Текст книги "Комплекс Мадонны"

Автор книги: Норман Богнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Барбаре захотелось свернуть на Девяносто шестую улицу и поехать домой, но в последний момент она решила продолжить игру. Робби направлялся в Вилладж и на площади Вашингтона свернул на Греймерси Армз. Барбара приткнулась у пожарного крана и стала ждать. Робби вышел, оставив Элейн в автомобиле. Барбара зажгла сигарету и тоже вылезла из машины. Встав под навес кафе, она вспомнила, что за обедом почти ничего не ела и теперь голодна. По знаку Робби Элейн вышла из машины, в ее руках была лишь косметичка; Робби запер автомобиль. Продолжать преследование больше не имело смысла, и Барбара, войдя в ресторан, села так, чтобы ей хорошо был виден вход. Заказав ветчину, сыр и кофе, она подобрала номер «Нью-Йорк пост», который кто-то забыл на прилавке. Бутерброды Барбара ела медленно, с детской тщательностью. Обратившись к киноафише, она постаралась найти фильм, до которого оставалось бы немного времени. В «Бликере» шел «Испепеляющий Ангел», и хотя Барбара не очень-то любила фильмы Бюнюэля, она выбрала именно его из соображений удобства. Ей требовалось убить еще полчаса, поэтому, заказав еще кофе, она одолжила у официанта карандаш и занялась кроссвордом. Время от времени она бросала взгляд на вход в гостиницу. Разгадав полкроссворда, Барбара почувствовала скуку и, попросив счет, собралась уходить, и тут увидела, как из гостиницы с сумочкой в руках выскочила Элейн. Девушка стремительно перебежала улицу, не обращая внимания на движение. Барбара собралась последовать за ней, но официант напомнил, что она не заплатила. Протянув ему два доллара, молодая женщина вышла на улицу. Элейн забежала за угол, остановила такси и села в машину до того, как Барбара успела окликнуть ее. Молодая женщина вернулась к мини-фургону, но, поняв, что из-за одностороннего движения ей придется огибать целый квартал, отказалась от этой безнадежной затеи.

В машине Барбаре ничего не было нужно, поэтому она прошла мимо. Толпы людей на Пятой авеню и окрестных переулках удивили ее; тут она вспомнила, что сейчас субботний вечер, а она находится в центре города. Барбара остановилась у витрины лавки, откуда ей открывался превосходный вид на вход в гостиницу. Элейн могла вернуться назад, но это казалось маловероятным. Когда она ловила такси, в ее жестах сквозило такое отчаяние, такое стремление скрыться! Подумав, насколько серьезной была их ссора, Барбара пришла к выводу: видимо, очень. Чем занимался, о чем думал Робби, оставшись в номере один? Барбара не испытывала к нему дурных чувств, но он, скорее всего, теперь ее ненавидел. Она вторглась между ним и его отцом, расстроила гармонию его отношений с Элейн, и он остался один, угрюмый, вероятно, на грани какого-то необдуманного и бесповоротного поступка, который изменит течение его жизни. Барбара догадывалась, как он сейчас себя чувствует – одолеваемый сомнениями, полный решимости найти способ отплатить ей за то, что она сделала. Барбара столкнулась с этим после того, как умерла ее подруга Лаура, – даже теперь она не могла принять то, что это было самоубийство, – она тогда искала кого-то, кто смог бы помочь ей восстановить рухнувшие основы жизни. У Барбары появилась необходимость постоянно бродить по улицам, заглядывая в магазины, кинотеатры, рестораны в поисках нужного лица – лица незнакомца, который выслушает то, что ей требовалось высказать. Барбара пробудила в Робби неистовые чувства, а он не имел возможности или, по крайней мере, был не готов совладать с ними. Он был еще мальчик, всего лишь мальчик, и судя по всему, хороший мальчик, что давало ему ощутимое преимущество.

Поднявшись по лестнице, Барбара вошла в вестибюль гостиницы. За небольшим столом с убогим коммутатором сидел мужчина в пиджаке от одного костюма и брюках – от другого. Отвратительный запах испортившейся еды и прокисшего белья пропитывал вестибюль, и мужчина выглядел так, словно провел среди подобных ароматов большую часть жизни. Он читал дешевый детектив, на обложке которого была изображена девица в разорванной ночной рубашке с кинжалом в спине. Изучив Барбару на предмет внешних признаков легкого поведения и наличия багажа и не найдя ни того ни другого, мужчина взболтнул кофе в кофейнике так, словно смешивал мартини, и сообщил, что свободных номеров нет.

– Мне не нужен номер, – сказала Барбара. – Здесь остановились моя сестра с мужем.

– Фамилия?

– Франклин. Роберт Франклин.

– Здесь нет никого с такой фамилией.

– Они только что зарегистрировались… с час назад.

Мужчина перевернул несколько страниц.

– У меня было открыто не на том листе. Номер пять-ноль-восемь. Желаете, чтобы я позвонил?

– Нет, если не возражаете, я бы хотела устроить им сюрприз.

– Возражаю? – Он посмотрел на нее так, точно она сбежала из сумасшедшего дома. – Единственное, против чего я возражаю, так это против пьянства и того, чтобы люди засыпали с горящими сигаретами. От горящих сигарет начинаются пожары.

Он слабо махнул конечностью в направлении лифта.

Выйдя из лифта на пятом этаже, Барбара в оцепенении и нерешительности остановилась в коридоре. В глубине коридора женщина заперла дверь и направилась к лифту. В руке она несла сумку с вязанием и кучу спиц. Отступив в сторону, Барбара посмотрела на стрелки с номерами комнат, нарисованные на стене. Комната Робби оказалась в углу, и Барбара остановилась у двери, прислушиваясь к доносившимся звукам. Зажурчала вода в туалете, зазвенело упавшее на пол стекло. Барбара постучала в дверь и, не услышав ответа, собралась уйти. Дверь отворилась. Небольшая настольная лампа светила ровно на сорок ватт. Робби не сразу разглядел молодую женщину.

– Ты все-таки решила закончить вести себя по-идиотски?

– Это так.

Тут он разглядел ее и удивленно уставился, точно его познания в географии оказались абсолютно неточными. Казалось, он не вполне понимал, кто перед ним.

– Барбара?

– Мне можно войти?

Он отступил в сторону, позволяя ей войти, и его голова повернулась ей вслед, словно на шарнирах.

– Это Греймерси Армз, или я все-таки свихнулся?

– Я следила за тобой.

– Что вы имеете в виду?

– Я выехала спустя минуту после вас и выследила тебя. Вот и все.

– Вместе с моим отцом?

– Нет, я оставила его.

– Прошу прощения, но я просто не понимаю. Возможно, я чересчур наивный, но…

– Я не хотела больше оставаться. Только и всего.

– Вы поссорились?

– Нет. Просто я не могла там больше оставаться.

– Вы все еще собираетесь пожениться?

– Сейчас не могу сказать.

– Это из-за меня… из-за чего-то, что я сегодня сказал? Если да, то я прошу извинить меня. Я не имел права вмешиваться в его жизнь, особенно после того, как он сказал мне, что никогда не был так счастлив. Видите ли, ко всему нужно привыкать. Я не умею пить, поэтому так набрался. Но это не причина для того, чтобы вы складывали свои вещи. Отец, вероятно, очень расстроится.

Барбара села на деревянный стул с прямой спинкой, стоящий у окна рядом с маленьким столиком с поцарапанной деревянной крышкой.

– У тебя есть что выпить?

– Да. Но не из чего.

– Я слышала, как ты разбил стакан. Считается, это приносит счастье.

– Какое? Если не порежешься, собирая осколки?

На столике стояла пинта виски. Отвинтив пробку, Барбара отхлебнула из горлышка.

– Почему вы пришли?

– Точно не знаю.

– У вас должна быть причина.

– Я видела, как Элейн выбежала и уехала на такси.

– Мы поссорились.

– Это моя вина.

Взяв бутылку, Робби внимательно посмотрел на Барбару. Похоже, она была в смятении, ее темно-зеленые глаза не могли ни на чем остановиться. Хотя взгляд был направлен на него, Барбара смотрела сквозь него.

– Почему вы так говорите?

– Когда мы были на яхте, я думала о том, что разожгу костер. Я явно видела пламя. Я чувствовала запах гари.

Тишина.

– Она очень похожа на Лауру.

– Кто?

Она вселяла в него какое-то беспокойство, он боялся, что она сделает что-либо опасное.

– Элейн. Она напоминает мне Лауру, мою бывшую соседку по комнате. Они внешне одинаковы. Они очень похожи. Полагаются на людей, а когда их подводят, не находят себе места. Я попробовала было догнать ее на улице, но такси слишком быстро отъехало.

– Почему вы бросились за ней?

– Я видела, что она хочет поговорить с кем-нибудь. – Взгляд Барбары по-прежнему озабоченно метался по комнате, ища, на чем бы остановиться. – Она на редкость отвратительная, эта комната.

– Я здесь останавливался до этого. Когда еще был мальчишкой и сбегал с занятий. Здесь тихо и никто не беспокоит.

– Увидев это, она должна была сбежать отсюда.

– Раз уж зашла речь, она не сделала этого.

– Должно быть, она подумала: Боже, что за место! Оно останется со мной на всю жизнь. Это не то место, где девушка должна терять невинность. Тебе следовало бы подумать об этом.

– Барбара, я просто не понимаю, о чем все это. Почему вы так говорите со мной?

– Вся беда в том, что я всегда, ну просто всегда заканчиваю тем, что от меня хотят другие. После того как они проигрывают поединок и теряют надежду, я делаю именно то, ради чего они сражались. Я начинаю жалеть их, теряю самоконтроль, а на следующий день упрашиваю психиатра, чтобы он простил меня. О, я так лжива! Ну как можно выносить такого лживого человека?

Робби накинул пиджак, надеясь, что Барбара поймет намек. Она зашла в ванную, открыла холодную воду и, набрав в ладони, хлебнула чуть-чуть.

– У нее такой вкус, словно она прямиком из Ист-ривер.

– Вы хотите есть? – спросил он.

– Я съела бутерброд в кафе напротив.

Повернув ручку, Робби приоткрыл дверь на несколько дюймов. Барбара сполоснула лицо холодной водой и вытерлась большим грубым полотенцем.

– У меня болит совесть…

– Скорее, Роб.

– Относительно Элейн.

Она уже приготовилась идти. Робби подошел к столику и взял ее сумочку.

– Вы хотите отправиться в какое-то определенное место?

– Вот как?

– Вот так, – он улыбнулся ей.

– Ты впервые улыбнулся мне. Мне это понравилось. Итак, что ты намерен предпринять?

– Выпить немного, съесть бифштекс. Сходить на развлекательную программу в Электрический цирк.

– Именно об этом ты думаешь? Именно это у тебя на уме?

– Да, кажется.

– Почему «кажется»? Ты не уверен?

Воротник внезапно сдавил ему горло, глаза налились.

– Нет, я уверен, – сердито ответил Робби. – Почему вы издеваетесь надо мной?

– Будь честным.

Его гортань зашевелилась, но из нее не раздалось ни звука.

– Вы стараетесь подавить меня? – потребовал он, пересекая комнату и подходя к Барбаре. – Если это так, знайте, я вам не дамся.

– Я не стараюсь тебя подавить.

– На какой машине вы приехали?

– На мини-фургоне.

– Я отвезу вас домой и отгоню машину назад.

– Я не хочу, чтобы ты отвез меня домой. – Она снова опустилась на стул. – Как ты спал этой ночью?

– Плохо.

– Что ж, я это называю прогрессом. Я тоже спала плохо.

– Я думал, вы вообще не спали.

– Я ждала этого. Ты все слышал, да?

– Это все было для меня? – Его начала бить дрожь, схватив бутылку, он выпил.

– Видишь, как ты ошибался. Это был концерт по заявкам. Выступала я.

– Почему вы сделали это, если вы не хотели?

– Кажется, я объясняла, почему. Я устала спорить, меня это никак не затронуло, потому что я думала о другом.

Робби закрыл уши руками, но Барбара поднялась и оторвала его руки от головы.

– Я не желаю больше слышать ни слова. И я хочу, чтобы вы убрались отсюда к чертовой матери.

– Я намекала тебе. Ты ничего не понял?

– Намекала… О чем вы говорите?

– Сегодня утром… ты следил за мной.

– Нет.

– Не лги мне! – во весь голос крикнула она.

Упав на край кровати, Робби уставился на вытертый ковер.

– Пожалуйста, скажите, почему вы так себя ведете со мной? – взмолился он. – Я ничего не сделал, никак вас не обидел. Вы не можете оставить меня в покое?

– Я делаю только то, что ты хочешь от меня… в глубине души.

– О нет, это происходит не со мной.

– Ты хочешь переспать со мной, не так ли?

Робби не ответил, и Барбара встряхнула его за лацканы пиджака.

– Скажи правду. Скажи правду.

– Да. – Он отшвырнул ее прочь, и она отлетела к стене, ударившись спиной, и застыла там неподвижно.

– Прошу прощения, я не думал, что получится так сильно.

Поднявшись с кровати, он закрыл дверь.

– Ты принял решение?

– Относительно чего? – Он не мог продолжать разговор.

– Сейчас мы ложимся в постель, а потом забываем, что это вообще было.

– Это условие?

– Да.

– Я не могу его просто так принять.

– До свидания, – сказала Барбара.

Она уже была готова открыть дверь, но Робби, схватив, резко развернул ее лицом к себе.

– Ладно, я принимаю это условие. Но что я за это получу?

– Меня, только и всего.

Он тупо кивнул головой, словно осел, отгоняющий мух.

– Как ты думаешь, Элейн не вернется? – спросила Барбара.

– Нет, только не сегодня.

– Почему нет?

– Я сказал ей, что я не хочу ее… и я действительно ее не хотел.

Барбара повернулась к нему спиной.

– Робби, не торопись, делай все медленно и заставь меня страдать из-за того, что я делаю.

* * *

– Когда ты думаешь о треугольнике, закрываешь глаза и представляешь его себе, ты видишь треугольник?

– Да, вижу, – сказал Робби.

– А я не могу. Я вижу только углы – всякие: острые, тупые, прямые, но никогда не вижу целый треугольник. Только углы и их вершины.

– А как насчет окружности? – спросил он. – Ее ты можешь представить?

– Нет. Она рассыпается на множество пересекающихся дуг. Когда я была маленькой, я частенько рисовала циркулем такие цветы. То, что я видела. И я раскрашивала их ярко-желтыми и оранжевыми красками. Оранжевый – это мой любимый цвет. Мне хорошо, когда я вижу что-то оранжевое – платье, небо или апельсин. Я никогда не ем апельсины. В этом есть что-то кощунственное.

– Почему?

– Не знаю. Существуют вещи, которые я не хочу постигать. Я просто принимаю их.

– Ты не хочешь сейчас куда-нибудь съездить?

– Не знаю. А ты?

– Угу.

– Хорошо. Тогда поехали куда-нибудь.

Она села. Проведя пальцами между лопаток, Робби поцеловал ее.

– Ты не передашь мне мою одежду? – спросила Барбара.

– Но как же ты сможешь одеться, если не будешь видеть, что делаешь?

– Я к этому привыкла.

– С завязанными глазами?

– Да, это просто.

– Но почему же не снять с глаз повязку?

– Так надо. В этом все дело.

– Ты не можешь вынести собственного вида – или моего?

– Просто я должна поступить именно так. Не спрашивай меня почему.

– Мне полагается забыть, что это вообще было, – ты этого хочешь?

– А что, это было? – спросила она.

– И что ты хочешь на это услышать?

– Все, что приходит тебе в голову.

– Это было.

– Когда я сниму повязку, я сотру все это. Я вижу комнату, кровать, столик, отвратительный стул, и я скажу себе, что ничего не было. Тогда будет твое слово против моего, и я не поверю тебе, будучи убеждена в обратном.

– Барбара, я не понимаю.

– Тебе необходимо понимать все, что ты видишь и что делают люди?

– Я стараюсь. Это привычка.

– Что ж, в таком случае разве ты не можешь принять то, что мои привычки могут быть другими?

– Могу, но не хочу.

– Я бы хотела, чтобы ты попробовал.

Робби передал ей бюстгальтер, пояс и чулки; трусиков у Барбары не было. Он смотрел, как ее пальцы ловко сновали по пуговицам и застежкам, словно она видела, что делает.

– Повязка тебе не помогла? – спросил он.

– Это имеет значение?

– Да, имеет. Это очень важно.

– Для кого, для твоего «я»?

– А есть что-то еще?

– Многое.

– Я хочу узнать, ты получила полное удовлетворение?

– А где был ты?

– Здесь, но я не уверен. Скажи, получила?

– Да.

– А кто-нибудь… а ты раньше?..

– Высказывайся, что ты имеешь в виду.

– Я стесняюсь.

Он подождал, надеясь, что Барбара ему поможет, но она не стала делать этого. Барбара надела ботинки, миниатюрные ботинки с медными пряжками и низкими каблуками.

– Я попробую.

– Почему ты не плюнешь на это, если тебе так трудно произнести?

– Я хочу знать… У тебя еще с кем-нибудь бывало так?

– Да, – сказала она, натягивая юбку.

– Понятно.

– Ты не собираешься спросить, было ли лучше?

– Я боюсь.

– Не бойся, это всего лишь слова.

– Не действия?

– Теперь – только слова, – сказала она.

– То, что произошло, было необычным? Я был особенным?

– Да, особенным.

– Это может стать постоянным?

Барбара уже была полностью одета, теперь она развязывала платок, прикрывающий ее глаза.

– Это предложение?

– Да, это предложение.

– Я высказываюсь за, и ты тоже.

– Ты любишь меня?

– Нет.

– Ты любишь кого-нибудь?

– Да, твоего отца.

– А как насчет того, как ты с ним обращаешься?

– Слушай, Робби, что, черт возьми, такого интересного в моей сексуальной жизни? Я раздвигаю ноги, закрываю глаза, и кто-то вставляет свою «Большую Берту». И Барбара Хикман называет это основным течением американской мысли.

– Я просто хотел знать… Он делает тебя счастливой?

– Почему бы не спросить у него?

– Мне? Тебе это понравится?

– Не бросай вызов. Делай то, что тебе нужно.

– Я и не бросаю вызов. Я просто не знаю, что мне делать.

– Тогда ничего не делай.

– Но я должен поговорить с Элейн, объяснить…

– Объяснить что? И я, в общем-то, не вижу, какое я ко всему этому имею отношение.

– Теперь я тебя ненавижу, действительно ненавижу, – сказал Робби, натягивая брюки.

– Это естественно. Ты не хочешь забыть о том, что мы собирались куда-то ехать?

Обвив ее руками, он так стиснул объятия, что Барбара начала задыхаться.

– Пожалуйста, скажи, что ты что-то чувствовала.

– Хорошо, я что-то чувствовала.

* * *

На улице у входа в Электрический цирк толпилось несколько сотен человек. Робби показал свою визитную карточку, и их тут же впустили.

– Потому что ты умоляла меня.

– Не помню.

Они выпили кофе в полупустом «Рикерсе» на Шестой авеню. Барбара заказала английскую сдобу с виноградным повидлом, а Робби съел бекон с яйцами.

– С понедельника я начинаю каяться.

– Почему?

– Я должна. Я пойду к Фреру и исповедуюсь ему.

– Тебе от этого станет легче?

– Нет. Я чувствую себя прекрасно. И лучше не может быть. Все будет в порядке. Я не упомяну твоего имени.

– Разве ты не должна быть с ним искренней?

– Я с ним искренна, всегда искренна, – сказала Барбара, точно защищаясь от обвинения. – Он никогда не спрашивает имен, и я никогда их не упоминаю. Имена не имеют значения.

– Кроме людей, которым они принадлежат.

– Их я исключаю.

– Значит, ты признаешь, что то, что ты делаешь, – действительность… происходит на самом деле?

– Именно это мы пытаемся определить… лгу ли я. Я не могу определить, а он может.

– Я действительно люблю тебя, – сказал Робби.

– Любовь – это что-то, испытываемое к детям.

– Ты хочешь иметь детей от меня?

– Не хочу иметь их ни от кого. Я не имею права иметь их.

– Но ты ведь можешь иметь их?

– Откуда мне знать? Я принимаю таблетки, но когда не делала этого, ничего не произошло, так что, возможно, я бесплодна.

– Я хочу иметь детей.

– Кто тебя останавливает?

– Детей, которые будут нашими.

– Не будь сентиментальным. От этого меня буквально выворачивает.

– Дети – это не сентиментальность.

– Слушай, если ты наметил для себя генеральный план, то и выполняй его. Я не желаю принимать в этом участие. Ешь свои яйца и помалкивай.

– Давай проведем эту ночь вместе?

– Нет, решительно нет.

– Почему?

– По воскресеньям я люблю бывать одна. Я читаю газету и выхожу гулять в ближайший парк. Разглядываю буксиры и паромы. Они до сих пор плавают.

– Хочешь, я заеду за тобой?

– А твои занятия или что там еще?

– В понедельник. Ты не хочешь переехать в Бостон? И жить там со мной?

– У меня есть работа. Я работаю, чтобы обеспечивать себя.

– ООН не развалится без тебя.

– А я могу.

– Можно мне остаться у тебя, Барбара? Всего лишь один раз, а затем я сделаю все, что ты попросишь. Больше никогда не увижу тебя, никогда не буду говорить об этом, если ты именно этого хочешь.

– Не надоедай мне. Я сказала нет, значит, нет. Ты не сделаешь мне одолжение?

– Все что угодно.

– Отгони назад машину своего отца или найми для этого водителя.

– И это все? Ты собираешься просто уйти от меня?

Поднявшись из-за стола, Барбара кинула на него полдоллара и сказала:

– Смотри.

Робби кинулся на улицу за ней и схватил за руку, но она вырвалась и, открыв дверцу такси, села в машину.

– Ты сумасшедшая, – пробормотал он.

– Именно так, я сумасшедшая.

Она назвала водителю свой адрес, а Робби, словно сраженный сердечной недостаточностью, рухнул на тротуар.

* * *

Барбара не могла вспомнить, оставляла ли она в прихожей свет, но, судя по всему, решила, что оставляла. Машины Тедди она не заметила, вероятно, он оставил ее в покое на день-два и лишь потом позвонит или приедет к ней. Теперь был его черед играть роль обиженного, – роль, которой он был несказанно рад. Услышав звук включенного телевизора в своей комнате, Барбара застыла на месте, соображая, хватит ли ей времени добежать до консьержа, жившего на первом этаже, или выскочить на Восемьдесят седьмую улицу и найти полицейского. Они всегда слонялись перед клиникой или у Грейси Меншн. Тут ей пришла мысль – так велико было любопытство, – что кто-то разыгрывал ее. Сняв ботинки, Барбара на цыпочках прокралась к спальне. От двери она увидела, кто это был. Лежал на ее кровати и смотрел фильм. Барбара расхохоталась.

– Господи, ты напугала меня – я решила, что это какой-то маньяк, – воскликнула Элейн. Она выглядела очень мило и изящно в черной кружевной комбинации.

– Как ты считаешь, что я подумала?

– Ой, Барбара, прости. Я просто не знала, что делать и куда идти.

Барбара села на край кровати.

– Я опоздала на поезд в Бостон, а в аэропорт ехать мне не захотелось.

– Понятно.

– Ты не хочешь узнать, что произошло? Почему я здесь?

Барбара скинула юбку и свитер. Ей было жарко и неуютно. – Ты ничего не надеваешь вниз?

– Кажется, нет.

– Он обидел меня, очень обидел. Я нашла тебя в телефонном справочнике… – Тут ей в голову пришла мысль. – Но ты ведь не должна была возвращаться до завтра, да?

– Я решила уехать вслед за вами.

– Правда? Вместе с Тедди?

– Без Тедди.

– Надеюсь, ничего не случилось.

– Ничего, стоящего внимания.

– Когда я приехала сюда, ясное дело, я не надеялась, что застану тебя дома… Ой, я так рада, что ты приехала, это ничего, что я здесь?

Барбара покачала головой.

– Я постучала в дверь консьержа… ты помнишь, что сказала мне на пляже сегодня утром?

– Нет, а что я сказала?

Лицо Элейн разочарованно вытянулось. Девушка закрутила волосы лентой Барбары.

– Ты сказала мне, что я твоя сестра, которую ты всегда хотела иметь.

– Да, конечно же. Просто я устала и не могу думать.

– Я сказала консьержу, что я – твоя сестра. Это ничего, Барбара? Ты не сердишься, правда?

– Почему?

– Он открыл мне своим ключом. Я написала тебе записку. – Кинувшись на кухню, Элейн вернулась с двумя исписанными листками бумаги. – Смотри, вот записка. – Обвив Барбару руками, она стиснула ее. – Я так рада, что ты вернулась. Мне нужно поговорить с тобой.

– Давай поговорим завтра.

– Ты выглядишь усталой. Уверена, у тебя полно собственных проблем. Возможно, мы сможем помочь друг другу. Это возможно, Барбара?

– Мы поможем друг другу, – безжизненно ответила Барбара.

– Я смогу лечь спать в гостиной на кушетке.

– Тебе там будет неудобно. – Барбара указала на кровать. – Здесь достаточно места.

– Ты уверена, что я тебе не помешаю?

– Да, все будет в порядке.

– Сегодня утром ты была такой прекрасной, когда выходила из моря, и мне даже показалось, что ты служила моделью для «Весны» Боттичелли. Конечно, твои волосы короче, но ты все равно прекраснее. Честное слово. – Элейн запнулась, затем, убедившись, что Барбара слушает, продолжила: – Я росла с тремя братьями. Одни синяки. Дом был вечно полон бейсбольных перчаток, бутс, бит, мячей, и поиграть было с кем. Я сама неплохая спортсменка. Мне приходилось присоединяться к братьям. Барбара, я буду делать вид, что мы с тобой действительно сестры… Я чувствую себя твоей сестрой.

Повернувшись, Барбара направилась в ванную. Открыв воду, она плеснула в ванну соснового экстракта, села на табурет и стала ждать, пока та наполнится.

– Ты собираешься мыть голову? – крикнула Элейн. – Если хочешь, я тебе помогу.

Барбара слышала все, но не стала отвечать. Все казалось таким бессмысленным, но как это можно объяснить Элейн? Она подумала, что есть вещи, в которых нельзя признаться даже Богу, когда стоишь лицом к лицу с ним и он знает все, что ты делал и о чем думал. И даже тогда ты отпираешься. В двери появилась Элейн.

– Барбара, я люблю тебя, правда.