Текст книги "По светлому следу (сб.)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

– Можно ли, однако, так сразу ему довериться?…

– Если я сказал, что он произведена меня хорошее впечатление, то не по внешнему же виду!

– Понимаю, господин майор.

– Он не местный житель. Я его из Дубков привез. Он там на восстановительных работах после крушения двух воинских эшелонов отличился. И документы у него в полном порядке. Есть даже рекомендация немецкой военной администрации. Перед самой войной отбыл несколько лет в лагерях за политическую неблагонадежность.

«Кто же это такой? – тревожно думает Азаров. – Неужели какой-нибудь предатель вроде Куличева или Дыбина? Да, скорее всего… А нашим, видно, так и не удалось никого на эту стройку забросить…»

– В лесу, неподалеку от ветки, уже сооружается барак для школы, – продолжает Вейцзеккер. – Готовим для нее необходимое оборудование. Завозим взрыватели и замыкатели в соответствии с вашей заявкой.

– А взрывчатку?

– Привезут сегодня или завтра вместе с бикфордовым и детонирующим шнурами, которые вы почему-то не заказали. Они не понадобятся вам разве?

– Я вообще многого еще не заказал. Это была лишь предварительная заявка. А как с подвижным составом?

_ Как только примкнем нашу ветку к магистрали, нам подадут вагоны. Пассажирский и несколько товарных.

– Без паровоза?

– Пока без паровоза, хотя я понимаю, как вам важно иметь паровоз. С паровозами сейчас вообще трудно. Вы ведь знаете, что главным образом именно их партизаны выводят из строя.

– Вот поэтому-то и нам…

– Я уже сказал, что понимаю, как вам важно иметь паровоз, – снова повышает голос Вейцзеккер, – но пока будет лишь мотовоз! Паровоз получим позже.

Машина Вейцзеккера останавливается у пассажирской платформы строящейся ветки, и дежурный полицейский спешит к майору с докладом.

– Дерюгина ко мне! – приказывает Вейцзеккер.

– Слушаюсь, господин майор!

Из толпы рабочих выходит худощавый, чуть выше среднего роста мужчина, обросший густой рыжеватой бородой, и Азаров с удивлением и радостью узнает в нем майора Нефедова.

– Вот познакомьтесь с господином Стецюком, – говорит «Дерюгину» Вейцзеккер, кивая на Азарова. – И доложите ему, как тут дела. А я пройдусь по трассе.

– Дерюгин, – представляется Нефедов Азарову, слегка наклонив голову. – Машинист. Водил товарные паровозы: «Э», «ФД», «СО».

Возле Азарова и Нефедова никого теперь нет, но они не меняют ни тона, ни темы разговора. Лица их по-прежнему строго официальны. Если кто-нибудь и наблюдает за ними, ни за что не догадается, что они знакомы друг с другом.

– На какой дороге работали до войны? – продолжает расспрашивать Азаров.

– На Курской, в депо станции Тула.

«Он действительно там работал, – вспоминает Азаров, – но не машинистом, а инженером технического отдела. Даже, кажется, главным инженером… Паровоз, значит, должен знать не хуже любого машиниста…»

– Ну, а в армии служили?

– Два года срочной службы в железнодорожных войсках в довоенные годы.

– Звание?

– Младший лейтенант.

– С минированием знакомы?

– Имею представление.

– Майор Вейцзеккер проверял ваши документы?

– Так точно.

– Ну ладно, с этим всё пока. А как тут идут дела? – кивает Азаров на насыпь железной дороги. – Вас майор Вейцзеккер прорабом, кажется, назначил?

– Так точно. Дела тут идут неплохо. Еще два дня, и ветка будет готова.

– А цель ее сооружения вам известна?

– Никак нет.

– Узнаете в свое время, а пока вы свободны.

Присмотревшись к работающим на трассе, Азаров замечает еще одного знакомого. Но чтобы не ошибиться, подходит к нему поближе. Ну да, вне всяких сомнений, это старший лейтенант Лукошко! Молодцы партизаны, сумели и его устроить на стройку, А может быть, и еще кого-нибудь?…

Азаров медленно идет по шпалам, посматривая по сторонам. Нет, все остальные ему явно не знакомы. Во всяком случае, никого из них он не видел ни разу. Но то, что тут Нефедов и Лукошко, – очень хорошо. С такими людьми многое можно сделать.

– Ну, какое впечатление произвел на вас Дерюгин? – спросил Азарова майор Вейцзеккер, как только лейтенант подходит к нему.

– Затрудняюсь пока ответить на ваш вопрос, господин майор, – пожимает плечами Азаров. – Поживем, а вернее, поработаем – увидим.

– Согласен с вами, – одобрительно кивает головой Вейцзеккер. – Не будем торопиться. Должен, однако, отметить, Дерюгин неплохо показал себя в работе. Успешным строительством ветки мы обязаны именно ему. Помог он и от бездельников избавиться. Кстати, дружков-приятелей господина Дыбина. Еще два-три дня работы в таком темпе, я ветка будет готова.

– А нужно ли вообще заканчивать эту работу? – неожиданно спросил Азаров, будто его внезапно осенила какая-то мысль.

– Что-то не понимаю вас, господин Стецюк, – удивленно поднимает брови майор Вейцзеккер. – Вы сами торопили, а теперь…

– А теперь я подумал: есть ли в этом смысл? Не лучше ли сбавить темп работы и начать подготовку кадров для основной нашей цели? Мы отберем тех, кто может быть зачислен в нашу школу, и начнем с ними занятия по утвержденной вами программе.

– А как быть с теми, кого не зачислим? Не все ведь окажутся пригодными для этого.

– Оставим только тех, кого зачислим и кого можно будет зачислить позже, когда присмотримся к ним получше. Кое-кого придется в связи с этим отчислить, но это не беда. Нам и не нужно много рабочих. Работать вообще нужно будет не торопясь, всячески затягивая завершение строительства.

Вейцзеккер некоторое время размышляет, потом удовлетворенно кивает головой:

– Ваша идея с затяжкой работ по сооружению ветки принимается, господин Стецюк. Это надежно замаскирует курсантов нашей школы. Они ведь по-прежнему будут числиться всего лишь путевыми рабочими. Так я вас понял?

– Так точно, господин майор! Тогда и учебные взрывы не станут привлекать ничьего внимания. Взрывные работы на строительстве железной дороги – обычное дело.

– Всё это вы очень толково придумали, господин Стецюк. Сегодня же отдайте все необходимые распоряжения Дерюгину. И подготовьте новый график работы на строительстве с учетом учебных занятий.

– Я думаю, господин майор, целесообразнее всего разбить курсантов нашей школы на две группы. Одна будет продолжать строительство, другая начнет заниматься по программе подрывников-диверсантов. Действия этих групп будут чередоваться в соответствии с учебной программой. Вам ясна моя мысль, господин майор?

– И эта ваша мысль утверждается, господин Стецюк! Мы с вами сегодня же просмотрим личные дела всех работающих на стройке и отберем тех, кого уже можно зачислить. Поскольку все работающие у нас на строительстве так или иначе скомпрометированы перед Советской властью, на них вполне можно будет положиться…

– А я бы полагаться на всех не стал. Даже на тех, кого мы зачислим в школу. Сначала поработаем с ними, а потом уже видно будет, на кого следует полагаться, да и то лишь очень условно, до окончательной проверки их на боевом задании в тылу Красной Армии.

– Это тоже принимается!

«Ну кто бы мог подумать, что у такого болвана, как покойный Куличев, может быть такой толковый племянник?…» – невольно удивляется Вейцзеккер.

– А вы не задумывались над названием нашей школы? – после небольшой паузы спрашивает Азарова Вейцзеккер, протягивая ему пачку сигарет. – Нужно бы назвать ее как-то для конспирации. Может быть, каким-нибудь мифическим именем – «Аид», например, или «Тартар».

– А что это такое, господин майор? – делая вид, будто он впервые слышит подобные слова, простодушно спрашивает Азаров.

– Так называлась у древних греков преисподняя, царство мертвых, – охотно объясняет Вейцзеккер. И, желая блеснуть знанием украинского языка, спрашивает с усмешкой: – А вы про цэ нэ чулы?

– Ни, нэ чул, пан майор, – улыбается Азаров. – Но я бы назвал нашу школу как-нибудь попроще. А то ведь в русском языке имеется слово «тартарары» и употребляют его в тех случаях, когда хотят послать кого-нибудь на тот свет. «Провались ты в тартарары!» – говорится в таких случаях. Не слышали вы разве подобных выражений?

– Этого я действительно не учел, – смущенно признаётся Вейцзеккер. – Ну, а как бы вы сами назвали нашу школу?

– Да хотя бы «Костыль».

– Костыль? – удивляется Вейцзеккер. – Почему «Костыль»? Это непонятно…

– Вот и хорошо, что непонятно. Пусть поломают голову, что это за «Костыль». То ли опора для хромых, то ли стержень для крепления рельсов к шпалам. А курсантам нашим можно и так название это объяснить: с помощью диверсий можно, мол, боеспособных солдат если и не на тот свет отправить, то уж наверняка превратить в калек, нуждающихся в костылях. Вот вам и смысл секретного названия для посвященных. К тому же слово «костыль» вполне железнодорожное и очень ходовое на железнодорожном строительстве.

– Все! – заключает Вейцзеккер. – Принимается и утверждается и это ваше предложение, господин Стецюк! Кодовым названием нашей школы будет «Костыль».

А вечером на квартире начальника полиции майор Вейцзеккер отчитывает Дыбина:

– Есть же толковые люди, черт побери! Настоящие русские умельцы, и они могут работать не только на большевиков, но и на нас. Их только нужно хорошо искать, господин начальник полиции. Я имею в виду в данном случае такого человека, как Стецюк. Найдутся, наверное, и другие.

– А вам не кажется, господин майор… – робко начинает Дыбин.

Но Вейцзеккер не дает договорить:

– Нет, не кажется, господин Дыбин! Я уверен, что нашел наконец именно такого человека, которого давно ищу. А вас не считаю находкой, хотя и не сомневаюсь в вашей преданности немецкой власти и мне лично.

– Спасибо вам, господин майор, за доверие!… Я всегда рад стараться!…

– Ваша задача теперь, господин Дыбин, – раздраженно прерывает его майор, – обеспечить надёжную охрану строительства ветки и школы. А все распоряжения Стецюка выполнять беспрекословно.

– Слушаюсь, господин майор! – покорно говорит Дыбин, а сам с завистью думает: «Сумел-таки этот ловкач влезть к нему в доверие…»

АЗАРОВА ПОВЫШАЮТ В ЧИНЕ

Поговорить с майором Нефедовым-Дерюгиным, без опасения быть кем-нибудь подслушанным, Азарову удается только к концу следующего дня.

– Я очень рад, Андрей Сергеевич, что мы снова вместе, – тепло говорит он Нефедову, крепко пожимая его руку.

– И снова я под вашим начальством! – Майор Нефедов вспоминает недавнее свое пребывание в концлагере капитана Фогта.

– Везет мне на руководящие посты, – усмехается Азаров. – Давайте, однако, поговорим о деле. Из наших, кроме вас и Лукошко, никого больше нет?

– Еще двое.

– Кто же?

– Молчанов и Залужный. Вы их не знаете, они к нам прибыли из отряда Белоусова. Опытные подрывники. И биографии их должны Вейцзеккеру понравиться. Документы?… Тоже в строгом соответствии с биографиями.

– Тогда я их включу вместе с вами и Лукошко в первую группу.

– А сколько же будет всего таких групп?

– Пока две по семь человек. Вас назначу старшим первой группы. В вашу же группу включу трех самых опасных предателей. Когда они пройдут весь курс диверсионной науки, нужно будет сделать так, чтобы на экзаменах они подорвались на собственных минах. Это поручается вам лично. Ну вот и все пока. Нам с вами нельзя подолгу уединяться. И вообще такие встречи лишь в крайних случаях.

– Яволь, господин начальник школы! – лихо щелкнув каблуками, отчеканил майор Нефедов.

А когда Азаров возвращался домой, в безлюдном переулке, неподалеку от куличевского особняка, ему в руку всунул небольшой пакет какой-то парнишка. В сумерках позднего вечера лейтенант не мог разглядеть его лица, но не сомневался, что это кто-то из партизанских связных.

Азаров по-прежнему живет в доме Куличева на правах его законного наследника. Хотя от Марфы лучше было бы избавиться, но он решил не делать этого, чтобы не вызвать подозрений у Дыбина. Она, наверно, была его осведомительницей еще при Куличеве.

Азаров сообщил об этом партизанам, и они никого к нему больше не посылают. Да и Марфа держится по отношению к нему вполне деликатно. Ни о чем не спрашивает и даже не заходит к нему, когда он бывает дома, но, видно, прислушивается и присматривается ко всему, что он говорит и делает.

Сегодня, однако, присутствие её в доме мешает Азарову ознакомиться с содержанием полученного пакета. Лишь дождавшись, когда Марфа легла спать, он решился вскрыть его.

Как лейтенант и полагал, это было послание от командира партизанского отряда с подробной схемой того участка железной дороги, к которому примыкает овражковская ветка, и чертеж моста через Бурную.

Еще не читая письма, Азаров догадывается, зачем прислана ему эта схема. Конечно же из-за этого «неприступного» моста, который ни партизанам, ни войсковой разведке так и не удалось взорвать.

Схема вычерчена в масштабе, и Азаров без труда высчитывает расстояние до него. Это ровно пять километров от того места, где строящаяся ветка примыкает к главной магистрали. А вот и основные данные о нем: металлический, трехпролётный, опоры железобетонные, фермы с ездой по низу. Проставлены и размеры основных параметров моста.

Записка командира отряда тоже лаконична:

«Знаю о вашем задании. Мы и сами, как вам известно, пытались сделать это, но безуспешно. Не представляю себе, как вы справитесь с этим, но от всей души желаю удачи».

Этого Азаров и сам еще не знает. Но как бы ни было трудно, он должен…

Азаров хорошо понимает, что здесь, в тылу врага, он может сейчас сделать больше, чем на фронте, будучи всего лишь лейтенантом инженерных войск. И хоть очень хочется снова в действующую армию, его долг – находиться пока здесь и во что бы то ни стало выполнить задание штаба инженерных войск и разведотдела армии.

Он научился быть безжалостным к себе и гнать прочь все мысли, расслабляющие волю. Поддайся им только, как сразу же нестерпимо захочется увидеть близких или хотя бы получить от них весточку по полевой почте. Где сейчас его мать? Что ей известно о нем? Но мать все еще ждет, конечно, и верит… А Даша? Она как?…

Нет, нет, не думать лучше! Все прочь из головы, кроме этого чертова «неприступного» моста!

Там, в нашем тылу, ему помогли решить трудную задачу его друзья: Бурсов и Огинский. Особенно Огинский.

И Азаров вспоминает, как ломали они головы над этим в штабе инженерных войск армии. Никто из них не знал, как выйти из положения. И вдруг Огинский напомнил Бурсову:

«А ведь мы прислали вам отличный мостовой батальон из резерва инженерных войск фронта. Батальон Героя Советского Союза Онучина. Вспомните-ка, как он навел мост через Студеную?»

«Вы полагаете, что Онучин тем же способом смог бы и тут?…»

«Не сомневаюсь!»

«Позвольте, позвольте… – всё более оживлялся подполковник Бурсов. – Давайте тогда прикинем…»

«И прикидывать нечего: посильна его батальону такая задача».

«Я тоже полагаю, что Онучин с этим справится», – поддержал Огинского капитан Трошин.

А сам Азаров все еще ничего тогда не понимал.

«Значит, вы решаетесь на взрыв, чтобы потом…» – неуверенно спросил он майора.

«Нет, совсем наоборот, – загадочно улыбнулся Огинский. – Сначала построим новый, а потом взорвем этот. Не понимаете? Сейчас объясню. В последнее время наши саперные части для скоростного строительства мостов стали применять сборку их из заранее заготовленных деталей. Этот способ используем и мы. Прежде чем ваш мост взлетит на воздух, все основные детали его будут заготовлены батальоном майора Онучина. А взрывать тоже нужно будет с таким расчетом, чтобы уцелели такие детали его, которые трудно восстановить, или те, что могут пригодиться при восстановлении».

«Тогда, значит, все в порядке?» – повеселел Азаров.

«В общем, да, – подтвердил подполковник Бурсов. – К сожалению, тут есть одно, а может быть, и не одно «но». Во-первых, все это нужно еще согласовать с начальником инженерных войск. Думаю, что это нам удастся. Во-вторых, его решение придется утверждать у командарма, а то и в Военном совете армии. Весьма возможно, что потребуется еще и согласие командующего фронтом».

«Да…» – почесал затылок Азаров.

«Но вы не унывайте, – успокоил его Огинский. – Я почти не сомневаюсь в успехе нашего замысла».

И все действительно удалось. А как же теперь сам он, без помощи друзей, выйдет из положения?…

Утром он спешит к подъему своих «курсантов», разместившихся в бараке неподалеку от конторы строительства ветки. Его встречает дежурный полицай и докладывает, что ночь прошла без происшествий.

– Разбудите господина Дерюгина, и пусть он объявляет подъём, – распоряжается Азаров.

Спустя две-три минуты слышатся гулкие удары металлическим стержнем по подвешенному рельсу, и почти тотчас же из дверей барака выскакивают немногочисленные курсанты школы диверсантов. Они еще не знают не кодового названия и придумали свое – «шкоди», а для удобства произношения просто «шкоды» или «шкодники».

Выстроив их перед бараком, Дерюгин-Нефедов строевым шагом идет к Азарову с докладом.

– Господин начальник школы, курсанты выстроены для утренней поверки. Докладывает… – Нефедов делает паузу, не зная, как себя именовать.

– Старшина школы, – подсказывает ему Азаров.

– Докладывает старшина школы Дерюгин.

– Сегодня можете начать прямо с поверки, – разрешает Азаров.– А с завтрашнего дня все строго по воинскому уставу, господин старшина.

– Слушаюсь, господин начальник! С завтрашнего дня все строго по уставу.

– После завтрака, – продолжает Азаров, – займитесь с первой группой изучением взрывчатых веществ и средств взрывания. Практические занятия по минированию буду проводить я сам. Но это уже после того, как они усвоят теоретические основы подрывного дела.

В десять утра прибывает майор Вейцзеккер в сопровождении Дыбина.

– Ну, как дела, господин Стецюк? – весело спрашивает он Азарова. – Похоже, что занятия в вашей школе идут полным ходом?

– Так точно, господин майор.

– Могу вам сообщить приятную новость. По моему ходатайству вам присвоено звание обер-лейтенанта немецкой армии.

– Благодарю вас, господин майор! Рад стараться!

– Примите в связи с этим самое сердечное мое поздравление, господин обер-лейтенант, – протягивая потную руку Азарову, льстиво говорит Дыбин. А в глазах его почти нескрываемая зависть: видно, немецкое начальство не балует его чинами.

– А как обстоит дело с обеспечением нашей школы взрывчаткой и средствами взрывания, господин майор? – спрашивает Азаров Вейцзеккера.

– Разве она еще не доставлена?

– Кое-что получено. Подрывные шашки и стандартные заряды. Несколько деревянных пеналов с капсюлями-детонаторами и электродетонаторами. А нам сейчас особенно нужны взрыватели. Не доставлена и подрывная машинка. Вернее, доставлена громоздкая, пятнадцатикилограммовая итальянская, а нам нужна портативная немецкая весом в четыре и семь десятых килограмма. Надо непременно ее раздобыть.

– А еще что?

– Кумулятивный заряд с магнитами.

– Он разве тоже потребуется для диверсий?

– А чем же мы будем выводить из строя паровозы в депо? Мины там не всегда подложишь. А конический кумулятивный заряд, предназначенный для прожигания танковой брони, годится и для пробивания паровозных котлов. Он имеет магнитные присоски и специальный запал с замедлителем. И еще раз осмелюсь напомнить вам – очень нужен паровоз…

– Чтобы вы взорвали его этим кумулятивным зарядом с учебной целью? – смеется Вейцзеккер. – А знаете ли вы, как у нас обстоят дела с паровозами?

– Знаю и потому не собираюсь взрывать их с учебной целью. Но они нам совершенно необходимы для отработки подрывания локомотивов.

– А мотовоз разве вас не устроит?

– Только на первое время. Он ведь в три раза легче паровоза и не сможет своей тяжестью прогнуть рельсы настолько, чтобы замкнуть электрическую цепь поездной мины. Да и не в этом только дело. Курсанты должны психологически, так сказать, привыкнуть к виду паровоза, идущего как бы на них… Особенно в тех случаях, когда будет необходимо производить взрыв управляемой миной.

– Все ясно, господин обер-лейтенант, – говорит майор Вейцзеккер. – По опыту диверсий местных партизан я и сам знаю, как важно вывести из строя именно паровоз. Приму все меры, чтобы раздобыть его. А какой бы вы хотели? Я имею в виду серию.

– Поездной не дадут, конечно. А из маневровых хорошо бы «Щуку». В крайнем случае «Овечку».

– «Щука» – это серии «Щ»? – уточняет Вейцзеккер, считающий себя большим специалистом по советскому железнодорожному транспорту. – А «Овечка» – это, конечно, «Ов»?

– Так точно. Вы неплохо разбираетесь в русском железнодорожном транспорте, господин майор, – льстит Вейцзеккеру Азаров. – Знаете «клички» русских паровозов даже столь древних конструкций.

– Еще бы! – самодовольно усмехается Вейцзеккер. – Я ведь не один год пробыл в России резидентом германской разведки, собиравшей сведения о советском железнодорожном транспорте.

БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ…

– Значит, это твердо, товарищ подполковник? – спрашивает Бурсова его помощник капитан Трошин. – «Ч» назначено на двадцать пятое в пять утра?

– Да, штаб фронта утвердил наступление нашей армии в этот день и час. Вот когда лейтенант Азаров смог бы значительно облегчить нашу задачу…

– Немцы повысили его в чине, товарищ подполковник, – смеется Трошин. – Он теперь у них обер-лейтенант. Разведотделу армии сегодня сообщили об этом партизаны.

– С его способностями он у них и до генерала скоро дослужится, – говорит подполковник Бурсов. – И раз они ему такой чин присвоили, значит, дела его идут неплохо и есть надежда, что он справится со своей задачей. И не потому, что ему везет. Я вообще не признаю сплошного везения, понимая под везением благоприятное стечение обстоятельств или то, что мы обычно называем счастливым случаем. Но так повезти может раз, два раза, в крайнем случае три. А ведь ему везет почти все время. Значит, не в слепом случае тут дело. Это Суворов, кажется, сказал: «Везение, везение, помилуй бог, надобно же и умение!»

Подполковник Бурсов широко шагает по штабной избе, попыхивая сигаретой. В связи с ранением начальника штаба инженерных войск армии он временно исполняет его обязанности. Бурсов строг и требователен, но капитану Трошину легко с ним. Они понимают друг друга с полуслова.

– На меня Азаров тоже произвел впечатление личности незаурядной, – замечает капитан. – И я думаю, что он…

– Можете не сомневаться! Он обязательно придумает какой-нибудь трюк! И не путём долгих размышлений, а внезапно осененный удачной мыслью. Опасность, необходимость немедленно действовать, принять быстрое решение будто озаряют его. Тут ему уже не до размышлений, на это просто не хватило бы времени. Здесь что-то интуитивное… В общем, верю я в этого человека. Разведчики уже поставили его в известность о дне нашего наступления?

– Так точно, товарищ подполковник.

– А каковы сведения из нашего гидрометеорологического отдела?

– Обещают на эти дни ливневые дожди. Так что, если даже у немцев наготове тяжелые понтонные парки…

– Если Азаров взорвет железнодорожный мост, им не помогут уже никакие понтоны. По данным разведки, у немцев все станции забиты составами с награбленным у нас добром. Предполагается также отправка в Германию нескольких эшелонов с гражданским населением. Значительную часть немецкого военного имущества и техники тоже ведь можно вывезти только по железной дороге. Вот каковы будут результаты взрыва железнодорожного моста через Бурную, товарищ Трошин!

– А они не успеют его восстановить, пока мы…

– Не успеют. Даже если в первый день нам удастся преодолеть всего десять километров, этот мост уже будет под огнем нашей артиллерии.

В разведотделе армии тоже возлагали большие надежды на взрыв моста через Бурную.

– Инженеры, значит, почти не сомневаются, что это удастся их лейтенанту? – спросил начальник разведотдела своего помощника.

– Верят в него, как…

Помощник не нашел подходящего слова для завершения своей мысли, но начальник и так понял его.

– Вот именно! – воскликнул он. – Это-то мне и не нравится. Мало ли что может с ним случиться? Или какие-нибудь непредвиденные обстоятельства… И потом, не случайно ведь этот мост называют неприступным. И наши разведчики пытались его взорвать, и партизаны, а он все стоит. Конечно, если бы этому Азарову… Так, кажется, его фамилия?

– Так точно, товарищ полковник.

– Если бы Азарову действительно это удалось, большое бы дело он сделал. Читали копию приказа германского окружного комиссара, присланную нам партизанами? В нем сказано: «Все жители, как мужчины, так и женщины, рождения девятисотого – девятьсот двадцать седьмого годов должны явиться двадцать пятого октября к десяти часам утра в свои уездные управы для освидетельствования и отправки на работу в Германию. Взять с собой одежду, обувь и маршевое питание на три-четыре дня. Кто не явится, будет заподозрен в бандитизме, и с ним поступят соответствующим образом».

– Мало того, товарищ полковник. Председатели районных управ, так называемые «районные шефы», дали указания старостам сельских управ об отправке в концентрационные лагеря родителей, дети которых уклоняются от мобилизации в Германию. Остается также в силе операция «Сено», цель которой – вывоз с оккупированных территорий Советского Союза подростков десяти – четырнадцати лет для онемечивания.

– Видите, какое значение приобретает взрыв моста в квадрате ноль шесть сорок один! – заключил начальник разведотдела.

Он подошел к большому столу, на котором была разостлана крупномасштабная тактическая карта района предстоящих боевых действий армии генерала Светлякова, и синим карандашом обвел мост через Бурную и пересечение двух железных дорог в населенном пункте, расположенном восточнее моста.

– Тут хоть и не крупный, но все же железнодорожный узел, – не отрывая взгляда от карты, сказал полковник. – Мы к нему выйдем на второй, а может быть, и на третий день наступления. Следовательно, не раньше двадцать шестого – двадцать седьмого, а они постараются вывезти по железной дороге мобилизованное гражданское население двадцать пятого. И не только население. Помните приказ рейхсфюрера СС Гиммлера?

– Это тот, по которому немецкая армия в связи с отступлением должна вывозить на Запад все, что только возможно, отдавая предпочтение продовольствию?

– Да, он самый. А с копией телеграммы окружного комиссара, добытой нашей разведкой, вы еще не знакомы? – спросил полковник, доставая из стола папку с секретными документами. – Он просит у директора имперских железных дорог около тысячи вагонов для вывоза грузов военного значения и фольксдойче. Часть этих вагонов уже прибыла на узловую станцию и находится под погрузкой. Если Азарову удастся совершить чудо и взорвать мост, все это не будет отправлено на Запад. Немцы не смогут вывезти и оборудование железнодорожных мастерских, аппаратуру связи и автоблокировки.

– Будем надеяться, что Азаров совершит этот подвиг, – с надеждой заметил помощник начальника армейского разведотдела, не очень веря, однако, в такую возможность.

АЗАРОВ ГОТОВИТ КАДРЫ ДИВЕРСАНТОВ

Вот уже целую неделю курсанты школы диверсантов, или «шкоды», как они сами себя называют, ведут занятия по подрывному делу под руководством Стецюка-Азарова и Дерюгина-Нефедова. Майор Вейцзеккер вполне удовлетворен их успехами. Только однажды он выразил свое неудовольствие, да и то сдержанно.

– Мне жаловался на вас начальник полиции, господин обер-лейтенант, – сказал он Азарову. Теперь он вообще называет Азарова только по новому званию, полагая, что ему это очень приятно. – Вы, оказывается, заминировали подступы к своим баракам, и на ваших минах подорвались два его полицая. Почему вы не поставили начальника полиции в известность об этом минировании?

– Виноват, господин майор. Просто не успел сообщить ему, ибо минирование это произвели мы только сегодня ночью в порядке учебного занятия. И, честно говоря, для самозащиты, так как на подчиненных господина Дыбина не велика у нас надежда. Я почти не сомневаюсь, что по ночам его полицейские преспокойно спят.

– Но двое из них подорвались же на ваших минах, значит, они ходили вокруг бараков.

– Это ничего еще не значит, господин майор. Подорвались ведь не те, которые должны были охранить нашу школу, а совсем другие, которым Дыбин поручил шпионить за нами.

– Шпионить?

– Да, господин майор. Он приказал им подглядывать да подслушивать… И не столько за курсантами, сколько лично за мною. Впрочем, может быть, это по вашему поручению, тогда…

– Нет, господин обер-лейтенант! – прервал его Вейцзеккер. – Это не по моему поручению. Если бы у меня возникла необходимость следить за вами, я бы не назначил вас начальником школы. А если возникнут хоть какие-нибудь сомнения, я просто сниму вас с этого поста безо всякой слежки и подслушивания» И, как вы сами понимаете, не только сниму… Учтите это, господин Стецюк!

– Понятно, господин майор.

В тот же день у Азарова состоялся секретный разговор с Нефедовым. Майор сообщил ему, что вместо Мельникова, «по неосторожности» подорвавшегося на учебном занятии, в его отделение зачислен партизан Буранов, принятый недавно на строительство ветки и показавший образец дисциплинированности и производительности труда. Биография его тоже вполне приемлема.

– Вот и отлично! – обрадовался Азаров. – С этим, однако, следует пока повременить.

– С чем – с этим? – не понял его Нефедов.

– С подрыванием на минах «по неосторожности». Это может привлечь внимание Вейцзеккера. А нам сейчас нельзя вызывать ни малейших подозрений. У нас теперь одна цель – мост. И не позже двадцать пятого. Вернее, я ночь на двадцать пятое.

– А как?

– Вот об этом и должны быть все наши мысли. Одно пока бесспорно – с помощью паровоза, который наконец отвоевал для нас Вейцзеккер.

– А я снова спрашиваю: как?

– Нужно, видимо, использовать то обстоятельство, что дважды в сутки, выходя из депо узловой станции и возвращаясь в него, он проходит по этому мосту.

– А машиниста вы не имели в виду?…

– Нет, машинист исключается. Меня предупредили, чтобы мы и не пытались даже вступать с ним в какие-либо отношения. Он пошел на службу к немцам добровольно.

– Но ведь паровоз без машиниста мало чего стоит…

– А я бы этого не сказал. Во всяком случае, будьте готовы к тому, чтобы начинить его тендер взрывчаткой. К ночи на двадцать пятое она должна быть наготове.

– Вы думаете, что нам удастся использовать мину замедленного действия?

– А вот этого я как раз и не думаю. Разве рассчитаешь так точно, чтобы она сработала в тот момент, когда паровоз будет проходить через мост?

– Да, едва ли… – с сомнением покачал головой Нефедов. – Для этого нужно, чтобы паровоз, шел со специально заданной скоростью.

– В том-то и дело! Но об этом мы еще подумаем. Позаботьтесь пока о взрывчатке.

– Сколько же ее понадобится? У меня ведь нет расчетных таблиц, а память может и подвести. Я уже столько лет не занимался такими расчетами!…

– Давайте вспомним сообща, – предложил Азаров. – Насколько мне помнится, для подрывания одного пролета стального моста длиной до сорока метров требуется примерно восемьдесят – сто килограммов взрывчатки.