Текст книги "По светлому следу (сб.)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 49 страниц)

Торопливо нагнувшись, Малиновкин пошарил по полу руками и нащупал свернутую в несколько раз бумажку.

Спрятав ее в карман, лейтенант вышел в другую комнату, окно которой выходило во двор, и зажег свет. Старая хозяйка квартиры Малиновкина, бабушка Гульджан, уже спала, и он был тут совершенно один. На всякий случай лейтенант все же прислушался. Из-за двери комнаты хозяйки доносилось равномерное похрапывание.

Задернув занавеску на окне, Малиновкин подошел поближе к свету, достал записку из кармана, поспешно развернул ее и прочел:

«Мой хозяин передал мне письмо от Жиенбаева, расшифровав которое, я прочел распоряжение: сегодня в двенадцать часов ночи выехать на мотоцикле к Черной реке по дороге, ведущей в Адыры. Приказано также обратить внимание в пути на сигналы, которые будут подаваться красным фонарем.

Заметив их, я должен буду заехать в ближайший кустарник и оставить там мотоцикл с вмонтированной в него рацией и новым кодом. Видно, Жиенбаев все еще не очень доверяет мне и не решается встретиться со мной.

Я выеду ровно в двенадцать. Вы оставайтесь на своей квартире и внимательно следите за домом Аскара. Ничего до моего возвращения не предпринимайте. На всякий случай включите после двенадцати рацию – может быть, мне придется связаться с вами по радио на какой-нибудь из трех волн, длина которых вам известна».

Малиновкин прочитал записку еще раз и задумался. Почему Жиенбаев ведет себя так таинственно? Почему не показывается Ершову? Неужели все еще не доверяет ему?

Ясно было пока только одно – Жиенбаев чертовски осторожен. Недаром, значит, дана ему шпионская кличка «Призрак». А Андрею Николаевичу не следовало бы, пожалуй, ехать на это свидание одному. Нужно было бы взять с собой и его, Малиновкина, или послать следом по той же дороге на велосипеде. У хозяйки как раз висит в коридоре чей-то велосипед – можно было бы им воспользоваться.

Но приказ есть приказ. Малиновкин уничтожил записку, потушил свет и вернулся в свою комнату. На улице теперь никого не было видно. Ершов, очевидно, зашел в дом Шандарбекова. Взглянув на светящийся циферблат часов, Малиновкин снова устроился у окна. Через полчаса Ершов должен был выехать из дома на мотоцикле.

Лейтенант Малиновкин еще очень мало работал в органах государственной безопасности, но он достаточно начитался и наслушался всяческих рассказов о героической профессии контрразведчика. На деле, конечно, все это оказалось иначе. Скромной, будничной работы во всяком случае было куда больше, чем героических эпизодов.

Малиновкин, давно уже мечтавший об опасной оперативной работе, полгода провел в одном из отделов управления государственной безопасности. И, пока все было более или менее ново для него, не тяготился этой работой, но как только показалось ему, что он «все постиг», стал томиться по «настоящему делу».

Получив задание сопровождать майора Ершова, он обрадовался необычайно. Однако в последние дни бездеятельность начала томить лейтенанта. Конспирация, которую он строго соблюдал все это время, сначала нравилась ему, но затем стала казаться излишней, похожей на какую-то игру в таинственное. И вот наконец представляется возможность если не активных действий, то уж во всяком случае встречи с настоящим врагом с глазу на глаз. И что же? Его опять отстраняют от опасного дела!

Малиновкину показалось обидным все это. Он тяжело вздохнул и закрыл окно. Пора бы уже Ершову выходить на улицу – времени без пяти двенадцать.

Лейтенант снова сосредоточил все свое внимание на калитке дома Аскара Шандарбекова. Хотя ночь стояла темная, но если бы кто-нибудь вышел из этого дома, заметить его все-таки было возможно. А время все шло. Минутная стрелка перевалила через двенадцать. Вот уже пять… семь… десять минут первого. Что же Андрей Николаевич, заснул он, что ли?

Малиновкин начал нервничать. Может быть, подойти незаметно к окну комнаты Ершова и постучать? Или бросить в него горсть песка? Но нет, не мог майор Ершов, прошедший школу у знаменитого Астахова, заснуть в столь напряженный момент!

Тогда, может быть, ему помешал кто-нибудь выехать вовремя? Но и этому тоже не верилось… Скорее всего он ушел из дому огородами, чтобы не привлекать ничьего внимания.

Было уже четверть первого, когда Малиновкин достал из чемодана рацию. Включив ее на прием, он надел наушники и осторожно стал настраиваться то на одну, то на другую волну коротковолнового диапазона. Тоненький писк морзянки, обрывки музыки, чей-то басистый, раскатистый смех, молящий голос женщины, сухой треск грозовых разрядов и снова морзянка попеременно слышались в телефонах наушников.

Малиновкину нравилась эта «эфирная смесь», как он ее называл. Она казалась ему горячим, напряженным дыханием планеты. Из иностранных языков знал он только английский и немецкий, но легко узнавал по произношению французскую, итальянскую и испанскую речь. Без особого труда понимал польский и чешский языки, так как хорошо знал украинский и белорусский.

Малиновкин любил строить догадки по обрывкам фраз, «выловленным» из эфира, когда не спеша настраивался на нужную ему волну. Любопытно было представить себе, о чем говорило, пело, а иногда и кричало человечество в эфире.

Многое можно было подслушать в наушниках в томительные часы дежурств у рации в ожидании радиосеанса. И не только голоса людей и звуки музыки говорили радисту, чем живут и волнуются люди. Комариное попискивание морзянок тоже могло поведать о многом: о бедствиях в море, о сводках выполненных заданий, о прогнозах погоды. Были звуки радиотелеграфа и главными носителями тайн. Ими передавались зашифрованные сведения коммерческого характера, служебные распоряжения, донесения тайных агентов и секретные предписания их резидентов.

Малиновкин давно уже привык ко всему этому и довольно легко ориентировался в беспокойном эфире, осторожными движениями пальцев поворачивая рифленую ручку настройки и смещая то вправо, то влево тонкую нить визира по светящейся шкале. Сегодня, однако, интересовался он только морзянками в ограниченных пределах одного из диапазонов коротких волн. Вот уже несколько минут чутко прислушивался он к звукам в наушниках, ловя малейший шорох в эфире, но никто, кажется, не собирался работать на этих волнах.

Был уже второй час ночи, когда Малиновкин решил, что Ершов, видимо, не имеет нужды или возможности связаться с ним по радио. На всякий случай он решил подежурить еще немного, то и дело поглядывая на дом Аскара Шандарбекова.

Прошумела за окном машина, осветив на несколько мгновений стены комнаты Малиновкина. И снова погрузилось все в темноту. Даже дом Шандарбекова растворился в ней. Только звезды в черном небе сверкали все так же ярко, медленно меняя свое расположение над крышами домов.

Пора уже было вернуться Ершову… Но, может быть, Жиенбаев дал ему новое задание и послал куда-нибудь? Или случилось с ним что-то?…

Малиновкин не мог уже больше спокойно сидеть у рации. Он пододвинул ее поближе к окну и почти лег на подоконник. Затем, когда беспокойство и нетерпение его достигли крайней степени, выключил рацию и осторожно вышел на улицу. Постояв немного против дома Аскара, он прошелся по своей стороне до конца квартала и снова остановился в нерешительности. Что же делать? Что предпринять?

Потом вдруг пришла другая, успокоительная мысль: мог ведь майор вернуться к себе так же незаметно, как и ушел отсюда? Но он как-нибудь дал бы тогда знать о себе. Должен же он понимать, что Малиновкин беспокоится о нем…

Требовалось срочно принимать решение, но лейтенант Малиновкин впервые был в таком положении и не знал, что предпринять. Больше всего ему хотелось забрать хозяйский велосипед и пуститься по той дороге, по которой уехал несколько часов назад майор Ершов. Верное ли, однако, будет это решение? А что, если он больше всего понадобится именно здесь, где оставил его Ершов? Нет, нужно твердо следовать приказанию майора и не уходить никуда от дома Аскара Шандарбекова.

Сокрушенно вздохнув, лейтенант вернулся в свою комнату и снова уселся у окна. Улица теперь показалась ему светлее, чем раньше. Он посмотрел на часы – часовая стрелка находилась у цифры три – значит, уже начинается рассвет.

ЖИЕНБАЕВ ВСЕ ЕЩЕ НЕ ДОВЕРЯЕТ

Бросив в окно Малиновкина записку с сообщением о задании Жиенбаева, Ершов вернулся в дом. Хозяин его, Аскар Шандарбеков, находился на дежурстве – у него иногда бывали и ночные дежурства. Темирбек не вернулся еще из поездки. Казалось бы, в такой обстановке майор мог действовать совершенно свободно, но он позволял себе делать только то, что сделал бы, зная, что в доме он не один. Весьма возможно, что за ним и не следил никто, но он по опыту знал, что предосторожность никогда не бывает излишней.

Рация находилась теперь в мотоцикле. По совету Малиновкина, Ершову удалось так ловко вмонтировать ее внутрь коляски, что пользоваться ею можно было, не вынимая из тайника.

Как же теперь лучше выехать со двора Аскара? Выкатить мотоцикл на улицу или незаметно провести его огородами? Пожалуй, лучше огородами.

Ершов выкатил машину во двор. Она была легкой, подвижной. Катить ее не стоило большого труда. Только в огороде пришлось немного повозиться, чтобы не помять грядок. Но вот наконец он в поле. Усевшись в седло, майор завел мотор, включил первую скорость и медленно двинулся вперед.

Желтоватый конус света тускло освещал проселочную дорогу. Иногда он выхватывал из темноты то белые султаны ковыля, росшего по сторонам дороги, то полукустарник кокпека с невзрачными стеблями и листочками. Попал в полосу света и степной хорек, вышедший на охоту за сусликами.

Ершов увеличил скорость, продолжая зорко поглядывать по сторонам, по вокруг все было обычно. Интересно, где же Жиенбаев подаст условный сигнал – у самой Черной реки или раньше?

Вот в конусе света от фонаря мотоцикла вспыхнули впереди кусты терескена. Мелкие седовато-серые листки его поблескивали в лучах прожектора язычками тусклого пламени. Эти невзрачные растения ночью показались Ершову красивее, чем днем. Майор все ближе подъезжал к кустарнику и вдруг увидел, как несколько левее того направления, по которому он ехал, замигал красный огонек: две короткие и одна длинная вспышка.

Ершов остановил мотоцикл и тоже просигналил своим прожектором. Почти тотчас же ему снова ответил красный фонарик обычной азбукой морзе: «Гасите свет. Вкатите мотоцикл в кусты. Сами возвращайтесь на дорогу. Ждите дальнейших приказаний».

За текстом следовала цифра «33». Это был агентурный номер Призрака, известный Ершову по признанию, сделанному шпионом, сообщившим органам госбезопасности о заброске Призрака в Среднюю Азию. Значит, Саблин и Осипов не ошиблись, предполагая, что Жиенбаев и Призрак – одно и то же лицо. Открытие это обрадовало Ершова. Значит, он верно нащупал след неуловимого «Призрака» и рано или поздно возьмет за горло эту международную знаменитость.

Когда Жиенбаев кончил сигналить, Ершов ответил ему своим прожектором, что понял его. Выключив свет, он вынул из кармана томик стихов американских поэтов и раскрыл его на той странице, на которой был напечатан «Ворон» Эдгара По. Положив книгу на сиденье коляски, майор столкнул с места мотоцикл и покатил его в кусты терескена. Когда машина оказалась в середине кустарника, Ершов оставил ее там и вышел на дорогу.

Никогда не питал Ершов большой любви к ночному светилу, но теперь, взглянув на небо, пожалел, что нет луны. А золотистые песчинки большой небесной дороги – Млечного пути – не в силах были осветить землю. В густой тьме лежали вокруг и казахские степи и кустарник терескена, в зарослях которого таился Призрак.

Уже более пяти минут ходил майор вдоль дороги, но не слышал из кустов ни одного звука. Лишь когда зажег Жиенбаев свой фонарик, стало несомненно, что осматривает он рацию, вмонтированную в кожух мотоцикла. Впрочем, об этом тоже можно было только догадываться, так как за кустами терескена ничего не было видно, лишь кое-где сквозь их густые ветви просачивался тусклый свет.

Майору казалось, что прошло уже очень много времени, прежде чем раздался из кустарника голос Жиенбаева:

– Значит, кодировать будем по «Ворону» старика Эдгара? Верно я понял?

Голос Призрака был высокий, звучный, без малейшего акцента и совершенно незнакомый Ершову.

– Так точно! – поспешно ответил майор на его вопрос.

– Ваша работа по монтажу рации меня устраивает, – продолжал Жиенбаев, и, судя по тому, что голос его стал слышнее, он вышел, наверно, из гущи кустарника. – А то, что я не показываюсь вам, пусть вас не смущает, – таков стиль моей работы. Ну, а теперь ступайте назад пешком, дорогой мой коллега, сотрудник Алма-атинского исторического музея Талас Александрович Мухтаров, – добавил он с неприятным смешком. – Так ведь, кажется?

– Точно так.

– Возвращайтесь к Аскару Шандарбекову, – теперь уже резким тоном приказа продолжал Призрак. – Связь со мной будете держать по своей рации. Сеансы назначаю на двенадцать часов ночи. Может быть, я не смогу иногда вести передачу, но вы включайтесь ежедневно и будьте на приеме не менее получаса. Вам все понятно?

– Все.

– Разговор будем вести по новому коду. Мой позывной – «Фрэнд», ваш – «Комрад». Длина волны – десять и тринадцать сотых. Задание вам следующее: узнавайте возможно подробнее, какие грузы идут со станции Перевальской на стройплощадку железной дороги. Сами старайтесь не ходить на станцию. Выпытывайте эти сведения у Аскара или его двоюродного брата Темирбека. Не пытайтесь только подкупить их. Это опасно – можете погубить все дело. Вам все ясно, Мухтаров?

– Так точно.

– Ну, тогда до свидания.

Слышно стало, как зашуршали ветки – наверно, Жиенбаев выкатывал из кустов свой мотоцикл. Потом раздался стрекот мотора. Мотоцикл поработал немного на холостом ходу, затем Жиенбаев включил скорость и уехал куда-то в поле, не зажигая света.

Взвешивая все только что происшедшее, Ершов подумал невольно: «А я по-прежнему знаю о нем ровно столько же, сколько знал до этого. Даже лица его не видел…» Но тут же утешился: «Однако хорошо уже и то, что это тот самый Призрак, за которым мы так давно охотимся. Он, конечно, проверял меня все эти дни, наблюдая за мною, и нашел теперь возможным доверить кое-что. Можно, пожалуй, надеяться, что со временем он станет откровеннее…»

Шагая в Перевальск по пыльной дороге, Ершов уже в который раз задавал себе все один и тот же вопрос: что же все-таки привлекает Жиенбаева на строительстве железной дороги? Даже приблизительного ответа на это у него пока не было.

Только к рассвету добрался майор до города и так же, как и ночью, огородами прошел в дом Аскара. На востоке уже занималась заря, когда он вошел в свою комнату. Подойдя к окну, он раздвинул занавески и посмотрел на домик напротив. Тотчас же открылось в нем окно, и взлохмаченная голова Малиновкина высунулась на улицу. Лейтенант сделал вид, что выплескивает что-то из стакана на тротуар, а Ершов зажег спичку и закурил – это было условным знаком, означавшим, что у него все в порядке.

Окно напротив снова захлопнулось.

«Поволновался за меня Дмитрий», – тепло подумал Ершов о Малиновкине и, с наслаждением опустившись на диван, стал снимать пыльные сапоги.

За стеной комнаты Темирбека с присвистом храпел кто-то. «Значит, кондуктор вернулся уже из поездки», – решил Ершов, вспомнив, что, проходя через кухню, наткнулся на окованный железом сундучок, который Темирбек обычно брал с собой в поездку.

В МИНИСТЕРСТВЕ ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ

Генерал-директор пути и строительства Вознесенский очень устал после длительного совещания у министра путей сообщения и более всего мечтал об отдыхе. Он уже собрался было домой, как вдруг вспомнил, что в пять тридцать должен заехать к нему Саблин. Об этом они договорились утром по телефону.

Когда-то Вознесенский был в дружеских отношениях с Саблиным, но с тех пор много воды утекло. Последние годы они общались все реже, и Вознесенский даже вспомнить теперь не мог, когда они встречались в последний раз: пять лет назад или все десять?

Генерал-директор помнил, правда, что Саблин служит в Комитете государственной безопасности, и, когда Илья Ильич заявил, что дело у него служебное, отказать ему в приеме или перенести встречу на другой день было неудобно.

Вспомнив теперь о скором приходе Саблина, Вознесенский недовольно поморщился и закурил папиросу.

«Зачем, однако, я ему понадобился? – рассеянно думал он. – Надеюсь, это не связано с каким-нибудь неприятным делом?…»

Саблин приехал ровно в пять тридцать. Он был на этот раз не в генеральской форме, а в скромном штатском костюме и произвел на Вознесенского впечатление человека не очень преуспевающего в жизни. Это почему-то успокоило его, и он сразу же взял свой обычный в подобных обстоятельствах покровительственный тон.

– А, дорогой Илья! – весело воскликнул он, поднимаясь навстречу Саблину. – Входи, входи! Дай-ка я на тебя посмотрю, старина. Э, да ты поседел, дружище! А ведь мы с тобой, как говорится, годки.

– Ну, а ты не изменился почти, разве потолстел только, – тоже улыбаясь и пожимая руку генерал-директору, проговорил Саблин. Ему еще утром, когда они разговаривали по телефону, не понравился тон Вознесенского, теперь же он окончательно решил, что друг его молодости чувствует себя большим человеком.

– Что же ты вестей о себе не подавал? – продолжал Вознесенский, угощая Саблина дорогими папирос сами. – Ты ведь по-прежнему в госбезопасности? О ваших подвигах, к сожалению, не очень-то пишут в газетах.

– Это верно, – усмехнулся Саблин. – У нас работа скромная. Зато о тебе именно из газет мне все известно.

– А мне о тебе – ничего, – развел руками Вознесенский. – И расспрашивать не решаюсь, у вас ведь все тайна.

– Ну, не такая уж тайна моя-то личная биография, – рассмеялся Саблин, невольно подумав: «Боится, видно, что на судьбу жаловаться буду, протекции просить…» – Хвалиться, впрочем, нечем, – добавил он вслух.

Генерал-директор бросил нетерпеливый взгляд на часы, давая тем понять, что он не располагает временем и спешит куда-то.

– Я тебя ненадолго задержу, – заметив его нетерпение, проговорил Саблин. – У меня, собственно, всего один вопрос. По телефону, однако, нельзя было его задавать – вот и пришлось приехать лично. Ты ведь, конечно, хорошо осведомлен о строительстве железной дороги Перевальская-Кызылтау?

– Кому же тогда быть осведомленным, как не мне? – удивился Вознесенский, и мохнатые его брови поднялись вверх, наморщив высокий лоб.

– Ты не обижайся, пожалуйста, – улыбнулся Саблин. – Я не усомнился, а всего лишь принял во внимание расстояние. За несколько тысяч километров можно ведь и не быть достаточно осведомленным.

– Хороший начальник и за десятки тысяч километров должен знать, что у него там делается, – все еще ворчливо проговорил генерал-директор. – Долго ты, однако, подбираешься к своему вопросу.

– А вопрос вот какой: там у вас большой объем земляных и скальных работ, применяете ли вы для этого атомную энергию?

Снова удивленно поползли вверх пушистые брови генерал-директора:

– Откуда ты взял это?

– Ниоткуда, просто спрашиваю, – спокойно ответил Саблин. – Мне это очень важно знать…

Саблин не договорил, для чего ему нужно было знать, но Вознесенский понял, что он, видимо, и не имел права это сказать.

– Нет, мы там не используем атомную энергию, – ответил он Саблину. – У нас там нет в ней нужды. Мы удаляем породу взрывным способом с помощью аммонита. Взрывные работы ведет у нас специальная организация «Желдорвзрывпром». У нее солидный опыт в этом деле. Еще совсем недавно американские специалисты утверждали, будто по взрывному делу впереди идет Аргентина, расходующая в год до полутора тысяч тонн взрывчатых веществ. А мы еще в тысяча девятьсот тридцать шестом году одним только массовым взрывом на Урале подняли на воздух тысячу восемьсот тонн взрывчатки. Как тебе это нравится?

Вознесенский довольно рассмеялся. С лица его исчезло выражение самодовольства. Чувствовалось, что говорил он о хорошо знакомом и близком ему деле. Саблин вспомнил даже, что в гражданскую войну служил Вознесенский сапером и всегда был неравнодушен к взрывчатке.

– Не хвалясь тебе скажу, Илья, – продолжал генерал-директор, – не без моего участия создавался этот «Желдорвзрывпром». Слыхал ты что-нибудь о направленных взрывах и взрывах на выброс? Интереснейшее дело, дорогой! Закладывается для этого в землю по тысяче двести-тысяче триста тонн взрывчатых веществ, поворачивается ключ взрывной машинки, проносится электрическим заряд по электровзрывной сети, срабатывают электродетонаторы, взлетают на воздух тысячи кубометров породы – и километровая железнодорожная выемка глубиною до двадцати метров готова! Точно таким же направленным взрывом создаем мы и насыпи. И учти, Илья, что все это в одно мгновение, не считая, конечно, подготовительных работ. А сколько на это ушло бы времени при разработке выемок экскаватором, даже самым мощным?

– Ну, спасибо за справку, Емельян Петрович! – протянул Саблин руку генерал-директору. – Извини, что отнял у тебя столько времени.

– Э, да что там! – дружески хлопнул Вознесенский Саблина по плечу, и к нему снова вернулся его покровительственный тон. – Я очень рад, что мы встретились наконец. Ну, как у тебя дела-то по службе? В каких чинах ходишь? Помнится, в последний раз, когда встретились, майором был?

– Майором был, майором и остался, – усмехнулся Саблин. – Правда, теперь пишется еще одно слово перед этим званием.

– Ах, так ты генерал-майор?! – уже каким-то другим тоном воскликнул Вознесенский. – Ну, брат, от всей души поздравляю!

ДЛЯ ЧЕГО МОТОЦИКЛ ЖИЕНБАЕВУ

Вернувшись в свое управление, генерал Саблин тотчас же зашел к полковнику Осипову и сообщил ему о результате разговора с Вознесенским. Полковник не сразу высказал свое мнение по этому поводу. Он никогда не торопился с выводами, хорошо зная, как нелегко приходят верные решения.

– Что же это получается, Афанасий Максимович? – нетерпеливо спросил Саблин, не дождавшись ответа Осипова и начиная уже досадовать на него. – За чем же тогда охотится Жиенбаев? Не могли ведь ввести его в заблуждение взрывные работы и не принял же он их за взрывы атомных бомб?

– Да-а, – задумчиво покачал головой полковник Осипов. – Тут все полно противоречий. В твое отсутствие мне принесли еще несколько вырезок из иностранных газет. В них сообщается, что Советский Союз ведет в Средней Азии крупные строительные работы с помощью атомной энергии. И совершенно точно указываются именно те районы, где идет строительство нашей новой железной дороги.

– Какой давности эти сведения? – настороженно спросил Саблин.

– Двухнедельной.

Генерал задумался. Прошелся несколько раз по кабинету, постоял у окна, глядя вниз на шумную площадь.

– Ну что ж, – произнес он наконец, не замечая, что папироса его давно уже потухла. – Могло быть и так: принял Жиенбаев массовые взрывы аммонита за атомные и сообщил своим хозяевам. Кто-то из них мог обмолвиться об этом в присутствии журналистов, жадных до сенсации, а уж они постарались соответствующим образом раздуть ошибку Призрака.

– Не хочешь ли ты этим сказать, что Жиенбаев все еще находится в заблуждении относительно характера взрывов на нашем железнодорожном строительстве? – спросил Осипов, не совсем еще понимая, к чему клонит Саблин.

– Нет, не хочу. Он мог заблуждаться только вначале, но с тех пор у него было достаточно времени с помощью счетчика Гейгера убедиться в своей ошибке.

– М-да… – с сомнением покачал головой Осипов, – а может быть, он все-таки еще заблуждается?

– Почему же? – удивился генерал.

– Да потому, что Ершов доставил ему мотоцикл для того, вероятно, чтобы он лично съездил на строительство и собственными глазами посмотрел, что там делается.

– Он мог съездить на строительство и на поезде.

– Но зачем же тогда мотоцикл?

– Скорее всего для перевозки рации. Ершов ведь надежно замаскировал ее в коляске мотоцикла.

– Меня такой ответ не удовлетворяет, Илья Ильич. Жиенбаев нашел бы более надежный способ запрятать куда-нибудь свою рацию. Это не проблема.

– А ты считаешь, значит, что мотоцикл ему нужен только для поездки на стройку? – спросил Саблин, подумав с досадой, что упрямство Осипова выведет его когда-нибудь из терпения.

– Нужно ведь как-то объяснить, зачем ему понадобился мотоцикл, – уклончиво ответил полковник, не собираясь сдаваться.

– А для меня ясно одно, – слегка хмурясь, заметил Саблин, – на стройку он на мотоцикле не поедет, – это рискованно, а Жиенбаев всячески избегает риска. Я думаю, что мотоцикл ему нужен, пожалуй, для того, чтобы свободнее перемещаться и не дать возможности запеленговать свою рацию во время радиопередач.

– Но Ершова-Мухтарова, которого он считает своим помощником, тоже ведь могут запеленговать? Выходит, что, спасая себя, он ставит под удар своего помощника?

Саблин ждал этого вопроса и, не задумываясь, ответил:

– Ершов-Мухтаров будет, очевидно, вести с Жиенбаевым очень короткую радиосвязь, главным образом прием его приказаний. Сам же Жиенбаев, кроме связи с Ершовым-Мухтаровым, должен еще обмениваться регулярными радиограммами со своим резидентом, что связано, конечно, с немалым риском. Вот ему и потребовалось вмонтировать рацию в мотоцикл, чтобы пост передачи из разных точек, значительно отстоящих друг от друга. Мотоцикл же может быть у него совершенно легально. Донес ведь нам Малиновкин, что. как член археологической экспедиции, работающей где-то на отшибе от основной группы, Жиенбаев имеет возможность заправляться бензином в Перевальской археологической базе.

Говори это, Саблин все более проникался убеждением в правильности своей догадки. Встав из-за стола, он прошелся несколько раз по кабинету, продолжая обдумывать эту мысль, и, окончательно уверившись в правильности ее, остановился перед Осиповым.

– А в том, что Жиенбаев не собирается на строительство, есть и еще одно доказательство: он ведь приказал Ершову сообщать ему о грузах, идущих на стройку. Зачем ему это, если бы он сам туда собирался?

– Да-а, – задумчиво проговорил Осипов, – замысловато, замысловато получается… Будем, однако, ждать новых сообщений Ершова. Может быть, и прояснится кое-что.

НЕ ДОПУЩЕНА ЛИ ОШИБКА?

Майор Ершов так устал в этот день первой встречи с Жиенбаевым, что, казалось, готов был тотчас же заснуть мертвым сном. Но этого не случилось. Беспокойные мысли долго еще тревожили его, и он вертелся с боку на бок, комкая подушку и тяжело вздыхая.

Зачем понадобился Жиенбаеву мотоцикл? Куда он собирается поехать на нем? Что думает о нем, Ершове? По-прежнему будет относиться с подозрением или станет доверять теперь? Почему интересуется он железнодорожными грузами?

Все это было пока неясно Ершову, все требовало скорейшего ответа, верного решения. Без этого нельзя действовать дальше и надеяться на успех. Более того, необдуманным ходом можно провалить все дело, упустить опасного врага, хуже того – дать возможность врагу осуществить его планы.

Около шести часов утра вернулся с дежурства Аскар. Слышно было, как он умывался, а потом гремел тарелками на кухне – решил, наверно, перекусить перед сном. Спустя несколько минут скрипнула дверь его комнаты. Теперь он ляжет спать и проспит, пожалуй, часов до двенадцати.

В каких отношениях этот человек с Жиенбаевым? Только ли хозяин его квартиры, или еще и сообщник? Это тоже необходимо было решить как можно скорее. В том, что какая-то связь между ними существует, у Ершова почти не было сомнений.

Но не это было сейчас главным для Ершова. Более всего волновал его вопрос: как будет вести себя Жиенбаев в дальнейшем с ним, с Ершовым? Ведь задание, которое он дал ему, в сущности пустячное. Сведения эти и Аскар сумел бы раздобыть. Вот разве только сообщать их без рации не мог…

Ершов прикидывал все это и так и эдак и решил наконец, что если Жиенбаев свяжется с ним вскоре по радио, значит доверяет, не свяжется – нужно будет признать, что он, Ершов, раскрыл, обнаружил себя чем-то, спугнул опасного врага.

Была и еще одна забота: проснуться не позднее девяти часов, чтобы ни Аскару, ни Темирбеку не дать повода подумать, будто Ершов ведет себя не очень осторожно, – ведь это значило бы для Жиенбаева, что у него плохой помощник.

Ершов приучил себя вставать в любое время, когда это было нужно, а беспокойная работа научила его каждую минуту быть настороже.

В этот день Ершов проснулся без пяти девять. В доме было тихо. Только в соседней комнате осторожно ходил кто-то – наверно, Темирбек поднялся уже и старается не шуметь, чтобы не разбудить своего двоюродного брата, которого он, как казалось майору, побаивался немного.

Ершов перевел взгляд на окно. Солнце ярко освещало противоположную сторону улицы и дом старухи Гульджан, в котором квартировал Малиновкин. Окно его комнаты было распахнуто. Значит, лейтенант встал уже. Они условились: по утрам открытое окно будет означать, что Малиновкин бодрствует, а днем и вечером – что он дома. Означало это также, что Дмитрий хочет узнать поскорее подробности вчерашней встречи Ершова с Жиенбаевым и ждет новых указаний майора.

Но что же можно приказать ему? Что вообще можно предпринять? Нужно бы встретиться с ним как-то и поговорить, объяснить сложность создавшейся обстановки. Но к это тоже было не так-то просто. Черт ведь его знает, этого Жиенбаева, может быть, он не считает испытательный срок оконченным. Нет, тут уж лучше соблюдать строжайшую конспирацию до конца. А пока Ершов открыл окно и, высунув в него голову, посмотрел вдоль улицы направо и налево. Это означало, что у него все в порядке и что лейтенант может быть свободен и заниматься своими делами до полудня.

Аскар поднялся только в двенадцать часов дня, Ершов к этому времени вернулся из столовой, где он позавтракал и захватил кое-что с собой из буфета. Темирбека, который перед его уходом ел что-то у себя в комнате, в доме теперь не было.

– Ну как, не соскучились еще у нас, товарищ Мухтаров? – спросил Ершова Аскар, направлявшийся с полотенцем на шее умываться во двор.

– Нет пока, – бодро ответил Ершов. – Я много интересного в библиотеке вашей обнаружил. Вчера почти весь день там провел. Просматривал архивные материалы и на любопытные исторические документы натолкнулся. Ну, а у вас как идут дела, Аскар Габдуллович? Служба-то ваша не очень спокойная? Ночами приходится дежурить?

– Да нет, не всегда это. В основном все-таки днем. Да и работа, откровенно говоря, пока не очень интересная. Вот закончат строительство магистрали, пойдут регулярные поезда – тогда поинтереснее будет. А сейчас у нас ни графика, ни расписания.

– Грузы тоже, наверное, пустяковые? – будто невзначай спросил Ершов, наблюдая, как энергично растирает Аскар вафельным полотенцем свою хорошо развитую грудь.