Текст книги "Перекресток волков"
Автор книги: Ольга Белоусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Это Кроха, – пояснил я. – Мой друг. Ты глупо смотришься в кресле. Убери клыки, мальчик не навредит тебе.
– Ты уверен?
– Ему всего четырнадцать, и он не способен убить даже муху.
– Между прочим, ты был ненамного старше, когда вышел на охоту за человеком, – Ян бесшумно соскользнул из кресла на пол, прищурился, словно примериваясь для прыжка. Я чуть переместился влево, так, чтобы в случае нападения быстро оказаться на линии между ними.
– Я был намногостарше, когда убил в первый раз, – возразил я, внезапно осознавая, как давно это было… очень давно… Некрасивый мужчина… Почему-то отчетливо запомнилось именно это – некрасивый. Человек, посмевший отрицать мое существование. Человек, посмевший поднять на меня руку. М-да, это было давно. Тогда я умел еще обижаться по пустякам.
Кроха перевел взгляд на меня.
– Добрый вечер, Ной, – либо он совсем не испугался, либо очень умело спрятал свой страх. И то и другое было достойно похвалы.
– Я просил тебя не приходить сегодня, малыш, – заметил я.
– Если ты так беспокоишься о моей безопасности, не лучше ли было просто назначить встречу своим друзьям где-нибудь в другом месте?
Я пожал плечами.
– Другого места нет, и ты это знаешь.
– Тогда не говори ерунды, – он тоже пожал плечами. Посмотрел прямо в карие глаза Яна. – Меня зовут Слава. А вас?
Я улыбнулся про себя. Слава… Официально, серьезно, по-взрослому. Наш малыш становится мужчиной.
Волк медленно, напоказ, вернул себе человеческое обличие. Спрятал клыки, ответил, не отводя взгляда:
– А меня зовут Ян. А ты смелый мальчик!
– Нет, что вы, совсем не смелый, – засмеялся Кроха. – Просто я знаю, что Ной не даст меня в обиду.
– Ну и ну, малыш… – пробормотал я. – Умеешь ты озадачить…
Ян тоже засмеялся:
– Интересно, мой Бог, о чьей безопасности ты заботишься больше? Мне казалось, что мы, волки, должны быть ближе тебе, чем кто-либо…
Я не знал ответа на этот вопрос. Да он был и не нужен.
– Думаю, Ной, этому парнишке стоит жить дальше… – сказал Ян и протянул руку Крохе.
– Я тоже так думаю.
– Это был комплимент? – спросил Кроха.
– Комплимент, – заверил Ян.
Малыш крепко пожал ему руку, потом посмотрел на Эдварда.
– Вы – отец Лизы?
Тот не ответил. Наверное, он даже не слышал вопроса, как не заметил перед этим превращения Яна. Эдвард смотрел на темный проем двери и ждал.
– Где Лиза? – спросил я тихо. Спросил просто так. Лиза была там, в коридоре. Я чувствовал ее запах, почти видел, как она стоит у зеркала, вглядываясь в свое отражение в попытке унять невольный страх. Я сочувствовал ей и хотел бы помочь. Только вот помочь мне было нечем.
– Здесь, – сказала она.
Бэмби и Лиза вошли в комнату вместе. Они держались за руки и больше походили на брата с сестрой, чем на влюбленных.
– Я здесь, папа.
Сказала и замолчала. И мы все тоже молчали. Я знал, она хотела обнять отца, но боялась. Боялась отойти от Бэмби, оставить его одного. Глупо. В моем присутствии ни Эдвард, ни Ян, ни любой другой волк ничего не сделали бы ему, и Лиза это понимала, но все равно боялась. Стояла рядом с человеком, крепко вжималась в его плечо, смотрела на отца и молчала. А вот Бэмби не боялся совсем. В потемневших глазах, во всем напряженном, готовом к схватке хрупком человечьем теле не было страха, только твердая решимость защитить принадлежавшую ему по праву мужчины женщину. Похвальное стремление, особенно если учесть, что Бэмби не мог не предвидеть закономерного финала такого боя.
Эдвард медленно встал. Чуть заметно улыбнулся. Он был очень похож на Тома, такой же мускулистый, высокий, темноволосый. Такой же надежный, спокойный и уверенный в себе. И улыбался он так же, как Том, одними уголками губ. Только в улыбке Эдварда не было ни злости, ни искорок безумного гнева, не было отголосков Силы и пролитой человечьей крови. Волк Том был страшен в своем спокойствии. Человек Эдвард был страшен лишь в гневе, но в гневе он не умел улыбаться.
– Здравствуй, дочка, – сказал Эдвард и снова улыбнулся.
Лиза посмотрела на Бэмби. Потом перевела взгляд на отца. Нерешительно высвободила ладонь из руки человека и шагнула вперед.
– Здравствуй, дочка, – повторил Эдвард, обнимая ее.
– Папа…
– Моя девочка… Ты выросла… совсем выросла…
– Я люблю его, папа… ты сердишься?
– Честно, Лиза? Да, сержусь… Но если это – твое решение… пусть будет так, хорошо…
– Па-ап…
Я вздохнул. Еще одной проблемой, кажется, стало меньше. Только странно как-то… Без скандала обошлось и вообще…
– Человек уходит к человеку, да, Ной? – сказал Ян, повернувшись ко мне. – Закон Маугли?
– Это всего лишь литература, – хмыкнул я. – Человеческие выдумки. К тому же там ведь имелись в виду другие волки… Но в одном ты точно прав: зов крови – сильная штука. Проходи, Бэмби, не стесняйся. Теперь тебя уже точно никто убивать не станет. Так, Ян?
– Так, – кивнул волк. – Мы, пожалуй, поживем здесь до свадьбы… а потом сообщим новость Совету.
– Вряд ли ее воспримут спокойно, – сказал я.
– Конечно, нет, – легко согласился Ян. – Подозреваю, Лизу не примут в племя. Но выбор ее мы будем уважать. Потому что каждый волк и каждый человек все решает для себя сам… Не об этом ли ты говорил нам полчаса назад, Ной, мой Бог?
Я промолчал. В который раз…
Звенели колокола…
Звенели колокола. Священник в длинной черной рясе говорил монотонно и долго. Целовали холодный позолоченный крест, произносили «аминь» и бродили вокруг алтаря. Я подарил им два золотых колечка. Красивая пара – Лиза, дочь того, кто так и не стал волком, и Денис, сын убийцы моего отца. И не было причин, препятствовавших этому браку. И я искренне желал им счастья.
А колокола все звенели, но никто, кроме меня, не слышал этого звона.
Третье решение…
Звенели колокола. Я забрал у Крохи его боль.
Он был человеком, этот мальчик, которого я спас, и который, наверное, спас меня. Он был человеком, смертным, а я – богом, и я мог позволить себе гораздо больше… гораздо больше… Я забрал его боль.
– Так будет всегда, Ной?
– Да, – сказал я, надевая цепочку с Клыком обратно на шею.
– Никаких цветных кругов перед глазами? Звона в ушах? Никакого чувства, будто мою голову распиливают на тысячи мелких кусочков?
– Да.
Лицо Крохи отражало недоверчивую надежду.
– Всегда-всегда?..
Я улыбнулся. Он тоже.
– Спасибо.
– Не за что. Знаешь, малыш, о чем я все время хотел спросить тебя и все время забывал?
– О чем?
– Почему у тебя на потолке мигают эти чертовы звезды?
Кроха смущенно хмыкнул.
– Ну-у… видишь ли… Я, когда был совсем маленьким, мечтал, что однажды полечу в космос. Я же не знал тогда, что не все мечты сбываются.
Мгновение, одно мгновение я колебался, прежде чем предложить ему свой мир, тот, где небо цвета вишни и огромные звезды, и Лес, невероятный, чудесный Лес…
– Если захочешь, малыш, я уведу тебя туда.
Кроха закусил губу, сдерживая то ли слезы, то ли улыбку.
– Я хочу.
– У тебя есть еще время подумать, малыш.
Я вдруг испугался его решимости.
– Хорошо, я подумаю…
Время, что я оставлял ему, я оставлял и самому себе. Мне нужно было свыкнуться с мыслью, что у меня снова не будет брата.
Четвертое решение…
Не мое.
Колокола замолчали. Я выбрал одиночество. А ты…
Замок ни как не хотел поддаваться. Скрип ключа в замочной скважине было слышно даже из зала. Через пять минут безуспешной борьбы из-за двери донеслись неразборчивые ругательства Бэмби и нетерпеливый стук. Кроха, хмыкнув, пошел открывать. Я вернулся к книге. Чтение до сих пор оставалось моим любимым занятием.
– Ты чего ждал? – недовольно спросил Бэмби в коридоре. – Когда я начну дверь выбивать?
– Мы это уже проходили, – ухмыльнулся Кроха. – И вообще… В доме живут два взрослых мужика… Могли бы и отремонтировать замок.
– Не два, а три, – поправил Бэмби. – Ты забыл посчитать себя. Если не знаешь, то отвертки на антресолях…
Кроха, естественно, пропустил его замечание мимо ушей.
– Что купили?
– Забери сумку… Осторожней, там молоко… Не закрывай дверь, сейчас Лиза поднимется…
– Молоко? Оно кусается?
– Пакет, кажется, течет…
– Эй, а кто уже от колбасы кусок откусил? Лиза!
– Не ворчи, малыш! Лучше посмотри, кого я к нам привела!
Они вошли в комнату вчетвером. Лиза, Кроха, Бэмби и кошка. Большая белая кошка с синими глазами.
– Надеюсь, ни у кого нет аллергии на шерсть, – заметила моя сестра. – Я хочу оставить ее у нас…
Я поднял голову, отрывая взгляд от синих глаз, чувствуя, как все сжимается внутри. Я узнал бы ее среди тысячи других женщин, среди тысячи кошек, если бы понадобилось.
– Ной… – тихонько позвал Кроха. Он все понял. Он видел сущность вещей и людей. И оборотней, если на то пошло.
Кошка встала на задние лапы, потянулась, сбрасывая шерсть, и трансформируясь, красиво, не по-нашему как-то…
– Здравствуй, Ной…
– Здравствуй, Нора…
И тишина. Зазвенела тонко натянутая струна. И еще раз. И еще. Лопнула.
– Кто это? – спросила Лиза. Она не испугалась, только удивлена была немного. Точнее сказать, сильно удивлена. Еще бы! Уверен, никто в племени ни разу в жизни не видел оборотня-кошку.
– Моя судьба.
Нора молчала.
– Твоя судьба обязательно должна быть похожа на Катю?
– Она – ее дочь.
– Дочь?!
Нора молчала.
Время волков пришло, понял я. Рано, слишком рано, я не хотел, не готов был к этому, но время пришло, и я должен был услышать это от нее.
– Время волков пришло, Нора?
Я ждал, что она скажет «да». Я ошибся.
– Еще нет…
Большая теплая кошка, зачем же ты здесь и сейчас?
– … Только наше время, Ной… если захочешь…
Я хотел. Я долго был один. Слишком долго. Целую вечность.
– Пойдем со мной, – я протянул ей руку. Узкая ладонь Норы доверчиво легла в мою.
– Ты не вернешься? – с тревогой спросил Бэмби.
Я посмотрел человеку в глаза и не ответил. Почему люди задают вопросы, на которые нет ответа?
– Ной! – закричала Лиза. Я перевел взгляд на нее.
– Однажды я приду за тобой, сестренка. И тогда, если ты захочешь уйти, никто не сможет тебе помешать.
Я шагнул к двери, увлекая за собой Нору, и услышал уверенный голос Крохи:
– Он вернется, Бэмби. Только не скоро и немного другим, но ведь не это главное?
Я не стал возражать. Я очень хотел, чтобы он оказался прав.
– Мы шли домой. Ты помнишь?
– Помню… Я все молчала, ждала… Ты тоже молчал. И я не знала, что думать… Я вдруг испугалась тебя. Ты был такой чужой и в то же время такой родной… А потом ты меня поцеловал…
– Как странно… – сказал я, оторвавшись от ее губ.
– Что?
– Сейчас ты пахнешь земляникой…
Она тихонько рассмеялась.
– А раньше чем?
– Раньше – ромашками. Такой чуть горьковатый, тревожащий запах… Ты приворожила меня? Тогда, в парке?
– Нет, – она покачала головой, ласково улыбнулась. – Только чуть-чуть подтолкнула судьбу. Я смотрела, и ты… ты казался мне таким одиноким… Ты сердишься?
– Сержусь? Глупости…
Я помолчал, потом осторожно спросил:
– Ты пойдешь за мной?
Не то, чтобы я сомневался в ее ответе…
Нора легко коснулась ладонями моей груди.
– Пойду.
– То было время чудес…
– То было время чудес…
– Я выросла в лесу и думала, что хорошо знаю его, но ты показал мне совсем другой мир…
– Я показал тебе другие миры.
– …Мир, наполненный колдовством и любовью…
– Я соблазнял тебя их красотой, я заманивал тебя вечностью, я уговаривал тебя мечтами. Я хотел, чтобы ты осталась по собственной воле.
– Наверное, я еще никогда не была так счастлива… И возможно, никогда не буду больше…
– Будешь. Конечно, будешь. Я обещаю. Чистое сердце не может, не должно испытывать боли.
– И впрямь, то было время чудес.
– То было время, когда я узнавал тебя и вспоминал себя…
Вода была желтой, как лимон. Песок скрипел под ногами, щекотал и обжигал пятки. Мы целовались под белесым небом во всполохах молний. Мы дразнили друг друга и смеялись над собой. И она все боялась, что мы не найдем дорогу домой. И я рассказывал ей, как рождаются миры.
– Смотри… Пустота пространства… вода и воздух… желтое, синее, красное… сладкое, острое, чувственное… лепишь… лепишь… скручиваешь… Новый мир, как губка, он впитывает в себя все – твои желания, твои надежды, разочарования… Твою память… И то, что чувствуешь ты сейчас, останется с ним навсегда. Понимаешь? Это важно…
– Понимаю…
– Колыбельная в тишине… Так. Пусть будет так.
– Красиво…
– Вот и родился мир. Смотри… Внимательно смотри, может, однажды ты захочешь это повторить…
– А у меня получится?
– У Ами не получилось. Но ты ведь совсем другая. Так что… кто знает?
Снег налипал на щеки, медленно таял, стекал по лицу. Мы подставляли ему руки, купались в сугробах, прыгали со скал в бушующий океан и искали паутинки в облаках… И она рассказывала о себе, то, что хотела, или то, о чем спрашивал я.
– А ведь ты умела перевоплощаться еще до того, как тебе исполнилось шестнадцать, да? Как?
– Ну-у…
– Как? Даже мне пришлось дожидаться своего шестнадцатилетия, а ведь я – какой-никакой, а все же бог.
– Меня научила Динь. Она сказала, что любое правило можно обойти. Тем более такое глупое…
– Ты красивая… Ты умеешь колдовать?
– Совсем немножко… Динь говорила, что колдовством жизни не поможешь. Она, мол, и себе не помогла и другим только напортила… Ной, а ты знаешь, что она имела в виду?
– Нет.
– Не знаешь?!
– А разве должен?
– Ну ведь ты же Бог!
– Мой статус не обязывает к всезнанию…
– А Динь…
– Хватит уже о Динь, ладно? Она не самое приятное существо во Вселенной.
– С чего ты взял?
– У нее слишком равнодушные глаза. Скажи лучше, почему ты перевоплощаешься в кошку? Твой отец был волком.
– Извини, уж что получилось…
– Мне нравится, когда ты смеешься…
Она была мягкой, пушистой, податливой, юной… Она была мне подарком, и я не собирался от него отказываться.
Мы бродили по лесам многих миров. Мы встречали закаты и провожали рассветы. Мы пели песни Леса и любили в свете тысячи лун.
– Смотри, смотри, енот! Ох, нет, убежал… Ной! Он испугался тебя!
– Не удивительно, я же все-таки волк!
– А я-то, глупая, думала, что ты – Бог!
– Не щекочи меня! Пожалуйста!
– Так ты еще и ревнивый!
– Пожалуйста! Я не могу сосредоточиться на ответах…
– Хорошо-хорошо… Так ты волк или бог?
– А кого из нас ты хочешь больше?
– Для меня нет разницы.
– Для меня тоже.
Она разрывала мясо белоснежными острыми зубками, она слизывала сок дикой малины с ладоней и вычесывала из копны блестящих волос колючки репейника. Она была невероятно красива. Она была моей. И время останавливалось для нас там, где мы были, счастливы.
Я ел вишню и вспоминал…
– Видишь ту звезду?
– Которую?
– Правее макушки того дерева… да нет, не там… Ладно, погоди, сейчас подправлю… А теперь видишь?
– Ой! Желтая? Которая мигает, да?
– Да. Около нее вращается одна смешная планетка… маленький такой мирок, засыпанный камнем и песком… Помню, однажды мы устроили там полигон… мерялись силой…
– Мы? Кто – «мы»?
– Я и Ами. Мы тогда развлекались вместе… И вот, в самый разгар веселья вернулся из какого-то путешествия хозяин этого мирка… Здоровенный такой божок, на буйвола смахивал. Мы рванули оттуда, только пятки сверкали. А он матерился на всю Вселенную…
– Почему?
– Как это почему? Мы там на пару с Ами такое устроили!
– Вы были друзьями?
– Да.
– Что произошло потом? Из-за чего вы поссорились?
– Не помню еще… Это было очень давно.
– А ты помнишь, как вы познакомились?
– Я помню мир, где он родился.
– Расскажи!
– Тебе не понравится…
– Тогда просто помолчи… Небо темнеет… Будет гроза.
Не осознавая этого, она бередила мои раны. Я вспоминал, и воспоминания не всегда были приятными.
Лобное место, как и положено, находилось в центре единственной в деревне площади. Здесь, между церковью и управой, был установлен приличных размеров новенький деревянный столб, обложенный охапками сухого хвороста. И опять же, как и положено, в день суда площадь была до отказа забита людьми, взрослыми мужчинами и женщинами, стариками и детьми. Возле столба стоял деревенский голова. Было жарко и очень шумно. Толпа скандировала: «Сжечь! Сжечь! Сжечь!» И голова выкрикивал: «Судим оборотницу! Судим оборотницу!», словно на площади были еще те, кто не знал причины этого очень несвоевременного для периода уборки урожая массового сборища.
Из церкви вывели молодую женщину. Руки у нее были скручены за спиной, одежда разорвана и вся в крови. Толпа не просто расступилась – испуганно шарахнулась в стороны. Женщину привязали к столбу, заботливо пододвинули ближе охапки хвороста. Народ хлынул обратно, заполняя образовавшиеся было пустоты. И воцарилась небывалая тишина. Голова спросил громко, так, чтобы слышно было в задних рядах любопытствующих:
– Ты обвиняешься в колдовстве и убийстве. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Женщина плюнула в его сторону.
– Убийца! Нечего мне сказать! Сегодня вы судите меня, но придет день, когда будут судить тебя!
Голова сделал вид, что не услышал ее слов. Призывно обратился к окружающим:
– Выносите приговор, почтенные люди! Виновна ли?
Толпа ответила хором:
– Виновна!
– Жизнь или смерть?
– Смерть! Смерть! Смерть!
– Приговариваешься к сожжению на костре, ибо известно нам, что нельзя оборотня иначе, чем огнем, убить, – вынес вердикт голова и отошел подальше от столба, освобождая место человеку с факелом. Под радостные выкрики толпы вспыхнул хворост.
Я ударил в колокол. Сверху, с высоты колокольни, я хорошо видел лицо женщины-оборотня. И она тоже видела меня. Она призывала бога, но их бога здесь не было, а был только я. Я забрел в этот мир случайно, в поисках удивительного. Я нашел смертный огонь и колокола. Женщина молилась мне, не зная, кто я. Я пожалел ее и убил раньше, чем это сделало пламя. И потому никто не услышал ее крика.
Колокольный звон заполнил мир, поглотив всплески огня, возбуждение толпы, гул ветра в верхних порогах. И, я знал это, в тот день здесь, на площади, не пролилось ни единой слезы.
– В твоем сердце столько боли… столько гнева…
Нора обнимала меня и видела то, о чем я еще только догадывался…
– Я прощал и наказывал. Тысячи и тысячи лет. В моем сердце столько же боли, сколько крови на моих руках…
– Тебя мучает совесть?
– Нет, глупенькая! Это не совесть, это – память. И я боюсь ее, потому что осознаю беспомощность всей своей силы перед одним-единственным воспоминанием…
– Боишься? Ты – боишься?
– Я боюсь… Богам тоже ведом страх.
Она молчала… Она давал а мне время понять… простить… полюбить… Она была наполовину волком, наполовину человеком и совсем не была богом. Она не познала вечной радости и боли. И вечного страха. Она была такой, каким никогда не был я.
– Знаешь, я представляла тебя совсем другим.
– Каким?
– Сильным…
– Я сильный!
– Искренним…
– Никогда и ни с кем я не был более искренен, чем с тобой.
– Романтичным…
– Романтичным?
– Ты создал мир, которому по красоте и чувственности не было равных во Вселенной… Чего ты смеешься?
– Да… создал… А знаешь, почему?
– Почему?
– В подавляющем большинстве своем мы очень тщеславны. Нам нравятся приношения и подарки, и храмы, возводимые нашими именами. Мы творим, потому что создание миров – мода, которая никогда не уйдет в прошлое…
– Не верю, что, следуя моде, можно придумать вишневое небо…
– Ну… Я был тогда влюблен… и я был пьян.
– Пьян? Ты смеешься надо мной? Ты ведь не пьешь!
– Теперь вот и не пью… И волки не пьют. Наследственность… Погоди минутку, я тут намусорил…
– Ой… Что ты наделал? Зачем ты убил его? Ты ведь сам его только что придумал!
– Не хочу совершать новых ошибок, мне пока вполне хватает старых. Этому миру, чтобы выжить, нужен был свой бог. Вряд ли кто-то из моих знакомых польстится на планетку, придуманную не ими. А если оставить как есть… Нет! Я слишком хорошо знаю, что бывает, когда мир живет сам по себе…
– Что?
– Я покажу тебе… Идем! Идем!
Смотри… Бог, придумавший этот мир, не вернулся сюда. До сих пор. И до сих пор здесь горят костры и звенят колокола. Здесь ничего не изменилось за тысячи лет… Смотри! Видишь, сейчас деревенская площадь пуста и колокол молчит. Но это ненадолго… Столб для казней потемнел от копоти… Солнце слепит глаза, и в воздухе есть что-то… что-то неприятное, тяжелое. Чувствуешь?
Я хорошо помню тот день. Я стоял вот здесь, опираясь спиной на столб. Я пытался счистить с белой футболки и с новеньких джинсов свежие пятна крови. Из-за управы на площадь бежали два подростка. Один коренастый, темноволосый, другой высокий, с волосами цвета снега. Они не видели меня, конечно. «Ты – волчий подкидыш!», – кричал темноволосый. Они бросились друг на друга, как два разъяренных зверя, повалились на землю, сцепившись, кажется, не на жизнь, а на смерть. Следом за ними появилась возбужденная ватага деревенских ребят. Один из них тащил на длинной привязи воздушного змея. Змей слабо трепыхался, пытаясь взлететь, падал, снова пытался и снова падал. Выглядело все это довольно забавно. Но ребята, завидев драку, мгновенно забыли о своей игрушке, обступили дерущихся, крича: «Лу-ка! А-ми! Лу-ка! А-ми!» Они болели и за одного, и за другого, наверное, еще не определившись, кто из двоих станет их лидером.
Схватка была недолгой, и победителем из нее вышел беловолосый. Он прижал противника к земле, зло шипел ему в лицо что-то неразборчивое. Его с трудом оттащили в сторону, пытались успокоить… Он вырывался. Потом внезапно замер, долго смотрел на свои руки, испачканные кровью и грязью, затем медленно двинулся к церкви… Проигравший мальчишка поднялся с земли, подобрал камень, бросил его в спину беловолосого. Это было нечестно. Я развел руками, и камень пролетел мимо. Тогда проигравший закричал: «Оборотень!» В тишине лета его слова показались мне приговором. Колокольный звон разнесся над площадью, тяжело завис в воздухе и стих. Ребята испугались. И даже мне, ударившему в колокол, стало плохо от сознания того, что должно вскоре случиться. Только Ами, беловолосый мальчик, ушел не оборачиваясь. Наверное, он совсем не боялся тогда.
Налетел ветер, подбросил змея в воздух, понес с площади. Суеверное оцепенение, охватившее ребят, исчезло само собой. Мальчишки бросились за змеем. Они снова смеялись, словно не было только что драки и крови, ничего не было. Только не пройдет и двух лет, как Ами, беловолосый мальчик-подкидыш, уйдет из деревни, осыпаемый камнями и градом проклятий. Смерть в огне заменят изгнанием, и вряд ли в этом следует видеть милосердие…
С тех пор, с этой площади… я ненавижу колокола…
– Ной…
Позже, значительно позже судьба Ами станет судьбой моего народа. Но здесь, на площади, в забытом богом мире, я еще не знал этого… Дьявол! Я не знал этого и многие тысячелетия спустя! Я виноват перед волками…
– Нет, конечно же, нет!
– Виноват, Нора… Я дал им одно сердце, но два тела. Я научил их тому, что скрывали от своих детей другие боги. Я показал им дорогу, но не объяснил правил игры. Меня не было рядом, когда они оказались в беде. Я виноват. Но знаешь, что самое страшное?
– Что?
– Я знаю, что виноват, но не чувствую себя виноватым… Смотри, Нора! Смотри, несут хворост! Скоро здесь будет новый костер!
– Неужели ты не можешь это изменить?
– Боги не всесильны, девочка… А этот мир мне не принадлежит.
– Пожалуйста, давай уйдем, Ной…
В самом центре леса, на поляне, усыпанной желтыми и вишневыми цветами, залитой запахами травы, меда и вишни, горел костер. Над огнем, почти касаясь языков пламени, разбивая собой ночное небо, висел желтый диск полной луны. У костра, беспощадно смяв цветы, сидел красивый беловолосый парень. Он молчал в ожидании чего-то… кого-то…
Луну закрыла тень, и в лес пришла тишина. Время призраков. Время огня. Время решений. Парень поднял голову к темному небу. Он звал Бога. Ярко вспыхнул костер, и в его свете глаза человека засветились зеленью леса. Тень ушла, открывая луну в кровавом облачении. И кто-то закричал – слишком далеко, чтобы понять, был ли это крик испуга или агонии.
Потом луна вновь стала желтой. На краю поляны появилась фигура в рваном плаще. Из-под капюшона, почти скрывшего лицо, выбивались белые волосы. Человек преклонил колени перед Богом. Небо просветлело. Далеко, там, где восход, звенела странная, невероятно красивая мелодия. Зов Леса. Беловолосый зажал ладонями уши, пытаясь спрятаться, убежать от того, что ему суждено. Первый и последний раз в своей жизни он испугался этой музыки. Бог обошел костер, опустился рядом с человеком, осторожно отвел его руки от ушей. Потом откинул капюшон. И стало видно, как они похожи, Бог и тот, кто искал его, – уже не человек, но еще не бессмертный. И небо потемнело вновь, и пришла новая ночь, а потом новый день. А потом появилось другое небо и другая луна в мире, который я придумал.
– Вот так это было… Ами искал и нашел меня… Я вспомнил…
– Но почему, почему он пришел к тебе, Ной?
– Если больше некуда идти, люди приходят к Богу.
Пятое решение…
Это не ты, это я сам понял, что прошло время смерти и настало время чуда…
Из капли воды, скопившейся в зеленом листе папоротника, и отблесков лунного света я соткал новую жизнь. Она была маленьким серым комочком, и я боялся сначала, что ничегошеньки у меня не получится. Боги редко творят бессмертных детей. Во всяком случае, я раньше не творил никогда… и ты не могла мне помочь…
Солнце взошло и опустилось за горизонт множество раз, прежде чем рожденная мною жизнь задышала, как мы, и еще больше, прежде чем она улыбнулась. И вот тогда я понял, что время волков пришло…
Но сначала я отправился в город. Один.
– Вот, возьми.
– Клык? Зачем он мне?
– Ты смертна, а я хочу, чтобы тебе принадлежала вечность.
– Но ведь… кто-то умрет?
– Нет. Больше нет. Никогда. Никогда больше Клык не придет с чужой смертью и чужой кровью. Возьми его…
– Спасибо…
Уйти всегда легче, чем вернуться. С каждым разом я убеждался в этом все больше.
Город ничуть не изменился. Не изменился и дом, в который волею случая меня когда-то занесло.
Дверь открыла Лиза.
– Ной… – прошептала она, кидаясь мне на шею. – Ной! Ты вернулся! Я так скучала!
– М-м-м… – промычал я, пытаясь одновременно войти в квартиру и не упасть на пол вместе с ней. – Я тоже скучал…
Ребят не было дома. И хорошо, потому что Лиза должна была выбрать, а присутствие Бэмби могло усложнить ей задачу.
Лиза затащила меня на кухню, усадила на мое любимое место у окна и начала хлопотать у плиты.
– Сначала я тебя покормлю, – заявила она, не дав мне и рта раскрыть. Как будто я собирался оспаривать это ее право.
Мы начали говорить значительно раньше, чем опустели наши тарелки.
– Ты был в поселке? – спросила сестренка.
– Нет.
– Нет?!
– Погоди, не шуми, Лиза! Скажи лучше, сколько мы не виделись?
– Год… Ты не знаешь этого? Где же ты был?
– Я гулял…
– А теперь что? Нагулялся и решил вернуться?
Она нервничала и поэтому была резка. Я понимал ее и не сердился.
– Волки скоро уйдут…
– Куда уйдут?!
– Туда… в мир, где небо вишневое, а звезды размером с ладонь…
– Как мне надоела эта дурацкая фраза! Это же сказка, Ной!
– Нет… не сказка… – я наклонился через стол, ласково щелкнул Лизу по носу. – Послушай свое сердце, девочка… Ты родилась от волка, хоть и не стала волчицей. Сердце подскажет правду…
– В тебе появилось слишком много чужого, Ной… мой брат так не говорил… – Лиза отстранилась, продолжая машинально размазывать по тарелке жирный соус. – Денис рассказал про тебя и Тома, и про Белого Волка. Боюсь, я не совсем понимаю, Ной. Кто же ты?
– Бог.
– Бог? – Лиза насмешливо-недоуменно подняла тонкие брови. Я рассмеялся.
– Эй! Не смотри на меня как на полоумного!
– А я так смотрю? – невинно переспросила она.
– Да.
– Извини. Итак, ты – бог. Чей?
– Некорректно ставишь вопрос, сестренка, – я почесал правую ладонь. – Боги ничьи. Они сами по себе.
– Так вас много?
– Больше, чем хотелось бы некоторым.
– Но ты не Белый Волк? – уточнила Лиза. Я выругался про себя, помянув добрым словом Ами, и снова почесал ладонь.
– Я – Белый Волк.
Лиза покачала головой.
– Я, конечно, выросла в лесу и видела разное… Но в такое верится с трудом, ты уж извини.
Я стал столбом зеленого пламени.
Лиза открыла рот. Потом закрыла. Потом попросила:
– Вернись обратно, пожалуйста.
Я вернулся.
– Чего ты хочешь от меня, Ной?
Это было самое трудное – объяснить ей…
– Племя уйдет. Все племя, без исключения… Только ты… я оставляю тебе право выбора… уходить или оставаться… Единственная из всего племени ты можешь решать за себя.
– Уходить – куда? И кто ждет нас там?
Сколько бы я ни вспоминал этот мир, я не видел домов или детей, живущих в них. Он был пуст. Я видел только это.
– Никто не ждет. Только небо и звезды. Твои дети будут волчатами в волчьем мире.
Лиза закрыла глаза.
– А как же Денис?
– Бэмби останется здесь, – я старался не смотреть в сторону сестры. – Он человек, там ему нет места.
Лиза грустно улыбнулась.
– Я тоже человек, Ной! Я знаю, если бы не Клык, то я бы родилась волком, как все мои друзья. Но я родилась человеком. И моя мать, и твоя – они тоже люди. Они останутся?
Наверное, они бы остались, но я знал, что они не нужны Земле.
– Нет.
– Почему?
– В отличие от тебя они приняты в племя. Их судьба навеки с ним связана. Волки сами так решили.
– Думаешь, где-то там твоей маме будет легче, чем здесь?
Томаш Вулф… Единственная любовь и единственная беда Кати.
Лиза умела ранить.
– Здесь она всегда будет думать о том, чего не изменить, – прошептал я. – Я не хочу, чтобы моя мать всю жизнь плакала…
Лиза дернулась, но промолчала.
– Прости, сестренка… Я все сказал. Волки уйдут, у них нет выбора.
– Тогда дай уйти и Бэмби.
Она просила меня о том, чего я делать не хотел.
– Бэмби не волк, он останется.
– В твоих словах нет логики, Ной, – заметила Лиза.
Логики в них действительно не было. Жаль, что она поняла это так быстро.
– Ладно, скажу иначе, – я кивнул, признаваясь во всех смертных грехах. – Я хочу, чтобы Бэмби остался. Его небо – здесь. За себя ты можешь выбирать сама.
Лиза презрительно фыркнула, так, словно я задал самый глупый вопрос в своей бесконечной жизни.
– Тогда я, конечно, тоже останусь.
– Ты лишаешь своих детей Силы, – напомнил я.
– Что делать… – она пожала плечами. – Мои дети родятся людьми, и им не с чем будет сравнивать.
Я протянул руку, ласково провел пальцем по ее лбу, разглаживая морщинки.
– Твои дети проживут долгую жизнь. Я могу это обещать.
– Спасибо, – она зажмурилась. – Знаешь, я никогда не видела вишневого неба, даже там, на поляне, в круге. Это была не моя сказка. Наверное, я больше человек, даже больше, чем моя мать. Я останусь без сожалений.
– Что ты скажешь родителям?
– Правду. Ты уж извини, но придумывать всякие глупости у меня нет желания. Довольно и тех, что здесь нагородил ты. Думаю, они поймут. Все это время они ведь как-то обходились без меня?..
Это правда, обходились. Но вот мне казалось, что отпустить дочь в город и оставить ее на другой планете – вещи разные. Впрочем, Лиза решала сама.
