Текст книги "Город Дождя"

Автор книги: Нина Пунтус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

по лужам. Мои ботинки насквозь промокли, и я слышала, как в них хлюпает вода; ледяные

порывы ветра резали мою кожу, как лезвие ножа; продувало до костей. Всё это было так

привычно, что на какое-то время мне показалось, что я и всегда жила тут. Такие мысли

нужно немедленно гнать из головы: стоит на миг задержать их, как…Мне так не хочется об

этом думать!

Только когда мы, наконец, углубились в парк и набрели на неприметный люк, который кто-

то предварительно сокрыл толстым слоем листвы, я обратилась к Туману:

– Если хочешь, чтобы я спустилась туда, объясни зачем.

– Хорошо, – сказал он, наклоняясь и отодвигая крышку люка. – Это подземный проход. Он

ведёт в Кровавый район. Тебя ждут там.

Это удивило меня. Но на мой молчаливый вопрос Туман лишь покачал головой.

– Не могу больше ничего добавить. Ты поймёшь всё на месте, но решать тебе.

Я подошла к краю ржавого колодца и посмотрела вниз. Там царила слепая тьма и, судя по

всему, бездонная глубина, но мёртвые не должны ничего бояться – такой ход мыслей иногда

успокаивает меня в напряжённые моменты.

– Я согласна. Только ты первый.

Туман стал не спеша спускаться, постепенно исчезая во мраке. Лестница не внушала

доверия, но это не самое страшное, что мне приходилось делать здесь. Думаю, прошла целая

вечность, когда я, наконец, очутилась внизу. Едва я почувствовала под ногами дно, наверху

раздался скрежет. Подняв голову, я обнаружила, что кто-то медленно задвигает крышку

колодца, а в следующую секунду совершенно иное завладело моим вниманием – к своему

удивлению, я увидела звёзды. Быть может, мне показалось, потому что через миг крышка

люка скрыла от меня дневное небо, и наступило полное затмение; только несколько факелов

на чёрных стенах туннеля кое-как освещали широкий подземный проход, который

разветвлялся на целый лабиринт узких коридоров. Где-то в глубине Туман окрикнул меня по

имени, и я пошла на голос. Я почти сразу ощутила неприятное чувство, будто за мной кто-то

наблюдает из темноты, из-за стен, ящиков, стоящих у них. До этого мне ещё не приходилось

находиться в подобных помещениях, но не думаю, что всё это можно было списать просто на

непривычку и нервы. Мне вспомнились страшные байки, которые так любил рассказывать

один мой одноклассник-диггер: что-то вроде гигантских крыс, мутантов, поездов-призраков,

перевозящих души умерших. Я считала, что всё это просто городские, странствующие

легенды, он же, отчасти соглашаясь со мной, полагал, что они не могли возникнуть на

пустом месте, и видел цель своих вылазок в том, чтобы найти причины, провести свою

границу вымысла и правды, а также испытать себя, ведь под землёй, как он говорил,

властвуют иные законы. У меня было собственное мнение на этот счёт, но я уважала его за

интерес, за эту тягу к тайному, за его живую способность мыслить. Людям часто приходится

рисковать, чем-то жертвовать, чтобы открыть иное, неизведанное, непонятное, чтобы

осветить окружающую тьму, а затем с новыми силами изведывать ещё более мрачные

глубины, ведь знания всегда увеличивают незнания.

– Мне кажется, мы тут не одни, – сказала я Туману, догнав его.

Он замер, и мы оба ясно услышали душераздирающий крик, резко оборвавшийся в одном из

тёмных поворотов нашего полуслепого пути.

– Они живут здесь. Это их дом, – ответил Туман полушёпотом и двинулся дальше.

Я содрогнулась, сразу поняв, о чём он.

– Эти твари из парка?

Туман кивнул и, схватив меня за руку, ускорил шаг.

– Кто они вообще такие? – спросила я. – Мне ещё не приходилось встречаться с ними, я

только чувствовала их присутствие и видела, что остаётся от их жертв. Они настоящие

исчадия ада.

– В них нет ничего человеческого, – сказал Туман. – Трудно поверить, что они все когда-то

были людьми.

Я хотела спросить его об этом подробней, но в этот момент что-то склизкое и холодное

проскользнуло по моей руке. Вскрикнув, я обернулась – вокруг стоял лишь тревожный мрак.

– Ты не должна бояться. Они это чувствуют. Это их пища.

– Страхи?

Туман кивнул. На его лице появилось совершенно отстранённое выражение.

– Они являются к каждому в разных обличьях…эти безликие, – произнёс он рассеянно. –

Если ты выживешь после всего этого, то будешь больше всего на свете желать лишь одного –

скорейшей смерти.

– Ты встречался с ними?

Мой вопрос вернул его к действительности. Он ничего не ответил, но коротким взглядом

дал понять, что не хочет об этом больше говорить.

Я посмотрела на наши огромные тени, пугливо ползущие по стенам туннеля, и меня

посетила странная мысль – возможно, это вовсе и не наши тени. У меня бывало похожее

чувство, когда я только просыпалась (думаю, особенно часто оно стало возникать после того,

как Андрея не стало): мне казалось, что я – это не я, то есть я с ужасом осознавала, что не

знаю, кто я, будто все мои воспоминания заблудились в одном из сновидений. Порой

вскочив с постели, я сталкивалась взглядом с маленьким непонятным существом, через

мгновение понимая, что это моя чёрно-белая кошка, которая смотрела на меня удивительно

пронзительными и пугающе-человеческими глазами. Это было по-настоящему жутко. К

счастью, это длилось всего несколько секунд. В противном случае, наверно, я бы просто

сошла с ума.

– Поднимайся, – неожиданно остановившись, сказал Туман.

Я задрала голову, и увидела наверху клочок неба, звёзд на этот раз не было видно. Лестница

была обломана снизу, поэтому Туману пришлось подсадить меня.

– А как же ты? – спросила я, видя, что он застыл на месте. – Давай руку!

Он покачал головой.

– Мне теперь нельзя туда. Но ты будешь в безопасности, мне обещали.

Сказав это, он быстро развернулся и скрылся в темноте. А спустя мгновение весь туннель

наполнился странным шёпотом и омерзительным хлюпаньем.

– Туман! – громко крикнула я в чёрную пустоту, искренне испугавшись за него.

Никто не отозвался, и я поспешила выбраться из этого мрака. Разные мысли приходили на

ум, пока я карабкалась наверх. Я могла предположить, что меня ждёт там, даже была почти

уверена в этом, но всё оказалось совсем не так. Когда я вылезла на поверхность, то

обнаружила, что нахожусь на крыше какого-то невысокого здания. Я огляделась – вокруг

никого не было. Это и правда был Кровавый район. Справа от меня, через несколько улиц,

виднелся пустынный рынок, в другой стороне – ряд серых домов, над которыми

возвышалась огромная чёрная радуга. Очень громко кричала стая птиц, пролетая так низко,

словно желая сбить меня отсюда своими иссиня-чёрными жёсткими крыльями; начинался

дождь.

Я оглядела себя: новое превращение даровало мне чёрный дождевик с капюшоном, прочные

ботинки на шнуровке и, насколько я поняла, прямые длинные волосы синего цвета. Это было

похоже на первоначальный облик моего персонажа в игре. Снизу доносилась какая-то

грустная тревожная музыка, и я подошла к краю, чтобы понять, откуда она звучит.

Увиденное поразило меня: по узкой улице, двигаясь плавно и тихо, шла траурная процессия.

Она вся состояла из вампиров, облачённых в тёмно-красные одеяния. В руках некоторых

были венки из живых роз с чёрными лентами или просто белоснежные нарциссы. Четверо из

них несли небольшой закрытый гроб. Вскоре процессия обогнула здание, и я переместилась

на другой край. Меня безумно взволновало происходящее, но спускаться вниз, несмотря на

слова Тумана, я не решалась. Внизу, прямо напротив меня, находилась круглая площадка,

обложенная по краю каменным бордюром, – туда и несли гроб. Когда его водворили в центр,

вампиры обступили площадку и запели какую-то песню на неизвестном мне языке. Я не

знаю, о чём она была, но она была прекрасна. Чарующая музыка, красивые голоса

переплетались с неведомым магнетическим волшебством – это и пугало, и завораживало.

Мне захотелось немедленно спуститься к ним и принять участие в этом колдовском обряде;

чтобы подавить эту тягу, я сильнее прижалась к обшарпанному карнизу. Только сейчас я

заметила, что это древнее здание хранит в себе остатки былой роскоши – внизу находилось

крыльцо с резными, почти целыми колоннами из мрамора, а прямо подо мной был

маленький балкон с ажурными коваными перилами. Именно туда я решила попасть, чтобы

ещё немного приблизиться к этой музыке – справляться с её воздействием становилось всё

трудней. Я аккуратно подползла к самому краю и повисла на карнизе, вычисляя, как

наиболее точно приземлиться на балкон, до которого было около двух метров. Наконец, я

отпустила руки и упала на твёрдую поверхность, всё же умудрившись больно ушибить руку.

Моё внимание вновь обратилось к вампирам, и я заметила, что двое из них снимают крышку

гроба. Пение прекратилось, когда оттуда поднялась молодая бледная девушка (в сущности,

почти ребёнок), облачённая в точно такое же красное одеяние, как и все вампиры. Она

показалось мне знакомой, и я вся поддалась вперёд, вжавшись в перила, чтобы лучше

рассмотреть её лицо. В этот момент она обернулась и посмотрела прямо на меня, её примеру

последовали все стоящие вокруг вампиры. Я вздрогнула. Радуга! Это была она. Вот кто ждал

меня здесь. Но что это всё значило? Она несколько секунд смотрела на меня, а потом

улыбнулась, обнажив идеально белые клыки. Это не очень укладывалось у меня в

голове: “Вампир? Но как? Я видела фото, она ведь покончила с собой!” Впрочем, у меня

было мало времени на раздумья – в следующую секунду она вскинула руку, указав на меня,

и двое вампиров тотчас взлетели в воздух, устремившись к балкону. Я быстро отступила

назад, в глубину тёмной комнаты позади меня, но не сделала и нескольких шагов, как

споткнулась обо что-то мягкое и рухнула на пол. Резкий запах гнили мгновенно ударил в

нос; я попыталась встать, оперевшись о пол, и почувствовала, как мои пальцы коснулись

чьей-то холодной склизкой руки. Я вскочила и рванулась в другой угол, где затаив дыхание,

прижалась к стене. Опустив глаза, я поняла, что вся комната заполнена безжизненными

полуразложившимися трупами. Судя по всему, это была имена та усадьба, о которой

рассказывал мне Мир. К горлу подкатывала тошнота, но я не представляла, куда мне бежать

– единственный выход отсюда был замурован бетоном. Я слабо понимала, зачем меня

заманили сюда, и какую роль в этом играет Радуга, но у меня не было особого желания быть

схваченной ими и оказаться одной посреди целой толпы этих жестоких созданий. Два

высоких силуэта возникли в другом конце комнаты: вампиры пришли за мной, но не

спешили напасть, отлично зная, что мне некуда бежать. Я сама двинулась им навстречу,

желая первой заговорить и задать самые тревожащие вопросы, но, почти приблизившись к

ним, услышала под ногами треск. В следующую секунду я успела лишь зажмуриться, поняв,

что падаю вниз.

Когда я вновь открыла глаза, то не сразу поняла, где нахожусь. Я чувствовала только боль и

видела перед собой пасмурное тёмное небо с громадной алой луной. Вспомнив о

случившемся, я вскочила, и только тогда обнаружила, что сижу в гробу – том самом, из

которого вылезла Радуга. Теперь площадка была пустынна, а вокруг неё всё было окутано

подозрительной тишиной. Слышался лишь плеск фонтана, что находился недалеко отсюда.

– Ты скучала по мне? – донеслось откуда-то сверху.

Я подняла голову – надо мной парила Радуга. Её кудрявые волосы развивались на ветру, как

золотистые змеи, на губах играла лёгкая усмешка, а в сиреневых глазах её сиял незнакомый

мне блеск.

– Что случилось? – спросила я, всё ещё внимательно изучая её.

Она плавно спустилась и подошла ко мне, положив руки на край гроба. Я заметила, что

рукава её платья испачканы – на воздушной белоснежной паутине длинного кружева

виднелись пятна крови.

– С тобой или со мной? – засмеялась она и, перехватив мой взгляд, подняла один рукав,

показав мне ещё свежий глубокий порез. – Я больше не могла так жить, но он пришёл и

помог мне. Это был мой выбор, и…знаешь что, я не жалею о нём – это просто за гранью

высшего блаженства! Ни страха, ни боли, только самые сладостные эмоции. Ты, наверно,

слышала, что вместе с кровью вампиры забирают у своей добычи самые светлые

переживания? Они становятся твоей частью, твоим подарком, даруют бесконечное счастье.

– Для чего ты искала меня?

Радуга была не похожа на себя, она даже говорила по-другому, и всё это мне не нравилось,

теперь она была опасной хищницей, от которой можно было ожидать чего угодно. Я

надеялась, что встречусь здесь с Миром, что он, возможно, вновь даст мне какую-то новую

информацию о мальчике, который так волнует меня, но никак не желала общаться с

новообращённой молодой вампиршей, смотревшей на меня странным сияющим взглядом. Я

встала.

– Ты нервничаешь, – сказала она, взяв меня за руку. – Брось, мы же были подругами! Или ты

теперь ненавидишь меня? Кажется, у тебя даже был дружок среди вампиров. Так чем я хуже,

Иллюзия?

Она начинала злиться, я видела это по её глазам. Нужно было её успокоить.

– Ты ошибаешься, – ответила я, выбравшись из гроба, – и всё-таки ответь – зачем я тебе?

На лице Радуги вдруг появилось печальное выражение, почти тоска.

– Неужели ты вообще не скучала по мне?

Казалось, ещё немного и она заплачет. Не дождавшись моего ответа, она подошла ко мне и

снова взяла меня за руку.

– У тебя кровь. Ты поранилась, когда провалилась в подвал, – на этот раз голос Радуги

звучал спокойно, даже успокаивающе. – Я не хотела, чтобы так вышло.

Она наклонилась и слизала ещё не засохшую кровь с моей руки. Я отдёрнула руку.

– Не бойся, – сказала Радуга, – если ты останешься со мной, то тебе больше никогда не будет

больно и страшно.

Я слушала её, а между тем отчаянно искала пути спасения – от вампира сложно сбежать, но

мне было уже ясно, к чему идёт этот разговор.

– Хочешь, чтобы я тоже стала вампиром? – спросила я прямо. – Зачем тебе это?

В глазах Радуги снова появилась грусть. Она обошла гроб и покинула площадку,

направившись в сторону фонтана. На полпути она оглянулась и знаком приказала следовать

за ней. Приблизившись, я увидела, как она, присев на бордюр декоративного фонтана, играет

с серебристой водой, словно невинный беззаботный ребёнок.

– Мне смертельно одиноко, Иллюзия, – тихо сказала она, когда я подошла.

– Я не понимаю, – вздохнула я, – ты только что говорила мне о сладостных эмоциях.

Радуга опустила голову, и по её щеке поползла кровавая слеза.

– Тут не существует привязанностей. А меня никто никогда не любил, никто не заботился.

Мне было тоскливо, одиноко, а он сказал, что станет моим другом навеки, но оказалось, что

я ему не нужна. Теперь понимаешь?

В целом, мне были понятны её чувства, но то, что она предлагала, совсем не входило в мои

планы. Радуга тоже была не нужна мне, и странно, что она этого не понимала. Я покачала

головой.

– Мне жаль, но я не могу. Тут полно вампиров – уверенна, ты с кем-нибудь подружишься.

Она подняла голову и посмотрела мне в глаза.

– А ты жестока, – сказала она без всякого намёка на раздражение, – из тебя бы получилась

отличная вампирша.

Радуга улыбнулась. Понадеявшись, что наш разговор, наконец, близится к завершению, я

приготовилась уйти.

– Хорошо, что ты понимаешь. Мне правда жаль, – произнесла я, осторожно погладив её по

плечу, – и я буду скучать по твоим сказкам.

– Правда? – спросила она, сильно сжав мою кисть и вынудив опуститься рядом с ней. –

Тогда послушай напоследок ещё одну. Она тебе понравится, я знаю.

Голос Радуги звучал спокойно, но в глазах её была угроза.

– Хорошо, буду рада послушать, – сказала я, надеясь, что она не заметит моей досады.

– Когда-то на земле жил один светлый человек, – начала Радуга, – в то время люди ещё

помнили, что в прошлом все они жили в Садах Вечности и умели летать. Они помнили, как

были счастливы там, и как больно им было, когда их изгнали, оборвав крылья. Но порок не

может жить среди чистоты, – она зачерпнула ладонью горсть воды из фонтана и

продолжила, – ведь не секрет, что вода очень быстро перенимает свойства почв, по которым

струится, а если почва заражена, то вода будет испорченная, гнилая…

Радуга замолкла, о чём-то задумавшись. Я опустила глаза и встретилась со своим

отражением – тёмным, размытым, искажённым дрожанием воды.

– Корысть, зависть и злоба теперь владели их чёрными сердцами, – продолжила она, – и,

помня о минувшем, они презирали и ненавидели этого светлого блаженного человека,

единственного, который сумел не запятнать свою душу. Однажды злоба так сильно

захлестнула их, что они решили расправиться с ним и жестоко убили. При последних словах

Радуга даже вздрогнула, словно это произошло только что у неё на глазах.

– В ту же ночь все убийцы погибли от страшного землетрясенья. Когда его дух подошёл к

воротам Садов Вечности, они сразу распахнулись, и оттуда полилась волшебная музыка и

сладостное пение ангелов. Его приглашали войти, это был великий день – уже давно не

приходила к ним чистая душа. Но светлый человек покачал головой. Его умоляли войти, но

он отказался. Тогда его спросили о причине, и вот что он ответил: “Я не вступлю сюда пока

мои братья и сёстры, идущие за мной, не смогут пройти через эти ворота. Даруйте им новую

жизнь, и я буду помогать этим людям, души которых ещё блуждают во мраке. Однажды они

все будут готовы войти сюда, и мы придём к вам по тропе великодушия и доброты, тогда вы

распахнёте ворота, чтобы принять не одну достойную душу, а души целых поколений”.

Она закончила и посмотрела на меня. Мне ещё никогда не приходилось видеть Радугу такой

серьёзной, она как будто рассказала мне нечто великое и теперь чего-то ждала от меня. Её

история представляла собою какую-то смесь христианства и буддизма – примерно с таким

религиозным представлением, если ещё добавить к этому различные мифы и сказки разных

народов, я жила в свои ранние годы. Родители были убеждёнными атеистами, хотя на мой

первый вопрос: “Что будет со мной, когда я умру?” они ответили мне, что я попаду в Рай.

Для меня это стало местом, где всем детям раздают сладости, и где всегда есть с кем

поиграть. Теперь играют мной, но это хотя бы не скучно…

– Красивая история, Радуга. Я могу идти?

Мне не терпелось поскорее попасть на территорию рынка, чтобы затем выбраться из этого

района, но, кажется, у моей собеседницы были совсем иные планы, она не собиралась меня

отпускать.

– Ты действительно хочешь уйти?

Я кивнула и попыталась освободить свою руку, которую она не отпускала на протяжении

всего рассказа.

– Оставить меня?! – воскликнула Радуга и больно полоснула меня по щеке острыми ногтями.

Я вскочила, отпрянув от неё. В этом маленьком теле заключалась невероятная сила.

– Прошу тебя, успокойся. У тебя был выбор, так оставь его мне.

– Выбор?! Меня обманули, предали! – закричала она. – А теперь ты предаёшь меня! Но

больше никто не смеет так со мной поступать.

Она накинулась на меня, повалив на землю. Я чувствовала, как её клыки впиваются мне в

горло, но в следующий миг кто-то схватил её сзади и сильно отшвырнул в сторону. Такой

силой мог обладать только другой вампир.

– Милая крошка, вы, верно, забыли про наш договор, – произнёс мужской голос.

– Мир! – воскликнула Радуга.

– Не хорошо нарушать обещания, – сказал он.

Немного придя в себя, я с трудом отползла к фонтану и, оперевшись на него спиной,

попыталась встать. Тело не слушалось меня. Это было одно из умений вампиров –

парализовать свою жертву. Радуга поднялась с земли и снова рванулась ко мне, но Мир

остановил её, быстро поймав за плечи.

– Тише, родная, – усмехнулся он, – папочка скоро накормит тебя.

– Она всё равно умрёт! А ты…– прошипела Радуга, оттолкнув его, – не смей прикасаться ко

мне! Я тебя ненавижу, всех вас ненавижу!

Прокричав это, она стремительно взлетела вверх и скрылась в темноте неба. Меня била

дрожь, но вовсе не от пережитого – что-то сейчас произошло, трагическое и невозвратимое,

умершее и ещё живущее, нечто связанное с ощущением омерзения, беспомощностью и

болью – но это было только размытое чувство, которое никак не желало принять моё

сознание…Я лишь понимала, что всё это имеет отношение к Радуге.

Ко мне снова вернулась подвижность, и я почувствовала, как у меня по шее течёт кровь.

Насколько я знала, это не значило, что я стану вампиром – процесс обращения был

значительно сложней.

– Как вы, везучая девушка? – спросил Мир, обернувшись ко мне.

Я подозрительно посмотрела на него. О каком договоре он говорил Радуге?

– На этот раз моё везение связано с вами, – сказала я, зачерпнув воду из фонтана, чтобы

смыть с шеи липкую густую жидкость.

– Практически. Это было одолжение, – произнёс он, сняв с себя белый шелковый шарф и

протянув его мне.

– Одолжение кому?

Приняв шарф, я стала перевязывать рану. Мир не спешил отвечать, но, когда я вновь

повторила свой вопрос, улыбнулся и указал на что-то позади меня.

– Это он попросил меня.

Я оглянулась – через дорогу, на скамейке, я увидела силуэт какого-то молодого юноши; он

сидел, опустив голову. В руках его была зажжённая свеча, которая разливала вокруг себя

уютное тепло. Вокруг него столпились осторожные тени, они словно опасались подползать к

огню слишком близко, но были слишком очарованы светом, чтобы перестать любоваться им.

Наверно, почувствовав мой взгляд, юноша поднял голову, и через миг я поняла, что это был

дорогой и близкий мне человек.

Глава 12

Ты дорого, мой друг, заплатишь за ошибку,

Оскал клыков у льва принявши за улыбку.

Ас-Самарканди

То, чего я так боялась, случилось. К этому всё и шло, но я ещё верила, надеялась…Если он и

сможет простить меня, то мне точно никогда не избавиться от этой вины. Как я могла

допустить это? Я приблизилась к Саше, но была не в силах заговорить: в глазах стояли

слёзы. Только одно слово колотилось во мне в такт нарастающей солёной боли: “прости”.

Он улыбнулся мне своей знакомой прекрасной улыбкой, словно у него и в мыслях не было в

чём-то упрекать меня.

– Снова опоздал, – произнёс он виновато-ироническим тоном. – Долго ждала?

Я опустилась рядом с ним и, обхватив его руку и прижавшись головой к плечу, тихо

спросила Сашу:

– Зачем? Я и так принесла тебе столько разочарований.

– Что с тобой, Дождинка?

Он обнял меня одной рукой. Чувствуя на своей коже тепло свечи, тепло своего самого

близкого друга, мне совсем не хотелось думать о том, что мы натворили.

– Ты такая грустная, – сказал он. – Обещаю, если будешь хорошо себя вести, свожу тебя

завтра в Луна-парк.

Услышав это, я отстранилась от него и внимательней взглянула на своего друга: мне были

знакомы эти слова. Они были сказаны им в день, когда я опоздала на лекцию и строгий

профессор по физиологии не пустил меня в аудиторию. Я сильно расстроилась, хотя

понимала, что это мелочь. Просто незадолго до этого на время отступившая депрессия стала

вновь возвращаться, и ей хватило такой незначительной вещи для того, чтобы выбить меня

из колеи. Тогда я позвонила Саше, и ему удалось быстро успокоить меня, предостеречь от

возможной глупости. Почему он сказал это? Может быть, просто хотел напомнить о

прошлом? Я решила проверить.

– Ты понимаешь, что это за место? Как ты оказался здесь?

Он отвернулся, и весь его взгляд сосредоточился на свече.

– У меня мало времени – скоро ехать на работу. Давай пока погуляем по парку, покормим

птиц?

Он меня не слышал. Это было ещё больнее, чем осознать, что он умер из-за меня. Я

расплакалась навзрыд. Что я натворила? Я не могла поступить по-другому, но Саша не

должен был этого делать, я даже не предполагала…Саша стал нежно гладить меня по

волосам, шепча знакомые утешительные слова.

– Почему ты больше не пишешь стихов? – спросил он, когда я немного успокоилась. – Они

ведь помогали тебе.

Я не успела ответить, потому что в следующий момент внезапный порыв ветра задул свечу,

и Саша исчез, растворился в темноте, словно бестелесный призрак. Жестокий Город Дождя

не знает милосердия, он питается болью. Однако, наверно, мне стоит благодарить его за эту

короткую встречу. Мысли заторможено ползли в голове, словно отравленные мухи. Я

посмотрела в сторону фонтана – Мир уже ушёл. Нужно было возвращаться. Я миновала

старую усадьбу, стараясь не думать о том, что сегодня видела там, и свернула на тесную

улочку; меня немного удивило белье, сохнущее на натянутых между домами веревках:

сушить их так – сизифов труд, но, приблизившись, я поняла, что это были не жилые дома, а

бельё представляло собой лишь грязные обрывки, потрёпанные временем. Впереди я

услышала чьи-то шаги, и поспешно укрылась за мусорным баком. Опустившись на влажный

асфальт и поджав ноги, я упёрлась взглядом в решётчатое окно напротив меня, плотно

занавешенное старыми засаленными шторами. Оно находились так низко, что, думаю,

хозяину, живущему в том помещении, приходилось наклоняться, чтобы выглянуть на улицу.

Хотя, судя по всему, вряд ли там кто-то жил.

Мои мысли снова обратились к Саше. Бывают такие трогательные моменты, когда ты

видишь, насколько красив поступок, с восхищением созерцаешь его, проникаешься до слёз,

хотя понимаешь, что, в сущности, не веришь в него, что он противоречит твоим убеждениям

и отчасти кажется тебе глупым. И всё же ты живёшь им какое-то время, какое-то время тебе

нужно это волшебство. Например, фрагмент из советского фильма “Русалочка” по мотивам

одноимённой сказки Андерсона, где ведьма говорит русалочке: “Чему ты радуешься? Ты же

умрёшь сегодня. Ты что ни о чём не жалеешь?”, а она в ответ качает головой. Это трогает

душу, а вместе с тем всё это кажется бессмысленным. Так и поступок Саши. Он

одновременно вызывал у меня и сострадание и злость – злилась я не только на себя. Как он

мог так бездумно оборвать свою жизнь? Как мог вверить себя во власть какого-то глупого

любовного чувства, которое даже не было взаимно? Как мог пошатнуть мою уверенность в

том, что на своём пути я всё сделала правильно?..

Ещё никогда здешние люди не исчезали у меня перед глазами, но в этом месте были свои

законы, своя логика; каждый раз, когда мне казалось, что я изучила почти всю природу этого

города, он выкидывал что-нибудь новенькое. Возможно, он организовал нашу встречу,

преследуя какую-то конкретную цель? Однако Саша не сказал ничего существенного, мой

друг даже не понимал, что я говорю ему. Как большинство тут. Тем не менее, он узнал меня,

в нём были живы воспоминания. Он спросил, почему я больше не пишу стихов. Саша любил,

когда я читала их ему. Наверно, для меня это было своего рода спасением, пока я не

взглянула на искусство с другой стороны. Трудно сказать, что послужило этому точной

причиной – история с Ясей, или нечто свыше, посчитавшее, что мне это больше не нужно. И

всё же в искусстве есть что-то дьявольское. Оно может быть опасно. Это могут быть и

внутренние демоны, выпущенные писателем-творцом на волю (чтобы разобраться в

собственной природе, устройстве мироздания, или же просто бессознательно), которые

быстро становятся притягательными, обрастают плотью, набираются сил и ведут за собой

легионы душ по тёмной тропе заблуждений. Это может быть и губительная красота

поступка, преподнесённого так одухотворённо, так пламенно, что невозможно не повторить

его, как, например, в романе Гёте “Страдания юного Вертера”, который унёс немало жизней

своих читателей. Как правило, такое искусство рождается из душевных страданий,

страшного потрясенья, неприятии мира, бесконечной тоски… Подобно мукам Медузы

Горгоны, через которые она прошла, прежде чем свершилось рождение Пегаса. В школе я

увлекалась греческой мифологией, могла часами странствовать по страницам старой

пожелтевшей книги “Мифы древности”, декорированной рельефным золотым тиснением,

которая досталась нашей семье от какого-то знатного родственника, жившего в

конце XIX века. Родители хотели подарить её своему знакомому букинисту-коллекционеру,

но я категорически воспротивилась этому, и они оставили эту затею – мне почти всегда

давали то, что я просила, за исключением того, что было действительно важно.

Ещё будучи ребёнком, я научилась ценить хорошие книги и обращалась с ними крайне

бережно, с уважением и любовью. Возможно, я тогда даже не понимала, но чувствовала: в

них сокрыта не только мудрость поколений, но и нечто большее – дух человечества. Ничто

не приносило мне такого удовольствия, как эти картины души. К мифам я всегда относилась

с особенной любовью. Меня притягивало первобытное мышление человека, его мистический

взгляд на мир, отголоски которого я отчётливо слышала в своём сознании. Легенда о Медузе

Горгоне поразила мой детский разум. Медуза не стала для меня олицетворением зла и

коварства, напротив, мне было жаль её: исходя из того, как был пересказан миф, можно было

заключить, что она не была таким уж чудовищем. Позже я прочла “Метаморфозы” Овидия, и

окончательно прониклась к ней. Для меня её история была наполнена невероятным

трагизмом и возмутительной несправедливостью – именно жестокие боги превратили её в

безжалостное чудовище. Когда-то она была доброй девушкой, о красоте которой ходили

легенды, и больше всего она поражала своими роскошными волнистыми волосами цвета

солнечного янтаря. Однажды она молилась в храме Афины, где её увидел Посейдон. Ему

понравилась эта прелестная девушка, и он насильно овладел ею прямо в священном месте.

Узнав об этом, Афина, вопреки справедливости, обрушила весь свой гнев на несчастную

девушку, превратив её удивительные волосы в отвратительных змей, лишив возможности

общаться с близкими людьми, ведь теперь один только её взгляд обращал всё в камень.

Меня очаровывал этот образ, который отчасти создало и моё воображение, – сильная и

жестокая, вызывающая страх и восхищение женщина, творящая зло, не в силах заглушить в

себе неумирающую боль. Уже тогда мой детский разум стремился выявить во всём причину

зла, ведь, в конце концов, у всего на свете должна быть причина.

Однажды брат подарил мне небольшой инклюз с маленьким чёрным паучком, а я потеряла

его буквально на следующий день. Помню, это расстроило Андрея… Я нашла его только

спустя три месяца после смерти брата, когда разбирала свои старые дневники, школьные

тетради, книги детства. Было так странно обнаружить его среди сочинений Овидия и

Еврипида. Тогда я подумала, почему время сохранило мысли именно этих великих людей,

живших ещё до нашей эры, почему природа пожелала увековечить именно это насекомое,

маленького паучка, застывшего в янтаре? Была ли в этом какая-то логика, какой-то замысел?

И был ли хоть какой-то смысл в том, что Андрей умер так рано? Как мне хотелось тогда,

чтобы на всё это у меня был один ответ. В тот день я написала стихотворение, которое

назвала “Фарфоровая жизнь”:

Обняла коленки из фарфора,

Никуда сегодня не пойдёшь.

Там, за дверью, назревает ссора,

Третий месяц за окошком дождь…

Все в чернилах руки перемажешь,