Текст книги "По светлому следу (сб.)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц)

– Ну, поздравляю вас, Антон Иванович, от всего сердца поздравляю! – вставая, радостно проговорил Никитин.

Крепко пожав протянутую руку, Киреев подал полковнику выкрашенный темно-коричневой краской микрофотоаппаратик.

Полковник с любопытством повертел его перед глазами и вынул из него кассету с пленкой.

– Эту штучку мы отправим теперь в фотолабораторию и посмотрим, что там запечатлел Иглицкий. Ну-с, а что же мы дальше будем делать?

– Ловить того, кто за этим фотоаппаратом прибыл, – не задумываясь, ответил Киреев.

– У вас есть какой-нибудь определенный план?

– Да, товарищ полковник!

В НОЛЬ ДЕСЯТЬ

В половине двенадцатого ночи машина номер 22-45 стремительно неслась по Ленинградскому шоссе, направляясь к метро «Сокол». За рулем ее сидел Киреев, на заднем сиденье – Голубев. В зеркальце над ветровым окном машины майор видел его заспанное, недоумевающее лицо, освещенное призрачным светом уличных фонарей. Казалось, он еще не пришел в себя после того, как Киреев неожиданно разбудил его, заявив, что нужно срочно выехать в кафе «Светлячок», где Голубев сможет оказать услугу советской контрразведке.

Чувствовалось, что майор Киреев очень торопился. Он гнал машину почти на предельной скорости. За правым окном промелькнули огни гостиницы «Советской», стадион и метро «Динамо». Миновав и «Аэропорт», машина приближалась к «Соколу». Вот и наземный вестибюль метро, а немного подальше – кафе «Светлячок».

Киреев затормозил машину и обернулся к Голубеву:

– Подождите меня. Я вернусь минут через пять.

Майор торопливо выскочил на тротуар и скрылся в дверях кафе, из открытых окон которого слышалась веселая музыка. А когда Киреев вернулся к машине, Голубева в ней уже не было…

…Звонок, которого Киреев ждал весь следующий день, раздался лишь вечером.

– Киевский вокзал, поезд семнадцатый, вагон шесть, – лаконично доложил майору его помощник. – Купе четвертое. Три места в нем наши.

– Когда отходит? – спросил Киреев.

– В ноль десять.

В купе мягкого вагона сидели три пассажира. Двое у окна беспечно разговаривали, делясь впечатлениями о столице, третий читал газету. Тех, что беседовали, по выговору легко было принять за украинцев. Оба они были молодые, загорелые, веселые. Пассажир, погрузившийся в чтение газеты, выглядел постарше. Казалось, он так увлекся какой-то статьей, что и не замечал ничего, что происходило в купе.

Включилось поездное радио. Радист объявил, что до отхода поезда осталось пять минут, и попросил провожающих выйти из вагона. Пассажир, читавший газету, бросил беглый взгляд на ручные часы.

Прозвучал свисток паровоза. Протяжно запели тормозные тяги под вагоном.

– Выходит, что мы неполным комплектом поедем, – проговорил один из молодых людей у окна. – Четвертого нашего спутника все еще нет.

Но в это время осторожно приоткрылась дверь, и в купе просунулся сначала чемодан, затем худощавый, бледный человек в плаще, очках и соломенной шляпе.

– Легки, же вы на помине! – весело проговорил все тот же молодой человек, улыбаясь вошедшему.

Человек в плаще испытующе посмотрел на молодых людей и перевел взгляд на третьего пассажира. Тот все еще сидел, уткнувшись в газету, мешавшую сошедшему разглядеть его лицо.

– Чуть-чуть было не опоздал! – со вздохом опускаясь на свободное место, проговорил четвертый пассажир. – В Москве почти всегда так: закрутишься, завертишься, а потом мчишься на поезд, высунув язык, и едва-едва успеваешь сесть уже почти на ходу.

– Хорошо, однако, что успели, – спокойно заметил пассажир, читавший газету. – А то уж мы думали, что напрасно вас тут поджидаем, господин Голубев.

Человек в плаще порывисто вскочил с места, но молодые люди, сидевшие у окна, тотчас бросились к нему и крепко схватили за руки.

– Обыщите его! – приказал майор Киреев.

Это он, прикрываясь газетой, поджидал здесь Голубева.

– Неужели вы не догадались, Голубев, – спросил Киреев, – что, оставив вас одного в машине, мы специально все это подстроили? А ведь я считал вас гораздо опытнее.

– У меня не было другого выхода, – угрюмо проговорил Голубев и добавил со злой усмешкой: – Но только и вы напрасно думаете, что я захватил с собой фотоаппарат Иглицкого. Он теперь в надежных руках.

– Вполне возможно, – спокойно согласился Киреев. – Однако пленка-то в нем уже не та, за которой вы охотились. Да и тот, кому вы сунули фотоаппарат на вокзале, тоже уже в наших руках. Мы ведь вас ни на секунду не упускали из виду, как только вы из машины моей сбежали.

Полковник Никитин долго не выпускал руки Киреева.

– Не мастер я произносить торжественные речи, – улыбаясь говорил он. – Скажу просто – молодец!… А теперь ответьте мне: вы заподозрили Голубева после того, как прочли в списке Куницына его фамилию, или еще раньше?

– Немного раньше, товарищ полковник, – ответил Киреев, усаживаясь в предложенное Никитиным кресло. – Первое подозрение внушил мне парашютист. Показалось мне тогда, что его специально могли принести нам в жертву, чтобы правдоподобнее выглядело сообщение Голубева. А потом, когда я стал догадываться, что тайник Иглицкого может оказаться в нашей же машине, сразу же подумал: «А не Голубев ли подослан к нам за пленкой Иглицкого?

Не специально ли он придумал встречу несуществующих геленовских агентов в почти загородном кафе, чтобы иметь возможность подольше ездить на наших машинах?» Ну, а потом, когда я прочел фамилию Голубева в списке Куницына, окончательно все стало ясно. Положив фотоаппарат Иглицкого на прежнее место, я почти не сомневался, что Голубев «клюнет» на эту приманку.

– Да, – с удовлетворением произнес Никитин и еще раз пожал руку Кирееву, – я в вас не ошибся! Знал, что не на один только счастливый случай будете вы полагаться…

1955

В ПОГОНЕ ЗА ПРИЗРАКОМ

В КАБИНЕТЕ ПОЛКОВНИКА ОСИПОВА

Время перевалило за полночь. Все сотрудники генерала Саблина давно уже разошлись по домам. Один только полковник Осипов все еще сидел в своем кабинете.

Письменный стол его был освещен настольной лампой. Лучи света, падая из-под низко опущенного колпачка, почти полностью поглощались настольным сукном. Лишь белый лист бумаги отражал и слабо рассеивал их по всему кабинету. Комната была большая, и отраженного света недоставало для ее освещения. Со стороны казалось даже, что пространство за пределами письменного стола Осипова погружено в темноту. Но полковник привык к полумраку и хорошо видел все вокруг. Он любил поздними вечерами, а часто и бессонными ночами бесшумно прохаживаться по мягкому ковру, продумывая многочисленные варианты возможных действий противника.

Но сегодня день был необычный – полковник Осипов ждал важное донесение, от которого зависело решение уже несколько дней волновавшей его загадки. Чистый лист бумаги, казавшийся на темно-зеленом фоне настольного сукна не только единственным освещенным местом, но и как бы самим источником света, гипнотизировал и привлекал к себе полковника. Осипов уже не раз подходил к нему, готовый запечатлеть на нем так долго продумываемую мысль, но едва он брался за перо, какой-то внутренний голос убеждал его, что мысль эта еще недостаточно созрела, загадка далека от решения и выводы слишком скороспелы.

И снова принимался полковник Осипов – седой, слегка сутуловатый человек с усталыми глазами – ходить по кабинету, подолгу останавливаясь у окна, за которым все еще не хотела засыпать большая, шумная даже в ночные часы площадь.

«Если бы только Мухтаров выздоровел или хотя бы пришел в сознание, – уже в который раз мысленно повторял Осипов, наблюдая, как внизу, за окном, мелькали огоньки автомобильных фар. – Все могло бы проясниться тогда… Может быть, позвонить в больницу еще раз?… Нет, не стоит. Было бы что-нибудь новое, сами бы немедленно сообщили. Но почему, однако, бредит Мухтаров стихами? И что это за стихи? «Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах»? Или еще вот эта строка: «Шумно оправляя траур оперенья своего». Как угадать по этим строчкам, какие мысли возникают у него в бреду? И почему произносит он только эти стихи? Ни одного другого слова, кроме стихов… А томик американских поэтов, который нашли у него?… Существует, наверно, какая-то связь между ним и стихотворным бредом Мухтарова. Но какая?

Полковник Осипов сам несколько раз перелистал эту небольшую, типа «покит бук» книжицу. Он не мог похвалиться, что читал всех опубликованных в ней авторов, но такие имена, как Генри Лонгфелло, Эдгар По и Уолт Уитмен, были ему хорошо известны.

Вчера этот томик побывал в химической лаборатории и подвергся там исследованию, но и это не дало никаких результатов. Подполковник Филин – специалист по шифрам – высказал предположение, что какое-то из напечатанных в нем стихотворений, возможно, является кодом к тайной переписке засланных к нам шпионов. Он допускал даже, что именно этим кодом зашифрована радиограмма, перехваченная несколько дней назад в районе предполагаемого местонахождения знаменитого шпиона, известного под кличкой «Призрак». Подобная догадка, пожалуй, не была лишена оснований, так как Осипов допускал, что агент иностранной разведки Мухтаров, видимо, предназначался в помощники Призраку. Его ведь выследили в поезде, уходившем в Аксакальск, то есть именно в тот район, где находился Призрак.

Все, конечно, могло бы обернуться по-другому, если бы Мухтаров не догадался, что за ним следят. Но он почувствовал это и, пытаясь уйти от преследования, неудачно выпрыгнул из вагона на ходу поезда. Теперь он лежит в бессознательном состоянии в больнице, и врачи не ручаются за его жизнь.

В карманах шпиона обнаружили: паспорт на имя Мухтарова, удостоверение личности и железнодорожный билет до Аксакальска. В чемодане нашли портативную радиостанцию и томик избранных стихотворений американских поэтов. Подполковник Филин вот уж почти сутки сидит теперь над этим томиком, отыскивая стихотворение, строки из которого произносил в бреду Мухтаров.

Был уже второй час ночи, когда в кабинете Осипова зазвонил телефон. Полковник торопливо схватил трубку, полагая, что звонят из больницы.

– Р-разрешите д-доложить, Афанасий Максимович, – услышал он голос Филина. Подполковник был сильно контужен на фронте в годы войны и слегка заикался в минуты волнения.

– Докопались до чего-нибудь? – спросил Осипов.

– Так точно. Выяснилось, что Мухтаров произносит в бреду строки из «Ворона» Эдгара По, но и с помощью этого стихотворения перехваченная нами радиограмма не поддается расшифровке.

– Да… – разочарованно проговорил Осипов. – Не очень-то вы обрадовали меня этим сообщением.

Едва он положил трубку на рычажки телефонного аппарата, как снова раздался звонок. Теперь полковник уже почти не сомневался, что звонят из больницы.

– Это я, Круглова, – торопливо докладывала дежурная сестра. По голосу ее Осипов тотчас же догадался: в больнице произошло то, чего он особенно опасался. – Знаете, что случилось, Афанасий Максимович? Мухтаров умер только что…

– Пришел ли он хоть перед смертью в сознание? – спросил Осипов.

– Нет, Афанасий Максимович, – поспешно ответила Круглова. – Только по-прежнему бредил стихами. Может быть, он поэт какой-нибудь?

– Люди такой профессии не бывают поэтами, – убежденно проговорил Осипов. – Какие же стихи произносил Мухтаров? Все те же? – спросил он Круглову, уже безо всякой надежды услышать что-нибудь новое.

– Я записала. Сейчас прочту… Тут, впрочем, тоже все разрозненные строчки: «Гость какой-то запоздалый у порога моего, гость – и больше ничего…» Знаете, Афанасий Максимович, очень похоже все-таки, что это он сам сочинил. Наверно, под «гостем» смерть свою имел в виду…»

– Ну, а еще что?

– Прочел целую строфу, видимо, из какого-то другого стихотворения. Вот, послушайте:

Согнется колено, вихляет ступня,

Осклабится челюсть в гримасе, -

Скелет со скелетом столкнется, звеня,

И снова колышется в плясе.

– Прочтите-ка это еще раз, помедленнее, – попросил Осипов и торопливо стал записывать.

Странным, непонятным казался Осипову этот бред. Л1ожет быть, и в самом деле пользовался он стихами для кодирования своих донесений?…

«Интересно, у себя еще Филин или ушел уже?» – подумал Осипов, набирая служебный телефон подполковника.

Филин отозвался тотчас же.

– Это Осипов, – сказал ему полковник. – Запишите-ка еще несколько строк стихотворного бреда, Борис Иванович.

И полковник продиктовал Филину стихи, сообщенные медсестрой.

– Первые две строки – это из «Ворона» Эдгара По, – выслушав Осипова, заметил Филин. – А «Скелеты» из какого-то другого стихотворения. Размер иней. Вы долго еще у себя будете, Афанасий Максимович?

– Ухожу минут через пять, – ответил Осипов, посмотрев на часы. – А вы вот что учтите, товарищ Филин: Мухтаров умер, исходите поэтому теперь только из того, что уже известно.

Домой полковник Осипов пошел пешком. Всю дорогу приходили на память стихи Эдгара По о шорохах, о черных птицах, оправляющих траур оперения своего, о каком-то госте запоздалом… Что значит все это? Какой смысл таится в наборе таинственных слов?

КЛЮЧИ К ШИФРАМ

Хотя Осипов почти не спал, на работу он явился, как обычно, к девяти часам утра. Полковник слишком хорошо знал себя, чтобы надеяться спокойно провести хотя бы одну ночь, пока тайна Мухтарова не окажется разгаданной. Но уж потом, когда загадку эту удастся разрешить, он проспит, наверно, все двадцать четыре часа. С ним уже случалось такое.

Едва Осипов прошел к себе, как в дверь кто-то постучался негромко, но энергично.

В кабинет торопливой походкой вошел подполковник Филин.

«Позавидуешь человеку, – подумал о нем полковник. – Тоже не спал, наверно, всю ночь, а ведь не скажешь… Да он и не напрасно, видимо, бодрствовал».

– Ну-с, чем порадуете? – с деланой небрежностью спросил его Осипов.

– Хорошими стихами, Афанасий Максимович! – весело проговорил Филин и положил на стол Осипова массивный однотомник произведений Иоганна-Вольфганга Гёте.

Осипов, полагавший, что разгадать тайну шифра помогла книжица, найденная в чемодане Мухтарова, удивленно поднял глаза на Филина. Подполковник помедлил немного, будто наслаждаясь недоумением Осипова, затем с загадочной улыбкой раскрыл семьдесят вторую страницу и показал пальцем на стихотворение «Пляска мертвецов».

– Вот ведь откуда новая строфа мухтаровского бреда, товарищ полковник! Пришлось для выяснения этого консультироваться у опытного литературоведа. «Пляска мертвецов» Гёте оказалась кодом к шифру… Обратили вы внимание, что цифры шифра разбиты на группы и расположены строками. Показалось мне это не случайным и натолкнуло на мысль, что для кодировки текста могли быть использованы стихи. И я не ошибся. Получается следующая система: каждая новая строка начинается трехзначной цифрой с нолем впереди. Цифра за нолем – порядковый номер строки стихотворения. Третий знак ключевой группы является строкой в строфе, а все последующие цифры – номерами букв в стихотворных строках.

Возьмем теперь для примера первую строку перехваченной нами шифровки: «066 14 15 2 5 16 18 19 21 13 18 21…» Ключевая группа ее – 066 означает начало строки шифра, шестую строфу и шестую строку в ней. В «Пляске мертвецов» строка эта звучит так: «Все выше и выше вползает мертвец…» Четырнадцатой буквой будет здесь «п», пятнадцатой – «о», второй – «с», пятой – «ы», шестнадцатой – «л», восемнадцатой – «а», девятнадцатой – «е», двадцать первой – «м», тринадцатой – «в», восемнадцатой – «а», двадцать первой – «м». Из букв этих складываются слова: «Посылаем вам…»

Подполковник Филин был очень доволен своей сообразительностью и не сомневался, что на этот раз, сдержанный в проявлении чувств полковник Осипов, непременно его похвалит. Но Афанасий Максимович прежде сам прочел всю шифрограмму, на что ушло довольно много времени. Лишь после этого он встал из-за стола и крепко пожал чуть-чуть вспотевшую от волнения руку Филина.

– Спасибо, Борис Иванович! – с теплыми интонациями в голосе проговорил он и, помолчав немного, спросил: – Ну, а томик, найденный у Мухтарова, тут при чем же?

– А это пока совершенно непонятно! – развел руками Филин.

– Однако и он, конечно, имеет какое-то отношение к тайной миссии Мухтарова, – убежденно заявил полковник и отпустил Филина.

Генерал Саблин, начальник Осипова, был занят все утро каким-то неотложным делом, а полковнику никогда еще не хотелось так, как сегодня, доложить ему результаты проделанной работы.

«А ведь ловко они придумали – вести тайные переговоры с помощью стихов, – размышлял Осипов, прохаживаясь по своему кабинету. – Это избавляет их от сложных кодовых таблиц или книг и журналов, к помощи которых обычно прибегают тайные агенты при шифровке. Следует только крепко держать в уме какое-нибудь стихотворение, и можно уже не сомневаться, что никто из непосвященных не прочтет ни одной строки, зашифрованной с его помощью. Какую-то роль в их тайных передачах играет, конечно, и томик стихов, обнаруженный в чемодане Мухтарова. Он хотя и не имеет прямого отношения к уже прочитанной шифровке, но им намеревались, видимо, пользоваться в будущем или предназначали для каких-нибудь особых передач».

Полковник взял бумагу, на которой был написан текст раскодированной шифрограммы, и снова прочел его:

«Посылаем вам помощника – Мухтарова Таласа Александровича, специалиста по радиотехнике, и рацию. С августа переходите на новую систему».

Что же это за «новая система»? Может быть, имеется в виду какое-нибудь новое стихотворение? Мухтаров в таком случае вез Призраку томик американских поэтов с тем, чтобы он выучил из него до августа какое-то определенное произведение. Затем, видимо, следовало уничтожить книжку и держать это стихотворение в уме. Скорее всего таким стихотворением должен явиться «Ворон» Эдгара По, и Мухтаров, уже начавший заучивать его, повторил в бреду затверженные строки.

Полковник довольно потер руки и торопливо стал ходить по кабинету, с нетерпением ожидая, когда же наконец освободится генерал Саблин и вызовет его к себе…

Размышления Осипова прервал звонок Филина.

– Скажите, пожалуйста, Афанасий Максимович, рация Мухтарова у вас еще? – спросил подполковник.

– Да, – удивленно ответил Осипов. – А зачем она вам?

– На внутренней стороне ее футляра карандашом написано несколько цифровых строк. Посмотрите, пожалуйста, точно ли в начале первой и второй строки стоят восьмерки?

– Подождите минутку, сейчас проверю.

Полковник торопливо открыл крышку рации, стоявшей в углу его кабинета, и на матовом фоне ее внутренней поверхности прочел;

«033 2 19 28 25 7 22 39

035 3 2 26 27 6 3 32 30 5…»

Там были и еще какие-то строки, но полковник сосредоточил внимание только на этих двух. Первые цифры после нулей действительно напоминали восьмерки, но, присмотревшись к ним хорошенько с помощью лупы, Осипов убедился, что это были тройки.

– Вы ошиблись, Борис Иванович, – сказал он в телефонную трубку, – там не восьмерки, а тройки.

– Тройки? – обрадованно переспросил Филин. – Ну, тогда совсем другое дело! Разрешите зайти к вам минут через пятнадцать.

– Приказываю зайти! – усмехнулся Осипов.

Подполковник Филин действительно пришел ровно через четверть часа. В руках он держал теперь томик стихов американских поэтов. Глаза его возбужденно блестели, как и в тот раз, когда он впервые сообщил о своем открытии. Видно было, что и теперь ему посчастливилось.

– Вот, пожалуйста, – радостно проговорил он и раскрыл книгу на той странице, на которой начинался «Ворон» Эдгара По. – Читайте строфу третью:

Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах

Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего.

И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:

«Это гость лишь запоздалый у порога моего,

Гость какой-то запоздалый у порога моего,

Гость – и больше ничего».

Подполковник Филин был великолепным математиком, влюбленным в логарифмы и интегралы, но он любил и поэзию. Уверял даже, что у нее много общего с математикой. Стихи Эдгара По прочел он с чувством, отметив при этом удачный перевод первой строки, в которой повторением буквы «ш» усиливалось ощущение шороха.

– Ловко это они шипящие обыграли! – с восхищением заметил он. – «Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах…» Здорово, не правда ли? Прошу, однако ж, обратить внимание на третью строку.

Развернув перед Осиповым лист бумаги, Филин торопливо написал на нем текст этой строки и пронумеровал все буквы его следующим образом:

«И, ч т о б с е р д ц у л е г ч е с т а л о,

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

в с т а в, я п о в т о р и л у с т а л о»

22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41

– Без труда можно заметить теперь, – продолжал он, – что цифры шифра на крышке футляра рации Мухтарова: 2, 19, 28, 25, 7, 22, 39 соответствуют буквам, из которых слагается слово «Чапаева».

Аккуратно обведя карандашом эти буквы и цифры, Филин перевернул листок на другую сторону.

– А теперь такую же процедуру проделаем и с пятой строкой той же строфы:

«Г о с т ь к а к о й– т о з а п о з д а л ы й

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22

у п о р о г а м о е г о».

23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34

– К этой строке, – продолжал Филин, – относятся цифры – 3, 2, 26, 27, 6, 3, 32, 30, 5. Расшифровываем их и получаем слова: «сорок семь». Надо полагать, что это адрес: улица Чапаева, дом номер сорок семь. А в двух следующих строчках сообщается фамилия проживающего по этому адресу Жиенбаева Кылыша Жантасовича. Вот вам и разгадка тайны томика американских поэтов. В нем ключ к новой системе, видимо, будущего шифра шпионов, которым так кстати для нас поспешил воспользоваться Мухтаров.

КОГО ПОСЛАТЬ?

Освободившись от срочных дел, генерал Саблин не стал приглашать к себе полковника Осипова, а сам зашел к нему в кабинет.

Генерал был высокий, сухопарый. Черные волосы его изрядно поседели на висках, но выглядел он моложе Осипова, хотя они были ровесниками. Легкой походкой прошел он через кабинет и, поздоровавшись, сел против полковника верхом на стуле. Тонкие, все еще очень черные брови генерала были слегка приподняты.

– Кажется, нам удалось кое-что распутать, Афанасий Максимович? – спросил он спокойным, веселым голосом, хотя Осипов хорошо знал, как волновала генерала возможность напасть на верный след знаменитого Призрака.

– Многое удалось распутать, Илья Ильич!

– Ого! – невольно воскликнул Саблин, не ожидавший от полковника, очень сдержанного в выражениях, такого многообещающего заявления.

Когда-то, лет тридцать назад, совсем еще молодым человеком, познакомился он с Осиповым на курсах ВЧК. С тех пор долгие годы работали они вместе на самых трудных фронтах тайной войны со злейшими и опаснейшими врагами Советского государства. Крепко сдружились они за это время и прониклись друг к другу тем глубоким уважением, которое рождается лишь в минуты самых тяжелых испытаний. Разница в званиях и должностях не мешала и теперь их дружбе.

Осипов никогда не бросал своих слов на ветер и всегда был очень трезв в оценке обстановки. Сегодня, однако, было похоже, что доложит он о какой-то большой победе, а уж Саблин-то хорошо знал, как нелегко давались эти победы на невидимых фронтах тайной войны.

Интересно, что же удалось ему распутать?

Усевшись поудобнее, генерал Саблин приготовился слушать.

– Выкладывай же, Афанасий Максимович, – проговорил он нетерпеливо.

– У меня теперь почти нет сомнений, что Мухтаров направлялся помощником к Призраку, – довольно уверенно начал Осипов свой доклад: – Легальная фамилия этого Призрака, видимо, Жиенбаев, и живет он на улице Чапаева, в доме номер сорок семь. Такая улица есть в городе Аксакальске, то есть именно там, где мы и предполагали присутствие Призрака.

– Так, так, – удовлетворенно проговорил генерал Саблин. – Давай-ка, однако, вспомним теперь кое-что и о самом Призраке. Он ведь специализировался, кажется, по странам Востока?

– Да, это так, – ответил Осипов. – Средняя Азия, Ближний и Средний Восток ему хорошо знакомы.

– Значит, он вполне мог бы выдать себя, скажем, за историка-востоковеда?

– Полагаю, что да, – согласился Осипов. – Работая в свое время в Интеллидженс сервис, он участвовал в различных археологических экспедициях в Иране и Афганистане. Занимался при этом, конечно, не столько раскопками древностей, сколько военными укреплениями на советско-иранской и советско-афганской границах. Считается он и знатоком многих восточных языков, тюркских и иранских например. Русским владеет в совершенстве.

– Похоже, что этому Призраку не дают покоя лавры полковника Лоуренса, – усмехнулся генерал Саблин.

– Да не без того, пожалуй. Когда он на англичан работал, они его даже вторым Лоуренсом величали. А он в одно и то же время работал и на них, и на фашистскую Германию, и, видимо, еще на кое-кого.

– Легче, значит, назвать тех, на кого он не работал, чем вспоминать, на кого работал, – засмеялся Саблин. – Известна ли, по крайней мере, его подлинная национальность?

Полковник Осипов пожал плечами:

– Если судить по фамилиям, которые он носил в свое время, то это настоящий космополит. Фамилия Кристоф, под которой он был одно время известен, могла бы свидетельствовать как об английском, так и об американском его происхождении. Но потом он сменил столько всяких немецких, французских и итальянских фамилий, что и сам, наверно, всех не помнит. Только шпионская кличка Призрак удержалась за ним по сей день.

– У нас он был, кажется, в тысяча девятьсот сорок третьем году? – спросил Саблин, перебирая в уме сотрудников, которым можно было бы поручить единоборство с таким опасным противником.

– Да, во время войны, – ответил Осипов, вспоминая, сколько бессонных ночей стоила им охота за Призраком в те годы. – Он тогда работал на гитлеровскую военную разведку, и ему, к сожалению, удалось улизнуть от нас безнаказанно, хотя мы уже нащупали его.

– Ну, а Мухтаров должен был, значит, передать этому Призраку новую рацию и поступить в его распоряжение?

– Да, если Призрак и Жиенбаев одно и то же лицо, – уклончиво ответил Осипов.

– Полной уверенности, что мы будем иметь дело именно с Призраком, еще нет, значит?

– Абсолютной, конечно, нет, но вероятность значительная, – теперь уже с обычной своей осторожностью ответил Осипов. – Суди вот сам: из показаний недавно уличенного нами международного агента Ральфа Клейтона известно, что Призрак заброшен к нам в Среднюю Азию. Приблизительно назван район Аксакальска. В этом районе мы засекаем к тому же нелегальный передатчик и расшифровываем радиограмму с сообщением о посылке помощника какому-то тайному агенту. Нападаем мы и на след этого помощника, едущего поездом Москва-Аксакальск. Устанавливаем, что он везет рацию своему шефу и новую систему шифра, то есть именно то, о чем сообщалось в перехваченной радиограмме. Узнаем также, что следовал он по адресу, который действительно существует в Аксакальске…

– Но позволь, – нетерпеливым движением руки остановил Осипова Саблин, – разве улица Чапаева существует только в Аксакальске?

– Я специально наводил справки, – спокойно ответил Осипов. – Оказалось, что улица Чапаева из всей Аксакальской области имеется только в самом Аксакальске. Но и это еще не все. В окрестностях Аксакальска работает археологическая экспедиция Алма-атинской академии наук. Весьма возможно, что Призрак под легальной фамилией какого-нибудь востоковеда Жиенбаева находится именно в этой экспедиции. Ты ведь и сам, кажется, допускаешь, что Призрак может выдать себя за историка-востоковеда? Не случайно, видимо, и Мухтаров снабжен был документами, свидетельствующими о его принадлежности к Алма-атинскому историческому музею. Есть и еще одно обстоятельство, о котором я тебе уже говорил: Призрак бывал именно в этих местах во время войны. Полагаю, что Жиенбаев и он – одно и то же лицо. Допустить же, что в одном и том же районе одновременно работают два крупных международных агента, просто невероятно.

– Ну, ладно, – после некоторого раздумья согласился наконец генерал. – Допустим, что все это именно так. Кому же предложил бы ты в таком случае перевоплотиться в Мухтарова с тем, чтобы попробовать под его именем добраться до самого Призрака?

Полковник Осипов молчал, будто не расслышал вопроса. Он заранее знал, что по этому поводу у них не будет единодушия.

– Ты слышишь меня, Афанасий? – подождав немного, уже с нетерпением спросил Саблин.

– Слышу, Илья Ильич, – отозвался наконец Осипов, не поворачиваясь в сторону генерала и сосредоточенно разглядывая ногти на своих пальцах. – Вопрос не из легких. Подумать нужно, кому такое дело поручить. Надо полагать, что Жиенбаеву могут быть известны кое-какие сведения о Мухтарове. Может быть, и о внешнем виде кое-что… Во всяком случае это нужно иметь в виду.

– Что же он может знать о его внешности? – спросил Саблин, беря со стола удостоверение личности Мухтарова. – Вряд ли ему могли доставить его фотографию. Это можно смело исключить. Значит, только краткая характеристика в шифрованной радиограмме. Есть у него какие-либо «особые приметы»?

– Не положено иметь таковых тайным агентам, – усмехнулся полковник и тоже посмотрел на фотографию Мухтарова, приклеенную к удостоверению личности. – Забыл разве, что в шпионские школы отбирают людей с самыми невзрачными физиономиями? О Мухтарове они могли сообщить лишь рост его, цвет лица, глаз, волос.

– Ну, а кого же ты все-таки наметил бы в его двойники? – снова спросил Саблин, вставая и принимаясь ходить по кабинету.

– Алимова можно или капитана Гунибекова, – ответил Осипов, мысленно представляя себе внешний облик каждого из названных им сотрудников своего отделения.

– Ты что же, из внешних только данных при этом исходишь? – недовольно поморщился генерал, останавливаясь перед полковником. – Знаю я и того и другого. Не под силу будет им справиться с таким противником. Тут значительно большая опытность нужна. А что ты скажешь о майоре Ершове?

– О Ершове? – удивился полковник.

– Ну да, да, о Ершове! – слегка повышая тон, повторил генерал. – Знаю я, что ты с ним не очень-то ладишь, но у меня иное мнение на сей счет. У Ершова большой опыт еще со времен войны. Полковник Астахов всегда о нем хорошо отзывался. Это у тебя он немножко закис, но в этом ты сам виноват, – не там его используешь, где надо.

– Ну, хорошо, – согласился Осипов, но Саблин понимал, что разубедить его не так-то просто. – Хорошо, допустим, что майор Ершов действительно обладает всеми теми качествами, которые необходимы для выполнения этого нелегкого задания, а внешность?… Мы же только что говорили с тобой, что не следует забывать хотя бы о приблизительном внешнем сходстве.

– Приблизительное сходство, по-моему, тоже имеется, – стоял на своем Саблин. – Рост почти тот же, цвет лица такой же смуглый от загара и глаза черные.