Текст книги "Перекресток волков"
Автор книги: Ольга Белоусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Волк вытирает его лицо, горячее и мокрое от слез.
– Теперь все будет хорошо, Эдди. Мы найдем свое племя и будем жить с ним. Я позабочусь о тебе, обещаю.
– У меня волчья лихорадка, да?
Том отводит глаза.
– Дурак! Дурак… – мальчик тяжело поднимает руку к перебинтованной груди. – Это ты виноват…
– Я?!
– Где он?
– Кто?
– Талисман!
Лина достает из кармана тонкую серебряную цепочку. Я знаю, что она холодна, как лед. И молодой волк это тоже знает. На секунду мне кажется, что Клык вспыхивает молочно-красным. Предвестник крови. Он всегда приходит с чьей-нибудь смертью.
– Это было на шее твоего брата. Я сняла, чтобы не потерять, и забыла.
– Откуда? – растеряно шепчет Том.
– Мне дал его Мэтьюс, – тихо отвечает Эдвард. – Сказал, что это должно принадлежать тебе, что его принесли специально для тебя… что Клык тебя выбрал… выбрал тебя, и мама умерла… Причина и следствие… ты учил меня всегда искать причину… Значит, ты виноват?.. Ты виноват…
– Нет, Эдди! – возражает Том, понимая, что в какой-то степени брат прав. – Нет, я не хотел! Правда!
Тот не слушает, бормочет, как в лихорадке:
– …Я дрался и проигрывал… Я попросил помощи у Клыка. Он дал мне Силу в обмен на мое будущее волка… Он спас меня, не знаю, не помню, как, но спас… Я пришел сюда, потому что знал, что ты дружишь с этим человеком, Борисом. Где ты был так долго?..
– Я… я убивал…
– Ты теперь волк?
– Да.
– Я завидую тебе, Том.
– Прости.
– Я умру…
– Нет! Я клянусь, нет!
– Это же лихорадка… ты забыл?
– Я не дам тебе умереть!
– У меня нет Силы… Совсем нет, я чувствую… Меня не возьмут в племя…
– Возьмут, Эдди. Я никогда не оставлю тебя. Ты разве забыл, что мы – одна семья?..
Но мальчик уже спит. И тихонько плачет Лина.
Том молчит, теребя тонкую цепочку. Я почти слышу его мысли. Он зовет богов. Любых, волчьих и человеческих. Всех. Но боги так и не придут…
Тьма и свет. Возвращение…
Бэмби сидел, обхватив себя руками, словно пытался согреться.
– Этот мальчик, Эд, он твой дядя, да?
– Да. Он – отец Лизы.
– А где он сейчас? Он ни разу не приходил к вам в дом.
– Эдвард где-то в городе. Лина говорит, должен скоро вернуться.
– У них были хорошие отношения с твоим отцом?
– Конечно, хорошие, – я в недоумении посмотрел на Бэмби. – Если ты еще не заметил, то моего брата назвали в честь дяди.
– А тот кулон? Клык? Это его ты носишь сейчас? Это память об отце?
Эти слова обожгли мне сердце. В который уже раз я подумал, что ношу на шее убийцу своего отца.
– Это наследство Белого Волка. Говорят, когда старая ведунья на коленях молила бога о спасении племени, он дал ей свой зуб – свои силу и знание. С тех пор у наших волчат левый клык вырастает только в день шестнадцатилетия – как символ Силы, которую мы получаем вместе с ним. И еще говорят, что Клык впитал в себя кровавый рассвет той последней ночи. Он сам выбирает своего хозяина, и это всегда сопровождается чьей-то болью и чьей-то смертью.
– У вас много преданий, – еле слышно заметил Бэмби.
– У нас много бесполезных преданий, – возразил я. – К тому же вторая их половина придумана в оправдание первой. Мы слишком стары, чтобы хранить верность собственному Богу, и слишком искренне верим в вишневое небо, чтобы забыть о нем навсегда. Мы противоречивы и привередливы, как дети. И с нами, как и с нашими преданиями, нелегко иметь дело.
– А ты?
– Что – я?
– Ты веришь в бога?
– Странный вопрос… Верю, конечно. А ты что, нет?
– Вот уж никогда бы не подумал, что ты религиозен, – Бэмби улыбнулся.
Я коснулся Клыка, чувствуя, как он дышит в унисон со мной.
– Белый Волк спас мне жизнь. Я не просто верю в его существование, я знаю, что он существует. Но это не имеет никакого отношения к религиозности.
Бэмби задумался, потер шрам на щеке, потом переспросил на всякий случай:
– То есть ты хочешь сказать, что собственными глазами видел бога?
– Да.
– Ну и какой он?
Я немного помолчал, вспоминая.
– Высокий… наверное, очень сильный… Я имею в виду физическую силу… Он носит джинсы и белые футболки. И еще – черный рваный плащ. У него белые волосы и зеленые глаза. Он тоскует, как и все мы, – по чужому небу. И знаешь, мне показалось, что он очень устал.
– Такое чувство, что ты описываешь самого себя.
Я засмеялся.
– Нет. Нет, Бэмби, не себя, конечно. С чего ты это взял?
– Больно уж вы похожи…
– Джинсы и футболки – униформа для половины человечества и почти всех волков.
– Я не об этом… Ладно… А когда ты его видел?
– В ту ночь, когда мы умирали с тобой в лесу, помнишь?
– Еще бы не помнить, – Бэмби зябко поежился, потом скептически добавил: – И еще я помню, что у тебя была горячка…
Я невесело усмехнулся.
– Я знал, что ты мне не поверишь. Оно и правильно. Зачем тебе наши боги? Ты и своих-то не признаешь…
– Вообще-то я пытаюсь поверить во все, что ты говоришь, – Бэмби тоже усмехнулся. – Но очень трудно изменить свои представления о реальности. Даже если дал слово… а ваш бог, он какой? Хороший?
Клык затаил дыхание и как-то вдруг сразу похолодел.
Мой бог придумал талисман, убивший моего отца. Мой бог чуть не убил моего друга. Мой бог…
Вместо ответа я лишь мотнул головой. И Бэмби каким-то образом понял, что я не отвечу.
– Что случилось с твоим отцом потом? – помолчав немного, спросил он.
– Потом?.. Потом он долго искал свое племя…
Клык искрился желтым и красным, зло и надменно… и вокруг была только темнота и тишина… Много-много тишины…
– Ты кто такой?
У мужчины, задавшего вопрос, раскосые черные глаза, тонкие губы, острый нос и худое гибкое тело. Он насторожено оглядывает переулок и, кажется, игнорирует парнишку перед собой.
– Меня зовут Том.
– Очень приятно.
В его голосе совсем нет дружелюбия.
– Том Вулф.
– Вулф… – раскосые глаза останавливаются, наконец, на собеседнике. – Вулф… Понятно…
– Что понятно?
– Новости быстро распространяются… Кто-нибудь еще выжил, кроме тебя?
– Только брат.
– Дом сгорел?
– Да.
Мужчина, что-то вспоминая, хмурится.
– Но нам сказали, что все погибли.
– Я был на охоте… Эдварда отправили встречать меня… вместе с Клыком.
– Клык! – в голосе мужчины прорезается надежда. – Клык у тебя?
Том расстегивает рубашку. Талисман спит, и цепочка холодна, как лед.
– Да.
Мужчина протягивает руку, но коснуться Клыка не решается.
– Он выбрал тебя?
– Да.
– Хорошо… Пойдем!
– Куда?
– Пойдем со мной, – настойчиво зовет мужчина. – Тебя будут рады видеть.
– А как же мой брат?
– А что с ним?
– У него волчья лихорадка.
Мужчина поджимает губы.
– Я не хочу, чтобы он умер! – выкрикивает Том, угадывая непроизнесенный ответ.
– Тише! Уже поздно, могут быть неприятности…
– Чего вы прячетесь, словно воры! – снова кричит Том. – Разве вы в чем-то виноваты?
– Замолчи! Пошли, надо разбудить ведунью…
– Как тебя зовут?
Мужчина улыбается. Впервые за все время разговора и, кажется, впервые за долгие месяцы.
– Меня зовут Чен.
Том кивает. Они идут куда-то в темноте. Тихо скрипит калитка… гравий под ногами… Из-за обитой железом двери девичий голос спрашивает испуганно:
– Кто?
– Я, малышка, – отвечает Чен.
– Папа?
– Открывай, не бойся…
Внутри тоже темно. Том оглядывает помещение, принюхивается к запахам чужого дома. Подходит к окну, упирается лбом в холодное стекло и замирает, задумавшись о чем-то.
– Позови маму, – говорит Чен.
Девочка, открывшая дверь, исчезает в соседней комнате.
– Почему так поздно, дорогой?
Том, даже не оборачиваясь, чувствует, что женщина очень устала. Он вдруг понимает, что все эти дни они живут в страхе, сомнениях и ожидании.
– Я привел гостя… – шепчет Чен.
– Гостя?
– Это сын Эрика Вулфа…
– Как? Они же все погибли!
– Не все… У него Клык, Лора! Я сам видел!
– Клык?..
Том нетерпеливо барабанит пальцами по стеклу и говорит, не оборачиваясь:
– Мне нужна ведунья, Чен! Мой брат остался в лесу… с ним девочка, но она мало чем сможет ему помочь. Где ведунья?
– Какая девочка? – испуганно спрашивает женщина.
– Обыкновенная. Дочка моего друга.
– Она – волк?
– Нет, она человек…
– Ты оставил своего брата наедине с человеком? – изумленно рычит Чен. – После всего, что случилось?
– У меня был не такой уж большой выбор, – огрызается Том. – А ей он хотя бы доверяет. Ну же! Чен!
– Разбуди Эльзу, дорогая…
Женщина кивает.
– Здесь есть кто-то еще, – вдруг настораживается Том. – Кто еще в доме, Чен? Кроме твоей семьи?
– Я…
Голос старый, надтреснутый, немного сонный. Том делает шаг в темноту.
– Кто «я»?
– Эльза.
Ведунья кутается в шерстяной платок. Из-под седых бровей на Тома смотрят яркие, очень живые карие глаза.
– Клык, значит, снова выбрал?..
– Выбрал.
– Кто-то умер…
– Мой отец. Вся моя семья. Их сожгли заживо. Мой младший брат болен волчьей лихорадкой. Ты поможешь ему? – Том говорит торопливо, словно боится, что его перебьют.
Эльза, как раньше Чен, протягивает руку к талисману. Только, в отличие от Чена, она совсем не боится. Клык просыпается, загорается изнутри, освещая всю комнату.
– Свет… Почему же ты всегда убиваешь?.. – бормочет Эльза, легонько поглаживая талисман.
– Не надо! – Том отшатывается – Клык обжег ему кожу. – Мне больно. Скажи, Эльза, ты поможешь Эду?
Ведунья опускает руку, качает головой.
– Ты же должен знать, мальчик, что от волчьей лихорадки нет спасения…
– Мой брат отдал Силу Клыку! Я не стану носить его, если Эд умрет! – кричит Том, и талисман полыхает белым, желтым, красным, словно тоже кричит.
– Не ставь условий, мальчик, – советует ведунья. – Клык не подчиняется даже Белому Волку.
– Мне плевать на Белого Волка! Мой брат должен жить!
– Тише… тише…
– Ты поможешь Эду?!
– Я попробую… – Эльза вглядывается в темноту за окном. – Тише, Том, не буди спящую собаку…
– Кого вы боитесь?! – спрашивает волк. – Людей?
– Людей, – кивает Эльза. И Том видит, как сжимается жена Чена. – Они снова начали охоту на ведьм…
– Человека легко убить, – напоминает Том зло.
– Запрет Белого Волка… – нерешительно возражает Чен.
– Я убил человека!
Чен молчит. Наверное, потому что ему нечего сказать.
– Белому Волку неплохо было бы пожить на Земле, чтобы понять разницу между его дурацкими пророчествами-запретами и реальной жизнью, – огрызается Том. – Пойдем, Эльза! О запретах лучше говорить на Совете.
– Подожди, я только соберусь…
– Ты действительно хочешь созвать Совет? – спрашивает Чен, когда Эльза уходит одеваться. – Этого не происходило уже бог знает сколько лет.
– Хочу. Пора возрождать традиции. Люди ведь это делают.
– Что делают?
– Мои родители умерли в огне. Судилище над ведьмами…
Чен кивает.
– Я приду на Совет. Многие придут. Мы устали бояться…
– Я знаю.
Из соседней комнаты выходит худая старая волчица.
– Пойдем, Том, – говорит Эльза. – До Совета еще надо дожить.
Клык успокаивается, дом. Минуту спустя два волка, молодой черный и старый седой, обходя редкие пятна уличных фонарей, направляются в сторону леса.
Тишина… Тишина…
Тишина. Темнота. Свет. Крик. Возвращение.
– Она спасла твоего дядю, – сказал Бэмби. Он уже ничему не удивлялся.
– Да, спасла, – я потер грудь. Она сильно болела в том месте, где Клык касался кожи. – А еще Эльза спасла тебя. Ты и Эд – единственные, сумевшие пережить волчью лихорадку.
– Почему?..
– Ну, наверное, так было угодно Белому Волку.
Бэмби отмахнулся.
– Нет, Ной, я не об этом. Почему от волчьей лихорадки всегда умирают? Что это за болезнь?
Я поежился.
– Я не знаю, как тебе это объяснить. В общем, Сила заканчивается… уходит… совсем.
– И?..
– Волк не может жить без Силы. Это – как перестать дышать. Ты умеешь жить, не дыша?
Бэмби пожал плечами.
– Вот и мы не умеем.
– А ты? Ты ведь тоже умирал… Но твоя Сила осталась, да?
Осталась. Потому что Бэмби отдал мне свою. Наверное, я должен ему это объяснить.
У меня заболело где-то внутри.
– Может, мы не будем сейчас это обсуждать?
Он кивнул.
– Извини.
– Черт! Да не извиняйся ты! Я чувствую себя каким-то чудовищем!
– Но…
– Я просто не хочу обсуждать свою смерть!
– Не злись.
– Я не злюсь. Я… нет, я злюсь… ты прав…
Я шумно втянул носом воздух, потянулся, меняясь. Перепрыгнул через ручей, покатался по земле, сунул морду в воду. Успокоился. Прыгнул обратно.
– М-м… – промычал Бэмби.
– А? А, да! – я снова изменился.
– Что это было?
– Так, разрядка… не обращай внимания.
– Если ты настаиваешь…
Я засмеялся.
– Бэмби, я жив только потому, что ты отдал мне свою Силу.
– Какую силу?
– Такую, какая есть в каждом существе, в человеке или в волке – не важно. Ты дал мне свою жизнь. Я никогда не трону тебя, запомни – я устал тебе это повторять!
– Я помню… – заверил он. – Пока ты не начинаешь показывать мне клыки. А что было дальше? С твоим отцом?
Я вздохнул, потянулся было к Клыку, но потом передумал. В отличие от Бэмби, я прекрасно знал, каким оно было, это «дальше». Я не хотел смотреть на чужую кровь глазами Томаша Вулфа. Для этого мне пока хватало своих собственных глаз.
– Дальше? Мой дядя поправился, и отец созвал Совет. Волки вернулись в лес, отец снял запрет на убийство… Потом был Совет и первый волчий поселок.
– Первый?
– Ну конечно. Мы трижды меняли место жительства. В первом поселке было всего восемнадцать семей. Он находился слишком близко к человеческому жилью. Однажды ранним утром началась охота…
– Что началось?
– Охота на волков. Нам пришлось бросить все и обосновываться на новом месте. Второй поселок почти полностью выгорел в лесном пожаре четыре года назад. Тогда у нас погиб каждый пятый волк. Когда огонь уснул, отец восстановил пострадавшие дома…
– Как?
– С помощью Клыка, конечно… – я пожал плечами. – Неужели ты думаешь, что Белый Волк подарил своим детям никчемную побрякушку? Зубов у нас и своих хватает.
– Магия?
– Может быть. Я не знаю, как это правильно называется на человечьем языке. Мы зовем просто Силой. Она есть в Клыке, она есть в каждом из нас.
– Странно… Неужели люди ничего не заметили?
– Что не заметили?
– Ну-у… Например, что лес сначала выгорел, а потом вдруг вырос заново?
Я растерянно улыбнулся.
– Честно говоря, никогда не задавался таким вопросом. Выходит, что не заметили. Клык на многое способен. Какая разница?
– Интересно… – он протянул руку. – Дай посмотреть поближе.
Клык вспыхнул почти черным, потянул куда-то вниз…
– Нет! – поспешно сказал я, стараясь проигнорировать боль от ожога на груди. Сегодня Клык бесновался так часто, как никогда раньше. – Ты человек… ты ему не нравишься…
– Хорошо-хорошо, – Бэмби отдернул руку. – Горячий… Ваш Клык просто волшебная палочка какая-то…
– Не палочка. И, наверное, даже не талисман, хотя мы его так называем. Клык больше похож на волчье проклятие. Он всегда призывает кровь. Запах крови… знаешь, это как запах погони – душа становится пьяной… На своем первом Совете отец заявил, что убийство человека не есть преступление, а пророчество – всего лишь чья-то глупая выдумка. У него был Клык, а волки так давно мечтали о крови… Его слова приняли за истину. Ощущение всесильности и вседозволенности буквально оглушило нас… Волки отомстили. За смерть семьи Тома, за уничтожение первого поселка… Жестоко отомстили. Они уничтожили целый город. Отец говорил, что, когда дом охвачен огнем, а там, внутри, в огне, кто-то есть живой, то, если закрыть глаза, можно услышать крик ведьмы. Аутодафе. Приговор приведен в исполнение. От чего уходили, к тому и вернулись.
– Целый город… Большой?
– Маленький. Не город даже, а городок… Тысяч тридцать – тридцать пять жителей…
– И все погибли?!
– Нет, не все. Только разве это что-то меняет?
– Давно?
– Двадцать три или двадцать четыре года назад, точно не знаю. Так все началось снова, после нескольких веков затишья.
– А потом? Что было потом?
– Потом было много, очень много крови. Отец убивал, нападал и защищался, и защищал своих. И все это время он собирал волков в лесу. Тех, кто выжил. Он говорил, что вместе с любой бедой справиться легче. Даже если имя этой беде – Человек. Волки избрали его вождем племени, а люди объявили на него охоту. Он забавлялся этим. Где-то в промежутках между человеческими смертями он встретил маму. Ей только исполнилось девятнадцать, она училась в институте и была невероятно красива. Отец увидел ее на улице поздним вечером и понял, что пропал. Понимаешь, волки женятся рано и, как правило, навсегда. «Развод» – слово не из нашего лексикона. Мама бросила институт, родных, привычную жизнь и ушла с отцом в лес, прекрасно зная, кто он на самом деле. Наверное, ты, человек, можешь понять, какой трудный выбор она сделала. Потому что мне, рожденному в лесу, это понять гораздо труднее. Только после моего рождения маму приняли в племя.
– Почему?
– Совет не любит межвидовые браки. Сила может истончиться и в конце концов совсем уйти.
– Но ведь в таком случае вы просто вынуждены будете вступать в браки с близкими родственниками! Кровосмешение – оно, на мой взгляд, гораздо хуже…
– Я сказал, что Совет не любит подобных браков, но не сказал, что запрещает. Сердцу не прикажешь, да и мой отец не первый и, думаю, не последний, кто выбрал себе в спутницы женщину из человеческого рода. Катя родила нормального, здорового ребенка, и для Совета это было важнее, чем ее собственное происхождение. Нас осталось слишком мало, чтобы отказывать в жизни новому волчонку.
Бэмби молчал. Опережая его следующий вопрос, я сказал:
– Может быть, потому, что мама – человек, отец никогда не учил меня ненавидеть людей. Это пришло как-то само собой.
– Но даже женившись на твоей матери, он не перестал убивать…
– Нет, не перестал. От мести трудно отказаться, а ему было за что мстить. Думаю, он знал, как все однажды закончится.
– Ты говоришь об этом так спокойно…
Вновь и вновь рушились стены магазина, вновь и вновь я прикрывал собой беспомощное детское тельце. Стараясь отогнать эти видения, я зажмурился. Дьявол умер. А я никогда не убивал детей.
– Ненависть, настоящая ненависть, выедает все внутри. До последней капли, до последней мысли. Я слишком долго ненавидел. Я пуст. Я ничего не забыл, у меня просто нет сил для чувств.
– Пойдем обратно, – предложил Бэмби. – Холодает…
Я поднял голову. Солнце припекало как никогда.
– Все, больше никаких страшных историй, никаких откровений и легенд. Завтра, если тебе не станет вдруг хуже, мы отправимся к Северному озеру. Вот там-то тебе точно понравится…
Пока мы возвращались домой, Бэмби ни разу ни обо что не споткнулся.
– Ты возьмешь меня в город?
Мы сидели на берегу озера. Лиза болтала ногами в воде, разгоняя мелкую рыбешку и головастиков. Яркое июльское солнце высветило множество веснушек у нее на лице и плечах. Веснушки делали ее очень смешной.
– В город? – переспросил я.
– Не прикидывайся глухим! – порекомендовала сестренка, чувствительно ткнув меня кулачком в бок. – Ты обещал показать мне людей, – она довольно зажмурилась. – Люблю такое солнце… горячее, но не обжигающее… Вода теплая! Искупаемся, Ной?
Не дожидаясь моего ответа, Лиза скинула майку и шорты, разбежалась и нырнула. Я только и успел, что отвернуться раньше, чем она полностью обнажилась.
– Иди сюда, Ной! – крикнула она, выныривая уже на середине озера.
Помедлив пару секунд, я прямо в джинсах вошел в воду. Босые ступни увязли в иле. На плечо вдруг опустилась большущая стрекоза, передохнула и полетела дальше. Я улыбнулся ей и своим мыслям, оттолкнулся и поплыл, разгоняя суетящихся на водной глади жучков-плавунов. Плыть в джинсах, пусть и обрезанных до длины шортов, было очень неудобно, но и раздеваться в присутствии девушки не хотелось.
– Ну и чего ты? – ехидно поинтересовалась Лиза.
– А?
– Приятно тебе бултыхаться в штанах?
– М-м…
– Ной! – Лиза громко рассмеялась. Вода подхватила ее смех, унесла к берегу и дальше, в лес. – Ной! Ты меня стесняешься, что ли?
– Ты еще всему поселку об этом расскажи, – буркнул я и нырнул. Здесь было не глубоко, не больше четырех метров. В зеленой воде в такт течению медленно шевелились водоросли. Я сорвал красно-зеленую веточку, вынырнул и сунул ее в руки Лизе.
– Спасибо, – она воткнула веточку в волосы, перекувыркнулась через спину и вынырнула, отфыркиваясь.
– Ты похожа на русалку в веснушках, – заметил я.
– Это комплимент?
– Не-а…
Лиза обхватила меня за шею, потянула за собой вниз, в мутную зелень. Когда я, наконец, сумел вырваться из ее цепких объятий, она легла на спину и изрекла:
– Уверена, в городе ты был любимчиком всех девчонок…
– Не был, – почему-то с грустью возразил я и, снова нырнув, задержался у самого дна. Пальцы царапнули дно, зачерпывая податливый песок. По шее хлестнул рыбий хвост. Оглушающая тишина внезапно ворвалась в уши. Испугавшись, что она поглотит меня, я что было силы оттолкнулся от дна и рванулся вверх, к солнцу, ветру и моей смешливой кузине.
Лизы рядом не было. Я повертел головой, заставляя себя не поддаваться панике. И оказался прав. Лиза лежала на берегу, широко раскинув руки, и что-то мурлыкала себе под нос. Я выполз следом, упал на траву рядом с сестренкой, стараясь не смотреть в ее сторону, и сказал как можно спокойнее:
– Я тебя потерял.
– Угу, – пробормотала она довольно.
– Почему ты всегда так быстро меняешь решения?
– А почему ты всегда такой зануда?
Я не нашелся, что ответить. Никогда раньше меня не называли занудой.
– Бэмби еще спит, – сообщила Лиза, глядя в небо.
– Зря я его сюда потащил, тяжелый был переход.
– Тяжелый? – презрительно фыркнула Лиза. – С каких это пор семь часов ходьбы стали тяжелым переходом?
– С таких, когда в этом переходе участвует человек. К тому же человек, еще не окончательно оправившийся от волчьей лихорадки.
– Я не подумала об этом, – с раскаянием в голосе произнесла сестра. – Наверное, надо приготовить ему что-нибудь поесть, да?
– Надо, – согласился я. – И не только ему. Я тоже есть хочу. Займешься?
– Займусь. Только чуть позже, ладно? Солнце слишком уж соблазнительное..
Она перевернулась на живот, и я облегченно вздохнул, получив, наконец, возможность смотреть по сторонам.
– Лиза, ты не могла бы больше не купаться голышом?
– Почему? – спросила она.
– Потому что мы уже не дети…
Я почувствовал, что краснею. Хорошо хоть сестренка не смотрела на меня.
– Не буду, – сказала она, помолчав. – Твоему другу это, наверное, тоже не понравится?
Я подумал, что Бэмби-то уж точно это очень даже понравится. Но говорить ей этого не стал.
– У него девушки нет? – неожиданно спросила Лиза.
– Что? – разомлевший под горячим солнцем, я как-то выпустил нить разговора.
– Девушки у него нет? – терпеливо повторила сестра.
– У Бэмби, что ли? – догадался я. – Нет.
– Хорошо… – мечтательно пробормотала Лиза. – Хор-рошо-о…
– Эй-эй! Сестренка! Ты о чем? – насторожился я.
Лиза ничего не ответила. Да и не было нужды. Только слепой бы не увидел, что Бэмби ей нравится. И только дурак бы не понял, чем это все может закончиться. Бэмби я предупредил. А вот предупреждать Лизавету было пустой тратой времени. Потому как моя кузина всегда и на все имела собственное мнение.
– Так ты возьмешь меня в город? – спросила она через пару минут.
– Ну и кто из нас двоих после этого зануда?
– Не увиливай, братец! Ты обещал мне!
– Обещал, – согласился я. – А раз обещал, значит возьму.
– Хорошо… – она потянулась, переворачиваясь на спину. Я закрыл глаза и с угрозой в голосе сказал:
– Оденься! Если Бэмби сейчас проснется и увидит тебя в таком виде, ты не то что в город не пойдешь… ты у меня неделю сидеть не сможешь!
Зашуршала одежда.
– Ты – зануда. Диагноз окончательный и обжалованию не подлежит.
Я проигнорировал ее высказывания. А когда открыл глаза, на Лизе уже снова были шорты и майка.
– Доволен?
– На русалку ты больше не похожа, – ухмыльнулся я. – А вот на лесную ведьму очень даже. Правда, Бэмби?
– У тебя глаза на затылке, что ли? – поинтересовался за моей спиной человек.
Лиза засмеялась.
– Так он же волк! Он тебя по запаху чует… метров за двадцать…
Я тоже засмеялся.
– Ты громко ходишь, громко дышишь и не по-нашему пахнешь, Бэмби. Для того чтобы узнать тебя, глаза на затылке совсем не нужны.
– Угу.
– Не зацикливайся! Лучше иди, искупайся, вода отличная! А Лиза нам пока что-нибудь поесть сообразит.
– Из «чего-нибудь» только заяц и печеная картошка, – объявила Лиза. – Заяц на костре будет немного жестковат… На купание вам минут сорок. Э нет, Ной, ты сперва мне костер разожги! Что я, по-твоему, сама с ним возиться должна?
Бэмби послушно полез в воду, я так же послушно побрел в лес за дровами. В обществе Лизы мы вообще старались вести себя послушно…
Под моими ладонями плясали ласково веселые языки пламени. Лиза поворачивала на вертеле заячью тушку и мурлыкала под нос:
Ну и ну… Начинать день с головной боли… Врагу такого счастья не пожелаешь!
Бэмби развалился на траве, подставляя солнцу то правый, то левый бок. Я подбрасывал сушняк в костер, принюхиваясь к аппетитным запахам, и улыбался небу, лесу и своим мыслям.
– Все! – удовлетворенно заявила Лизавета часа через полтора. – Можно начинать жевать.
И мы начали. Картошка, хлеб и помидоры, запеченные на углях, таяли во рту. Заяц, естественно, оказался не просто «немного жестковат», а жестковат по полной программе. Впрочем, нас, оголодавших, это мало беспокоило. Мы рвали мясо зубами, глотали его ароматные куски, стараясь особенно их не разжевывать, и запивали холодной ключевой водой. Мы смеялись друг над другом, рассказывали дурацкие истории и старые легенды. Оказывается, у людей их очень много – гораздо больше, чем у нас.
Потом мы снова лежали на траве, сыто жмурились и мечтали каждый о своем…
– По небесному снегу стая алых волков – январские облака… [6]6
Стихи Виктории Можной.
[Закрыть]– мягко, нараспев произнесла Лиза. Она вообще часто говорила вот так, «вдруг» и невпопад.
– Что это? – переспросил я.
– Стихи.
Стихи были странными, о чем я ей тут же и заявил.
– Хоку называется… кажется, – неуверенно сказала сестренка. Предположительно, «хоку» должно было извинять их странность.
– Сама написала? – осторожно поинтересовался я. Кто знает, вдруг это – шедевр?
– Нет… Твой отец из города как-то книжку привез… сборник стихов. Ну я и запомнила.
Я не удивился. Наверное, я бы также не удивился, если бы узнал, что мой отец увлекался художественным шитьем. Он был совершенно непредсказуем. Несколько минут мы молчали. Потом, привстав на локте, я посмотрел в сторону Бэмби. Он спокойно спал.
– Почему ты перестала ходить в круг? – спросил я Лизу.
Она ответила не сразу. Честно говоря, я даже подумал, что не получу от нее ответа.
– Понимаешь… Я стала им чужой…
– Тебя обидели? – уточнил я.
– Нет-нет, что ты, – Лиза энергично покачала головой, и мне сразу как-то легче задышалось. – Не подумай ничего такого, Ной! Никаких обид, и никакой мести, ладно?
– Угу… Но я все равно…
Лиза нахмурилась.
– Ты же волк, Ной! Ты Совет прошел! Подумай сам, разве я могу чувствовать себя легко там, где вокруг только волки? Все те, с кем мы в детстве бегали вместе по лесу, стали волками… Ты же понимаешь, Ной? Пока в круге был ты, я еще мирилась с этим… Ты тоже не похож на них, пусть не так, как я, но не похож. К тому же ты был там главным. А когда ты ушел…
Она растерянно замолчала, не зная, что еще добавить к сказанному и невысказанному. Но мне было вполне достаточно ее слов. Я хорошо знал, что такое одиночество в толпе друзей.
Где-то в лесу застучал по стволу дерева дятел.
– С-сволочь, – пробормотала Лиза.
– Кто?
– Тот, кто придумал все это…
Если она говорила о Первом Волке, то тут я был с ней полностью согласен. В свете последних событий, а если конкретнее – в кровавых отсветах Клыка, – он казался мне порядочной сволочью.
– В общем, возьми меня в город, а?
В ее голосе больше не было смешинок, только мольба, мольба о помощи.
– Я же пообещал тебе, Лиза. Сказал – значит, сделаю.
– Мать не отпустит…
– Отпустит…
Она, облегченно вздохнув, вытянулась на траве.
– По небесному снегу стая алых волков… Красиво, правда?
В нестерпимо голубом небе, над самым краешком леса, виднелась луна… вернее, не луна, а так, бледный новорожденный месяц.
– Красиво…
Ночью я лег между Лизой и Бэмби. Сестренка уткнулась носом мне в бок, что-то проворчала по поводу жесткой шерсти и мгновенно уснула. Бэмби, оказавшийся между мной и костром, еще долго ворочался, не решаясь придвинуться ближе ни ко мне, ни к огню. Я улыбался про себя. Бэмби с его вечно запоздалыми страхами был совершенно неподражаем…
Я не спал всю ночь. Это было совсем не обязательно, я знал, что ни один лесной зверь не рискнул бы напасть на нас. И все же уснуть не мог. Звезды светили ровным светом, шуршала накатывающаяся на берег вода, кто-то пел в тишине… Красивый голос. Чужой, холодный, но очень красивый, он звал за собой, но я не мог оставить Лизу и Бэмби, и мне оставалось только слушать…
Мы возвращались домой следующим вечером.
Бэмби и Лиза шли рядом, улыбались друг другу и совсем не обращали на меня внимания. Бэмби перестал каждый раз нервно вздрагивать при виде моих клыков, а Лиза вообще посоветовала не лезть к ней, потому что у меня, видите ли, «вся морда в земле». Я метался по лесу белой тенью, не выпуская их из виду, и думал о двух вещах: о том, как быстро люди адаптируются к новым условиям, и о том, что сделает Эдвард, когда узнает, что его единственная дочь встречается с человеком. Оставалось только надеяться, что дядя решит задержаться в городе лет на сто…
Кто-то настойчиво потряс меня за плечо.
– Слишком крепко спишь, племянник! Забыл об осторожности? А зря, – произнес над ухом знакомый голос.
– Дядя! – я даже подскочил от неожиданности. Потом радостно бросился ему на шею. – Ты вернулся!
Эдвард Вулф, родной брат моего отца, крепко обнял меня. Он все так же был похож на Тома, и я все так же любил его и восхищался им.
Это я настоял, чтобы моего младшего брата назвали его именем. Однажды, давным-давно, Эдвард стал героем. Я часто думал, смог бы я сам поступить так же, как он? Нет, скорее всего.
– Давненько мы не виделись, – улыбнулся Эдвард, оглядывая меня с головы до ног. – Ты вырос, заматерел… Волк, настоящий волк! Неудивительно, что племя не смогло устоять перед твоим обаянием!
– Да? – глубокомысленно спросил я, стряхивая с себя остатки сна. – А я-то думал, что племя просто не смогло устоять перед Клыком на моей шее.
Дядя махнул рукой.
– Какая разница? Ты цел и невредим – и это главное. А где человек?
– Спит еще, я полагаю… А ты, выходит, уже в курсе?
– Скажем так: это было первое, о чем сообщили мне старейшины. Хорошо, что они заодно не сообщили о том, что Лиза и Бэмби целовались за нашим домом… Впрочем, может, никто, кроме меня, этого не видел?
– Я думал, они это уже переварили…
– Ага, как же! – тихо засмеялся Эдвард. – С твоей матерью и Линой они свыкались больше года, а ты хочешь получить их благословение за полмесяца!
