорит с его желаниями. Последний раз я видел Клык на шее отца в тот день, когда ушел из дома. Я был уверен, что Клык сгорел на костре вместе с ним.
Слабость вернулась, вынуждая меня проваливаться в бесконечный кошмарный сон, которому я не мог сопротивляться. Я закрыл глаза, судорожно сжав Клык в руке, и в одно мгновение оказался висящим в темноте и пустоте. Где-то около сердца, в такт дыханию, пульсировал маленький белый комочек. И с каждым вздохом он становился все больше, заполняя собой сознание, пока свет окончательно не вытеснил тьму. И я увидел…
Это было похоже на немое кино. Я видел себя со стороны, мечущегося в лихорадке по земле. Рядом, прислонившись спиной к дереву и с тревогой всматриваясь в сгущающуюся темноту, сидел Бэмби. Не раздавалось ни единого звука.
С минуту картина оставалась неизменной. Потом Лес словно расступился, давая дорогу своему хозяину. Он странно выглядел в закатанных до колен старых джинсах и стерильно белой футболке. Босой, небритый. Тонкий обруч, украшенный изумрудами, почти терялся в спутанных белых волосах. Я узнал его. Я видел его раньше. Только тогда, в моем бреду, он был одет в рваный черный плащ. А глаза не изменились, глаза цвета свободы и беспричинной тоски. Да, это был он – Король леса, Первый Белый Волк. Волчий бог? Значит, наша легенда – вовсе не легенда…
Он опустился на колени возле меня, умирающего от лихорадки в ночном лесу, дотронулся до пульсирующей вены на моей шее, вздохнул. Потом обернулся к Бэмби, окинул его долгим изучающим взглядом и снова вздохнул. А человек по-прежнему сидел неподвижно, ничего не видя вокруг, и в этот момент, как никогда, напоминал мне доверчивого олененка из старого мультфильма.
Наконец Белый Волк кивнул, очевидно, приняв какое-то решение. Снял с себя серебряную цепочку, осторожно подул на талисман и надел его на мою шею. Бэмби вздрогнул и расслабился. Шрам, рассекавший его щеку, становился все белее и белее, пока не засветился изнутри. Я почти физически ощущал, как из тела его в мое перетекает жизнь. Кажется, именно в этот момент я закричал – от захлестнувшего меня бессилия перед случившейся катастрофой. Я вовсе не хотел выжить таким образом.
Вспыхнул яркий свет. Я открыл глаза и понял, что какая-то глава моей жизни закончилась. Только я почему-то никак не мог назвать это счастливым окончанием.
– Вот, значит, как… – медленно произнес Артем. Наверное, он тоже побывал в той ночи, рядом со мною, Бэмби и Первым Белым Волком. – Вот как… Тебе придется вернуться в поселок, Ной, придется, даже если ты не планировал этого… Скажу честно, тебя не ждут, но ты должен вернуться! Нам нужен Клык.
Я вспомнил костер, на котором сгорел Том Вулф.
– Я никому ничего не должен, Артем!
Артем покачал головой, поднялся на ноги, протянул мне руку, и повторил:
– Ты должен вернуться, Ной.
– Зачем?
– Хотя бы затем, чтобы узнать, почему волки не пришли спасать твоего отца.
– Я знаю это и так, – я до боли закусил губу, гася в себе ярость. Не сейчас, не здесь. – Они испугались.
– Ты должен вернуться, – повторил волк. Я посмотрел на Бэмби. Он все еще не очнулся.
– Да, – сказал я тихо, ухватился за руку Артема и тяжело поднялся с земли. – Да, я должен вернуться.
Начало конца. Перекресток
Только страх мешает открыть дорогу пониманию.
Р. Желязны
Артем помог нам добраться до поселка. Может быть, несмотря на всю свою ненависть к людям, он еще помнил те времена, когда мы с ним были хорошими друзьями. А может быть, его просто впечатлил Клык на моей шее. Так или иначе, какая теперь разница? Важна ли причина для следствия? Для меня на самом деле имело значение лишь то, что Артем не бросил нас посреди леса и не воспользовался моей слабостью, и за это я был ему благодарен.
Мы долго шли. Почти весь день. Лес то теснился толстыми соснами, то расступался полянами, падал в овраги, обнимал, ласкал, ругал нас. Тропинок не было, зато было много валежника и зарослей крапивы. Красивыми россыпями под ноги рвались поганки. Съедобных грибов не попадалось, а искать их или охотиться у нас не осталось ни сил, ни желания.
Артем тащил на себе Бэмби. Ему было легче – он принял облик волка. У меня на превращение еще не хватало Силы. Я шел след в след за большой серой тенью, которой стал Артем, и следил, чтобы Бэмби не свалился с его спины на землю. А Бэмби спал. Спал крепко и никак не хотел просыпаться. Этот сон вполне мог стать для него последним. Я вслушивался в его дыхание, смачивал ему губы холодной родниковой водой и пил, пил, пил сам. Артем честно разделил со мной пополам хлеб и сыр – остатки собственных припасов. Но их было очень мало, и мы пили воду, стараясь заглушить растущий голод. Сила внутри меня медленно крепла, и, кажется, Артем замечал это. Он все больше молчал, поглядывал на Клык и улыбался. Я не понимал его улыбки. Четыре года назад, после пожара, после Совета и сумасшествия их матери, я спросил у Артема, винит ли он меня в смерти брата? Он сказал – нет. Я не поверил ему. Потому что, если бы такпогиб Эдди, я бы себе этого не простил… Я был тогда не прав, пытаясь оценивать поступки друзей по аналогии со своими собственными действиями. Осознание ошибки пришло только теперь, здесь, в лесу, на тропе, которой не было.
Мы шли, шли, шли… После очередного привала я встал на ноги волком. Я все еще был слаб, но это была физическая усталость, а боль в мышцах лишний раз напоминала мне о том, что я жив. Приятное напоминание, если честно. И теперь уже я нес на своей спине человека, а идущий отрава и чуть позади меня Артем следил, чтобы Бэмби не свалился ненароком на землю. Мы почти не разговаривали. Мы не злились друг на друга, нет. Просто у меня еще не было достаточно сил, чтобы совмещать переход через лес со светской беседой, а Артем словно копил энергию для решающего боя. И он, и я, мы оба знали, что сегодняшней ночью будет Совет. А значит, будет драка – словесная или физическая, не важно. Меня интересовало только, чью сторону примет в этой драке Артем. Но я не спрашивал. Я очень боялся услышать ответ. Последнее время я вообще стал бояться чужих ответов…
Тропа, которой не было, наконец, закончилась. Dead line, Дидлайн – запретная черта, граница, охраняющая волчий поселок, – сегодня пахла чем-то терпко-горьким – то ли полынью, то ли перегнившей листвой. Отец говорил, что она реагирует на чужие эмоции, и запах – всего лишь их отображение. Если так… Полынь и прошлогодние листья… Тоска и усталость. Чувства, к которым я начинал привыкать. Что ж, мой отец редко ошибался.
Я осторожно положил человека на землю, сам сел рядом. Я не торопился перешагнуть невидимую границу. Я знал: как только это случится, наше присутствие уже невозможно будет скрыть от волков. Диддилайни придумал мой отец после того, как людьми был уничтожен первый поселок. Никто из волков толком не знал принципа ее действия, зато все верили в ее надежность. И я, между прочим, тоже. Поэтому-то я и не торопился.
Бэмби дышал легко, чуть слышно. Улыбался во сне. Он словно блуждал по каким-то только ему видимым лабиринтам, где не было ни выхода, ни входа. Сегодня ночью он отдал мне всю свою Силу, такую, какая есть в каждом человеке, и поэтому я выжил. А вот у Бэмби шансов выжить почти не было. Почти.Волчьей лихорадкой редко болеют, но от нее всегда умирают. За последнюю тысячу лет пережить ее сумел только один волк, Эдвард, родной брат моего отца. Правда, после этого он перестал быть волком. Никто не знал, что спасло его тогда, но сам факт спасения дарил мне маленькую надежду на чудо. Из-за этой глупой надежды я возвращался в поселок, где мне предстоял Совет, волчий суд, который мог обернуться для меня по-всякому. Но я все равно шел, потому что Бэмби был моим другом, и он медленно умирал, как сначала умер Антон, а потом, позже, – Кис. В третий раз я не имел права позволить этому случиться. Не имел права. Как ребенок, верящий, что родители уберегут его от любой напасти, я почти заставлял себя поверить, что в поселке Бэмби сумеют спасти. При условии, конечно, что его не захотят убить.
И я сидел у своей последней черты, смотрел на убегающую в сторону поселка узкую тропинку, утоптанную множеством лап и ног, когда-то проходивших здесь, и думал… думал…
– Ты замечала, что уйти всегда легче, чем вернуться?
– Нет, не замечала… Я никогда никуда не уходила…
Медленно садилось солнце.
– Поздно менять решение, – напомнил Артем. – У тебя Клык, и ты должен вернуться.
– Они убьют его… – пробормотал я с тоской.
– Не убьют! – качнул головой волк. – Ты ведь не дашь.
– Ему не надо рвать горло… достаточно оставить все как есть… Он умрет сам… сегодня ночью или завтра утром… Зря я пришел сюда!
– Интересно, куда еще ты мог пойти? С этим полумертвецом? – ехидно поинтересовался Артем. Его ехидство казалось неуместным и злым.
Впрочем, он был прав. Если я где и мог рассчитывать на помощь для Бэмби, то только здесь. Больше идти мне было некуда, но признаваться в этом почему-то не хотелось.
– Они убьют его, – пробормотал я снова. – Зря я все это затеял…
– Нет! – Артем вдруг разозлился. Его глаза сузились в щелочки, покраснели и угрожающе заблестели изнутри. Мгновенно выросли клыки, и, хоть все тело его еще не изменилось, но волчья сила уже пробивалась сквозь каждый напряженный мускул. Я упреждающе рыкнул.
– Мы равны сейчас, Артем! Не советую тебе связываться со мной!
– Я и не собирался, – он встряхнулся, прогоняя остатки злости. – Но так не пойдет, Ной! У тебя Клык! Если не вернешься сейчас, человек точно умрет, а племя тебя уже никогда не примет!
– Да? А как же все эти разговоры о том, что вам нужен Клык?
– Ной!
– Мне плевать на волков…
– Сейчас, может, и плевать. А потом? Вставай же! Ну!
Я устало закрыл глаза. Почему нельзя прожить жизнь дважды, чтобы была возможность исправить все то, в чем когда-то ошибся?
– У них нет права судить меня, Артем!
– Совет – это не всегда суд, – напомнил он. – Согласись, Ной, ведь они тоже имеют право знать, почему ты ушел!
Я принял решение и потянулся, меняясь.
– Это еще зачем? – поинтересовался Артем.
– На всякий случай… Они же ни разу не видели меня волком… вдруг не узнают?
Я поднялся с земли, потом поднял Бэмби. Вздохнул и перешагнул Дидлайн.
Тело пронзила мгновенная боль. Бэмби дернулся у меня на руках. Дидлайн… Тот, кто придумал это ласковое прозвище для мертвой линии, обладал, вероятно, большим чувством юмора. Я замер, давая себе передышку, а потом решительно двинулся к поселку.
Здесь мало что изменилось за прошедшие годы. Все такие же аккуратные домики, теряющиеся среди деревьев. Все такая же тишина на закате. Все такое же ощущение уюта и безопасности…
Как только я подумал о безопасности, из-за деревьев показались трое вооруженных мужчин. Зачем им человечье оружие? Здесь, в этом лесу, нет другого хозяина, кроме волка.
Защелкали затворы. Я не удивился. Я знал, что так будет. Прошли те времена, когда волки встречали гостей улыбкой.
– Я – Ной Вулф, – я старался говорить четко и спокойно. – Я вернулся домой.
– Мы узнали тебя, сын Тома, – раздался знакомый голос. – Но с тобой человек!..
– Петер? – я слегка повернул голову.
– Да, это я. Тебя давно не было с нами, Ной. Кого ты принес? Он мертв?
– Слишком много вопросов, Петер. Я больше не глупый волчонок и не обязан на них отвечать.
– И все же?
Молчать было глупо. Разве не ради Бэмби я сюда пришел?
– Это мой друг. Он жив, и ему нужна помощь.
Вокруг меня раздались тихие злобные смешки.
– Твоя наглость переходит все границы, – сказал второй мужчина. Его я тоже знал.
Я перехватил человеческое тело поудобнее.
– Не тебе меня судить, Вальтер, для этого у нас есть Совет. Если потребуется, я отвечу перед ним за свои поступки. Я имею право на защиту.
Секундная пауза.
– Не имеешь, – возразил третий. Это Герман, отец Антона и Артема. Во время пожара его не было в лесу, а когда он вернулся, его жена была уже на грани помешательства. – Ты не член племени, Ной. Ты сам ушел из поселка и прервал с нами связь…
– Но он волк, отец, и этого изменить никто не в силах, – раздался из-за моей спины голос Артема. – Соберите Совет. Поверьте, ему есть что сказать вам.
Я мысленно поблагодарил его. Теперь я знал, какую сторону он выбрал. Интересно только, поможет ли это мне?
– Не вмешивайся, Артем. – с угрозой в голосе произнес Вальтер. – Ты еще не вправе судить…
– Я – член племени и имею право голоса наравне с остальными. По-моему, этого достаточно.
– Мальчишка! Что ты понимаешь? Или, быть может, ты с ним заодно? Что-то давненько тебя не видно было в лесу!
– И что с того? Если ты боишься города, это не значит, что все должны…
– Ты смеешь называть меня трусом?!
– Эй-эй! Спокойней, Артем! Вальтер, Артем не имеет к моим проблемам никакого отношения!
– Хватит, замолчите все! – Петер взмахнул рукой, обрубая разговор. И мы замолчали. – Ной, ты и в самом деле хочешь говорить с племенем?
Мышцы рук мучительно ныли. Больше всего на свете мне хотелось сейчас положить Бэмби на землю и самому прилечь рядом. Но я боялся показать, что все еще слаб, что не могу драться, не могу защитить друга. Я понимал, что никто на меня нападать не станет, но все равно боялся.
– Хочу, – сказал я.
– Тебе придется рассказывать о многом…
Совет требовал откровенности. Если ты не готов отвечать на вопросы, к костру лучше не выходить. Я уже видел раньше, как с поляны уходили волки, не сумевшие справиться с собой.
– Ной!..
– Да, я знаю.
– Ты готов?
Я не был готов, но у меня просто не было выбора. Без разрешения Совета ни один волк в поселке не согласится помочь человеку.
– Я готов. Я разожгу костер.
– Нет, – Петер покачал головой. – Герман прав, ты не член племени, значит, ты не можешь созывать Совет.
– Позовите моего дядю…
– Эдвард в городе.
Плохо. Очень плохо.
– Тогда ты сделай это для меня, Петер. Ради моего отца.
Волк помолчал немного.
– Хорошо. Присмотрите за ним, волки, я соберу племя.
Я облегченно вздохнул. Половина пути пройдена. И пусть это была самая легкая половина, она все же оставалась половиной. Я оперся спиной о дерево и приготовился к ожиданию.
Вдалеке за деревьями замерцало пламя костра. Петер разжег огонь, и это стало сигналом для нас и для всего племени. Лес зашуршал, зашевелился. Волки собирались на Совет.
Я шел к поляне Совета в окружении «почетного караула». Волки молчали. И я тоже молчал. Я вспоминал… Вот отец выходит в центр поляны. Огонь послушно вспыхивает под его пальцами, призывая племя. Отец говорит. Говорит о прошлом и будущем. Говорит о погибших и представляет тех, кто только что прибыл. Говорит о людях, волках и оборотнях, о ненависти и мщении. Почти всегда – о ненависти и мщении. Я стою в первом ряду, гордый и довольный – кто еще из моих друзей может похвастаться такимотцом?
Да, Томаш Вулф умел говорить и действовать. Он был вожаком, сгоревшим на костре человечьей инквизиции. Вожаком, которого не пришел спасать ни один волк. Я все еще помнил об этом. Разве об этом можно было забыть?
Я подошел к костру с той стороны, где росла старая вишня, осторожно опустил Бэмби на землю, выпрямился и оглядел Лес. Лес оглядел меня в ответ. И мы замолчали, я и он. Мы ждали.
Прошло около четверти часа, когда тишина, казалось, поглотившая нас, внезапно заполнилась сотней голосов. И среди них – единственный, который я ждал:
– Ной, сынок, ты вернулся!
Это была мама.
Мой эскорт немного расступился, давая ей дорогу. Ее все еще уважали в поселке. Хорошо.
Я шагнул ей навстречу.
– Сынок…
Она была все такая же стройная, высокая, но уже ниже меня и очень красивая. Только в блестящих каштановых волосах появилась седина.
Я обнял ее крепко и нежно, внезапно осознав, как сильно соскучился.
– Прости меня, мама.
Она немного отстранилась, смахнула слезы.
– Ты так возмужал…
– Прости меня, мама, – повторил я. – Я так виноват…
– Том мог бы гордиться тобой.
– Прости.
– Уходи, Катя, – раздался голос Петера с другой стороны костра. – Совет начинается.
Она склонилась к Бэмби, провела рукой по его лицу, потом посмотрела мне в глаза:
– За дружбу стоит бороться, Ной.
Я кивнул. Отец всегда говорил, что у мамы сильно развита интуиция.
Волки отступили в лес. Поляна опустела. Остались только я, Бэмби, Петер, неровное пламя костра да первые звезды на темнеющем небосводе. Не так уж и мало, если вдуматься.
– Совет племени – это традиция?
– Традиция? Да… Традиция, восходящая еще к временам Первого Белого Волка и вишневого неба, пережившая многие миры и нашедшая себе применение даже здесь, на Земле, в эру пластика, атома и световых скоростей.
Совет связывал и поддерживал нас десятки столетий. Совет решал наши проблемы, обвинял, судил и выносил приговоры. Хотя, по сути, он не решал ничего. Присутствовать на нем мог любой волчонок. Принимать участие – любой совершеннолетний волк. Созывать – только тот, кто стал членом племени.
Совет можно было убедить в своей правоте. Совет нельзя было разжалобить. Совет не признавал компромиссов, уговоров и сведения счетов. На Совете нельзя было лгать, потому что огонь, разжигаемый волком, не допускал лжи. На Совете не было вождей, ибо Совет – это племя, это мы, сотня голосов как один. Здесь равны все, кроме богов, но боги приходили на Совет только в легендах.
Голос был низкий, хриплый, незнакомый. Плохо, что не было видно их лиц, – впервые я понял, как трудно разговаривать с призраками.
– Ты звал нас, Петер, – мы пришли. Мы слушаем.
Волк косо взглянул на меня через огонь, недовольно сжал губы, ответил через секунду:
– Я не буду говорить сегодня. В поселок вернулся Ной Вулф. Ему нужна помощь, и я прошу племя выслушать его.
В лесу зашуршала листва.
– Хорошо.
Петер снова взглянул на меня, кивнул и шагнул в сторону, растворяясь в вечернем сумраке. Как и предсказывал Артем, настало мое время держать ответ.
– Говори, Ной Вулф, – приказал все тот же хриплый голос.
– Я не знаю, с чего начать, – признался я.
– Начни с начала.
Такое напутствие значительно облегчало мне задачу.
С начала… А когда же все началось? Со смертью Антона? Или, может, раньше? С тех Советов, на которых я слушал отца и восхищался им, мечтая быть похожим на него? Или, может, с охоты на оборотней в Шепетовке, деревеньке, которую я так никогда и не увидел? Ее больше нет. Туда уходили восемь волков. Вернулось пять. Да, в этой войне мы тоже несли потери. Когда? Может, когда внутри меня появилось нечто, не поддающееся контролю, нечто, требовавшее чужой крови, обещавшее мне открытие, знание, власть? Дьяволенок, выросший и окрепший вместе со мной, чуть не убивший меня, скажи, ты знаешь, когда все началось?
– Начни с начала, – повторил хриплый голос.
Дьявол не ответил мне. Прости, я забыл, что ты умер.
– Четыре года назад в лесном пожаре погиб мой друг. Я считал, что виноват в этом и…
– Почему?
Они знали эту историю. Уверен, знали даже те, кто пришел в лес после пожара. Потому что беду трудно скрыть. Они знали, и заставляли меня вновь пройти через этот кошмар. Когда мы хотим, мы умеем быть очень жестокими. Гораздо более жестокими, чем люди.
– Почему, Ной? Огонь забрал многих в тот год, и не ты разводил костер.
Я вспомнил мать Антона. Ни до, ни после потери рассудка она так не думала.
– Не я. Но мы были молоды, любопытны и невнимательны. Не сразу поняли, что начался пожар. Антон оказался намного слабее меня. Когда мы перебирались через ручей, он поскользнулся на камнях, упал и повредил спину. Мне пришлось нести его на себе. Я шел медленно, потому что вокруг было много дыма, я задыхался и плохо видел дорогу. Потом я тоже упал. Я еще не был волком, не был силен настолько, чтобы вынести Антона. Я оставил его и побежал за подмогой. Я думал, он просто потерял сознание. О том, что он умер, мне сказал отец, когда, наконец, нашел нас. Сначала его, потом меня. Я заблудился в дыму.
На секунду мне показалось, что я вновь чувствую запах гари и раскаленный обжигающий воздух, и цепкие коготки бельчонка, впившиеся мне в кожу на груди. Бельчонок выжил, Антон – нет.
– Ты не был виновен в его смерти, – раздался где-то за спиной голос Германа. – Ты не виноват. Когда горит лес, случается всякое.
– Я знаю. Но только почему ты молчал, когда твоя жена обвиняла меня в том, что я остался жив?
Тишина.
Я не должен был этого говорить. Теперь поздно.
– Она умерла, Ной, – в голосе Германа не было ни обиды, ни боли. – Давно, почти сразу после твоего ухода. Прости ее. Она была больна.
Умерла! Я не знал. Артем не сказал.
– Антон был моим лучшим другом. Самое страшное заключалось в том, что я сам считал себя виновным в его смерти. И я хотел, очень хотел отомстить.
– Отомстить? Но кому?
– Тем, кто поджег лес Я отомстил…
