Текст книги "Песочное время - рассказы, повести, пьесы"
Автор книги: Олег Постнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Ф о р ш. Довольно. Поговорим лучше о любви. Ведь вы любите принца, господин Амадей?
Г о ф м а н. Да – вопреки.
Ф о р ш (мягко). Не обманывайте себя, такой любви не бывает. Вы на ложном пути, сын мой.
Г о ф м а н (улыбаясь). Хотя вы и священник, то есть отец, но я все-таки старше вас, господин Форш.
Ф о р ш. Ничуть. Старше тот, кто ближе к смерти. А ваша любовь, как и любая любовь, исходит из тайных законов соответствия. Не так уж трудно найти, что у вас общего с принцем. Недаром вы метите на его место. А он, возможно, завидует вам. Но важно не это. Важно то, что он действительно ваш друг, и к тому же навсегда ваш друг. Этого изменить нельзя, вы знаете сами. Позвольте, я прочту вам один отрывок по памяти – ведь собственно память, в более высоком смысле, заключается, я полагаю, в очень живой, подвижной фантазии, которая получив толчок, может словно бы силой волшебства оживить целую картину прошлого со всеми присущими ей красками и всеми ее случайными особенностями.
Г о ф м а н (продолжая улыбаться). Какой отрывок, мой дорогой Форш?
Ф о р ш. Отрывок вот какой. Он будет здесь к месту... (Вдруг странно изменив голос.) "Бра-тец, хи... хи!.. Ты меня узнал? Пойдем-ка со мной, со мной, да заберемся на крышу, под самый флюгер. Он сейчас наигрывает веселую свадебную песнь. Ведь филин-то женится! Давай-ка поборемся там с тобой, и тот, кто столкнет другого вниз, выйдет в короли и вдоволь напьется крови".
Г о ф м а н (опустив голову). Я был молод, когда это сочинил. Мне самому очень нравился этот филин. И флюгер. А принц был совсем мальчишка и из всех сил старался, чтобы я с ним дружил.
Ф о р ш (обычным голосом). Вот видите, господин Амадей. Каждый из вас был занят полезным делом. Но принц и сейчас не мешает вам сочинять все так, как вам хочется, разве нет?
Г о ф м а н. Пожалуй.
Ф о р ш. Ну да. А во всех этих бунтах, переворотах, путчах кроется за всей шумихой огромная скука. Разве вы сами не знаете?
Ш у л ь ц (холодно). Не могу с вами согласиться, святой отец. Торжество справедливости не может быть скучным.
Ф о р ш. Справедливости? да. Но ведь тут никакого торжества не будет. Будет разве что игра в него, за которой прячется обычная... дележка.
Ш у л ь ц. Дележка чего?
Ф о р ш. Денег, конечно. И это скучно.
Г о ф м а н. Беда в том, отец Вальдемар, что вам тоже нечего предложить. Становиться Творцом? Управлять мирами? Играть в человечков? Тоже скука, когда представишь.
Ф о р ш. Но ведь вы, господин Амадей, играли в свои фантазии? И любили их?
Г о ф м а н. Любил. Играл – двадцать лет. Но даже уже теперь чувствую усталость. А вы хотите продлить мне игру навсегда? Нет уж. Предпочитаю забвенье.
Ф р а у Ш у л ь ц (Шульцу, тихо). О чем это они?
Ш у л ь ц (пожимает плечом). Не знаю.
Ф о р ш. Мы о литературе. И раз уж об этом зашла речь, то я, господин Амадей, позволю себе еще одну цитату – даром что уже отстегнул свой собачий хвост, а вы не бранитесь, как бывало, на портвейн и не хвалите бифштекс по-даллахски.
Г о ф м а н. У вас завидная память, святой отец!
Ф о р ш. Ну, в этот раз я буду следовать оригиналу лишь отчасти. Итак, что же вам предложить, господин Амадей? Кровь, что течет у вас в жилах, слишком горяча. Ваша фантазия из одного озорства часто рвет магический круг жизни и бросает вас, неподготовленного, без оружия и защиты, в некое царство волшебного принца, где враждебные духи могут однажды уничтожить вас. Вы сами знаете это – так пейте меньше вина, а дабы примириться с большинством ваших знакомых, считающих вас по праву дураком, повесьте у себя над рабочим столом – или где бы вы ни были – золотое правило отца-францисканца, то есть меня. Согласно ему, надо предоставить вещам в мире идти так, как они идут, то есть своим ходом, а об отце-настоятеле не говорить ничего, кроме хорошего! (Встает, кланяется.) Мне пора, господа. Вы не стесняйтесь, продолжайте ваши дела, я же хотел еще нанести визит старику Лемке: он, говорят, чувствует себя много лучше. Всего доброго, господин Амадей! Кстати, у принца сегодня именины. Вы помните?
Выходит.
Ш у л ь ц. Что ж, от церкви, как видно, проку мало.
Ф р а у Ш у л ь ц. Не было бы вреда.
Сцена четвертая
Ш у л ь ц. Ну, господин Теодор, что будем делать с "Отречением"?
Г о ф м а н (стараясь сосредоточиться). Как вы себе это представляете?
Ш у л ь ц. Я себе это представляю так. Сейчас... (Ищет глазами часы.) ...сейчас половина четвертого. К четырем придет принц. Мы вдвоем или вы один – как вы сами решите – вручим ему эту бумагу. После этого он...
Г о ф м а н (перебивает). ... после этого он кликнет слуг и нас спустят с лестницы.
Ш у л ь ц (таинственно улыбаясь). Э, с слугами не все так просто. (Обернувшись к фрау Шульц.) Клара!
Ф р а у Ш у л ь ц. Сейчас, сейчас. (Идет к кулисе. Громким шепотом.) Девочки! Де-во-чки!
Строем входят одетые в мундиры ф р е й л и н ы. Останавливаются, развернувшись в цепь.
1-я ф р е й л и н а. Мы здесь, госпожа советница!
Ф р а у Ш у л ь ц. Молодцы! (Гофману.) Как видите, двор с нами.
Г о ф м а н. А слуги?
Ф р а у Ш у л ь ц. На них тоже можно положиться.
Ш у л ь ц (не без гордости). Мы предусмотрели все.
2-я ф р е й л и н а. А что от нас нужно?
Ф р а у Ш у л ь ц. Разве я вам не объясняла?
1-я ф р е й л и н а. Объясняли, госпожа советница.
Г о ф м а н. И что же вы?
3-я ф р е й л и н а. Мы – за.
Г о ф м а н. За что?
1-я ф р е й л и н а. За принца.
Ф р а у Ш у л ь ц. Как за принца?!
3-я ф р е й л и н а (1-й фрейлине). Ты ничего не поняла. Мы за Гофмана.
2-я ф р е й л и н а. Почему за Гофмана?
4-я ф р е й л и н а. Он же старый.
Г о ф м а н (улыбаясь). Разве я старый?
3-я ф р е й л и н а (кокетничая). И ничуть не старый!
1-я ф р е й л и н а. Хи-хи!
2-я ф р е й л и н а. А что будет?
Ф р а у Ш у л ь ц (фальшиво). А ничего не будет. Принц просто не станет больше никого обижать.
1-я ф р е й л и н а. Как, совсем?
Ф р а у Ш у л ь ц. Конечно, совсем.
3-я ф р е й л и н а. Мы так не хотим.
Ф р а у Ш у л ь ц. Чего вы не хотите?
3-я ф р е й л и н а. Чтобы принц ничего не мог.
Г о ф м а н. Чего же вы хотите?
1-я ф р е й л и н а. Хи-хи!
4-я ф р е й л и н а. А кто будет править дворцом?
Ф р а у Ш у л ь ц. Дворцом – принц.
5-я ф р е й л и н а. А страной?
Ф р а у Ш у л ь ц. Господин Гофман.
4-я ф р е й л и н а. Господин капельмейстер будет править страной?
3-я ф р е й л и н а. Что ж тут такого!
5-я ф р е й л и н а. Ты ничего не понимаешь.
2-я ф р е й л и н а. А кто будет править нами?
3-я ф р е й л и н а. Опять Шарлотта?
Ф р а у Ш у л ь ц. Нет, нет!
2-я ф р е й л и н а. А кто?
Ф р а у Ш у л ь ц. Тоже господин Гофман. Ну и, конечно, я.
2-я ф р е й л и н а. Нет, мы не согласны.
4-я ф р е й л и н а. Мы хотим принца!
3-я ф р е й л и н а. Эльза, фи!
4-я ф р е й л и н а. Глупая! Я не в том смысле.
Г о ф м а н. Так вы за принца?
1-я ф р е й л и н а. Да.
3-я ф р е й л и н а. Ну и немножко за вас.
1-я ф р е й л и н а. Да, верно. Это большая честь, господин Гофман!
Г о ф м а н. Что – большая честь?
1-я ф р е й л и н а. То, что вы с нами.
Ф р а у Ш у л ь ц. Да вы-то не с нами!
3-я ф р е й л и н а. Нет, мы с господином Гофманом! Но за принца.
1-я ф р е й л и н а. Хи-хи!
Г о ф м а н (фрау Шульц). Вот видите! Народ против.
Ф р а у Ш у л ь ц. Что они понимают! Глупые девчонки! Как я скажу, так и будет.
4-я ф р е й л и н а. Нет, мы подданные его высочества!
Ф р а у Ш у л ь ц. И принцессы?
Ф р е й л и н ы (на разные голоса). Нет! Нет!
Ф р а у Ш у л ь ц. Ну вот. Значит, будете охранять ее покой. Сюда не входить, ждать команды.
1-я ф р е й л и н а. А что будет с принцем?
Ф р а у Ш у л ь ц. Ничего с ним не будет.
4-я ф р е й л и н а. Мы не хотим ему вреда.
Ф р а у Ш у л ь ц. Тогда не пускайте к нему принцессу.
Ф р ей л и н ы (на разные голоса) Не пустим! Ни в коем случае! Ни за что!
Ф р а у Ш у л ь ц. И отлично. А теперь – марш!
Ф р е й л и н ы. Да здравствует господин Гофман! Да здравствует принц!
Поворачиваются, строем уходят за другую кулису.
Г о ф м а н. Уф! Если остальные такие же, то будет не бунт, а веселый дом.
Ш у л ь ц. Нет, нет, на слуг можно положиться. Я разговаривал с каждым. Они не дураки и выгоду понимают.
Г о ф м а н. Эти тоже выгоду понимают...
Ф р а у Ш у л ь ц. Тс-с!
Секунду стоит прислушиваясь. Потом подбегает к кулисе, выглядывает за нее и тут же бежит на цыпочках прочь.
Сюда идет принц!
Подхватывает кастрюльки, корзинку и скрывается за кулисой, за которую ушли ф р е й л и н ы. Ш у л ь ц в один миг прыгает за свой стол и хватает перо. Г о ф м а н остается где был. Входит п р и н ц.
Сцена пятая
П р и н ц. Господа, добрый вечер.
Проходит к своему столу, зажигает свечи в канделябре, садится, погружается в чтение.
Г о ф м а н. Вильгельм?
П р и н ц (не подымая головы). Да, Эрнст?
Г о ф м а н. Этот документ – тебе. Взгляни.
Кладет перед ним на стол свернутое в трубочку "Отречение".
П р и н ц (не подымая головы). Да, сейчас.
Пауза. Ш у л ь ц ерзает на месте, косясь в сторону п р и н ц а.
Ш у л ь ц. Ваше высочество?
П р и н ц (не подымая головы). Шульц?
Ш у л ь ц. Позвольте мне выйти.
П р и н ц (взглянув на него). Как раз сейчас тебе было бы лучше остаться. Тебе бы это было полезно, Шульц. (Пауза.) Ну что ж, иди.
Ш у л ь ц вскакивает и исчезает.
(Переведя взгляд на Гофмана.) Это о н о? (Берет в руки сверток.)
Г о ф м а н. Оно.
П р и н ц (вздохнув). Стало быть, ты решился... Ну что ж, разыграем по всем правилам. (Разворачивает, читает.) Ты сам составлял?
Г о ф м а н. Принимал участие.
П р и н ц. Сносно. Собираешься поместить в свое собрание сочинений? Фантазия в манере Калло? Или просто – коллективное?
Г о ф м а н. А ты вообще читал что-нибудь из того, что я написал?
П р и н ц. Откровенно сказать, только пару твоих докладов – мне. А все прочее – так, проглядел. Но ничего не помню.
Г о ф м а н (с сарказмом). Это у меня такая манера.
П р и н ц. Правильная манера. К чему держать в голове всякий вздор? А это? (Указывает на "Отречение".) Нужно тоже забыть поскорей?
Г о ф м а н. Не совсем. Впрочем, как хочешь. Главное, не забудь поставить свою подпись. Остальное мы сделаем без тебя.
П р и н ц. "Мы"! Как это трогательно – слышать такое словечко из уст автора "Песочного человека", "Крошки Цахес"... Права суверенной личности...
Г о ф м а н. Ага! Значит все-таки что-то помнишь!
П р и н ц (примирительно). Ну, в "Крошке Цахес" еще есть какой-то смысл. Ты ведь там вывел Наполеона? Да?
Г о ф м а н (сквозь зубы). Да.
П р и н ц. А ты не сердись. Я знаю, нет ничего проще, чем задеть поэта, обругав его стихи. И это не удивительно, в твоем случае особенно. Ведь кто ты таков? Сам подумай. Ходячая развалина, полная амбиций, надежд неосуществленных и уже неосуществимых. У тебя есть только то, что ты написал. Ты сам понимаешь, какая это малость. Но знаешь ли, Эрнст? Ведь тебя не спасут даже мои деньги. Имея глупость согласиться на это (хлопает ладонью по "Отречению"), ты, конечно, получил бы изрядный куш. Но зачем он тебе? Детей у тебя нет, потому что из эгоизма ты никогда не решился уступить часть себя кому-то, не говоря уже про то, что ты вряд ли способен кого-либо воспитать. (Встает, ходит по кабинету.) Ведь воспитание – это тоже политика, а в ней ты не понимаешь ни аза. Политика это отказ от собственной сложности, от своих колебаний, недоумений, фантазий. Это вызов мира на бой. А какой из тебя боец? Ты весь распался душевно на своих героев, которые тоже, кстати, не отличаются прочностью. Их даже трудно запомнить, ты знаешь сам. И ты хочешь, чтоб я уступил тебе трон? Глупышка! (Смеется.) Что ты с ним будешь делать? Ты разве способен грабить сирот, лизать задницу герцогу, топтать, как петух куриц, фрейлин? Да ты развалишь все в один миг и сам развалишься. Рассыплешься, милый Эрнст, как та нечистая сила, которую ты так любил изображать. Ты взгляни на себя! Ведь ты весь трясешься, как последний паралитик, и если на что еще и способен, так это помахивать палочкой перед оркестром. Вот и маши! А меня оставь в покое.
Вновь садится в кресло. Г о ф м а н стоит перед ним. Потом вдруг хватает со стены шпагу и приставляет острие к груди п р и н ц а. П р и н ц смеется.
Ай-ай! Ты захотел меня убить, Эрнст?
Г о ф м а н (шипит). Подписывай "Отречение"!
П р и н ц. И что будет? Да нет, если бы ты был один, я, может быть, из удовольствия сделать тебе приятное – то есть не тебе, а тому дураку, который в тебе сидит, – это бы и подписал. Но там (указывает за кулису) еще полно других дураков. Слишком долго возиться. Так что придется тебе меня убить.
Г о ф м а н угрожающе отводит слегка клинок для удара.
Ну что ж, бей. Только про сирот не забудь. И вдов. На всю благотворительность – не больше ста талеров в год. Не то ты погубишь государство.
Из-за левой кулисы неслышно выходит п р и н ц е с с а. В руке у нее пистолет. Прицеливается в Г о ф м а н а.
П р и н ц е с с а. Гофман! Одно ваше движение – и я стреляю.
П р и н ц (увидел ее). Лотхен, не смей! Мы тотчас вляпаемся в историю – к тому же во всемирную, имей в виду.
П р и н ц е с с а. А мне на это наплевать.
П р и н ц (Гофману). Вот с ними всегда так! (Жене.) Но, может быть, тебе понятней и ближе история родной литературы? Мы попадем и в нее как два Иуды.
П р и н ц е с с а. Вильгельм! Прекрати молоть вздор!
П р и н ц. Лотхен, это не вздор. Гофман, к несчастью, гений. И мне даже страшно подумать, что скажут о нас знатоки музыки, специалисты по графике, ценители карикатур, а также все те, кто не чужд крючкотворного искусства юриспруденции!
П р и н ц е с с а. Эрнст! Брось шпагу!
П р и н ц. О! Вы уже на "ты"! За моей спиной! Не ожидал от тебя, Гофман!
Входит Л е м к е.
Л е м к е (кланяясь принцу). Ваше высочество! (Кланяясь принцессе.) Ваше высочество! (Кланяясь Гофману.) Господин министр! Рад видеть вас всех в полном здравии.
Все трое застывают недвижно, глядя на него. Он меж тем непринужденно расхаживает по кабинету.
П р и н ц. Как... как вы себя чувствуете, Лемке?
Л е м к е. О, прекрасно! Благодарю вас!
П р и н ц. Ваша рана вас не беспокоит?
Л е м к е (лукаво). Рана? Нет, ваше высочество, вам меня не провести! С тех пор как мной кололи орехи, я стал многое понимать.
П р и н ц. Что же вы стали понимать?
Л е м к е. Что все вещи в этом мире не являются тем, чем кажутся на первый взгляд.
П р и н ц. Ну, дорогой мой Лемке! Эта истина не нова!
Л е м к е. Что же делать, если раньше я ее не знал? Я думал, например, что вокруг меня люди, а не механические куклы и что сам я тоже человек. (Светло улыбаясь.) А теперь я знаю, что это не так.
П р и н ц е с с а (прикрыв свободной рукой рот, в ужасе). Лемке!..
Л е м к е. Да-да. Вот Форш, конечно, настоящий, у него и кровь горлом идет. Натуральная, так сказать, хе-хе-с. А у меня – что? Так, шелковый карман для часов, а не рана. И предметам тоже нельзя верить. Вот, например, эта шпага. (Указывает на шпагу, которую Гофман все еще держит близ груди принца.) На вид – грозное оружие. А на деле толкни – и лезвие спрячется в ручку. (Забирает у Гофмана шпагу, дергает лезвие.) Нет, не лезет. Тоже, наверно, застряло. (Бросает шпагу на сцену.) Ну хорошо. Вот пистолет. (Забирает у принцессы пистолет.) Можно подумать, что он заряжен. А проверь... (Поднимает ствол вверх, нажимает курок. Выстрел. Дым.) Нет, тут тоже неисправность.
Сразу после выстрела из-за кулис выбегают с одной стороны с визгом ф р е– й л и н ы и ф р а у Ш у л ь ц, с другой – Ш у л ь ц во главе с л у г. Суматоха. Ф р е й л и н ы кольцом окружают принца, кричат: "Не отдадим! Не отдадим его! Он наш!" Ф р а у Ш у л ь ц пытается их унять. Л е м к е тоскливо оглядывается. Г о ф м а н стоит недвижно посреди сцены.
П р и н ц е с с а (в бешенстве, слугам). Оттащить бесстыдниц! Ганс! Фриц! Живо.
Ш у л ь ц (командует). Выполнять приказание!
1-й с л у г а. А как его выполнишь?
Хватает какую-то ф р е й л и н у за локоть, та брыкается.
2-й с л у г а. Ишь обсели! Что твои мухи.
3-й с л у г а (вздохнув). Да, принц это принц.
4-й с л у г а. Эх, даже завидно.
2-й с л у г а. Что стоите? Пошевеливайтесь.
5-й с л у г а. Вот сам и шевелись.
П р и н ц е с с а. Шульц! Шу-ульц! Ну сделайте же что-нибудь!
П р и н ц (внезапно, громовым голосом). Вон! Все вон отсюда. Вон!
Наступает тишина, потом все бросаются врассыпную. Гаснет свет. Сцена освещена лишь канделябром на столе п р и н ц а. Г о ф м а н стоит неподвижно на своем месте.
(Вполголоса, мягко.) Эрнст, побудь со мной.
Сцена шестая
Г о ф м а н поднимает брошенную Л е м к е шпагу и задумчиво вертит ее в руках. П р и н ц садится в свое кресло за стол, смотрит на него. Пауза.
П р и н ц. Жаль, что нам помешали. Это, должно быть, был самый пылкий в твоей жизни жест – по крайней мере, в сторону мужчин. Так ведь?
Г о ф м а н. Пожалуй, да.
П р и н ц. А ты раньше держал в руках шпагу?
Г о ф м а н. Признаться, нет. Если не считать одной маленькой, при мундире, в Польше. Но я даже, кажется, не вынимал ее из ножен.
Обходит стол п р и н ц а, вешает шпагу на место. Пауза.
П р и н ц. Послушай, Эрнст.
Г о ф м а н. Да, Вильгельм.
П р и н ц. Тебе, верно, скучно у нас.
Г о ф м а н. Да нет, что ты! Впрочем, я уже выздоровел – пора ехать.
П р и н ц. Ты собираешься ехать? Когда?
Г о ф м а н. Возможно, завтра.
П р и н ц. И не дождешься Нового года?
Г о ф м а н. Нет. Встречу его в Бамберге, с женой. (Вздыхает.)
П р и н ц. А потом?
Г о ф м а н. Потом – в Берлин. Каникулы кончаются. Пора на службу.
П р и н ц. Да, ведь ты служишь... (Вздыхает.) Ты пробыл у нас всего две недели.
Г о ф м а н (улыбаясь). Что ж, я приеду еще. Вот станет туго с деньгами – подработаю у тебя министром. (Погрустнев.) Жаль Лемке. И ведь проклятый клинок действительно застрял!
П р и н ц. Я знаю, Эрнст.
Г о ф м а н. Впрочем, министра тебе никакого не надо. Вы прекрасно справляетесь вдвоем с Шульцем.
П р и н ц. Я тоже всегда так считал. Кстати о деньгах. Ты успел скопить что-нибудь?
Г о ф м а н. На год, я думаю, хватит. А проживу ли я дольше – это, ты сам говорил, еще вопрос.
П р и н ц. Прости, Эрнст. (Возвысив голос.) Шарлотта!
Входит п р и н ц е с с а.
Лотхен, милая! Эрнст завтра покидает нас.
П р и н ц е с с а. Гофман! Как, уже? Это из-за всей этой кутерьмы?
П р и н ц (морщась). Нет, разумеется. Просто ему нужно ехать.
П р и н ц е с с а (подходит, берет Гофмана за обе руки). Гофман! Вы знаете, что вас здесь любят и всегда ждут.
Г о ф м а н. Спасибо, Лотта. Я так благодарен вам.
П р и н ц. И ты на нас не обижайся. Помнишь, я тебя об этом просил?
Г о ф м а н. Помню. Не обижаюсь. И вас о том же прошу.
П р и н ц. В конце концов, ты ведь действительно гений. А мы обычные люди, чего бы там ни плел про августейшую чету Форш... Да. Лотхен, оставь нас теперь. Нам нужно еще сказать с Гофманом пару слов с глазу на глаз.
П р и н ц е с с а. Конечно. Я пойду одеться к твоим именинам. Я бы надела то красное платье в вашу честь, Гофман. Но я боюсь, Лемке это будет тяжело.
Г о ф м а н. Разумеется, это ни к чему.
П р и н ц е с с а выходит.
(Глядя ей вслед.) У тебя прелестная жена.
П р и н ц. У меня также хороший друг.
Г о ф м а н. И народ, который тебя любит.
П р и н ц (приложив палец к губам, с улыбкой). Тс-с! Об этом нельзя говорить вслух.
Г о ф м а н. Да, конечно. Скажи: а кто писал те доносы?
П р и н ц. Какие "те" доносы? Ты имеешь в виду тот донос?
Г о ф м а н. Да.
П р и н ц. Я сам, конечно. А переписывала Лотта.
Г о ф м а н. Я так и понял.
П р и н ц. Впрочем, были еще и другие.
Г о ф м а н. Вот как! От кого?
П р и н ц. Один взбалмошный, туманный, кажется, от фрау Шульц. Бедняжка хотела, верно, застраховаться при любом исходе. И еще один от кого-то из слуг. Сплетни людской. Скука. Впрочем, я аккуратно выплатил гонорары.
Г о ф м а н. А Шульц?..
П р и н ц. Шульц? Ну что ты! Честнейший малый! Предан тому, во что верит... или чего боится. Я его никогда не променяю ни на кого.
Г о ф м а н. Что ж, ты прав.
П р и н ц (глядя в окно). Опять снег. Завтра снова все будет в сугробах.
Г о ф м а н. Я это люблю... Послушай, Вильгельм. Я все хотел тебя спросить: чем ты, собственно, занят? Ну да, ты принц, государь, это понятно. Но все-таки? Есть у тебя какая-нибудь цель? Или все это так, игра на досуге?
П р и н ц. Открыть тебе государственную тайну?
Г о ф м а н. Ну, открой.
П р и н ц. Я не знаю. Я уже не знаю ответа на этот вопрос. Все как-то замутилось... Раньше было понятно. Идеальное государство, порядок, покой. Конечно, я принуждал нищих работать – и они становились просто бедными. Но бедность – не нищета! Я наладил дороги и мосты, кое-где плохие. Открыл больницу в монастырских кельях... Я даже просто наслаждался жизнью. А теперь... Ты сам-то знаешь, зачем пишешь?
Г о ф м а н. Нет, не знаю. Ну – бог с тобой. Прости. Все как-то скудно в этом мире.
П р и н ц. Скудно... Спроси Шульца, он тебе скажет, что мир – театр. Все это твердят без умолку. И все неправы. Они не то имеют в виду. А это только и означает, что у каждого своя роль и нужно ее хорошо сыграть. Понятно, из этого идеального государства не выйдет.
Г о ф м а н. И ты следишь за исполнением?
П р и н ц. За своим. И то с трудом. Ведь я же не параноик: людьми нельзя управлять... Впрочем ты, Эрнст, играл неплохо.
Г о ф м а н. Спасибо. Я тоже доволен тобой.
Глядят друг на друга. Потом подходят друг к другу. Обнимаются.
П р и н ц (отстранясь). Ты думаешь, что прав Форш? Ты это хотел сказать?
Г о ф м а н. Насчет его лестницы на небеса?
П р и н ц. Ну да.
Г о ф м а н. Для этого нужно верить в переселение душ. Я, конечно, актер, как и Шульц. Но знаю, что в этой жизни мне такую роль уже не получить.
П р и н ц. Что, почувствовал, что как-то оно не так повернуло, а?
Г о ф м а н. Да, пожалуй.
П р и н ц. Ну что ж. (Сменив тон.) Господин министр?
Г о ф м а н. Ваше высочество?
П р и н ц. Сейчас мы будем праздновать мои именины. Я тоже должен переодеться, а вам тем временем поручаю проследить за установкой обеденного стола.
Г о ф м а н. Разве стол – это забота министров?
П р и н ц. В исключительных случаях. Свечей много не надо. Без факелов можно обойтись.
Г о ф м а н (серьезно, с поклоном). Будет исполнено, ваше высочество.
П р и н ц кивает ему, потом отворачивается, подходит к столу. Г о ф м а н идет прочь. Неслышно появляется ф р а у Ш у л ь ц. Подходит к столу п р и н ц а и гасит свечи медным колпачком.
Сцена седьмая
В темноте беспорядочные звуки оркестра. Зажигается световой круг – в нем Ш у л ь ц у рампы изображает дирижера. Это пародия на Г о ф м а н а и вообще на всех капельмейстеров. Оркестр бушует. Потом разом смолкает. Круг гаснет. С разных сторон на сцену выходят в беспорядке несколько человек с крошечными свечками в руках. Свечки почти ничего не озаряют.
Г о л о с 1– г о с л у г и. Вечно все у них раскидано.
2-й с л у г а (нагибаясь). Вот носок. И, кажется, шляпа.
3-й с л у г а. Нет, это чернильница.
1-й с л у г а. Должно быть, господина Амадея.
2-й с л у г а. А вот молоток.
Г о л о с ф р а у Ш у л ь ц. Лестницу, лестницу ищите. Нужно зажечь люстру.
2-й с л у г а. Сию минуту, госпожа советница. Сейчас.
Вспыхивает свет. Из-за кулис с л у г и выдвигают огромный неуклюжий стол. Устанавливают его в центре сцены. Откуда-то появляются стулья. Потом скатерть, приборы. Суетится несколько ф р е й л и н – всё без особого порядка. Наконец, все исчезают. Уходит и ф р а у Ш у л ь ц. И тут же возвращается среди гостей: Г о ф м а н а, Л е м к е, п р и н ц е с с ы, Ш у л ь ц а, которые появляются с разных сторон. Стол сервирован на шесть персон. Место п р и н ц а во главе стола пустует. Все рассаживаются, негромко переговариваясь, разливают в бокалы вино, кладут друг другу закуски – всё очень чинно, неспешно. Ждут п р и н ц а. Наконец он выходит – в шитом золотом мундире, с давешней шпагой на боку. В руке у него свернутый в трубку лист. Легкое волнение за столом. Ш у л ь ц ы косятся на сверток, переглядываются между собой. П р и н ц отодвигает свое кресло, но не садится.
П р и н ц. Господа! Я считаю нужным огласить этот документ (разворачивает лист), ибо его содержание касается всех присутствующих.
Ш у л ь ц ы явно взволнованы: К а р л трет лоб, К л а р а нервно теребит брыжи вечернего платья.
(Читает.) "В преддверии Нового года и по случаю наших именин – Указ. Властью, данной нам, повелеваем: Первое. Утвердить господина Карла Шульца в чине статс-секретаря на весь последующий календарный год с двадцатипроцентной прибавкой жалованья. Второе. Выразить благодарность и вручить денежную премию советнице двора госпоже Кларе Шульц за преданность и самоотверженность. Третье. Освободить согласно его воле господина Эрнста Теодора Амадея Гофмана от занимаемой им должности с сохранением оклада за текущий и последующий месяцы с присовокуплением премии за организацию праздничных торжеств. Выдать всю сумму наличными по первому его требованию. Четвертое. Назначить пенсию господину министру Лемке в размере трех четвертей его оклада с добавочными выплатами средств для поддержания его здоровья. Пятое. Выдать фрейлинам ее высочества поощрительные подарки в виде золотых медальонов для ношения на шее с вставленным внутрь портретом ее высочества. Шестое. Начислить премии слугам двора с изысканием средств на покупку новых мундиров. Седьмое. Во время новогодней ночи раздать гостям, служащим и слугам ценные праздничные призы. Титул. Подпись. Дата". (Подняв взгляд от листа.) Кажется, никого не забыл?
По мере чтения лица присутствующих светлеют, теперь на них едва сдерживаемый восторг.
Г о ф м а н (подняв бокал). Да здравствует принц!
В с е. Да здравствует принц! Здоровье именинника!
Вбегает с л у г а, останавливается на пороге.
С л у г а. Ваше высочество!
П р и н ц (морщась). Что еще?
С л у г а. Ваше высочество! Их преподобие, господин Форш...
П р и н ц е с с а. Что?!
С л у г а. Скончались. Внизу врач и монахи.
Г о ф м а н роняет бокал, вино заливает скатерть. П р и н ц е с с а поднимается и замирает с искаженным от жалости лицом. П р и н ц смотрит вниз, упершись в стол костяшками пальцев. Л е м к е глядит бессмысленно перед собой. Ф р а у Ш у л ь ц всхлипывает, закрывая глаза ладонью. Вдали, за сценой, глухой удар колокола.
Ш у л ь ц. Боже мой! А я так и не отдал ему двадцать талеров!
З а н а в е с
ЭПИЛОГ
Заботы о похоронах отца-францисканца Вальдемара Форша взял на себя монастырь Святых Угодников, получивший щедрую поддержку от принца Вильгельма. Но Гофман не дождался похорон. На следующий день с утра он покинул резиденцию принца, увозя с собой кофр, едва вместивший его новый гардероб, коллекцию трубок и полторы тысячи талеров золотом. В Бамберге он задержался недолго. Была пора возвращаться на службу: рождественские каникулы подходили к концу. Фрау Миш( была здорова. И хотя сам он кашлял, все же решил ехать в Берлин. Простуда не проходила, усугубленная другим его давним недугом. Он вернулся к своей должности члена высшего апелляционного сената при государственном суде – должности, ему ненавистной, – но тотчас слег. Его болезнь совпала с арестом рукописи "Повелителя блох", только что перед тем им оконченной. В ней усмотрели злобную карикатуру на начальство. По специальному приказу короля к протоколу допроса было приложено медицинское свидетельство о тяжком состоянии больного; временами он бредил. К весне болезнь стала отступать. Не вставая с постели, он добился публикации "Повелителя" и окончил "Угловое окно". Лето выдалось бурное, с грозами. 25 июля 1822 года, шесть месяцев спустя после визита в Бамберг, Гофман скончался. Надгробная надпись, по странной иронии, вряд ли понятной самим ее составителям, давала знать, что покойный был равно хорош как поэт, живописец, музыкант и юрист. Другие эпитафии неизвестны.
КОММЕНТАРИИ
С. 6. ...будет и того, что болезнь указана... – Цитата из предисловия к (Герою нашего времени( М.Ю.Лермонтова.
С. 6. ...двор был разбит, словно античный космос... – Согласно античной космологии, мир членился на (топосы( (места); именно этот термин заменял в античной философии категорию пространства.
С. 23. ...пространство делалось безвидно и пусто... – Неточная цитата из Библии, ср.: кн. Бытие, I, 2.
С. 32. Агасфер – Вечный Жид. В качестве литературного персонажа использовался многими авторами как в Европе, так и в России. Обзор легенд об Агасфере см.: Адрианова В.П. К истории легенды о странствующем жиде в старинной русской литературе. // Изв. ОРЯС. – Т.20, кн. 3. – СПб., 1915.
С. 33. ...если верить Блаженному Августину... – Учение Бл. Августина о времени см.: Исповедь, кн. 11, Х – ХХХ.
С. 38. ...персоналист, борец с рабством у культуры. – То есть последователь философии Н.А.Бердяева, рассматривавшего в ряде работ культуру в качестве ограничителя человеческой свободы.
С. 46. Сон разума рождал демонов... – Перифраз названия офорта Франсиска Гойи (Сон разума рождает чудовищ( (1799).
С. 47. Кляйнер мэнч – буквально: (Маленький человек( – название романа М.С.Менделе ((Дос клейне ментшеле(, идиш, 1864-1865), где этим словосочетанием обозначается черт.
С. 49. В начале было дело. – Фраза Фауста в первой части поэмы И.В.Гёте: (Я был опять, как вижу, с толку сбит: / "В начале было Дело" стих гласит( ((Фауст(, пер. Б.Л.Пастернака).
С. 49. (В раю играть мы будем в мяч(. – Неточная цитата из (Университетской поэмы( (1927) В.В.Набокова.
С. 50. Танатос – От греч.(((((((, смерть.
С. 50. Джентльмен Блока подражал (Ворону( По. – См. стихотворение А.А.Блока (Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный...( (1912), а также поэму Э.А.По (Ворон( (1845).
С. 58. Принимает в (Асклепе(... – Асклепий – сын Корониды и Аполлона. Обучился искусству медицины у кентавров, которыми был воспитан, и достиг такого мастерства, что мог не только лечить больных, но и оживлять умерших.
С. 58. Проспект Моруа... – Перу Андре Моруа принадлежит рассказ (Отель "Танатос"( (1929) о специальном заведении для самоубийц.
С. 59. ...редких ~ мифов о граде Бессмертных. – Ср. рассказ Х.Л.Борхеса (Бессмертный( (сб. (Алеф(, 1949).
С. 60. Скрэб – англ. scrub, заросли вечнозеленых жестколистных кустарников в Юго-Западной и Восточной Австралии.
С. 62. Дюркгейм – Эмиль Дюркгейм (1858-1917), французский социолог, посвятивший специальную работу проблеме суицида ((Самоубийство(, 1897).
С. 63. Сульт – имя наполеоновского сподвижника, а также одного из второстепенных персонажей в романе А.С.Грина (Бегущая по волнам( (1928).
С. 65. Феллахи – термин О.Шпенглера для обозначения жителей государства, обыкновенно деклассированных, не заинтересованных в том или ином государственном устройстве (см. его трактат (Закат Европы(, т. 2, 1922).
С. 65. Веблен – Торстейн Веблен (1857-1929), американский социолог и экономист, считавший (буржуазные( классы единственными творцами государственности.
