Текст книги "Мистика"

Автор книги: Нил Гейман

Соавторы: Клайв Баркер,Брайан Ламли,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Питер Тримейн,Бэзил Коппер,Мэнли Веллман,Уильям Ходжсон,Брайан Муни
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Брайан Муни
Стервятники

Рубен Калловей и Родерик Ши

Рубен Калловей родился в 1928 году. Оставленный матерью при рождении, малыш жил в разных приютах, пока в возрасте трех лет его не усыновил один вдовец – археолог Симеон Калловей. Впоследствии Рубен объездил с приемным отцом, который пробудил в нем интерес к оккультизму Египта и Индии, весь мир. Военную службу Рубен проходил в составе Британского разведывательного корпуса в Западном Берлине. Завершив ее в начале 1950-х годов, он занял пост профессора в Саутдаунском университете в Гэмпшире, где отдавал предпочтение исследованиям в области оккультных наук и преподаванию. Мистеру Калловею также нередко приходилось выступать в роли эксперта, принимая участие в расследовании таинственных и загадочных случаев.

Священник Родерик Ши родился 1940 году. Впервые он повстречал Рубена Калловея в 1967 году, и с той поры жизнь его уже никогда не была такой, как прежде. У Родерика был дар священнослужителя (как и у некоторых его ирландских предков), но это его никогда не радовало.

Брайан Муни описывал Калловея так: «…своего рода неряшливый Орсон Уэллс, со всем его высокомерием, но без очарования». Впервые Муни вывел Калловея как главного героя в неопубликованном рассказе Лавкрафтианы, который так и не удосужился переписать. Имя Калловея упоминается в «Стражниках врат» (The Guardians of the Gates), вошедшего в сборник «Ктулху: Миры и сказания» (Cthulhu: Tales of the Cthulhu Myhos, № 2, 1977). Первой историей с совместным участием Калловея и Ши стал рассказ «Происшествие в Дармэмни-Холле» (The Affair at Durmamny Hall), напечатанный в специальном выпуске «Оккультные детективы» в журнале «Kadath» (июль, 1982). Калловей в одиночку шел по следу европейского оборотня в рассказе «Дело Вальдтойфеля» (The Waldteufel Affair), появившемся в «Антологии фэнтези и сверхъестественного» (The Anthology of Fantasy and the Supernatural, 1994). Затем пара вернулась к читателю в рассказе «Могила Прискуса» (The Tomb of Priscus), включенном в сборник «Тени над Иннсмутом» (Shadows Over Innsmouth, 1994). В этом рассказе Калловей и Ши обнаружили, что место археологических раскопок в Италии служит вратами для возврата Древнего Нечто.

Рубен Калловей, насытившись обильным ужином и насладившись выдержанным вином, лишь слегка удивился, когда хозяин дома, где он гостил, прервал его сонное умиротворение следующим заявлением:

– У меня есть серьезные основания полагать, что меня убьют, и я бы хотел обратиться к вам за помощью.

Вообще-то, Калловей ожидал чего-нибудь в этом роде. Не бывает бесплатного сыра или, как в данном случае, бесплатного уик-энда со всей прилагающейся кормежкой.

Калловей всегда радовался, когда жизнь преподносила ему что-то хорошее, а съеденный им только что ужин – от паштета с тончайшим хрустящим тостом до щедрой порции силлабаба [76]76
  Силлабаб – напиток из сливок с вином, сидром и сахаром. – Прим. пер.


[Закрыть]с последующим изобилием сыров – был настоящим праздником живота. При этом с сэром Исааком Прайсом Калловей был едва знаком – однажды пересекся с баронетом на какой-то помпезной университетский церемонии, – и теперь его разбирало любопытство, почему этот миллионер пригласил его к себе.

Впрочем, Калловей не был гордецом, да и его жалованье университетского лектора не позволяло жить на широкую ногу, поэтому он сразу согласился на этот визит. Отменив несколько консультаций с равно блистательными и безнадежными студентами, он быстро, насколько это позволяла его колымага довоенного производства, отправился в отдаленный йоркширский особняк.

После пудинга оба джентльмена перешли из столовой в библиотеку и расположились там у большого камина. Стены просторной восьмиугольной комнаты от пола до потолка занимали шкафы, заставленные самого разного рода книгами – от солидных томов в прекрасных кожаных переплетах до потрепанных книжек в бумажных обложках.

Пока они ожидали, когда Элмор, дворецкий Прайса, подаст кофе, Калловей изучал книжные полки. Как истинный книгоман, он наслаждался обилием эклектических коллекций, которые предстали перед его глазами. Они охватывали все темы, которые могли бы заинтересовать или развлечь думающего человека (именно таким Калловей и был).

Здесь были книга по философии, древней и современной: от Демокрита с афинянами и школой Платона до Гегеля, Кьеркегора и Рассела. Были на этих полках и классики, расставленные без какой-либо системы. Тома сочинений Диккенса и Скотта зажимали между собой несчастную Джейн Остин, в то время как расслабленный Джордж Элиот свободно прислонился к Уэллсу и Киплингу. Сестры Бронте делили полку только с Коллинзом. Французов и русских обильно представляли Дюма, Золя и Бальзак, стоявшие вперемешку с Толстым и Тургеневым.

Калловей увидел здесь работы по медицине и астрономии, ботанике и энтомологии. Множество книг Элеонор Омерод соседствовало с отменным изданием «Иллюстрированного естествознания» преподобного Вуда, стоимость которого Калловей оценил в свое жалованье за несколько месяцев. В отдельном шкафу стояли разнообразные версии «Тысячи и одной ночи». Там были не только широко распространенные переводы Бартона, Мэрдраса и Мазерса, но и английская версия раннего издания Галланда заодно с изданием Торренса 1838 года и коллекцией Пэйниса за 1882-й. В том же шкафу утомленный жизнью Боккаччо обменивался колкостями с вульгарным весельчаком Рабле.

Имелись и юмористы: Вудхаус, Тербер, Беллок, Торн Смит. Детективная литература: профашист Бульдог Драммонд соперничал с учтивым святошей Пуаро, надменным Холмсом и еще целым полком подобных персонажей. Пестрел яркими корешками «Золотой век научной фантастики», а один шкаф был целиком отведен под литературу о сверхъестественном. Калловей немало удивился, увидев здесь почти все дешевые издания антологий, выпущенные в тридцатых годах разными газетами с Флит-стрит. [77]77
  Флит-стрит – улица в Лондоне, центр английской газетной индустрии.


[Закрыть]Отличные коллекции, но многие состоятельные особы посчитали бы их достоинства ниже своего кошелька. Там же были сочинения Стокера, М. Р. Джеймса, американца По, Бирса, Лавкрафта и многих других.

Но больше всего Калловея порадовал тот факт, что все эти потрепанные книги, судя по всему, не раз бывали в употреблении, а не просто заполняли полки в шкафах.

– Вы определенно из тех, кто мне по душе, – сказал он, вернувшись к своему креслу у камина.

– Вот, взгляните сюда, – едва ли не смущаясь, предложил баронет, словно опасался, что его сочтут банальным. – Это мои любимые, потому что именно их я выбрал в качестве моего первого школьного приза.

Прайс взял с кофейного столика две книги и передал их гостю.

Калловей посмотрел на обложки, на которых значилось «Книга общих знаний для мальчиков» и «Загадки и головоломки для мальчиков». На форзаце каждой было выведено: «Исааку Прайсу за исключительное старание. Июнь 1904 г.».

– Нет книг лучше для отдыха и развлечения, – сказал Прайс, улыбнувшись так гордо и очаровательно, словно ему снова было лет десять или одиннадцать.

– Согласен, – спокойно отозвался Калловей, – спасибо, что показали мне их.

Сэр Исаак Прайс был человеком со странностями, к такому выводу Калловей пришел еще раньше. Этот миллионер унаследовал миллионы и в придачу к ним сам сколотил приличное состояние в Африке. Было очевидно, что он хорошо образован и начитан, однако большую часть времени он вел себя, как динозавр Викторианской эпохи или вульгарный нувориш, напоминая какого-нибудь персонажа Сомерсета Моэма. Например, он заявил Калловею, – едва ли не хвастаясь, – что не знает ни слова ни на одном иностранном языке.

– Всегда найдется поблизости кто-то, кто говорит по-английски, – утверждал баронет. – А если нет, то английский всегда понимают, когда орешь достаточно громко.

В то же время в деловых вопросах он был занудой.

– Никогда не усложняйте, – инструктировал Калловея Прайс. – Это был мой девиз в бизнесе. Все должно быть просто. Если твоя система проста, то и решения проблем в основном простые. «Бритву Оккама» [78]78
  «Бритва Оккама» – принцип, сформулированный философом и теологом Вильямом Оккамом и гласящий, что не следует умножать сущности без необходимости. – Прим. ред.


[Закрыть]помните?

Но в остальном он был отличным компаньоном. Они обсуждали радиопередачи, делились банальными радостями от «Гунн Шоу» и «Космического путешествия». (В эти минуты Калловей и начал ценить Прайса. Он взвесил все «за» и «против» и решил, что хозяин ему нравится.)

Они обсудили политиков и сошлись во мнениях о Суэцком кризисе, оценив его как жалкую отчаянную акцию жалкого и отчаявшегося премьер-министра.

Выяснилось также, что обоим джентльменам нравится рок-н-ролл.

– Я всегда ценил блюз и простую музыку, а рок-н-ролл – просто их естественное продолжение, – сказал Прайс, а стариков, которые осуждали новую музыку, назвал узколобыми и отсталыми консерваторами.

Что касается кинематографа, оба получали удовольствие от фильмов ужасов, комедий Капры и эпических лент де Милля.

Тощий старик-слуга Элмор, который, возможно, был гораздо моложе, чем казалось, подал им кофе «Блу Маунтин», а Прайс тем временем отмерил щедрые порции спиртного в пузатые бокалы.

– Арманьяк, – сказал он, передавая бокал Калловею. – «Маркиз де Монтескью». Компания была основана потомком Шарля де Батца Кастельмора, говорят, именно он был прототипом д'Артаньяна. Я не пью ничего другого.

– Даже такие чудесные коньяки, как «Хайн» или «Отард», к примеру?

– Даже их. Если нет под рукой «Маркиза», я скорее просто выпью чашечку кофе.

Как только Элмор удалился, сэр Исаак предложил Калловею сигару из великолепно инкрустированного портсигара с увлажнителем.

– Благодарю.

Внушительных размеров джентльмен одобрительно фыркнул, оценив прекрасный табак и прочитав название марки.

– «Ойо де Монтеррей». Как-то мне довелось повстречать старого французского аристократа, который курил только эту марку.

– Я был с ним знаком, – заметил сэр Исаак. – Оккультист, полагаю, как и вы.

– Не понимаю, с чего вы взяли, – недовольно пробурчал в ответ Калловей. – Это абсолютная неправда. Да и монсеньора ле Дюка вряд ли порадовала бы подобная характеристика.

– Ну, а я слышал довольно странные истории о нем. – Сэр Исаак аккуратно отрезал кончик своей сигары. – Так же, собственно, как и о вас. Вы сравнительно молоды, Калловей, но, говорят, обладаете существенными познаниями о потустороннем. А еще, насколько мне известно, вы детектив-любитель.

– Я прочел несколько книг в закрытых отделах Британского музея, – пробурчал Калловей, – и еще читал Конан Дойла.

– Вам знакома Африка? – вдруг сменил тему баронет.

– Я бы так не сказал, – отвечал Калловей. – Правда, я провел некоторое время в Египте, что было связано в основном с университетской работой. Делал пересадку в Кейптауне на пути в Индию. Вот и все мое знакомство с Африкой.

– Интересное место. Когда ты в саванне, то всегда можешь определить, где произошла чья-нибудь смерть. Там собираются стервятники. За несколько миль видно, как они кружат над этим местом. – Сэр Исаак сделал затяжку и через секунду продолжил: – Люди-падальщики не слишком от них отличаются. Когда умирает кто-нибудь достаточно состоятельный, собираются стервятники. Каждый надеется отхватить свой кусок, каким бы ничтожным он ни был. Так же будет и когда придет мой черед.

Калловей недовольно хрюкнул. Кофе был хорош, бренди и сигары великолепны. (Если бы можно было себе позволить, подумал он, ради таких сигар отказался бы от своих любимых турецких сигарет.) Калловей поудобнее устроился в кресле с подушечкой для головы. Он был терпелив, так как догадывался, что сэр Исаак, когда захочет, сам перейдет к делу.

Баронет некоторое время разглядывал своего гостя, а потом сказал:

– Пернатые стервятники сами не убивают. Люди-стервятники, напротив, способны на убийство. Я умру, Калловей, и у меня есть веские причины полагать, что меня убьют, и я хочу попросить вас об услуге. Не думаю, что это случится в ближайшее время, однако это случится.

Если бы у Калловея был банальный склад ума, он бы решил, что имеет дело с чудаком или невротиком. Но в том-то и дело, что банальность была чужда Калловею. Он внимательно посмотрел на загорелое, обветренное, худое лицо собеседника и пришел к выводу, что тот не шутит.

– У вас есть доказательства? – спросил Калловей. – Вы подозреваете, кто ваш предполагаемый убийца? И говорили ли вы об этом с полицией?

– Нет, нет и нет. – Сэр Исаак неожиданно улыбнулся. – Благодарю, что не сочли меня сумасшедшим, Калловей. У меня нет никаких доказательств того, о чем я рассказал вам вкратце. Подозреваю, что моим убийцей будет некто, кто близок мне, тот, кто сейчас еще слишком юн или даже еще не родился. Как вы себе представляете попытку объяснить все это полиции? В любом случае, если я расскажу в полиции, почему я верю в то, что буду убит в неопределенное время в будущем, они уже никогда не воспримут мои слова всерьез.

Сэр Исаак встал и потянулся. Ростом он был семьдесят пять дюймов, под стать своему гостю, но при этом жилистый и гибкий, в отличие от неповоротливого и грузного Калловея.

– Я бы хотел, чтобы вы пошли со мной и кое на что взглянули, Калловей, – сказал он. – Прихватите с собой бокал.

Выбираясь из кресла, Калловей уронил пепел от сигары на грудь. (Чуть раньше он избавился от мятого смокинга – это был не дом, а теплица. «Не выношу холода, – объяснил Прайс, – с тех пор, как вернулся из Африки».) Неэффективная попытка стряхнуть пепел только добавила пятен на белой рубашке. Задержавшись ровно на столько, чтобы заново наполнить бокал из ближайшего графина, Калловей потащился следом за хозяином из библиотеки.

Пройдя по устланному толстым ковром коридору, два джентльмена подошли к украшенной великолепной резьбой двери. Прайс вытянул из кармана брюк длинную цепочку с одним-единственным ключом.

– Никто не входит в эту комнату без меня, – пояснил он.

С этими словами баронет открыл дверь, и они вошли внутрь. Сэр Исаак щелкнул выключателем. Прямоугольная комната впечатляющих размеров мгновенно осветилась мягким свечением ламп, укрепленных на обшитых панелями стенах.

По одну сторону комнаты располагался большой открытый камин, в котором, несмотря на то что никто в комнате не мог этого оценить, горел огонь. Возле камина стояло несколько кресел с подголовными подушками, а сбоку пристроился небольшой столик на колесах, с графинами и бокалами.

На полпути к камину значительное пространство комнаты занимал стол на восьми крепких ножках, со стеклянной столешницей, а в дальнем затененном углу Калловей заметил нечто похожее на статую, выполненную в человеческий рост. Стол был с объемной столешницей, возможно, чуть больше, чем у бильярдного стола, и Прайс повел своего гостя прямиком к нему. Баронет прикоснулся к скрытому выключателю, и внутреннее пространство стола залил золотистый свет удивительной чистоты.

Система освещения была настолько хитроумно устроена, что обнаружить источник света казалось практически невозможным.

У Калловея от изумления перехватило дыхание. Перед ним развернулась самая невероятная по реалистичности диорама из всех, что он видел в своей жизни. Словно с высоты нескольких тысяч футов он смотрел на простирающуюся миля за милей африканскую саванну. Там виднелись поросшие травой равнины, водоемы, далекие холмы с миниатюрными вкраплениями акаций, и там были фигуры, крохотные, не больше булавочной головки, но все же узнаваемые.

За многочисленными стадами пасущихся гну и зебр невидимой тенью неслись стаи диких собак динго, шакалов и гиен. Слоны и жирафы ощипывали молодые листья с деревьев, и облачка пыли клубились у них под копытами. Прайд сонных львов отыскал подобие тени и дремал, переваривая обильную пищу. Где-то вдалеке охотники укрылись за термитниками, подстерегая добычу и предвкушая полные котлы пищи и туго набитые животы.

Калловей потер глаза и снова уставился на стол. Он не был уверен, но все же… эти стервятники кружились в небе не в столешнице, а над ней, на свободе?

Калловей повернулся к баронету.

– Примите мои поздравления, – сказал он. – Никогда не видел ничего подобного. И сомневаюсь, что когда-нибудь увижу. Это вы создали?

Исаак Прайс покачал головой:

– Моих рук дело декорации – стол, освещение… Остальное – иллюзия, реальность… кто знает?

Баронет не стал углубляться в подробности. Вместо этого он взял Калловея за руку и подвел к статуе в углу комнаты. Щелчок выключателем – и два светильника отбросили теплое свечение. Это была не просто статуя, а что-то другое. Фигура казалась воплощением власти, на ее плечах красовались доспехи… Калловей не мог понять, что же именно он видит перед собою.

Наряд из рыже-коричневой кожи рептилий, украшенный металлическим орнаментом и перьями, венчала зловещая маска василиска из потемневшего от времени дерева, с глазами из какого-то драгоценного камня, возможно, агата. На маску был водружен головной убор древних фарисеев, а шею украшал массивный ворот из переплетенных золота и серебра. В каждой руке фигура сжимала по длинному деревянному жезлу или скипетру, эти украшенные тонкой резьбой палки явно символизировали власть. Калловей обнаружил, что по какой-то причине не в состоянии выдержать взгляд неумолимых глаз, которые смотрели на него из-под этой гротескной маски.

– Волнующе, не так ли, – прокомментировал Прайс. – Это Элкуан, вернее, тот, кто когда-то был Элкуаном. Идиот, не прикасайтесь к нему!.. – Последнюю фразу он выкрикнул, когда Калловей потянул к фигуре свою массивную лапу.

– Прошу прощения, Калловей, – сказал баронет через несколько секунд. – Но поймите, когда я сказал, что это Элкуан, то я именно это и имел в виду. Внутри костюма мумифицированный труп человека, которого звали Элкуан. – Он выключил подсветку. – Давайте вернемся в библиотеку, и я все объясню.

– Я познакомился с Элкуаном почти сорок лет назад, когда я был еще очень молод и только-только приехал в Кению, – начал свой рассказ Прайс, когда они снова расположились в креслах, освежили бокалы с арманьяком и прикурили сигары. – Я предполагаю, вы назвали бы его шаманом, но это не совсем точное определение. Элкуан жил в одном из местных селений, но он не принадлежал к их племени. Для начала он не был негром, не говоря уже о кикуйу. [79]79
  Кикуйу – одно из многочисленных племен Кении.


[Закрыть]

Я действительно не знаю, из каких земель он явился в Кению, но больше всего его внешность напоминала мне рисованные или резные изображения древних египтян: та же удлиненная голова, те же прекрасные тонкие черты лица. Элкуан говорил на огромном количестве африканских языков и английским тоже владел великолепно. Он никогда не рассказывал о своем происхождении, но не один раз намекал, что мне не понять этого до конца. Например, он часто упоминал о племени людей-ящеров из Валусии, это, как я понимаю, одна из легендарных рас доисторического периода.

Калловей согласно кивнул.

– Это Элкуан создал чудесную диораму, которую я вам показал, – продолжил сэр Исаак. – Он поручил мне сделать стол, а потом каким-то образом создал диораму. Но это было уже потом…

В любом случае это слишком длинная история, чтобы в нее углубляться, но на заре наших отношений благодаря мне он остался в живых. После этого он стал для меня кем-то вроде приемного отца, а я ему приемным сыном. Он сказал мне, что у его народа принято, чтобы после смерти отца сын хранил его мумифицированное тело в достойном месте. Где еще должен находиться отец, чтобы наблюдать и защищать своего отпрыска? Он взял с меня слово, что я окажу ему эти традиционные для его народа почести.

Прайс вдруг рассмеялся.

– Ну и пришлось же мне повертеться, чтобы доставить этот стол и тело Элкуана домой! Приходилось убеждать всякого рода носильщиков, перевозчиков и чиновников, что это подлинные музейные экспонаты.

Настрой баронета внезапно изменился.

– Это Элкуан… незадолго до своей смерти… предсказал, что на закате жизни я буду убит близким мне человеком. При других обстоятельствах я бы не обратил внимания на его пророчества, счел бы их суеверием «мумба-юмба». Но к тому времени я уже много лет знал Элкуана и был свидетелем тому, какой непостижимой силой он обладает. Поэтому я без вопросов воспринял его слова. Еще он сказал, что благодаря его вмешательству я буду без промедления отомщен. Проводником посланного им возмездия будет большой человек, обладающий знаниями и невероятным аппетитом. Правда, его описание было более цветистым. Я думаю, что, возможно, этот человек – вы, Калловей.

– Я не ангел мести, – сказал Калловей. – Вам бы лучше отправиться на Сицилию или в Штаты и нанять киллера-мафиози. Некоторые из них обладают отменным аппетитом и обширными познаниями касательно смерти и мести.

– Я не говорю, что именно вы будете мстителем, само собой, – отвечал баронет. – Я так представляю, что вы послужите своего рода краном, через который изольется некая сила Элкуана. – Он на секунду задумался, потом аргументировал: – Очевидно, что месть может принимать разные формы. Например, когда офицер полиции расследует преступление и его расследование приводит к осуждению преступника, можно сказать, что этот офицер – проводник мести общества.

Не спрашивая позволения, Калловей налил себе еще полбокала бренди.

– Тут, возможно, вы правы, – пробурчал он.

– Все, о чем я вас прошу, Калловей, это чтобы в случае, если я когда-нибудь позову вас, вы пришли и, если со мной что-нибудь случится, постарались узнать правду. Просто пообещайте мне это.

– А Элкуан не упомянул о каком-нибудь способе обойти опасность или избежать… такой участи?

– Я думал об этом, – признался сэр Исаак. – Элкуан ответил, что это предначертано, а то, что предначертано, то всегда сбывается.

– Ладно, – пробурчал «большой человек». – Если это когда и случится, я согласен искать правду. Вряд ли полиция будет рада моему вмешательству, но я сделаю все, что смогу. – Калловей немного воспрял духом. – Возможно, ваш местный бобби окажется толстяком, склонным пофилософствовать, и тогда я смогу остаться дома…

Это было приблизительно лет двадцать назад, а теперь я с Калловеем был в нескольких десятках миль от особняка сэра Исаака Прайса. Калловей уже давно получил звание университетского профессора, и место его не достойного уважения старого «форда» занял не достойный уважения старый «роллс». Это была единственная материальная награда, которую преподнесла Калловею жизнь. Он по-прежнему был вынужден курить турецкие сигареты, а не гаванские сигары и до сих пор не мог позволить себе арманьяк «Маркиз де Монтескью».

Во время нашего путешествия он и рассказал мне о том первом вечере в доме сэра Исаака.

– И потом больше ни слова об этом деле, – сказал Калловей. – Это был просто уик-энд в доме друга. Мы немного гуляли, немного поохотились, много выпивали, мы беседовали, смеялись, рассуждали о миропорядке. И ни разу не упомянули имени Элкуана и не вспомнили о его странном пророчестве. И после того уик-энда ни одной весточки от сэра Исаака Прайса. Вплоть до вчерашнего вечера, когда я получил его телеграмму.

Калловей показал мне эту телеграмму. Ее вполне можно было выставить на конкурс «Самая короткая телеграмма года»: «Сейчас. Прайс».

– Вы уверены, что он не мистификатор или банальный эксцентрик?

– Дорогая бы вышла мистификация. Помимо того, что Прайс подарил самый роскошный уик-энд в моей жизни, он оплатил мне бензин.

Калловей начал вертеть в одной руке пачку сигарет, и «роллс» запетлял по, благодарение Богу, пустому шоссе. Я выхватил у профессора пачку и прикурил для него сигарету. Она была отвратительной. Я часто думаю о том, что, если бы шоколад был таким же мерзким на вкус, как табак, никто в жизни больше не съел бы ни кусочка. Так почему же люди настолько упорствуют в своем пристрастии к табаку?

Калловей в благодарность что-то буркнул.

– Что касается эксцентричности… ну, какие-то аспекты его жизни обычные люди могут посчитать проявлением эксцентричности, а какие-то, наоборот, разумными. У него не было телевизора, но телевидение в пятидесятые еще не распространилось так широко, как в наше время. И даже сейчас в некоторых отдаленных районах нашей страны существуют проблемы с приемом телепрограмм. И телефона в его доме тоже не было. Он сказал, что сыт по горло теми, что имелись у него, когда он занимался бизнесом. Не могу сказать, что нахожу это странным. Я сам терпеть не могу эти чертовы полезные устройства.

Устройства, которые можно использовать, чтобы вовлечь меня в авантюру, добавил бы я. Но не стал себя утруждать, так как знал, что это ничуть не заденет Калловея. Выехали мы рано, сначала проехали по холмам Гэмпшира и Уилтшира, потом через Глочестер и Уорикшир, объехали Бирмингем с его пригородами и добрались до южных окраин Йоркшира. Обогнув крупные города Шеффилд, Брэдфорд и Лидс, мы в итоге оказались среди йоркширских долин и вересковых пустошей, на пути к границам с Кумбрией и Даремом.

Когда мы отправились в дорогу ранним утром, небо заволокли низкие темно-серые тучи, и большую часть пути дождь перемежался со снегом, к чему прибавлялись фонтаны грязи из-под колес встречных машин, что невероятно снижало видимость. Манера Калловея вести машину не улучшала ситуацию, и я не раз вздрагивал от страха.

– Не понимаю, почему вы волнуетесь, – смеялся он. – Я чувствую себя в полной безопасности. Ехать в одной машине со священником спокойнее, чем с целой компанией святых Кристоферов. [80]80
  Святой Кристофер почитается как покровитель путешествующих.


[Закрыть]

Когда мы достигли центральных графств, снег с дождем прекратился, но тучи потемнели и приобрели гнетущий темно-багровый оттенок. Ветер стих, словно ожидая, когда вся эта масса придавит собой нашу машину. Когда мы свернули с шоссе на пустынную сельскую дорогу и до нашего пункта назначения оставалось несколько миль, опять пошел снег. Снегопад усиливался, фары высвечивали только белую поверхность дороги, а «дворники» с великим трудом очищали лобовое стекло.

– Не волнуйтесь, – сказал Калловей. – Я думаю, мы уже почти приехали.

Мы продолжали подъем и несколькими минутами позже выехали на перевал. Внизу, в долине, где-то на расстоянии мили, я увидел огни огромного дома с башенками. Несмотря на то что было темно, ощущалась атмосфера старых времен и основательности. Я от всей души поблагодарил Господа. Калловей только самодовольно ухмыльнулся, словно хотел сказать: «Доверьтесь мне, Родерик».

Через несколько минут мы стояли на крыльце, размером с небольшую часовню. Калловей колотил железным дверным молотком по деревянной двери с металлическими шишками, совсем не такой, как в моей церкви. Каждый тяжелый удар отзывался эхом нескольких ударов, но Калловей перестал стучать, только когда услышал, как загремели отодвигаемые засовы. Заскрипели несмазанные петли, и дверь с трудом отворилась. На нас уставился тощий, как скелет, человек в болтающемся костюме.

– Элмор! – пробасил Калловей, – Клянусь, ты ничуть не изменился.

Мы прошли по холлу, который, будь он чуть поменьше, мог бы послужить декорациями для «Узника Зенды» [81]81
  «Узник Зенды» – роман английского писателя Э. Хоупа, по которому был снят одноименный фильм. Приключения в стиле «плаща и шпаги» происходят в вымышленной стране Руритании.


[Закрыть], правда, для авангардной ню-версии, потому что в этом доме было жарко, как под пуховым одеялом.

– Профессор Калловей… сколько лет, сколько зим! Большая радость видеть вас, сэр, – Переполненный крупными зубами рот дворецкого растянулся в улыбке. – Сэр Исаак говорил, что вы приедете.

Калловей махнул рукой в мою сторону.

– Я взял на себя смелость привезти с собой моего друга отца Ши, – пояснил он. – Уверен, у вас найдется для него местечко. В этом доме сотни две комнат, не меньше. Мы можем видеть сэра Исаака?

Дворецкий покачал лысой головой:

– Вряд ли. Хозяин вроде как устал. Только-только ушел прилечь. Вы увидитесь с ним утром. Хотя здесь молодой мистер Ричард вместе с мистером Питером Лэмборном. Я недавно слышал, как они спускались поиграть на бильярде.

– А кто они такие?

– Как, сэр! Мистер Ричард – племянник сэра Исаака, мистер Ричард Тибалд, вот так. А мистер Лэмборн – адвокат сэра Исаака, он здесь по делам. Не мое дело, но они с мистером Исааком помалкивают об этом. Это все равно, вы следуйте за мной, джентльмены, я покажу вам ваши комнаты. Когда приведете себя в порядок после дороги, вас будет ждать горячий ужин и питье.

Мы встретились с гостями этого дома, когда поглощали весьма щедрый ужин за столом, который накрыл для нас Элмор. Дверь распахнулась, и в столовую, опережая хозяина, ворвался энергичный мужской голос:

– Бросьте, Лэмборн, всего один бокал перед сном… Вечер добрый, кто вы?

Тот, кто спрашивал, был коренастым молодым человеком лет двадцати пяти. Одет он был небрежно – расклешенные вельветовые брюки и цветастая рубашка. Его темные волосы спадали на плечи, и у него были густые усы а-ля Сапата. [82]82
  Сапата – деятель мексиканской революции.


[Закрыть]Следом за ним шел мужчина постарше, его черные блестящие волосы облепляли череп. На нем был теплый, дорогой по виду костюм в тонкую полоску. Я не мог понять, как он выдерживает тропический климат этого дома. Возможно, он был просто невосприимчив к температуре воздуха.

Мы представились. Тот, что помоложе, повернулся к Элмору, который начал убирать со стола.

– Ты не говорил, что будут еще гости.

В его голосе не было злости, но раздражение чувствовалось.

– Ну, мистер Ричард, я так подумал, что это дело сэра Исаака говорить вам, кого он пригласил в свой дом… сэр.

В интонации дворецкого не промелькнуло и тени симпатии.

Калловей рассматривал Ричарда Тибалда.

– Мы не знакомы? – спросил он. – Я уверен, что видел вас раньше. Может быть, в Саутдаунском университете?

– Я так не думаю, – ответил молодой человек и продолжил: – Вообще-то, я обучался в Кембридже. – Улыбка его была надменной, а в голосе чувствовалось презрение к менее значительным университетам.

В ту ночь мне не спалось, вероятно, из-за неудачного сочетания чужой кровати и жары в комнате. Но ближе к утру я все же задремал и поэтому пробудился чуть позже обычного для меня времени. Было уже девять утра, когда я спустился к завтраку. Очнулся я от странной непроницаемой тишины, такая бывает при снегопаде. Мои предположения подтвердились, когда я отдернул шторы в спальне. Тяжелые наносы снега взбирались по склонам холмов все выше, заглушая своей массой все звуки. И хотя снегопада не было, затянутое тучами небо грозило вновь наслать его на нас, и ждать оставалось недолго. Я не видел возможности отправиться куда-либо из этого дома в ближайшее время.

– Просто небольшая поездка, – пообещал Калловей, когда позвонил мне в пресвитерию. – Займет всего день или около того.

Придет время, и я перестану поддаваться на его уговоры.

Пока Элмор подавал мне бекон с яичницей, я упомянул о погоде.

– Да, сэр, здесь в горах становится худо. Теперь вы можете застрять тут на несколько дней. Хорошо еще, что у нас в доме всегда полная кладовая. Самая близкая деревня – Филдайк, но до нее не доберешься, когда такой снег.

В этот момент вошли Тибалд и Лэмборн и, небрежно поздоровавшись, приступили к завтраку.

Я не мог избавиться от ощущения, что эти двое были бы не против, если бы мы с Калловеем покинули их и бесследно исчезли в заснеженных горах. Затем в столовую, жизнерадостно пробасив приветствия, вплыл мой друг. В одной руке у него была дымящаяся чаша с овсянкой и стакан с жидкостью, подозрительно напоминающей бренди, – в другой. Поедая овсянку, бекон с яйцами и бесконечные гренки с медом, он вел одностороннюю беседу, совершенно не обращая внимания на едва ли не грубые манеры сотрапезников.