Текст книги "Военные приключения. Выпуск 3"

Автор книги: Николай Стариков

Соавторы: Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Юрий Маслов,Виктор Пшеничников,Валерий Федосеев,Виктор Геманов,Оксана Могила
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Родин долго плутал по закоулкам старой Риги, пока не отыскал дом Круминей. Дом был обветшалый, потрескавшийся, давно требовал ремонта. Родин позвонил, но дверь оказалась незапертой, и он, толкнув ее, вошел. Приход его оказался некстати – дома уже знали о случившемся, но Родину все же удалось поговорить с братом Валды Имантом, учеником девятого класса. Мальчишка хоть и был убит известием, но, узнав, что Родин – инспектор уголовного розыска, проявил природное любопытство и с готовностью ответил на все интересующие его вопросы. Затем проводил в комнату Валды. Комната была небольшая, но уютная. В ней не было ничего лишнего, но необходимое было расставлено так, что, казалось, есть все, даже с излишком. И все было на месте, начиная от платяного шкафа и кончай большой, по-видимому, вырезанной из какого-то журнала, любовно вставленной в простую рамку черного цвета фотографией Экзюпери.

– Имант, ты знал ее друзей? – спросил Родин.

– Конечно.

– И Володю?

Имант задумался.

– Может, Вольдемар? Вольдемар Каминский?

– Он русский?

– Латыш.

Родин покачал головой.

– А дневник она не вела? Знаешь, некоторые имеют такую привычку, – сказал он смущенно.

Имант молча вытащил из среднего ящика стола альбом с фотографиями и дневник. Но и здесь Родина постигла неудача. Последняя запись гласила: «Итак, школа позади! Что нас ждет за ее порогом? Дорог много, но надо выбрать одну». Кончилась мысль твердо и по-мужски: «Не надо отчаиваться, надо помнить слова Сиднея: «Или найду дорогу, или проложу ее сам».

Родин сидел, склонив голову, накручивая на палец колечки волос, и думал о том, как глупо и жестоко оборвалась жизнь этой девчонки. Столько задумано – планы, замыслы, мечты… И все – в дым, вдребезги, как фарфоровую чашку об пол!

Из дома Круминей Родин вышел в самом грустном расположении духа. У него стучало в висках и слегка покалывало затылок. Он прошелся по набережной, вдыхая горькие, еле уловимые запахи водорослей, нагретого за день камня, солярки. Все и везде смеялись, шутили. И он улыбался, но не со всеми вместе, а как бы отдельно. В гостиницу он пришел усталый и, едва успев раздеться, уснул.

В восемь утра Родина разбудил телефонный звонок. Звонил Брок.

– Доброе утро, – сказал он. – Одевайся. Я за тобой выслал машину.

– Что случилось? – предчувствуя недоброе, спросил Родин.

Еще один утопленник.

– Кто? – Он моментально вскочил.

– Парнишка, которого ты разыскивал. – Брок помолчал и, так как Родин ничего не ответил, повесил трубку.

– Вот здесь. – Брок поддел ногой камешек. – Вот здесь его и нашли.

Родин осмотрелся. Место как место. На побережье таких тысячи. Ничего примечательного.

– Для таких дел места выбирают поглуше, как ты думаешь? – спросил он.

– Вообще-то, да, – неопределенно ответил Брок. – Только учти: ночь была темная – вытянутой руки не увидишь. И волны… Шумело сильно.

– Во сколько это произошло?

– От двенадцати до двух.

– Да… И все-таки, почему именно здесь?

– Меня тоже это удивляет, – помолчав, сказал Брок. – Ведь именно здесь утонула Валда Круминь. Совпадение это или?..

– Ребус, – проворчал Родин, – дикий ребус! Сильно его избили?

– Прилично.

– А что говорят медики?

– Еще рано, – взглянув на часы, проговорил Брок. – Часов в одиннадцать, думаю, сообщат.

– Кто его опознал? Ты?

– Вия Астынь.

– К ней удобно сейчас подъехать?

– Хочешь убедиться, что это действительно он?

– Это, во-первых, а во-вторых… – Родин замолчал, посматривая на беззаботно прогуливающиеся вдоль кромки прибоя пары, на резвящихся в море ребятишек, на дрожащий в мареве горизонт, куда уходили пароходы. – А по дороге заедем в аэропорт, за Рутой Берзинь.

…Вия Астынь была в коротком, давно вышедшем из моды платье. Родин подумал: что это, желание продемонстрировать точеные ножки или стремление выглядеть моложе своих лет? Поразмыслив, понял, что оба его предположения не имеют смысла – возраст обычно скрывают дамы, которым за сорок, а кокетничать… Вия была начисто лишена кокетства. В этом Родин убедился, когда пригласил ее в просмотровый зал и, столкнувшись с ней в дверях, совсем близко увидел ее глаза – темные, спокойно-внимательные. Ему понравились ее глаза, и он понял, что они понравились и Броку, и порадовался за приятеля.

Следом за ними в полутемный просмотровый зал вошли Брок и Рута Берзинь. Рута с любопытством осмотрелась. Зашторенные окна, правильные ряды кресел, огромный экран. И все. Ничего лишнего.

– Садитесь, – предложил Брок. – И представьте, что вы в кино.

– Только не зрители, а режиссеры, – сказал молодой человек, стоявший рядом с проектором.

– Это Янис, наш киномеханик, – представил его Брок. – Образование – высшее, ученая степень – магистр спиритических наук. Начинаем, Янис?

– Поехали.

– Значит, так… Шатен, лицо овальное, нос с маленькой горбинкой, подбородок чуть выдвинут вперед, с ямочкой, над правой бровью, почти у виска – небольшой шрам…

Вспыхнул экран, и на нем появилось лицо молодого мужчины.

– Нет, – сказала Вия. – Лицо чуть круглее…

Проплыло еще одно лицо, еще, еще…

– Стоп! – Вия завороженно смотрела на экран. – Уши…

– Что «уши»? – рассмеялся Янис.

– Очень большие… У него плоские, прижатые, злые уши.

– Сделаем злые, – сказал Янис. – Подходят?

– Да.

– Прическа, – вздохнула Рута. – Прическа короче, волосы падают на лоб… Еще короче… Вот так!

– Он? – спросил Брок.

– Нет, – подумав, ответила Рута. – Нос исправьте… Чуть длиннее… И губы. У него маленький рот, верхней губы почти не видно…

– Брови, – сказала Вия. – У него мощные надбровные дуги, поэтому глаза кажутся чуть запавшими и блестят…

– Глаза у него очень выразительные, – согласилась Рута и вдруг изумленно вскрикнула: – Он!

– Вы согласны? – спросил Родин Вию.

– Сходство есть.

– Кто же из вас прав? – Родин задумчиво потер переносицу.

– Я думаю, что Рута, – сказала Вия. – У моей сестры двое близнецов, так из всех родственников только я одна могу отличить их друг от друга. Я скорее нахожу несходство, чем сходство.

– Вы чрезмерно наблюдательны, – рассмеялся Родин.

– Это плохо?

– Для человека, который вас полюбит, плохо: вы откроете в нем столько недостатков, что от стыда сбежит.

– Так это он или не он? – не выдержал Янис.

– Он, – сказал Брок. – Отдай его в фотолабораторию, пусть размножают.

Брок проводил девушек до выхода, прощаясь, спросил:

– Надеюсь, наш киносеанс не утомил вас?

– Обогатил, – рассмеялась Вия. – Я наконец-то поняла, почему до сих пор не замужем.

III

Лошадь шла мягким галопом, чуть не в кольцо выгнув шею. Ее выхоленное тело блестело, и, каждый раз проскакивая мимо Родина, она злобно косила большим налившимся от напряжения кровью глазом. Из-под копыт веером летели опилки.

– Балует, черт, – сказал директор. – Как увидит постороннего, так первым делом напугать старается. Смотри, мол, какой я страшный.

Родин понимающе улыбнулся и продолжал с неослабевающим вниманием следить за наездником, Тот, закончив джигитовку, теперь стоял на лошади в полный рост. Ноги, обутые в черные кожаные полусапожки, выискивали точку опоры. Наконец он утвердился и резко выбросил вперед и в сторону правую руку. В воздухе мелькнула булава. Одна, вторая, третья… пятая. Еще мгновение – и они превратились во вращающееся колесо.

– Смелее, Гриша, смелее! – крикнул человек, находившийся в центре манежа. – Ничего, если одну потеряешь. Главное – уверенность. Темп, темп!

– Вот у него Швецов и учился, – сказал директор. – Если, конечно, я не ошибаюсь – фотография у вас больно расплывчатая. Но, по-моему, он. – И громко крикнул: – Вадим Александрович, можно тебя на пару минут?

Вадим Александрович оказался человеком общительным и веселым.

– Так вас Швецов интересует? – улыбаясь, спросил он.

– Если в вашей группе учился один Владимир и его фамилия Швецов, то да, – сказал Родин.

– По-моему, один, – ответил Вадим Александрович.

– А как это поточнее выяснить?

– Проще пареной репы. Идемте.

Кабинет Вадима Александровича представлял собой нечто среднее между фотовыставкой циркового искусства и мастерской художника-декоратора. Чего здесь только не было! Камзолы, костюмы, жокейские принадлежности, статуэтки лошадей, гипсовые маски, хлысты, фотографии. И все это висело и валялось в таком беспорядке, что у Родина даже слов для сравнения не нашлось.

– Не стесняйтесь, располагайтесь, как дома, – предложил Вадим Александрович. – А я сейчас постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Вот смотрите… – Выудив из груды бумаг два пакета с фотографиями, он веером разложил их на столе. – Не он?

Родин придвинул к себе фотографию. Высокий, атлетического сложения парень жонглировал тарелками, «Худощав, шатен, великолепно развитая мускулатура, – вспомнил Родин. – По-видимому, он. Можно сказать, что повезло. Если и дальше так будет продолжаться…»

– Вы не одолжите эту фотографию? Хотя бы для временного пользования, с возвращением, как говорится.

– Могу и без возвращения, и не одну эту. – Вадим Александрович отобрал еще несколько снимков. Швецов на выпускном вечере, Швецов на лошади, Швецов в воздухе – исполняет двойное сальто. – Выбирайте.

Родин взял первую фотографию – Швецов на выпускном вечере.

– Все? – спросил Вадим Александрович.

– Все, – ответил Родин. – Вы даже не спросите: зачем?

– Мы не любопытны. К тому же не дураки. Прекрасно знаем, что кроме нашей профессии существуют и другие.

– Можете сказать что-нибудь интересное об этом парне?

– По вашей части – ничего. А так… Способный юноша. Хороший собеседник и, как говорил Игорь Северянин: «Во имя этого все жертвы мира…» Славы жаждал, как мясник крови. Честолюбив. Да… Где работает сейчас, не знаю: давно из виду потерял.

– Женщины?

– Вторым планом.

– Деньги?

– Не волновали.

– Спиртное?

– Почти не пил. А если и приходилось, то в меру. Мне он нравится.

– Мне тоже, – сказал Родин.

– Желаю, чтобы ваше знакомство было приятным.

– Спасибо, – поблагодарил Родин. – Если потребуется ваша помощь, вы, я думаю, не откажете?

– Как можно! – воскликнул Вадим Александрович. – Всегда к вашим услугам.

Они тепло пожали руки и расстались, каждый с вполне определенным мнением друг о друге.

Первым делом Родин размножил фотографии Швецова и одну из них отправил Броку для предъявления на опознание. Через несколько дней пришел ответ: «Он!» Теперь карты противника были у него в руках. Но, как с горечью признался себе Родин, небо от этого яснее не стало. Кто все-таки взял деньги? Сопин или Швецов? Климов был в полной уверенности, что «друзья» работали вместе. В Риге решили взять еще один лакомый кусочек – Румбальский аэропорт. Но Валда, при помощи которой они хотели провернуть это дельце, оказалась ненадежной, Ее убрали. Швецов решает: «Семь бед – один ответ» и… Сопина находят мертвым. Все правильно и логично. Допустить это можно. Но…

– Надо брать! – решительно проговорил Климов.

– Хорошо. – Родин встал, прошелся по кабинету. – Возьмем. А факты? Как ты его припрешь к стенке? Думаешь, он тебе сам все расскажет?

– Не выдержит, сломается. Куда ему деваться?

– В том-то и дело, что есть куда. Если он с таким хладнокровием отправил в лучший мир друга и девушку, которая, как мне кажется, была ему далеко не безразлична, – это сильный человек, и защищаться он будет до последнего. Это – его единственный выход.

– Два убийства, что ж он, машина…

– Подожди, – остановил приятеля Родин. – Дальше – Кошелева. Почему она не ответила на телеграмму Сопина? Почему не выехала к нему?

– Она просила предоставить ей отпуск за свой счет, но ей отказали.

– Отказали, значит. – Родин потер переносицу. – Как ты думаешь, имела она отношение к этому делу?

– Без сомнения, – возбужденно проговорил Климов. – И если мы не возьмем Швецова, то я за ее жизнь гроша ломаного не поставлю.

– Основания?

– Швецов не любит свидетелей.

Крыть было нечем. Родин безнадежно махнул рукой, но точку зрения не изменил.

– Я бы воздержался, – тихо, но достаточно твердо проговорил он.

Этот диалог происходил в кабинете полковника Скокова, по адресован был не ему, а Красину, который, стоя у окна, с интересом наблюдал за действиями вороны, нашедшей на соседней крыше огромный кусок черного хлеба. Убедившись, что добыча не по зубам, хозяйка мусорных свалок принялась осторожными, точно дозированными движениями подталкивать хлеб к краю крыши. Красин долго не мог понять – зачем. Но когда увидел воду, оставшуюся в желобе карниза после недавнего дождя, услышал победный крик птицы, наконец-то скатившей хлеб в эту воду, восторженно ахнул: «Ну и ну, а мы ее за дурочку держим!»

Диалог был адресован Красину не случайно. Несмотря на то что он был моложе Скокова, да и на иерархической лестнице их разделяло довольно внушительное пространство, решать и приказывать в данной ситуации мог только он, майор Красин: он возглавлял расследование и полностью отвечал за его результат. Но… полковник есть полковник. Поэтому Красин, несмотря на данную ему власть, в отношениях со Скоковым всегда был вежлив, предупредителен и тактичен: учитывая большой опыт полковника, никогда, как говорится, наперед батьки в пекло не лез.

– Значит, вы воздержались бы? – переспросил Красин, продолжая наблюдать за вороной.

– Воздержался бы, Виктор Андреевич, – сказал Родин. – Не могу я поверить в эту версию, не могу поверить, что Швецов мог так поступить. Не мо-гу! Понимаете?

– Понимаю.

– Давайте повременим, Не уйдет он от нас. Куда ему деваться? Дальше Советского Союза не убежит.

Климов хмуро молчал, а Родин, чувствуя, что Красин колеблется, еще жарче продолжал:

– Увидите: через недельку-другую что-нибудь да выясним. Терпение – наш козырь. Уж столько ждали…

Красин посмотрел на Скокова, но Семен Тимофеевич ушел от вопросительного взгляда – сделал вид, что до смерти занят собственными ногтями, а Красин понял, что полковник тоже на распутье и что право сделать очередной ход предоставлено ему. И задумался, снова обратив взор на крышу соседнего дома. Ворона с удовольствием поедала размокший в воде хлеб.

– Так как решим? – не выдержал Родин.

– За вас уже все ворона решила, – рассмеялся Красин и объяснил, что сделала с хлебом мудрая птица перед тем, как его склевать.

– Действительно мудрая, – улыбнулся Скоков, подойдя к окну. – Значит, подождем?

– Подождем. Против Швецова улик и впрямь нет. А без вещественных доказательств ни один мало-мальски соображающий прокурор санкцию на его арест не даст.

Родин ликовал. «Ну что ж, посмотрим, что ты за гусь, Владимир Петрович, – думал он, выйдя вместе с Климовым из кабинета, – посмотрим, крепки ли твои крылышки?» Из анкетных данных Родину удалось выяснить немногое, Швецов – из обеспеченной семьи. Отец – мастер-жокей международной категории, мать – учительница, преподает русский язык и литературу в школе. Есть сестренка. Учится в восьмом классе. С милицией никогда не сталкивался. Ни приводов, ни задержаний. После окончания училища работает в Мосэстраде. Год назад купил кооперативную однокомнатную квартиру. Очевидно, помогли родители. И все. Конечно, мало, но подумать уже есть над чем.

– Правильно сделал, – сказал Скоков, когда Родин и Климов вышли. – Сопин и Швецов в общем-то еще мальчишки, не могли они самостоятельно на такое дело пойти.

Красин кивнул, очевидно соглашаясь, толкнул дверь, но на пороге замешкался.

– Я назначил Кошелевой свидание.

– Вызвал на допрос?

– Скорее, это будет доверительный разговор.

– О чем?

– О пустяках.

– Например?

– С кем Сопин собирался в Прибалтику? Не было ли у него там друзей? В общем, придется изобразить недоумение по поводу его смерти – ведь парень неплохо плавал.

– Хорошо, – кивнул Скоков. – Только ради бога ничего лишнего, ни одного неосторожного вопроса – Кошелева должна быть в полной уверенности, что мы ее ни в чем не подозреваем.

– Не беспокойтесь. – Красин сердито сдвинул брови и вышел из кабинета.

…В дверь резко постучали. Красин выпрямился, крикнул: «Войдите» – и, сделав вид, что ужасно занят, снова уткнулся в бумаги. В кабинет решительно вошла высокая, стройная темноволосая женщина. На вид ей было лет двадцать пять, и по тому, как смело, почти вызывающе она держалась, Красин понял, что орешек ему попался крепкий.

– Здравствуйте, – сказала женщина. – Мне Красин нужен.

– Я – Красин, – с трудом оторвавшись от бумаг, сердито проговорил Виктор Андреевич.

– Я – Кошелева.

– Очень приятно. Садитесь, пожалуйста. Я через пару минут освобожусь.

Кошелева присела на краешек стула, с любопытством взглянула на вновь заскрипевшего пером Красина. Затем осмотрелась.

– С кем уехал в Ригу ваш друг Игорь? – неожиданно спросил Красин.

– Простите, кого вы имеете в виду?

– Сопина. Вы его хорошо знали?

– Не настолько, чтобы с уверенностью ответить на ваш вопрос.

– Ну, а все-таки?

– По-моему, один.

– Он писал вам?

– Прислал телеграмму. Вас, конечно, интересует текст.

– Если послание сугубо личное, можете не говорить.

– Послание сугубо личное, но я вам скажу, – отрезала Кошелева. – Он приглашал меня отдохнуть.

– А почему вы сразу с ним не поехали?

– Это мое личное дело.

– Личное так личное, – вздохнул Красин, придвинул к себе стопку бумаги, задумался. – Не говорил ли он вам, что собирается делать: снимать комнату или жить в гостинице?

– Это допрос? – вспыхнула Кошелева.

– Это беседа, – сказал Красин. – И прошу вас не нервничать. Я бы и не затрагивал этот вопрос, но… обстоятельства вынуждают. Мать Игоря, Любовь Александровна, требует вещи сына, те, что он брал с собой, память, говорит, а мы не знаем, где он останавливался, у кого комнату снимал. Любовь Александровна сказала, что с вами он дружил, и посоветовала обратиться к вам.

Кошелева закинула ногу на ногу.

– Чтобы вы меня не мучили бесполезными вопросами, поясню: Сопин для меня – никто. Простите, что я так резко…

– Да, о покойниках плохо не говорят, – согласился Красин. – На чем же все-таки зиждился ваш роман? Простите, дружба.

– Можно и роман, – уже без всякой обиды заметила Кошелева. – Односторонний роман. А сущность его такова. Он, кажется, действительно был в меня влюблен, а я… Ну, как вам сказать… В общем, у него всегда можно было достать билеты на кинофестиваль, на какую-нибудь заезжую знаменитость, на…

– Понятно, – кивнул Красин. – А в Прибалтике у него не было друзей, у кого бы он мог остановиться?

– Нет, не было, – подумав, ответила Кошелева. – В Тбилиси у него кто-то был, а в Риге – нет.

– Странно, – сказал Красин. – Не жил же он на пляже.

– В наше время все может быть.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кошелевой, но Красин заметил, как она, отпустив ручку сумочки, осторожно провела ладонью по платью. «Трудно тебе врать, милая. Потеешь».

– Ну что ж, не буду вас задерживать, – проговорил Красин. – На большее, конечно, мы рассчитывали, но что делать… Спасибо и за это. Всего хорошего.

Он подписал ей пропуск и, когда она вышла, крепко задумался.

IV

Швецов пил вторую неделю, и конца этому, кажется, не предвиделось. Да он и не желал другого. Все надоело, опостылело, и, кроме тупого равнодушия к окружающим, он ничего не испытывал.

…Около двенадцати дня его разбудил телефонный звонок. Звонил Жорка Турянский, товарищ по работе.

– Старик! – заорал он, как только Швецов снял трубку. – Когда номер начнем готовить? Шеф кричит: выгоню к чертовой матери!

– А ты пошли его подальше.

– Не могу, старик, он мне зарплату платит. Два раза в месяц, а другим способом я деньги зарабатывать не умею.

– Научись.

– Лень.

– Она тебя и погубит.

– Слушай, – обозлился Жорка, – если ты не бросишь свои шуточки, я найду себе другого партнера.

– Завтра, – подумав, ответил Швецов.

– Что завтра?

– Завтра я буду в форме.

– А сегодня?

– Сегодня… – Швецов на мгновение запнулся. – Женщина звонила… У нее приятель в ящик сыграл.

– А ты-то тут при чем?

– Не знаю… В жилетку, наверное, поплакаться хочет.

– А ты, конечно, пожалеешь.

– Может быть.

Жорка присвистнул и поинтересовался, где и во сколько Швецов встречается с вдовой.

– В Доме кино, в семь.

– Если я подгребу…

– Подгребай, – подумав, согласился Швецов. Положил трубку и потянулся за пиджаком.

…Перед началом сеанса Швецов с Турянским зашли в буфет. Швецов выпил кофе и вдруг почувствовал, что его личность кого-то интересует. Он повел корпусом и глаза в глаза столкнулся с высокой привлекательной девушкой, занятой пирожком. Взгляд ее подведенных, похожих на спелые сливы глаз был жадным до откровенности, Швецов подобрался, нервно вытер губы.

– Фирма, старик, – одобрил Жорка, заметивший их молчаливый диалог.

Швецов, не ответив, повернулся и медленно вышел из буфета. Турянский догнал его уже в фойе, когда тот закуривал.

– Ты чего, старик, – загудел он на ухо, – гениальная баба!

Швецов недовольно поморщился.

– Я с ней знаком.

Жорка недоверчиво взглянул на приятеля.

Тут Швецов снова увидел ее. Она шла прямо на них и улыбалась. Но как-то странно. Одними глазами. Походка у нее была чуть скованной, пальцы нервно теребили сумочку.

– Сгинь, старик! – тихо проговорил Швецов и, когда девушка поравнялась с ним, просто, без обиняков, спросил: – Простите, это вы мне звонили?

Кошелева – это была она – кивнула головой и нахмурилась.

– Я думала, вы меня сразу узнаете. У вас плохая память на лица.

– Если девушка с кавалером, я обычно не обращаю на нее внимания. А вы, как мне помнится, были тогда с высоким, пожилым, очень импозантным…

– Значит, все-таки запомнили?

– Старика. Евгений Евгеньевич, кажется?

– Удивительно! Он вас тоже запомнил.

– Очень рад. Привет ему при случае.

– Спасибо.

– Простите, я забыл ваше имя, – сказал Швецов.

– Инна.

– Вы одна?

– С подругой.

– А где же она?

– В зале.

Швецов незаметно дал знак Турянскому. Тот, казалось, только этого и ждал. Подлетел стремительно, как бильярдный шар, пущенный умелой рукой.

– Знакомьтесь…

В ресторане было свободно, и они заняли угловой столик – Швецов но любил видных мест.

Подруга Инны – Лена – оказалась невысокой голубоглазой блондинкой. Была она не так уж красива, но обаятельна, умом не блистала, но говорила беспрерывно, чуть посмеиваясь при этом и отчаянно жестикулируя. Ее энергия и жизнерадостность в два счета привели Турянского в телячий восторг.

Швецов, изучая меню, искоса посматривал на Инну, на ее руки – широкое запястье, узкую кисть и длинные, очень красивые пальцы – и пытался вспомнить, что ему говорил о ней Игорь, но кроме обрывочных, обыденных фраз в голову ничего не приходило: «Потрясающая баба! Старик, женюсь! Свадебное путешествие по территориальным водам Советского Союза!» И так далее, и в таком духе.

– Что будем пить? – спросил Швецов.

– Сухое, – коротко ответила Инна.

Швецов продолжал пытливо смотреть на нее, но в его взгляде не было мысли. Инна смутилась.

– Можно рюмку водки.

– Я обожаю ликер, – вставила Лена.

– Я закажу для вас «В полет». Это коктейль, – пояснил Турянский. – Крылья вырастают после третьей рюмки.

Лена состроила глазки.

– И куда же мы полетим?

– Жора хороший штурман, – серьезно сказал Швецов. – С ним вы побываете везде: в Париже, Барселоне, Лондоне, Сингапуре. Последний раз он приземлился… в двадцать шестом отделении милиции.

Лена забилась в мелком ознобе смеха.

– Пилот пьян, – отпарировал Жора. – Не обращайте внимания.

– Вы хорошо загорели, – сказала вдруг Инна. – Южный загар?

– Да, – ответил Швецов.

– И где же вы были?

– Естественно, на юге.

– А вы действительно штурман? – спросила Лена, взглянув на манипулирующего напитками Жору.

– Вы сомневаетесь? – обиделся он.

– И с вами можно слетать в Сухуми или, например, в Иркутск?

– Конечно. У нас ребята замечательные. Довезут и фамилию не спросят. Простите, а почему вас Иркутск волнует?

– У меня там мама.

– Мама? – почему-то удивился Жора. – Замечательно! Старик! – Он толкнул в бок Швецова. – У нее мама в Иркутске.

– Сперва за дочек, – сказал Швецов, поднимая бокал. – За ваше здоровье!

– Спасибо, – негромко ответила Инна и, выдержав паузу, заметила: – Вы много пьете.

Сказала она это не осуждающе, а как-то заботливо, с участием. Швецов уловил эти нотки и тихо, с какой-то грустью в голосе прочитал:

 
Я пил и буду пить,
В том высшее предназначенье.
Возможно власти нас лишить,
Возможно нас лишить именья,
Но то, что выпито, поверьте:
Останется при мне до самой смерти!
 

– Хорошие стихи, – проговорила Инна. – Чьи?

– Не помню, – улыбнулся Швецов. – Мистика какого-то. Но Блок считал его неплохим поэтом.

– Инна, – влез Жорка, – он может часами шпарить. И здорово! Я ему говорю: бросай цирк к чертовой матери, иди на эстраду, стихи читать будешь.

– Какой цирк? – спросила Инна.

Турянский моментально схватил со стола три пустые тарелки и одну за другой, как голубей, выпустил их под потолок.

– Ой! – вскрикнула Лена, но тарелки уже стояли на своих местах. – Вы фокусник?

– Он штурман, – поправил ее Швецов. – Просто Жорка сбился с курса. – И недовольно поморщился, заметив вытянувшиеся от любопытства физиономии за соседними столиками.

Инна исподволь наблюдала за Швецовым. Ей нравились его небрежная ирония, уверенность, с которой он излагал свои мысли, от него веяло силой, и в то же время поражала легкая грусть, камнем лежавшая на дне его расширенных круглых зрачков. Это было неожиданно, и это влекло к нему. Хотелось залечить эту маленькую ранку, ибо все остальное было крепким, тренированным, надежным.

– Вы Игоря хорошо знаете? – неожиданно спросил Швецов.

Вопрос, видимо, застал Инну врасплох.

– Да, – растерянно ответила она. – Вообще-то не очень. Я встречалась с ним только по делу.

– Жаль, – сказал Швецов.

– Странная история, – сказала Инна, легким наклоном головы поправляя волосы.

– Что вы имеете в виду?

– Он хорошо плавал.

– Он и сейчас неплохо плавает.

Инна в упор взглянула на Швецова. Он стряхнул пепел в свою недоеденную котлету по-киевски и мило улыбнулся.

– Прекратите! – Голос Инны сорвался.

Швецов удивленно посмотрел ей в глаза, холодно заметил:

– Истерик я не люблю.

– Володя, – сказал Жора, не сводя влюбленных глаз со своей соседки, – не поменять ли нам курс? Здесь слишком шумно.

Швецов посмотрел на Инну.

– Поедемте ко мне.

Инна взглянула в его неподвижные, блестящие зрачки, и ей стало страшно.

– Я прошу вас, – еще настойчивей повторил Швецов.

Инна ничего не ответила, но когда он встал, поднялась тоже, точно сработал в ней некий безотказный механизм, который был взаимосвязан с тем, другим механизмом, заложенным в Швецове.

…В прихожей Инну поразили рога. Красивые, изящно изогнутые, диаметром почти с блюдце у основания и острыми, устремленными вперед концами, они свидетельствовали о силе и мощи носившего их животного.

– Рога, – только и сказала Инна.

– Фамильный герб, – усмехнулся Швецов, но тут же серьезно пояснил: – Равнинный тур. Последний экземпляр был убит в тысяча восемьсот каком-то году. Очень редкие рога. Я их у соседки на телевизор выменял. А она, вернее ее отец, их из Германии в свое время вывез. А потом умер, муж сбежал, хозяйство прахом пошло… Трудно, наверное, без хозяина.

– А без хозяйки? – спросила Инна, окидывая взглядом сваленную в раковину грязную посуду.

– И без хозяйки, – вздохнул Швецов. – Вы уж извините меня за кавардак, я что-то в последние дни расклеился.

– Я уберу у вас, не возражаете?

– Не надо. – Швецов поморщился, но, чувствуя, что не убедил, добавил: – По крайней мере, сейчас. – Он вытащил из кармана плаща бутылку «Столичной». – Лучше побеседуем.

– На вашем языке это называется побеседовать?

– А как это на вашем языке называется?

– Напиться до бесчувствия.

Швецов, не зная что ответить, прошел к письменному столу и включил приемник.

– Вы еще и охотой увлекаетесь? – заметив на стене ружье, спросила Инна.

– Увлекаюсь. – Швецов вытащил из холодильника банку шпрот, лимон и заварил кофе.

– Вы любите кофе?

– Можно, – кивнула Инна.

Швецов пил ожесточенно, с какой-то непонятной злостью. Временами он внезапно замолкал, о чем-то думал, уставясь в одну только ему видимую точку, то вдруг, встрепенувшись, вспомнив, что не один, становился не в меру говорлив, нежен, сентиментален, при этом улыбался, но так, что блестела только узкая полоска зубов.

– Что с вами происходит, Володя? – спросила Инна.

– Не знаю, – отрывисто сказал Швецов и, видя ее недоумение, как-то недобро ухмыльнулся и налил себе рюмку. Она, видимо, оказалась той последней, роковой, которую пить уже не следовало. Он жалобно замычал, попытался ухватиться за столик, но так и не найдя его, рухнул на подушки. Инна сняла с него ботинки и подумала, что в более идиотское положение еще не попадала.

– Володя, – позвала она.

Швецов с трудом приоткрыл веки, попытался приподняться, но тело его не слушалось.

Он заснул на боку, неудобно подвернув под себя правую руку, а другой ухватил Инну за запястье и не отпускал даже во сне, словно это был спасательный круг, благодаря которому он еще держался на поверхности.

V

Родин сидел в скверике, напротив кинотеатра «Россия», и нервно курил сигарету за сигаретой. Наконец, когда, казалось, у него и терпение лопнуло, появился Климов.

– Где тебя носило? – накинулся на него Родин. – Как сквозь землю провалился!

– Подожди, Саша, – взмолился Климов. – Дай дух перевести. – Он пошарил по карманам. – У тебя нет трех копеек?

– На газировку перешел? – съязвил Родин, протягивая другу монету.

Климов выпил у кинотеатра стакан воды и, вернувшись, устало опустился на скамейку рядом с Родиным.

– Ты прав, Саша, – удрученно проговорил он, – самое большое, на что я способен – это регулировать движение на каком-нибудь безлюдном перекрестке.

– Орудовцам тоже люди с головой нужны, – усмехнулся Родин. – Рассказывай.

– У них роман, – выпалил Климов.

– У кого это у них?

– У Швецова с Кошелевой.

Родин посмотрел на приятеля так, как смотрят на явившегося с того света.

– Ты в этом уверен?

– Так же твердо, как в том, что ты не женат, что пиджак у тебя в клеточку, сорочка нелепо-желтого цвета.

– Чем тебе не нравится моя рубашка?

– Ты пижон, Сашка, но мозги у тебя работают в полный накал, как у академика.

– Спасибо. Но на чем все-таки зиждился твоя уверенность?

– Она у него сегодня ночевала.

– Ну и что?

– Как что? – взорвался Климов. – Ты думаешь, она приходящая домработница?

– Дальше, – спокойно сказал Родин.

– А утром они отправились в гости к некоему Евгению Евгеньевичу Крайникову… Адрес: Серебряный переулок, шесть.

– Что за личность?

– Исчерпывающий ответ на этот вопрос я смогу тебе дать только завтра. А вкратце… Работник министерства торговли. Холост. Живет вдвоем с племянницей. Бойкая современная девочка из города Одессы – Алена Войцеховская.

– А родители этой современной девочки?

– По всей вероятности, в Одессе. Она приехала сюда учиться. Занимается в университете, на факультете журналистики.

– Интересно, – пробормотал Родин. – Все?

– Кажется, да.

– А если без «кажется»?