Текст книги "Чудесный переплет. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Оксана Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
В голове шушукались приятные мысли, которым я с удовольствием внимала. Всё же здорово осознавать, что всё плохое осталось в прошлом, а будущее готовит тебе только хорошее. На то оно и будущее, чтобы давать людям надежду, а надежда априори позитивна. Вот только чуточку жаль, что нельзя в него заглянуть хотя бы одним глазком, ну или хотя бы просто минутку в нём постоять, на самом–самом краешке будущего, пусть даже с завязанными глазами. Хочется – сил нет.
В голове что–то лязгнуло, как будто кто–то у меня над ухом повернул в замочной скважине большой железный ключ. Глаза мгновенно открылись и… тотчас округлились от изумления: я шла по узкой, разбитой колёсами легкового и грузового автотранспорта, грунтовой дороге. С силой зажмурив глаза, я снова их открыла, потом снова зажмурила и опять открыла – видение не исчезло.
– Алён, ты что глаза жмуришь? Соринка попала? Посмотреть? – озабоченно спросил шедший рядом Иван.
– Да прям соринка, – хохотнул Матвей, – это она после бессонной ночи никак оклематься не может. Спички дать? Вставишь, чтоб не закрывались.
Матвей весело расхохотался, но на этот раз мы с Иваном его не поддержали. Понимая, что нужно что–то ответить, – Иван продолжал озабоченно на меня смотреть, – я встряхнулась и бодро отозвалась:
– Нет, Вань, спасибо, всё в порядке. Просто глаза устали.
Что я тут делаю. Что, ёлки–палки, я тут делаю? Ещё пару минут назад я была в шатре на берегу моря… Опять идиотский реалистичный сон!? Спасибо, что не про бычью акулу… Помню, как Мария втирала мне в ногу снадобья, помню дурманящий аромат неизвестных трав, помню резкий, тошнотворный запах в конце и… больше ничего не помню. Дальше – я очутилась тут. Выходит, всё же уснула. И ребята на этот раз со мной. Хоть этот факт радует. Хм. Но на этот раз у моего сна есть предыстория. Матвей упоминал какую–то бессонную ночь, а это означает, что я нахожусь здесь как минимум со вчерашнего дня. Тогда почему я ничего не помню? Память ещё никогда меня не подводила! Что за ерунда… Мы куда–то целенаправленно идём, причём ребята знают куда, а я – нет.
А мы всё шли и шли. Стараясь больше не привлекать к себе внимания, я скрупулезно изучала и подмечала всё вокруг. Мы находимся в средней полосе или чуть севернее – это факт, но точно не в ближнем Подмосковье, и уж явно не в южной Астрахани. Похоже, сейчас лето или начало осени. На улице градусов семнадцать тепла, не больше, поэтому помимо джинсов на ребятах олимпийки, а на мне – моя любимая джинсовая куртка, надетая поверх не менее любимой жёлтой футболки. Воздух немного влажный и очень чистый, от избытка кислорода начинает кружиться голова.
Слева от дороги, за неказистыми заборами, турбазы разного уровня и небольшие базы отдыха, между домиками и коттеджами просматривается довольно протяженный водоём. Похоже, это река или огромное озеро. Справа к дороге примыкают высоченные сосны, изредка попадаются берёзки. Дорога и базы находятся в низине, а непосредственно от дороги вправо начинаются холмы, где плавно, а где и довольно круто переходящие в серьёзные возвышенности, я бы даже сказала, в горы до тридцати–сорока метров в высоту. Все склоны холмов заросли соснами, уютно устроившимися в сплошном мягком мху. Время от времени попадаются большие и маленькие островки кустиков черники. Хм. Кустики усыпаны ягодами. Странно. Это ещё один аргумент в поддержку того, что мы не в Подмосковье: у нас черника отошла ещё в июле. Господи, где мы?..
– О! – вдруг воскликнул Матвей и резко остановился. – Ребята–девчата, гляньте, тропинка и подъём относительно пологий. Можно попробовать здесь на холм забраться.
– Принято, – согласно кивнул Иван, окинув тропу оценивающим взглядом.
И оба мужчины свернули с дороги вправо, на тропинку, взбегавшую вверх. Я без слов последовала за ними, не переставая размышлять.
Мы находились уже на середине подъёма, когда я, подстёгиваемая размышлениями, неожиданно для себя вдруг раскрыла рот и поинтересовалась:
– Ребят, а куда мы идём? – и тут же хлопнула по рту ладонью. Вот я бестолочь.
Матвей заскользил по влажному склону и едва удержался на ногах, в последний момент вцепившись в молодую сосенку. Переведя дух, он не спеша обернулся и окинул меня радостно–удивлённым взглядом.
– Алён, я же говорил, что это поганки, – весело сказал он. – А ты: «Опя–я–ята, опя–я–ята», да ещё и нюхала их, да на зуб демонстративно пробовала, мол, сладкие они, и совсем не вонючие… в отличие от поганок. Вот и напробовалась, и… нанюхалась!
Матвей расхохотался, потом вдруг резко смолк и задумчиво потёр подбородок: – А ты случайно не запомнила, где мы нашли этот лжеопяточный пень?
На этот раз захохотали мы с Иваном. Вот только я смеялась лишь для того, чтобы, как говорится, компанию поддержать. В другой раз я бы искренне повеселилась от души, но не сейчас: выходит, мы сегодня какие–то грибы собирали, а я снова ничего не помню.
– Исключительно для дам с девичьей памятью повторяю: наша задача – обнаружить дислокацию знаменитой Лысой горы, а по пути поесть чернички и насобирать грибов на жареху, да на сногсшибательный грибной супчик, который ты клятвенно грозилась сварить, – посмеиваясь, сказал Иван, толкая Матвея в зад, чтобы не тормозил процессию.
Я???? – чуть было не вырвалось из моего рта. – Пообещала… сварить супчик? Да я кроме пельменей и сосисок ничего готовить не умею! Нет, вру: ещё яйца, картофель и макароны. Скорее колёса менять научусь, чем супчик варить…
– Ну да, конечно, – поспешно отозвалась я, нервно хихикнув. – Действительно, тяжкая ночь была – мозги тормозят.
Запаниковав, я начала лихорадочно соображать. Мама дорогая… Что делать? Там, где мы живём, есть плита? А соседи у нас есть? Точнее, соседки. Как бы спровадить ребят на часок и чем бы заманить в гости соседку, чтобы она приготовила суп… ну или хотя бы грамотно поруководила процессом приготовления.
Мы забрались на пологую вершину холма и снова пошли вперёд, параллельно дороге. Со всех сторон нас окружал старый сосновый лес. Травы практически не было, лишь толстый, влажный мох пружинил под ногами, да похрустывал потревоженный лишайник. Черничные островки очень скоро превратились в бесхозные черничные плантации – ешь не хочу. Время от времени начали попадаться практически лишённые мха, подсохшие на солнышке пригорки, усыпанные спелой брусникой. Создавалось впечатление, будто некая Маша–растеряша порвала бусы и не удосужилась собрать малиновые бусинки, которые рассыпались, раскатились во все стороны и затаились под маленькими листочками.
Ну что же, если Маша–растеряша поленилась, то мы сделаем это за неё. Не сговариваясь, мы опустились на колени на одном из таких пригорков и, со смехом отпихивая друг друга от наиболее аппетитных кустиков, принялись поглощать ягоды. Постепенно я полностью расслабилась: зачем напрягаться, если сон не кошмарный, а приятный? Нужно получать удовольствие! И, стараясь изо всех сил, я его получала. Бросив взгляд на небо, я с неудовольствием обнаружила, что с севера на наше синее–пресинее небо надвигаются тёмные тучи. Так и до дождя недалеко.
– Как бы дождь не пошёл, – озабоченно сказала я, отмечая про себя усилившийся ветер.
– Запросто, – согласился Иван, морщась от кисловато–горьковатой ягоды. – Алён, это же Питер!
Так вот где мы! Под Питером! И как нас сюда занесло? Кроме совместной поездки к Силантию мы вроде бы больше ничего не планировали, если мне, конечно, память не изменяет… Эх–х–х, а ведь изменяет…
– Мальчики, пойдёмте чернику есть, не хочу больше бруснику, – поднимаясь с колен, предложила я.
И мы углубились в лес в поисках ближайшей черничной плантации. Искать долго не пришлось, и через несколько минут мы уже набивали рты сочной, сладкой ягодой. Я обратила внимание на то, что на одних кустиках ягода мелкая, на других – средняя, а на некоторых – очень крупная. Любопытно: это разные сорта или размер ягод зависит от конкретного места, в котором вырос куст? Или дело в возрасте растения? Я начала целенаправленно искать крупные ягоды и постепенно отдалилась от ребят.
– Ой! – вдруг вскрикнула я, едва не оступившись и не упав в широкую и глубокую яму, по форме и размерам напоминавшую воронку. – Ребята, тут яма какая–то! А вон ещё одна! А вон канава какая–то…
Я остановилась и внимательно осмотрелась. Кому и зачем пришло в голову копать здесь ямы и канавы? А вдруг – и от этой мысли моё сердце заколотилось в предвкушении – в этих местах какие–нибудь викинги зарыли клады?
– Так вот они какие, – задумчиво протянул Иван, приблизившись ко мне. – Впервые вижу настоящие воронки и окопы.
– Здесь учения проходили? – с умным видом поинтересовалась я и тут же пожалела о своих словах: ну какие учения с настоящими снарядами и бомбами вблизи жилого сектора? Да и что бы осталось от деревьев после взрывов, оставивших после себя подобные воронки? А деревья все на месте и, судя по высоте и толщине стволов, лет пятьдесят как на месте.
– Да нет, Алён, – сказал Иван, медленно обходя воронку. – Здесь война была, самая настоящая война. В этих местах проходила знаменитая линия обороны Маннергейма.
– Это что ещё за линия обороны? – заинтересовалась я.
– Советско–финская война 1939–1940 годов, – пояснил Иван. – Когда–то эта территория принадлежала финнам. Линия обороны получила название командующего этой самой обороной, финна русского происхождения. Здорово тогда досталось нашим войскам. Смотри, сколько лет прошло, а глубина воронки до сих пор по плечо взрослому человеку. Страшно представить, что тут творилось…
Мне никогда раньше не доводилось присутствовать на местах сражений, за исключением, разве что, Бородинского поля. Но на том поле уже давным–давно не осталось ничего, что дало бы толчок фантазии и помогло представить картину событий. Пожалуй, единственное, что хоть как–то могло поспособствовать воображению – всем известное стихотворение Лермонтова «Бородино». А здесь… Я брела вдоль окопа, в нескольких местах разбитого глубокими воронками, и перед глазами, помимо воли, вырисовывались отчётливые образы.
Зима. Стужа. Заваленный комьями взрытой снарядами земли и засыпанный пеплом и щепками когда–то белоснежный снег. В окопах затаились финские солдаты, они ждут очередной атаки. Их лица напряжены. Да им страшно, безумно страшно, но все они готовы умереть в этом окопе, но не бросить позиции, поскольку за спиной – Родина.
И атака, предваряемая артиллерийской подготовкой, грянула, «и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой»… Я зажмурила глаза и крепко зажала уши руками. Мне показалось, что я вижу и слышу это страшное побоище: вижу снаряды, рвущиеся в окопах, слышу канонаду артиллерии, сливающуюся с отчаянными криками раненых и умирающих солдат… Господи, зачем всё это? Кому нужны эти войны? Солдатам? Их близким? НЕТ! И ещё раз НЕТ! Никому из этих людей они не нужны!
– Народ, хорош пастись! У меня от этих ягод уже живот пучит, – возглас Матвея вывел меня из размышлений. – Вы не забыли, что у нас на вечер рафтинг забронирован? А нам ещё эту бритую гору найти нужно да грибов набрать.
Я уже больше не удивлялась провалам в памяти, предоставив событиям разворачиваться без моего непосредственного участия, а точнее, наверняка при моём участии, о котором я в силу неизвестных причин ничего не помнила. Рафтинг? Это сплав, что ли? Любопытно, никогда раньше на нём не была. И эта Лысая гора… Неужели та самая, знаменитая, на которой сказочные ведьмы шабаш устраивали? Или это обычное совпадение? Представить себе не могла, что Лысая гора может находиться под Питером.
– Думаю, нам нужно спуститься обратно на дорогу, – сказал Иван, беря курс на склон холма. – Сосед говорил, что сверху её сложно обнаружить – сливается с другими возвышенностями, а с дороги она хорошо просматривается, поскольку лысая.
– Как это лысая? – с любопытством спросила я.
– Нет на ней ни травы, ни мха, один песок да земля, ну и, разумеется, сосны.
Пощипывая на ходу ягоды с кустиков, мы отправились в обратный путь и вскоре уже вышагивали по знакомой грунтовой дороге, внимательно осматривая холмы. Мы углублялись всё дальше и дальше в лес. Базы отдыха по левую руку закончились, уступив место всё тому же сосновому лесу, теперь уже окружавшему нас со всех сторон.
– Вон она! – вдруг радостно воскликнул Матвей, тыча пальцем куда–то вдаль. – Вижу что–то жёлтое, по ходу, песок.
Я вгляделась в том же направлении и действительно увидела между стволами деревьев нечто, похожее на крутой песчаный склон. В тот же миг земля под моими ногами затряслась, именно затряслась, а не задрожала. Точно так, по моим представлениям, должно начинаться землетрясение. Вцепившись в руки ребят, двигавшихся по обе стороны от меня, округлившимися от страха глазами я окинула лес – тряслось всё, начиная с земли и заканчивая хвоей на соснах. Ещё немного – и дорогу впереди нас разобьёт широкий разлом, из которого хлынет на поверхность расплавленная магма.
– Ребята, – в панике прошептала я, – зем…землетрясение…
Словно по команде командира, мужчины синхронно остановились и в изумлении воззрились на меня.
– Алён, ты кислорода, что ли, обнюхалась? Давай тебя под выхлопную трубу засунем, – хохотнул Матвей.
– Заткнись, Мот, – зло осадил друга Иван и, изучающе посмотрев на меня, озабоченно спросил:
– Алён, почему ты так решила?
– Так земля же трясётся… – я умоляюще посмотрела на него. – И всё вокруг трясётся… я… я… идти не могу… меня шатает…
– Ты не заболела? – вопрос Ивана прозвучал риторически.
Он быстро прикоснулся губами к моему лбу.
– Да нет, лоб нормальный, жара нет.
– А вы ничего не чувствуете? – я чуть не плакала.
– А ты чувствуешь?
Я сосредоточилась на ощущениях: хм, ничего не чувствую, всё внезапно прошло.
– Нет, – растерянно прошептала я, – теперь не чувствую…
– Нужно тебе отдохнуть как следует, – нравоучительным тоном изрёк Иван. – А тебе, Мот, по жбану настучать нужно: по твоей гулёной милости мы с Алёнкой всю ночь бодрствовали!
– А я что, – замямлил Матвей, – я… это… в общем, я больше так не буду.
– Ладно, – встряла я, немного придя в себя, – пошли дальше.
Но не успела я сделать и пары шагов вперёд, как «землетрясение» возобновилось. На этот раз затрясло с удвоенной силой, я почувствовала, что и моё тело затряслось, как если бы я уселась на стиральную машину, работающую в режиме отжима.
– Ты что дрожишь? – спросил Иван.
– Опять… землетрясение… – снова чуть не плача, протянула я.
– Что–то мне это совсем не нравится, – задумчиво протянул Иван и обратился к Матвею: – Мот, возьми её, пожалуйста, на руки.
– Да запросто, – охотно согласился тот.
Я продолжила путь на руках Матвея, но «землетрясение» не прекратилось. В добавок ко всему меня затошнило.
– Матвей, остановись, пожалуйста, – сдавшись наконец, попросила я. – Меня тошнит, сейчас вывернет.
Мужчина послушно остановился и опустил меня на мох у дороги. Лишь только движение прекратилось, как я снова почувствовала себя хорошо, да не просто хорошо, а великолепно. Ничего не понимаю.
«Попробуй сделать пару шагов в сторону горы», – задумчиво протянул внутренний голос.
– Последняя попытка, – упрямо сдвинув брови, сказала я и ухватилась за Матвея.
Я поднялась с земли и вместе с ним неуверенно шагнула вперёд – «землетрясение» тотчас возобновилось и, едва удержавшись на ногах, я быстро опустилась обратно на мох. Тело покрылось «гусиной кожей».
– Мальчики, – испуганно прошептала я ребятам, внимательно следившим за моим экспериментом, – мне нельзя идти к горе, я чувствую. Когда не двигаюсь – чувствую себя великолепно, лишь только продолжаю движение в стороны горы – мне плохо.
Какое–то время мужчины задумчиво смотрели на меня.
– Хорошо, – решительно сказал Иван, прерывая затянувшееся молчание. – Нельзя, так нельзя. До горы всего метров тридцать осталось, совсем не хочется обратно топать. Мы с Мотом быстро на неё слазим и вернёмся, а ты здесь посиди. Местность хорошо просматривается, так что ничего плохого с тобой случиться не может, а мы поглядывать будем.
– Конечно, – охотно согласилась я, виновато улыбнувшись.
– Если снова почувствуешь себя плохо – кричи, мы тут же вернёмся, – напоследок сказал Иван, и мужчины поспешно зашагали к горе.
Я резко повернула голову влево – мне показалось, что за деревом мелькнула чья–то тень. Разумеется, никого: за стволом подобной сосны обычному человеку спрятаться крайне проблематично. И снова движение, теперь уже справа, и снова – никого. А может, это охрана? Почему бы, собственно, ей не оказаться в моём сне? И всё же на душе было очень неспокойно. Может, позвать ребят? Но они уже практически у подножья горы, да и что я им скажу…
Ветер усилился. Покоряясь его воле, вершины могучих сосен, поскрипывая, раскачивались из стороны в сторону. Создавалось впечатление, будто они переговаривались между собой. Я словно слышала их шёпот. «Не–е–ет…» – слышалось мне. Я энергично тряхнула головой и завертела ею во все стороны. И опять мне привиделись тени, но на этот раз много теней. Одни из них блуждали вокруг деревьев, другие летали, едва не натыкаясь друг на друга. «Не–е–ет…» – снова послышалось мне. Я почувствовала, как волосы на моей голове зашевелились, трясущиеся руки вцепились в мох.
Тем временем ребята добрались до горы и, не утруждаясь поиском тропинки, принялись карабкаться наверх по крутому песчаному склону. В тот же миг с десяток теней, доселе блуждавших между деревьями, взмыли в воздух, присоединяясь к своим летающим собратьям, образуя гигантский копошащийся тёмно–серый сгусток. Этот сгусток в мгновение ока достиг ничего не подозревавших ребят и закружил над их головами.
– Не–е–ет!!! – услышала я десятки разозлённых голосов, шедших из сгустка.
А ребята продолжали беспечно карабкаться по склону. Похоже, всё, что происходило над их головами, было видно и слышно только мне. Внезапно некая неведомая, неосязаемая сила подхватила меня под руки и с силой швырнула вперёд, словно кто–то выстрелил мне в спину из гигантской рогатки потоком сжатого воздуха. Выставив руки вперёд, я упала на четвереньки.
– Ре–бя–та… – сдавленным от ужаса, спотыкающимся голосом промямлила я и быстро поползла на четвереньках в сторону горы. Меня больше не волновало ни предстоящее «землетрясение», ни тошнота: охваченное паникой сознание толкало тело вперёд. Странно, но ожидаемых неприятных ощущений так и не возникло и, на миг включившись, сознание заставило меня вскочить и со всех ног рвануть к ребятам.
– Ос–с–станови и–и–х-х-х! – услышала я за своей спиной.
От неожиданности я громко вскрикнула и, на бегу обернувшись, увидела серую тень, плывущую всего в метре от меня. Панический ужас ударил в моё тело, подобно разряду электрического тока высокого напряжения. Руки и ноги внезапно парализовало, и на полном ходу я рухнула на дорогу, больно ударившись о землю головой. Перед глазами повисла сплошная чёрная пелена, сознание отключилось.
«Ос–с–станови-и их–х–х!» – раздалось в моей голове.
«Нет, пожалуйста, только не сейчас! – умоляюще, чуть не плача, залепетал внутренний голос. – Слышишь? Прошу, соберись! Не теряй сознание! Останови ребят, умоляю тебя!!! Это не тебе нельзя на гору, а… им!»
В голове что–то лязгнуло, как будто кто–то у меня над ухом повернул в замочной скважине большой железный ключ. Глаза мгновенно открылись и… тотчас округлились от изумления: передо мной слабо колыхались на ветру знакомые стенки шатра, а чуть дальше, за узкой полосой пляжа, лениво омывалось лёгкими волнами, спасаясь от жарящего солнца, Аравийское море…
Полосатая змеяУф–ф–ф… Вот и конец очередному кошмарному сну, слава тебе господи. Нет, нужно заканчивать спать на жаре – ни к чему хорошему это не приведёт. Голова гудела так, словно на ней медведь потоптался. Я бросила взгляд на Телара – спит. Рассказать ему сон или не стоит? Хм, пожалуй, не стоит, иначе он персонального психиатра ко мне приставит. И вообще, нельзя концентрироваться на негативе, нужно всегда стараться выбрасывать из памяти всё плохое как можно скорее, и нет ничего проще, чем заставить себя забыть кошмарный сон.
Раздался звонок мобильного. Телар тотчас проснулся, схватил трубку и что–то быстро в неё заговорил, но заметив, что я не сплю, вышел из шатра и продолжил разговор на некотором удалении от него. Вот и славно: мне необходима как минимум одна минута, чтобы вернуть вытаращенные после страшного сна глаза к их естественному размеру и положению.
Вскоре Телар вернулся и, подмигнув, принялся неторопливо натягивать джинсы. Отдохнувший и посвежевший, он выглядел потрясающе.
– Пообедаем? – просто и весело сказал Телар, легко разместив стол между лежаками, и подставляя к нему стулья. – Умираю – есть хочу. Тебе что заказать?
Судя по всему, было больше часа дня, поскольку мой желудок, привыкший к чёткому расписанию на работе, уже начал проявлять недовольство.
– Пусть будут снова креветки, – подумав, сказала я и сглотнула слюну. – Обожаю их до безумия. Только на этот раз пусть приготовят их под каким–нибудь местным соусом, но с минимумом специй. И картофель фри.
Я слышала, будто в Индии пища очень острая и не хотела шокировать непривычной едой желудок, опасаясь с его стороны вполне объяснимого бунта.
– Ты и правда Вода, чистой воды Вода, – усмехнулся Телар.
Я осторожно встала с топчана и пересела за стол.
– Послушай, поскольку я теперь волшебница и моя стихия Вода, то я, получается, твоя подданная? – я и не поняла, как этот вопрос возник у меня в голове и сам собой озвучился. – То есть мне теперь нужно тебе кланяться и называть Вашим Величеством?
– Э–э–э… – мой вопрос в очередной раз застал Телара врасплох. Мужчина скривился немного, демонстративно почесал затылок и, иронично улыбаясь, ответил:
– В общем, да. Но я разрешаю тебе опускать формальности и звать меня просто Теларом или ещё как–нибудь, но только нежно.
Я хитро на него покосилась и хмыкнула.
– Так и быть, буду называть тебя этим самым Величеством, когда ты станешь слишком зазнаваться или плохо себя вести. Извини, но я не просила делать меня волшебницей, поэтому с некоторыми вещами, возможно, и смерюсь со временем, но уж точно не сразу. Прежде всего, для меня никогда не существовало идолов для поклонения, и я привыкла со всеми общаться на равных. Поэтому для меня ты не царь, а просто интересный мужчина.
– Договорились, – спокойно согласился Телар и, прищурив один глаз, добавил вкрадчивым голосом: – Главное, что интересный.
Без труда уловив, как разговор принял специфическую, очень щекотливую направленность и кляня себя за неосторожные слова, я поспешила сменить тему:
– А как бы мне почитать этот ваш знаменитый Закон? Должна же я знать, что можно делать и чего нельзя, – с любопытством спросила я. – Его можно найти в Интернете?
Сказала – и тут же поняла: в очередной раз сморозила чушь. Ну какой ещё Интернет?
Телар умилённо улыбнулся – ну вот, я же чувствовала, что чушь спорола – и ответил:
– В Интернете, разумеется, не найдёшь. Закон существует в единственном рукописном экземпляре. Есть, правда, запасная копия, которая хранится в нашей библиотеке, но на руки она не выдаётся. Я дам тебе почитать Закон, конечно.
Мои глаза в очередной раз разгорелись:
– Ты не волнуйся, я его не потеряю и не испорчу… и никому не покажу!
– Да я и не переживаю на этот счёт: рукопись невозможно испортить или уничтожить, а если она попадёт в руки обыкновенного русского человека, то, открыв старинную книгу в золотом переплёте, он увидит ничто иное, как рукописный вариант Уголовно–процессуального кодекса Российской Федерации и, думаю, крайне удивится.
– А почему именно УПК? – пока что в очередной раз приходилось удивляться мне.
– Не спрашивай, не знаю.
– Кстати, а как вы обходитесь всего одной копией?
– Нам нет нужды его читать: всю необходимую информацию мы знаем с рождения.
В проходе шатра появился официант с огромным подносом, накрытым белоснежной матерчатой салфеткой. И каким это образом Телар умудрился передать ему заказ? Официант вежливо поклонился, быстро расставил содержимое на столике и, снова поклонившись, мгновенно удалился.
– Зрение меня подводит или я действительно вижу бифштекс из индийского священного животного? – с любопытством спросила я, скрупулезно изучая через стол кусок мяса на тарелке Телара, словно пытаясь разглядеть на нём махонькую пояснительную записку со словом «свинина».
– Да, это действительно телятина, – улыбнулся в ответ Телар и, отрезав от бифштекса небольшой кусок, отправил его в рот.
– Хм, а что, священными у индусов считаются только коровы, а телята нет, что ли? – задала я риторический вопрос сама себе и, в свою очередь, отправила в рот полную вилку креветок в каком–то густом, ароматном белом соусе.
Рот немедленно обожгло перцем. Ну что ты будешь с ними делать, а? Ведь просила же чуть–чуть остроты! Странные у них представления о слове «чуть–чуть». Но сам соус вкусный, даже очень. Я налила в стакан воды и сделала несколько глотков, стараясь погасить пылающий во рту, а теперь уже и в горле, огонь. И как только они могут это есть? Желудок же насквозь прожжёт! Не хочу ходить с дыркой в животе, как у терминатора.
– Вкусно? – поинтересовалась я, наблюдая за тем, как тщательно Телар пережевывает мясо.
И почему я тоже не заказала себе мясо? Похоже, оно совсем не острое.
– Вроде ничего, – ответил Телар и, наколов вилкой очередной кусок, протянул его мне: – Попробуй.
Я перегнулась через стол и губами сняла мясо с вилки. В нос шибануло странным запахом. Пережевывая кусочек, я сосредоточилась на вкусовых ощущениях и, проглотив пищу, вынесла вердикт:
– Жестковатое и отдаёт чем–то непонятным.
Я намеренно не сказала, чем именно, чтобы не перебивать ему аппетит.
– Может, местные специи? – предположил Телар, невозмутимо кладя в рот новый кусок.
– Да нет, не похоже, – задумчиво протянула я, пытаясь понять, отчего у этого мяса привкус такой подозрительный, как будто тухлятиной какой–то отдаёт. Вдруг меня осенило, ну конечно!
– Знаю, что это! – победоносно воскликнула я, набивая рот жареной картошкой – уж она–то наверняка не острая.
– Ну и? – вежливо поинтересовался Телар для поддержания разговора и отправил себе в рот очередной кусок бифштекса.
И тут меня, словно Остапа Бендера, понесло:
– Я читала про Индию и передачи смотрела. Индусы выбрасывают помои прямо на улицы, поэтому у них повсюду мусорные свалки. Держать корову у индусов считается престижным, но прокормить её многие владельцы не в состоянии, поэтому и выпускают они бедных животных из дома на вольные хлеба. Их священные буренки бродят по улицам, подобно нашим кошкам и собакам, и питаются они на этих самых помойках. Потому их мясо и отдаёт тухлятиной!
Захваченная и поглощённая такой логичной, с моей точки зрения, теорией, я продолжала раскручивать логическую цепочку, не замечая, как Телар во время повествования сначала поперхнулся, потом подавился, быстро налил в стакан воды и залпом выпил её всю до капельки. Затем он брезгливо отодвинул от себя тарелку и вытаращился на меня во все глаза, машинально комкая в руках бумажную салфетку.
– Но это ещё не всё, – заговорщицким тоном продолжила я, однозначно намекая, что вторая, наиболее интересная часть объяснения, ещё впереди. – Жёсткая она потому, что тощая и ходит много – вот мышцы и накачала. Представляешь, сколько помоек ей за день по солнцепёку обежать нужно, чтобы наесться до отвала, да при такой–то конкуренции? Далее. Чтобы сделать из коровы бифштекс, нужно её сначала прибить, так? – воодушевлённо продолжала я. – А какой придур в Индии покусится на жизнь священного животного? Да никакой! У индусов убийство коровы страшным грехом считается и за него тюремный срок предусмотрен. Так что корова, из которой приготовлен твой бифштекс, либо своей смертью от старости скопытилась, либо обтрескалась на помойке какого–то дерьма, отравилась и сдохла. Там её и подобрали и, по всей видимости, далеко не в первый день загробной жизни. Оттого и запах, и привкус этот мерзопакостный.
Мужественно сдерживавшийся до последнего Телар, с трудом дождавшись окончания изложения «научной теории возникновения непонятного привкуса у несчастного куска говядины», теперь скучавшего в недоеденном виде на тарелке, громко и безудержно расхохотался, смахивая с глаз слёзы. Закатываясь от смеха, Телар раскачивался из стороны в сторону и в какой–то момент чуть не грохнулся со стула, едва успев вцепиться в край стола обеими руками. Опоздай я хотя бы на миг и не успей вцепиться в лёгкий стол с противоположной стороны, – Телар наверняка шлёпнулся бы на песок вместе со столом и его содержимым, собственной персоной наглядно иллюстрируя ВИПовскую индийскую помойку.
Довольно посмеиваясь, я наблюдала за реакцией мужчины, не до конца осознавая, что, собственно, так его рассмешило.
«Ты что наделала, тундра беспросветная?» – раздался в моей голове озабоченный голос.
«А в чём дело?» – не поняла я.
«Ты только что прилюдно озвучила одну из бредовых картинок, нарисованную твоим бурным воображением, причём использовала в речи недопустимое количество сленга и жаргонной лексики!»
Улыбка тотчас же слетела с моего лица и сменилась озабоченностью: как я могла так проколоться? Это же мои бредовые фантазии! А что если Телар решит, будто я действительно думаю так, как излагаю, и не умею контролировать свою речь, я, женщина с двумя высшими образованиями!?
– Надеюсь, ты понимаешь – я прикалываюсь, – поспешно сказала я, переходя на деловой тон, и состряпала умную физиономию.
Тьфу ты, опять сленг использовала… или жаргонное словечко?
– Разумеется, такое понятие как «импорт» мне хорошо известно, также я прекрасно осведомлена о том, что волшебникам не составляет особого труда за минимальное количество времени и с привлечением незначительных физических усилий и финансовых ресурсов приобрести необходимые для приготовления блюда ингредиенты и доставить их в предписанное место.
Вот так. Знай наших.
Успокоившийся было Телар на миг застыл с открытым ртом, потом бросил на меня изумлённый взгляд и снова расхохотался.
– Алён, – опять чуть не плача протянул он, – не дури, говори по–русски! Конечно же, я всё понимаю! Мне так понравилась твоя теория и язык, которым ты её излагала, просто бесподобно!
Я немного расслабилась и благодарно улыбнулась. Уф–ф–ф, от сердца отлегло – он понимает и адекватно реагирует на мои шутки. И всё же за речью нужно следить: вдруг брякну нечто подобное в окружении каких–нибудь придворных или высокопоставленных особ из числа свиты Телара? И себя, и его опозорю.
– Алён, ты даже не представляешь, насколько мне с тобой легко и комфортно, – с чувством сказал Телар и положил свою ладонь на мою.
