Текст книги "Город Дождя"

Автор книги: Нина Пунтус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

хотели услышать, как с его губ срывается последний вздох, тем самым, надеясь заметить

нечто секретное и потустороннее, разгадать таинство неотвратимой смерти. Возможно, те

мальчишки неосознанно хотели именно этого.

– Я знаю, Он всё видел, и накажет их, – сказала я брату, глядя на молчаливое небо, в котором

сверкали осколки одиноких звёзд.

Дома меня ждала лекция о ценности человеческой жизни, о том, что нет ничего важнее её,

что жизнь собаки по сравнению с этим – ничто. Андрей пытался защищать меня, но мне

хотелось, чтобы меня поскорее оставили в покое, поэтому я согласилась с родителями,

сказала, что признаю свою вину и готова понести наказание; лишь ночью, когда все уснули,

позволила себе негромко поскулить, терзая зубами угол подушки.

На следующий день по телевизору показывали какую-то криминальную хронику, и я

смотрела её, не отрываясь от экрана. Я не любила подобные передачи, но с того дня я не

пропускала ни одной серии, а, повзрослев, стала специально находить различные фильмы,

насыщенные жестокостью и насилием. Андрей с Сашей любили шутить по этому поводу,

хотя иногда я видела в глазах брата небольшую тревогу. В десятом классе я перестала

увлекаться этим, одновременно осознав, что притягивало меня к этим жутким сценам,

обнажающим человеческие пороки – всё это было далеко от меня. Я никогда не сталкивалась

со злом лицом к лицу до того, как убили Чарика. Должно быть, таким образом, я хотела

понять зло, заглянуть в самую глубину его чёрного сердца, чтобы потом, возможно,

победить его. Я не сомневаюсь, что смогла бы выдержать любое трудное испытание,

залечить любую смертельную рану, если б Андрей остался жив. Но его не стало.

Первое время мне мерещился его голос, я видела лицо брата в быстрой толпе, но когда мне

удавалось догнать свой мираж, я каждый раз убеждалась, что это был чужой человек.

Бывало, я просыпалась и, не задумываясь, бежала в комнату Андрея, чтобы рассказать ему

интересный сон, или, сидя на уроке, ловила себя на мысли, что предвкушаю, как сегодня

вечером расскажу брату новый перл нашего чудного учителя. Тогда я чувствовала, как

медленно погружаюсь на дно, но ничем не могла помочь себе. Я была готова отдать всё,

чтобы вновь увидеть любимого брата, чтобы однажды открыть дверь его комнаты, и

услышать знакомую серьёзно-ласковую фразу: “А стучать тебя не учили?” Андрей рано

начал курить, но ему до последнего удавалось скрывать это от родителей. Впрочем, это было

несложно – их работа не способствовала нашим частым встречам и регулярному общению.

Иногда, ворвавшись без приглашения к нему в комнату, я заставала его на подоконнике,

испуганно прячущем сигарету. Это веселило и расстраивало меня одновременно. Как-то я

сказала брату: “Ты зря так волнуешься – думаю, они даже не заметят, если ты будешь курить

у них на глазах”. Отчасти в этом была доля правды. У родителей хватало времени на то,

чтобы узнать о наших успехах в учёбе, нанять нам необходимых репетиторов, но на то,

чтобы просто поговорить – никогда. Я не могу упрекать их в этом, ведь они старались ради

нашего будущего. Из-за этого позднее мы и переехали в столицу. Никто не знал, что

заветное, успешное будущее для нас с братом там никогда не настанет.

Звон разбившегося стекла прервал мои печальные воспоминания. Кто-то кинул мне в ноги

бутылку. Я подняла глаза и увидела компанию крепких парней. Они громко смеялись, что-то

говоря друг другу, а стеклянные взгляды, которыми они впивались в меня, не предвещали

мне ничего хорошего. Таких нельзя было успокоить словами, оставалось лишь одно –

бежать. Но я оказалась в западне. Впрочем, у меня было одно спасение – пожарная лестница.

Я с ловкостью кошки запрыгнула на неё, и быстро забралась наверх, удивляясь своим

способностям. К моему ужасу, они последовали за мной. Я побежала вперёд, решив

перебраться на крышу “Лысой горы”, – здание примыкало к нему почти вплотную. Ещё

издалека я заметила большое окно на втором этаже клуба, которое было распахнуто настежь.

Приблизившись, я увидела, что могу спокойно проникнуть в него, сделав только шаг. Окно

вело в кабинку туалета. Оказавшись внутри, я сразу выскочила оттуда и столкнулась в

дверях с удивлённым мужчиной. Судя по его одежде, сегодня здесь веселились

обеспеченные люди. Я мило улыбнулась ему, мельком взглянула на себя в зеркало и,

убедившись, что выгляжу вполне прилично, покинула помещение. Мне хотелось смешаться

с толпой, на случай, если те парни осмелятся пробраться сюда за мной, поэтому я спустилась

на первый этаж, где было более многолюдно. Все лица, за исключением постоянных

барменов, казались мне совершенно незнакомыми. Это была одна из главных странностей

города – здесь всегда появлялись новые люди, которые пропадали так же внезапно, как и

возникали. Часто подобное происходило и с постоянными жителями, и объяснялось это

просто – “срочный переезд”. Неизвестно зачем, неизвестно куда... Через несколько минут

мне всё-таки удалось обнаружить одного знакомого. Я сразу узнала его, несмотря на то, что

он был в тёмных очках. Немного помедлив, я решилась подойти к нему.

– Неужели в баре закончилась кровь? – спросила я, не в силах сдержать улыбки, глядя на то,

как Мир играет с полным стаканом “Кровавой Мэри”, перекатывая его в ладонях.

– Какой сюрприз! – сказал вампир, на секунду приспустив очки и сверкнув своими

фиолетово-красными глазами. – Я был уверен, что больше не встречу вас.

– Если б мне не повезло несколько минут назад, то так бы и вышло.

– Судя по всему, вам часто везёт, – ответил он, вероятно, с досадой вспоминания тот случай

на рынке. – Кто ваш ангел-хранитель?

– Везение – это единственное, что у меня осталось, хотя, думаю, я просто пока нужна этому

городу. Если не возражаете, я бы хотела кое-что спросить у вас.

По-видимому, я немного мешала его ночной охоте. Должно быть, он уже присмотрел здесь

какую-нибудь одинокую жертву и просто выжидал, когда она покинет клуб. Мне бы

хотелось ему помешать, но тёмные стёкла его очков надёжно скрывали предмет его слежки.

Кроме того, я не была уверена, что стены клуба станут для него преградой для мщения, что

они вообще как-то сдерживают его. По этой причине я держалась немного в стороне от него,

не желая садиться к нему за столик.

– Можете спрашивать, но у вас не так много времени – моя еда собирается уходить.

– Говорят, раньше здесь находилась секретная лаборатория, где ставили эксперименты над

каким-то необычным мальчиком. Я ищу людей, которые убили его. Вы говорили, что

родились здесь, а, значит, вам должно быть что-то известно об этом? – быстро произнесла я,

видя, что он поднимается из-за столика.

– Я слышал об этом мальчике, – задумчиво сказал вампир. – Это было давно. Кажется, у него

была богатая фантазия: выдумывал всякие параллельные миры, рассказывал про их

обитателей, забавлял горожан, а потом внезапно исчез. На этом месте раньше находился

металлургический завод, его агрессивно охраняли, поэтому ходили слухи, будто на самом

деле какие-то спецслужбы проводят там секретные исследования. Это всё, что мне известно.

А теперь я пойду. Если хотите, можете составить мне компанию – у меня в запасе много

жутко интересных историй.

– Нет, благодарю, – натянуто ответила я. – Буду веселиться здесь до рассвета.

Вампир засмеялся и тотчас скрылся в толпе. Я заняла его место и продолжила играть за него

со стаканом, периодически щипая себя за руку, чтобы не заснуть. Тут стоило быть особенно

осторожной: мне было хорошо известно, что в “Лысой горе”, помимо вампиров, охотятся

филины – так называли охотников за человеческими органами, которые похищали людей, в

основном что-то подсыпая в напитки зазевавшимся посетителям. Хотелось забыться, обжечь

горло глотком абсента, но я гнала от себя эти желания. В последнее время я часто заказывала

“Зелёную фею”. Она уносила меня в иной мир, где я забывала о всяких страданиях, дарила

мне лёгкость и эйфорию, а вместе с тем и опасные ситуации, из которых мне всякий раз

чудом удавалось спастись. Однако я сильно сомневаюсь в том, что всё это действительно

можно назвать чудом – колесо фортуны не может всегда поворачиваться в твою сторону.

Город для чего-то хранил меня, и мне было страшно представить для чего. Приступы

сумасшествия больше не повторялись, но всё могло измениться в любую секунду. Скорее

всего, это зависело от решения тех людей из казино, к которым приводил меня Ветер. Я

задумалась о словах Изумрудной Леди и поняла, что совершенно не помню её лица. Более

того, она стала представляться мне чем-то бесплотным, полыхающим языком пламени,

который оторвался от рыжего костра, чтобы вечно гореть своим собственным малахитовым

цветом, согревая одних, но обжигая других.

Я думала о том, чтобы вернуться в казино без Ветра, провести своё собственное

расследование, подробно опросить тех странных людей, но моё чутьё подсказывало мне, что

я там никого не найду, а лишь подвергну себя бессмысленному риску. Тем не менее, я не

отбрасывала этот план, а только ненадолго откладывала, надеясь, что скоро сама докопаюсь

до правды. Это было особенностью моего характера – даже опаздывая, я никогда не

спрашивала дорогу у прохожих, когда искала какое-нибудь место, мне нравилось самой

исследовать окружение и находить нужный объект. Я была уверена, что найду его, и всегда

находила. Здесь всё обстояло иначе, всё было намного сложнее, но это и разжигало

стремление, от которого, как я думала до недавнего времени, остались лишь пепел и

головёшки. У меня снова появилась надежда, которую, как ни странно, принёс мне Ветер. Он

не дал мне ни одной нормальной подсказки, сказал, что я никогда ничего не пойму, толкал к

ещё большей пропасти, но всё-таки само его появление придало мне новые силы. Я уверена –

он появился для того, чтобы покончить со мной, сделать моё существование ещё кошмарней,

но мне не хочется верить в это полностью. Мне хочется думать, что его поступки нацелены

не только на то, чтобы ранить меня и поразвлекаться за мой счёт. Мне хочется думать, что в

игре, которую затеяли со мной, он оставляет мне маленький шанс. Если всё заранее известно,

играть становится невыносимо скучно. Может быть, я ещё могу что-то исправить. Может

быть, я ещё могу, если не получить заветные ответы, то хотя бы встретиться со своим

братом, по которому так безумно скучаю.

Через несколько часов беспощадной борьбы со сном я решила вернуться в общежитие. У

самого выхода кто-то сильно задел меня плечом. Я не обернулась, хотя почувствовала кое-

что необычное. На улице это ощущение быстро рассеялось, и я не смогла до конца

установить его природу. Вдохнув свежий воздух, пропитанный сыростью и прохладой, я

заспешила по чёрной дороге, размытой дождём. Когда я прошла мимо двух прозрачных

деревьев, чья жёлтая листва почти вся осыпалась, мне стало невыносимо горько. Я не могла

понять точной причины, но мне почему-то казалось, что эта резкая перемена настроения

связана с тем, что я испытала, когда кто-то случайно задел меня в клубе. Тысячи жёлтых

осколков впивались мне в ноги, и я шла всё быстрее, пытаясь заглушить в себе ненужные

эмоции. Улицы, дома, пешеходные переходы и перекрёстки превращались в размытую

акварель, перемешиваясь с пёстрыми красками осени. Мимо сновали люди, мчались

машины, визжали тормоза, у магазина громко ругались грузчики, о чём-то причитала

беззубая старуха, но всё это не проносилось мимо меня, а ложилось на кожу, разъедая её, как

серная кислота.

Зайдя в квартиру, я сразу отправилась в ванную, но не смогла даже умыться – из крана текла

ржавая вода. Сняв с плеча сумку, я швырнула её в дальний угол прихожей, и уже собиралась

идти на кухню, когда заметила выпавший из неё небольшой блокнотный листок. Я подняла

его, и в этот момент вся тоска отступила. Вот что сообщали мне следующие строки:

“Приходи сегодня после заката на детскую площадку возле больницы, если хочешь узнать

больше о том, что спрашивала у вампира”. Кто-то мог подслушать наш разговор, но мне

было непонятно, когда он успел подложить в мою сумку этот листок. Возможно, это был тот

человек, толкнувшей меня в клубе. Я ещё раз пожалела, что не оглянулась.

Прибравшись в квартире, и сделав кое-какие домашние дела, я заглянула к Радуге. Там всё

говорило о том, что хозяйка комнаты ещё не возвращалась. Это расстроило меня – я очень

хотела поговорить с ней, и даже приготовила завтрак для нас двоих. Конечно, она не верила

ни одному моему слову, но у неё была отличная черта – она умела слушать. Порой Радуга

вставляла совершенно нетактичные замечания, а иногда, сама того не подозревая, давала мне

ценные советы или наводящие мысли.

Ко всему прочему, мне нравилось слушать её сказочные истории и предания: она

рассказывала их так, словно это было на самом деле. Особенно мне запомнилась одна сказка

о неприступной красавице, чьё сердце не таяло от самых пламенных серенад, которые

каждую ночь пели ей отважные рыцари и утончённые менестрели. Некоторые уже лишили

себя жизни из-за отчаянной любви к ней, когда об этом прослышал вешний дух, случайно

пролетавший мимо её замка. Он захотел наказать её за холодность души и наслал на неё

чары – девушка без памяти влюбилась в прекрасного, но очень жестокого графа,

единственного мужчину из всего королевства, который равнодушно относился к её красоте.

Это стало для неё настоящей мукой. Она пыталась бороться со своими чувствами, но ни одна

колдунья, ни одно зелье не спасало её от этого проклятья. Тогда девушка решилась

признаться ему во всём. Она заливалась слезами, молила ответить ей взаимностью, но

бессердечный граф был настоящим злодеем, и грубо прогнал её прочь. Вешний дух и

представить себе не мог, что натворил, какой неистовый пожар он раздул! Он не знал, что

чёрствый граф был не просто равнодушен к этой красавице, а смертельно ненавидел её. Он

не знал, что когда-то давным-давно из-за беспечной шутки этой девушки погиб его младший

брат, который любил её больше всего на свете. Они оба были почти детьми, но он уже

предлагал ей руку и сердце. Юноша нравился ей, но краснела и трепетала она лишь в

присутствии его старшего брата, серьёзного и молчаливого. Однажды они втроём сидели на

высоком склоне холма, и младший брат спросил у девушки, как он может доказать свою

любовь к ней. Юная красавица весело засмеялась, игриво откинув назад свои густые

блестящие волосы – ей льстило это внимание, несмотря на то, что она ждала его совсем от

другого человека. Она посмотрела вниз и увидела дикую незабудку; до неё было сложно

добраться, но девушка всё-таки попросила сорвать ей этот цветок в доказательство

искренности его чувств. Старший брат стал отговаривать влюблённого юношу, но тот не

думал слушать его, и смело отправился за этой незабудкой. Красавица напряжённо следила

за ним: она успела пожалеть о своей просьбе и взволнованно умоляла его вернуться, но всё

было тщётно – он не собирался отступать. Победный клич вырвался из груди юноши, когда

он сорвал цветок и поднял его высоко над собой, однако в этот же момент он оступился и

сорвался с крутого склона, разбив себе голову об острые камни. С тех пор никто не видел её

весёлой. После своего признанья девушка окончательно замкнулась в себе, и редко выходила

из своего замка. Прошёл год, и вешний дух снова вернулся в те самые края, где когда-то так

несправедливо наказал жемчужину всего королевства. И тогда он узнал, что красавица

сошла с ума, а графа давно нет в живых – его нашли заколотым на цветочной поляне среди

легкокрылых бабочек и плачущих фей. Вешний дух не мог ничего исправить, и с грустью

витал над лесом, не зная, как успокоить свою совесть, когда услышал ангельский голос – это

была та безумная девушка. Она кружилась над опасным обрывом и неустанно пела о

мстительной незабудке. Больше в те края вешний дух никогда не заглядывал.

Я направлялась в свою комнату, когда кто-то начал неистово колотить в мою непрочную

дверь. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я подошла к ней и посмотрела в глазок. То,

что я увидела там, поразило меня.

Глава 9

Они не понимают того, что одно достойно любви,

– не понимают красоты. О красоте у них пошлые

мысли, такие пошлые, что становится стыдно,

что родилась на этой земле. Не хочется жить здесь.

Фёдор Сологуб

За дверью никого не было, но в неё продолжали стучать, всё яростней и неистовей. Что-то

рвалось ко мне и хотело попасть внутрь во что бы то ни стало. Я отпрянула от двери, и через

несколько минут всё прекратилось. Одновременно с этим я уловила в себе какие-то

изменения. Я сползла по стене в угол прихожей, и попыталась собраться с мыслями,

осознать непонятную перемену. Вскоре ко мне пришло осмысление – я больше ничего не

чувствую. Думая о том, что мне недавно пришлось испытать и увидеть, я вдруг ясно поняла,

что в душе у меня больше не осталось ни боли, ни раскаянья, ни жалости. Это ужаснуло

меня, но никаких угрызений совести, которых я ожидала, не последовало. Напрасно я

надеялась, что угроза сумасшествия осталась позади. Всё только начиналось.

Моё сердце замерло, когда дверь неожиданно распахнулась. Но это была лишь Радуга. Она

весело махнула мне рукой, и стянула с себя парик.

– Ты тоже только пришла? Я, кстати, видела тебя на кладбище, – сказала она, – вернее, как

ты уходила оттуда.

– Даже не буду спрашивать, что ты там делала, – ответила я, не сильно удивившись её

словам.

– Да, тебе это совсем не понравится, – засмеялась она, а потом добавила серьёзным

задумчивым голосом, – Им, наверно, там грустно. Только представь себе, всё время лежать и

лежать, не имея возможности хоть как-то развлечься, хоть с кем-нибудь поговорить...

– Это ведь только тела. Или ты веришь в какую-то ерунду?

Она посмотрела на меня непонимающим взглядом, и ушла на кухню, не сказав больше ни

слова. А я так и осталась сидеть в прихожей, думая о её словах, о своих собственных

исканиях и заблуждениях, о том вечере, когда мы с Сашей в очередной раз отправились

навестить Андрея. Прошло уже почти больше года со дня его смерти, но я регулярно

навещала его. Родители считали это ненормальным, мама даже пыталась заставить меня

пройти лечение в какой-то известной психической клинике.

В тот день непрерывно лил дождь, но даже такая погода не могла изменить моё решение.

Помню, я очень разозлилась, когда Саша предложил мне съездить к нему в другой раз. В

этом мне виделось какое-то предательство. Я всегда говорила брату, когда приду снова, и не

могла нарушить своего обещания. Что-то во мне верило – его душа всё слышит, всякий раз

ждёт меня и спускается на землю в условленный день. Конечно, я отдавала себе отчёт в том,

что это просто моя слабая защита, от которой мне сложно избавиться. Но это всё-таки

произошло. Мы стояли с Сашей под общим зонтом возле могилы брата. Андрей радовался

нашему приходу и счастливо улыбался с залитого дождём камня, когда я, прервав наше

молчание, сказала своему продрогшему другу:

– Хочу, чтобы меня кремировали. Пообещай мне, что когда я уйду, ты проследишь за тем,

чтобы так и случилось.

– Ты никуда не уйдёшь. Я тебя не отпущу, поняла? Скажи, ты ведь несерьёзно говоришь всё

это? – спросил меня Саша, наверно, уже порядком уставший от подобных разговоров.

– Нет, мне действительно противна сама мысль о том, что я буду лежать и гнить в этой

холодной грязи. Лучше пусть меня сожгут и положат в какую-нибудь уютную чистую вазу, а

ещё лучше пусть развеют по ветру!

– А может лучше сделать из тебя чучело? – пошутил он.

– Ты совсем не слушаешь меня...

– Ошибаешься, я как раз внимательно тебя слушаю. И не я один.

– О чём ты? – спросила я, повернувшись к нему.

– Тихо! – воскликнул Саша. – Прислушайся, и ты тоже услышишь их негодующие возгласы

из-под земли. Они вопят во всю глотку, что есть мочи, напрягая свои маленькие голодные

тельца: “Эгоистка!”

Я улыбнулась, поняв, что он говорит о червях, но в ту же секунду перед глазами возникла

отвратительная сцена – я представила тело Андрея, как он лежит там, придавленный тяжёлой

землей, полуразложившийся, а из глазниц его выползают, одержимые хищной жадностью,

жирные мерзкие черви. Я закрыла глаза руками, Саша стал что-то быстро говорить, должно

быть, пытаясь меня успокоить или отвлечь, но я оттолкнула его, и пошла вперёд, целиком

погружённая в дикий ужас и осознание собственной ничтожности. Как на простой кусок

мяса смотрят работники скотобойни на ещё дышащее оглушённое животное, точно так же в

тот тёмный сырой день смотрел на меня весь мир.

Абсурд больше не душит меня. Я смирилась с ним, хотя мне тяжело вспоминать свою

отчаянную борьбу с миром, когда я впервые почувствовала его дыханье. Я бунтовала,

боялась собственной свободы и одновременно несвободы, старалась примириться, но не

смогла этого сделать. Однажды ночью он подкрался к моей постели, наклонился и

прошептал на ухо свой приговор. Это была расплата за то, что я осмелилась смотреть на него

в упор. Только избранные храбрецы могут делать это, могут говорить с ним на равных, не

испытывая страха и тоски.

Я медленно поднялась и направилась на кухню, где Радуга уже приготовила нам свежий

крапивный чай. Она всегда заваривала его, когда возвращалась утром.

– А мне уже нравится его вкус, – сказала я, сделав несколько глотков травяной жидкости.

– Я слышала, что раньше наши предки отпугивали крапивой русалок и ведьм, – сказала

Радуга, отклеивая накладные ресницы.

– Значит, на современную нечисть она не действует, – сказала я, отстранённо улыбнувшись,

резко ощутив нереальность всего происходящего.

Со мной нередко случаются подобные приступы. Они проходят так же быстро, как и

возникают, поэтому я уже почти не обращаю на них внимания.

– Лучше бы твоя крапива отпугивала вампиров, – произнесла я, вспомнив о ночной встрече в

клубе.

– Кто-то из них устроил на тебя охоту? – с любопытством спросила Радуга, и глаза её жадно

заблестели.

– Надеюсь, нет. Но я уже не раз сталкивалась с одним вампиром...

– Он красив? – перебила меня она.

– Тебе бы понравился. Но какое это имеет значение?

– Просто так спросила. Не выношу уродства, – сказала она и подошла к небольшому зеркалу,

висевшему над кухонной раковиной.

Я удивлённо посмотрела на Радугу. Мне было странно слышать это от неё, от этой милой

девушки, продававшей свою красоту моральным и физическим уродам. Наверно, у неё были

свои представления о прекрасном.

Однажды родители попросили меня присмотреть за дочерью их состоятельных знакомых. Ей

было всего шесть лет, и я надеялась, что мы здорово проведём время. Но я ошибалась –

девочка была совершенно непослушной и капризной. Стараясь её как-то заинтересовать, я

стала обсуждать с ней диснеевские мультики, но быстро оставила эту тему. Про первый же

мультик “Красавица и чудовище” она сказала так:

– Он такой страшный. Как он мог ей понравиться!

– Она полюбила его из-за характера – на самом деле он был добрый и храбрый, – объяснила

я.

– Нет, она влюбилась в него, потому что сначала он был красивым принцем!

Спорить не стоило... Конечно, внешняя красота – это вещь относительная и субъективная.

Эталоны физической красоты существовали и менялись на протяжении веков, каждый народ

имел свой канон “прекрасного” на какой-то период времени. Иногда в погоне за этими

эфемерными канонами люди совершали и совершают глупые вещи – раньше китайским

девочкам в раннем возрасте туго перетягивали ступни, чтобы добиться “идеальных”

маленьких ножек, в некоторых африканских племенах, чтобы стать красавицами, девушки

увеличивают себе длину шеи, нося специальные металлические кольца, современные жители

цивилизованных стран меняют свои тела пластикой, добавляя в них силикон, отрезая

ненужные куски плоти, делают различные инъекции, умирают от анорексии. Для чего всё

это? Чтобы соответствовать принятым стандартам, чтобы нравится противоположному полу,

чтобы сделать успешную карьеру? Смешно, грустно, нелепо. Такие люди всецело зависят от

мнения окружающих, в своей естественности видят уродство и ослеплены ограниченным

понятием красоты. Помню, я читала в газете о том, как молодая девушка покончила с собой

из-за неудачной пластической операции. Когда Эрна из рассказа Куприна нашла зеркало и

поняла, что она уродлива, девушка, разумеется, огорчилась, но это не стало для неё

страшным ударом, потому что она знала – в мире есть вещи намного важнее этого. Однако

эта героиня с самого начала казалась мне прекрасной, и дело было в её характере и

поступках. Именно это я считаю настоящей красотой. Безусловно, у меня есть своё

собственное эстетическое чувство прекрасного, но я заметила в себе одну особенность: после

знакомства с красивым человеком, иногда после короткого разговора с ним, у меня может

резко поменяться мнение о его внешности. Если человек мне не понравится, он уже не будет

казаться мне красивым. Я стану смотреть на него новыми глазами, которые, в отличие от

прежних, не увидят в нём ничего притягательного, хотя “внешняя оболочка” этого человека

не изменится. Со мной случаются и обратные ситуации – человек, чья внешность вначале

покажется мне серой и даже отталкивающей, через несколько секунд может превратиться в

самое прекрасное существо на земле. Так произошло, когда я познакомилась с Ясей. Он уже

не кажется мне таким красивым. Сказать по правде, я почти не помню его лица. Иногда мне

хочется думать, что я на самом деле любила его. Но я хорошо понимаю, что это не так. Я

даже была влюблена не в него, а в своё представление о нём. Теперь мне кажется это

очевидным. В то время я уже не могла никого любить, в то время я уже была трупом.

Радуге надоело любоваться на себя в зеркало, и она решила вывести меня из моей

задумчивости:

– Ты такая бледная, Иллюзия. Хочешь, я дам тебе свои румяна?

– Нет, спасибо. Мне просто нужно немного поспать, – ответила я, – У меня сегодня вечером

важные дела.

Радуга с любопытством взглянула на меня, но ничего не спросила. Сегодня ей всё-таки

удалось удивить меня.

– Недавно кто-то приходил к тебе. Теперь ты работаешь прямо на дому? – спросила я, решив

задать волнующий меня вопрос.

Я не смогла понять, что отразилось на её лице – смятение, страх, или радость. Возможно, все

эти чувства живо промелькнули на нём, через секунду скрывшись за непроницаемой стеной

взгляда.

– Нет, – ответила она и, не пожелав больше ничего говорить, ушла в свою комнату.

Я не придала большого значения её необычному поведению и, допив чай, отправилась

восстанавливать силы для грядущей встречи с тем человеком, или существом, обещавшим

открыть мне важные тайны. Перед тем, как покинуть кухню, я тоже задержалась у зеркала. И

долго стояла так, напряжённо всматриваясь, постепенно приближаясь к своему отражению,

как зачарованная, не в силах отвести взгляда с гладкой поверхности, где на меня пытливо

смотрело моё alter ego. Я почувствовала, как во мне нарастает тревога, но только ещё ближе

придвинулась к своему двойнику. Это было похоже на любопытный страх ребёнка, который

начертил на зеркале мыльную лестницу, и ждёт, когда на ней появится чёрная фигура

Пиковой Дамы. В какой-то момент мне привиделось, что на меня, жестоко ухмыляясь,

смотрит незнакомый человек – я видела своё тело, но оно казалось мне совершенно чужым.

Очень странное чувство. Я вздрогнула. Что это было: очередной знак превращения, или

просто усталость? В любом случае, это уже ничего не меняет. С такими мыслями я вышла из

кухни. Спустя несколько минут я уже крепко спала.

Когда я открыла глаза, то сразу ощутила беспокойство. Я долго смотрела на часы и не могла

понять, о чём они говорят мне; лишь через некоторое время мне стало ясно, что я проспала

до глубокого вечера, и теперь опаздываю на свою, возможно, во многом решающую встречу.

Я быстро собралась, обрушивая страшные проклятья на не прозвеневший будильник. Только

открывая входную дверь, я услышала плач, доносившийся из комнаты Радуги. Неожиданное

удивление быстро сменилось лёгким сочувствием, которое, впрочем, так же быстро

превратилось в мысль, что такое сочувствие, которое будило во мне порыв утешить её,

может стоить мне дорого. Поэтому я решительно захлопнула за собой дверь, оставив за ней

чужую боль. Внимание всегда стоит дорого. Оно всегда требует какой-то платы, а иногда

хочет жертв. Меня часто мучит вопрос – а не была ли болезнь Андрея такой жертвой? В

детстве он всегда радовался, когда заболевал, но не по той причине, что не надо было идти в

детский сад или школу: тогда родители возвращались домой пораньше, отпрашивались с

работы, дарили своему ребёнку ту заботу и любовь, которые ему были так необходимы, и

что, конечно, не могла дать нам ни одна няня. Эти чужие тёти ненадолго входили в нашу

жизнь и быстро покидали её, оставляя после себя чувство предательства, разочарования и

нелогичной детской обиды. Однако время шло, мы росли, и обычная ангина уже почти

перестала волновать родителей. Может быть, поэтому у Андрея появилась эта тяга к

экстремальным прыжкам и другим опасным трюкам? Может быть, поэтому он, в конечном

итоге, заболел раком? Бредовая мысль, но она навечно поселилась в моей голове. Мне

кажется, если бы родители сильнее показывали свою любовь, чаще говорили нам о том, как

мы им дороги, находили время, чтобы выслушать наши наивные, смешные мысли – он бы

никогда не стремился к тем вещам, которые могли как-то покалечить его, чтобы заслужить

их внимание, он бы никогда не хотел заболеть и не ушёл бы так рано. При жизни, когда я

думала об этом, мне становилось трудно находиться в обществе родителей, которые после

смерти Андрея вдруг стали до тошноты внимательны ко мне. Отец, правда, недолго мучил

меня этим, но мама, деловая женщина с сильным характером, даже уволилась с работы и

стала домохозяйкой. Однако это уже было не нужно. Это было несправедливо. Они были

нужны мне, но не так сильно, как брату. Поэтому это было несправедливо, поэтому дома я

запиралась в своей комнате, не хотела возвращаться домой с учёбы, садилась в метро на

Кольцевую линию и часами каталась по бесконечному подземному кругу. А потом, когда всё

стало совсем бессмысленным, сделала свой выбор. Если хочешь догнать белого кролика,

готовься упасть. Я уже не так уверена в этом, ведь до сих пор хожу лишь по его запутанным

следам.

Сначала я никого не заметила на площадке, но вскоре моё внимание привлекли качели,

которые сперва раскачивались совсем легко, словно от ветра, но постепенно стали набирать

скорость – что-то незримое сидело на них и, по-видимому, знало о моём присутствии.

– Здесь кто-то есть? Это вы мне писали? – спросила я у пустоты, подойдя к качелям.

После недавних событий, я убедилась – тут может быть и такое.