Текст книги "Гладиаторы"

Автор книги: Олег Ерохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

Глава девятая. В эргастуле

В эргасгул преторианцы втащили Марка силком, слегка кол я его мечами для острастки, – он то и дело порывался бежать. Полусонный тюремщик, ворча что-то себе под нос, замкнул за ним дверцу камеры, в которую ею втолкнули преторианцы, и вместе с преторианцами зашлепал к выходу (там у него была маленькая каморка) – наверно досыпать. Марк остался один. О нет, не один – в углу кто-то завозился. В полутьме трудно было разобрать, кто…

Марк постарался взять себя в руки. Его собираются кастрировать – это, конечно, веская причина, чтобы бесноваться, но ведь мир состоит не только из любви, вернее, не только из похоти. Марк застонал. Разумные доводы не шли на ум… Да и к чему искать успокоение в смирении? Воину битва дает душевный покой! Надо попытаться как-то выбраться отсюда…

Для начала Марк решил выяснить, кто там ворочается в углу. Он прошел в угол, наклонился над человеком, полулежавшем на ворохе соломы, вгляделся в него… Освещение было плохим: под самым потолком камеры находилось маленькое окошко, через которое свет с трудом проникал в эргастул. Марк наклонился еще ниже, не веря собственным глазам… Так и есть – то был Сарт!

– Сарт!

– Марк?!

Сарт видел, как к нему в камеру впихнули какого-то человека, но не придал этому особого значения. «Наверное, какой-нибудь заворовавшийся раб», – подумал он. Как только тюремщик и преторианцы удалились, Сарт, прикрыв глаза, продолжил свои размышления – он раздумывал, как вернее доказать Палланту то, что он-де убежал от Каллиста, что он не лазутчик Каллиста. Вернул его к действительности голос Марка…

Друзья обнялись.

– Я не видел тебя целую вечность, – сказал Марк, отстранясь. – Как ты угодил сюда?

Сарт не хотел опять вмешивать Марка в свои дела:

– Можешь обо мне не беспокоиться – мне помощь не нужна, – шепнул он многозначительно. – Ну а ты? Ты-то как попал сюда? А я думал, что ты опять в гвардии…

– В гвардии мне больше не служить, – безразлично произнес Марк. – А попал сюда я так… – И Марк коротко рассказал египтянину свою историю, закончив словами: – Я когда-то говорил тебе о достоинстве, с которым надо принимать неизбежность, в том числе и смерть, но как с достоинством принять лишение мужественности? И дело тут не в лишении удовольствия: я не хочу быть похожим на жирного сонливого каплуна, в которого обычно превращается евнух. Это – потеря себя, это страшнее смерти…

– Давай сначала попытаемся что-нибудь сделать, а уж потом будем рассуждать о достоинстве, – сказал Сарт. – Тебе нужно бежать отсюда…

– А тебе?

– А мне – нет, – шепнул Сарт и крепко сжал руку Марка у запястья – Марк понял, что в судьбу египтянина ему не следует вмешиваться. – А для того, чтобы бежать, нужно раздобыть ключи от решетки и от входной двери, – продолжил Сарт. – Эти ключи, я знаю, у тюремщика. Надо их у него каким-то образом выманить…

* * *

Сквозь сонную пелену Кривой Тит услышал шум. Вроде, шумели в камере. «Что там ещё…» – недовольно проворчал Кривой Тит, поднимаясь с лежанки…

Когда он притащил головы преторианских трибунов Кассия Хереи и Корнелия Сабина Каллисту, Каллист и в самом деле передал ему сто тысяч сестерциев наградных. Сначала Кривой Тит хотел бросить службу, глядя на такие деньги, но потом передумал: хотя деньгами он стал обладать и немалыми, их все же было недостаточно, чтобы приступить к осуществлению его давнишней мечты – работорговли. Работорговцу нужен корабль, рабы и надсмотрщики, а что же имел Тит? Нужный корабль стоил около ста тысяч сестерциев, рабов следовало накупить для начала тоже тысяч на сто, на слуг (матросов, надсмотрщиков) в первый год ушло бы тоже не менее сотни. Итого необходимо было иметь триста тысяч сестерциев, а у Тита на руках было лишь сто пятьдесят тысяч: сто ему передал Каллист в награду за успешную погоню, а еще пятьдесят он скопил, служа преторианцем. Получается, ему не хватало еще ста пятидесяти тысяч… Тит решил продолжить службу.

Каллист дал ему хорошее место – смотрителя дворцового эргастула. Работы – никакой, жалование же составляло пять тысяч сестерциев в год. Правда, это немного: чтобы накопить сто пятьдесят тысяч сестерциев, ему нужно было бы прослужить на этом месте тридцать лет, однако в этой службе его была одна особенность. Тит договорился с Каллистом, что будет пересказывать греку все сколь-либо важное, что ему удалось бы услышать в эргастуле, и за это Каллист пообещал ему еще десять тысяч сестерциев в год. Всего выходило пятнадцать… Десять лет, которые ушли бы на то, чтобы накопить при таком доходе сто пятьдесят тысяч сестерциев, тоже, конечно, срок не малый, но Тит рассчитывал на то, что ему подвернется-таки какая-нибудь возможность существенно сократить этот срок.

Шум, доносившийся из камеры, усилился. Тит поднялся, пощупал ключи, висевшие у него на поясе (ключи были на месте), и, почесываясь, потащился к решетке, отгораживавшей в полуподвальном помещении эргастула камеру. Не доходя трех шагов до решетки, Тит остановился. Он всегда останавливался здесь, хорошо помня историю одного из своих предшественников, который имел обыкновение подходить к решетке вплотную: однажды этот дуралей был схвачен негодяем, засаженным в камеру, и задушен.

В камере дрались, это ясно было видно. Здоровяк, которого привели последним, молотил кулаками жилистого раба, ростом тоже не из маленьких. Кривого Тита, разумеется, не устраивало побоище – если один из узников будет убит, ему наверняка попадет.

– Остановитесь, балбесы! – крикнул Кривой Тит. – Остановитесь!

Куда там! Возня в камере, казалось, только усилилась. Тит понял – необходимо было предпринять какие-то меры. Покинуть эргастул он не мог – значит, помощи было ждать не от куда, следовало рассчитывать только на свои силы.

Кривой Тит бросился в свою каморку, схватил там длинный дротик с ржавым наконечником, неизвестно когда там появившийся (наверное, кто-то из тюремщиков припас его именно для такого случая), и мигом возвратился обратно. Он собирался дротиком как-то повлиять на чересчур расходившегося молодчика, но оказалось, что дротик, несмотря на свою длину, все же не доставал до дерущихся, если стоять там, где он стоял.

Тит, в нарушение своего обычая, немного придвинулся к решетке. Дротик едва не коснулся здоровяка. Тит придвинулся еще. Так было в самый раз. Ухватив молодчика за тунику, он потянул его прочь от жилистого. Туника порвалась. Тит подхватил ее дротиком опять. Вроде, на этот раз зацепилось лучше. Было видно, как на тупике узника выступила кровь: Тит дротиком царапнул кожу, но это были мелочи.

Вгорячах Тит приблизился к решетке вплотную. Марк рванулся, ухватил Тита за тунику…

Кривому Титу удалось вырваться – в руке Марка остался лишь клочок материи.

Кривой Тит, рывком отскочив от решетки, не удержался на ногах и упал. Поднявшись, он удивленно, с запинкой пробормотал:

– Ты… я узнал тебя – это ты… Так вот куда ты въехал на Мессалине – во дворец! Или нет – в эргастул для рабов, хе-хе… Как же ты, римлянин, оказался в эргастуле для рабов? Что, не угодил бабенке‚ да? Или не угодил Палланту?

Не дожидаясь ответа (а Марк и не собирался отвечать), Кривой Тит развернулся и пошел в свою каморку, рассуждая сам с собой. Он был настолько удивлен этой встречей, что даже забыл выпустить в Марка, едва не схватившего его, заряд ругательств, вертевшихся у него на языке.

Каллисту он доложил, что все преторианцы были убиты, «забыв» упомянуть про то, что один все же остался жив, спасенный Мессалиной. Причем счастливчиком (надо же такому случиться!) оказался не кто иной‚ как давнишний недруг Кривого Тита, человек, жестоко оскорбивший его однажды.

После того случая в кабачке «Золотой денарий» прошло немало времени, новые события загородили его от мысленного взора Кривого Тита, однако не стерли из памяти целиком. Кривой Тит по натуре был слишком мстителен, чтобы страдать забывчивостью. Его обидчик должен быть наказан – это дело чести.

Наказан, то есть убит.

Иначе не получится: ни тумаком, ни щелбаном тут не обойтись. Потому что не только в мести было дело, но и в том, что если Каллист узнает об его обмане – если Каллист узнает, что не все преторианцы были убиты, – ему придется плохо. Ах, как было бы хорошо, если бы этого Орбелия, раз уж он оказался в тюрьме, казнили! От тюрьмы до казни один шаг, но как помочь ему сделать его? Преторианский трибун сказал, почему-то называя Орбелия рабом, что он-де препровожден в эргастул по приказанию Палланта и только Паллант имеет право распоряжаться его судьбой. Конечно, если Паллант распорядится судьбой Орбелия так, как хочется ему, Титу, это прекрасно, а если нет?

Лучше все же не рисковать, не надеяться на Палланта: то ли убьет Паллант Орбелия, то ли нет – неизвестно. Орбелия следует умертвить ему самому… Казалось, чего проще – убить того, кто не может ни укрыться от удара, ни нанести удар. Бери стрелы, лук, или дротик подлинней – и готово… Ан нет: Орбелий должен дожить до прихода Палланта, не может же Тит предоставить Палланту вместо узника труп… Но Паллант может забрать узника с собой – как его тогда убьешь?

Хорошо бы Орбелию нанести такой удар, чтобы умер он от него не сразу, а через несколько дней, и чтобы никто не заподозрил Тита… Свойством убивать не сразу обладают некоторые яды, но никаких ядов при себе у Тита не было. Как же поступить?

От раздумий Тита отвлек сдавленный женский крик. «Наверное, рабы развлекаются», – подумал Тит. Крик раздался ближе… Мгновение спустя в дверь эргастула постучали.

Тит недовольно поднялся. Если это Паллант, то дело плохо – Паллант может забрать Орбелия с собой, а то и освободить. Кто знает, что у него на уме?

Стук оборвался. На Палланта это не было похоже, обычно он тарабанил до тех пор, пока Тит не открывал дверь.

Тит подошел к двери и заглянул в смотровое окошко, проделанное над дверью.

У входа в эргасгул лежала молодая девушка, незнакомая Титу. Туника на груди ее была разорвана и обильно пропитана кровью. Девица, казалось, не дышала… А в руке она сжимала искрящуюся драгоценными каменьями диадему.

Тит опешил. Что бы это могло значить? Возможно, девица воровка, она украла диадему из покоев Августы и пыталась найти укрытие от ранившей ее погони у него, решив посулить ему за спасение часть богатства. А может, она – служанка Августы, по приказанию императрицы она переносила диадему из одного корпуса дворца в другой и была ранена и преследуема какими-нибудь императорскими рабами, решившими рискнуть жизнью ради такого сокровища. А сокровище, даже если ею продать по частям (камни отколупать‚ а золотой обруч, на котором они были укреплены, распилить), наверняка потянуло бы на полмиллиона сестерциев, а то и на миллион… Целиком, конечно, продавать его было нельзя – вещица была слишком уж заметная.

Все это промелькнуло в голове Тита за один лишь миг: в двух шагах от него лежало сокровище, владельцы которого или претендующие на владение которым вот-вот могли появиться, так что медлить было нельзя. Девица вроде мертва (она не шевелилась и, как показалось Титу, не дышала), значит, сокровище – в кусты, а дальше видно будет, что делать. Может, удастся его утаить…

Кривой Тит выхватил из связки нужный ключ и провернул его дважды в замочной скважине. Затем отодвинул засовы, выскочил наружу, стремительно нагнулся и ухватился за диадему…

Чьи-то сильные руки сжали его шею – он не мог хрипеть, а не то что кричать, – и опрокинули его наземь. У горла его заплясал кинжал. Тит понял: стоило ему только сделать вид, что вот-вот крикнет или рванется, как тут же ему перережут горло. Тит перестал дергаться. Не шевельнулся он даже тогда, когда почувствовал, как кто-то рвет с его пояса связку ключей.

– Быстрее! – тихо поторопил мужской голос.

Говорить Тит не мог (страшась кинжала и из-за того, что ему сдавили шею), но видеть Титу не возбранялось. Тит заметил, как девица, которую он посчитал умершей, встала и вместе с фигурой, закутанной в паллу (явно женской фигурой), кинулась прочь от него по направлению к эргастулу. И еще Тит приметил лицо мужчины, так ловко скрутившею его, – мясистое, с мощным подбородком, тупоносое…

Потом Тит потерял сознание.

Глава десятая. Бегство

Оглушив (или убив?) большим камнем Кривого Тита, Нарцисс вбежал в эргастул: его позвала Мессалина, у которой не получалось с замком, висевшим на дверце решетки, отгораживавшей камеру. Общими усилиями замок был снят.

– Быстрее! – приглушенно крикнула Мессалина Марку, стоявшему у дверцы.

Марк оглянулся на Сарта.

– А ты? Тебе разве не нужна свобода?

Сарт покачал головой:

– Не забудьте запереть решетку. Где мне тебя найти?

Марк вопросительно посмотрел на Мессалину, а она торопливо сказала:

– Он будет жить у меня, в старом доме… – И, начиная сердиться (промедление было губительно). дернула Марка за тунику: – Давай живее! Твой приятель хочет остаться здесь – нам некогда ему мешать!

Марк выскочил из камеры, после чего дверца была заперта. Мессалина протянула ему просторную тунику и паллу – накидку, носимую женщинами, в которую можно было закутаться так, что лица не разглядеть. В иные времена Марк ни за что не стал бы с помощью одежды представляться женщиной, но теперь женская палла должна была спасти его мужественность. На свою разорванную тунику Марк поспешно натянул ту, которую дала ему Мессалина‚ а затем с головой накрылся паллой.

Вслед за Нарциссом и Мессалиной Марк выбежал из эргастула. У входа в эргастул валялся Тит и стояла Ливия, одежда которой была окровавлена. В руке Ливия держала сверкающую диадему.

– Что с ней? – воскликнул Марк встревоженно.

– Чтобы выманить твоего караульщика из эргастула, пришлось ей притвориться умирающей, для наглядности обрызгавшись кровью, – ответил Нарцисс. – Но можешь не беспокоиться, ей не делали кровопускание – это моя кровь. Конечно, можно было бы попытаться найти подходящую краску, но времени у нас не было…

Пока Нарцисс объяснялся, Мессалина, не удержавшись, сжала Марка в объятиях.

– Надо спешить, – заторопился Нарцисс, оборвав свои пояснения (он испугался, как бы Мессалина, разгоревшись, не потребовала тут же, не отходя от эргастула, от Марка большего – в любой момент их могли заметить, что было бы крайне нежелательно).

Мессалина решительно отстранила Марка.

– Идем! – глухо сказала она и широко зашагала к одному из выходов – не к тому, через который она вместе с Ливией и Нарциссом проникла во внутренний дворик, где находился эргастул, а к другому, где на страже стояли другие преторианцы, не знавшие, сколько спутников она имела, входя во двор.

Марк, Ливия и Нарцисс старались не отставать. Пройдя с полсотни шагов, Мессалина сказала, притормаживая:

– А все-таки следовало караульщику эргастула перерезать глотку… А, Нарцисс?

– Когда камень ударился об его башку, я явственно услышал хруст, – проговорил Нарцисс. – Хотя, быть может, то хрустнул камень – бывают же такие головы… – Нарцисс сунул кинжал в руку Марка. – Давай! Живо – туда и обратно! Я тяжеловат для бега…

Сжав рукоятку кинжала, Марк со всех ног кинулся к эргастулу в твердом намерении перерезать глотку человеку, погубившему его товарищей-преторианцев.

Быстро преодолев расстояние до эргастула, Марк замер: караульщика у входа в эргастул не было!

«Значит, Кривой Тит жив – он отполз в кусты», – подумал Марк. Молодой римлянин торопливо сделал круг около того места, где он надеялся увидеть труп караульщика. И никого не обнаружил. Заниматься длительными поисками было некогда – махнув рукой на Тита, Марк вернулся к своим спасителям.

– Ну как? – поинтересовалась Мессалина. Августа было открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но осеклась: лезвие кинжала, который Марк вернул Нарциссу, блистало чистотой.

– У входа в эргастул его нет, – ответил Марк.

– Бежим! – воскликнул Нарцисс полушепотом. – Нам надо успеть выбраться из дворца до того, как он поднимет тревогу!

Марк, Мессалина, Нарцисс и Ливия побежали к выходу – не из дворца, а из дворика, в котором они находились. Приблизившись к нему, они умерили свою прыть, чтобы не смутить стоявших на страже преторианцев. Равнодушными взорами проводили преторианцы Августу и ее свиту…

Но еще надо было выбраться из дворца. Несколько коридоров Марк и его спутники прошли без задержки – стража, узнавая Мессалину‚ отступала, – и вышли в дворцовый вестибул. Оставалось только пересечь его, сбежать по ступенькам широкой парадной лестницы вниз – и все, свобода… Проходя между колоннами, поддерживавшими свод вестибула, Нарцисс увидел Палланта – появившись из бокового входа, Паллант шагал наперерез беглецам, вроде бы не замечая их за колоннами и шнырявшими туда-сюда дворцовыми служками. Но Паллант мог в любое мгновение их заметить…

«Попытаюсь задержать его», – шепнул Нарцисс Мессалине, кивнув на Палланта. Мессалина все поняла; нахмурившись, она попыталась загородить собою Марка, насколько это было возможно.

Нарцисс кинулся к Палланту, крича:

– Господин! Господин!

Паллант остановился. На лице его мелькнуло недоумение, тут же сменившееся спокойствием, – он узнал Нарцисса.

– Господин, я только что от Августы, – торопливо сказал Нарцисс, отдуваясь. – Августа велела мне найти тебя и передать тебе, что будет ждать тебя сегодня в Нефритовом зале.

Паллант направлялся в эргастул: уже смеркалось‚ а согласия Мессалины выступить с ним единым фронтом против Каллиста все не было, и он решил осуществить свою угрозу, то есть лишить Марка мужественности, которой он сам был лишен (только что нетравматически). Услышав слова Нарцисса, он улыбнулся (Мессалина все же пошла на попятную!) и пробормотал:

– Надо узнать, что от меня нужно Августе…

Затем Паллант благодарно кивнул Нарциссу и, развернувшись, пошел в сторону, откуда появился. Нарцисс, немного подождав, заторопился к выходу из дворца. Мессалины, Ливии и Марка не было видно – они уже покинули вестибул.

На ступенях парадной дворцовой лестницы двумя рядами стояли преторианцы – они стояли напротив друг друга, так что все, входящие и выходящие из дворца, проходили по коридору между ними. Вот по этому коридору и пошли Мессалина, Ливня и Марк, а в конце его Августа увидела преторианского трибуна – того самого, который осмелился увести из ее покоев Марка…

Было ясно, что как только Марк подойдет достаточно близко к преторианскому трибуну, тот узнает его – могучую фигуру Марка и его высокий рост, необычный для женщины, невозможно было скрыть под тонкой паллой, а то, что Марк кутал лицо, только бы усилило подозрительность преторианского трибуна. Мессалину новое препятствие не на шутку разозлило: надо же, пройти столько коридоров и столько караулов только для того, чтобы быть остановленными на ступеньках дворца! Это было возмутительно. Почернев лицом, Мессалина пошла прямо на преторианского трибуна.

Преторианский трибун (а звали его Валерий Непот) при виде разъяренной Августы прикусил язык, едва не пущенный в ход: в закутанной фигуре он узнал человека, препровожденного им самим совсем недавно в эргастул, и хотел уже отдать приказ преторианцам… Какой? Он не успел подумать. Лицо Августы предостерегало от поспешных действий – Валерий Непот вдруг решил, что, уличив беглеца, он наживет себе смертельного врага в лице императрицы, но не приобретет надежного друга в лице Палланта.

Трибун посторонился, пропуская Мессалину и ее свиту, и Августа гордо прошла мимо него, не удостоив его даже благодарного взгляда.

У основания парадной лестницы императорского дворца рядом с разнообразными носилками стояли во множестве рабы, дожидавшиеся своих хозяев. Мессалина, Нарцисс и Марк проскользнули меж этих рабов с носилками и смешались с толпой, из которой они вынырнули в переулке, отходившем от дворцовой площади. Здесь их нагнал Нарцисс.

Я сказал Палланту, что ты, госпожа, будешь ждать его в Нефритовом зале, – сообщил Нарцисс.

– Но в нефритовом зале меня не будет! – удивилась Мессалина. – Так ведь?

– Конечно, госпожа! Я сказал ему это только для того, чтобы отвлечь его от созерцания вестибула, – иначе он мог бы заметить вас… А сейчас давай решим, где нам раба твоего спрятать. По-моему, надежнее всего в моем доме: думаю, никто не узнает, что я помогал тебе, и у меня его не будут искать.

Мессалина задумалась. Она, собственно говоря, спасала не Марка, а возможность удовлетворять собственную похоть, так что предложение Палланта ей мало подходило: ей было проще посещать Марка в своем старом доме, чем в доме Нарцисса, собираясь куда ей пришлось бы всякий раз выдумывать предлог. Если краюха хлеба спасена от чужих откусываний, то это еще не значит, что, мучаясь голодом, ее надо прятать в чулан, где она бы со временем зачерствела. Мессалина нахмурилась.

– Ну уж нет! Марк будет жить у меня – так лучше… Кстати, он не раб, а свободнорожденный римлянин – он только вынужден пока скрываться… Когда-нибудь я расскажу тебе все подробнее.

– Да будет так, божественная! – Нарцисс поклонился. – И еще: мы должны решить, что делать с твоей воспитанницей, с Ливией. Тюремщику из эргастула удалось выжить, и он, конечно же, хорошо запомнил ее: в своем докладе Палланту он наверняка ее опишет, и Паллант сразу же догадается, кто спас твоего Марка. Паллант может допросить ее (получив на это разрешение императора) и выйти на меня, что мне не хотелось бы. Кроме того, Паллант может возненавидеть это юное создание и, быть может, попытается ей отомстить, что тоже нехорошо…

– Не пойму, к чему ты клонишь, Нарцисс, – проговорила Мессалина.

– Я хочу сказать этим, что Ливию тоже надо бы удалить из дворца.

– Ладно. Ее я тоже возьму в свой старый дом. Что еще? – Мессалине стала надоедать демонстрация Нарциссом своей предусмотрительности.

– И еще, госпожа, я хотел бы попросить тебя назначить время и место, где бы мы могли встретиться в следующий раз – ведь ты, конечно же, не хочешь, чтобы Паллант, оставаясь у власти, и далее так пренебрежительно относился к тебе…

– Жди мою рабыню Хригору – она все скажет, – ответила Мессалина. – Прощай!

Нарцисс поклонился, поклонился еще раз и отошел.