Текст книги "На мягких лапах (СИ)"

Автор книги: Оксана Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

  – Эээ... Дэрек, как бы тебе сказать. У дроу слух намного лучше, чем у обычной валькирии.

  Главный мастер вздрогнул и спешно оглянулся, словно боялся, что на него сейчас кинется с луком наготове с виду беззаботный мальчик, проходящий невдалеке.

  – Но тебе повезло, что здесь не многие понимают всеобщий язык.

  – Я тебя когда-нибудь прибью, зараза!

  – И тогда тебе продеться таскать до старости мой разлагающийся труп.

  – Но зато твоя мечта сбудется.

  – Так я до смерти хотела, чтоб меня на руках носили, а не после нее.

  – Вот такие вот вы женщины неблагодарные заразы. Никогда не бываете довольными, и все вас всегда не устраивает.

  – Да-да, прямо как мужчины. Все, хорош трепаться, пошли назад, а то брат обидеться.

  Они вернулись назад, и Ивильмира с широкой улыбкой, наигранно будничным тоном сказала:

  – Брат, мне нужна твоя помощь.

                                                                          ***

  Домик был с выложенной красивой картиной в виде трехмачтового парусника, чьи паруса раздувались под лучами желтого солнца, приветливо нам улыбавшегося. Как сказал Вальмир: "Повезло вам.", потому что мы попалили как раз в тот момент, когда камни поменяли цвет, от чего казалось паруса надул ветер. Это привело Лиду в полнейший восторг, от чего она, слегка забывшись, радостно прижимала к груди уже порядком уставшую от подобной ласки Мелкую.

  Зайдя в дом, двуногие разместились на кушетке и креслах из плетеной лозы, а я прилегла возле ног подруги.  Кассиэль же застыл за спиной принца, превосходно имитируя часть мебельной обстановки.

  – Вальмир, что это? – со смешком спросила Ивильмира, указывая пальцем куда-то на полку.

  Присутствующие перевили взгляд, куда она предположительно указывала, и увидели на верхней полке вазу, на которой ребром висела корона.

  Будущий король Лунного Леса пожал плечами, разводя руки в разные стороны, а потом выжидающе посмотрел на жреца с валькирией, которые заняли кушетку, и хмуро спросил:

  – Я жду объяснений о том, куда одна из моих любимых сестричек опять умудрилась вляпаться?

  Ивильмира обижено посмотрела на брата, словно во всем был причастен именно он, а не шило в одном ее месте и со вздохом начала:

  – В общем, около месяца назад мне поступил заказ, на одного графа в Священной земле...

  Брату она правду тоже не рассказала, использую тут же лож, которой накормила свою подругу Азирию с черной жрицей. Хотя понятно, почему она правду не поведала, ведь тогда бы ей пришлось раскрыть секрет общины, тем самым подставив жреца. Правда Вальмиру подруга поведала немного больше, упомянув безликих и банду своего нанимателя, которые начали охотиться на нее, так как считают, что свиток все еще цел, а она попросту решила его себе прикарманить и перепродать дороже.

  Вальмир слушал внимательно, не перебивая, а когда исповедать сестры закончилась, он покачал головой, без слов говоря: "Ты не исправима" и добавил уже голосом:

  – Ива, я думала, что после того случая с могилой Кая ты перестанешь уподобляться до ребенка. Хотя нет, мои дети подобного не выкинул бы.

  – Вальмир, извини, – искренне попросила женщина, а потом молящим взглядом заглянула в глаза брату, поджала нижнюю губу и спросила: – Так ты нам поможешь?

  – Библиотека в твоем расположении, - со вздохом ответил дроу.

  – Вальмир, спасибо! – тут же крикнула Ивильмира, поднявшись с кушетки, для того чтоб подскочить к креслу где сидел ее брат и крепко его обнять.

  – Ты, кстати, знаешь, что завтра за день? – спросил Вальмир, когда сестра перестала его обнимать.

  – Мне еще рано склерозом болеть! Я прекрасно знаю, что завтра у тети день рожденье,  – с нотками обиды в голосе ответила валькирия, а потом выхватила из рук монашки Мелкую и тыкнула ее под нос брату, точнее они стукнулись носами. – Я даже подарок приготовила. Как тебе? Ее зовут Керри, что в переводе означает «найденное счастье».

  – Ива, с каких пор ты стала такой жестокой по отношению к лучшему другу человека? –  со смешком спросил Вальмир, гладя слегка обалдевшую собачонку по голове.

  – Наверное, после того, как узнала, что они лучшие друзья именно человеков, а не валькирий, – с наигранной печалью ответила женщина, прижимая Мелкую к груди.

  – Думаешь к дроу, особенно к такой, как моя мать, отношение измениться? – спросил дроу, с наигранным удивлением поднимая брови.

  – К тете не знаю, а вот к племянникам точно, –  ответила она, после чего всучила собачонку брату в руки. – Передай своей малышне.

  – Вот сама и передай! – Собачонка вернулась в руки валькирии. – И тебя там Юриэнна хочет видеть, чтоб платьем для Хейсы похвастаться.

  – Хейса в Лэстэрине? –  с плохо скрываемым беспокойством спросила Ивильмира и от удивления чуть Мелкую из рук не выпустила.

  – Нет, – ответил помрачневший Вальмир. – Но мы надеемся, что она хоть в этот году не пропустить день рождение собственной матери. У нее как не как юбилей.

  – Понятно, – с явным облегчением протянула валькирия, возвращая собачонку в руки Лиде. Затем она повернулась, кинула на жреца азартный взгляд, весело улыбнулась и осчастливила его: – Ну, что, Реник-Веник, готов к смене ролям? Ведь теперь тебе придется везде со мной ходить и весь женский треп и скулеж  выслушивать!

  Дэрек счастливым не казался, а наоборот выгладил противоположно этому чувству, но, тяжело вздохнув, он поднялся на ноги и решительно кивнул головой, словно отправлялся, по меньшей мере, на войну.

  Вальмир, Лида и даже Кассиэль кинули на него сочувственные взгляды, а Ивильмира счастливо улыбалась, устремив невинный взгляд на хмурого жреца, потому что пришло время, когда она с лихвой может отомстить.  Они оба это знали.

                                                                           ***

  – Эль, пожалуйста, загрызи меня, – простонал Дэрек, падая передо мной на колени и тыкая мне в морду свою руку с буквально секунду назад закатанным рукавом. – Эль, я знаю, что ты мясо не ешь, но меня можешь есть. Разрешаю!

  Я фыркнула и отвернула морду от его волосатой конечности, которую мне милостиво разрешила сожрать, а хвост уже вовсю недовольно дергался.

  – Эль, будь милосердной, – взмолил жрец, обнимая меня с таким счастье, словно ноги одного из своих божеств.

  Дэрек с Ивильмирой вернулись буквально минуту назад, и мужчина на меня тут накинулся с глупой просьбой съесть его. Я и Лида с ними не пошли, а отправились отдыхать в приготовленные покои, правда девушка потом заскучала и отправилась погулять по Лэстэрину, оставив меня наслаждаться дремотой.

   – Хватит ныть, Реник-Веник! – разозлено воскликнула валькирия и, схватив главного мастера за шиворот, резко дернула в попытке отцепить его от меня. – Мы всего лишь раз его на тебя одели!

  Вот только жрец не пожелал расставаться с моей шеей, а потащил ее следом и, следовательно, остальное прилагающееся к шее тело.

  Он упал спиной на пол, а я упала на него сверху и тут же вскочила на лапы, но отпрянуть мне не дали все те же руки на шее.

  Комнату наполнил веселый смех и тягучее как мед: «– Эль, ну пожалуйста!».

  – Да отцепить от меня, – не сдержавший, разгневано прорычала я, и попыталась вытащить голову из кольца рук, вот только жрец вцепился мне в шерсть, словно капкан, из которого самостоятельно невозможно выбраться, не лишившись при этом одной из конечности.

  Хорошо, что помощь не заставилась себя ждать. Она подошла к двери, резко распахнула ее, сделала два шага в комнату, ошеломленно застыла от увиденной картины и спросила с опаской и беспокойством в голосе:

  – Брат, что ты делаешь?

  Ответить Дэрек не успел, так как его перервал издевательский голос:

  – Да он к Эль пристает с неприличными просьбами.

  – Брат?!

  Жрец тут же меня отпустил, вскочил на ноги, кинул рассерженный взгляд на женщину и яростно закричал:

  – Неправда! Ни с чем таким я к Эль не приставал!

  – Да я вообще-то имела в виду, что ты просил себя съесть - невинно пояснила валькирия. – Хотя, что еще такой начитанный как ты мог подумать?

  В ответ Дэрек хмуро сказал сквозь зубы:

  – Кто из нас еще... начитанный? Хотя ты предпочитаешь теорию практике. Не так ли, Ивка-Сивка?

  Ивильмира нахмурилась, подобное обращение ей явно не нравилось, так как на все другое ей было по одному месту под хвостом, в этом  я была уверенна.

  – Да сколько можно припираться?! –  вдруг воскликнула взбешенно Лида. – Вы меня достали, своими постоянными подколками и сальными шуточками. Я уже триста раз пожалела, что поехала именно за вами, а ведь могла отправиться, куда душа пожелает!

  – Лида... – попытался успокоить ее Дэрек, но она его резко перебила:

  – Но если вы продолжите, то я так и поступлю. – А потом посмотрела с вызовом на брата и яростно добавила: – И плавать мне на Юлиана, брат!

  Жрец нахмурился и взволновано спросил тихим голосом:

  – Лида, что случилось?

  Дэрек ее знал намного лучше, что и не удивительно, поэтому сразу понял, что с сестрой, что-то приключилось нехорошее.

  У девушки опустились плечи, а взгляд она устремила на пол, не от смущения, а от стыда.

  – Я... я... – Она не выдержала, заревела, села на пол, обхватив колени руками, а потом начала что-то сбивчиво объяснять: – Я... я не хотела ничего плохого. Он... он подошел и напугал, а я... я испугалась... а там прилетела летучая мышь. Я... честно не хотела.

  Брат опустился рядом с сестрой на корточки, обнял ее за плечи и ласково сказал:

  – Не спеши и не волнуйся, а расскажи все по порядку.

  Лида подняла  заплаканное лицо и с болью в голосе сказала:

  – Брат, я управляла летучей мышью! – И вновь опустила голову, заревев.

  – О чем она? – удивленно спросила Ивильмира, утешительно гладя девушку по голове.

  – Потом, – отрезал жрец, а затем он начал ласков успокаивать сестру. – Лида, Лидочка, успокойся и расскажи все по порядку.

  Но девушка еще долго не могла успокоиться, а когда все же перестала плакать, благодаря успокаивающему отвару, который по приказа Ивильмиры принесла слуга, то рассказала следующее.

  Побродив по главной пещере Лэстэрина в компании с одним дроу, который знал всеобщий язык, поэтому он охранял ее и одновременно рассказывал о городе, Лиде захотелось подняться на тот выступ у ворот, потому что тогда они там задерживаться не стали, а оттуда открывался великолепный вид. Дроу с радостью отвел ее туда, так как ему нравилось такое живое восхищение и интерес у девушки. В общем, они спокойно там стояли, разговаривая о камнях и их поразительных свойствах, а в это время сменился караул и стражники через эти самые ворота возвращались домой. Один из стражников оказался именно тот дроу, кто днем нечаянно подсмотрел за Лидой. Увидев девушку, он решил еще раз подойти и извиниться перед ней. Вот только их вторая встреча стала не лучше первой. Услышав за спиной голос, который говорил на незнакомом языке, Лида удивленно оглянулась и, увидев лицо дроу, от испуга заверещала, отпрыгнула назад и чуть не свалилась с обрыва, благо у дроу оказалась быстрая реакция. И только девушку поставила на ноги от края подальше, как откуда не возьми, появилась летучая мышь, которая накинулась на  подошедшего извиниться дроу. Друзья-стражники, которые ждали его возле лестницы, тут же  кинулись на помощь и мышь убили, вот только она успела сильно задеть плечо дроу.

  – Когда стрела вошла в ее глаз я почувствовала это, – говорила Лида каким-то отстраненным и неживым голос, – тогда я и поняла, что ее призвала я.  С насекомыми было так же, когда их раздавливали. Но... но это было в тысячу раз больнее и ощутимее. Я не просто чувствовала ее боль. Я умирала вместе с ней. – Девушка начала дрожать, поэтому обхватила плечи руками. – Я этого не хотела. – Она подняла взгляд на брата и с мольбой добавила: – Правда не хотела.

  – Я тебе верю, – уверенно ответил Дэрек, прижав ее к своей груди. – Ты просто испугалась и это вызвала выброс энергии.       

   – И я тебе верю, – добавила валькирия, которая сидела рядом с ней на кровати и гладила по голове.

  – И тот стражник пострадал, – тем же неживым голосом сказала Лида. – Я не хотела, чтоб он пострадал. Я просто смутилась и испугалась, когда он ко мне вновь подкрался со спины.

  – Дроу умеют подкрадываться, – кивнула Ивильмира головой, а потом резко дернула девушку за плечи, встряхнула и серьезным голосом сказала: – Лида, запомни: никогда не следует винить себя. Да признавать вину нужно, даже необходимо, и нужно пытаться ее искупить, но никогда не следует винить себя, потому что не одна вещь в мире не ломает твою жизнь, как съедающее изнутри чувство вины. Оно ломает тебя медленно, упиваясь каждой сломленной стене, из-за чего ты начинаешь себя или ненавидеть или жалеть. А потом ты начинаешь винить во всем не себя, а других и тогда... тогда... – Женщина замолчала, а потом зажмурилась, дернула головой и когда открыла глаза, с улыбкой продолжила: – Поэтому сейчас ты должна четко и уверено сказать: «Я признаю свою вину», а потом пойти и извиниться перед тем дроу. Поняла?

  Девушка, внимательно слушавшая ее, кивнула головой, а потом напряженно спросила:

  – А как я объясню, за что именно прошу прощение?

  Ответом ей было задумчивое молчание. Но в результате решили, что извинения она принесет ему в виде букета цветов.  А потом, когда Лида ушла спать в свою комнату, а Дэрек с Ивильмирой остались в этой, заняв кровати, стоящие друг напротив другу у разных стен, засыпающую тишину разбил тихий голос:

  – Ты ведь о себе говорила?

  – И что с того?

  – Я просто хотел попросить у тебя извинение за все те обидные слова.

  – Извинения приняты.

  – А у меня ты ничего не хочешь попросить?

  – Я, кажется, уже говорила: мальчиками не интересуюсь.

  – Вот ты опять начинаешь!

  – Хорошо. Извини меня. Доволен?

  – Нет.

  – Ну и иди в задницу, Реник-Веник.

  – И тебе того же по тому же месту, Ивка-Сивка!

  Комнату опять заполнила тишина, притом такая плотная, что, казалась, она сейчас может зазвенеть. И когда планка тишины поднялась на высшую точку, ее спустил вниз тихий-тихий голос:

  – Извини.

  Хозяин этого голоса, наверное, даже и не думал, что ему ответят, но в ответ прозвучало:

  – И ты меня.

  "Двуногие такие двуногие!" – со смешком подумала я, а хвост медленно раскачивался, словно вторил за кивающим головой невидимым двуногим. "– Но этим они и необычны".

                                                             Глава тринадцатая

                                                                   Матери

  Не смотря на грозные обещания Ивильмиры разбудить Дэрека не свет не заря, чтоб повести на очередную примерку платья, а потом поводить по домам ее подруг, с которыми она давно:

  А. Не виделась.

  Б. Не сплетничала.

  И в. Не обсуждала мужиков (вообще-то, она много чего перечисляла, но весь ее треп сводился к трем этим пунктам).

   Вот только "не свет не зарю" валькирия беззаботно проспала. Как потом и последующие состояния дня: раннее утро, просто утро и уро позднее. Жреца это, правда, никак не опечалило, а даже, напротив, порадовало. Мужчина по обыденности проснулся рано, но к своей любимой книжке почему-то не притронулся, а задумчиво смотрел на валькирию, которая словно хотела свернуться клубочком, но, не имея подобной нам гибкости, только и могла прижимать ноги к груди, обхватив их руками. Поймав мой укоризненный взгляд, двуногий деланно вздохнул, пожал плечами и, словно извиняясь, добавил:

  – Ничего не могу с собой поделать. Она мне нравиться, хотя я знаю, что не должна и что у нее есть уже этот... Как его? Киан? У них ведь отношения?

   Если бы я могла, то пожала плечами, но из-за неимения подобной возможности, плавно махнула хвостом из стороны в сторону. Но жрец меня, как обычно, понял, поэтому усмехнулся, словно над своим вопросом, и ответил:

  – Понятно. – Дэрек замолчал, нервно почесал указательным пальцем нос.

  Комнату заполнила дымка задумчивости, которая медленно клубилась серебреной россыпью над головой мужчины. Вообще-то, то просто пыль искрились в свете магических светильниках, но обстановка и вид жреца под названием "обременен тяжелой думой" добавлял ей какую-то эфирную волшебность. Додумавшись до чего-то двуногий кивнул, словно пытаясь поддержать какие-то свои мысли и решительно сказал:

  – Эль, как думаешь...

  Предложение, так и не стало вопросом, поэтому ни над чем задумываться я не только не стала, но даже не успела узнать, какие тяжелые думы уже меня должны были обременять. В белую дверь, с выложенными из фиолетовых камней лунными лилиями (думаю, одну парочку не зря поселили в комнате, которая была украшенная именно этими цветами), кто-то не громко, но решительно постучал. Не дожидаясь разрешения, или не разрешения, войти, этот кто-то, точнее, судя по запаху, приставленный к нам стражник, спешно открыл двери и вошел в комнату, такую же белую, как дверь и почти с такими же рисунками на стенах. С разницей лишь в том, что помимо цветов, были еще и бабочкам, разных размеров, а на потолке светилось выложенное желто-фиолетовое солнце с глазами и губами, которые вытянулись в какую-то натянуто-смущенную улыбку, словно оно нас не ждало и компании явно не радо, но и выпроводить не может. Гости все же, как не как.

  Сообщив, что через час состоится завтрак и что мы четверо приглашены, дроу сухо добавил/предупредил/огорошил: явка обязательна и выгладили мы должны подобающе. После чего с лицом, на котором так и "сияла огромная радость" от выполненного долга, дроу еще более сухо, на зависть всем пустыням и ее обитателям, попрощался и удалился, совсем не обращая внимания на наши удивленно-ошарашенные лица и морды.

  Моему удивлению и злости не было придела. Они бы меня еще на завтрашний праздник притащили, предварительно засунув тушку в платья, лапы в туфли, морду припудрив, а на голову парик налепив!

  Дэрек увидел мою недовольную морду и со смешком сказал:

  – Вижу, ты пылаешь таким же желанием очутиться на этом завтраке, как и я. И, кстати, а почему завтраке? Время ведь уже обеденное.

  Я не знала, а если бы и знала, объяснить все равно не смогла бы. Разве только через Лиду, но отвлекать добравшуюся наконец-то до библиотеки Лэстэрина девушку, ускакавшую туда не свет не заря, было бы глупо и эгоистично. Да и Дэреку это было не так уж и интересно, так как он задал другой вопрос:

  – Как думаешь, разбудить ее сейчас или через полчаса?

  В ответ я вновь плавно махнула хвостом из стороны в сторону.

  Жрец все же решил разбудить женщина позже, о чем чуть попозже пожалел. Точнее ровно через секунду, как сообщил сонной подруге о приходе дроу. Услышав о приглашении, а точнее о том, что до него осталось полчаса, Ивильмира тотчас проснулась, хотя обычно тратила на это нехитрое и ленивое дельце около получаса, рассвирепела и назвала Дэрека одним неприличным словом. Уверенна, она бы одним не обошлась, а распела бы ему такие дифирамбы собственного сочинения, которые оценить смогли бы разве что завсегдатаи таверн, наподобие той, где началась все эта история, но так как времени у нее было в обрез, подруга пообещала расправу устроить после.

  – Да в чем вообще дело? – с легкой обидой спросил Дэрек, надувшись из-за того, что его доброю волю приняли, словно подлый удар в спину.

  Ивильмира носилась по комнате и вопила, словно у нее на голове был одет улей и она убегала от пчел, которые были против подобного "соседства", спешно роясь в своих сумках, принесенных вчера слугами. На бегу валькирия зло и ответила-спросила:

  – В твою тупую голову не пришло, что нас не зря позвали на завтрак аж за час до него? И какого светлого ты сидишь?! Одевайся!

   Мужчина удивлено оглядел свои добротные темно-зеленые штаны, желтую рубашку с красно-синей, незатейливой вышивкой и черные, невысокие сапоги.

  – Да я и так не раздетый, – со смешком констатировал жрец и так очевидный факт.

  – Ты собираешься идти в ЭТОМ?! – яростно закричала женщина, а потом сжала, что силы кулаки и прошипела, через зубы: – Да чтоб Светлый Кай на Ночь Всех Темный поймал тебя в глухом лесу и...

  Досказать ей не дали. В комнату вихрем, словно ее посетила та же пчелиная "проблема" с дележом жилплощади, ворвалась Лида с большими испуганными глазами, в которых застыло еще ликование, восхищение и нетерпение.

  – Меня только что нашли, – начала она слегка запыхавшись. – Это правда? Правда, что нас пригласили на завтрак с самими королями и королевами Северного континента?

  Вид у жреца после этого вопроса из насмешливо-назидательного стремительно сменился на удручено-неизбежный, словно у мага, наблюдавшего за потугами создать какое-нибудь сильное заклинание у своего ученика-недоросля, и вдруг сообразившего, что тот растущий белый шар в руках мальчишки совсем не "светляк" и что это будут вообще последнее увиденное им заклинание. Дэрек, наверное, думал, что завтрака будет состоять в компании, по меньшей мере, брата Ивильмиры, его жены и детей, а тут такая радость приключилась и полное понимание фразы: "выгладить подобающе".

   – Каких еще королей и королев? Я не на какие подобные завтраки идти не собираюсь! – До истеричного визга жрец не сорвался, но что-то возмущено-истеричное в голосе отчетливо слышалось.

  – А что мне одеть? Может то платье, которое мне подарили в Священной земля? – Одновременно с братом говорила и сестра, и вот она уже была вправе скатиться до истерики, но ее голос был полон непоколебимой решительности и энтузиазма. Видно желание «поглядеть на тех, о ком я только в книжках и читала» пересилило другие менее важные чувства. – Оно, правда, с боку немного порвалось, когда мы от стражи убегали, но там зашить...

  – Так молчать! – резко остановила начавшийся галдеж «родственничков» Ивильмира несвойственным ей серьезно-холодным голосом. Уверена, если б она стояла возле стола, то еще и ладошкой от злости по нему хлопнула.

  Показав назидательный пример, то есть, не проронив больше и слово, подруга вышла из комнаты, тем самым вогнав родственничков в смущенное удивление.

– Ирвира, – послышался холодно-надменный голос спустя секунду и чьи-то торопливые шаги, смешавшиеся с резкими вздохами и запахом лавандового масла. – Принеси два платья, для меня и моей компаньонки, один мужской костюм и украшения. У тебя десять минут.

  – Слушаюсь, Ин'неир, – ответил ей женский голос, в котором не было и намека на удивление или страх, а только уверенность в своих словах и... восхищение, что ли?

  Валькирия вернулась в комнату спокойным, размерным шагом, после чего подошла к одной из сумок у изголовья кровати, достала оттуда небольшой футляр для свитков и расческу, после чего уселась перед трельяжем и принялась приводить свои волосы в порядок.

  – Не знал, что ты можешь быть такой, – в некоторой растерянности сообщил Дэрек.

  Лида тоже выглядела оторопевшей и мысленно, наверно, разделяла мнение брата.

  Женщина оторвалась от расчесывания своих волос, слегка повернулась, обдала жреца ведром ледяной серьезности, и спросила, медленно растягивая слова:

  – Какой «такой»?

  – Такой похожей на дроу, – разъяснил с легкой неуверенностью Дэрек, словно ему стало некомфортно находиться в одной комнате с «такой» Ивильмирой.

   – Райвери, – с той же холодной серьезность назвала его настоящее имя валькирия. На этот раз мужчина вздрогнул, словно на него не метафорическое ведро ледяной воды вылили, а самое что ни на есть настоящие. И вдобавок им еще и по темечку огрели – настоль потрясенным выгладило лицо жреца. Впрочем, как и у Лиды. – Какая я, по-твоему?

  – Не знаю, – медленно ответил Дэрек, смотря на валькирию в упор, словно пытался найти десять отличий между ней и отражением в зеркале. – Но, я уверен, точная не такая.

  В ответ женщина удивленно приподняла правую бровь, а не по обыденности хмыкнула, и мужчина этот намек понял. Понял, что он действительно не знает, какая она настоящая, потому что себя настоящую не помнила даже сама подругу. Она мне однажды сама в этот призналась...

                                                                                 ***

  Каждый год, в один и тот же месяц, в один и тот же день, ДРУГИЕ приветливо наблюдают за женщиной и кошкой. Они медленно пробираются через сугробы, прокладывая тропу, для того чтоб вернуться назад, через пуховое одеяло, которым зима заботливо укрыло землю. В этом году, не смотря на отсутствие солнца, которое скрылось за тяжелыми грозовыми тучами, снег искрился от яркого, небывалого света ДРУГИХ, которые словно хотели поддержать нас. Это заметила даже пыхтящая, раскрасневшаяся от натуги и некрепкого морозца женщина, которой было намного труднее, нежели мне. Я была намного легче, да и высокие сугробы лихо перепрыгивала, а вот подруге приходилось идти напролом, коленками "уговаривая" расступиться в стороны сугробы. Ивильмира на меня заметно косилась, но молчала, понимая, что ее ноги защищены теплыми обмотками, а мне приходиться скакать, что козе по уступам горы, из-за нежных подушечках на лапах, которых я уже попросту не чувствовала.

  Даже ненавидя воду, дождь я еще могу вытерпеть, но нет ничего хуже, чем снег! Про шубу я ничего не говорю – греет, но вот лапы страдают за все, то тепло, что собирается выше их.

  – Эль, ты это видишь или я попросту сбрендила? – остановившись, с восхищением и удивлением спросила Ивильмира, а потом она стащила варежку, приподняла руку, ладошкой вверх, и с восторгом прошептала: – Это так красиво. Словно снег замер на месте и искриться.

  Теперь пришла моя очередь на нее коситься, так как я не могла поверить ее словам. Она что видит ДРУГИХ?!

  – Что? – вдруг испуганно спросила и принялась оглядываться подруга. – Исчезли?

  ДРУГИЕ некуда не исчезли, просто стали светиться не так ярко, словно поняли слова женщины и испугались, что она всем про них проболтается и сюда нагрянут толпы двуногих в поисках волшебного "застывшего снега". Там и до очередной байки с нахождением этого самого "замершего снега" и загадывания желания под ним/рядом с ним/сверху него. Двуногие в это плане очень увлеченный и наивный народ, а уж выдумывать себе байки по улучшению жизни они и вовсе мастера.

  – Жаль, – грустно сказала подруга, а потом добавила тихо-тихо, и если б не мой кошачий слух, то расслышать я бы это вряд ли смогла бы. – Надеюсь, он успел это увидеть.

  Я тоже на это очень надеялась, если, конечно, эта пресловутая религия двуногих не врет, и он сейчас наблюдает за нами с небес. Ведь, кто еще достоин занять место на небе, как не дети? Особенно те, кто не успел даже толком рассмотреть эти самые небеса. Ведь только в детстве мы обращали на них внимание. Восхищались белыми, облачными силуэтами, выискивая причудливые фигурки. Радовались безоблачным и беззаботным солнечным лучам. Грустили с хмурыми тучами и ночи напролет слушали симфонию дождей и ветров. И любовались звездами, принимая их не просто за застывший свет, а за что-то большее и волшебнее. Так что оценить по достоинству небо могут только дети, и не важно, две у них ноги или четыре лапы. Хотя в одном я надеюсь, что религия двуногих не права и мои дети тоже находиться там, на небе. Возможно, они даже встретятся с Эльдаром, и он будет с ним играться, а они ночью его согревать, убаюкивая мурлыканьем.

  Спустя полчаса мы добрались до того места. Ивильмира не стала разжигать живой костер, а прочитав заклинание призвала ДРУГИХ, которые отдали свой свет, для того чтоб в руках валькирии появился зеленый огонь.

  Этот день был единственным днем в году, когда она не разжигала живой костер, а использовала магический, потому что он не трещал.

  Валькирия сидела на притащенным сюда давным-давно бревне и неспешно попивала вино, прямо из бутылки, а я сидела рядом на подстилки из сосновых веток, заботливо наломанных подругой, и смотрела на небо, словно в надежде, что где-то там, в серых облаках находиться они. Наши дети.

  Обычно веселая, бесшабашная, слегка ироничная и саркастичная женщина была печальна и подавлена. Ее гордо расправленные плечи сейчас были опущены, словно на них давил невидимый груз, губы плотно сжаты, а глаза холодные, бездушные, неживые.

  В этот день она никогда не притворялась. Она была собой. Точнее половиной той части, что когда-то была одним целым – единой Ивильмирой Троицкой, которая испытывала искрении чувства радости и злости, счастья и негодования, веселья и грусти, и еще много других чувств, таких же разноцветных и живых, как пляшущие вокруг нас ДРУГИЕ.

  – Порой я завидую вам, – задумчиво сказала Ивильмира, тоже подняв взгляд к небу. – Вам не нужно притворяться тем, кем вы не являетесь. Вы искрение в своих желаниях, чувствах и мыслях. Почему же мы так не можешь? Почему мы постоянно притворяемся и лжем, особенно самим себе? Знаешь, больше всего мы лжем себе. Почему? Потому что мы легче всего ведемся на собственную ложь. Я тоже обманываю себя. Каждый день просыпаюсь и обманываюсь мыслями, что все хорошо. А ни черта хорошо нет!

  – Неправда, – ответила я, не переставая смотреть на небо. Оно было печального, грустного серо-черного цвета и только где-то иногда нет нет да и проявятся белые мазки, словно проблески сострадания у охотника к попавшему в силки зверьку. И где-то внутри появилась тянущее до боли в сердце чувство, которое словно взяло контроль над моим языком и принялось выговариваться моим голосом: – Просто вы глупые существа, которые постоянно создают проблемы себе. Вы словно кроты, которым не дано увидеть солнечный свет, не видите свет жизни. Это все глупые и нелепые оправдания, жизнь очень прекрасна и ценна, и поверь мне, я стала это понимать, только после того, как пережила много горя. И сейчас мне кажется, что если бы не все-то горя, то я никогда не смогла б по достоинству оценить жизнь. Я бы просто принимала ее как должное и требовала б от нее не пойми чего. Но от жизни нельзя ничего требовать, ты наоборот должен отдавать ей себя.

  Я знала, что подруга меня не может слушать, но я надеялась, что она почувствует то, что бушевало внутри меня. Но она меня не поняла. Она была слишком погружена в свои мысли и чувства, которые затягивали ее словно трясину, от чего именно я почувствовала себя кротом, который вдруг увидел свет и попытался об это рассказать своим собратьям, но те от него только отмахивались, не желая слушать небылицы.

  – Я ненавижу себя, – продолжала тихо свое бичевания подруга, а ее вид был угрюмее туч, взгляд от которых она так и не отвела. – Ненавижу, что приходиться улыбаться. Ненавижу этот холод внутри. Ненавижу, той кем я есть и той кем я не есть. Ха-ха-ха-ха! – не весело рассмеялась женщина, вновь отхлебывая прямо из бутылки. – Я даже уже не знаю, какая я настоящая. – Она сжала голову руками. – Я запуталась, потерялась, заблудилась в собственных мыслях, эмоциях, чувствам. Я уже просто не знаю... не знаю себя. Ведь я совсем другая. Я помню... я помню себя настоящую, хотя и не хочу помнить, потому что от этих воспоминаний, я ненавижу эту еще больше... – Ее голос утих, словно успокоившееся море, после шторма эмоций и чувств.